сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Теперь пункт второй. В письмах содержатся весьма конкретные обвинения в адрес Лучинина. Даже приводятся цифры. Например, балансовая стоимость якобы утильного оборудования, переданного Барановскому комбинату. Значит, писал человек, хорошо знающий заводские дела и, кроме того, имеющий доступ к документам. Причём писал ещё за месяц или за два до ревизии.
Наконец, пункт третий. Очень интересный пункт! Что тут интересного? Ну, прежде всего, стиль. Анонимка к Лучинину написана разухабистым языком. А тут стиль деловой и вполне грамотного человека. Словно Булавкин писал под диктовку. Во-вторых, тут приводятся факты, которые сам Булавкин вряд ли мог знать. Например, незаконная выплата денег по фальшивым нарядам. Откуда он может это знать? Случайно? Кто-то сболтнул при нем? Вряд ли. Но писал письмо все-таки Булавкин. Этот почерк Виталий запомнил отлично. И эксперт подтвердит в два счета. Одну минуту! У него, кажется, при себе анонимка к Лучинину.
Виталий раскрыл одну из папок на столе и принялся перебирать лежавшие там бумаги. Он вытащил два листка, отпечатанные на машинке. Это было объяснение Ревенко по поводу его несогласия с некоторыми пунктами акта ревизии.
Внимательно рассмотрев шрифт, каким были напечатаны эти два листка, Виталий вынул из папки анонимные письма. Так и есть! Одно из них напечатано на той же машинке. Конечно, его писал не Ревенко. Хотя бы потому, что он не делал, бы орфографических ошибок. Да и вообще… Но машинка та же!
На память пришла хмурая девушка-секретарь в приёмной у Ревенко. Пожалуй, и она не писала. Хотя проверить это и следует. Но кому же она давала пользоваться машинкой? Во всяком случае, ясно одно: автор анонимки — работник завода.
Да, но где же анонимка к Лучинину? В папке её не оказалось. Видимо, осталась у Игоря.
Виталий взглянул на часы. Ого! Он сидит тут уже полдня. Не мешает чего-нибудь пожевать.
Он снял трубку и позвонил в горотдел. Дежурный сообщил, что Откаленко и Томилин куда-то выехали. Сказали, что вернутся часа через полтора.
Одному обедать не хотелось, и Виталий решил пройтись по городу. Он устал от трудного разговора с Роговицыным, от копанья в бумагах, наконец, просто от сиденья за письменным столом. Решительно Виталий не создан для такой работы.
Он надел пиджак и собрал со стола бумаги. Оставив папки секретарю и предупредив, что позже они снова понадобятся, Виталий с облегчением вышел на улицу.
Жмурясь от яркого солнечного света, он секунду постоял, решая, в какую сторону ему двинуться. В гостиницу идти не хотелось, в горотдел рано. Куда же пойти? То есть как куда? Река! Он уже издали её видел. Большая река. И там мост, тот самый мост…
Виталий нахмурился. Как он мог это упустить! Мост надо посмотреть, заставить себя и посмотреть. Это связано с обстоятельствами дела. И, черт возьми, записано у него в плане.
Он огляделся. Пожалуй, река в той стороне. Да, конечно.
Улица оказалась необыкновенно длинной и все время упрямо поднималась в гору. С обеих сторон тянулись старые двухэтажные каменные дома с глубокими, тёмными подворотнями и бесконечными вывесками на фасадах. Магазины то и дело сменялись конторами и учреждениями. Казалось, на одной улице разместились все городские организации.
Постепенно каменные двухэтажные дома сменились одноэтажными, деревянными. Вдоль тротуара потянулись палисадники и заборы, исчезли вывески. Асфальтовая мостовая кончилась и пошла булыжная.
Виталий бодро шёл, закинув пиджак за спину и с интересом поглядывая по сторонам.
Улица пошла вниз. Домики тут стояли ещё реже, еле заметные среди зелени садов, и улица приобрела вид совсем уж деревенский.
Виталий невольно ускорил шаг. Перед ним открылась река, а за ней — луга, берёзовые рощи и тёмная полоска леса на самом горизонте. Высоко над лугом в голубом небе плавали два ястреба, распластав крылья.
Улица незаметно кончилась. Протоптанные всюду тропинки вели по жёлто-зеленому травянистому склону к гряде могучих ив и кустарника у самого берега реки.
Виталий огляделся.
Слева, куда уходил город, над рекой угрюмо возвышался тёмный и массивный железнодорожный мост. А справа, вдали, за деревьями, был виден другой, деревянный и лёгкий, по которому в этот момент двигалась грузовая машина.
Виталий с разбегу спустился по склону и зашагал по тропинке, петлявшей среди кустов и деревьев вдоль самого берега реки.
К мосту он вышел неожиданно быстро. Под его чёрными балками плескалась вода. Пустынная жёлтая дорога бежала к нему через поле.
А на мосту Виталий увидел одинокую женскую фигуру. Облокотившись на перила, женщина неподвижно смотрела куда-то вдаль.
Виталий невольно остановился около последнего дерева, обняв рукой его корявый, толстый ствол. Какой-то странной, безмолвной скорбью поразила его вдруг открывшаяся картина: мост, пустынная дорога, женщина, шорох листвы над головой, плеск воды…
Постояв, Виталий направился к мосту. Женщина стояла спиной к нему. Но когда он взошёл на круглые, неровные бревна моста, она оглянулась.
И Виталий сразу узнал её. Хотя сейчас она была в простом тёмном платье без рукавов, с тонкой ниткой багряных кораллов, кольцом охватившей шею, и в чёрных туфлях на загорелых ногах. В руках она держала портфель. Короткие, отливающие тёмной медью волосы слегка растрепались от ветра, а большие, выразительные глаза на смуглом лице взглянули на Виталия как-то отрешённо и горестно.
Виталий нерешительно остановился в нескольких шагах от женщины, слегка смущённый, что уж и вовсе было ему несвойственно, пробормотав:
– Здравствуйте…
Женщина чуть заметно пожала плечами.
– Я вас не знаю.
– Мы встречались с вами на заводе, — сказал он. — Около кабинета Ревенко. Не помните?
– Нет, — она покачала головой и отвернулась.
– Я приехал из Москвы, — словно оправдываясь, добавил Виталий.
– Из Москвы? — она снова повернулась, и в тёмных влажных глазах её мелькнула тревога. — Я слышала. А зачем вы приехали?
– По делу Лучинина.
– Разбираться в его… преступлениях? — она через силу произнесла это слово.
– В его гибели, — тихо произнёс Виталий.
– Гибели… — прошептала женщина. — Вы его не знали…
– Я его хорошо знал, — возразил Виталий, тоже опираясь на перила. — Мы десять лет дружили с ним в школе.
– С Женей?!
– С Женей, — задумчиво подтвердил Виталий, следя за тугими, искрящимися струями воды внизу, и глухо добавил, стукнув кулаком по бревну: — Не верю… не верю, что он мог это сделать.
– Я бы тоже… не поверила.
– Да? — он быстро поднял голову и посмотрел на женщину. Глаза её были полны слез, и она кусала губы, чтобы не расплакаться.
– Но вот видите… — она на секунду умолкла. — Он это сделал… Такой сильный, такой смелый… — голос её снова прервался. — Как он мог?..
Она поспешно отвернулась, закрыв лицо руками. Плечи её вздрагивали.
«Плачет, — ошеломлённо подумал Виталий. — Плачет… Неужели?..»
– Я вас понимаю, — сказал он дрогнувшим голосом. — Я был его другом… И я понимаю.
Она не ответила, только смахнула слезы и стала смотреть на реку.
– Но скажите мне, — продолжал Виталий. — Как это могло случиться? Я все равно должен был с вами встретиться и задал бы вам этот вопрос.
В ответ она только горестно и недоуменно пожала, плечами.
– Я читал акт ревизии, — помолчав, добавил Виталий, — и анонимные письма в прокуратуре…
– Это все ложь, — страстно возразила она. — Грязная, подлая ложь!
«Две женщины говорят, что это ложь, — подумал Виталий, — две женщины, которые его любили».
– Это надо доказать, — с горечью произнёс он. — И это совсем не так просто.
– Если вы его друг, вы обязаны доказать!
Она обернулась и требовательно, почти гневно посмотрела на него.
«До чего же она хороша! — невольно подумал Виталий. — Женька, Женька, что ты наделал?..»
– Я сделаю все для этого, поверьте мне, — сказал он. — Но вы должны мне помочь.
– Я?.. Чем же я могу помочь? — с тревогой спросила она.
– Сейчас скажу. Кстати, нам надо познакомиться. Меня зовут Виталий Лосев. А вас?
– Таня, — она протянула ему маленькую смуглую руку, — Филатова.
– А теперь скажите, — продолжал Виталий, — вы ведь вместе с Женей работали над проектом для Барановского комбината?
– Да… — её губы снова задрожали. — На мне лежала технологическая часть. Я технолог.
– Кто ещё был в бригаде?
– Черкасов Пётр Андреевич. Он механик. Способный и очень опытный инженер.
Виталий вспомнил худого, лысого человека в очках с кожаной папкой на «молнии», который вместе с Таней был тогда в приёмной.
– Что он за человек?
– Он?.. Но я же сказала…
– Вы сказали, какой он специалист. А я спрашиваю, какой он человек?
Виталий задавал вопросы подчёркнуто деловито, напористо и сухо, не давая ей снова расплакаться.
– Человек? — она помедлила, задумавшись. — Вежливый. Осторожный. Ну и, пожалуй, недобрый. Да, да. Очень вежливый и очень недобрый. Вообще немного странный, — она слабо усмехнулась. — Всякие изречения собирает, пословицы. Мне иногда подсовывает. Вот сегодня, например… — она открыла портфель, достала белый квадратик бумаги и протянула его Виталию. — Сам даже перепечатывает. Вот, полюбуйтесь. Виталий взял у неё листок и прочёл: «Пословица жителей Мадагаскара: „Действуй как хамелеон: смотри вперёд, не забывай оглядываться назад и всегда будь начеку“ [1] ».
– Интересная пословица, — усмехнулся Виталий и попросил: — Можно, я оставлю это пока у себя?
Больше, чем сама пословица, его заинтересовал шрифт, каким она была напечатана.
– Пожалуйста, — Таня равнодушно пожала плечами. — Можете вообще себе оставить.
– Теперь я хочу спросить вас ещё об одном человеке, — сказал Виталий, радуясь, что она успокоилась, что не дрожит её голос и в красивых, строгих глазах исчезли слезы.
– О ком?
– О вашем шофёре, Сергее Булавкипе.
– Он ведь куда-то, говорят, пропал, — удивлённо произнесла она. — Вы слышали?
– Да. Его ищут. Так вот, расскажите о нем.
– Что же вам рассказать? — она задумалась. — Легкомысленный он какой-то, пустой. Но Жене почему-то нравился. Жене многие нравились. И тогда он не замечал их недостатков. Он…
Её глаза снова наполнились слезами, и, с силой закусив губу, она поспешно отвернулась.
– Не надо, — мягко попросил Виталий. — Не надо. Я ведь хочу ещё кое о чем вас спросить.
– Спрашивайте, — глухо ответила она, не поворачиваясь, и требовательно повторила: — Ну, спрашивайте.
– Хорошо, — Виталий чуть помедлил, чтобы дать ей успокоиться. — Вы никогда не слышали, чтобы кто-нибудь грозил Жене?
Она повернулась так стремительно, что Виталий даже вздрогнул.
– Слышала, — испуганно прошептала она. — Да, да, слышала. Мне говорил… Боже мой, кто же мне говорил?.. Ах да! Иван Спиридонович. Так вот…
– Постойте, — прервал её Виталий. — Кто такой Иван Спиридонович?
– Симаков. Это чудесный человек! Бригадир слесарей. Так вот. Ему как-то сказал Носов… Он был выпивши… Носов сказал, что Женя хочет его закопать, но что он сам его закопает.
– Так и сказал? — ошеломлённо переспросил Виталий. — Что закопает?
Он ведь почти наизусть помнил анонимку, присланную Лучинину.
– Да, да, именно так, — возбуждённо подтвердила она. — Я эти слова очень хорошо запомнила. Он посмел так сказать, — глаза её гневно блеснули.
– Значит, Носов… — прошептал Виталий. — Появился некий Носов…
– Ой, мне же пора! — воскликнула Филатова, взглянув на часы. — Обед давно кончился.
– Пойдёмте, я вас провожу до города, — Виталий оторвался от перил. — Мне тоже пора.
И они, не сговариваясь, бросили последний, долгий взгляд на тихую, переливавшуюся на солнце гладь реки. Потом медленно двинулись по дороге в город.
«Носов… Носов… — вертелось в голове у Виталия. — Ведь я слышал эту фамилию…» Натренированная его память тут же высветлила из толпы людей, окружавших в приёмной Ревенко, невысокого, широкоплечего человека в засаленной кепке, в куртке и синей майке, чуть не лопавшейся на могучей волосатой груди. И сразу же вспомнились слова Ревенко: «Лучинин хотел уволить его за прогул…»
…Пыльная дорога незаметно перешла в улицу. По сторонам появились домики, потянулись заборы.
Начался город.
Когда запыхавшийся Виталий появился, наконец, в горотделе, он застал Откаленко и Томилина негромко беседующими у стола.
– Ну, вот и он, — сказал Игорь, подняв голову. — Все брюки небось уже в прокуратуре просидел, пока мы тут полгорода облазили.
Виталий повалился на диван, кинув рядом с собой пиджак. Игорь внимательно посмотрел на приятеля: чтобы он так небрежно швырял пиджак, должно было случиться что-то необычайное.
– Ну, рассказывай уж, рассказывай, — подчёркнуто спокойно и чуть снисходительно сказал он.
Виталий уловил его тон и загадочно усмехнулся. Потом не спеша полез за трубкой. Однако показного спокойствия хватило ему ненадолго.
– Ну, братцы, и встреча же у меня сейчас была! — воскликнул он. — С ума сойти можно.
Игорь деловито спросил:
– В прокуратуре?
– Нет, потом.
. — Так начни по порядку. С прокуратуры.
– Вот дал бог начальника, — повернулся Виталий к Томилину, словно ища его сочувствия. — Я ему потрясающую новость хочу сообщить, а он «по порядку»! Что ж, начнём по порядку, — он снова откинулся на спинку дивана. — Итак, девять ноль-ноль. Прибыл в прокуратуру. Девять тридцать. Товарищ Роговицын соблаговолил меня принять…
Некоторое время он ещё выдерживал этот тон, но затем продолжал, уже откровенно горячась, размахивая зажатой в кулак трубкой.
– …одним словом, вполне вежливо разругались. Дальше я брюки протирал уже в другом кабинете. И тут пошли открытия…
Игорь и Томилин слушали молча, не перебивая, При этом Томилин мрачно уставился в какую-то точку на полу, а Игорь внимательно и чуть насмешливо наблюдал за приятелем.
Когда же Виталий перешёл к своей встрече с Филатовой, Томилин, насторожившись, поднял голову, а в глазах у Игоря исчезла усмешка.
Виталий, наконец, кончил, и Игорь отрывисто спросил:
– Твои выводы?
– Пожалуйста, — с вызовом ответил Виталий. — Первое. Носов и Булавкин связаны между собой. Второе. Они как-то причастны к гибели Лучинина. Третье. Булавкин прислал анонимное письмо в прокуратуру, но, судя по стилю, ему кто-то его продиктовал.
– Если это Булавкин прислал…
– Тут уж я уверен.
– А я только допускаю. Ну, хорошо. Об этом потом. Что ещё?
– Ещё четвёртое. Остальные анонимки написаны каким-то одним человеком, хотя напечатаны на разных машинках.
– Почему думаешь, что одним? — спросил молчавший до сих пор Томилнн.
– Орфографические ошибки одни и те же, — усмехнулся Виталий. — И переносы неверные. И тьма опечаток.
– Тебе что-нибудь известно о Носове?
– Кое-что Филатова рассказала. Лучинин, например, объявил ему выговор. Не дал квартиры в новом доме. Хотел даже уволить. Это ещё Ревенко говорил. Помнишь? В общем, поводов, как видишь, хватало. И я тебе ручаюсь…
– Ты погоди ручаться. Погоди. Темно пока что.
– Но луч света все-таки появился! — запальчиво возразил Виталий.
– Допустим. Но… пожалуй, перераспределим обязанности. Как в таких случаях Федор Кузьмич поступает, ты обратил внимание? Это наше начальство в Москве, — пояснил он Томилину.
– Ах вот оно что, — усмехнулся Виталий.
– Предлагаю следующее. — Игорь неторопливо вытянул из кармана сигарету и щёлкнул зажигалкой. Потом продолжил: — У нас возникло три направления. Первое — это преступления, в которых обвиняется Лучинин.
– Мнимые преступления, я уверен!
– Погоди. Тут, брат, ещё надо разбираться и разбираться. В том числе во всяких бумагах. И все сто раз проверить. Каждый факт. Вот это я беру на себя. Дальше. Записка Булавкина, анонимка Булавкина… Ну, первую он мог, конечно, написать…
– Мог? — удивлённо воскликнул Виталий. — Да не мог, а написал! И сам же завёз её на машине!
– Допустим. Но мог ли он написать и анонимки?
– Так ведь рука же одна!
– Согласен. Но чья?
– Ну, знаешь! Булавкин угнал в тот вечер машину, на ней подъехал к гостинице и передал записку. Это факт? Факт! Так его эта записка или не его? Задача для дошкольника.
– А ты видел подлинный почерк Булавкина?
– В записке?
– Нет, на других бумагах.
– Ну, допустим…
– Ничего допускать нельзя, — решительно оборвал его Игорь. — Нужна квалифицированная экспертиза. Нужна полная уверенность. Сегодня Волов изымет образец его почерка на заводе. А вот экспертизу удастся, к сожалению, провести только, видимо, в понедельник.
– Но дело не возобновлено! — упорствовал Виталий. — Роговицын не желает его возобновлять. Это он мне сказал сегодня совершенно определённо. И он не вынесет постановления!
– Чепуха! Розыск Булавкина ведётся самостоятельно. Сегодня у нас пятница? В понедельник я сам пойду в прокуратуру. К этому самому, как его?
– Кучанскому, — подсказал Томилин.
– Да, к нему! И добьюсь возобновления дела.
– Очень интересно, — иронически усмехнулся Виталий. — Что же ты мне поручишь?