Текст книги "Лик в бездне(сборник фантастических романов)"

Автор книги: Абрахам Грэйс Меррит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Обедал Грейдон вместе с Суаррой и всеми остальными. Суарра сказала ему, что Мать хочет, чтобы она была с ним сегодняшней ночью. Грейдон сделал вывод, что Женщина–Змея намерена ничего не упустить из того, что произойдет на празднике, и что при этом обязательно должна присутствовать Суарра. С облегчением он понял, что никто не просит его составить компанию Матери. Он сказал Суарре, что устал, собирается взять к себе в комнату рисунчатые книги, немного почитает и ляжет спать.

Ее озабоченность заставила его почувствовать себя виноватым, но не поколебала его решения. Как бы случайно, он спросил, где Кон. Тот сидел, предпочитая это место всякому другому, на троне Повелителя Глупости. Грейдон воспринял это как доброе предзнаменование и широко улыбнулся.

Он сел рядом с Коном и достал обломок красного карандаша и лоскут белого шелка. Кон заинтересованно защелкал. Грейдон набросал на шелке контур амфитеатра.

Кон кивнул. Грейдон показал на вход и на себя. Человек–паук энергично затряс головой. Грейдон нарисовал картину: задняя сторона раковины, как он представлял ее себе, и схематично самого себя, взбирающегося по ней наверх. Кон с презрением смотрел на картинку, отобрал у Грейдона карандаш и сам нарисовал картинку, явно более соответствующую действительности. Рисунок был выполнен превосходно. Задняя стена раковины у Кона изгибалась наружу, а не плоско, как изобразил ее Грейдон, и была покрыта завитками.

Затем, необычным образом искривив лицо, что должно было означать улыбку, Кон набросал схематичное изображение самого себя, несущего на руках Грейдона. Он похлопал Грейдона по спине и разразился взрывом жутких звуков, явно подразумевающих под собой смех.

Кон высказался так ясно, будто объясняя словами: «Единственная возможность для тебя попасть туда – это если я понесу тебя, а я чертовски хорошо знаю, что ты этого не захочешь».

Он не захочет? Это именно то, чего он хотел!

Грейдон одобрительно похлопал человека–паука по плечу, показал на рисунок и кивнул. Кон казался удивленным, приведенным в замешательство. Он предостерегающе, даже раздраженно защелкал. Грейдон понял, что Кон, несомненно, послал его к черту. Все же Грейдон не убрал палец с рисунка и упрямо кивал. Кона, казалось, осенила идея. Он схватил карандаш и нарисовал изображение, в котором можно было узнать Ластру. Узнать можно главным образом по тому, что рисунок демонстрировал лицо с приросшим к нему кулаком. Затем он снова нарисовал Грейдона, целившегося из винтовки в это лицо. Грейдон покачал головой.

Человек–паук выглядел озадаченным.

Следующий рисунок изображал Кона, ползущего по стене Дворца и державшего, по–видимому, Грейдона за ноги.

Он свешивался из рук Кона вниз головой.

Грейдон радостно закивал. Если с помощью щелчков можно ругаться, то Кон ругался. Он нарисовал еще одну картинку: он перепрыгивает через ветви деревьев, а сзади, схваченный за ногу, болтается Грейдон. Полностью соглашаясь, Грейдон кивнул и похлопал его по плечу. Кон выругался снова, постоял мгновение в задумчивости, затем быстро набросал себя, мечущего сверху вниз четыре стержня в голову Ластру. С безразличным видом Грейдон пожал плечами. Кон испустил щелчок отчаяния и сдался.

Сделав Грейдону жест следовать за ним, он вышел из тронного зала, привел его к расположенному в конце коридора балкону и умчался. Грейдон выглянул наружу. Чаша Ю–Атланчи была заполнена темнотой, солнце уже скрылось за барьером.

Он увидел огни, словно цепочки светлячков, идущих от амфитеатра к равнине.

Кто–то коснулся его руки. Рядом, держа два похожих на пальцы стержня, стоял Кон. Без единого щелчка человек–паук обхватил Грейдона рукой, перелетел через край балкона и по отвесной стене Дворца скатился вниз.

Грейдон отметил, что Кон нес его вверх тормашками, как угрожал сделать.

Это Грейдона позабавило.

Они стояли на краю огромной лестницы.

Ее ступеньки вели вниз, к лугу. Они осторожно миновали лестницу и достигли опушки деревьев. Здесь Кон снова поднял Грейдона, но не для того, чтобы тот болтался сзади, пока он скачет по ветвям.

По–прежнему таясь, человек–паук перелетал от ствола к стволу. Слышался приглушенный рокот голосов, быстро делавшийся все громче. Светлячки превратились в факелы – бледные недвижимые огни, словно замороженные лунные лучи. В их слабом свете Грейдон увидел жителей Ю–Атланчи. Мужчины и женщины потоком стремились сквозь узкий вход в громадную раковину. Здесь и там виднелись украшенные драгоценными камнями носилки. Бледный, призрачный огонь факелов не давал света, а лишь подчеркивал окружавшую их темноту.

Сделав крюк, Кон беззвучно промчался между деревьями к задней стене амфитеатра. Передав два стержня Грейдону, он крепко обхватил его и начал взбираться вверх по стене, используя те резные украшения, которые он изобразил на рисунке, но которых Грейдон в темноте видеть не мог. Они достигли вер шины.

Здесь был широкий парапет. Кон сел на него верхом, со стуком поставил Грейдона на ноги и исчез. Вскоре он вернулся, поднял Грейдона и скользнул вместе с ним в темную пустоту внизу.

Грейдон задохнулся. Потом их полет закончился так внезапно, что у него лязгнули зубы. Вокруг было почти темно. От возвышавшейся за спиной опаловой стены отражался свет звезд. По одной из вертикально шедших вдоль стены планок Кон скользнул вниз. Грейдону захотелось знать, как, черт возьми, человек–паук собирается скользнуть обратно вверх, держа к тому же в руке его, Грейдона.

Он огляделся. Они находились на самом верхнем ярусе каменных сидений.

Перед сиденьями был огораживающий их трехфутовый парапет.

Невдалеке внизу Грейдон расслышал шелест, шепот и приглушенный смех.

Кон взял его за плечо, оттащил от сиденья и пригнул вниз за парапетом.

Согнувшись там, он сел рядом с Грейдоном и бросил украдкой взгляд поверх парапета.

Над западными горами появилось слабое серебряное сияние. Оно делалось ярче.

Шепот внизу смолк. Между двумя возвышавшимися над башнями пиками внезапно показалась мерцающая серебряная точка.

Точка превратилась в ручеек серебряного пламени.

Мужской голос, вибрировавший баритоном, начал песнопение, ему ответил, подхватив следующие строфы, невидимый хор.

По мере того как поднималась луна, песнопение делалось все громче.

За спиной Грейдона сперва бегущими искрами, потом в неуклонно усиливающемся темпе разгорелось опаловое свечение, громадная раковина начала сиять все ярче и ярче по мере того, как луна выскальзывала из каменных пальцев горных пиков.

Праздник Созидателей снов начался.

Песнопение кончилось. Свет поднявшейся луны падал на амфитеатр, заполнял пространство между его стенами. Ритм свечения стен убыстрился, раковина превратилась в светящийся опал, а в опале – вкрапления голубых и многоцветных, лучистых, как звезды, точек. Точка испускала потоки лучей.

Лучи встретились, пересеклись в центре амфитеатра. Из них соткалась протянувшаяся от края до края амфитеатра паутина. Эта сотканная из лучей паутина неуклонно делалась все плотнее. На ней начали вырисовываться силуэты голов собравшихся, силуэты множества расположенных внизу ярусов.

Началось новое песнопение. На противоположной стороне, невысоко над раковиноподобными створками, образующими вход в здание, появилась серебряная светящаяся точка. Точка увеличилась, превратилась в маленькую луну, точную копию плывущего по небу светила. Рядом с ней засияли еще три. Лучи их поползли, коснулись светящейся паутины и легли на нее.

Паутина сделалась теперь чем–то вроде занавеса, прозрачного, но материального.

Внезапно, светя сквозь занавес, высоко на противоположной стороне раковины, там, где не вся стена была залита лунным светом, в полутьме вспыхнула новая, больше настоящей луна. На сверкавшем диске виднелась голова женщины. Она принадлежала Старой Расе. Голову женщины окружал серебряный ореол. Ее лицо было поистине неземной красоты. Глаза ее были закрыты, казалось, она спала.

Созидательница снов!

Она находилась, как понял Грейдон, в широком алькове в нише, но сидела она или стояла, он бы сказать не мог. Тело ее различить было невозможно. Окружавший ее прекрасную голову ореол запульсировал и вырос, растворился в его сиянии, превратившись в туман на его фоне. Песнопение взлетело почти до крика и оборвалось на высокой ноте.

Что–то понеслось в сторону от светила, что–то, не имевшее ни формы, ни очертания, воспринимаемое каким–то иным чувством, не зрением. Оно ударило в паутину. Занавес под ударом задрожал и внезапно преобразился – это была уже не паутина, но сотканный из лучей занавес! Грейдон видел космическое пространство, заглянул в пустоту, находящуюся за пределами нашей Вселенной.

Он видел нечто бесформенное, несущееся сквозь пустоту со скоростью, в тысячи раз превышавшей скорость света, и знал это, поскольку это знала Созидательница снов, знал, что это – ее мысль. Следя за ней, он почувствовал, как что–то похожее на окоченевший палец, холодный как холод космического пространства, зондирует его мозг. Оно проникало все дальше, в непостижимую бесконечность.

Оно остановилось и превратилось в громадную Галактику, спиральную, как звездный водоворот туманности Андромеды.

С той же неимоверной скоростью Галактика понеслась куда–то. Проявилось космическое кружение проходивших на волосок друг от друга вселенных, угрожавших аннигиляцией.

Галактика распалась на отдельные звезды, огромные, вращающиеся, раскаленные шары всех цветов. Одно солнце, вращаясь, отделилось от других звезд, огромное светило, словно раскаленный сапфир. Рядом со звездой показалась планета. По величине это было достойное дитя этого солнца.

Солнце ушло в сторону, планета подлетела ближе.

Это был шар пламени. Грейдон видел огненные джунгли и пробиравшихся сквозь них огненных чудовищ. Над состоявшими из пламени лесами летали создания с перьями из изумрудного, рубинового, бриллиантового пламени. Океаны и моря из расплавленных драгоценностей.

По их переливчатым просторам плавали огненные левиафаны.

Крутящийся огненный мир и сапфировое солнце отлетали назад, затерялись среди других звезд.

Большими шагами шли сквозь пустоту гигантского роста люди, богоподобные, смеющиеся. Нагибаясь, они срывали звезды, как цветы, бросали их друг другу, швыряли их в окружающую пустоту, и звезды лились потоком, походя на кометы.

Широко шагая, смеющиеся боги ушли, оставив вырванный ими с корнем сад солнц. Мгновенно была видна только пустота, в которой не было ничего.

Разинутый рот Грейдона снова смотрел на сотканный из лучей занавес.

Была ли это иллюзия? Была ли это реальность? То, что он видел, не казалось двухмерным изображением, показанным на этом странном экране. Нет, изображение было трехмерным и столь же реальным, как мысль, что он когда–либо видел. Возможно, мысль Созидательницы снов снова создала эту уничтоженную Вселенную? Играющие боги – они тоже порождение ее мыслей? Иначе они принадлежат к другой реальности, случайно попали в эту Галактику, остановились, чтобы уничтожить ее, а потом без забот двинулись дальше?

Послышался приглушенный гул голосов зрителей, слабые аплодисменты. Светило, на фоне которого виднелась голова Созидательницы снов, потускнело.

Когда оно начало пульсировать снова, на нем появилась голова мужчины. Глаза его, как и у женщины, были закрыты.

Снова понеслась мысль Созидателя снов.

Задрожал под ударами сотканный из лучей занавес. Грейдон увидел пустыню.

Ее пески начали светиться, шевелиться, вздыматься. Из пустоты сам себя воздвиг город, но не такой город, который когда–либо был порожден Землей. Огромные строения, чуждая, непонятная человеку архитектура. Город, населенный химерами.

Они были так отвратительны, что глаза Грейдона ощутили нечто вроде удара. Он зажмурился. Когда он открыл глаза, город исчез. Вместо него появился широкий ландшафт, освещенный двумя – шафрановым и зеленым – солнцами. Солнца с большой скоростью вращались друг возле друга.

При их смешанном свете были видны деревья. Их мясистые, напоминающие корчащихся змей ветви были облеплены огромными бесформенными цветами, обладавшими какой–то отвратительной красотой. Цветы раскрывались, из них выскакивали какие–то аморфные существа. Существа тут же выросли и превратились в ужасных, непристойного вида демонов. Они сражались друг с другом, мучили друг друга, спаривались.

Подавляя тошноту, Грейдон зажмурился.

Всплеск аплодисментов подсказал ему, что Созидатель снов закончил. Грейдон почувствовал глубокую ненависть к этим людям, находившим восхитительными те ужасы, которые он видел.

Теперь Созидатели снов следовали один за другими, и греза за грезой разворачивались на сплетенной из лучей паутине.

Некоторые зачаровали Грейдона, он смотрел, не в силах оторвать глаз.

От других он содрогался до глубины души и искал убежища в объятиях Кона.

Некоторые – их было немного – отличались превосходившей все на свете красотой: миры джиннов, вышедших прямо из «Тысячи и одной ночи». Среди них – мир чистых красок, ненаселенный мир.

Краски сами из себя создавали гигантские симфонии, громадные гармонические последовательности, тот мир не вызывал большого одобрения мужчин и женщин, чье песнопение создавало интерлюдию в промежутках между грезами.

А были грезы – резня и жестокость, чертовщина, разврат и осквернение, чудовищные оргии, шабаш. Зрителей возбуждали лишь отвратительные фантазии, по сравнению с которыми самый черный ад Данте казался раем.

Грейдон услышал приглушенный шепот, его покрыл голос Ластру, высокомерный голос, вибрировавший от ликующего предвкушения.

На фоне серебряного светила появилась голова женщины. В красоте ее лица было что–то неприятное, какая–то еле уловимая порча, будто в жилах женщины струилась сладостная гниль. Когда ее голова растворилась в туманных очертаниях диска, Грейдон понял, что видел, как закрытые ее глаза открылись на мгновение. Фиолетовые, источавшие зло глаза, дославшие быстро какой–то сигнал туда, где похвалялся ЛаструПослав этот сигнал, они закрылись.

Впервые за все время на амфитеатр пала абсолютная тишина, тишина ожидания, тишина тревоги и упования.

Под ударом мчавшейся с огромной скоростью мысли женщины занавес дрогнул, но паутина не исчезла, как прежде.

Вместо этого по ней расползлась тонкая пленка. Пленка ползла, на ней менялись оттенки. Так расползается масло по прозрачной поверхности пруда. Пленка быстро уплотнялась, быстрее делалась на ней игра красок.

Сквозь пленку быстро поползли темные тени. Они наползали друг на друга, стремясь к одной точке и останавливаясь там, на краю сплетенной из лучей паутины. Они все быстрее ползли одна за другой со всех концов занавеса, собирались вместе, делались все плотнее и обретали форму.

Они не только обретали форму, они становились материальными!

На паутине образовалась человеческая фигура, темный гигант ростом в добрых десять футов. Его фигуру обрамляли медленно текущие краски. Уже не тень, нет, нечто материальное.

Над краем амфитеатра вырос широкий и яркий красочный луч. Он шел по направлению от пещер. Луч ударил в темную фигуру и размазался по ней, придав ей ржаво–красную окраску.

Красный луч укреплял, подпитывал фигуру человека. Из луча посыпался град черных частиц. Фигура всасывала их, вбирала в себя их вещество. Она уже не была просто призраком.

Это было тело, не имевшее черт лица, но – тело. Оно висело в паутине, удерживаемое там силой красного луча.

Вслед за черными частичками луч принес Тень!

Она двигалась медленно, осторожно плыла вдоль луча, как будто не была слишком уверена в своем успехе. Она ползла, вытянув вперед безликую голову. Невидимые глаза, не отрываясь, смотрели на свою цель. Последние несколько ярдов, отделявшие ее от висевшей в паутине фигуры, Тень покрыла одним молниеносным прыжком.

Там, где висело черное тело, заклубился туман. Облаченную Мещанину простреливали стремительно несущиеся темно–красные частицы.

Что–то похожее на ослепительную, раскаленную добела искру коснулось клубившейся мешанины тумана и было поглощено им. Грейдону показалось, что искра прилетела извне, со стороны, противоположной источнику красного луча, из Дворца.

Туман сконцентрировался и исчез. Тело провисело еще мгновение, а затем скатилось сквозь паутину на землю.

Это уже не было человеческое тело.

Это было припавшее к земле бесформенное, деформированное существо, чем–то похожее на гигантскую жабу.

На ее плечах была голова Нимира!

Грейдону почудилось, что он слышит смех Женщины–Змеи.

Бледно–голубые глаза Нимира светились радостью. Властное лицо Люцифера излучало торжество. Он закричал с триумфом, разорвав замороженную тишину, сковавшую тех, кто смотрел на него.

Он подпрыгивал на гротескных, расползающихся в разные стороны ногах и кричал на забытом языке, ревел с торжеством и вызовом.

Красный луч мигнул и погас. Из–за озера выстрелило в небеса яркое и неровное темно–красное пламя.

Отвратительное подпрыгивающее существо замерло. Его лицо павшего ангела уставилось в направлении вспышки.

Взгляд существа передвинулся и упал на его тело. Грейдон, каждый нерв которого был напряжен до отказа, увидел, как неправдоподобно изменилось лицо Нимира.

На нем бушевала поистине демоническая ярость.

Глаза сверкали адским голубым пламенем, широко и квадратно открылся рот, из которого капала слюна. Лицо корчилось, сделалось маской Медузы–Горгоны.

Нимир медленно обратил свой взгляд на ту, таившую зло Созидательницу снов, которая была орудием его и Ластру.

Полностью пробужденная, она стояла в нише на фоне серебряного светила.

Нимир широко раскинул чудовищные руки и прыгнул. Женщина завизжала, качнулась и вывалилась из ниши. Далеко внизу, под тем местом, где она стояла, на полу амфитеатра какое–то мгновение шевелилась слабо белая масса. И затихла.

Нимир медленно отвел от нее взгляд.

Взгляд скользил, искал что–то вдоль пустых ярусов, все ближе к нему, к Грейдону!

Глава 23. ПЛЕНЕНИЕ СУАРРЫ

Грейдон упал плашмя за парапетом и, пряча лицо, укрылся там. Его охватил такой страх, какого он никогда прежде не знал, не знал даже в красной пещере. Душа его умирала, он ждал звука мягко шлепающих шагов, идущих схватить его.

Он поднял руку и уставил взгляд на фиолетовые камни браслета Женщины–Змеи.

Блеск камней придал ему сил.

Отчаянным усилием он выбросил из своего разума все, кроме образа Матери.

Он вцепился в этот образ, как падающий альпинист цепляется за корень, который остановит его падение в пропасть. Он заполнил свой разум этим образом до отказа и закрыл свои уши, закрыл свой мозг для всего, кроме этого образа.

Как долго лежал он так, скорчившись, Грейдон не знал. Пробудило его мягкое похлопывание маленьких рук Кона. Грейдон поднял голову и огляделся. Его окружила полутьма. Луна миновала свой зенит. Лучи ее уже не сияли на стене раковины за спиной Грейдона. Блеск опала потускнел, сплетенная из лучей паутина исчезла.

Амфитеатр был пуст.

Вскоре Грейдон поборол свою слабость, и они с человеком–пауком, держась в тени, спустились по широкому, соединяющему ярусы проходу на мостовую. Никем не замеченные, они проскользнули сквозь створки входа и оказались под прикрытием деревьев.

Они добрались до Дворца. С помощью Кона Грейдон поднялся на тот самый балкон, откуда отправился на праздник.

Грейдон пристально смотрел вниз на город.

Весь город пылал огнями, город кишел людьми, город ревел!

Грейдон колебался, не зная, что делать. В это время раздвинулись в сторону занавески. Во главе вооруженного луками и копьями отряда в комнату вошел Ригер. Лицо его осунулось. Не сказав ни слова Грейдону, он поставил индейцев в караул возле Двери.

Он защелкал, обращаясь к Кону, и минуту–две Кон и Ригер вели быстрый разговор.

Ригер отдал какое–то приказание. Человек–паук посмотрел на Грейдона. В его глазах светилось нечто большее, чем обычная Меланхолия. Он бочком выбрался из комнаты.

– Пойдем! – Ригер коснулся плеча Грейдона. – Мать хочет видеть тебя.

Мрачное предчувствие ознобом проникло в тело Грейдона. Не тревожь его так нечистая совесть, он бы немедленно разразился градом вопросов. Но он без слов последовал за Ригером Наружный коридор был заполнен индейцами и воинами. Некоторых Грейдон узнал. Это были члены Братства, остатки спасшихся людей Хаона.

Они приветствовали его, Грейдон понял, что в их глазах – алость.

– Ригер, – сказал он, – случилось что–то плохое. Что?

Ригер пробормотал что–то неразборчивое, затряс головой и заторопился вперед. Грейдон, борясь с нараставшим страхом, еле поспевал следом. Не заходя в комнату, куда он до сих пор всегда появлялся по вызову Матери, они поднялись к крыше Дворца.

Повсюду были отряды эмеров, между которыми сновали люди Ю–Атланчи. Некоторые из последних были одеты в зеленый цвет Ластру. Дезертирство из рядов повелителя динозавров оказалось более значительным, чем полагал Ригер. Среди них было много женщин, тоже вооруженных.

Здесь было вполне достаточно народа для обороны, и все они, казалось, точно знали, что должны делать.

Он осознал, что на самом деле его не заботит, знают ли они, что делать, или нет, что он намеренно тянет время, отчаянно пытается думать о постороннем, чтобы остановить страх, который он не может высказать. Он должен знать.

– Ригер, – сказал он, – это – Суарра?

Рука великана обняла его плечи.

– Они схватили ее. Она у Ластру.

Грейдон резко остановился. Кровь отхлынула от его сердца.

– Схватили ее? Но она была с Матерью! Как они могли схватить ее?

– Это произошло, когда закончился Ладнофакси.

Ригер поторопил Грейдона.

– Хаон и я вернулись за час до этого. Во Дворец проникало ясе больше индейцев. Дел было много. Пришли и потребовали, ссылаясь на древнее право, и те, на кого мы не рассчитывали – более ста людей Старой Расы. Они поклялись в верности Матери. Говорят, что Суарра искала тебя и, не найдя, попыталась разыскать Кона. Пока она вас искала, ей доставили сообщение… от тебя!

Грейдон внезапно остановился.

– От меня? Боже мой, нет! – закричал он. – Как я moi послать ей сообщение? Я был на этом проклятом празднике Я заставил Кона взять меня с собой. Я вернулся как раз перед тем, как ты появился.

Ригер беспомощно пожал широкими плечами.

– Но сейчас уже прошел час после полуночи. Праздник закончился за час до полуночи. А два часа разницы?

Грейдон почувствовал, что у него кружится голова. Может ли быть, чтобы он лежал, скорчившись за парапетом, в течение двух часов? Невозможно! Но даже если так…

Он выбросил руку и ударил гиганта в грудь так, что тот зашатался.

– Будь ты проклят, Ригер! – бешено закричал он. – Ты намекаешь, что в этом замешан я?

– Не говори глупостей, друг мой!

Гигант не высказал обиды.

– Разумеется, я знаю, что ты не посылал никакого сообщения. Но определенная правда в этом есть: будь ты здесь, Суарра бы не попалась в такую ловушку. Представляется вполне определенным, что те, кто заманил ее в ловушку, должны были знать, что тебя здесь нет.

Как они узнали это? Почему они не попытались захватить тебя, когда вы возвращались? Возможно, Мать сейчас уже все знает. Она была в ярости. Та, кого она любила больше всех, украдена прямо у нее из–под носа!

Коридор оканчивался круглой дверью в стене. Ригер остановился, прикоснулся к стене, и дверь распахнулась, открыв маленькую круглую комнату. Ведя за собой Грейдона, Ригер вошел внутрь. Дверь закрылась, и у Грейдона появилось ощущение быстрого полета вверх. Пол остановился. Над его головой сияла звезда, он стоял на крыше Дворца.

Он увидел мерцание колец Женщины–Змеи и услышал ее голос. Голос дрожал от беспокойства, но ни укора, ни гнева в нем не было.

– Подойди ко мне, Грейдон. Ты, Ригер, вернись и принеси ему одежду одного из тех, кто покинул Ластру, – зеленый плащ и головную повязку с изумрудами. Не медли!

– Ты не будешь сурова с этим человеком, Мать? – пробормотал Ригер.

– Чепуха! Если здесь есть чья–то вина, то только моя! Иди и быстрей возвращайся, – ответила Мать.

Когда Ригер ушел, она подозвала к себе Грейдона, обхватила его лицо своими маленькими руками и поцеловала.

– Если бы даже в глубине души я хотела выбранить тебя, Дитя мое, я бы не смогла этого сделать. Поскольку твое сердце отягощено, ты обвиняешь себя и страдаешь. Виновата я! Если бы я не поддалась побуждению, если бы я дала Нимиру обрести сплетенное на паутине тело, вместо того чтобы изуродовать его, °н бы не нанес ответный удар, похитив Суарру. Я хотела поколебать его волю, ослабить его с самого начала. Ох, зачем я оправдываюсь? Это мое женское тщеславие: мне хотелось показать ему мою силу. Я вызвала его на месть, и она не заставила себя долго ждать. Вина моя, и хватит об этом.

Мысль билась в голове Грейдона, мысль такая ужасная, что он боролся, чтобы не дать ей оформиться. И вот она нашла свое выражение в словах:

– Мать, – сказал он, – ты знаешь, что, ослушавшись тебя, я ускользнул на праздник Созидателей снов. Когда Нимир изменился и после того как злая Созидательница снов упала и погибла, взгляд Нимира стал обыскивать ярусы, будто он искал кого–то. Я думаю, он подозревал, что я там. И направил свои мысли к тебе и спрятался в них от него!

Но Ригер говорит мне, что два часа прошли для меня незамеченными. За это время – хотя со мной был Кон, и он знает, что я даже не шевелился, – мог ли Нимир украсть мои мысли, использовать мой мозг с помощью адского искусства, чтобы выманить Суарру из Дворца? Мать, неделю назад я бы почитал такую мысль абсолютным безумием, но теперь, после того что я видел на празднике, она больше не кажется мне безумной.

– Нет.

Она покачала головой, но ее сузившиеся глаза изучали его.

– Я не верю, что он знал, что вы были там. Я ис… Но мне никогда не приходило в голову проследить за вами…

– Он знал, что я там!

Уверенность пришла к Грейдону. И вместе с ней полное понимание ужасной мысли.

– Он снова поймал меня в ловушку, оставил меня там, словно птицу на ветке, намазанной птичьим клеем, пока не осуществит свою цель. Когда я возвращался, он не досаждал мне. А было это, когда Суарра уже попала в плен. Я думаю, вот что задумал Нимир. Обменять Суарру на меня. Он хочет получить мое тело. Он знает, что я не поддамся ему, чтобы избежать мучений или смерти, но чтобы спасти Суарру – ах, он знает, что я соглашусь. Итак, он обезвреживает меня. Я беспомощен, он захватывает Суарру. Он сделает предложение вернуть ее в обмен на то, что он хочет получить от меня.

– А если он сделает это предложение, ты согласишься?

Женщина–Змея наклонилась вперед, ее фиолетовые глаза глубоко заглянули в глаза Грейдона.

– Да, – ответил он.

Хотя его затрясло от былого ужаса перед Тенью, он знал, что сказал правду.

– Но почему он позволил тебе вернуться? – спросила она. – Почему, если ты прав, он не захватил вас после того, как Суарра попалась в ловушку, когда вы возвращались во Дворец?

– Ответ прост. – Грейдон улыбнулся. – Он знает, что я стал бы сопротивляться, боится, что это тело, которого он так жаждет, может быть повреждено, попорчено, возможно, даже уничтожено. Я слышал, как он сам очень ясно подчеркивал это. Зачем ему идти на риск, если он может заставить меня прийти к нему до собственной воле и совершенно неповрежденным?

Детская рука Матери обняла его и притянула его голову к своей груди.

– Как далеко вы продвинулись, вы, дети серых обезьянолюдей, – прошептала она. – Если то, что ты сказал, правда, я могу предложить тебе мало утешительного. Но правда также и то, что Нимиру придется долго думать, прежде чем отказаться от тела, которым он сейчас обладает.

Механизм, пославший питательный луч, разрушен. Я послала по этому лучу энергетический импульс, разрушивший механизм, так что Нимир не сможет снова по тому же способу соткать для себя одеяние, даже если сумеет сбросить то, которое он сейчас носит. Возможно, он сможет снова стать бестелесной, обладающей разумом Тенью и войти в тебя, если ты широко откроешь перед ним двери, но посмеет ли он рисковать в такой момент? Сейчас, когда я готова к удару, он не посмеет. Если бы он был уверен наверняка, что сможет войти в тебя, – да. Но он не может быть уверен.

Если он действительно задумал такую сделку, ему – пока не определятся результаты нашей битвы – следовало бы держать тебя возле себя, а затем, если он выиграет, надеть на себя твое чистое сильное тело. Если он сможет…

– Если он действительно это задумал, то в его рассуждениях есть большая брешь, – мрачно сказал Грейдон. – Если он уничтожит тебя, Мать, то вряд ли Суарра выживет, а тогда я очень быстро приведу мое тело в такое состояние, что он не сможет занять его – как прежде, когда я был его пленником, я намеревался сделать.

– Но, дитя мое, я не хочу, чтобы меня уничтожили. И Суарру, и тебя тоже, – деловито ответила Мать. – Я не намерена допустить нашего уничтожения. Однако прав ты или ошибаешься, судя по намерениям Нимира, все приходит к одному и тому же. Ты – единственный, кто может спасти Суарру, если ее еще Можно спасти. Возможно, мое решение играет прямо на руку Нимиру. Хотя я не вижу, что может быть хуже, если мы будем просто ждать нападения. Если ты не сможешь этого Делать, то только приблизишь на несколько часов то, чего боишься.

Она высоко поднялась над своими кольцами. Птичий щебет полностью исчез из ее голоса.

– В одиночку и как можно скорее ты должен пойти в дом Ластру, встретиться с этим отродьем зла и его Повелителем Тьмы и отбить у них Суарру. Если ты не сможешь этого сделать, тогда я обещаю тебе вот что: ты не станешь жилищем для Нимира, потому что я, Адена, сотру с лица Земли Ю–Атланчи и все живое в нем, хотя, сделав это, я тоже должна буду погибнуть вместе с ними.

Она опустилась. Мелькал красный язык.

– Ты бы согласился на это, Грейдон?

– Согласен, Мать, – твердо ответил он. – Если это уничтожение наверняка будет включать в себя и Нимира.

– На этот счет не затрудняй себя сомнениями, – сухо ответила она.

– Тогда чем скорее я выйду, тем лучше, – сказал он. – Господи, что же копается Ригер!

– Он идет, – ответила она. – Оглянись, где ты находишься, Грейдон.

В первый раз он сознательно за все время обратил внимание на это место.

Он стоял на круглой площадке, высоко поднятой над крышей Дворца. Над головой сияли звезды, на западе – заходящая луна. Справа и далеко внизу лежал город, мелькая огнями, словно паника обуяла стаю светлячков. До Грейдона слабо донесся гул города. По ту сторону озера на залитых светом утесах виднелись черные рты пещер колоссов.

Теперь Грейдон увидел, что площадка представляла собой круг шириной примерно в двести футов, окаймленный по краю высоким ободом янтарного металла.

Металлические основания, в которых стояли диски, были открыты. Внутри них находились продолговатые, выточенные из кристалла ящики, заполненные словно ртутью из систрума Матери. Из этих ящиков выдавались наружу кристаллические трубки, наполненные фиолетовым пламенем уничтожения в Пещере Утерянной Мудрости.