Текст книги "Любовь и ненависть Астрала (СИ)"
Автор книги: Аделина Камински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Интерлюдия. Гурен и его хладнокровие
17лет назад...
– Двести сорок семь, двести сорок восемь, двести сорок девять... двести пятьдесят...
– Продолжай, продолжай. Сегодня еще плюс пятьдесят добавим, ты можешь, – с уверенностью утверждал отец. Рука его уже легла на мое плечо и нажала так, что я едва не сорвался и не упал лицом в пол. – Давай же!
– Двести пятьдесят один. двести пятьдесят два.
Я никогда не думал, что могу хоть чем-то отличаться от остальных детей в детском ангаре. Почему-то я думал, что в домах родители всех нас воспитывали одинаково. Поднимали в пять часов утра, окатывая ледяной водой прямо в кровати, затем заставляли одеваться за определенное время, а потом гоняли по стадиону до тех пор, пока воздух со свистом не начинает вырываться из легких и тебе кажется, что еще немного и мышцы твои сгорят.
Но когда я узнал, что я такой один из всей нашей группы, мне вдруг стало очень. одиноко. Я начал с жалости к самому себе, а закончил пренебрежением к остальным и гордостью за свои успехи.
Да, мне было в разы труднее жить с отцом, намеревавшимся отправить меня на межпланетную службу и чуть ли не с самого рождения заставлявшего отрабатывать полицейские нормы. Я в прямом смысле ежедневно превозмогал себя. Я боролся с тем, что организм мой формировался медленнее, чем возрастала нагрузка на меня. Боролся с тем, что выгляжу не так, как остальные дети и думаю совсем не так. Столько раз я хотел сдаться, но столько же раз находил в себе новые силы.
Отец утверждал, что я с рождения особенный. Ну а я знал, что не с рождения. Я особенный, потому что могу им быть.
– Молодчина, Гурен.
Отец даже руку мне протянул, чтобы я смог подняться. Знал, что сегодня перестарался с нормой, но я ни в коем случае не показывал ни боли, ни усталости. Я не имел права показывать ее, потому что я. особенный.
– Давай еще три круга и будем собираться в ангар.
Я кивнул.
Сегодня с утра шел проливной дождь, но заболеть я не мог. Слишком много дорогих витаминов ел, и всякая болезнь обходила меня стороной. Отец никогда не скупился на мое здоровье, потому что все мое тело было ключом к его успеху. Да-да, именно к его успеху, потому что на межпланетную полицейскую службу поступить не смог он, ну а теперь... теперь поступить на нее должен был я.
«Лень тебя убивает. Каждая минута, потраченная зря, изничтожает тебя и превращает в паразита. Вместо того, чтобы играть в идиотские игры с детишками, лучше почитай что-нибудь полезное или прими упор лежа, Гурен. Я уничтожил свою жизнь, но не допущу, чтобы и ты уничтожил свою». Я слышал эти слова практически каждый день и, как ни странно, они придавали мне сил.
У меня даже появились первые фанаты. Например, этот красноволосый мальчишка, который периодически усаживается на забор и наблюдает за моими тренировками. Да, у него есть свобода, но всякая свобода – это паразитизм. Бесцельно потраченное время. Ну а я предпочитаю проводить время с пользой для себя. Ведь я особенный.
В этот раз я пробежал намного быстрее. Наверное, посторонние мысли не давали думать об усталости.
– Молодчина, Гурен, – тяжелая рука отца опустилась на мою голову и взъерошила влажные от дождевых капель волосы. Я слабо ему улыбнулся. – Ты мой особенный мальчик.
– Да, – ответил я.
Особенный. Я особенный. Если так говорит отец, если я сам это чувствую, значит, все остальные – пустышки, которые тратят свое время на лень и развлечения. Я не такой. И всего добьюсь сам. Потому что могу.
Мы уже уходили со стадиона, когда красноволосый мальчишка с забора окликнул меня по имени. Я посмотрел на отца, молча спрашивая его разрешения на небольшой перерыв и, кивнув, отец пошел вперед. А я обернулся. Мальчишка уже бежал ко мне со всех ног.
– Привет, – расплылся он в широкой улыбке, притормозив передо мной.
С него текло в три ручья, как и с меня, но выглядел парнишка так, будто ленился и развлекался дни и ночи напролет. У людей, которые всегда заняты, лица совершенно другие и более грустные.
– Чего надо? – раздраженно спросил я.
Он тратил мое время, которое я мог бы потратить на что-то другое, что имело бы какой-то смысл.
– Меня зовут Карэт, – он будто не замечал моего плохого настроения. Шел напролом. И это раздражало еще больше. – Зачем ты занимаешься каждый день? Нас еще не скоро заберут в солдаты.
– Я не хочу в солдаты, – задрав подбородок, ответил я, глядя на мальчишку сверху вниз. -Я буду работать в полиции далеко отсюда. Потому что я особенный.
– А я? – подпрыгнул Карэт на месте.
– А ты обыкновенный, – простодушно махнул я рукой. – И будешь обычным солдатом.
Отвернувшись, я пошел следом за отцом. Я ведь всё сказал правильно и никакой вины за собой не чувствовал.
Но кто же знал, что после этой встречи красноволосый мальчишка тоже решит стать особенным?
Интерлюдия. Джис и его щедрость
15 лет назад...
– Не дам! – воскликнул я, сжимая фрукт в руках.
Не важно, что она еще скажет. Это моё, моё! Пусть им родители свое покупают и отдают. Почему же я должен страдать? Я еще слишком маленький, чтобы страдать!
– Джис, твоего мармелу на всех хватит. Почему бы не поделиться? – настаивала мама на своем. Но легкая улыбка даже сейчас не покидала ее лицо. Издевается надо мной! Она надо мной просто издевается!
Насупившись, я всем своим видом показывал, как тяжко мне будет расстаться с лакомством. И как сильно мама будет виновата, если всё-таки заставит меня это сделать.
– Хорошо, Джис, если не хочешь, то не делись.
В тот же момент губы мои расплылись в блаженной улыбке. Да, я всех сделал! Вот так-то!
Бросил победный взгляд на ребятню, игравшую на детской площадке. Девочку в потертой курточке, мальчишек-близнецов в штанах с испачканными коленками. Зачем мы вообще здесь гуляем вместо того, чтобы гулять по улицам, как папа с Кано? И вообще, я сегодня хотел сходить на концертную площадь. Там крутая группа выступает. Но почему-то мы зашли в магазин, купили вкусненького и пришли... сюда!
– Послушай, – нагнулась ко мне мама. Села на корточки, положила руки на мои плечи. -Если ты смотришь на отца и Кано, то делать этого не нужно. Будь самим собой. Как думаешь, Кано поделился бы с ними мармелу?
Недолго думая, я покачал головой. Брат никогда ни с кем не делился, даже со мной. Ни вкусняшками, ни игрушками, ни временем. Ничем.
– Скажи, Джис, мы каждый день можем кушать вкусненькое, да?
– Да, – просто ответил я.
– А они могут? Как ты думаешь?
Я снова кинул взгляд на резвящуюся на площадке детвору и призадумался. Нет, не похоже, чтобы их родили имели какую-то звездность. Выглядят не так и ведут себя. не так. Скорее всего, это самые простые люди – никто. Вернее, работники. Учителя, врачи, водители. много они не зарабатывали. Как же они вообще живут без единой звездочки?
– Не могут, – сказал я.
– Тогда почему бы не поделиться?
А дети эти на меня смотрели. Даже играть перестали. Выпучили глаза и смотрят. Да, у меня красивая и дорогая одежда. А у вас такой нет. Не часто такого красавца увидишь. И вообще...
Они смотрят на мою мармелу!
– Джис? – окликнула меня мама. – Неужели ты думаешь, что я не куплю тебе другую?
– Купишь, – вздохнул я. – Ладно-ладно. – пришлось сдаться. – Эй! Простые дети!
– Джис!
– Дети, такие же, как я! – исправился я нехотя. – Хотите, я вам дам вкусненького? Сейчас, разломаю вот.
Медленно стал снимать с фрукта кожуру, при этом ловя на себе недоверчивые взгляды. Да чего ж они так смотрят? Я же от всей души, а они. глупые бедные дети. Ну почему папа не взял меня сегодня на площадь вместе с Кано? Потому что я еще маленький? Так я быстро расту. Еще немного и буду старше Кано! Тогда посмотрим, кого папа будет любить больше. И вместо того, чтобы ходить с мамой и заниматься ерундой, я буду сниматься в кино. И петь, и танцевать.
– Сынок. – ласково позвала меня мама, и я, не отвлекаясь от занятия, поднял на нее взгляд. Очень раздраженный. – Мы всегда должны помогать тем, кому живется хуже нас.
– Почему? – спросил я.
– Потому что если мы можем сделать этот мир лучше, то должны постараться сделать его лучше.
– Почему? – тупо повторил я.
– Потому что в мире, где все счастливы, ты будешь счастлив тоже.
– Значит, если я поделюсь с этими детьми своей мармелу, то мне тоже будет хорошо?
– Именно, – кивнула мама, и губы ее расплылись в ласковой улыбке. – А давай проверим это.
Дети боялись подходить ко мне, а потому я подходил к каждому из них сам и протягивал кусочек фрукта. Даже несмотря на недоверие в их глазах, они принимали угощение и даже благодарили меня. Вяло, робко, но. благодарили.
Я видел, с каким удовольствием они откусывали кусочек за кусочком и. почему-то мне казалось, что я ем эту мармелу сам. Причем с таким же удовольствием. Будто мама не покупала мне ее каждый день. Словно я долгое время добивался, чтобы она мне ее купила.
Я чувствовал, как им вкусно. И так наелся этим чувством, что не оставил самому себе ни кусочка. Почему-то мне показалось, что сейчас вкус этого лакомства в моем рту уже не станет прежним. Безвкусие по сравнению с тем удовольствием, с которым я смотрел на детей, которым было вкусно... по-настоящему. По сравнению с тем удовольствием, которое я получал от благодарности незнакомых мне людей.
– Какой хороший мальчик, – услышал я шепот чьих-то родителей, беседующих на лавочке недалеко от меня.
– Смотри-ка, одет как звездный ребенок, а совсем не похож на них, – отвечали там же. Обернулся к маме, ища поддержки в ее глазах, и мама кивнула мне.
Возможно, она права и делиться. делиться – это очень хорошо.
Интерлюдия. Эдо и его отрешённость
15 лет назад...
Когда к родителям приходят гости из ученого совета – это очень серьезное событие. Обычно в такие моменты я должен сидеть тихо в другой комнате и не появляться маме с папой на глаза. Однако именно сегодня я получил грамоту в младшем лицее по аналитической геометрии. Решил все задания и добился максимального балла на олимпиаде. Как же сильно хотелось поделиться своим достижением и как же сильно не хотелось ждать.
Но все-таки, собрав всю свою волю в кулак, зашел на кухню с грамотой в одной руке и своей выигрышной работой в другой. Может, и на ученый совет получится произвести впечатление? Может, тогда маме с папой дадут работу над каким-нибудь серьезным проектом, а не как всегда. над всякой ерундой? А может. и мне работу дадут? Я уже готов, я могу!
Как только мамин взгляд упал на меня, она тут же замотала головой, сдвинула брови и сжала губы в тонкую полосочку.
Я здесь лишний. Я здесь не нужен.
Грамота затрещала в моей руке, так сильно я ее сжал. Кому же она нужна, если не маме с папой? Да я могу таких десяток получить или два, а какой в этом смысл?
– Мама, я получил! – победоносно вскинул я руку с пресловутым доказательством своего триумфа над одногруппниками.
Взрослые, сидящие за столом, обернулись. Мама, папа, какие-то двое дядек и тетка какая-то. Эти трое однозначно из ученого совета. Такие сутулые, бледные и некрасивые, что жуть берет. Но от одного взгляда на меня умилились. Да, я, похоже, сумел произвести должное впечатление. Жаль, что не на родителей, но, может, и они тоже.
– Эдо, в комнату, – грубо бросила мне мама. Папа молчал. У нас мама была в семье всегда главная. – Живо.
– Это ваш сын, Элена? – спросила у мамы тетка, и я яростно закивал, как будто вопрос был адресован мне. Хоть и не мне, но очень хотелось ответить утвердительно. Даже не сдержался.
– Меня зовут Эдо Хэйз, – скромно ответил я, однако нотка гордости в моем голосе все равно промелькнула. – Мне шесть лет, я учусь в младшем лицее номер семнадцать в трех кварталах отсюда в группе три «б». Мое хобби – это аэродинамика, а любимый предмет -алгебра. И сегодня я получил...
– Эдо! – встала мама из-за стола, довольно быстро сократила расстояние между нами, схватила меня за руку и тут же повела прочь.
Я отбивался как мог, мне так хотелось поговорить, так хотелось рассказать об олимпиаде и о том, какие темы мы сегодня проходили на занятиях, но мама всегда была непреклонна. Отводила меня в комнату, запирала ее и не разрешала выходить, пока люди из ученого совета не уйдут. Каждый раз одно и то же! Почему? За что? Что я сделал не так?
В этот раз мама не повела меня в комнату. почему-то. Совершенно в противоположную сторону.
– Нет, я не хочу! Не хочу! – запротестовал я, когда мама отворила дверь чулана и попыталась запихнуть меня внутрь. – Не хочу! Пусти! Пусти!
– Наглый ребенок! – вскрикнула она, стряхнула мою руку.
Дверь чулана захлопнулась прямо перед моим лицом. Темно. Темно. Темно!
– Пусти! Открой! Выпусти меня!!! Открой, мама, пожалуйста!!! Я больше не буду!!! – в панике заколотил я кулаками по двери.
Дыхание сперло, сердце бешено заколотилось, ладошки вспотели. Что угодно. что угодно, только не в темноту, пожалуйста. Здесь же и пауки, и жуки, и всякая пакость может быть. Поползет по мне, что-нибудь утащит меня. куда-нибудь обязательно утащит! Нет!
Но дверь мне не открыли. Я услышал только удаляющиеся шаги за ней. И всё.
Меня заколотило. Страх навалился на меня так, будто его можно было потрогать. Густой, тягучий, сильный. Я начал задыхаться от собственного рева и крика. Но меня никто не слышал. Никто. Все мои попытки, все мои крики о помощи. Всё осталось тщетным.
Упал на пол, свернулся клубочком, замер. Может, так меня никто не утащит. Если я буду. вести себя тихо и спокойно. Если я не буду ничем выдавать себя. Молчи, Эдо, молчи. Если услышишь что-нибудь страшное – не реагируй на это. Представь, как будто этого шуршания нет, как будто ты в полной тишине. Не двигайся, не говори, не слушай. И тебя никто никуда не утащит. Никто и никуда.
Когда дверь в чулан наконец-то открылась, я не услышал ее скрипа. Я не слышал, как папа орал на пристыженную маму. Мог разобрать только эмоции, играющие на их лицах. А когда захотел спросить, что же происходит, то почему-то с губ моих не сорвалось ни единого звука. Или я этих звуков не слышал так же, как и всего остального, или. их просто не было.
Мама, папа... почему... почему всё так тихо?
– Почему всё так тихо? – одними губами спросил я у пустоты, лежа в темной больничной палате. – Почему. всё так тихо? – усмехнулся, развернулся и уткнулся лицом в подушку.
Глава 21. Предложение, от которого возможно отказаться
– Эдо, открой дверь, пожалуйста, – постучался Калеб в двери палаты, но, кажется, наш сосед решил абстрагироваться от всех и вся. – Твои друзья прилетели. Открой, я их впущу.
– Нет, так он тем более не откроет, – мотнул головой Джис. – Строит из себя няшу-стесняшу из-за инвалидного кресла. Но мы все равно рано или поздно. достучимся до твоего черствого сердечка, соседушка! – уже проорал он и принялся колотить по металлу кулаками. – Открывай, кому говорят?!
Мы только прилетели в клинику, перекусив после дороги в доме Хэйзов. Однако кусок настойчиво не лез в горло. Не из-за того, что я собралась сесть на диету, а по причине. крайнего смущения. Потому что дом Хэйзов оказался настолько бедным и запущенным, что находиться там дольше положенного – обрекать отца семейства на постоянные извинения за скромное убранство и непригодность жилища для принятия гостей. Нет, он не говорил нам таких вещей, но по его лицу и так всё было понятно. К тому же, мы всё равно собирались как можно быстрее увидеться с Эдо. вот только Эдо с нами, судя по всему, видеться не хотел.
– Эдо, детка, открой, – ласково позвала его мама, прижавшись к двери. – Ты же сам скучал по ним. В компании будет веселее. И операция скоро. когда ж ты еще успеешь пообщаться с ними до операции?
В ответ – тишина. Рак-отшельник забрался в панцирь и теперь не выковырять. Но мы с Джисом предполагали такой исход событий. Если уж брюнет с такой осторожностью скрывал прочие свои недуги, то уж сейчас предстать перед нами практически беспомощным. всё равно что оголиться и сгореть со стыда.
– Слыш, соседушка! – не выдержал Джис, долбанул по двери кулаком так, что она задрожала, и упер руки в боки. – Если тебя священное таинство дружбы ни к чему не обязывает, тогда мы полетим обратно. А ты тут сиди и фигнестрадай, понял? Тоже мне, принцесса нашлась. Пойдем, Зоя! Всё, мы ушли!
Только тогда магнитный замок щелкнул и двери в палату разъехались в сторону. Джис всегда умел найти правильный подход к любому человеку. Не перестаю удивляться.
Эдо встретил нас на пороге, сидя в широком инвалидном кресле из металла и черной кожи. Выглядел парень раза в два бледнее, чем раньше, а круги под его глазами потемнели до такой степени, что создавали с кожей ощутимый контраст. Глубокие серые глаза превратились в две непроницаемые стекляшки. Больничный костюм из футболки и штанов висел на брюнете мешком.
Но я быстро взяла себя в руки. Еще немного, еще чуть-чуть и Эдо поправится. Обязательно поправится. Иначе и быть не может.
– Ты можешь прятаться от полиции, от мафиози и от своих бывших, но только не от соседушек, соседушка, – скрестив руки на груди, заявил ему галограмер.
Еще некоторое время каптейнианин смотрел на нас не мигая. Сначала на Джиса, потом на меня. Затем глаза его закатились и голова медленно откинулась на подголовник. Не человек
– фарфоровая кукла...
– Эдо!!! – завизжала Элена и бросилась в глубину коридора, привлекая внимание врачей.
А мы с Джисом так и замерли, приоткрыв рты. Может, Эдо не хотел открывать нам, потому что чувствовал, что вот-вот. и всё? Опоздали мы. Слишком задержались. Не нужно было заезжать к Хэйзам. Нужно было сразу сюда, а теперь... Он даже ни слова не успел произнести. Так вот сразу. И я ничего не успела сказать.
– Так, – тихо произнес Джис, возвращая меня в реальность. – Думать будем потом. Сейчас нужны быстрые ноги.
В пару шагов оказавшись за креслом, парень подхватил его за ручки, выехал из палаты, справился у Калеба, в какой стороне находится реанимация, и полетел туда. Даже ветер в коридоре поднялся.
– Когда-то у меня был такой же друг. И тоже сосед, – поведал мне отец семейства, как только Джис с Эдо скрылись за углом.
При чем тут друг? При чем тут сосед? Эдо плохо. А что я могу сделать? Ничего не могу. Даже Джис что-то делает, а я – нет. Кто я вообще такая и зачем здесь нужна?
– Как только я его увидел, то сразу понял, что Эдо теперь в полной безопасности, -продолжал Калеб. – И ты не переживай, Зоя. После операции всё наладится. Начнутся учебные будни в «Астрале». Как и у меня когда-то. И у Ёна. И у Елены.
Услышав знакомое имя, я обернулась к каптейнианину, вскинув брови.
– Да-да, я всё думал, кого же ты мне напоминаешь. Но ваш проксимианин навел меня на мысль, которая может быть ближе к правде, чем я думал раньше. Ты – дочь Елены Эйлер, верно?
Медленно кивнула, глядя в сосредоточенное лицо Калеба Хэйза. Что ж за чертовщина творится? Сначала тот мужчина рыжий на Проксиме перед самым отлетом, теперь и отец Эдо. Как один большой розыгрыш. Не до розыгрышей же сейчас!
– Откуда вы знаете мою маму? – спросила я. С хрипотцой, потому что голос меня не слушался. Я всё еще была со своим другом. С тем самым, которого сейчас везли в реанимацию. Хоть бы Джис вернулся поскорее и сказал, что всё хорошо. Я подожду его. Никуда не пойду.
– Мы с твоей мамой и Ёном Маккалоу были соседями по комнате, когда учились в «Астрале». – Одной только фразой Калеб заставил мою челюсть вытянуться чуть ли не до пола. – Елена училась на пилота, я – на инженера, а Ён был нашим навигатором.
– Что-что? Вы ничего не путаете? – нервно усмехнулась я. – Моя мама? Пилот в «Астрале»? Может, вы еще и отца моего знаете?
– Разумеется, знаю. Рид Тойнер.
– Рид... Тойнер? – шепотом переспросила я.
Где же я могла слышать это имя? И почему. почему сердце словно рукой ледяной сдавило? По телевизору? Маловероятно. Я его и не смотрю. Из новостей каких-то? Тоже не особо интересуюсь. Когда учишься с утра до вечера, да об инспекторе Скайнере думаешь, то. стоп. Вот сейчас сердце быстрее заколотилось, и сдавило его крепче.
И потом я вспомнила. Вспомнила, что именно Гурен подозревает Карэта в преступных связях с неким Ридом Тойнером – глизелианским террористом. Значит, мой отец?.. Нет, нет, да быть такого не может. Это невозможно. Чтобы мама и с таким.
«Только с глизелианами не связывайся, – раздалось эхо маминого голоса в моих ушах. -Себе дороже».
Но. как? И почему я узнаю об этом только сейчас?! В такой и без того ответственный момент! Ну почему?! Почему я узнаю обо всем в самую последнюю очередь?! Может, я просто настолько недалекая? Или не заслуживаю доверия? Или к моим нервным клеткам относятся с таким трепетом, что любое шокирующее известие и всё, коньки отброшу?
– Видимо, вы знакомы, – предположил Калеб, наблюдая за моей реакцией на вынесенный приговор. – Но ты ничего при этом не знала? Может, и он не знает. Странно, что Елена ничего ему не сообщила. Да и вообще странно, что она покинула «Астрал», так и не получив диплом. Ни я, ни Ён не знали причины. Должно быть, ее знал Рид. Тебе следует обязательно спросить об этом у матери. Или у него. Хотя, молодежи сейчас не до прошлого их родителей. Им бы со своими проблемами разобраться, верно?
– Верно. – тихо ответила я.
Но информацию эту, насколько бы страшно и больно мне ни было, решила отложить в дальний ящик до той поры, пока операция Эдо не закончится успешно. Сейчас я могла позволить себе думать только о чем-нибудь одном и друг, особенно такой, был для меня в приоритете над разбором собственной жизни.
Прошло уже около трех часов. Именно столько времени мы с Джисом в абсолютном молчании сидели возле операционной на белых железных скамейках. Родителям Эдо пришлось нас покинуть по причине нервного срыва Элены. Матери Эдо находиться возле операционной было противопоказано, поэтому она и Калеб разместились в отдельной палате. Джис обещал сообщить им о результатах, как только. как только эти результаты будут.
Галограмер был на удивление тихим, даже несколько апатичным. Шеркал ногами по полу, скрестив руки. Взгляд его был опущен, на лице застыла маска максимальной сосредоточенности. Будто он сам делал эту операцию. За него мне тоже стало страшно.
Когда спустя еще полчаса из дверей операционной вышел высокий мужчина в белом халате, Джис вскочил со скамьи как ошпаренный. Эмоции на его лице не изменились, но руки сжались в кулаки.
– Как? – спросил парень. – Ну, как там?
У него даже в горле пересохло от волнения. Да, эмпатия Джиса для него самого была медалью о двух сторонах. Потому что всю боль других переживаешь как свою собственную. Как и любую другую эмоцию. С такими темпами для него самого нужно будет готовить отдельную палату.
– Вы его родственники? – уточнил доктор.
– Какая разница? – вскинулся Джис. – Вы ответить-то можете, нет?
– Сядь, пожалуйста... – жалобно протянула я, взяв друга за рукав. Проксимианин сел, с огромной неохотой и всё так же вперившись в мужчину внимательным и раздраженным взглядом.
– Ситуация сложная, – начал хирург. – Обычно подобная операция надолго не затягивается, но у пациента обнаружены и иные поражения мозга. Мы стараемся действовать с осторожностью, а потому.
– Меньше воды!
– Джис! – прикрикнула я на галограмера, а доктор сдвинул брови.
– Пациент может не пережить операцию, – вынес мужчина неутешительный вердикт. -Поэтому вы должны быть готовы к такому.
Произнеся это, он зашел обратно в операционную. Двери за ним съехались, а мы с Джисом остались в коридоре, храня неловкое молчание.
Сцена эта длилась достаточно долго. Ни он, ни я не могли вымолвить ни слова, да и что тут скажешь? Как будто мы стали героями какого-то фильма или книги. Тогда уж героями драмы, если Эдо. Нет, нет! Никакого негатива, даже если он стучится в дверь сознания и слезно просится войти.
– Пойдем, – поднялась я со скамейки, протягивая Джису руку.
– Что? – уставился парень на меня, оторвав наконец-то взгляд от пола.
– Пойдем выпьем кофе или что у них тут в автоматах продается. На улицу выйдем, прогуляемся. Проветриться нужно.
– Не хочу, – мотнул галограмер головой, пытаясь высвободить руку, но я схватила крепче.
– В этот раз Джис ничего не порешал.
– Не смей говорить такого. Если духом упадешь ты, то и все остальные тоже. И я. Давай-давай.
Парень в этот раз подчинился, но с явной неохотой. Даже странно было бы наблюдать за нами со стороны. Высокий, разодетый в цветастые шмотки и понуривший голову Джис и щупленькая на энтузиазме я, ведущая его под руку по коридору.
Мы остановились на первом этаже перед автоматом с напитками, взяли себе по каптейнскому аналогу кофе – копфи и, забрав пуховики из гардероба, вышли на улицу с теплыми стаканчиками в руках.
Ночь. Холодина такая, что и теплая одежда с трудом спасала. В особой опасности были щеки. А еще ноги в осенних шнурованных ботиночках. Но сейчас это дело десятое.
– Джис... – позвала я парня, подергав того за рукав.
Взгляд проксимианина был устремлен в бесконечность, в какую-то невидимую точку перед собой. А к напитку он так и не притронулся, хотя дрейзи на Проксиме осушил в пару глотков. Не вкусно, что ли?
Сделала глоток сама. Выплюнула.
– Тьфу, гадость какая.
А галограмер в лице не изменился. Даже голову не повернул в мою сторону. И вместе с Джисом будто весь мир перестал улыбаться. Первый раз я видела друга настолько подавленным, что даже трудно было когда-либо представить его таким. Ну никак в моем мозгу не могли встать в один ряд слова «Джис» и «депрессия». Никак.
– Джис. – попыталась я еще раз выйти на контакт. – Давай. давай встречаться?
Неужели. и на предложение мое никак не отреагирует? Вообще связь с реальностью потерял, что ли? Сам ведь намекал на это чуть ли не каждый день, а сейчас скорбь забрала все его силы и энергию в свои лапы. Даже побледнел немного, кажется. Или освещение такое?..
– Ты просто хочешь вернуть мой позитивный настрой. Не нужно так извращаться, -наконец, произнес парень, обернувшись ко мне и обдав теплым паром дыхания.
– Я не извращаюсь, – прошептала я едва слышно. Почувствовала, как щеки мои запылали, даже несмотря на температуру близкую к минус тридцати пяти. – Просто поняла это сейчас. Поняла, что даже если наступит момент, когда нам всем придется разлучиться. вернее, даже если наступит момент, когда ты не сможешь поддерживать меня больше своей улыбкой, то. этот момент я не хотела бы допустить.
– Как же Гурен? – задали мне провокационный вопрос.
– Гурен. – задумчиво протянула я. – Связываться с глизелианами себе дороже.
А еще если инспектор Скайнер когда-нибудь узнает, что я – дочь межпланетного преступника, то вряд ли вообще кинет взгляд в мою сторону. Мне и самой теперь было страшно смотреть на себя в зеркало. Даже если я не получила весомых доказательств, одна только мысль о том, что я могу. Да, мы не наследуем грехи своих отцов, но такое черное генетическое пятно .
Мысли бегали в моей голове, обгоняя одна другую, но так и не добегали до финиша. Я терялась. Слишком много всего происходило в последнее время. Новых событий, мест, эмоций. Моя психика не была создана для подобного. Всегда считала себя комнатной фиалкой, выращенной под куполом материнской строгости и четкой целью в жизни: «Выучиться, устроиться на работу, зарабатывать». И... всё. Это то, к чему готовила меня жизнь.
Но посмотрите на меня сейчас. Забитая со всех сторон мышь не знала, кого теперь ей кусать, куда бежать, от кого обороняться. Я абсолютно дезориентировалась и теперь хваталась за единственный лучик света в этом темном царстве – за руку Джиса, за его взгляд. Я устала думать, устала справляться со своими переживаниями в одиночестве. Мысленно прокручивать все свои тяготы и так же мысленно страдать, в жизни скромно улыбаясь людям. Мне хотелось просто снять эту маску со своего лица, содрать ее, выкинуть и высказать всё, что я думаю, хотя бы одному человеку. Посвятить его в свои мысли, поделиться переживаниями, опереться на чье-нибудь плечо.
– Зоя, – губы Джиса расплылись в слабой улыбке. Нагнувшись ко мне, парень приобнял меня за плечи и заглянул в заплаканные глаза. И когда только я успела заплакать?.. – Тебе нужно поспать. Отдохнуть. Даже для меня всё происходящее тяжело принять, а для тебя и подавно.
Он говорил тихим, размеренным, спокойным голосом, который в тот момент показался мне самым близким и родным. Теплое дыхание, ободряющая улыбка. Вот только дутый серебристый пуховик не пропускал аромат сладкой ваты, который стал уже визитной карточкой проксимианина.
И я сорвалась. Обвила шею Джиса руками, прижалась к нему. Наверное, мы очень смешно выглядели в мешковатой верхней одежде на ледяном ветру. Но меня это не волновало. Только то, что он каждый раз приходил мне на помощь, что бы со мной ни происходило, и где бы я ни была. За исключением тех редких случаев, когда я, по собственной глупости, не сообщала ему, куда направляюсь. А ведь он всегда спрашивал!
– Послушай, – аккуратно отстранился галограмер и вновь заглянул в мои глаза. – Я не хочу, чтобы ты сделала неправильный выбор на эмоциях, понимаешь? – он разговаривал со мной, словно воспитатель, разъясняющий своей воспитаннице, что такое хорошо, а что такое плохо. – Потому что хочу, чтобы ты была счастлива. А не за единственную спасительную соломинку ухватилась и потом винила себя за такой опрометчивый шаг. Отдохни, подумай, когда всё это закончится. Но... хоть мы действительно разные, это же не так плохо, верно?
– Джис... – прошептала я, намереваясь озвучить хотя бы часть своих мыслей, но оборвав себя в нужный момент.
А парень усмехнулся, чмокнул меня в лоб, выбросил наши стаканчики с противным недопитым копфи в урну на пороге и, взяв меня под руку, отворил входные двери клиники.
Сейчас я смотрела на своего непоседливого друга с таким же благоговением, как в свое время смотрела на инспектора Скайнера, возвышавшегося надо мной на лестнице в «Астрале». Вот только героями они оба были в разных планах.
И, между прочим, только что меня отвергли. Но отвергли так деликатно и осторожно, что неприятных эмоций не осталось. Скорее. благодарность. Благодарность за понимание и за то, что мне дали время всё обдумать. В очередной раз я убедилась, что мужчина может выглядеть по-разному. Как ребенок, как брат, как непоседливый подросток, но в глубине души быть... возможно, тем самым.
Смарт пиликнул в кармане брюк, пока мы шли по коридору к операционной. Может, это насчет Эдо? Мы всё пропустили?
guren_skyner: Ответный игнор получать еще больнее, потому что чувствуешь свою вину, но ничего не можешь сделать.
Ответный игнор? Ну, конечно. Я ведь так и не ответила ему на последнее сообщение. Всё так быстро закрутилось, что не было ни времени, ни возможности, ни желания. А есть ли всё это сейчас?
