Текст книги "Принцесса для зверя (СИ)"
Автор книги: Адалин Черно
Соавторы: Лили Ред
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Хватаю сумку, достаю ключи от машины, спускаюсь вниз и нахожу Сабину. Сквозь толпу и громкую музыку пытаюсь докричаться до нее:
– Я домой, слишком устала. Спасибо тебе, я правда отдохнула, – она кидается мне на плечи и крепко обнимает, но в этот момент меня от нее отрывают и на секунду мне кажется, что приехал Тимур, но захват болезненный и совершенно чужой. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто там и лишь широко распахиваю глаза в удивлении.
– Давлатова Соня Дмитриевна?
Передо мной стоит полицейский. Взрослый мужчина лет тридцати, с глубоко посаженными глазами и угловатым подбородком, излишне пухлыми губами и широким некрасивым ртом. Я не знаю, почему замечаю именно эти мелочи. Наверное, потому что подсознательно боюсь полицейских. Они меня пугают.
Я начинаю думать, что что-то произошло с Тимуром, что всплыла история с парнями и сейчас меня нашли, чтобы я дала показания. Я перебираю кучу вариантов в голове и, наконец, отвечаю:
– Да, я, – киваю и хочу задать кучу вопросом, но меня бесцеремонно перебивают.
– Вы задержаны по подозрению в нанесения тяжких телесных повреждений во время управления автотранспортным средством. Пройдемте, – мужчина с силой хватает меня за локоть и ведет на выход.
Я виновата в чем? Пытаюсь остановиться и сопротивляться, что-то говорю мужчине, но меня не слышат.
– Подождите, это какая-то ошибка…. – растерянно бормочу в ответ.
Я ничего не понимаю. Я все время находилась тут, даже дышать не выходила, в то время, как девчонки отдыхали и веселились. Откуда… Какие тяжкие телесные?
– Хватит же дергаться, – резко выдает полицейский и я слышу лязг наручников, застегивающихся на моих руках.
Теперь я понимаю, что все серьезно, что мне не стоит сопротивляться, кричать и что-то доказывать. Именно поэтому я спокойно иду за полицейскими и сажусь в машину. Я четко понимаю, что мы сможем во всем разобраться. Что все будет в порядке, что у нас все получится. Я действительно в это свято верю.
Я настолько погружена в свои мысли, что не сразу замечаю, как кто-то сбоку делает фотографии. Это плохо, потому что скоро это разлетиться по СМИ, но я креплюсь.
Несмотря на внутреннее спокойствие, мне становится страшно, потому что я ничего не понимаю. И это все выглядит какая-то подстава или розыгрыш. Может так Тимур решает надо мной подшутить?
– Я ничего не делала. Была в клубе и можете по камерам посмотреть, – решаю все же сказать им, но они, даже не взглянув в мою сторону, монотонно отвечают:
– Мы все проверим, не переживайте. Сейчас ответите на вопросы и дальше будем решать.
Это уже не похоже на шутку, внутри начинает гореть, что все реально. Когда меня привозят в участок, я тут же требую звонок.
– Тим. Меня забрали в полицию, говорят я кому-то тяжкие телесные нанесла.
– В смысле? – он также шокирован, но его долгое молчание напрягает.
– Я не виновата. Я ничего такого такого не делала, – я надеюсь, что Тимур мне верит и быстро приедет.
– Как это не виновата? Ты кого-то избила и забыла?
– Нет, Тимур, приезжай, пожалуйста, – я называю ему адрес, он коротко отвечает и отключается.
Я растерянно смотрю на телефон и чувствую, как по щеке скатывается одинокая слеза.
– Ну что, поговорили? – интересуется следователь, к которому меня привели. – А теперь посмотрите это…
Глава 32
– Вы серьезно? – я всматриваюсь в видео и понимаю, что на картинке я.
Моя одежда, обувь, даже заколка в волосах идентична моей и сумочка… Я всматриваюсь и нахожу отличия: попа больше, плечи шире, другая походка.
– Мне кажется, тут даже говорить не о чем, доказательства на лицо, – следователь ухмыляется и нажимает кнопку повтора.
Это видео раз за разом проигрывается, и с каждым повтором я сильнее убеждаюсь в том, что это не я.
– Вы что не видите, меня подставляют. Девушка там просто одета, как я… – хочу себя защитить, дать наводку мужчине, но он будто меня не слышит.
Не хочет слышать… Вместо этого он начинает говорить дальше:
– Охранники подтвердили, что вы выходили из клуба и возвращались. Вот видео, как вы на машине мужа едете по направлению дома, но как только сбиваете граждан переходящих, заметьте по пешеходному переходу, резко разворачиваетесь и едите обратно в клуб. Камеры показывают точное время. Так что увы, ни один адвокат вам не поможет.
Его слова бьют сильно. Мне действительно становится страшно, не только за себя, но и за своих близких отца, Тимура и даже Генриха Илларионовича. Мне обидно и за себя, потому что меня кто-то подставляет. Я-то точно знаю, что ничего не делала.
– Я буду говорить только в присутствии своего адвоката, – мои слова тут уже не помогут, только усугубят ситуацию. И сейчас мое единственное спасение – Тимур.
Меня отводят в камеру и я долго брожу из угла в угол в ожидании, когда меня вызовут. Вначале приходят адвокаты. Их почему-то двое. Они долго и нудно расспрашивают меня о том, что случилось, о том, что я делала. Никто из них не верит в то, что я не выходила из клуба. По сто раз напоминают мне о том, что я сбила людей и о записи. Когда они, наконец, уходят, я выдыхаю, а после камера открывается снова и меня ведут уже в кабинет. Выглядит он печально, как и моя ситуация. Меня изолировали полностью, как преступницу. Даже Тимур сейчас находится не рядом со мной, а через перегородку.
Я присаживаюсь за стол и смотрю на него. Тимур не ждет ни секунды и сразу начинает отчитывать меня.
– Ты в своем уме вообще, Соня? Ты хоть представляешь всю серьезность ситуации? Ты пьяна была, что ли? – его голос эхом проносится по комнате. Тимур то слегка повышает его, то переходит на крик, от чего у меня внутри все сжимается.
– Прекрати так кричать, – прошу, хотя не надеюсь на то, что он меня услышит.
– Не прекращу! Ты хоть представляешь, что за это будет? – он разговаривает грубо, строго, так же, как и все считает, что я способна на подобное.
Я стараюсь держать маску безразличия, но слезы все же начинают стекать по щекам. Мне впервые страшно настолько, что я готова попросить у него помощи. Молить его несмотря на то, что у нас до сих пор не налажены отношения. Что он считает меня ветреной и бесчувственной, папиной принцессой, не заботящейся о жизни других.
– Я ничего не делала, – едва шевелю губами, стараясь объясниться.
Я одна здесь, помощи ждать практически нет откуда: матери у меня нет, а отец не выходит на связь, да и он вряд ли поверит в то, что я не виновата. Скорее, даже приплатит адвокатам, чтобы его нерадивая дочь села на подольше и не мусолила глаза на его празднике жизни.
– Ты уверена?
Я поднимаю голову и смотрю на него заплаканными глазами.
– Ты серьезно?
Нет, я не верю, что он спрашивает это серьезно и совсем-совсем не шутит. Не хочу в это верить. Несмотря на наши непростые отношения я надеялась, что он рассмотрит меня настоящую, что заглянет в душу и поймет, какая я на самом деле.
Он вздергивает брови и удивленно смотрит на меня. Серьезно. Не верит. Ни он, ни адвокаты-идиоты, которых мне предоставили сразу после задержания, никто не верит.
– До свидания, – шепчу одними губами, но продолжаю стоять на месте.
Нас разделяет большая прозрачная стена и сейчас я рада, что это так. Он не станет подходить, касаться меня, добиваться правды. По взгляду вижу, что он не захочет слышать мои оправдания. Да и мне не хочется рассказывать. Я уже миллион раз объясняла все следователям, адвокатам. И ему по телефону…
Только он не верит, постоянно спрашивает и злится, он постоянно злится на меня. А ведь он сам пришел ко мне когда-то, сделал предложение, сказав, что я ни в чем не буду нуждаться, что ему нужна просто жена, которая не будет омрачать его репутацию. Так и было. До сейчас. Может, в этом все дело? Я в одночасье стала той, кто омрачил его репутацию? Кто бросил тень на имя великого Тимура Байрамова.
Смотрю на его недоверчивое выражение лица и понимаю, что меня обуревают противоречивые чувства: ненависть и…
Любовь?
Нет– нет-нет…
Соня, ты не можешь его полюбить. Он не тот, кому можно отдать свое сердце. Его интересует только две вещи: имя и бокс. Ты ему не интересна, совсем. Ты для него лишь красивая кукла и прикрытие для деда и окружающих. Только почему так на душе погано?
Ты должна его ненавидеть.
Ну же, Соня. Я действительно убеждаю себя. И вынуждаю развернуться и направиться к двери.
– Вернись за стол и давай нормально поговорим, – его голос останавливает меня у двери, но я решительно берусь за ручку.
Я знаю, что он злится… он всегда злится. И всегда только из-за меня.
Я разворачиваюсь и хочу выйти из комнаты для посещения, потому что не могу находится рядом с ним, это меня задевает сильнее, чем обвинения, которые на меня вешают.
– Одно твое слово, принцесса, и ты сейчас же выйдешь отсюда.
Вздыхаю, потому что я не хочу так. Я, наверное, глупая, потому что все еще верю в великую силу правосудия. И надеюсь, что ему не придется прикладывать к ней руку, потому что я больше не хочу, чтобы нас хотя бы что-то связывало. Не хочу быть ему обязанной и знать, что он единственный, кто помог мне в трудной ситуации.
– Мне не нужна твоя помощь, – уверенно говорю я и стараюсь держаться, хотя с каждой минутой это становится все сложнее и сложнее.
– Остановись, – он бьет по стеклу и оно начинает дрожать.
Тимур наносит удар за ударом, вымещая всю злость на перегородке, как на боксерской груши.
– Нет, Тимур. Наш брак окончен. Подавай на развод и со спокойной душой расскажи журналистам, что любовь всей твоей жизни обычная мажорка, не заботящаяся о жизни других.
– Вернись, – кричит Тимур и вновь обрушивает удар на перегородку
Охрана вбегает в комнату и они пытаются успокоить Тимура, но у них это не получается. Еще бы, ведь они пытаются остановить чемпиона по боксу.
Я с тоской смотрю на бесполезные попытки охраны что-то предпринять и понимаю, что когда все закончится, если, конечно, закончится, я не смогу простить его недоверчивого взгляда. Его простого “ты уверена?”. Перед глазами проносится множество споров, ссор и скандалов, которые были между нами, но мы договаривались, старались находить компромисс.
– Вернись и ответь, – кричит Тимур.
– Прощай… – говорю последнее и разворачиваюсь, протягивая руки, чтобы на них защелкнули наручники.
Я выбегаю оттуда и внутри такой раздрай. К кому мне обратится? Если я ничего не буду предпринимать, то меня точно посадят. Следователь говорил, что минимальный срок, который мне светит – три года… Но думаю, сейчас мне много припишут, даже не посмотрят, что дочь Довлатова.
Руки трясуться, но я все же прошу еще один звонок.
– Не положено, – служит мне ответом, и я понимаю, что обратиться мне не к кому.
* * *
Неделю ко мне никто не приходит. Даже отец… Адвокат, который ко мне пришел, ничего толком не говорит, зато уверяет говорить правду. Настаивает на чистосердечном признании. Меня ежедневно таскают на допросы и склоняют к признанию вины, но это не моя вина.
Я полностью вымотана.
Мне хочется просто лечь и уснуть, чтобы не было этих подъемов в семь утра на допрос. Одиночной камеры, где я начинаю чувствовать себя изгоем, даже полицейские смотрят с презрением и не верят ни одному моему слову. Я уверена, что и адвокат не верит, потому что он заставляет меня признаться, а я не знаю, в чем должна признаваться.
– Ваше дело будут рассматривать сегодня, после обеда, – сообщает следователь, – не хотите ни в чем признаться, это уменьшит ваш срок… Последняя попытка.
– Мне не в чем признаваться. Там не я. Я была в клубе и не выходила оттуда, – как болванчик повторяю вновь и вновь одну и ту же фразу.
– Как скажите, скоро увидимся, – он выходит, а у меня руки начинают дрожать.
Мне никто ничего не говорит. Даже мысленно я понимаю, что меня могут посадить. Я даже вижу себя за решеткой. Молодую, неопытную, маленькую в холодной тюрьме. Я знаю, что Тимур мне не верит. Не хочет верить, слушать, знать.
Через пару часов за мной приходят. Надевают наручники, как самому опасному преступнику, усаживают в машину и везут в зал заседания. Мне страшно. Только мы приезжаем, как нас окружают вспышки камер и журналисты, они задают вопросы и буквально в лицо суют объективы. Мне не по себе. Полицейские защищают меня, как могут, и быстро уводят внутрь. Тут тише, но сама обстановка давит на меня. Мы проходим по коридору и передо мной открывают дверь.
– Проходите.
В зале много людей… Там Тимур, отец, Генрих Илларионович, Сабина… Все… Все кто был в том клубе. Я присаживаюсь рядом с адвокатом, по правую сторону меня охраняет полицейский.
– Встать, суд идет.
Началось.
По десятому кругу выслушивали всех. А я смотрела, как Тимур хмурится и постукивает пальцами по папке. Я надеюсь до последнего, что он мне поможет. Больше некому, отец вообще сказал, что мне пора взрослеть и колония будет хорошим уроком.
Это было большим ударом для меня. Как родной отец может такое говорить о своей дочери?
– Мы готовы выслушать сторону обвинения, – монотонным голосом говорит судья.
Прокурор зачитывает обвинение и перечисляет статьи за которые мне светит до четырех лет лишения свободы. Он требует назначить именно максимальную меру пресечения, от чего мое сердце замирает, и я только представляю, сколько мне предстоит провести здесь. Страшно. Я провела тут не так много, а тут… четыре года. Я все еще не могу поверить, что меня кто-то способен вытащить. Адвокату, судя во всему, плевать.
– Четыре года! – скандируют присутствующие в зале. – Так ей! Убийца! За решетку!
Я медленно осматриваю зал и натыкаюсь на бешеный и злой взгляд, направленный в мою сторону. Тимур. Мой зверь. Моя погибель.
– Обвиняемая, защита, есть что добавить?
– У меня нет, ваша честь, – отвечаю дрожащим голосом. – Я уже говорила, что я этого не делала.
– Позор! Как она может? Убийца!
Я снова прикрываю глаза. Шум толпы раздражает, а взгляд серых глаз прожигает меня насквозь. Не помог. Не поверил. И ничего не сделал.
– Ваша честь, – слышу голос адвоката. – У нас есть свидетель, – он делает паузу. – Девушка, утверждающая, что ей заплатили, чтобы подставить обвиняемую.
Я резко смотрю на него и даже не знаю, что сделать, в ноги упасть или зареветь от бессилия. За эту минуту у меня жизнь пролетает перед глазами.
– Пригласите свидетеля.
В зал заходит девушка с пакетом. Она рассказывает, как было на самом деле. Что незнакомец позвонил по телефону и предложил крупную сумму денег. Заказчика она не видела и голос походил на механический.
Ее слова взорвали толпу. Многие не верили, что это правда, кто-то кричал, что я все подстроила специально. Адвокат передает суду пакет с записью переговоров девушки с заказчиком, а также выписки из банка, свидетельствующие о переводе.
Я медленно оседаю на скамейку. Неужели это правда? Меня освободят? Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я слышу:
– Признать невиновной.
Я не могу в это поверить и осознаю только тогда, когда мою клетку открывают и с меня снимают наручники. Меня кто-то поздравляет, что-то говорит, но я едва ли понимаю, что произошло.
Уже на улице, когда я выхожу вслед за всеми, Тимур подходит ко мне. Отец вместе с Мариной даже не остался, чтобы поговорить со мной. Они просто сели и уехали. Да и с Тимуром, если честно, разговаривать не хочется.
– Это ты все устроил? – спрашиваю у него.
– Нет, – он пожимает плечами. – Я не знаю кто, но это выглядит наигранно, – серьезно говорит он. – Вот, – он тянет мне какие-то листы. – Подпиши документы о разводе.
Глава 33
Пять месяца спустя
После того происшествия сбегаю ото всех. Я окончательно прекращаю общаться со всеми, даже с подругами. Единственный, с кем я все еще поддерживаю отношения – Генрих Илларионович.
Я помню, как после суда я вернулась в квартиру и плакала. Ревела от того, что меня все предали. Даже те, кого я считала семьей. Это больно, дико, совершенно несправедливо в отношении меня, но кого-то это волнует? Нет… Им всем наплевать. Ко мне никто не приходит и не звонит. В сети только и пестрят фото Тимура и предательницы Сони. Но все же есть и те, кто считают, что я не виновата. И моей семье стоило бы устыдится, но, увы…
Я в тот же день поставила подпись о разводе и даже не спросила мотивов его поступков. Плевать, почему он так поступил, почему это сделал. Я думаю, что на него давила пресса, возможно даже те, с кем у него были контракты. Тимуру ни к чему жена, с которой возникали проблемы. Я горько усмехнулась. Кто бы сомневался, что взамен моей поддержке он отвернется и забудет о моем существовании.
Я уехала, изменив свою жизнь. С отцом я так же перестала общаться, потому что сил смотреть на их счастливую семью и на то, что я не нужна, у меня попросту не было. Тогда я решила, что лучшим выходом будет поездка в другую страну. Что подальше от Тимура и ото всех я смогу жить. Помощи ждать было неоткуда. Отец денег бы не дал, а вот Генрих Илларионович помог вернуться в штаты и пойти на учебу. Все четыре года экономического я трачу на кое-что другое. На то, что мне по духу, то, что нравится и чем бы я хотела заниматься. Я поступаю на ветеринарный.
Генрих Илларионович, если и удивлен, то совершенно не подает виду. Он терпеливо помогает мне, после чего я отправляюсь в Штаты. Ощущение, что я поступаю правильно, присутствует со мной и помогает найти силы на дальнейшую жизнь. Генрих Илларионович радуется за меня и предлагает несколько вариантов, чтобы облегчить мою жизнь. Я отказываюсь от съема квартиры и помощи в покупке машины. Решаю, что лучше я буду жить в общежитии, чем пользоваться его помощью и дальше.
Все.
Мне тут нравится. Правда. У меня такое впервые, но сейчас я уверена, что на своем месте. Мне нравятся животные, люблю за ними ухаживать. Всегда любила. И теперь у меня будет возможность их лечить, помогать в проблемах со здоровьем.
Я даже устраиваюсь волонтером в приют. Раньше, из-за того, что у папы была аллергия, я не могла завести питомца. А сейчас меня буквально начинает трясти от того, что я им помогаю и кормлю. За этого время я успеваю даже найти себе подработку в ветеринарной клинике при университете, деньги не большие, но на мелочи мне хватает. И на пару часов прихожу, как волонтер в приют для животных. У меня сердце начинает сжиматься, когда вижу, как бедных собак выкидывают. И это не только дворняги, но и очень дорогие породы. И я понимаю, что это все прихоти богачей и их безответственность…
У меня от прошлой жизни ни осталось и следа. Дорогие бутики и бесконтрольная трата денег? Тусовки и поздние приходы? Еще Тимур искоренил эти пункты из моей жизни, но сейчас, когда я остаюсь без огромного состояния, понимаю ценность денег. И уже не веду себя так расточительно. Я начинаю понимать, как тяжело они порой могут зарабатываться.
Здесь меня не знают, никого не интересуют связи и я начинаю с нуля. Мне приходится доказывать, что я лучше сотни других студентов исключительно своими навыками и умениями. После учебы мне приходится бежать в клинику, потом в приют и так каждый день. Но я не чувствую усталости.
Наоборот.
Я получаю такое удовольствие, что сейчас ничего не хочется менять, даже не имея миллионов за спиной. А все, что было в прошлой жизни, пускай там и останется. Отец со своей Мариночкой. Тимур со своими тараканами…
У меня появляются друзья. Милые, добрые девчонки и парни, с которыми нет чувства, будто тебя предадут. Передадут все журналистам или еще хуже будут спекулировать на моей жизни, получая за это деньги. Как там… в той жизни. Они наоборот, смотрят сочувствующе и обнимают крепко, забираю ту боль, что сидит глубоко во мне. Просто так. Ничего не требуя взамен. Сейчас моя жизнь разделилась на до и после.
Но я все равно иногда заглядываю на страницу Тимура в Инстаграм. Закусываю губу, жду когда там появится новость о новой невесте, но нет… Ничего такого нет. Даже странно, но та фотография, сделанная им, сохранена до сих пор. В то время, как я удалила все, что связано с прошлой жизнью. С ним. Абсолютно все…
Я хочу забыть обо всем, но порой, глубокой ночью вскакиваю из-за снов, терзающих мое сознание. Я вспоминаю все и плачу от жалости к себе. Ни курс с психологом, ни животные не помогают полностью искоренить эту боль.
И Генрих Илларионович. Он звонит мне каждую неделю и спрашивает, как я себя чувствую. Хватает ли мне всего и не нужно ли выслать денег. Я лишь улыбаюсь. Грустно, до слез из глаз, но улыбаюсь. Родной отец так ко мне не относится, как он…
Я даже его дедушкой начинаю называть. Не знаю, с чего это пошло и как так получилось… Но он мой деда… И он даже рад этому…
Пару раз начинал разговор о Тимуре, но я пресекала все это. Мне тяжело об этом говорить. Мне плохо, хотя и ему не лучше. Дед говорил, что он злой и безумный. Но это видно и по его Инстаграму. Только суровые фотографии с тренировок и больше ничего.
Я закрываю эту страницу и не думаю о нем. Хватит с меня. Вместо этого буквально заставляю начать общаться с другими мужчинами. Вначале ради просто интереса, не переходя черту. Но у меня ничего не выходит. На следующем свидании все почти все начинают приставать, предлагать поехать к ним домой и посмотреть фильм. Друзья предлагают поступить иначе и начать знакомство по интернету. После долгих тренировок, мне все же попадается парень, который увлекает меня просто словами.
Мы ни разу друг друга не видели, но я чувствую, что это мой человек. Даже не знаю, как это объяснить. Но каждое его сообщение проходит через меня. Мы уже на протяжение пяти месяцев с ним общаемся, в основном ночью, потому что днем у меня нет времени. Лишь с утра его короткое “Доброе утро. Хорошего дня”. Я знаю о нем почти все. Что он живет в штатах, но иногда ездит за границу. Любит, как и я, животных. Он по секрету рассказал, написал именно потому что в профиле стояла информация о ветеринарном враче и милый котик на аватарке. Но самое главное, я боюсь попросить у него фотографию. Хочу, очень хочу, но боюсь. Ведь нельзя же влюбиться в человека просто по сообщениям?
Глава 34
– Сонечка, здравствуй, – Генрих Илларионович звонит уже второй раз, потому что первый разговор нечаянно прервался.
– Вот теперь я слышу тебя хорошо.
Я рада слышать Генриха всегда. Он был и остается тем, кто меня поддерживает.
– Как твои дела? Всех животных излечила?
– Еще не всех, но я стараюсь, – смеюсь в трубку. – Вот предложили теперь на постоянной основе работать в клинике. Сказали, что я хорошо справляюсь, экзамены сдала на отлично. Теперь предлагают место.
– Это же здорово. А то временная вакансия – так себе перспектива.
– Да-а-а. Я сама в шоке. У нас на потоке столько студентов. Точно не твоих рук дело? – с напускной строгостью спрашиваю у него, потому что порой мне кажется, Генрих все подстраивает. Не может же мне так везти.
– Я хотел, но ты запретила. Поэтому я с чистой совестью говорю – это не моих рук дело, а только твои достижения, милая. Ты умница.
После этих слов, улыбка сама пробивается и никак не сходит с лица.
– Спасибо, – я закусываю губу, чтобы слезы не появились на глазах, потому что это чертовски трогательный момент.
Я рада, что Генрих Илларионович, несмотря ни на что, помогает мне и поддерживает, что я могу в любую минуту позвонить ему и поделиться своими наработками.
– Соня. Я не просто так названию тебе. Ты же помнишь, про мой юбилей?
Настроение тут же портится, потому что в голове сразу проигрывается весь сценарий происходящего. Как я отказываюсь и не хочу ехать, но дед меня убеждает. И только я переступаю порог его дома, тут же начинаю ругаться с Тимуром. А если у него будет невеста, то…
Боже, я не хочу видеть этого всего.
Мне будет неприятно видеть его с другой.
– Помню, – тихо отвечаю и надеюсь всем сердцем, что он не пригласит меня. Потому что отказать ему просто не смогу.
– Я знаю, что ты скажешь. И будешь права. Дед много хочет. Но все же это юбилей, может ты прилетишь и порадуешь меня? Я давно тебя не видел.
Я потираю лицо руками и хочу крикнуть ему “НЕТ”, но вместо этого медленно выдыхаю и отвечаю:
– Конечно приеду. Спасибо, что пригласил.
– Серьезно? И даже не обзовешь меня манипулятором и не обидешься? – он говорит все то, что крутится у меня в голове, но я ни за что в жизни так не поступлю и не обижусь на него.
Я понимаю, что дорога ему, как внучка. Он никогда не делал мне плохо и вечно помогает. И это будет свинство, если я откажу и не приеду поздравить лично. Что бы я не чувствовала к Тимуру, как бы не ненавидела его, должна приехать, улыбнуться и показать, что мне все равно на все произошедшее. Точно так же я должна поступить с отцом, улыбнуться, обнять его и показать, что мне плевать на его жизнь и на его швабру Мариночку.
– Нет, – с небольшой ухмылкой отвечаю ему.
– Тогда я пришлю за тобой самолет.
– Не стоит, я куплю билет и приеду.
– Мне будет волнительно. Я лучше сам тебе билеты закажу. И не стоит препираться. На электронку тебе секретарша все скинет. Не возражай.
– Хорошо, – мне приходится согласится.
– Все на этом прощаюсь, чтобы не спугнуть удачу. Отдыхай, милая.
Он сбрасывает вызов. Ну и какой после этого отдых? Я не знаю, как быть, не знаю, что делать, поэтому открываю чат с Муром. С единственным человеком, который меня поддерживает, с тем самым парнем, с которым мы общаемся уже почти полгода.
Cat: Привет, Мур… Как ты? У меня проблема! Мне нужно поехать на юбилей к дедушке. Это… это… это ТРАГЕДИЯ!
Знаю, что я вполне возможно перегибаю, но сейчас меня переполняют эмоции. Не проходит и минуты, как мое сообщение прочитывают, а карандаш начинает двигаться. Мне тут же хочется удалить сообщение, но я стойко держусь. Мне нужна его поддержка.
B.Mur: А что в этом такого ужасного? Увидишь родственников, может, получится наладить отношения.
Ох… Он не знает мою семью. Я с ней вообще не готова общаться, даже спустя такое время.
Cat: Не хочу их видеть. Ни папу, ни эту его новую пассию. Ни братика, который наверняка уже родился. НЕ ХОЧУ!
B.Mur: А что произошло? Ты не говорила никогда. Может, поделишься и на душе станет легче.
Я напрягаюсь, потому что расскажи я ему полную правду, он может поймет, кто я и начнет искать информацию. И найдет. Я не хочу, чтобы он разочаровывался во мне.
Cat: Мне никто не верил. Когда мне нужна была поддержка, все обо мне забыли, и я осталась одна.
Я намеренно не пишу подробностей. Знаю, что он точно начнет искать, поэтому сдерживаюсь.
B.Mur: Но у тебя получилось?!
Cat: Но какой ценой… Я одна…
B.Mur: У тебя есть я. Ты можешь мне всегда все рассказать. Я пойму.
От его сообщения в душе становится тепло. Я понимаю, что вот есть еще один человек, который меня готов поддержать и выслушать.
B.Mur: Малыш, скажи мне, если тебя обидят.
Cat: И что тогда будет?
B.Mur: Я приеду и надеру ему задницу;)
Я смотрю на это сообщение и улыбаюсь, как дурочка. Он такой милый и искренний, что я просто не могу по-другому. Мне впервые хочется написать ему о том, чтобы увидеться, спросить, можем ли мы встретиться. Я даже пишу это, но тут же стираю, потом пишу еще раз и снова стираю. Пальцы набирают сообщение, а мозг отдает сигнал стирать. В конце концов я просто пишу:
Cat: Спасибо…
B.Mur: Ты так долго писала спасибо? Кэт… я слишком хорошо тебя знаю;)
Я понимаю, что Мур видел, как я писала сообщение. Мне становится немного стыдно, щеки начинают гореть, а пальцы сами набирают:
Cat: Я хочу тебя увидеть.
Я не знаю, что ответит Мур, что скажет на мое безрассудное сообщение и что подумает о той, кто первой предлагает встречу. Именно поэтому я выхожу из мессенджера еще до того, как парень откроет сообщение, а после и вовсе отключаю телефон, решив, что включу его позже, а пока еще немного поживу в блаженном неведении.
Глава 35
B. Mur: Никаких фото, ты же помнишь? Я приеду к тебе, увидимся вживую, пообщаемся.
Я замираю и снова перечитываю строки. Сердце сильно бьется и хочется сразу задать миллион вопросов: когда, где и что будем делать? Но я сдерживаюсь, лишь глупо улыбаюсь и правда верю, что он приедет.
Cat: Буду ждать…
И все, время будто останавливается. На замену уверенности и желанию видеть Мура приходит страх.
Я не хочу его видеть. Потому что уверена: как только увижу, между нами уже ничто не будет прежним. А вдруг он что-то не то или не так скажет? Каковой тогда будет моя реальность?
Друзья стараются меня поддержать, что это лишь мой страх из-за прошлого. Но я теперь игнорирую Мура. Не пишу, как раньше и даже не захожу в чат, чтобы он не видел значка online.
Я трусиха…
Но самое интересное, что Мур тоже пропадает. От него не приходят сообщения всплывающим окном. Наверное, тоже испугался…
Всю неделю я готовлюсь морально к поездке и понимаю, что ничего не получается. Я даже чемодан не собираю, потому что надеюсь, что поездка отменяется. Но дед присылает билеты, которые мне нужно только распечатать. Выхода нет…
В субботу с утра я собираю чемодан, надеясь что наступит снежный буран и самолеты отменят. Но, как назло, солнце светит ярко и нет ни единого облачка. Вызываю такси и еду до аэропорта. Предъявляют билет, паспорт и меня пропускают в самолет.
Теперь точно назад дороги нет.
Дед меня хотел разместить в своем доме, но я отказалась. Там точно будет Тимур, почему-то была уверена, что он тоже на выходных приедет.
По прилету в Россию меня встречает водитель и везет по адресу, где в ближайшие три дня мне придется жить. В гостиницу, которую Генрих Илларионович также снял для меня.
Странно, но я могла и к отцу поехать. Ведь там все же и мой дом. Но желания не было никакого. Вновь скандалы, ссоры – не хочу этого. Мне спокойнее на расстояние, где меня никто не упрекает и ни в чем не обвиняет.
Пускай та история утихла, но он даже не извинился за свои слова.
Первым делом я разбираю вещи, достаю платье, которое вечером буду надевать и радуюсь, что выбрала немнущуюся ткань. Платье из черного велюра, мягкое, красивое и элегантное. Я помню, как покупала его в Милане, но так ни разу и не надела. Закусываю губу, вновь вспоминая о прошлом. Я даже думала его продать, когда было совсем туго с деньгами, но рада, что смогла обойтись без этого. Черные туфли лодочкой ставлю вниз и украшение своей мамы, белый жемчуг.
Я даже представить не могу, что меня там ждет. Но сейчас время решило надо мной пошутить. И пять часов пролетают незаметно, приходится второпях собираться.
Машина ровно в семь вечера приезжает за мной и увозит к тем людям, от которых я так отчаянно сбегала год назад.
Это большое испытание лично для меня. Как посмотреть страху в глаза. Мне безумно нужна поддержка, поэтому я достаю телефон и все же пишу Муру.
Cat: Мне страшно, Мур. Сегодня мне очень страшно.
Пальцы дрожат я смотрю, что мы ближе подбираемся к дому Генриха, а силы кончаются уже сейчас. Как выстоять? Но вижу, что Мур прочитал мое сообщение и тут же начал что-то писать.
