Текст книги "Империя Кремля"

Автор книги: Абдурахман Авторханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

II. Нации и национальные языки в СССР

Первоначально формула «советский народ» была обобщающей и служила для обозначения людей разных национальностей, живущих при общем для всех советскомрежиме. «Советский народ», «Советский Союз», «Советское правительство», «Советская Армия», «советский человек» – прилагательное «советское» во всех этих сочетаниях в смысле национальном – абсолютный нонсенс, а в смысле политическом – намеренная дезинформация. Мало-мальски осведомленный человек знает, что Советская власть в России существовала – и то наполовину (так называемое «двоевластие») – только восемь месяцев: от февральской революции и до большевистской октябрьской революции 1917 года. После этого власть перешла от Советов к большевикам, и Советы превратились в ширму монопартийной диктатуры. Но вот партия провозгласила на своем XXIV съезде в 1971 г., что термин «советский народ» означает не то, что люди до сих пор считали, а некое принципиально новое и даже феноменальное явление: «советский народ» – это интернациональная нация! Читайте официальное определение партии, что такое «советский народ», в котором присутствуют все признаки нормальной нации: «Советский народ, новая историческая, социальная и интернациональная общность людей, имеющих единую территорию, экономику, социалистическую по содержанию культуру, союзное общенародное государство и общую цель – построение коммунизма… Общим языком… является русский язык» и тут же приведена цитата из Ленина, что он еще в 1914 году предвидел «уничтожение теперешних национальных перегородок» (БСЭ, т. 24, ч. 1, стр.25, М.1976).

Сталин говорил лишь о «социалистических нациях» Советского Союза, что тоже бессмыслица, ибо в истории не было ни рабовладельческих, ни феодальных наций, как нет и капиталистических наций. Брежнев пошел дальше Сталина, провозгласив новую единую нацию, которая исчезнет только вместе с исчезновением советской власти. Не страшна была новая догма, страшными оказались ее последствия. После XXIV съезда последовал ряд решений ЦК КПСС и центральных комитетов компартий союзных республик о расширении программы изучения русского языка в школах за счет резкого уменьшения удельного веса родного языка. Вот тогда впервые появилась идея не только о постепенном переводе всех типов школ на русский язык обучения, но и о создании специальной сети детских садов в национальных республиках для нерусских детей на русском языке. В ход пустили и демагогию: «великий русский язык – это язык великого Ленина»! Кто же из националов посмеет не учить язык великого Ленина? Хотя конечной целью языковой политики Кремля на всех этапах оставалось превращение русского языка в общий язык для всех нерусских народов, все же такой известный «языковед» как Сталин (вспомните его работу «Марксизм и языкознание», написанную в 1951 г.) решил, что путь к этому лежит через национальную консолидацию, то есть через слияние родственных наций и народностей в отдельные «зональные нации» со своими «зональными языками». Ведь бывшая Российская, а ныне Советская империя была и осталась современным Вавилоном наций, народностей и языков. Перепись населения 1926 г. учла 194 национальности со своим собственным языком, некоторые из них, конечно, были диалектами какого-нибудь основного языка, хотя каждая из народностей настаивала на самостоятельности своего языка. По лингвистическим признакам языки народов Советского Союза ученые делят на следующие группы:

Славянская группа (русские, украинцы, белорусы плюс национальные подгруппы из западных славян).

Тюркская группа (узбеки, казахи, азербайджанцы, туркмены, киргизы, татары, чуваши, башкиры, якуты, каракалпаки, тувинцы, карачаевцы, балкарцы, хакасы, алтайцы, гагаузы, кумыки, ногайцы, уйгуры, шорцы, крымчаки и другие).

3. Угро-финская группа (эстонцы, мордва, удмурты, марийцы, коми, карелы, финны, фанты, вепсы, манси, венгры).

Летто-литовская группа (литовцы, латыши).

Армянская группа.

Картвельская группа (в основном грузины).

Романская группа (в основном молдаване).

Евреи (включая горских, грузинских, среднеазиатских евреев, а также крымчаков по вере).

Иранская группа (таджики, осетины, курды).

Чечено-дагестанская группа (чеченцы, ингуши, бацбитцы, аварцы, лезгины, даргинцы, лакцы идругие).

Германская группа (немцы).

12. Абхазо-адыгейская группа (абхазцы, адыгейцы, кабардинцы, черкесы, абазинцы).

Языковая политика Кремля в отношении каждой из названных групп первоначально ориентировалась на завершение внутри – группой «языковой консолидации» и создание для некоторых групп общего литературного языка на основе диалекта ведущего народа. В этой связи, комментируя языковую политику партии, журнал «Вопросы философии» писал еще при Хрущеве: «В условиях социализма могут происходить частичные процессы добровольного слияния небольших этнических и экстерриториальных национальных групп, вкрапленных в крупные социалистические нации, с этими национальностями… Особенно важным в этом процессе является усвоение сливающимися этнографическими и экстерриториальными национальными группами языка крупной передовой социалистической нации, среди которых эти группы живут» («Вопросы философии», № 9, 1961). Автор даже подчеркивал, что «языковая консолидация» не есть естественный процесс. Вот что писал тот же журнал, комментируя новую Программу партии: «Сближение и расцвет наций… протекает не стихийно, а планомерно… В нашем многонациональном государстве это осуществляется в процессе единого государственного планирования» (там же). Известный советский статистик П. Подъячих в своей книге «Население СССР» (1961, стр. 111–112) приводил данные, которые должны были доказать, что, во-первых, происходит специальная внутригрупповая ассимиляция в форме «узбекизации», «таджикизации», «грузинизации», «аваризации» – когда малые народности среди названных народов просто причисляются к основному народу, во-вторых, происходит и другой, параллельный, процесс межгрупповой ассимиляции в форме «интернационализации». Это означает в данном случае как «языковую консолидацию» внутри славянской группы на основе языка «ведущей социалистической нации», т, е. русификацию украинцев и белорусов, так и переход к интернационализации неславянских народов. На это указывает и цитированный выше автор, не называя процесс своим именем – русификацией, когда кончает свой анализ следующим выводом: «Материалы переписи показывают, что параллельно консолидации происходит ассимиляция»(Подьячих, там же). В результате такой манипуляции со статистикой в «Переписи населения СССР» 1959 г. было названо только 108 наций и народностей, но уже в статистике 1979 г. их оказалось 119.

Руководство Брежнева отошло от политики окольной русификации через промежуточный этап «зональных языков» и «зональной ассимиляции». Оно предпочло прямой путь «интернационализации» всех языков на основе языка державной нации – языка Ленина. Но и тут началась новая манипуляция – да еще с «приписками» по двум вопросам в бланках переписи – в отношении «родного языка» и «второго языка» опрашиваемого. «Приписки» здесь явно очевидны, особенно среди «младших славянских братьев» – украинцев и белорусов. Если за 300 с лишним лет пребывания Украины в составе царской и советской России признали русский язык родным лишь 12 %, то только за 20 лет – с 1959 по 1979 год – это число у украинцев поднялось на пять процентов, а у белорусов даже на десять процентов (с 15 до 25 процентов). Но тут совершить «приписку» не большая проблема, все-таки все три нации легко понимают язык друг друга, а вот в Средней Азии и на Кавказе за тот же период произошел лингвистический «взрыв» в отношении признания русского языка своим «вторым языком», хотя число признавших его «родным языком» колеблется вокруг нуля. Свидетели переписи рассказывают, что «вторым языком» признавали русский у всех тех националов, кто мог отвечать по-русски на пару несложных вопросов, а также у национальных детей в школах и детсадах с обучением на русском языке. Только странно, что в русской художественной литературе ее герои из националов, окончившие даже русские средние и высшие школы, разговаривают на исковерканном русском языке, не говоря уже о неистребимом акценте кавказцев. Советские авторы вспоминают теперь задним числом и грузинский акцент самого «отца народов». Не без ехидства шушукаются о том же акценте у Шеварднадзе, но тут какой-то остряк заметил: Шеварднадзе назначили не диктором московского радио, а министром иностранных дел. Сойдет.

Пропаганда и навязывание русского языка нерусским народам сопровождается намеренным унижением национальных языков, как «бесписьменных, «младописьменных» (Туркестан) или «бесперспективных» языков (Украина, Белоруссия). Что у кремлевских великодержавников только на уме, то у их низовых функционеров на языке, когда они проводят политику «интернационализации» на практике. Бесчисленны примеры намеренного и грубого оскорбления национального чувства даже у такого большого и древнего народа как украинский. Вот только пара примеров из вполне марксистско-ленинской книги Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация?». На одном из украинских предприятий состоялся литературный вечер на украинском языке. Русский председатель фабзавкома прервал чтение стихов криком: «Переводите ваше выступление на человеческий язык, мы не понимаем язык Бандеры». Другой пример. В деле известного украинского писателя и диссидента Василия Стуса, погибшего в лагере, лежало показание свидетеля: «Василий Стус – явный националист, ибо упорно разговаривает только на украинском языке». Книга эта была составлена с ведома или даже при поддержке ЦК партии Украины. Дзюба сел за нее в тюрьму, а члена Политбюро и первого секретаря ЦК Украины Шелеста сняли за «национализм». Да, заметят мне, все это происходило в эру Брежнева – в эру коррупции, «застоя» и «негативных явлений». Теперь мы живем в эру «революционной перестройки» во всех сферах, в эру «гласности и демократизации», в эру «нового мышления» и «новой психологии». Но вот беда – ни «перестройка», ни «новое мышление» не затронули область национальных отношений. Только с новой перестройкой перестроились и великодержавники и их местные вассалы и функционеры. Как долго такая ситуация продлится, неизвестно, однако новые примеры утонченной великодержавности не могут не тревожить, тем более, что великодержавникам предоставляет трибуну орган самого ЦК «Правда». Пара примеров и на этот счет. Член-корреспондент Академии Наук СССР О. Трубачев очень недоволен тем, что украинцы и белорусы претендуют на приоритет как в образовании древнеславянского государства «Киевская Русь», так и начальной славянской письменности. Он пишет в «Правде» от 28 марта 1987 г.: «Доходит до того, что сейчас в научной литературе, да и у широкой общественности набрало силу мнение, что якобы неудобно называть нашу начальную письменность и ее язык русскими, поскольку это общее наследие языка и культуры не одних русских, но и украинцев и белорусов. Вот пример, когда из верной посылки делаются неверные выводы. Ведь Русь X–XI веков никак себя иначе не называла, а только Русью… Ясно одно: живущая с древности традиция названий ''Русь'', ''русский'', ''Русская земля'' не должна легковесно отменяться или заменяться»… В авторе сказывается не объективный историк, а заносчивый полемист с нескрываемым душком шовиниста. Этим собственно объясняется, что автор в своих длинных рассуждениях на данную тему тщательно избегает употреблять общепринятое как в русской, так и западной исторической науке понятие: «Киевская Русь». Страшно недоволен автор и тем, что народы союзных республик не проявляют никакого энтузиазма в деле овладения русским языком. Он пишет: «Из союзных республик, особенно из Средней Азии, поступают сигналы(какой академический язык! – А.А.) об ухудшении владения русским языком». В связи с этим он приводит «возмутительный» пример. Оказывается, был случай, когда национальный научный работник приезжал в Москву на заседание Всесоюзной аттестационной комиссии со своим переводчиком. Автор говорит: «Советский ученый, не знающий русского языка, – это нельзя назвать нормальным явлением». И тут же спрашивает: «Можно ли об этом говорить как о русификации?». И сам же новыми примерами подтверждает, что можно и нужно говорить именно о русификации. Автор утверждает, что как раз наука XX века сделала открытие: в группе контактирующих языков один культурно наиболее влиятельный язык играет ведущую и организующую роль. В СССР эту роль выполняет русский язык. Приводит, на этот счет действительно веский аргумент: нельзя сравнивать чукотский язык с русским языком. Этот дешевый аргумент автора уводит нас в сторону. Каждый язык – явление великое и неповторимое; как велик и неповторим и каждый народ, в том числе и чукотский. В своем выступлении в «Литературной газете» от 24 ноября 1986 г. латышский поэт Берзиньш привел на этот счет интересную цитату из стихов Петра Вяземского: «Язык есть исповедь народа: в нем слышится его природа, его душа и быт родной», добавив тут же изречение и анонимного мудреца: «Каждый народ говорит с Богом самостоятельно». Было бы глупо отрицать пользу от изучения русского языка нерусскими народами. Его надо изучать не потому, что он язык Ленина, а потому, что он язык Пушкина и Лермонтова, Гоголя и Тургенева, Достоевского и Толстого, Чехова и Бунина. Его только нельзя изучать вместо родного языка, а наряду с другими языками – английским, французским, немецким, испанским, арабским и с любым другим языком, но только по добровольному выбору. Единственный язык, который нельзя изучать добровольно – это родной язык!

Если Хрущев объявил изучение родного языка делом добровольным, то Брежнев сделал еще один шаг вперед в политике русификации – он объявил русский язык не только межгосударственным языком для национальных республик, но и государственным языком для самих республик и их жителей, хотя формально и нет, по крайней мере, опубликованных, юридических актов на этот счет. Третий его шаг был не менее антинациональным: именно брежневское руководство заставило советских историков, как мы уже отмечали, заново переписать всю историю нерусских народов, положив в ее основу новую историческую концепцию. Новая историческая концепция была не только антинаучной, но и кричаще антиисторической. Сверху были заданы три принципа, которые легли в основу этой новой концепции:

первый принцип —все нерусские народы присоединились к царской империи якобы сами, добровольно;

второй принцип —все национально-освободительные движения, противодействовавшие этому, были реакционными движениями;

третий принцип —включение этих народов в состав старой царской империи было исторически прогрессивным актом для них.

Изучая период Брежнева, я сделал еще одно поразительное открытие: в Большой Советской Энциклопедии (третье издание) нет термина «русификация»! Русификация есть, а слова такого нет. И это понятно, по толкованию Ожегова русификация означает: «делать русским по языку, обычаям»! В своем докладе к 60-летию образования СССР Андропов центральным пунктом своей национальной программы сделал старый утопический тезис большевизма о слиянии всех наций в одну нацию, тезис, от которого потом молчаливо отказался сам Ленин, когда возглавил многонациональную Россию. Однако после его смерти Сталин и его наследники вернулись к этому «первобытному ленинизму». Поэтому стоит еще раз остановиться на этом вопросе.

III. Стратегия языковой денационализации

Путь к окончательной победе коммунизма в национальном и мировом масштабе лежит, по Ленину, как это мы видели, через ассимиляцию малых народов большими народами, что он называет слиянием всех народов мира в одну коммунистическую нацию с одним или двумя языками.

Правда, Ленин был против насильственного или искусственного навязывания русского языка нерусским народам России, но он считал, что, когда в России победит коммунизм, то все национальные языки обречены на исчезновение, сохранится только русский, который и станет языком всех народов России. Сравнивая несравнимые исторические процессы – образование американской нации из разных этнических групп и даже разных рас с единым английским языком, Ленин думал, что таким же «американским путем» пойдет и образование единой коммунистической нации народов России с единым русским языком.

Ленин писал: «Всемирно-историческая тенденция капитализма к ломке национальных перегородок, к стиранию национальных различий, к ассимилированиюнаций… которая составляет один из величайших двигателей, превращающих капитализм в социализм» (Ленин, О национальном и национально-колониальном вопросе, стр. 123, М., 1956).

Хорошо известно из истории, с каким неистовством Ленин боролся с еврейским социалистическим Бундом, который выступал за «культурно-национальную автономию» евреев в Российской Империи и против их ассимиляции в русском народе. Ленин писал, что Америка «походит на мельницу, перемалывающую национальные различия», а весь этот процесс называет «прогрессивным перемалыванием наций в Америке» (там же, стр. 124, 126), что он считал аргументом в пользу еще более быстрого «перемалывания» нерусских народов вместе с русским в будущей коммунистической России.

Ленин упускал из виду одну «мелочь»: американская нация образовалась из разных этнических групп, добровольно эмигрировавших в Америку, чтобы стать американцами. Российская империя образовалась в основном из насильственно завоеванных народов, которые не хотели, как не хотят и сейчас, стать русскими. Эту «мелочь» первым заметил сам Ленин, когда он захватил власть над многонациональной империей. Не только заметил, но и сделал отсюда и трезвые выводы: ассимиляция нерусских народов, как и вся теория слияния наций – утопия, что же касается судьбы его новой советской империи, то ее стабильность, несмотря на действие центробежных сил нерусских национальностей, может быть достигнута только на путях создания федерации и юридически и фактически равноправных и суверенных национальных республик. Таким ему рисовался СССР как федерация.

Наследники Ленина, сохраняя ленинскую ширму, решили вернуться к дореволюционному Ленину и стать на новый, «советский», путь «перемалывания народов», чтобы создать одну общую коммунистическую нацию с одним общим языком. Для этой цели была разработана новая «национальная» стратегия, в которой четыре компонента играли решающую роль: во-первых, вместо федерации, не меняя ее формы, провести во всех сферах государственной жизни иерархический принцип абсолютистского централизма, превращающий союзные республики в чисто административно-географические понятия; во-вторых, отказаться от прежней концепции национальной экономики республик, допуская в этих республиках только такие «стройки коммунизма», которые составляют интегральную часть общесоюзной экономики, и называя это «разделением труда» между союзными республиками; в-третьих, проводить в союзных республиках такую социальную политику, которая способствует максимальной, не только классовой, но и национальной нивелировке, для чего практиковать массовую миграцию славянского населения в прибалтийские, кавказские и восточноазиатские районы; в-четвертых, держать курс на перевод всех партийных, государственных, хозяйственных, научных учреждений и школ на русский язык, ограничив действие местных языков только сферой пропаганды, художественной литературы и искусства.

Отцом этой стратегии был сам Сталин. Эту национальную стратегию последовательно и методически проводят и наследники Сталина.

В отношении первых двух компонентов «национальная стратегия» Сталина имела полный успех по одной общеизвестной причине: Сталин начисто уничтожил местные национальные кадры, которые считал потенциальными врагами новой стратегии, и выдвигал на их место нерассуждающих карьеристов. Что же касается последних двух компонентов национального лица и национальных языков – то тут дело оказалось сложнее, чем себе его представлял Сталин и сменяющиеся лидеры партии. Уже из определения, которое дал Сталин нации, видно, почему партия потерпела и продолжает терпеть здесь поражение.

По Сталину, «нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности четырех основных признаков, а именно: на базе общности языка, общности территории, общности экономической жизни и общности психического склада, проявляющегося в общности специфических особенностей национальной культуры» (Сталин, Национальный вопрос и ленинизм).

Как раз из этого, далеко не полного, определения нации видно, что если территория есть величина данная, то все другие признаки нации сложились тысячелетиями, а потому не только «устойчивы», но и неистребимы какими-либо декретами. Некоторые из этих признаков, например, языки, продолжают служить человечеству даже после исчезновения народов, говоривших на этих языках, если сохранились их письменные памятники (я имею в виду так называемые «мертвые языки», один из которых – латинский – служил языком дипломатов и ученых в средние века, да еще основой образования романских языков). Все главные языки нерусских народов Российской Империи являлись письменными языками, некоторые еще за несколько веков до возникновения самой этой империи. Письменные памятники древнейших народов на нынешней территории Советского Союза – армян и грузин – относятся уже к началу V века нового летоисчисления. Мусульманские народы России, которых советская пропаганда называла «бесписьменными», чтобы подчеркнуть, что письменность им принесла советская власть, уже с VII–VIII веков пользовались письменностью на основе арабской графики. Даже книгопечатание у некоторых нерусских народов Кавказа и Балтики появилось за полвека до знаменитого русского первопечатника Ивана Федорова, организовавшего свою типографию в 1573 году во Львове на Украине. Книгопечатание в Армении появилось в первой половине XVI века, в Грузии – в начале XVII века, в Азербайджане значительно позднее – в начале XIX века, в Литве, Латвии и Эстонии в первой половине XVIII века (организатором первой типографии здесь был белорусский просветитель Франциск Скорина в 1723–25 годах).

Все это говорится не для умаления культуры русского народа, а чтобы подчеркнуть трудность проблемы, которую большевики хотят решить декретами чиновников. Проблема эта гласит: чтобы создать общую коммунистическую нацию, надо создать главный и ведущий принцип нации и национальной культуры – один общий для всех язык. Таким языком в условиях России мог быть только русский язык. Эту проблему тоже поставил сам Сталин еще в конце 20-х годов в статье «Национальный вопрос и ленинизм», заявив, что на первом этапе развития советской культуры преобладал приоритет расцвета национальных языков, а вот на втором этапе, по словам Сталина, сами нерусские нации почувствуют необходимость иметь, наряду со своим национальным языком, «один общий, межнациональный язык», то есть нерусские народы сами объявят русский язык сначала вторым, а потом и первым родным языком. Практическая языковая политика Кремля отныне переключается на осуществление сталинской идеи создания одного общего языка для всех национальных республик. Значительный вклад в теорию Сталина внес здесь, как мы видели, его наследник и разоблачитель Хрущев, объявив, что изучение родного языка и обучение детей в школах на родном языке – дело добровольное.

Однако, русские генсеки ЦК были достаточно тактичными, чтобы перепоручить эту великодержавную миссию своим национальным вассалам на местах – тамошним первым секретарям. В Москве руководство по проведению в жизнь этой новой программы русификации было возложено на члена президиума ЦК и секретаря ЦК узбека Мухитдинова. На XXI съезде КПСС Хрущев вложил в его уста требование партии, что «овладению в совершенстве местным и русским языком нужно уделить самое серьезное внимание» («Правда», 31. 1. 1959 г.). «Местный язык» пристегнули сюда для соблюдения «интернациональной» проформы. На деле речь шла о радикальном пересмотре старых языковых программ, согласно которым обучение во всех школах происходило на родном языке, а русский язык был только обязательным предметом. Теперь начали переводить все типы школ на русский язык обучения, сохранив родной язык только как предмет добровольного изучения.

Вот как обосновывал орган ЦК КПСС журнал «Вопросы истории КПСС» новый языковый курс партии: «Все большее число родителей нерусской национальности совершенно добровольно отдают детей в русские школы или ставят вопрос о переводе обучения в национальных школах на русский язык… Опыт показывает, что обучение нерусских детей на русском языке с младшего возраста значительно облегчает им изучение основ наук» («Вопросы истории КПСС», № 4, 1959).

Эту установку Хрущева и XXI съезда последовательно и интенсивно проводил в жизнь Брежнев. Плоды этой языковой политики сказались очень скоро. Если, например, в 1955 году, по данным профессора Е. Н. Медынского, на Украине «начальное и среднее обучение проводится на родном языке учащихся» («Просвещение в СССР», М., 1955), то сегодня картина резко изменилась, до того резко, что по данным заведующего Киевского гороно Тимчука, из более чем трехсот тысяч киевских школьников на украинском языке обучаются только 70 тысяч («Литературна Украина», 9 апреля 1987). И эти 70 тысяч, вероятно, относятся к создаваемым ныне для «показухи» параллельным классам с обучением на украинском языке.

Вне всякого сомнения, родители добровольно отдают своих детей не в национальные школы, а в школы на русском языке, по одной, всем известной, причине: только для тех детей открыта возможность успешной жизненной карьеры, кто кончил русскую школу. Для такой карьеры необязательно знать родной язык даже в собственной республике. Таким образом, добровольность выбора языка обучения – русского или родного – на деле выявляется как замаскированная форма русификации. Ведь если союзные республики суверенны и их национальная культура не пустая формула, то обучение детей на родном языке должно быть не добровольным, а обязательным. Это касается и высших школ, дипломы которых должны быть признаны на всей территории СССР. Вот тогда приверженцев добровольной русификации будет меньше.

Еще хуже обстоит дело в другой советской, тоже славянской республике – в Белоруссии. Об этом рассказал большой белорусский писатель Нил Гилевич на пленуме правления Союза советских писателей в апреле 1987 года. Вот краткая выдержка из его выступления: «Ни в столице Белоруссии Минске, ни в одном из областных центров, ни в городе и даже городском поселке республики практически нет ни одной белорусской школы. Есть английские, французские, испанские – а белорусских нет» («Литературная газета», 8. 5. 87). Гилевич добавил: «Без языка нет и литературы… Мы глубоко озабочены сложившейся в Белоруссии языковой ситуацией. Но разве наша забота – это только наша забота?» На том же пленуме известный украинский писатель Борис Олейник процитировал Ленина, требовавшего «всячески противодействовать попыткам оттеснить украинский язык на второй план», с таким комментарием: «В некоторых наших областных центрах количество украинских школ приближается к нулевой отметке» (там же).

Выступления Гилевича и Олейника поддержали и другие участники пленума, в том числе и русские писатели Сергей Залыгин, Юрий Суровцев, Виктор Розов, Сергей Михалков, Юрий Бондарев, Станислав Куняев. Руководитель писательской организации Украины Юрий Мушкетик сообщил: «Школьный устав, старый и новый, который ныне обсуждается в стране и ляжет в основу закона о школе, одним из своих пунктов разрешает родителям выбирать на территории республики для своих детей школу с языком преподавания». Мушкетик добавил, что это «на практике привело к тому, что, скажем, в моем родном Чернигове, где во время моей юности большинство школ были украинские, как и во многих других городах, не осталось ни одной школы на украинском языке».

Станислав Куняев привел любопытный пример, когда любовь националов к своему родному языку объявляется в советской печати «национальным эгоизмом». Вот этот пример: «Недавно напечатал один казахский поэт в своей местной прессе: ''Гордиться родным языком, заботиться о его чистоте, способствовать его развитию – одна из главных обязанностей каждого казаха… Сила народа – сила языка. Мы должны превратить родной язык в один из самых… грамотных и богатых языков''». Куняев добавляет: «Наверное, каждый из нас, думая о своем родном языке, скажет в душе то же самое. Но как комментируется (в центральной печати) этот естественный призыв: ''В словах за заботой о развитии родного языка… проглядывается национальный эгоизм'' , —писала центральная газета.

''Я думаю, – продолжает Куняев, – что любой нормальный казах возмутится, прочитав это в газете, и я возмутился бы на его месте и подумал бы: вот она, русификация''. Куняев добавляет: «К счастью, настоящие русские интеллигенты не несут за такую русификацию никакой ответственности». Писатель Куняев дипломатически умолчал, откуда он взял цитату казаха о родном языке и кому принадлежит комментарий к ней. Это будет понятно, если мы скажем: Куняев взял все это из статьи «Цена самолюбования», в «Правде» от 11.2. 1987 года.

Но сам факт, что в данной связи русский писатель осмеливается критиковать великорусский шовинизм самой «Правды», весьма симптоматичен.

Исключительно важным явилось выступление председателя Союза писателей РСФСР Сергея Михалкова. Он сказал: «Если мы хотим сохранить национальные литературы, мы должны срочно принять самые решительные меры по изучению в школах двух языков: русского и родного. Первым языком должен быть свой, родной, а вторым русский.В Башкирской и Марийской АССР растет поколение, не знающее своего родного языка. Как может развиваться в этих республиках национальная культура?»

Действительно, во всех программах партия проповедует расцвет наций и национальных культур, а на деле проводит планомерную и систематическую денационализацию. Объявляя русский язык государственным языком нерусских советских союзных республик, также ссылаются на Ленина и на ленинскую национальную политику. Между тем в статье «Нужен ли обязательный государственный язык?» Ленин четко и безапелляционно утверждал: «Русские марксисты говорят, что необходимо – отсутствие(подчеркнуто Лениным. – А. А.) обязательного государственного языка, при обеспечении населению школ на всех местных языках, и при включении в конституцию основного закона, объявляющего недействительными какие бы то ни было привилегии одной из наций» (Ленин, О национально-колониальном вопросе, стр. 148). Вся языковая политика Кремля в последние 50 лет является кричащим опровержением этих установок Ленина.