Текст книги "Бремя любви"
Автор книги: Агата Кристи
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 3
Анджела Франклин с ужасом думала о возвращении домой, но это оказалось не так страшно, как она опасалась.
Когда они подъехали к дверям, она сказала мужу:
– Вон Лаура ждет нас на ступеньках. Какая она возбужденная!
И, выскочив из машины, она пылко протянула к дочери руки.
– Лаура, дорогая! Как чудесно видеть тебя Ты очень скучала?
Лаура честно ответила:
– Не очень. Я была занята. Я сплела тебе коврик из пальмового волокна.
На Анджелу нахлынули воспоминания о Чарльзе – как он бы кинулся к ней, весь в слезах, обнимал бы ее, кричал: «Мамочка! Мамочка!»
Как это больно – вспоминать…
Она оттолкнула от себя воспоминания, улыбнулась Лауре и сказала:
– Пальмовый коврик? Как это мило, дорогая.
Артур Франклин потрепал дочь по головке.
– Ты подросла, киска.
Все вошли в дом.
Лаура сама не знала, чего ждет. Вот мама и папа, они рады ей, вертятся вокруг нее, задают вопросы. Это не с ними неладно, это с ней. Она не может… что она не может?
Все оказалось не так, как она рассчитывала. Она не заняла место Чарльза. Чего-то в ней не хватает. Но завтра все будет иначе! Если не завтра, то послезавтра или через два дня. Лаура вдруг вспомнила пленившие ее слова из старомодной детской книжки: «Душа этого дома».
Вот что она такое – душа этого дома.
Вот кем она должна быть – но ее охватило горькое предчувствие, что она так и осталась просто Лаурой, такой же, какой была всегда.
Просто Лаура…
* * *
– Болди, кажется, воспылал любовью к Лауре, – сообщила Анджела. Представляешь, когда нас не было, он приглашал ее к себе на чай.
На что Артур ответил, что интересно было бы ему знать, о чем они разговаривали.
Помолчав, Анджела сказала:
– Я думаю, мы должны рассказать Лауре. Если этого не сделать, она услышит от слуг или кого-то еще. В конце концов, она слишком большая, чтобы верить в аиста или в капусту.
Она лежала под кедром на плетеном диванчике, повернув голову к мужу, сидевшему в шезлонге.
Печать страдания все еще лежала на ее лице. Жизнь, которую она вела, не сумела пока развеять чувство утраты.
– Это будет мальчик, – сказал Артур Франклин. – Я знаю, что это будет мальчик.
Анджела улыбнулась и покачала головой.
– Не стоит гадать, – сказала она.
– Говорю тебе, Анджела, я знаю, – он был совершенно уверен. Мальчик, похожий на Чарльза, другой Чарльз, смеющийся, синеглазый, озорной, нежный.
Анджела подумала: «Может, будет мальчик – но это будет не Чарльз».
– Но если родится девочка, мы тоже будем очень довольны, – не слишком убедительно сказал муж.
– Артур, я знаю, что ты хочешь сына.
– Да, – вздохнул он, – я бы хотел сына.
Мужчина всегда хочет сына, ему нужен сын. Дочери – это совсем другое.
Движимый неясным чувством вины, он сказал:
– Лаура – очень милая девочка.
Анджела искренне с ним согласилась.
– Я это вижу. Она хорошая, тихая, всегда готовая помочь. Мы будем скучать, когда она пойдет в школу. – Она добавила:
– Для нее тоже лучше, чтобы это была не девочка, а то Лаура может взревновать, а это совсем ни к чему.
– Конечно.
– Но дети иногда ревнуют, это естественно; вот почему я думаю, что мы обязаны сказать, подготовить ее.
И потому Анджела Франклин поговорила с дочкой.
– Лаура, хочешь маленького братика? – И запоздало добавила:
– Или сестричку?
Лаура уставилась на мать. Смысл слов не дошел до нее.
Она не понимала.
Анджела мягко сказала:
– Видишь ли, дорогая, у меня будет ребенок… В сентябре. Хорошо, правда?
Она пришла в замешательство, когда Лаура, что-то буркнув, повернулась и ушла с раскрасневшимся от непонятных чувств лицом.
Анджела забеспокоилась.
– Не понимаю, – сказала она мужу. – Может, мы ошиблись? Я никогда не говорила с ней ни о чем таком.
Может, она понятия не имеет…
Артур Франклин возразил, что, поскольку рождение котят в доме явилось грандиозным событием, едва ли Лаура не знакома с этой стороной жизни.
– Да, но может, она думает, что у людей по-другому. Ее это могло шокировать.
Это и правда шокировало Лауру, однако вовсе не биологической стороной. Просто до сих пор ей не приходила в голову мысль, что мать может родить другого ребенка. Ситуация представлялась ей простой и четкой. Чарльз умер, и она у родителей единственный ребенок. Как она себе говорила, «все, что у них есть в этом мире».
И вот, вот теперь будет новый Чарльз.
В отличие от родителей, она не сомневалась, что будет мальчик.
Ее охватило жестокое чувство заброшенности.
Она долго сидела съежившись на бортике огуречного парника, борясь с отчаянием.
Потом решилась. Встала и пошла по дороге, ведущей к дому мистера Болдока.
Мистер Болдок, скрежеща зубами и изрыгая злобу, писал саркастический обзор из серии «Жизнь замечательных людей» для учебного журнала.
Он повернул к двери свирепое лицо, когда миссис Роуз, постучав, вошла и доложила:
– К вам маленькая мисс Лаура.
– А, это ты. – Он еле сдержал поток ругательств.
Он был в замешательстве. Ничего себе! Эта девчонка собирается соваться к нему в любой, самый неподходящий момент. Так они не договаривались. Чертовы дети! Дай им палец – всю руку отхватят. Он не любит детей. Никогда не любил.
Он растерянно смотрел на Лауру. В ее глазах не было выражения виноватости. В них было горе, а также полная уверенность в праве находиться там, куда она пришла.
Никаких вежливых извинений.
– Я подумала, что должна прийти сообщить вам, что у меня будет маленький брат.
– Ох, – отпрянул Болдок. – Ну-у. – Он тянул время.
Бледное лицо Лауры ничего не выражало. – Ну и новость, ты не находишь? – Он помолчал. – Ты рада?
– Нет. Кажется, нет.
– Эти малыши – такая гадость, – с сочувствием согласился Болдок. – Ни зубов, ни волос, и орут до посинения. Матери, конечно, их любят, иначе эти несчастные скотины вообще бы никогда не выросли. Но когда ему будет три или четыре года, ты обнаружишь, что он не так уж плох. Как щенок или котенок.
– Чарльз умер, – сказала Лаура. – Как вы думаете, мой новый братик тоже умрет?
Он глянул на нее и твердо сказал:
– И не думай. Молния не ударяет дважды в одно место.
– Так и кухарка говорит. Это означает, что одно и то же не происходит дважды, да?
– Именно так.
– Чарльз… – начала было Лаура, но остановилась. И Болдок опять скользнул по ней быстрым взглядом.
– С чего ты взяла, что будет братик? С таким же успехом может быть сестричка.
– Маме кажется, что будет братик.
– Я бы на твоем месте не верил. Она будет не первой женщиной, которая ошиблась.
Лицо Лауры вдруг осветилось.
– Как Джосафат, – сказала она. – Самый последний котенок. А он оказался девочкой. Теперь его зовут Джозефина.
– Ну вот, – подбодрил ее Болдок. – Не люблю пари, но тут готов поспорить на деньги, что будет девочка.
– Правда? – с горячностью спросила Лаура.
Она улыбнулась такой благодарной и милой улыбкой, что Болдок был потрясен.
– Спасибо, – сказала она. – Я пойду. – Она вежливо добавила:
– Надеюсь, я не помешала вам работать?
– Все нормально. Я всегда рад тебя видеть, если по серьезному делу. Я знаю, что ты не станешь врываться ко мне ради пустяковой болтовни.
– Конечно не стану, – искренне сказала Лаура.
Она выскользнула и плотно прикрыла за собой дверь.
Беседа очень ободрила ее. Она знала, что мистер Болдок – очень умный человек.
«Скорее ошибается мама, чем он», – подумала она.
Сестричка? С этой мыслью она могла примириться.
Сестра – это всего лишь вторая Лаура, но в худшем исполнении. Лаура без зубов и без волос и совсем неразумная.
* * *
Сознание Анджелы прорывалось сквозь милосердный дурман анестезии, а васильковые глаза спрашивали то, что не решались произнести губы:
«Ну как… кто?»
Медсестра в присущей всем сестрам манере ответила бодро и оживленно:
– У вас чудная девочка, миссис Франклин.
– Девочка… девочка… – Синие глаза закрылись.
Ее охватило разочарование. Она была так уверена…
Всего лишь вторая Лаура…
Пробудилась прежняя боль утраты. Чарльз, ее красивый, смеющийся Чарльз. Ее мальчик, сыночек…
Внизу кухарка оживленно говорила:
– Ну вот, мисс Лаура, у вас появилась сестренка. Что вы на это скажете?
Лаура с достоинством отвечала:
– Я знала, что будет девочка.
Это мистер Болдок сказал.
– Что может понимать такой старый холостяк, как он?
– Он очень умный, – отвечала Лаура.
Силы у Анджелы восстанавливались очень медленно.
Артура Франклина это тревожило. Когда ребенку исполнился месяц, он нерешительно сказал жене:
– Разве это так уж важно – что девочка, а не мальчик?
– Нет, конечно нет. Не очень. Только я была так уверена.
– Но ты понимаешь, что, даже если бы это был мальчик, это не был бы Чарльз?
– Конечно, конечно.
Вошла няня с девочкой на руках.
– А вот и мы. Она стала такая хорошенькая. Пойдешь к мусечке-мамусечке, детка?
Анджела нехотя приняла ребенка и с неприязнью посмотрела няне вслед.
– Какие идиотские вещи говорят эти женщины.
Артур засмеялся.
– Лаура, подай мне ту подушку, дорогая.
Лаура принесла ей подушку и стояла, глядя, как мать поудобнее устраивает ребенка. Она была исполнена чувства собственной зрелости и важности. Ребенок – несмышленыш. Мать полагается только на нее, Лауру.
Вечер был прохладный, огонь, горящий за решеткой камина, приятно согревал. Ребенок что-то радостно лепетал и вскрикивал.
Анджела увидела его синие глаза, ротик, готовый улыбнуться, и вздрогнув, почувствовала, что глядит в глаза Чарльза. Чарльза-новорожденного. Она почти забыла, каким он был в этом возрасте.
В ней вспыхнула любовь. Ее ребенок, ее чудо – как она могла быть холодна к этому восхитительному созданию?
Она была просто слепа! Прекрасный, веселый ребенок – как Чарльз.
– Крошка моя, – проворковала она. – Мое сокровище, моя любовь.
Она склонилась над ребенком. Она забыла о Лауре, стоящей рядом. Она не заметила, как Лаура выскользнула из комнаты.
Но, повинуясь смутному беспокойству, она сказала Артуру:
– Мери Уэлс не сможет приехать на крестины. Может, пусть Лаура будет представлять крестную мать? Я думаю, ее это порадует.
Глава 4
– Понравились крестины? – спросил мистер Болдок.
– Нет, – сказала Лаура.
– В церкви, наверно, было холодно, – сказал Болдок. – Хотя купель красивая. Норманнская – черный турнейский мрамор.
Лауру эта информация не заинтересовала.
Она думала, как лучше сформулировать вопрос.
– Можно вас спросить, мистер Болдок?
– Конечно.
– Это очень плохо – молиться, чтобы кто-то умер?
Болдок глянул на нее искоса.
– С моей точки зрения, это было бы непростительным вмешательством.
– Вмешательством?
– Видишь ли, всем представлением заправляет Всевышний, так? Что же ты будешь совать пальцы в его механику? Какое твое дело?
– А по-моему. Бог не станет возражать. Если ребенок крещен и все такое, он попадет прямо в рай?
– Куда же еще, – согласился Болдок.
– А Бог обожает детей. Так в Библии сказано. Он будет рад встрече.
Болдок походил по комнате. Он был расстроен и не старался этого скрыть.
– Послушай, Лаура, – сказал он наконец. – Ты должна заниматься своим делом.
– Это как раз мое дело.
– Нет! Твое дело – только ты сама. О себе молись сколько хочешь. Проси себе голубые глаза, или бриллиантовую диадему, или чтобы ты победила на конкурсе красоты. Самое худшее, что может случиться, – это что тебе скажут «Да».
Лаура смотрела на него не понимая.
– Я тебе точно говорю, – сказал Болдок.
Лаура вежливо поблагодарила и сказала, что ей пора домой.
Когда она ушла, Болдок потер подбородок, почесал голову, подергал нос и рассеянно вставил в статью медоточивый отклик на книгу врага.
Лаура шла домой в глубокой задумчивости.
Проходя мимо маленькой католической церкви, она остановилась. Женщина, приходившая днем помогать по кухне, была католичкой, и Лауре вспомнились беспорядочные обрывки бесед, к которым она прислушивалась, поддаваясь очарованию чего-то редкого, странного и к тому же запретного. Няня, которая исправно ходила в англиканскую церковь, имела весьма суровые взгляды на то, что она называла Вавилонской блудницей. Кто или что такое эта Блудница, Лаура не знала, кроме того, что она как-то связана с Вавилоном.
Ей на ум пришла болтовня Молли, как надо молиться об исполнении; для этого нужна свечка. Лаура еще немного поколебалась, потом глубоко вздохнула, оглянулась по сторонам и нырнула в церковь.
Там было темно и ничем не пахло, в отличие от церкви, куда Лаура ходила по воскресеньям. Никакой Вавилонской блудницы не было, но была гипсовая статуя Дамы в Голубом плаще, перед ней стоял поднос, а на нем проволочные петли, в которых горели зажженные свечи. Рядом лежали свежие свечи и стоял ящичек со щелью для денег.
Лаура замялась. Ее познания в теологии были путанны и ограниченны. Она знала, что есть Бог, что он обязан ее любить, потому что он Бог. Был также Дьявол, с рогами и хвостом, специалист по искушению. Вавилонская блудница занимала, видимо, какое-то промежуточное положение.
Наиболее благожелательной выглядела Леди в Голубом плаще, кажется, с ней можно было бы поговорить об исполнении желаний.
Лаура глубоко вздохнула и пошарила в кармане, где лежал нетронутый шестипенсовик – ее недельные карманные деньги.
Она опустила монету в щель и услыхала, как она звякнула. Назад дороги нет! Она взяла свечку, зажгла ее и вставила в держатель. Заговорила тихо и вежливо:
– Вот мое желание. Пожалуйста, заберите ребенка на небеса – И добавила:
– Как можно скорее, пожалуйста.
Она еще немного постояла. Свечи горели. Леди в Голубом плаще продолжала благожелательно смотреть. Лаура почувствовала какую-то пустоту в душе. Потом нахмурившись вышла из церкви и пошла домой.
На террасе стояла детская коляска. Лаура подошла и встала рядом, глядя на спящего ребенка. Курчавая головка повернулась, веки поднялись, и на Лауру посмотрели несфокусированным взглядом синие глаза.
– Ты скоро попадешь в рай, – сообщила Лаура сестричке. – В раю очень хорошо, – убедительно добавила она. – Везде золото и драгоценные камни. И арфы, – добавила она, минуту подумав. – Много ангелов с крыльями из настоящих перьев. Там гораздо лучше, чем здесь.
Она подумала еще немного.
– Ты увидишь Чарльза. Ты только подумай! Увидишь Чарльза.
Анджела Франклин вышла из комнаты.
– Привет, Лаура. Ты разговариваешь с ребенком?
Она склонилась над коляской.
– Здравствуй, моя сладкая. Проснулась?
Артур Франклин вышел на террасу вслед за женой. Он сказал:
– Почему женщины говорят детям всякую чушь? А, Лаура? Ты не думаешь, что это странно?
– Я думаю, что это не чушь, – сказала Лаура.
– Вот как? А что же это? – Он улыбался, поддразнивая.
– Я думаю, это любовь.
Он чуть вздрогнул. «Лаура, – подумал он, – странная девочка. Трудно понять, что таит этот прямой, невыразительный взгляд».
– Нужно покрывало для коляски, вязаное или из муслина, я не знаю. Накрывать на улице. Я вечно боюсь, что на нее вскочит кошка, ляжет на лицо, и крошка задохнется. Здесь вокруг полно кошек.
– Ба! – сказал муж. – Ты наслушалась бабьих сказок. Не верю, чтобы хоть когда-нибудь кошка задушила ребенка.
– О Артур, так бывает, об этом часто пишут в газетах.
– Не поручусь, что это правда.
– Все равно покрывало нужно, и еще надо сказать няне, чтобы поглядывала из окна, все ли в порядке.
О дорогой, как жаль, что нашей старой няне пришлось уехать к умирающей сестре. Эта новая – я в ней не очень уверена.
– Почему же? По-моему, милая девушка. Любит ребенка, имеет хорошие рекомендации и все такое.
– Да, конечно, с виду все в порядке. И все же – В ее рекомендациях есть пробел в полтора года.
– Она ухаживала за матерью.
– Все они так говорят! Тем более что нельзя проверить. А может, она по некоторым причинам не желает, чтобы мы знали.
– Думаешь, она попала в беду?
Анджела кинула ему предостерегающий взгляд, кивнув на Лауру.
– Осторожнее, Артур. Нет, я не это имела в виду.
– Что же, дорогая?
– Не могу сказать. Просто когда я с ней разговариваю, я чувствую, что она беспокоится, как бы мы что-то не узнали.
– Хочешь вызвать полицию?
– Артур! Очень глупая шутка.
Лаура тихо вышла. Она была понятливая девочка, она видела, что отец и мать хотели бы поговорить о новой няне, не смущаясь ее присутствием. Новая няня ее не интересовала; бледная, темноволосая девушка, с мягким выговором, она проявляла доброту к Лауре, но была ей совершенно не интересна.
Лаура думала о Леди в Голубом плаще.
* * *
– Ну давай, Джозефина, – нетерпеливо Сказала Лаура.
Джозефина, бывший Джосафат, активно не противилась, но выказывала все признаки пассивного сопротивления. Лаура оторвала ее от восхитительного сна у стенки садового домика, и волоком протащила через весь огород, вокруг дома, к террасе.
– Сюда! – Лаура сбросила Джозефину на землю. В двух метрах от них на гравии стояла детская коляска.
Лаура медленно пошла по лужайке; дойдя до липы, оглянулась. Джозефина, возмущенно помахивая хвостом, принялась вылизывать живот, вытянув пистолетом длинную заднюю лапу. Закончив туалет, она зевнула и огляделась по сторонам. Потом без всякого воодушевления принялась чесать за ухом, передумала, опять зевнула и наконец встала и медленно и задумчиво пошла и завернула за угол.
Лаура догнала ее, подхватила и притащила на место.
Джозефина глянула на нее, села, подергивая хвостом. Как только Лаура отошла к дереву, Джозефина снова встала, зевнула, потянулась и ушла. Лаура опять притащила ее обратно, уговаривая:
– Джозефина, здесь солнышко, здесь хорошо!
Джозефина явно демонстрировала несогласие с этим утверждением. Она пришла в дурное настроение, прижала уши и била хвостом.
– Привет, юная Лаура.
Лаура вздрогнула и обернулась. Позади стоял Болдок.
Она не слыхала, как он подошел по мягкой траве лужайки. Оставленная без внимания, Джозефина тут же кинулась к дереву, влезла на ветку и со злобным удовлетворением посматривала на них сверху.
– В этом у кошек явное преимущество перед людьми, – сказал Болдок. Захотят удрать от людей – влезают на дерево. А у нас единственный способ это запереться в уборной.
Лаура была шокирована. «Уборная» принадлежала к разряду слов, про которые няня говорила, что они не для юных леди.
– Но приходится выходить, – продолжал Болдок, – хотя бы потому, что другим тоже надо в уборную. А твоя кошка теперь просидит на дереве два часа.
Но Джозефина продемонстрировала присущую кошкам непредсказуемость: она спрыгнула, подошла и стала с мурлыканьем тереться о брюки Болдока, как будто говорила:
«Ну наконец-то я дождалась».
– Привет, Болди. – Анджела вышла на террасу. – Пришел засвидетельствовать свое почтение новорожденной? О Боже, кошка! Лаура, дорогая, забери Джозефину. Запри ее в кухне. Я так и не купила покрывало. Артур смеется надо мной, но кошки в самом деле запрыгивают и укладываются на груди у ребенка, и он задыхается. Я не хочу, чтобы кошки завели привычку слоняться вокруг террасы.
Лаура унесла Джозефину, и Болдок проводил ее понимающим взглядом.
После обеда Артур затащил друга в кабинет.
– Тут такая статья… – начал он.
Мистер Болдок решительно и бесцеремонно, как это было в его обыкновении, прервал Артура.
– Минутку. Сначала я тебе кое-что скажу. Почему вы не отправляете ребенка в школу?
– Лауру? У нас есть такая мысль. После Рождества, я думаю. Ей будет одиннадцать лет.
– Не жди. Сделай это сейчас.
– В середине четверти? К тому же мисс Уикс очень…
Болдок не постеснялся выразить свое мнение насчет мисс Уикс.
– Лауре не нужны поучения высохшего синего чулка, даже если он набит мозгами. Ей нужно развеяться, нужна компания других девочек, другие проблемы, наконец.
Иначе может случиться трагедия.
– Трагедия? Какая еще трагедия?
– Позавчера двое милых мальчиков свою маленькую сестренку вынули из коляски и бросили в реку. Они сказали, что ребенок доставлял маме слишком много хлопот.
Они искренне верят в это.
Артур уставился на Болдока.
– Ты считаешь, тут ревность?
– Ревность.
– Дорогой мой Болди, Лаура не ревнива.
– Откуда ты знаешь? Ревность пожирает изнутри.
– В ней никогда не проявлялось ничего подобного.
Она славный, нежный ребенок, но в ней совсем нет сильных чувств, должен тебе сказать.
– Это он мне говорит! – фыркнул Болдок. – Спросил бы лучше меня; вы с Анджелой не знаете главного про своего ребенка.
Артур добродушно улыбнулся. Он привык к Болди.
– Мы будем следить за малышом, если это тебя беспокоит. Я намекну Анджеле, чтобы была поосторожнее.
Чтобы поменьше суетилась вокруг малыша и побольше уделяла внимания Лауре. Это поможет. – Он добавил с оттенком любопытства:
– Я все время удивляюсь, что ты нашел в Лауре. Она…
– В ней чувствуется редкостная, необыкновенная сила духа, – сказал Болдок. – По крайней мере, я так думаю.
– Ну… я поговорю с Анджелой… но она только посмеется.
К удивлению мужа, Анджела не засмеялась.
– В этом что-то есть. Детские психологи считают, что ревность к новому ребенку естественна и почти неизбежна.
Хотя, по правде говоря, в Лауре я ее совсем не замечаю.
Она такая безмятежная; не похоже, чтобы она была сильно привязана ко мне или вообще к чему-нибудь еще. Я постараюсь показать ей, что я на нее полагаюсь.
И когда через неделю они отправились на уик-энд к старым друзьям, Анджела сказала Лауре:
– Ты позаботишься о малышке, пока нас не будет? Как приятно чувствовать, что дома остаешься ты, что ты за всем присмотришь. Ведь у нас уже давно нет нашей няни, ты же понимаешь.
Лауре было приятно. От слов матери она почувствовала себя взрослой и значительной. Ее бледное личико зарделось.
К несчастью, весь добрый эффект почти тотчас же был разрушен подслушанной беседой между няней и Этель.
– Правда, чудный ребенок? – сказала Этель, потрепав крошку грубым пальцем. – Такой пупсик. Странно, что мисс Лаура всегда была такая смирная. Неудивительно, что мама с папой относятся к ней не так, как к мастеру Чарльзу или к этой детке. Мисс Лаура милая девочка – больше о ней и сказать нечего.
В этот вечер Лаура опустилась на колени возле кровати и стала молиться.
Раз Дама в Голубом плаще не откликнулась на ее пожелание, Лаура обратилась в высшую инстанцию.
– Пожалуйста, Бог, – молилась она, – пусть ребенок поскорее умрет и попадет в рай. Поскорее.
Она забралась на кровать, легла, чувствуя себя виноватой и испорченной. Она сделала то, что мистер Болдок не велел делать, а мистер Болдок умный человек. За свечку Даме в Голубом она себя не корила наверное, потому, что с самого начала не верила в успех. И в том, что принесла Джозефину на террасу, она не видела зла. Она же не сунула кошку в коляску – вот это было бы злое дело. А если бы Джозефина по собственному желанию?..
Но в эту ночь она перешла Рубикон. Бог – он всемогущ…
Некоторое время Лауру била дрожь, но потом она заснула.