355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Адамов Григорьевич » Круги по воде » Текст книги (страница 21)
Круги по воде
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 23:15

Текст книги "Круги по воде"


Автор книги: Адамов Григорьевич



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Что ж вам рассказывать? — женщина закурила новую папиросу. — Доставили его туристы в четверг утром. Огромная потеря крови, ножевые раны, задето лёгкое. Без памяти был. Пульс почти не прощупывался. Приняли срочные меры. Ну, это уж по нашей части. В сознание приходил ещё один раз, тоже ненадолго. Ну, а окончательно вот только сегодня. Надеюсь, жить будет. Она устало потёрла ладонью лицо. – Что-нибудь говорил в бреду? — спросил Виталий. – Имена какие-то называл, выкрикивал что-то, ругался, звал кого-то. – Так, так. Вот это уже интересно. Припомните, Тамара Анисимовна, очень вас прошу, что выкрикивал, кого звал. – Ну, кричал «убью!», мать звал. Ещё какую-то Лару. Так, знаете, звал… Однажды прошептал, это я сама слышала: «Евгений Петрович, я за вас…» – Что — за вас? — дрогнувшим голосом спросил Виталий. – Дальше не слышала. Только губами шевелил. И сразу глубокий обморок. Вам надо с Верой поговорить. Это наша сестра. Она от него четверо суток не отходила. И кровь дала. Золото, а не девчонка. Уж я её гнала домой, и мать приходила, просила, ругалась. Не уходит. Плачет и не уходит. – Где она сейчас, ваша Вера? — спросил Виталий. – Сейчас услала. Она уже на ногах не стоит. А он есть попросил. Хороший, кстати, паренёк. По глазам видно. Виталий, поморщившись, взглянул на неё. – Хороший, говорите? – Да. А вам надо лечь. Немедленно, — строго сказала женщина. — Можете здесь, у меня, — она указала на белую высокую койку у стены. — Я пойду к больным. Вечерний обход надо делать. Через час вернусь. – Пожалуй, я действительно лягу. А ты, — Виталий обратился к Томилину, — садись рядом, будешь рассказывать, — он провёл рукой по забинтованному лбу. — Что-то кружиться начала. Томилин помог ему лечь. Женщина, тяжело опершись о колени, встала, привычным движением заправила под шапочку седую прядь волос и направилась к двери. – Тамара Анисимовна, — окликнул её Виталий, глядя в потолок. — Когда можно будет поговорить с Булавкиным? – Завтра. И с ним, и с Верой только завтра. Отдыхайте пока. Она, переваливаясь, вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Виталий нетерпеливо повернулся к Томилину. – Прежде всего, где этот стервец Анашин? – В сельсовете. Углов его там стережёт. – Так. Завтра увезём его в город. – Пустит она тебя? — Томилин кивнул на дверь. – Ещё как пустит. Ну, а теперь расскажи, как вы меня нашли? Томилин удивлённо усмехнулся. – Ты что? Память отшибло? Мы с Угловым подъехали к больнице. Видим, Анашин там крутится. Нас заметил, как деру даст. Ну, догнали. Чего, спрашиваем, тебе тут надо? Чего это ты нас испугался? Ведём назад, к больнице. И тут видим, ты через поле идёшь, шатаешься, руками за голову держишься. Анашин, как тебя увидел, бух на колени, крестится, глаза на лоб лезут, орёт не своим голосом: «Идеть!.. Знать ничего не знаю!.. Идеть!..» Прямо заходиться стал. Словно ты с того света явился. – Он меня, подлюга, как раз туда и хотел спровадить. – Ну вот. Я, значит, его держу. А Углов к тебе кинулся. Вид, надо сказать, у тебя был! Но башка оказалась крепкая. Мы потом, честь почести, выход на место происшествия сделали, понятых взяли. Анашин сам повёл. Он и корягу показал, какой тебя хватил. Здорова. В комнате стало темнее. Солнце село, и на западе небо побагровело, постепенно переходя через оранжево-жёлто-голубое в густо-синее, почти чёрное. – Красиво, — задумчиво проговорил Томилин, глядя в окно и разминая сильными пальцами сигарету. — Как в театре. Ты глянь. Виталий приподнялся на локте. Скрипнула дверь. Жёлтая полоса света из коридора упала на пол. Вошла Тамара Анисимовна. – Сумерничаете? — спросила она, щёлкнув выключателем у двери. — Сейчас ужин вам принесут. – Я, пожалуй, пойду, — сказал Томилин, вставая. — А то мой Иван совсем там небось заскучал. – Где ночевать будете? – Да там же, в сельсовете. Куда с этим барбосом денешься? Тут у Ивана родня, так что харчами разживёмся. – Скажи, пожалуйста. Всюду у него родня, — завистливо сказал Виталий и улыбнулся. — От Никиты и Матрёны все пошли. Хмурый Томилин тоже усмехнулся. – Он уж мне про твои шутки говорил. Простились, и Томилин ушёл. Наступила душная ночь. Виталий долго ворочался с боку на бок, не находя удобного положения. Голова прошла. Но почему-то стало ломить тело. Мысли теснили одна другую, возбуждённый мозг не мог с ними справиться. В висках тяжело стучало. Хотелось пить. Неслышно подошла дежурная сестра, подала стакан с водой, велела принять порошок. Прохладной рукой провела по его щеке. Виталий уснул. Утром он уже чувствовал себя превосходно, С аппетитом позавтракал, шутил с сестрой, с врачами, грозил сделать зарядку, выпрыгнуть в окно, если с него не снимут этот ужасный бинт. Потом пришёл невыспавшийся, с красными глазами Томилин. Ему выдали халат. Виталия охватило такое нетерпение, что он еле дождался, когда вернётся с утреннего обхода главный врач. И когда та, наконец, вошла в кабинет, он быстро и взволнованно спросил: – Ну что, можно? – Можно. Идите. Третья дверь налево. Только помните, пять минут. Не больше. Сама приду и выгоню. Учтите. Виталий и вслед за ним Томилин вышли в коридор. В узкой светлой палате стояли четыре койки. На одной из них у окна лежал перевязанный, очень бледный, с синими кругами под глазами, неузнаваемо осунувшийся Булавкин. Он молча следил за вошедшими. Остальные койки были свободны. Виталий и Томилин уселись рядом на противоположной койке, и Виталий тихо, спокойно, так, как учила его накануне Тамара Анисимовна, сказал: – Расскажи, Сергей, все, что ты хотел нам сообщить там, в гостинице. Дрогнули ресницы на бледном лице, глаза Булавкина вдруг затуманились слезами, и он еле слышно прошептал: – Все… скажу… А сам… отстрелялся… кажись… Когда Игорь утром пришёл в горотдел, дежурный доложил: – Почта из Москвы, товарищ капитан. На ваше имя. И протянул толстый конверт. – Ко мне придут, — предупредил Игорь. — Я буду все время у себя. Только усевшись за стол и предварительно позвонив куда-то, он распечатал конверт. Письмо было от Мацулевича. Собственно говоря, от него была только записка. А все остальное… Быстро пробежав бумаги, лежавшие в конверте, Игорь возбуждённо потёр руки. Аи да Григорий Осипович! Ну и прижали же они там этого Кобеца! Ведь это все его собственной рукой написано. Испугался, подлец, за свою шкуру! Игорь закурил и принялся уже внимательно перечитывать лежавшие перед ним бумаги, делая пометки на отдельном листе. В дверь постучали. – Да, да! — крикнул Игорь, торопливо заканчивая очередную запись. В кабинет вошёл невысокий, худощавый: человек с небольшим чемоданчиком в руке. – Вы от Савельева? — спросил Игорь. — Присаживайтесь, пожалуйста. Постановление следователя у вас есть? – А как же? — улыбнулся человек. — Без этого не работаем. Как и вы. – Отлично. Я уже звонил на завод. Там все в порядке. Вам Юрий… — Игорь вдруг забыл отчество Савельева. – …Сергеевич, — подсказал человек. – Да, да. Юрий Сергеевич. Он говорил, в чем состоит ваша задача? – В общих чертах. Детали должны сообщить вы. Я ведь тут совсем по другому делу. – Это мне известно. А задача вот какая… Игорь принялся объяснять. Человек внимательно слушал. – Все понятно, — сказал он наконец. — Когда вам нужен акт? – Срочно нужен, — Игорь взглянул на часы. — Ну, хотя бы к двум. Допрос мы начнём раньше. Но вы заходите, не стесняйтесь. И желаю успеха. Очень, как вы понимаете, желаю, — он улыбнулся. — И вообще, спасибо за помощь. – Ну, чего там. Дело общее. Они простились, и человек ушёл. Потом зашёл подполковник Раскатов. Пожав Игорю руку, он загадочно усмехнулся и сказал: – Вчера вечером, после вашего ухода, звонил Коршунов Сергей Павлович. Ох, и острый мужик. Одно дело мы с ним поднимали. Уж он жару дал. «Запомнилось тебе это дело», — подумал Игорь. – Так вот, — продолжал Раскатов. — Был у него, оказывается, этот ваш Мацулевич… – А-а, ну, теперь все понятно, — обрадованно воскликнул Игорь. – Именно. И с тем Кобецом Сергей Павлович лично беседовал. Вот так. Ну, а потом интересовался, как тут его орлы действуют, — усмехнулся Раскатов. — Просил вас вечером ему позвонить. Он прошёлся по кабинету, заложив руки за спину, потом остановился перед Игорем и добавил: – Хочу поприсутствовать на сегодняшнем допросе. Не возражаете? – Пожалуйста, — сдержанно ответил Игорь. «Коршунов велел или сам инициативу проявляет? — подумал он и тут же решил: — Сам. Дело-то совсем по-новому оборачивается». А вскоре пришёл Ревенко, Он шумно распахнул дверь, поздоровался громко, уверенно, почти весело: – Привет, Игорь Васильевич, привет! А, и вы тут? — повернулся он к сидевшему в стороне, на диване, Раскатову. — Давненько, Викентий Петрович, не виделись. Давненько. Печень-то как, поутихла? Позволяет? — и он, лукаво улыбнувшись, щёлкнул себя по горлу. Раскатов сухо буркнул в ответ: – Все бы так было в порядке, как моя печень. Ревенко повернулся к Игорю. Вся его короткая, полная фигура с обрисовывавшимся под белой сорочкой животом и небрежно завязанным галстуком на складчатой, ветчинно-розовой шее выражала самоуверенность и безмятежное спокойствие. Широкое, розовое от загара лицо с набрякшими мешочками под глазами улыбалось открыто и дружелюбно. – Итак, я к вашим услугам, — сказал он, усаживаясь и кладя на короткие колени свой солидный, с двумя застёжками портфель. — Чем могу быть полезен? – Сейчас все узнаете, — спокойно ответил Игорь, вынимая бланки допроса, — заполним сначала общую часть. – Допрос по всей форме, — усмехнулся Ревенко и пригладил свои вьющиеся светлые волосы. — Как положено. – Ну что ж. Раз положено… Он быстро ответил на вопросы, и Игорь протянул ему бланк. – Тут вам следует расписаться. – А что это такое? — с интересом спросил Ревенко. – Предупреждение. За дачу ложных показаний, вот видите, тут предусмотрена санкция. – Чепуха какая! Ну, пожалуйста. Ревенко размашисто подписался. Он по-прежнему был спокоен и самоуверен, только весь как-то незаметно подобрался, и глаза налились холодом. – Что дальше? — спросил он, откидываясь на спинку стула. – Дальше будем разбираться, Владимир Яковлевич. Но прежде всего скажите: как вы относились к Лучи-нину? – Я? Самым лучшим образом. Я и сейчас утверждаю, что это был, бесспорно, талантливый инженер и организатор. Хотя с людьми он не всегда умел ладить. Приходилось сглаживать. – Прекрасно. Так я и запишу. Ну, а изобретение его? Вы признаете за ним это изобретение? – Как вам сказать? Тут я не очень компетентен, признаться, — пожал плечами Ревенко. — Говорят, он его заимствовал. – А ваше мнение? – Чего не знаю, дорогой мой, того не знаю. – Бывает. Я так и запишу. Теперь насчёт перестройки вашего завода. Вы в ней участвовали, не так ли? – Да, конечно. – По каким чертежам она шла? – По каким? Да по тем самым, которые были потом обнаружены на Барановском комбинате. – Вы уверены, Владимир Яковлевич? – Ещё бы! Но почему вы меня об этом спрашиваете? – А потому, что вы, перестраивая завод, временами, оказывается, сильно отступали от проекта. Почему так? – Ну, знаете, — на сосредоточенном лице Ревенко мелькнула снисходительная улыбка. — По ходу дела всегда приходится вносить коррективы. Без этого не бывает. – Но почему гак много? Даже в компоновку и количество оборудования, в его конструкцию, в технологическую схему, наконец. – А об этом уж спросите проектировщиков. – Спросил. Они, кстати, вместе с вами участвовали в перестройке завода. – Надеюсь, они вам объяснили? – Да, объяснили, что эти чертежи изготовлялись уже после перестройки. – Вот тебе раз! А как же, по-вашему, мы тогда перестраивали завод? — рассмеялся Ревенко. На круглом его лице не было заметно ни растерянности, ни досады. «Нервы у него что надо», — подумал Игорь и пояснил: – Говорят, что перестраивали по эскизам. Вы этого не заметили? – Нет, не заметил. – Странно, — покачал головой Игорь. — Вы не находите? Ведь все, кроме вас, это заметили. – А мне странно другое. – Что именно? – Ваш тон, — строго сказал Ревенко. — Вы меня как будто в чем-то уличаете. – Дело не в тоне, а в фактах. Вы ими недовольны? А меня они удивляют. Вы же умный человек, Владимир Яковлевич. Смотрите, что получается. Ваш завод перестроен со значительными отступлениями от проекта. Так? – Так. Что из этого? – А Барановский комбинат построил свой цех в точности по этому проекту. Вот справка. Что это может означать? Любой человек вам скажет: это означает, что данные чертежи предназначены для Барановского комбината. Тогда где же чертежи, где проект, по которому перестраивался ваш завод? Может быть, их уничтожили? Или потеряли? – Глупости! – Совершенно с вами согласен. Остаётся предположить одно: их просто не было. Были эскизы. – И это было бы грубейшим нарушением! — воскликнул Ревенко, вцепившись побелевшими пальцами в свой портфель. «Э, милый, ты начинаешь срываться, — усмехнулся про себя Игорь. — Даже твои нервы, кажется, не выдерживают». И спокойно заметил: – Конечно, нарушение. Но автор проекта Лучинин сам руководил перестройкой. Все очень спешили. Так что наличие эскизов можно если не оправдать, то объяснить. – Ваша обязанность не объяснять, а выслушивать объяснения! – Я именно так и сделал. И именно так все мне и объяснили, кроме вас. Вы объясняете очень странно. – Вся рота шагает не в ногу, один он в ногу, — пробасил со своего дивана Раскатов. – А вы!.. — обернулся к нему Ревенко. — Вы!.. — и вдруг спокойно и иронически закончил: — Вы ведь были, кажется, другого мнения, Викентий Петрович. Неужели так быстро поменяли? – Не быстро, — пробурчал Раскатов. — Совсем не быстро. А надо было бы. – Минутку, Владимир Яковлевич, — вмешался Игорь. — Я записываю ваше объяснение. Итак, завод перестраивался по чертежам, по которым потом был построен цех на Барановском комбинате. При этом вы внесли в проект большие изменения, иногда даже ухудшая его тем самым. – Позвольте! Почему же ухудшая? – Качество продукции у вас несколько хуже. А производительность меньше. Вот справка главного инженера комбината. – Ну, знаете! Мы строили первыми. – Конечно. Итак, я вас правильно понял? – Да, — резко ответил Ревенко. — И компетентная комиссия из министерства… – Вот теперь перейдём к этой комиссии, — перебил его Игорь. — Вы давно знакомы с её председателем? – Я?.. Сравнительно давно. – Вы, кажется, учились вместе? Ревенко усмехнулся, демонстрируя удивительное самообладание, и провёл рукой по волосам. – Кто вам это сказал? Впрочем, извините. Вам ведь нельзя задавать вопросов. И у вас… э-э, свои методы. – В данном случае метод был весьма прост, — невозмутимо ответил Игорь. — Нам сказал об этом сам Михаил Никитович Кобец. – Сам?! — не смог сдержать изумления Ревенко. — Но позвольте! Как вы могли… – Оставьте вопросы, — сухо прервал его Игорь. — У меня слишком много их к вам. Так вот. Кобец признал свою полнейшую некомпетентность в данном вопросе. И мы ещё к этому вернёмся. А сейчас скажите: вы знали об анонимных письмах, поступивших в прокуратуру, в газету, в министерство по делу Лучинина? Ревенко снова взял себя в руки и спокойно ответил: – Конечно. Я их даже читал. – Они содержат, в общем, одни и те же обвинения, не так ли? – Да, пожалуй. – У вас не возникло ощущения, что их писал один и тот же человек? – Я об этом не думал. – А вы не подумали, что их автор очень хорошо знает заводские дела и, возможно, сам работает на заводе? – Вполне вероятно. Ревенко был спокоен, удивительно спокоен, только полное лицо его словно окаменело, даже глаза, только двигались губы. – Мы тоже обо всем этом подумали, — медленно сказал Игорь. — И нашли их автора. – Поздравляю. – И он сознался. Ему, собственно, ничего больше не оставалось. Это некий Носов. Вы его знаете? – Знаю, — сухо ответил Ревенко. – Прекрасно. Но вот что на первый взгляд странно. Все обвинения, содержавшиеся в письмах, подтвердила комиссия. Ей давали объяснения вы… – Не я один. – Конечно. Но вы давали объяснения именно по этим пунктам. Так пишет нам Кобец, — Игорь указал на одну из бумаг на столе. — И эти же самые пункты, эти же обвинения, вы подсказали Носову для его писем. Вот его показания. – Ложь, — спокойно произнёс Ревенко. — И притом наглая ложь. – Вот как? — удивился Игорь. — Но Кобец — лицо официальное и к тому же ваш старый приятель. Зачем ему… – Я говорю про Носова, — с ударением на каждом слове, медленно и твёрдо произнёс Ревенко. Лицо его при этом оставалось неподвижно, глаза смотрели куда-то в одну точку. – Про Носова? — переспросил Игорь. — А Кобец, значит, прав? – Да. – Так и запишем… Теперь насчёт Носова. Я согласен. Этот человек доверия не заслуживает. Но он не только негодяй, он ещё и хитрец. И вас обманул. Вы не догадываетесь в чем? – Нет. – Вы не помните, что просили его вернуть одну бумагу, вернее записку, и он вам сказал, что потерял её? – Это тоже ложь.

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю