Текст книги "Империя Кремля"

Автор книги: Абдурахман Авторханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Как раз этим грузинским большевикам, которых Сталин обвинял в «социал-национализме» и «национал-уклонизме», Ленин пишет 6 марта 1923 года следующее письмо: «Товарищам Мдивани, Махарадзе и другим. Уважаемые товарищи! Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речи. С уважением. Ленин» (ПСС, т. 54, стр. 330).

Ленин требовал от Пленума ЦК исключить Орджоникидзе из партии, наказать Дзержинского, а от предстоящего XII съезда партии он потребовал снятия Сталина с поста генсека. Боясь, что болезнь ему не позволит выступить на пленуме ЦК, Ленин пишет Троцкому:

«Строго секретно. Лично.

Уважаемый т. Троцкий!

Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК. Дело это сейчас находится под преследованием Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы Вы согласились взять его защиту, то я бы мог быть спокойным» (Ленин, ПСС, т. 54, стр. 329).

Ленин предлагал Троцкому «блок Ленина – Троцкого» для ликвидации Сталина и его фракции. Это уже доказывало, какой огромной партаппаратной силой только за один год стал генсек Сталин, если для его свержения Ленин предлагает создать «блок Ленина – Троцкого». Однако, Троцкий, который всегда был храбрым на словах против Сталина, когда требовалось действовать, да еще в блоке с самим Лениным, проявил политическую беспомощность, тяжкую по своим трагическим последствиям для миллионов. Да этим еще и хвалился. Вот что Троцкий говорил союзнику Сталина Каменеву: «Имейте в виду и передайте другим, что я меньше всего намерен поднять на съезде борьбу ради каких-либо организационных перестроек. Я стою за статус-кво… Я против ликвидации Сталина, против исключения Орджоникидзе, против снятия Дзержинского. Не нужно интриг. Нужно честное сотрудничество» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 224).

Выходит, что «интригами» занимается не Сталин со своей компанией, а Ленин, требующий изгнания и наказания этой компании. Таким образом, когда Троцкий присоединился по существу к антиленинской «тройке» в Политбюро – к Сталину, Зиновьеву, и Каменеву, XII съезд партии в апреле 1923 г., за девять месяцев до смерти Ленина, стал первым сталинским съездом, который пошел против воли Ленина в двух решающих для него вопросах. А именно: 1) «Тройка» скрыла от XII съезда «Политическое завещание» Ленина в виде его «Письма к съезду», в котором Ленин требовал снятия Сталина; 2) «Тройка» плюс Троцкий отказались как огласить на съезде, так и выполнить требования Ленина из цитированной статьи «К вопросу о национальностях и автономизации» о наказании Дзержинского и Орджоникидзе. Съезд осудил не Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского, а Мдивани, Махарадзе, Цинцадзе, Окуджаву и других «национал-уклонистов». Кто же оказался в этом споре прав – Ленин или Сталин? Ленин хотел мирным путем добиться коммунистической интеграции нерусских народов в единую нацию с русским народом. Сталин хотел того же самого, но путем ортодоксально ленинским, то есть методами «диктатуры пролетариата». Сталин, знавший нерусские народы, хотя бы на опыте Кавказа, лучше, чем Ленин, был убежден, что Ленин ударился в утопию, думая, что слияние наций может быть осуществлено методом убеждения. Именно в данном случае Сталин был больше ленинцем, чем сам Ленин. В самом деле, мы уже знаем, что для Ленина интересы социализма выше национальных интересов, а сам национальный вопрос – не главный вопрос в его революционной стратегии, а побочный вопрос, вопрос тактики, а не программы. Сталин был верен ленинизму, когда он писал: «Национальный вопрос есть часть общего вопроса о пролетарской революции, часть вопроса о диктатуре пролетариата» (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 47). Поэтому национальный вопрос в многонациональной социалистической империи нельзя, по Сталину, разрешить иначе, как революционными методами «диктатуры пролетариата». Действительно, во всех своих выступлениях Сталин связывает окончательное решение национального вопроса не с методом убеждения, как этого требовал Ленин, а с методом насилия, как этого требует ленинизм. Ленин вступил в противоречия с квинтэссенцией своего учения, а именно с теорией и практикой пролетарской революции и диктатуры пролетариата, полагая, что можно заставить нерусские народы отказаться от своей тысячелетней национальной аутентичности, не прибегая к методам диктатуры. В этом Сталин увидел непоследовательность Ленина и в своем письме к членам Политбюро назвал Ленина за это «национал-либералом». Что Сталин исходил в своей стратегии из общего учения Ленина покажет пара цитат из Ленина о «диктатуре пролетариата». Вот определение Ленина, что такое «диктатура пролетариата»: «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть» (т. XXV, стр. 441), У Ленина есть и «синтетическое» определение «диктатуры пролетариата», которое допускает альтернативный выбор методов – мирных и немирных. Вот оно: «Диктатура пролетариата – есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и административная против сил и традиций старого общества» (там же, стр. 190).

Сталин выбрал из этой альтернативы кровавый, насильственный, военный и административный методы и этим спас режим ленинизма не только в национальных республиках, но и в России. В защиту Сталина надо сказать, что он слишком буквально понимал характерные для Ленина пустые иной раз угрозы. В записках и распоряжениях Ленина нередко говорится, что в правящую партию по большей части идут карьеристы, которые заслуживают того, чтобы всех их «расстреляли», или в период нэпа – появились «сменовеховцы», которых надо поставить к стенке, или бывшие царские чиновники, белогвардейцы и бывшие меньшевики с эсерами саботируют советские мероприятия, – их всех надо «загнать в тюрьму»!

Сталин пустых слов не говорил, но косил всех людей этих категорий еще до того, как стал генсеком. С чего же этот самый Ленин решил, что надо цацкаться с грузинскими «националистами», «меньшевиками» и «князьями», – думал Сталин. Сталин – Ленин, доведенный до логического конца, – был по-своему прав.

V. Национальный вопрос на XII съезде партии

Сталин и сталинисты, как и их наследники, всегда были и остаются великорусскими идеологами в своей национальной политике, по сравнению с которыми русские цари и их идеологи Уваровы, Победоносцевы и Пуришкевичи были сущими дилетантами. Разница здесь между царской и советской Россией заключается в том, что цари и их министры в своей внутренней и внешней политике были искренни и честны, называя вещи своими именами, а большевики и их лидеры вынуждены маскировать свою империалистическую политику интернациональной фразеологией (классический пример: по словам Кремля, советская армия ведет в Афганистане не колониальную войну, а выполняет «интернациональный долг» или, еще циничнее, оказывает афганцам «братскую помощь», практикуя там варварское народоубийство). Расхождение между Лениным и Сталиным по национальному вопросу состояло в том, что Ленин предпочитал для успеха своей стратегии проводить большевизацию национальных окраин национальными, а не русскими руками. Ленин поэтому предлагал передать всю местную власть в руки националов, ликвидируя там видимость русского присутствия. Иначе, писал Ленин, «свобода выхода (этих республик) из СССР окажется пустой бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса, шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали, как муха в молоке» (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 361).

Это, прямо-таки, гениально-пророческая характеристика всей послеленинской национальной политики партии. В глазах Ленина, из-за великодержавной практики Сталина настолько грозной стала опасность гибели советской империи, что он прямо потребовал вернуться к исходной позиции, существовавшей до создания СССР – до 30 декабря 1922 г. Вот его слова: разработать «детальный кодекс, который могут составить сколько-нибудь успешно только националы, живущие в данной республике. Причем не следует зарекаться заранее никоим образом от того, чтобы в результате всей этой работы вернуться на следующем съезде Советов назад, то есть оставить Союз Советских Социалистических республик лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов»(там же, стр. 362, курсив мой – А. А.).

Ленин откровенно пишет, что нечего говорить о борьбе против западного империализма, если мы дома заводим свой собственный советский империализм.Вот слова Ленина: «Одно дело необходимость сплочения против империалистов Запада… Другое дело, когда мы сами попадаем в империалистические отношения к угнетенным народностям, подрывая этим совершенно всю свою принципиальную искренность, всю свою принципиальную защиту борьбы с империализмом» (там же). ЦК согласился с требованием Ленина обсудить и решить национальный вопрос на XII съезде в апреле 1923 года. Доклад по этому вопросу собирался делать сам Ленин. (Уже одно поручение Сталину сделать доклад по национальному вопросу на этом съезде было прямым издевательством ЦК над своим больным вождем.) Поскольку статья Ленина по национальному вопросу, вопреки желанию «тройки», стала достоянием делегатов съезда (по требованию секретарей Ленина она была оглашена на неофициальных встречах делегаций съезда), то Сталину ничего не оставалось, как повторить политические установки Ленина, тщательно обходя факты великодержавной политики своей группы в Грузии, против которой статья была направлена. Сталин вынужден был заявить, что опасность великорусского шовинизма существует не только в партии, но и в ЦК; так как Сталин себя и свою группу причислял к истинным ленинцам в данном вопросе, то никто не понял, кто же тогда в ЦК великорусские шовинисты?

Пикантно, что для подтверждения этого тезиса Сталин сослался не на Ленина, а на авторитет белогвардейского профессора Устрялова и его «сменовеховцев», мнение которых, впрочем, вполне подтверждала практика шовинистов из группы Сталина. Вот соответствующее место из доклада Сталина: «Не случайно, что господа сменовеховцы похваливают коммунистов-большевиков, как бы говоря: вы о большевизме сколько угодно говорите, о ваших интернациональных тенденциях сколько угодно болтайте, а мы-то знаем, что то, что не удалось устроить Деникину, вы это устроите, что идею великой России вы, большевики, восстановили, или вы ее, во всяком случае, восстановите! Не случайно и то, что даже и в некоторые наши партийные учреждения проникла эта идея». Что же касается обвинения со стороны Ленина, что в этой великорусской идее и практике виновата группировка самого Сталина, то его Сталин обошел полным молчанием.

Более того, Сталин прямо пошел против установок Ленина насчет «социал-национализма», утверждая, что кроме русского великодержавного шовинизма есть еще опасность и «местного национализма», представителями которого в Грузии являются якобы грузинские «национал-уклонисты» во главе с Мдивани. Сталин доказывал не только вопреки фактам, но даже и здравому смыслу, что эти «национал-уклонисты» хотят установить господство грузин над всем Закавказьем. Увы, как выяснилось после, одному грузину – Сталину – оказалось куда легче установить свое личное господство над всей Россией, чем всем грузинам вместе владеть Кавказом.

В позитивной части своего доклада Сталин выдвинул требование, прозвучавшее для угнетенных народов весьма обнадеживающе, но на деле противоречащее целям коммунизма, а потому и нереальное, – требование о создании своей собственной национальной экономики в каждой национальной республике. Вот как Сталин обосновывал это положение: «На школах тут далеко не уедешь… Но фактическое неравенство остается основой всех недовольств и всех трений… Необходимо, чтобы кроме школ и языка… на окраинах, в отставших в культурном отношении республиках, а отстали они потому, что их рассматривали раньше, как источники сырья, – необходимо добиться того, чтобы в этих республиках были устроены очаги промышленности» (Сталин, Сочинения, т. 5). Всем известно теперь, как сам Сталин осуществлял это программное требование партии. Как в старой империи, так и теперь, национальные окраины, оставаясь во многом источниками сырья, становятся дополнительно и сферой экспансии централизованного капитала, в связи с чем происходит заселение национальных окраин колонизаторами в виде руководителей промышленности и мастеров производства. Это привело к тому, что в некоторых азиатских республиках коренное население составляет меньшинство, а в балтийских республиках соотношение между местным населением и пришельцами резко меняется в пользу имперского элемента. Что касается развития национальной экономики, то ее объекты в национальных республиках строятся, только если они запланированы в местных бюджетах, одобренных Москвой. При этом центральное планирование общесоюзных и республиканских промышленных объектов ведется с таким расчетом, чтобы ни в одной из союзных республик, кроме РСФСР, не создалось чего-то вроде внутринациональной экономической «автаркии», при которой та или иная республика могла бы самостоятельно существовать, если ей представится возможность выхода из России. Однобокое развитие индустриальных оазисов в национальных республиках, к доходам которых они не имеют никакого отношения, особенно, если речь идет о природных богатствах, должно создать в них вечную экономическую зависимость, во-первых, друг от друга, во-вторых, и это главное, от метрополии.

Вернемся к съезду. Прения по докладу Сталина велись со стороны «уклонистов» с большим тактом и в полном согласии с Лениным. Прения со стороны сторонников Сталина были агрессивными и вызывающими по своей антиленинской направленности, ибо как «тройка», так и ее последователи были убеждены, что Ленин уже больше не вернется к власти и поэтому им ничего не грозит. Но имя Ленина с его непререкаемым авторитетом в партии им было нужно, поэтому они всегда ссылались на него, когда даже намеренно фальсифицировали его идеи.

Поскольку критика Лениным Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского была столь же обоснована, сколь для них и опасна, то группа Сталина объявляет эту критику фантазией больного человека, к тому же ставшего жертвой «дезинформации уклонистов». Остановимся сначала на выступлениях «уклонистов». Первым на съезде выступил сам лидер «уклонистов» Буду Мдивани, которого Сталин вместе со своими единомышленниками отозвал из Грузии и посадил на ученическую скамью курсов марксизма при Комакадемии. Буду Мдивани, несмотря на все издевательства сталинцев над ним, вплоть до пощечины со стороны Орджоникидзе, был в своем выступлении по форме сдержан, а по существу дела весьма решителен. Имея в виду письмо Ленина, он сказал: «По национальному вопросу были разногласия, и эти разногласия решены теперь в пользу нашей группы. Группа эта существует, политика ее должна проводиться там, а люди остаются здесь. Так что же т. Сталин, политика для лиц или лица для политики?». Центральным пунктом своего выступления Мдивани, с одной стороны, сделал письмо Ленина против великорусского шовинизма Сталина, а, с другой, кампанию Сталина против «великогрузинского шовинизма» «уклонистов». Мдивани сказал:

«У нас существует школа Ленина по национальному вопросу, которая раз и навсегда разрешила национальный вопрос… Многие наши товарищи не отвергли национальную программу, а отодвинули в сторону… Один из членов ЦК заявил, что национальный вопрос для нас – вопрос тактики… Нам нужно то, чему нас всегда учил т. Ильич и к чему нас призывал в последних своих письмах, известных съездутолько через отдельные делегации… В письмах Владимира Ильича очень твердо и выразительно сказано как раз то, из-за чего мы боролись.

Реплика Орджоникидзе:Гении.

Мдивани:Нет, мы не гении, у нас имеются другие, возведенные в сан гениев… Мне приходится возражать, чего я не думал, и докладчику. Товарищ докладчик очень много места уделил Грузии и грузинскому шовинизму.

Реплика Сталина:В знак особого уважения!

Мдивани:Спасибо, т. Сталин. Но разрешите мне в знак ''особеннейшего'' уважения напомнить вам кое-что из прошлой нашей жизни…».

И Мдивани рассказал обо всех ущемлениях и интригах в Грузии против грузинских национальных меньшинств (аджарцев, абхазцев, южных осетин и т. д.), которые предпринимались по приказу самого Сталина. Мдивани добавил: «Когда это делается с распоряжения Сталина, то я должен сказать: слушаюсь, товарищ Сталин!» (XII съезд РКП(б). Протоколы. М., 1923 г., стр. 456–457). Мдивани заключил речь словами: «Да, мы все советское объединение! Дайте в это советское объединение самые главные комиссариаты, определяющие нашу внешнюю политику, защиту нашей республики. Отдайте этим отдельным национальностям другие комиссариаты, где они могут проявить свою волю, свое умение хозяйничать, свое умение творить новую жизнь» (там же, стр. 455, 458).

Бедный Буду Мдивани! Активный большевик еще с тех времен, когда Сталин якшался с грузинскими меньшевиками, завоеватель Грузии, во главе Красной Армии сокрушивший республику меньшевиков, автор знаменитого тогда каламбура: «Я буду не Буду, если через неделю в Тифлисе не буду», ученик Ленина и его первый наместник в советской Грузии, – этот Буду Мдивани никак не мог понять, что тот член ЦК (возможно Сталин), который говорил, что для большевизма национальный вопрос есть вопрос тактики, был глубоко прав, а он, Мдивани, требуя сохранения суверенитета республик, шел против воли партии, ставшей за какой-нибудь год на открыто шовинистическую позицию своего генсека, против которого оказался беспомощным сам Ленин. Это особенно ярко продемонстрировали в своих речах на съезде те старые большевики, которых Сталин успел завербовать в свою сеть.

У Сталина был исключительный дар подкупать людей: равных себе – лестью, стоящих ниже – обещанием блестящей карьеры. Свою способность льстить соратникам Сталин доказал во время болезни Ленина. Готовился XII съезд партии. Политбюро, как обычно, поручает Ленину сделать на съезде политический отчет ЦК. Но выясняется, что болезнь не позволит Ленину выступить на съезде. Тогда Сталин предлагает Троцкому выступить вместо Ленина, мотивируя свое предложение тем, что наиболее популярным вождем партии после Ленина является именно Троцкий. Троцкий отказывается, выдвигая политически наивный аргумент – «Я не хотел, – говорит Троцкий, – чтобы партия подумала, что я претендую стать наследником Ленина». Предложение Сталина было завуалированной лестью истинного претендента на ленинский престол, с целью дезориентировать своего главного конкурента. С той же целью и с тем же мотивом Сталин сделал предложение Зиновьеву, который открыто претендуя как глава Коминтерна, на роль второго после Ленина вождя партии, тотчас же оценил скромность Сталина и принял предложение. Расположил к себе Сталин и третьего претендента на трон Ленина – Каменева, предложив ему открыть съезд вступительным словом и закрыть его заключительным словом. Эту роль до сих пор также выполнял Ленин. Этими лестными предложениями ведущим членам Политбюро Сталин добился своей ближайшей цели: Троцкого нейтрализовал, а Зиновьева и Каменева окончательно перетянул на свою сторону с тем, чтобы избежать, несмотря на требование Ленина, оглашения на съезде его статьи по национальному вопросу и «Политического завещания». Да и подготовил Сталин свой первый съезд в качестве генсека с такой основательностью в расстановке активных сил и резервов, что ему мог бы завидовать сих дел мастер – сам Ленин, если бы на нем участвовал. Это было наглядно продемонстрировано и на самом XII съезде, когда Сталин громя позицию Ленина по национальному вопросу, выдавал это за ее защиту. Свою способность подкупать людей обещанием карьеры – Сталин продемонстрировал уже в своем организационном отчете о работе ЦК. Он обещал тем молодым партийным деятелям, которые умеют думать «независимо», членство в ЦК партии, путем расширения его состава. Идею расширения ЦК выдвинул сам Ленин в своих «Записках» по организационному вопросу, которые «тройка» – Сталин, Зиновьев, Каменев – утаила от съезда. Сталин выдал ленинскую идею за свою собственную, умолчав, что Ленин предложил расширение состава ЦК за счет рабочих, а не партаппаратчиков: «Есть один вопрос о расширении ЦК… Пора подумать о том, чтобы выковать новую смену. Для этого есть одно средство – втянуть в работу ЦК новых, свежих работников и в ходе работы поднять их вверх, поднять наиболее способных и независимых, имеющих головы на плечах» (там же). Каждый сидящий в зале делегат съезда знал, что в историческом споре Сталина с Лениным только тот делегат имеет шансы попасть в расширенный ЦК, кто по национальному вопросу имеет просталинскую «голову на плечах». Такими оказались во время прений почти все ораторы, кроме «уклонистов» и трех членов ЦК. Всех участников прений было 11 человек, в числе которых три «уклониста» (Мдивани, Махарадзе, Цинцадзе), пять сталинцев (Орджоникидзе, Орахелашвили, Енукидзе, Стуруа, Ахундов) и три члена ЦК (Бухарин, Радек и Раковский). Кроме уже цитированной речи Мдивани, из остальных речей заслуживают внимания выступления Раковского, Енукидзе и Бухарина.

Речь председателя Украинского правительства Раковского против сталинской политики великорусского шовинизма прозвучала в ушах Сталина, как гром среди ясного неба. Почему это было так, объясняет в своей ценной работе «Национальная политика КПСС» участник событий тех времен украинский публицист Иван Майстренко: «Раковский, европейский левый социалист, родом болгарин из румынской Добруджи. Из румынской тюрьмы его освободили русские войска во время революции 1917 г. С этого времени он присоединился к большевикам. Одно время занимал ярко антиукраинскую позицию, не признавал даже украинского языка. За это был назначен Москвой председателем Совнаркома советской Украины. Но в процессе своей работы на Украине Раковский убедился в своих антиукраинских ошибках. Пришел к выводу, что советской власти угрожает великодержавный шовинизм и перерождение в новую «единую и неделимую Россию»» (стр. 89). Раковский начал речь с того, что выразил свое сожаление о том, что нет на съезде Ленина, который «своим авторитетным словом громко ударил бы по нашей партии и показал ей, что она в национальном вопросе совершает фатальные ошибки… Когда я смотрю на спокойствие, с которым в особенности русская часть нашей партии относится к спорам по национальному вопросу… я тревожусь за судьбу нашей партии… Некоторое время мы питали надежду накануне съезда, что национальный вопрос, как предполагал Ильич, станет центром нашего съезда, а он стал хвостом нашего съезда… Дело в том, что наши центральные органы начинают смотреть на управление страной с точки зрения их канцелярских удобств. Конечно, неудобно управлять двенадцатью республиками, а вот если бы все это было одно, если бы, нажав на одну кнопку, можно было управлять всей страной, – это было бы удобно… Центральным органам дано в десять, в двадцать раз больше прав, чем они имели раньше, до создания союзной Конституции… После первого союзного съезда Советов они стали хозяевами всей нашей жизни… Нужно отнять от союзных комиссариатов девять десятых их прав и передать их национальным республикам…Уездный исполком больше знает свои права, чем национальные республики. Союзное строительство пошло по неправильному пути. Как вам известно, это есть мнение не только мое, это есть мнение Владимира Ильича» («XII съезд РКП(б)…», стр. 529, 532).

Когда внимательно анализируешь материалы XII съезда, то поражают следующие факты: несмотря на категоричность требований Ленина по национальному вопросу, несмотря на неоспоримость указанных Лениным фактов великодержавно-шовинистической политики Сталина, Дзержинского, Орджоникидзе, несмотря на безоговорочную поддержку Лениным политики Мдивани и его группы в Грузии, обсуждение национального вопроса группа Сталина ведет с открыто антиленинских позиций. Это тем более странно, что статья Ленина по национальному вопросу была известна всем делегатам съезда, так как ее огласили на заседаниях отдельных делегаций. К тому же Ленин еще был жив. Открывая съезд, Каменев заверил, ссылаясь на медицинские авторитеты, что есть все шансы, что Ленин преодолеет свой недуг. Но тогда спрашивается, почему так бесцеремонно издевались сталинцы над Лениным, сознательно фальсифицируя его документы? Единственный ответ на это я вижу в убеждении Сталина, что Ленин обречен на смерть. Может быть, даже прав был Троцкий, когда писал, что Сталин дал яд умирающему Ленину, который Ленин, по заявлению в Политбюро самого Сталина, просил у него, чтобы избавиться от тяжких болей. Отрицать способность к этому Сталина было бы сверхнаивно. Остановимся теперь на некоторых антиленинских выступлениях на съезде. Одно такое выступление Сталин поручил секретарю ЦИК СССР грузину Енукидзе. Вот его главные тезисы:

1) Вопросы, поднятые Лениным, не имеют значения для Грузии или Украины, а только для нашего международного положения (то есть, иначе говоря, все это Ленин писал в пропагандистских целях для заграницы);

«Много здесь было нареканий, что политика Орджоникидзе была политикой насилия, политикой Держиморды. Это слово значится и в письме т. Ленина… На самом деле Орджоникидзе проводил политику ЦК» (иначе говоря, Орджоникидзе действовал так по приказу самого Ленина);

«Теперь о письме т. Ленина. Тут т. Мдивани ежесекундно склонял имя т. Ильича и он хотел создать впечатление, что т. Ленин будто специально написал это письмо, чтобы поддержать товарищей уклонистов и оправдать их политику…»

Реплика Бухарина:Конечно, с этой целью.

Енукидзе:Не с этой целью, т. Бухарин.

В отношении критики Ленина против Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского Енукидзе самоуверенно заявил: «т. Ленин сделался жертвой односторонней неправильной информации» (там же, стр. 537–541).

Реплика Мдивани:Отчего не опубликовывают письмо?

Тогда ни Енукидзе, столь развязно защищавший Сталина, за что Сталин потом отблагодарил его пулей в затылок, ни тем более Буду Мдивани не знали, что существовало не одно, а целых три письма Ленина, и все они были направлены против Сталина. Кроме письма по национальному вопросу, существовали два других письма Ленина – одно, так называемое «Политическое завещание» Ленина от 24–25 декабря 1922 г. с припиской 4 января 1923 года. В этом письме, как стало известно после XX съезда 1956 г., стояло требование Ленина снять Сталина с поста генсека.

Впервые «Завещание» Ленина было опубликовано в Америке троцкистом Истменом по свежим следам съезда. «Тройка» заставила Троцкого заявить на страницах журнала «Большевик» (теперь «Коммунист»), что никакого «Завещания» Ленин не оставил и публикация Истмена фальшивка. После XX съезда весь мир узнал, что не только «тройка», но и Троцкий обманывали партию, заявляя, что никакого письма о снятии Сталина к XII съезду Ленин не писал. Как члены «тройки» – Сталин, Зиновьев, Каменев, так и Троцкий, имели личное основание считать письмо Ленина несуществующим. Ленин писал, что ошибки Зиновьева и Каменева, когда они голосовали в 1917 г. против октябрьского переворота, не случайны, но что этот эпизод «так же мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому». Однако уже одним этим упоминанием Ленин ставил им в вину названные грехи именно из-за их прямой (Зиновьев и Каменев) или косвенной (Троцкий) поддержки сталинской политики великорусского Держиморды. Но о самом Сталине Ленин отзывался внешне сдержанно, но на деле безапелляционно. Сталин точно знал, что оглашение письма Ленина на съезде партии – означает для него верную политическую смерть. В самом деле, вспомним, что Ленин в нем говорит о Сталине: «т. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Но суть письма Ленина в постскриптуме, который он дописал 4 января 1923 года: «Сталин слишком груб… Этот недостаток становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека».

Кроме статьи Ленина по «грузинскому делу», кроме «письма» Ленина к съезду партии о снятии Сталина, было еще и другое письмо Ленина от 5 марта 1923 г. о разрыве со Сталиным всяких личных отношений, если он не извинится перед его женой Крупской за грубое оскорбление по телефону. Об этом письме знали только три человека – Зиновьев, Каменев и Троцкий. Разумеется, Сталин и не думал извиняться перед Крупской (на этот счет нет никаких документов, кроме фальшивки, приписываемой сестре Ленина, о том, будто Сталин извинялся перед Крупской, но сама Крупская это не подтверждала). Важно другое: Сталин готов был на бой с Лениным, ибо был полным хозяином XII съезда именно из-за своего великорусского шовинизма. Это засвидетельствовал Бухарин: «Вы заметьте, что с Зиновьевым произошло, когда он говорил против местного шовинизма, – гром аплодисментов отовсюду посыпался. Какая замечательная солидарность! Но что это означает? Это означает, что в тех местах речей, где речь идет о местных шовинистах, все против… Но когда речь идет о русском шовинизме, там только кончик торчит, и это есть самое опасное» (XII съезд РКП (б). Протоколы). Вот именно из этой открыто шовинистической позиции новых Держиморд, стоящих во главе партии, и исходил Ленин, когда выдвинул тактический лозунг усиления борьбы с великорусским шовинизмом. Цель Ленина – предупреждение опасности развала советской империи. Стратегические расчеты у Ленина были старые: – признание права на отделение нерусских народов облегчало ему задачу сохранения «единой и неделимой России», объявление войны русскому шовинизму позволяло предупредить опасность ее распада. Эту тактику Ленина хорошо понял Бухарин, понял также и то, что после преодоления великодержавного уклона наступит новая, «вторая фаза» в национальной политике, когда начнется борьба с местным национализмом. Вот слова Бухарина: «Почему т. Ленин с такой бешеной энергией стал бить тревогу в грузинском вопросе? И почему т. Ленин не сказал ни слова в своем письме об ошибках уклонистов, и, наоборот, все слова сказал, и четырехаршинные слова сказал против политики, которая велась против уклонистов? Потому, что не знал, что существует местный шовинизм? А потому, что т. Ленин гениальный стратег. Он знает, что нужно бить главного врага. Например, на этом съезде нечего говорить о местном шовинизме. Это – вторая фазанашей борьбы» (там же, стр. 561–564).