Текст книги "Повседневная жизнь первых христиан. 95–197"

Автор книги: Адальбер-Гюстав Аман

ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ
ПОВСЕДНЕВНЫЙ ГЕРОИЗМ

Глава первая
Ритм дней

«Вся жизнь христианина – один долгий праздничный день» ¹, – писал Климент Александрийский. Вера освещала ярким светом серое течение будней. Верующий делил свои дни между семьей, работой и общиной. Христиане, жившие среди язычников и постоянно подвергавшиеся угрозе отступничества или доноса, испытывали потребность встречаться друг с другом, делить хлеб слова и хлеб Святого Причастия, заражая друг друга рвением в служении Богу. Они собирались в одном и том же месте, в совокупности образуя единство, обозначаемое словом « parocchia», которое обычно переводится как «приход», однако более точное значение которого можно передать как «пребывающие на чужбине» сего мира, сознающие эфемерность земного бытия.

По своему положению христианин – одновременно гражданин и чужестранец, укорененный и странник; вместе с соотечественниками он является гражданином одного государства, но всё его существо устремлено к Обетованному Граду. Каждый верующий делит с окружающими ту самую веру, которая была обретена им в день крещения, и всякий раз, как братья и сестры встречаются, они вместе вспоминают, что идут одним путем с Господом.

В рамках повседневной жизни верующий, один он или в семье, никогда не теряет из виду, что является частью народа, находящегося в пути. Всем своим существом он желает разделить это убеждение со своими близкими. Какое тяжкое испытание для христианина или христианки – не иметь возможности говорить с наиболее дорогими, наиболее близкими существами, с отцом или мужем, об этой надежде обретения незримого телесными глазами. Перпетуя убедила своего брата, поколебала приверженность к язычеству своей матери, но в отношении отца словно натолкнулась на стену.

Ритм времени христианина – день, неделя, год – определяется верой, которая ведет его и указывает ему путь. Христианин, так же как и иудей, знает, что время и история подвластны Господу, ведомы и напитаны им. Бог живой дает времени его полноту и смысл, определяет его значение и полярность.

День: работа, молитва, досуг

Императорский Рим просыпался столь же рано, как и деревня, – при первых проблесках зари. Богатые и бедные старались максимально использовать дневной свет. В те времена электричество еще не смешало естественный суточный ритм жизни. «Жить, – говорил Плиний Старший, – значит бодрствовать» ². Дневной свет, воспевавшийся поэтами, представлял собой феерию, постоянно возрождавшуюся в череде сменявшихся времен года. Исчерпав все прочие аргументы, друзья-язычники, желавшие спасти от смерти и мучений христианина Пиония, прибегли к последнему доводу, против которого не мог устоять ни один грек: «Не стремись умереть, ведь жизнь так приятна, а дневной свет столь прекрасен» ³.

На рассвете и с наступлением ночи христианин предается молитве ⁴. Это два важнейших момента суточного цикла, когда христианин пребывает в покое, размышляет о Священном Писании и поет псалмы ⁵. Частный характер этих двух молитв объясняет, почему для них не было создано канонического текста.

Тертуллиан советует опуститься утром на колени для первой молитвы, открывающей новый день, дабы тем самым показать свое смирение перед Богом, поклонение ему ⁶. Молящийся обращается лицом на восток, «откуда приходит истинный свет» ⁷. Восток, поясняет Климент Александрийский, служит символом Того, Кто есть наш День; на востоке загорается свет истины, озаряющий наши головы ⁸. «Христианами, – писал Тертуллиан, – являются все, кто с изумлением увидел сияние света истины» ⁹.

Евреи диаспоры строили свои синагоги – по крайней мере, на Западе – обращенными к Иерусалиму, своей духовной столице. Прежде чем строить свои церкви, обращенные на восток, христиане сами обращались к странам, «лежащим между двух рек», где, как полагали, находится «райский сад», куда их должен ввести Христос; вера внушала им, что оттуда придет день вечной жизни ¹⁰. Мученик Гиппарх изобразил на восточной стене своего дома крест, перед которым молился семь раз в день ¹¹.

Ориген советовал христианам по возможности выделять в доме специальное место для молитв ¹². И действительно, начиная с III века в частных домах, по крайней мере у зажиточных христиан Египта, существовали молельни.

Вновь христианин молился на заходе солнца ¹³. Тертуллиан требовал, чтобы христианин осенял себя знаком креста в форме буквы «Т» ¹⁴. Библейский текст и свободная молитва всякий раз восстанавливали бодрость духа.

Согласно «Дидахе» ¹⁵, христиане должны были придерживаться иудейского обычая молиться трижды в день, повторяя молитву «Отче наш», завещанную верующим самим Иисусом Христом. Эта молитва объединяет общину, даже пребывающую в рассеянии, и позволяет в любом месте, в любое время молиться от лица многих. Однако в этом документе не уточняется, в какое именно время дня следует молиться, из чего можно сделать заключение, что выбор оставляется на усмотрение верующего. Спустя век на латинском Западе, стремившемся всё и вся упорядочить, время молитвы было приурочено к третьему, шестому и девятому часу ¹⁶. В ту эпоху уже получили распространение водяные и солнечные часы, показывавшие время на рынках, на общественных зданиях, у входа в термы ¹⁷.

Христиане имели обычай молиться стоя, возведя руки вверх, с открытыми ладонями, по манере молившихся в катакомбах и уподобляясь тому, как Христос раскинул свои руки на кресте ¹⁸. Видимо, именно такую позу принимали молившиеся в Антиохии и Риме, Карфагене и Александрии. Пришедшая из мира шумеров и из иудаизма, эта поза казалась наиболее приемлемой для физического, телесного выражения движения души, ее устремленности к Богу ¹⁹.

Молитва на коленях выражала смирение, настоятельную мольбу. Она могла сопровождаться прострацией, касаниями головой земли – обычай, сохранявшийся церквами Сирии и Халдеи, на севере Ирака. Те же церкви сохранили верность еще одной молитвенной позе: молились стоя, скрестив руки на груди, как изображено на статуях шумерских и аккадских царей. Вместе руки не складывали – этот жест германского происхождения применялся во время принесения феодальной присяги на верность (оммаж) ²⁰.

Молитва в определенные часы была не единственным наследием иудаизма. То же происхождение имела молитва о благословении перед едой ²¹. В этом христианская община следовала примеру самого Христа ²². Для израильтянина, как и для всех людей древности, трапеза имела религиозный характер ²³, хотя несколько и притупившийся, но еще сохранявшийся в эпоху Империи, что особенно отчетливо ощущалось во время определенных празднеств.

День разбивался несколькими трапезами различной важности. Завтракали в третьем или четвертом часу утра, обычно хлебом, смоченным в вине. В постные дни, среду и пятницу, христиане отказывались от первой трапезы ²⁴.

Вторая трапеза была в шестом или седьмом часу, то есть около полудня по современному исчислению времени, когда возвращались с рынка или завершали другие дела. Она была легкой. Блюда могли быть горячими или холодными. Долгое время традиционным блюдом римлян была жидкая каша на молоке, приготовленная из обжаренных и раздробленных в ступке зерен пшеницы или полбы. В постные дни эта трапеза переносилась на девятый час ²⁵. Истовые христиане, а также приверженцы таких сект, как монтанисты, постились до самого вечера.

Третья трапеза, обед, в Риме и Александрии совершалась в восьмом или девятом часу (около трех часов пополудни), когда завершались все дела дня. Это была семейная трапеза или застолье друзей. Дружба позволяла приходить без приглашения и даже приводить с собой других друзей – обычай, породивший презренную породу прихлебателей, или, как их называли, «паразитов». Для греков и римлян это была главная трапеза, совпадавшая со временем отдыха. «Грек обычно не ужинал, если это не был ужин с друзьями» ²⁶. Мы располагаем пригласительными письмами, текст которых сохранился в египетских папирусах. Этими письмами приглашали на семейные или религиозные обеды, проходившие в частных домах или в Серапеуме ²⁷:

Хейремон приглашает тебя к столу

господина Сераписа в Серапеуме,

завтра, пятнадцатого, к 9 часам.

Или:

Ираид приглашает тебя на брачный пир

своего сына, к себе домой,

завтра, пятнадцатого, к 9 часам.

Мозаика в доме богатого жителя города Удны (Утики) ²⁸, в двадцати пяти километрах от Карфагена, относящаяся ко временам Тертуллиана, позволяет нам узнать меню одного из таких званых обедов: пирожки с яйцами, рыбные спинки и головы, дыни, лимоны, дробленая фасоль и проросший горох.

Климент предостерегал христиан от употребления роскошной посуды и изысканной пищи. Самаритянка, напоминает он, дала напиться Христу из простого кувшина, а не из одного из тех серебряных сосудов, которые только портят вкус воды. Золотое правило застолья – умеренность и благопристойность. «Педагог» излагает целый кодекс роскошной жизни, заставляющий задуматься над нравами высшего общества той эпохи. По Клименту и Тертуллиану, агапе, общая трапеза членов христианской общины, должна была открываться молитвой и проходить с надлежащей благопристойностью ²⁹.

Трапеза носила настолько религиозный характер, что в христианских домах к столу не допускались язычники; вероятно также, что во время еды читались отрывки из Священного Писания и пелись псалмы. Отец семейства при этом напоминал о таинстве евхаристии.

Молитва, задававшая ритм жизни христианина, меняла и саму его жизнь, превращая ее в «долгий праздничный день», в рамках вселенной и всей истории, освященной Христом. «Беспрестанно молиться» для христианина означало формироваться в молитве, часы которой освящают и гармонизируют время.

Праздное времяпрепровождение будоражило совесть христианина. Церковь, от Татиана до Тертуллиана ³⁰, осуждала празднества и зрелища по причинам религиозного и морального свойства. Самое большее, что Тертуллиан готов был позволить верующим, – это участие в семейных праздниках, таких, как заключение брака или облачение юноши в мужскую тогу, при условии, что это не требовало поклонения идолам ³¹.

Физическое воспитание, которому в античности придавалось большое значение, имело как своих сторонников, так и критиков. В Риме занимались гимнастическими упражнениями в целях оздоровления, но не как спортом ³². Тертуллиан осуждал полную наготу гимнастов и чрезмерную, по его мнению, заботу о теле, растирания и массажи ³³. По вполне понятной причине он проклинал палестры, «где дьявол творит свои дела», правда, не уточнял, какие именно. Лактанций не менее сурово относился к наготе, вынуждавшей его вспоминать об очертаниях Купидона и Венеры ³⁴. Климент, поклонник эллинской культуры, допускал и даже рекомендовал умеренные занятия гимнастическими упражнениями. Он особенно советовал заниматься гимнастикой молодежи и мужчинам. По мнению автора «Педагога», спорт укрепляет здоровье, развивает дух соревновательности и в конечном счете идет на пользу душе ³⁵. Однако никто не осуждал охоту, а тем более рыбную ловлю, служившую средством пропитания первых апостолов.

Азартные игры были весьма популярным развлечением в Римской империи. Если верить Светонию, император Клавдий был страстным игроком ³⁶. Широкое распространение получила игра в кости, обогащавшая одних и разорявшая других и заставлявшая игроков и зрителей попусту терять время. Ставки порой достигали значительных размеров ³⁷. В ходе археологических раскопок были обнаружены доски для игры ( tabulae lusoriae). В Риме были даже найдены доски для игры, вырезанные прямо на полу Юлиевой базилики, где любила проводить время праздношатающаяся публика, по поводу чего возмущался еще Цицерон. Другая доска для игры, обнаруженная на плиточном полу в Тимгаде, доказывает, сколь широко была распространена эта практика. Расположенная у края тротуара, она позволяла участвовать в игре, сидя на скамейке. Только Рим дал в эту коллекцию более ста досок для игры ³⁸.

Дети в Риме и в Карфагене играли в орехи, как наши дети играют в шары. Из орехов составлялись различные комбинации. Еще Блаженный Августин намекал на эту игру, вспоминая о своих юных годах. Выражение «оставить орехи» означало «повзрослеть», выйти из детских лет. Барельеф на одном из саркофагов в Остии изображает группу детей, играющих в орехи. Один из них прижимает к тунике оставшиеся у него орехи. Он плачет, поскольку проиграл ³⁹.

Игрой в мяч, которой развлекались дети, не пренебрегали и взрослые. Ее очень любили Катон Младший и Спуринна, друг Плиния Младшего ⁴⁰. Забавлялись и игрой в бабки, причем взрослые играли на деньги. Вполне понятно, что пристрастие к азартным играм и постоянная праздность вызывали осуждение со стороны Церкви. Тем более христиане осуждали мошенничество, превращавшее игру в средство для добывания пропитания ⁴¹.

В трактате «Об игроках в кости» ( De aleatoribus), авторство которого приписывается Киприану, показано, какое разорение несет с собой широкое распространение игры среди христиан. Его вывод гласит: лучше потратить свое богатство на добрые дела, чем проиграть в азартные игры ⁴². В IV веке церковный собор в Эльвире пригрозил отлучением тем христианам, которых застанут за игрой в кости на деньги ⁴³. Более того, христиане отваживались заходить в таверны, чтобы играть с язычниками ⁴⁴, – те самые христиане, которые утром пели литургические гимны о вечной жизни, вечером подхватывали припев:

 
Играем и пьем,
А завтра умрем ⁴⁵.
 

Атмосфера, царившая в кабачках, провоцировала христиан на чрезмерное употребление вина, после чего они с затуманенным сознанием, полубесчувственные доставались потаскухам, поджидавшим их, точно пауки обреченную добычу ⁴⁶. Определенно, трудно было жить по Евангелию в мире язычников.

В течение недели христиане искали возможности встретиться друг с другом. Проводилась ли ими евхаристическая литургия? С уверенностью можно утверждать лишь то, что причащались уже не по вечерам, как это было первоначально, а по утрам, для чего собиралась вся община. Соблюдение двух постных дней, в среду и пятницу, предоставлялось на усмотрение каждого ⁴⁷. Для обозначения этих дней Тертуллиан употреблял слово « statio» – военный термин, означающий «пост, стража». Для христианина эти дни служили временем упражнения тела и духа, важным промежуточным этапом на протяжении недели. Вполне вероятно, что эта практика существовала еще во времена, когда причащались дома небольшими группами, на что намекает Киприан ⁴⁸.

Во II веке зажиточные христиане имели обыкновение приглашать к себе на обед других членов общины, отдавая предпочтение наиболее нуждающимся из них – подобно тому, как поступали епископ и диакон. Греки и жители провинции Африка дали этим благотворительным обедам прекрасное название – «агапе», или «трапеза любви» ⁴⁹. Количество приглашенных на совместную трапезу должно было соответствовать вместимости столовой комнаты частного дома – триклиния ( triclinium), по крайней мере до тех пор, пока сама Церковь не начала проводить такие трапезы, используя для этого специальные залы ⁵⁰. Первое упоминание об этом содержится в письмах Плиния Младшего. Арестованные христиане, пишет он ⁵¹, «признавались, что собирались для обычной совместной трапезы, совершенно безобидной».

Приглашения на совместную трапезу делались по праздничным дням, по случаю воскресного собрания или даже просто при случайной встрече на рынке или ином общественном месте. Вполне вероятно, что диакон советовал хозяину, кого желательно пригласить.

Тертуллиан в своей «Защите от язычников» дал красочное описание «трапезы любви», которая своей простотой резко контрастирует с роскошью языческих застолий, подвергаемых им суровому осуждению: на последних ни в чем не было недостатка, в том числе и в громкой отрыжке ⁵², означавшей когда-то у жителей провинции Африка совершенное удовлетворение (у арабов это в обычае до сих пор).

Тертуллиан замечал, что великая любовь христиан друг к другу воплотилась в христианской трапезе в регулярное установление. Эти трапезы, вызывавшие самые обидные насмешки со стороны язычников, были совершенно несопоставимы с празднествами, проводившимися, например, в честь Сераписа, чей храм в Карфагене активно посещался язычниками. Там устраивались такие обеды, что дым от кухонных печей «по тревоге поднимал пожарных» ⁵³.

Название совместной христианской трапезы – агапе, или «трапеза любви», – хорошо выражает ее сущность. Люди, за чей счет устраивались такие трапезы, руководствовались желанием прийти на помощь бедным, не унижая их, дать им возможность утолить голод, не теряя собственного достоинства. Христиане относились к обездоленным столь же доброжелательно, как и сам Бог, тогда как радушный хозяин-язычник имел обыкновение подтрунивать над прихлебателями, собиравшимися к нему на пир.

Угощение во время «трапезы любви» было простым и умеренным, рассказывает Тертуллиан. Никакой расточительности или развязности нравов. Приглашенные, мужчины и женщины, возлежали по античному обычаю, строго соблюдая дисциплину и благопристойность, как то требовалось на религиозном собрании. К трапезе приступали, усердно помолившись Богу. Ели умеренно, дабы утолить голод. Пили, как подобает воздержанным людям, даже ночью не забывавшим о поклонении Богу. Вели беседу, как люди, знающие, что Бог все слышит ⁵⁴.

Трапеза открывалась молитвой и заканчивалась благодарственным молебном. Мытье рук в конце трапезы имело религиозный смысл. В эпоху Империи греки заимствовали у римлян обычай использовать салфетки, имевшие такое же название, как и полотенца, которыми вытирались после умывания ⁵⁵. Салфетка служила также для заворачивания отборных кусков, которые приносили домой, чтобы продолжить трапезу.

С наступлением ночи зажигали светильники и приглашали участников трапезы подняться, дабы пропеть во славу Божию гимн на текст из Священного Писания, вероятнее всего, псалом. Использование Псалтыри для молитвы восходит к самым началам христианства. Таким образом, трапеза заканчивалась, как и начиналась, молитвой.

Тертуллиан не говорит про обычай давать сотрапезникам подарки ( apophoreta), однако мы знаем об этом по другим источникам ⁵⁶. Чаще всего это были отборные части угощения, которые сотрапезник уносил в корзине или салфетке и съедал дома. Такие подарки со временем стали заменять саму трапезу, превращаясь в особую разновидность помощи нуждающимся.

Окончание «трапезы любви» еще более контрастировало с практиковавшимися в ту эпоху помпезными приемами почетных гостей, сопровождавшимися угощением, по поводу которых Марциал сочинял свои эпиграммы, а Ювенал – сатиры. К концу такого приема гости окончательно забывали о добрых нравах и правилах приличия. Христиане же возвращались по домам, «храня целомудрие и скромность, как люди, побывавшие скорее на уроке, нежели в застолье» ⁵⁷.

Даже мученики превращали свою последнюю трапезу, которая разрешалась осужденным (так называемую «вольную трапезу»), в агапе, дабы ознаменовать накануне последнего испытания свое братство и взаимную поддержку, в которых они стремились превзойти друг друга ⁵⁸. Вполне вероятно, что присутствие епископа или диакона придавало этому последнему преломлению хлеба церковное и литургическое значение.

Ночное литургическое бдение в субботу вечером открывалось благословением светильника. Этому могла предшествовать «трапеза любви». По мнению Тертуллиана ⁵⁹, этот обычай был заимствован из иудаизма. Апостол Павел, очевидно, проводил в Троаде при свете большого количества светильников одну из первых вечерних христианских служб ⁶⁰. Светильник, зажженный в субботу вечером, символизирует собой Воскресение Христово, провозглашая, что воскресший Христос отныне будет светом миру. Такое христианское истолкование темы света на Востоке и в Африке, возможно, явилось ответом на культ солнца у язычников.

До наших дней дошел один из старейших гимнов вечернему свету:

 
Лучезарный свет славы,
бессмертного и блаженного Отца Небесного,
о Исус Христос.
Мы на закате солнца
любуемся светом вечерним,
воспеваем Отца и Сына
и Святого Духа Божия.
Ты, вовеки достойный
воспетым быть голосом чистым,
о Сын Божий, дарующий Жизнь.
Даже вселенная славу твою возвещает ⁶¹.
 

День Господний ⁶²

Деление недели на семь дней является компромиссом между еврейской неделей и неделей астральной, вавилонской по своему происхождению, которая была принята в странах Востока. Греки делили время на периоды по десять дней, а римляне – по восемь. В различных названиях воскресенья отразились различные влияния. Англичане и немцы сохранили название, бывшее в ходу во времена Юстина, – «день солнца» (соответственно, Sunday, Sonntag). Французы, итальянцы и испанцы используют христианское название, появившееся в конце I века: «день Господний» (соответственно, dimanche, domenica, domingo), тогда как на Востоке и в России говорят: «пасхальный день» или «воскресенье» («Воскресение Христово») – название, появившееся в III веке ⁶³. Воскресенье – первый день недели. В протестантской Церкви Франции до сих пор поют: «В этот первый день недели к кому, как не к Тебе, идем мы!»

Плиний Старший пишет: «Вавилоняне отсчитывают дни по восходам солнца, афиняне – по его заходам, жители Умбрии – от полудня до полудня, римские понтифики и те, кто установил гражданский день, а также египтяне и Гиппарх – от полуночи до полуночи» ⁶⁴. Галлы и древние германцы, подобно современным евреям и мусульманам, принимали за начало дня заход солнца.

Было бы абсурдно представлять себе первых христиан, загнанных в катакомбы, праздно гуляющими по воскресеньям, облачившись в свои лучшие наряды. Они отмечали воскресенье примерно так же, как в наши дни празднуют субботу евреи в Риме или Париже: в полном безразличии к окружающему их миру. Их собственные религиозные обряды накладывались на обряды по римскому календарю.

Во времена Юстина, когда у язычников набирал силу культ Митры, римляне посвятили первый день недели, до того считавшийся днем Сатурна-Кроноса, богу Солнца – Гелиосу, и день стал называться dies solis, «день Солнца» ⁶⁵. Юстин провел, возможно, по контрасту, параллель между мистериями Митры и евхаристией ⁶⁶. Воскресенье, «день солнца», следующий за еврейской субботой, является преимущественно христианским днем, в который христианские общины Азии, Греции и Рима собирались для исполнения обряда евхаристии. Уже у Плиния Младшего в одном из писем имеется упоминание «определенного дня, в который христиане имеют обыкновение собираться на рассвете, чтобы попеременными хорами петь гимн Христу как богу» ⁶⁷.

Юстин утверждает еще более определенно: «В день, который называется днем солнца, все обитатели городов и деревень собираются в одном и том же месте» ⁶⁸. Очевидно, христианский философ здесь говорит о едином для всей Церкви установлении, хотя применительно к такому городу, как Рим, оно едва ли соблюдалось в полной мере, поскольку в ту эпоху наверняка не было культового помещения, в котором могли бы собраться все христиане столицы Империи.

Жизненно важное значение, которое христиане придавали «дню Господнему» ( dies Domini), нашло свое отражение в протоколе допроса верующих Абитены (современный Тунис). Последних можно было бы назвать «мучениками воскресенья». Арестованные за участие в незаконном собрании, они были приведены к проконсулу, который обвинил их в нарушении императорских эдиктов и в совершении обряда евхаристии в доме одного из них. Сатурнин ответил ему:

«Мы должны совершать богослужение в день Господний. Таков наш закон» ⁶⁹.

Подошла очередь Эмерита.

– Бывают ли в твоем доме запрещенные собрания? – спрашивает проконсул.

– Да, мы проводим богослужения в день Господний.

– Почему ты позволил им прийти к тебе?

– Это мои братья, я не мог запретить им.

– Ты должен был это сделать.

– Я не мог этого сделать: мы не можем жить, не совершая обряд причащения.

Выбор дня и часа определялся празднованием Пасхи, Воскресения Христова, воспоминанием о котором и служит евхаристическая литургия. Благодарственный молебен придает этому дню праздничный характер ⁷⁰. По той же причине христиане в этот день молятся стоя ⁷¹, а пост исключен ⁷².

Если для евреев в субботу воспрещалась всякая работа, то христианское воскресенье первоначально не подразумевало обязательный отдых. В Риме существовало множество праздничных, нерабочих дней, когда свободным работникам и рабам позволено было отдыхать и развлекаться, однако не было регулярного дня отдыха.

Когда и где христиане собирались по воскресеньям? Они могли это делать только в нерабочие часы. В Троаде ⁷³они собирались ночью первого дня еврейской недели, то есть в ночь с субботы на воскресенье. На заре каждый принимался за свою работу. Следовательно, эти собрания проходили примерно в то время, которое указывал Плиний Младший, – «перед рассветом» ⁷⁴. Восходящее солнце, символ воскресшего Христа, – очень древний символ, возможно, оказавший влияние и на составителей Евангелий ⁷⁵.

Христиане обычно собирались в частном доме одного из членов общины, в котором была достаточно просторная комната, чтобы вместить всех братьев. Дом Пудента, принявшего святого апостола Петра в Риме, мог служить и местом собраний. В Антиохии Феофил совершал обряд причащения в собственном доме ⁷⁶. То же самое было и в Смирне во времена Игнатия Антиохийского ⁷⁷. На Востоке верхняя комната дома располагалась под самой крышей. Это помещение было наиболее спокойным и укромным. Обитатели тех краев умели довольствоваться весьма тесными помещениями, о чем свидетельствуют крошечные церквушки в горах Курдистана ⁷⁸и Эфиопии.

Неведомый автор «Филопатрида» оставил описание литургического собрания, проходившего в очень богатом частном доме, на верхнем этаже ⁷⁹. В деяниях Теклы имеется эпизод, когда юная язычница слушает из своего окна, как в доме напротив Павел произносит проповедь на литургическом собрании ⁸⁰. Собрания христиан, не разрешенные по закону, не могли проводиться под открытым небом, как у язычников; это, в свою очередь, порождало подозрения в конспиративной деятельности ⁸¹.

В римском доме, сохранившем план древнего крестьянского жилища, предпочтение, похоже, отдавали триклинию – просторной столовой комнате. Однако, возможно, что во времена Тертуллиана христиане Карфагена собирались и под открытым небом – внутри стен, ограждавших засаженную деревьями территорию кладбища ( area, enclos), подальше от глаз посторонних. В Шершели, на севере Африки, была обнаружена одна из таких территорий. Возможно, именно тем, что христиане собирались за кладбищенской оградой, объясняется появление у язычников лозунга: « Areae non sint» – «Да не будет кладбищ [для христиан]» ⁸².

В Антиохии некий Феофил, первым из граждан города, превратил свой дом в базилику, установив там кафедру святого Петра ⁸³. Даже если это не исторический факт, он все же отражает ситуацию той эпохи.

Марк, житель города Триполи, в Сирии, говорил апостолу Петру:

– Мой дом очень велик, он может принять более пятисот человек. Есть при нем и сад.

Петр нашел это место весьма пригодным для проповеди ⁸⁴.

Большой зал дома в Амре, также в Сирии, имел размеры 6,3 на 7,2 метра ⁸⁵. Однако та же самая комната, предназначенная для литургических собраний, особенно в частном доме, могла служить и для других целей, как религиозных, так и мирских. Позднее частные владельцы стали дарить свои дома христианским общинам. Множество римских церквей, например, Святого Климента, Святых Иоанна и Павла, как показывают результаты проводившихся раскопок, были построены на месте частных жилищ. Таким образом, в Риме II века с его мобильным и разбросанным по большой территории населением существовало множество различных мест для отправления культа в отдельных кварталах города, со своими священниками и пресвитерами. «Книга понтификов» возводит появление в Риме первых титульных церквей ко времени папы Эвариста, занимавшего папский престол в начале II века ⁸⁶.

Самая древняя из сохранившихся церквей находится в городе Дура-Европос, на Евфрате ⁸⁷. Она представляет собой обычный, как и все другие, дом, расположенный на углу улицы. В этой церкви имеются большой зал для собраний, зал для «трапез любви» и крещальня. Она ориентирована на восток. Есть в церкви и небольшой помост, на котором стояло кресло епископа, в соответствии с директивами «Дидаскалий» ⁸⁸.

Тогда еще не существовало единого архитектурного стиля для церквей, и места отправления культа как на Востоке, так и на Западе по форме соответствовали жилым домам, типичным для архитектуры данной местности. Со II века появляются первые церкви, построенные специально как культовые сооружения, – сначала в регионах, наиболее удаленных от столицы Империи. Именно в эту эпоху появилась церковь в Эдессе ⁸⁹.

Юстин оставил нам первое описание воскресного собрания христианской общины. Там, насколько позволяло время, читались деяния апостолов и сочинения пророков. Затем слово брал предстоятель, дабы призвать присутствовавших следовать добрым примерам, о которых те только что слышали. Все поднимались, и начинался молебен. По окончании молитвы приносили хлеб, вино и воду. Предстоятель читал молитву, благословляя Святые Дары причащения. Народ отвечал ему возгласом «Аминь». Затем все причащались. Отсутствовавшие также получали свою долю причастия, которую им доставляли диаконы ⁹⁰.

Собрание проводил епископ или его уполномоченный ⁹¹. Диаконы помогали ему. Служители культа, как и прочие верующие, были одеты в повседневную одежду и ничем не отличались от людей, которых встречали на улице по окончании литургии. В Греции женщины покрывали голову гиматием, представлявшим собой широкий платок, или же использовали для этого полу своего пеплоса ⁹². В Карфагене Тертуллиан приводил в пример кокеткам местных женщин, не только покрывавших голову, но и закрывавших лицо ⁹³. Непримиримый моралист порицал тех женщин, которые покрывали голову платочком из слишком тонкой ткани. Для юных девушек он «отмерял» длину вуали и указывал, как именно следует ее надевать. Как только он не стал модельером?!

Литургия состояла из двух больших частей: литургии оглашенных, в которой могли участвовать готовящиеся к принятию христианства, и литургии верных, в которой участвовали только христиане и которая завершалась причащением. По определенным дням, помимо воскресений, на Востоке проводилась литургия оглашенных без причащения.

Порядок проведения литургии был один и тот же как в Смирне, так и в Риме, судя по тому, что папа предложил престарелому епископу Поликарпу провести богослужение вместо себя. Вполне возможно, что начиналось оно с приветствия епископа: «Да пребудет Господь с вами! – И с вашим духом!» Семитическая форма этого приветствия, близкая к формулировкам апостола Павла, гарантировала приверженность старине ⁹⁴. Чтец, очевидно, присутствовавший при этом, читал отрывки из Евангелий и Ветхого Завета. Благодаря Тертуллиану ⁹⁵мы знаем, что при этом читались и послания апостолов. Читали по-гречески, на языке, наиболее распространенном во всех христианских общинах, от Сирии до Лиона. Ветхий Завет читали в греческом переводе («Септуагинта»), бывшем в употреблении со времен апостолов. Латинский как язык богослужения стал внедряться в Африке с середины II века. На собраниях с использованием обоих языков, греческого и латинского, как, например, в Лионе или Скифополисе, вероятно, присутствовал переводчик, последовательно переводивший тексты, подобно тому, как это до сих пор еще делается в христианских общинах Черной Африки.