сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
Виталий минуту задумчиво пыхтел трубкой. Потом решительно произнёс:
– Ясно одно. У него тут есть знакомые. Он, видимо, решил у них заночевать, переодеться и утром двинуться дальше.
– Пожалуй, что так, — согласился проводник.
– Отправляйтесь теперь назад, — сказал ему Виталий. — К нашим. И возвращайтесь в город. Машину забирайте. Держать около неё засаду бесполезно. Никто уже не придёт. А Углов пусть меня тут разыщет. Ну, скажем, в чайной. Заодно перекусим.
На том и порешили.
Виталий с усилием поднялся, кое-как отряхнулся, заправил перепачканную рубаху и двинулся через деревню к шоссе.
«Представляю себе мой видик», — подумал он, перехватив удивлённые взгляды двух женщин, возившихся с вёдрами у колодца.
Около чайной, как и накануне, стояли машины и подводы, лошади, мотая головами, жевали сено.
В самой чайной народу было много. За столиками ели, курили, громко переговаривались, кто-то смеялся, кто-то спорил.
Виталий протиснулся к стойке, сунув руку в карман, где лежал пистолет.
Молодая женщина в аккуратно повязанной цветной косынке и белом фартуке, только что весело шутившая с кем-то, хмуро сказала ему:
– Спиртное у нас после двенадцати. Ступай пока.
Виталий усмехнулся. «Вид мой продолжает действовать на местное население», — подумал он и попросил бутылку молока и сардельку.
– Спиртное не употребляю, — строго добавил он.
– Оно и видно.
– Плохо смотришь, хозяйка.
Женщина уже внимательней посмотрела на него, и, видимо, в душе у неё шевельнулось какое-то сомнение.
Все столики были заняты, и Виталий пристроился на краю длинной стойки.
– А чего же ты такой чумазый? — спросила женщина и, сама уже не очень веря тому, что говорит, добавила: — Под забором небось ночевал?
Виталий с набитым ртом помотал головой, потом коротко пояснил:
– В лесу.
Последние из посетителей отошли тем временем от стойки, и женщина с любопытством повернулась к Виталию.
– Чего же так, в лесу-то? — спросила она, опускаясь на табуретку по другую сторону стойки.
– Служба, — ответил Виталий. — Человека одного ищем.
Женщина соболезнующе покачала головой.
– Надо же… А что за человек-то?
– В среду ночью к вам в деревню пришёл. Ночевал у кого-то.
– Чужой, что ли?
– Ага…
– Не было у нас тут чужих. А то бы знала. Это вы вчера на машине приехали, мальчишек наших возили?
– Мы…
Виталий ел жадно и в ответ только кивал головой. Потом вдруг вспомнил, как мама обычно говорила ему за ужином: «Не набивай так рот, это неприлично», — и усмехнулся.
– Что смеётесь? — спросила женщина. — Не верите? Мой-то — здесь бригадир. В четверг на рассвете. Как раз все дома обходил насчёт коров. Не было у нас чужих в деревне, уж я вам верно говорю.
Виталий, нахмурясь, допил своё молоко.
А потом в чайной появился Углов. Пробираясь между столиками, он еле успевал пожимать тянувшиеся к нему руки.
– Моё почтение, Иван Кириллович… Привет, Ваня… Садись, подвинемся… Ваня, сюда давай!.. — неслось отовсюду.
Углов, видно, был личностью популярной и уважаемой.
– Здравствуйте, Иван Кириллович, — просияла женщина, когда Углов добрался до стойки. — Уж чем вас угостить, не знаю?
– Ставь, Дуняша, беленькую, — весело ответил Углов.
– Знаю я вашу беленькую, — засмеялась та, доставая бутылку с молоком. — В товарище вашем только обозналась.
Полчаса спустя Виталий и Углов сидели на скамейке около чьей-то избы и обсуждали создавшееся положение.
– Дворы тут наперечёт все знаю, — говорил, покуривая, Углов. — Два-три непутёвых мужика есть, конечно. Через «Труд» все пропивают. Знаем их.
– А связи у кого с городом? — спросил Виталий. — С кем может Булавкин тут дружить?
– Связи?.. — задумчиво повторил Углов. — Связи, конечно, есть. Вот, к примеру, у Буракова дочка в городе работает. Приезжает с мужем. У Анашина брат тоже.
– Где этот брат работает?
– Брат-то? На электродном.
Виталий насторожённо взглянул на Углова. А тот, вздохнув, добавил:
– Непутёвые, между прочим, братцы. На выпивку слабы. И сразу драться лезут. Каждое воскресенье тут с ними хлопоты.
– Сегодня как раз воскресенье.
– Пока вот тихо.
– А знаешь что? — предложил Виталий. — Давай-ка заглянем к ним, а? Все-таки и Булавкин с электродного.
– Можно, — согласился Углов и, критически оглядев Виталия, добавил: — Только сперва надо тебе того… — он сделал неопределённый жест руками, словно лепя чего-то в воздухе. — Пошли к бригадиру. Свояк он мне.
В доме бригадира их встретили шумно и радостно. Ребятишки с воплем повисли на Углове. Сам хозяин, огромный и усатый, с утра одетый по-воскресному, в белой рубашке с галстуком, читал у окна газеты за всю неделю сразу. Очки косо и неудобно сидели на его широком носу. Он долго тряс руку Виталию.
– Рад. Душевно рад, — гудел он довольным басом. — Гостями будете…
Когда Углов объяснил, зачем они пришли, вокруг Виталия началась суматоха.
В конце концов отмытый и выбритый, в чистой рубашке, отутюженных брюках и до блеска начищенных ботинках, раскрасневшийся от смущения, он вышел на улицу вслед за Угловым.
Подбежавший к ним уже знакомый Витька, захлёбываясь, сообщил, что приезжали две машины с собакой. И «газик» на буксире приволокли. Мотор у него целый, но дяденька говорил, что сел аккумулятор. А потом все в город уехали, а одна машина стоит у чайной.
Пришлось сначала идти туда.
Солнце уже перевалило за полдень, когда Виталий и Углов подошли наконец к дому Анашина.
Хозяина на месте не оказалось.
– В город уехал, — сказала его жена, высокая, бледная женщина с суровым лицом. — Дома-то у него занятиев нет.
– Что ж брат-то не приехал? — спросил Углов.
– Да уж третье воскресенье в городе гуляют, — сердито ответила женщина, вытирая об фартук мокрые руки.
– Дозвольте зайти, поговорить, — сказал Углов.
– Милости просим. На стол только подать нечего. С моим обормотом только бы с голоду не подохнуть.
– Знаем, Пелагея Федоровна, знаем, — вздохнул Углов, проходя в избу.
На выскобленном полу лежали грубые пёстрые дорожки. Давно не белённая печь с ржавыми затеками и плохо пригнанной вьюшкой выходила сразу в обе комнаты, разделённые дощатой перегородкой. На стене в большой, потрескавшейся раме с осколком стекла в углу рядами были засунуты фотографии. Разные люди, то группами, то в одиночку, смотрели оттуда. Многие из фотографий были старыми, пожелтевшими, с отломанными углами. Около окна стоял накрытый клеёнкой стол.
Проходя через большие полутёмные сени, Виталий заметил сваленные в углу удочки, старые верши, садки и прислонённые к стене весла. А в комнате у печи висел чёрный дождевик и стояли высокие рыбацкие сапоги.
На подоконнике была навалена всякая рыболовная снасть: различные крючки, грузила, перепутанные клубки лески, блесна.
Хозяйка обмахнула фартуком два стула возле стола и сказала:
– Сидайте, пожалуйста.
– Хозяин-то у вас рыбачит? — спросил Виталий.
– Когда трезвый, — хмуро ответила женщина. — Да больше Егорка этим занимается. Братан его.
– Один?
– Привозит с собой. Кого пить, кого рыбачить.
– Кого же рыбачить?
– Хороший человек приезжал. Видный такой. Уж Егорка вокруг него вьюном ходил. Начальник его, что ли. Не разобрала я. Ну да перестал чтой-то. Уже с месяц, как не был. Небось понял, что братцы — труха, а не люди, — и, вздохнув, добавила: — Егорка-то судимый у нас.
– А кто же приезжал, звать-то как? — осторожно спросил Виталий.
– Звать-то? Уже не помню.
– Вспомните, Пелагея Федоровна, — попросил Углов.
Женщина задумалась, перебирая складки фартука на коленях.
Виталий, охваченный непонятным беспокойством, встал, прошёлся по комнате, потом снова опустился на стул.
– Кажись, Евгений Иванович звали, или Евгений Петрович… — неуверенно произнесла, наконец, хозяйка, не отрывая глаз от своего фартука.
Виталий бросил тревожный взгляд на Углова.
– Та-ак, — чуть хрипло протянул он и откашлялся, — Евгений Петрович. Значит… рыбачить, говорите, приезжал?..
– Рыбачить, — не поднимая головы, кивнула женщина и, подумав, добавила: — Молчаливый такой был, усталый, все хмурился…
Виталий, не выдержав, снова стал расхаживать по комнате, стиснув зубами пустую трубку.
– Ну, а пить кто с ним приезжал? — спросил Углов, беспокойно следя за Виталием.
– Пить-то? — переспросила женщина и тяжело вздохнула. — Да Васька его, кто же ещё, — и, заметив, что Виталий остановился перед рамой с фотографиями, кивнула на неё. — Вон они с Егоркой рожи-то свои выставили.
– Где? — обернулся к ней Виталий.
Женщина тяжело поднялась со стула. Подойдя к фотографиям, она вытащила одну из них и протянула Виталию.
– Вот они. А назаду Егорка потом уже пьяный приписал.
И потому ли, что она протянула её Виталию перевёрнутой, или он, беря, сам её перевернул, но прежде всего ему бросилась в глаза корявая надпись на обороте: «Два друга — метель и вьюга».
А с фотографии на него глянули два лица. Одно незнакомое, худое, с тонкими, сжатыми губами, нос с горбинкой, тёмная чёлка падает на глаза, и те смотрят дерзко, с прищуром. А другое лицо странно-знакомое, мясистое и угрюмое.
В это время Углов спросил:
– А что, Пелагея Федоровна, в прошлую среду, ночью, не забредал к вам никто чужой?
– В среду-то? — женщина беспокойно повела плечами. — Не-ет. Чужих у нас не было в среду.
– А может, вы спали, да не слышали? Антон впустил.
– Это он сроду не услышит. Завсегда пьяный спит. И Егорка такой же. А я… господи! Забыла уж, когда и спала спокойно.
Пока они говорили, Виталий неотрывно смотрел на фотографию. Потом спросил:
– А как этого Васьки фамилия, не знаете?
– Васьки-то? — женщина повернулась в его сторону. — Как не знать. Носов его фамилия.
– Носов?! — ошеломлённо повторил Виталий и снова перевёл взгляд на фотографию.
«Два друга — метель и вьюга»…
Все оборачивалось непонятно и странно.
ГЛАВА VII
ЧАША ВИНЫ И ЧАША БЕДЫ
Вечером в номер ввалился Виталий, запылённый, усталый, в чужой рубашке.
При виде его Игорь, скрывая радость, иронически воскликнул:
– Кого я вижу! Это тот самый московский пижон Лосев?
– Остри дальше, — ответил Виталий, плотоядно глядя на бутылки с молоком, колбасу и прочую снедь на столе. — Остри, пока я не наемся. А то на двоих тут не хватит.
– Ну, я все понимаю. Но с кого ты снял рубашку? И что это такое — кража или грабёж?..
Впрочем, Игорь, обеспокоенный чудовищным аппетитом друга, вовремя спохватился и кинулся спасать то, что ещё можно было спасти. Он и сам весь день ничего не ел и только что пришёл, расставшись с Небоговым.
Когда первый приступ голода был утолён, Игорь спросил:
– Ну, кто первый будет докладывать? Я полагаю, начинать надо с младших. Докладывайте, товарищ Лосев.
– Ты хоть в двух словах скажи, что узнал? — взмолился Виталий. — Я пока в себя приду.
– В двух словах? Ну, ладно. А ты давай умойся, И, ради бога, сними чужую рубашку.
– Слушаюсь!
Пока Виталий плескался под умывальником, Игорь, развалившись рядом на стуле и сбросив ботинки — он тоже изрядно устал за этот день, — рассказал о беседе с Черкасовым, о встречах с Олешковичем, Симаковым и Небоговым.
– Этот Славка отличный парень. А его сестра…
– Ага, есть, значит, и сестра, — насмешливо вставил Виталий, как уж извиваясь под рукомойником.
– Да. Очень строгая учительница. Хотя и рыжая. Брата во как держит. — Игорь потряс в воздухе кулаком.
– Но тебя это все, конечно, не испугало?
– Есть некоторый опыт. Так вот. Проводив Славку, я отправился к ней. Да! Самое главное! Их соседом оказался Носов! Представляешь?
– М-м-м… — изумлённо промычал Виталий, продолжая с ожесточением намыливать лицо и шею и потому будучи не в силах произнести что-либо более членораздельное.
– Так вот, — продолжал Игорь. — Оказалось, что Носов брал у неё одолженную им Черкасовым машинку. Причём брал с разрешения самого Черкасова. Понимаешь?
Виталий на секунду замер с зажмуренными глазами, потом стал торопливо смывать с лица мыло.
– Выходит, Носов напечатал те анонимки? — спросил он, уже вытираясь. — А Черкасов…
– Вот именно. Хотя мне тут далеко не все ясно, — задумчиво покачал головой Игорь. — У меня будут к ним кое-какие вопросы. И вот ещё что. Один человек бывал у Носова особенно часто. К сожалению, Леля не знает, как его зовут, — и торопливо объяснил: — Леля — это сестра Небогова.
– Я понимаю, — скромно отозвался Виталий. — Просто Леля. Без всяких там официальностей.
– А, брось ты! — Игорь нетерпеливо махнул рукой. — Так вот. Человек этот — молодой, худощавый, узкое лицо, нос с горбинкой, чёлка падает на глаза…
– Анашин!.. Егор Анашин, — сказал Виталий, усмехнувшись. — Близкий друг. «Два друга — метель и вьюга».
– Это ещё что такое? — удивился Игорь.
– А то, что мы с тобой с двух концов подошли к одной точке. Вот это работа! Я тебе потом все расскажу.
– В общем, надо браться за этого Носова вплотную.
– Знаешь, — мечтательно произнёс Виталий. — Мне все это напоминает известную детскую игру. Сначала было холодно, потом теплее, ещё теплее… Сейчас становится уже горячо. Но где спрятана вещь — я пока понять не могу. Хоть убей. Вот слушай теперь, какие у меня достижения.
Виталий принялся рассказывать.
– …Из этих двух братцев опаснее кажется Егор. Пелагея Федоровна сказала так: «Мой-то дурак, а вот Егорка у нас судимый».
– Мужья всегда кажутся глупее других, — философски заметил Игорь. — Так что это не аргумент.
– Тебе, конечно, виднее, — согласился Виталий, пряча усмешку. — Дальше. К ним приезжал Лучинин. Два раза. Рыбачить. Понимаешь? В последний раз незадолго до смерти.
– Один? Без приятелей? Что же это за рыбалка?
– Это, брат, была, видно, очень грустная рыбалка. По-моему, Женька просто искал уединения. Ведь на него уже все свалилось в то время. И грозил суд.
– Понятно. Но все-таки, куда же девался Булавкин? — медленно произнёс Игорь. — И кто там, в машине, был с ним? Ведь кто-то из них пришёл в деравню, раз собака привела.
– В том-то и дело! Но чужой в деревню не приходил… Чужой… А? — Виталий вопросительно посмотрел на Игоря. — Это мысль.
– Да. Надо проверить.
В это время кто-то торопливо постучал в дверь их номера.
Игорь быстро поднялся. Виталий устремился было за ним, но, опомнившись, стал поспешно натягивать рубашку.
Игорь щёлкнул замком.
На пороге стояла худенькая женщина-администратор в синем халате.
– К телефону вас!.. — запыхавшись, сообщила она. — Москва!
Игорь бросился по тёмному коридору к лестнице. «Алла, — мелькнуло у него в голове. — Неужели с Димкой что-нибудь? И я ни разу не позвонил, не написал».
Охваченный беспокойством, он поспешно схватил лежащую на столе трубку:
– Да!.. Алло!.. — закричал он. — Слушаю!..
Сквозь шум и треск разрядов к нему пробился голос телефонистки:
– Сейчас будете говорить. Не кладите трубку… Алло, алло, Москва! Говорите!.. Товарищ Откаленко? — раздался, наконец, далёкий и почему-то знакомый голос.
– Да, да! Кто говорит?
– Мацулевич. Здравствуйте, милый мой.
– О-о! Григорий Осипович! Здравствуйте! — с облегчением воскликнул Игорь. — Как там у вас дела?
– А вот слушайте. Забодали мы тут комиссию к чертям собачьим. Представьте, этот Кобец, её председатель, оказался по образованию гидролог! И в нашем деле, как говорится, ни уха ни рыла. Один апломб! А я, знаете, когда с такими нахалами сталкиваюсь, сам становлюсь нахалом. Пошёл к министру. А что? Ведь не за себя прошу, в конце концов.
– С чего же там все началось, Григорий Осипович? Почему комиссию послали?
– Вот, вот! Тоже небезынтересно! Началось с анонимного письма. Я его своими глазами видел.
– На чьё имя?
– На имя замминистра.
– А Кобец — это кто?
– Его референт. Все как нарочно.
– Интересно…
– Вот именно, милый мой. Вот именно!
– А Кобец раньше бывал на заводе?
– Не скажу, не знаю.
– Узнайте, Григорий Осипович. И с подробностями, если можно. И ещё вот что, — Игорь на секунду задумался. — Нельзя ли нам это анонимное письмо выслать?
– Постараюсь. Все постараюсь. Ну, а у вас, батенька, как?
– У нас то же самое светит, Григорий Осипович.
– Превосходно! Просто превосходно!
Они простились. Игорь тут же заказал новый разговор с Москвой. Его одолевали угрызения совести, которые терзали его, пока он бежал к телефону.
Разговор обещали не раньше, чем через час, и Игорь, предупредив дежурную, отправился к себе.
Виталий, в новой рубашке и галстуке, выбритый, в сверкающих ботинках, задумчиво расхаживал вокруг стола, сунув руки в карманы и дымя зажатой в зубах трубкой.
– Тебе сейчас только скрипку, — насмешливо сказал Игорь.
– Я вот думаю, — серьёзно произнёс Виталий, не отвечая на шутку. — Этот Анашин…
– Сначала, может быть, сообщить, кто звонил?
– Я догадываюсь, — галантно раскланялся Виталий.