Текст книги "Феллах"

Автор книги: Абдаррахман аш-Шаркави

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 11

Старика феллаха куда-то увели, и мы снова остались с устазом Бараи в его кабинете. Он раскуривал гаванскую сигару с таким видом, будто ничего и не произошло. Мне не хотелось нарушать молчание. Я сидел и внимательно разглядывал Бараи. Лицо его по-прежнему было спокойно-непроницаемым.

«Да, – подумал я, – такого ничем не прошибешь. Неужели такими должны быть нынешние руководители?»

В кабинет бесшумно вошел щеголеватый юноша с тонкими чертами лица. На нем был элегантный, хорошо отутюженный костюм модного покроя. Из верхнего кармашка кокетливо выглядывал уголок цветного платка точно такой же расцветки, как и галстук. Приблизившись к Бараи, он что-то шепнул ему на ухо.

– Ладно, пусть войдет, – ответил Бараи, откинувшись в кресле.

Юнец, очевидно один из сотрудников уездного комитета, вышел из кабинета вихляющей походкой так же бесшумно, как и вошел. Вскоре он вернулся, пропуская впереди себя высокую девушку. Она испуганно озиралась и, как мне показалось, плакала. Скорее всего, она пришла сюда не по своей воле. Черное длинное платье крестьянского покроя плотно облегало молодое, упругое тело. Движения ее были резкими, угловатыми. Она взволнованно дышала, как будто убегала от погони.

Бараи, окинув девушку оценивающим взглядом, задержал взгляд на ее высоком бюсте. Девушка, сделав несколько шагов к столу, посмотрела на Бараи настороженно и зло.

– Что вам надо от нас? Зачем они привели меня сюда? – закричала она. – Я хочу видеть отца. Куда вы его дели? Что он вам плохого сделал, эфенди? Он же не вас бил башмаком, а себя! Разве это преступление? Ради аллаха, милостивый бей, скажите, где мой отец?..

– Ничего с твоим отцом не случится! – раздраженно прикрикнул на нее юноша. – Просто мы дали ему возможность отдохнуть немного в тюрьме. Хочешь, чтобы отец быстрее вышел, будь поласковей с беем, он тебе поможет…

– О, аллах! О, аллах! – еще громче запричитала девушка. – Прости меня, что я оставила отца одного! Мы пришли сюда искать защиты и справедливости, да не там, наверное, искали! О, аллах праведный, покарай наших мучителей! Вы думаете, вам все с рук сойдет? – набросилась она вдруг на женоподобного юнца, схватив его за горло. – Вам не избежать кары божьей! Посадили отца, а теперь хотите меня поймать в свои сети? Говорите, куда дели отца? Что вам от меня надо?

Бледнолицый юноша еще более побледнел. Ему с трудом удалось вырваться из цепких рук девушки, которая, казалось, готова была его задушить. Бараи, молча наблюдавший за этой сценой, нажал на кнопку звонка. В дверях моментально появился огромный верзила, выполнявший, очевидно, роль вышибалы. Бараи показал ему глазами на девушку. Верзила схватил ее за руки и потянул к двери. Юнец помогал ему, подталкивая девушку в спину и понося при этом ее на все лады. Девушка всячески сопротивлялась, посылая им в ответ громкие проклятия.

Бараи, поймав мой недоуменный взгляд, засуетился, протянул мне пачку дорогих импортных сигарет. Я отказался.

– Вы уж извините, что вам доставили беспокойство всем этим шумом и гамом, – с виноватой улыбкой произнес он. – Так на чем мы с вами остановились? Ах, да, да…

Но тут опять в дверях появился юнец, наверное, он был личным секретарем Бараи по особым поручениям.

– Пришлось выгнать ее на улицу, – доложил он, поправляя сбившийся галстук. – Все равно от этой дуры проку мало…

Видимо вспомнив обо мне, секретарь запнулся. Затем, доверительно улыбнувшись мне, как старому знакомому, начал объяснять, явно оправдываясь:

– Мы ведь ей, дуре, хотели сделать лучше. Специально привели к бею, чтобы он ее успокоил. Мол, с отцом твоим ничего не случится, посидит немного – и выпустят. В конце концов, этот старый болван сам себя бил башмаком по голове… Как это дико, некультурно… Но что с них взять – феллахи! Как были скотами, так скотами и остались. Дикие, грубые и к тому же еще неблагодарные. Видели эту упрямую ослицу? Ей хотели сделать лучше, а она на людей бросается. Скоты, честное слово, скоты!..

– Что ты несешь, мой мальчик? – поспешил остановить его Бараи. – Как тебе не стыдно? Разве можно так говорить о феллахах? Ты, как революционер, должен контролировать себя и ни в коем случае не повторять слова реакционеров. Иди, успокойся и осознай свою ошибку!

Мы снова остались одни. Как ни трудно мне было после происшедшего возобновить разговор с Бараи, но я все же попытался еще раз обрисовать картину ненормального положения, сложившегося в деревне, и указать на неблаговидную роль Ризка, поведение которого никак не вяжется с принципами социализма.

– Да, да, я в курсе дел, – перебил меня Бараи. – Однако я не могу согласиться с той характеристикой, которую вы даете Ризку. Нет, не подумайте, что он мой друг. Мы просто старые знакомые. Однако я готов поручиться, что он настоящий социалист. И не только по убеждению, но и по делам. Он отдает социализму все свои знания и опыт. Его трудолюбие и умение вести хозяйство можно поставить в пример любому феллаху. Он трудится не покладая рук. Разве это не лучшая поддержка нашего строя? Какой же он после этого реакционер? Мы не можем позволить подрывать авторитет и пятнать имя такого труженика, как Ризк-сеид, только за то, что у него несколько больше земли, чем у другого крестьянина. Действия ваших земляков, за которых вы ходатайствуете, нельзя расценивать иначе, как подстрекательство к мятежу против законных властей, к действиям, направленным против социалистического строя…

Я недоуменно смотрел на Бараи, не зная, как реагировать на его слова. Да, он защищал Ризка не из дружеских побуждений. Вполне возможно, что они не больше чем простые знакомые. У Ризка, конечно, здесь, в уезде, есть немало друзей. Но среди них Бараи может и не числиться. Очевидно, их связывают с Ризком не дружеские чувства, а общность взглядов и интересов. И вот такой человек, как Бараи, является одним из руководителей уездного комитета АСС. Попробуй найди с ним взаимопонимание. Еще более наивно было бы ожидать, чтобы он поддержал в чем-то феллахов. Его взгляды и поступки всецело отражают интересы таких людей, как Ризк. Как же он попал в руководство уездного комитета АСС? Разве ему здесь место? Подобных ему и на пушечный выстрел нельзя подпускать к АСС. Гнать его надо отсюда в три шеи, а на его место посадить человека, которому действительно были бы близки интересы феллахов и который мог бы за них постоять.

– Ну что ж, у меня все, – сказал я поднимаясь. – Ваша оценка событий мне ясна. Судя по всему, менять ее вы не собираетесь.

– Во всяком случае, – ответил Бараи, – я пытаюсь оценивать события объективно. Уж поверьте мне, на этом месте я больше, чем кто-либо другой, имею возможность составить объективное мнение обо всем, что происходит в нашем уезде. В борьбе за осуществление идеалов социализма главное – уметь заглядывать вперед, рассматривать события в их перспективном развитии, судить четко, мыслить широко. Что касается затронутого вами вопроса, то им занимаются судебные, а не политические органы. Обвинения, выдвинутые против ваших земляков, подпадают под действие определенного закона, который никто из нас отменить или изменить не может. Даже если бы я и захотел поинтересоваться ходом следствия по их делу, то смог бы это сделать только как адвокат, а не как представитель руководства АСС. Всякое проявление интереса с моей стороны может быть расценено как вмешательство в деятельность судебных органов. Ведь для всех теперь я не столько адвокат, сколько руководитель АСС. Я служу теперь не своим клиентам, а всему народу. У меня нет ни личного времени, ни личной жизни. Я день и ночь на посту. Все свое время, все силы отдаю людям, трудовым феллахам. Но я не жалуюсь на свою судьбу, нет, и не Требую никаких наград. Я сознаю, что это моя обязанность. Я выполняю долг революционера.

А вас я хочу заверить, что дело ваших земляков передано в надежные руки. Готов поклясться аллахом, что, если в ходе следствия выяснится их невиновность, они ни одного лишнего дня не останутся в тюрьме. Ну, а если выдвинутые обвинения подтвердятся, тогда к ним будут применены соответствующие санкции. Во всяком случае, по нашей линии они будут освобождены от занимаемых ими постов. Уже сам по себе факт, что их перевели в Каир, говорит о том, какое серьезное значение придается этому делу. В конечном счете решение по нему примут в высших сферах, поскольку оно носит юридический, а не политический характер…

– А по-моему, устаз, дело это чисто политическое! – раздался вдруг чей-то голос в дверях.

В кабинет неслышно вошел человек среднего роста, лет тридцати, с осунувшимся, усталым лицом и воспаленными, скорее всего от постоянного недосыпания, глазами, которые пристально смотрели из-под густых бровей. Этот строгий взгляд никак не вязался с мягкими чертами чуть одутловатого лица и по-детски пухлыми губами, над которыми чернели небольшие, аккуратно подстриженные усики.

Его приход явился, очевидно, неприятным сюрпризом для Бараи, который нервно заерзал в своем кресле, утратив вдруг свой апломб и уверенность.

Некоторое время они молча вглядывались друг в друга, словно прикидывая, какую лучше применить тактику в сложившейся ситуации. Бараи попытался было уклониться от предложенного ему боя и, натянуто улыбнувшись, с наигранным удивлением воскликнул:

– О, кого я вижу! Аллах, аллах, хоть бы предупредили меня о вашем приходе, уста[15]15
  Уста (араб.) – мастер, специалист – форма обращения.


[Закрыть]!

– Зачем? Не обязательно!.. Насколько я понимаю, вы говорите о деле, которое носит отнюдь не юридический, а политический характер, устаз. Конечно, лично вам выгодно его замолчать. Но это вам не удастся. Дело, по-моему, приняло уже слишком широкую огласку. Не пора ли внести в него ясность? Не понимаю, при чем здесь высшие сферы, о которых вы разглагольствуете? Не лучше ли нам опуститься на землю?

Бараи совсем неуместно и как-то неестественно громко засмеялся. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Поднявшись из-за стола, он подошел к нежданному визитеру и, обняв его за плечи, представил мне:

– Прошу, знакомьтесь – инженер Омар Шабини, начальник цеха ткацкой фабрики. Член нашего уездного комитета АСС. Видите, какие у нас люди! Сила нашего Арабского социалистического союза именно в том, что он объединяет рабочих и крестьян. Это нечто совершенно новое в политической жизни нашей страны. Разве раньше можно было встретить таких людей в организации освобождения или, скажем, в Национальном союзе? Не так ли, сеид инженер?..

Омар, с усмешкой выслушав речь Бараи, приветствовал меня кивком головы.

– Должен уточнить, я не инженер, а мастер на ткацкой фабрике. А то, что я член комитета, – это верно. Даже двух комитетов – фабричного и уездного… Извините, что я вклинился в вашу беседу. Да, устаз Бараи прав в том отношении, что сейчас мы сталкиваемся с некоторыми совершенно новыми явлениями в политической жизни страны. И явления эти вызваны прежде всего тем, что борьба в нашей стране между старым и новым становится все более острой и трудной. Нам приходится бороться не только против феодальных пережитков и капиталистических элементов, но и давать решительный отпор правым и левым оппортунистам. Правые оппортунисты разоблачили сами себя. Их подлинное лицо теперь ясно всем. Они почти обезврежены. Так что опасность справа, можно сказать, ликвидирована. А вот левые оппортунисты представляют сейчас, по моему мнению, серьезную опасность, потому что многие из них, прикрываясь революционными фразами, сумели закрепиться на руководящих постах и вносят разлад в наши ряды. Это наш скрытый враг, и поэтому он вдвойне опасен. Взяв на вооружение социалистические лозунги, они действуют сообща с правыми. Наглядным примером этому может служить как раз то дело, о котором вы говорите. Для обсуждения создавшегося положения я требую созвать экстренное заседание уездного комитета, который должен выявить лиц, виновных в аресте устаза Абдель-Максуда, Абдель-Азима, Салема и Хиляля. Я считаю, что их арестом брошен вызов всем поборникам революции, и требую строгого наказания каждого, кто причастен к этому позорному делу…

– Браво, уста Омар, браво! – все с той же деланной улыбкой воскликнул Бараи. – Ты, я вижу, даже знаешь их имена! Похоже, ты действительно в курсе дела. И пришел, наверное, сюда прямо с работы – без отдыха, – чтобы обсудить эту жгучую проблему, которая касается живых людей. Ты настоящий социалист, настоящий революционер! Единственно, что тебе мешает, – это излишняя горячность. Я бы сказал, твой крайний экстремизм. Истинный революционер должен быть выдержанным, хладнокровным. Прежде чем судить о чем-то, он все должен продумать, все взвесить. Иначе он способен причинить только вред социализму. Да, мы строим социализм и не потерпим отклонений. Социализму чужды перегибы и крайности!

– Где это вы нахватались таких слов? – перебил его Омар. – Ведь это не ваши мысли. Вам они нужны только для того, чтобы замаскировать свою ненависть к социализму!

– Ну, этого я не потерплю! Не позволю! – взорвался Бараи. – Вы не имеете права бросаться подобными обвинениями! Вы должны извиниться передо мной! Или вы ответите за них! Это не просто оскорбление, это – враждебный выпад!..

Атмосфера явно накалялась. Но чем больше выходил из себя и терял самообладание Бараи, тем спокойнее и увереннее становилось у меня на душе, я чувствовал, как постепенно, словно сам по себе начал исчезать тот неприятный осадок, который накопился от бесполезной и тягостной беседы с этим псевдосоциалистом.

– Я требую, чтобы ты немедленно извинился! – продолжал наскакивать адвокат на Омара, умерив, правда, несколько свой пыл и переходя снова на «ты». – Твой экстремизм становится уже истеричным. У тебя появляются опасные тенденции, навеянные, очевидно, какими-то ветрами из-за рубежа. Я не могу мириться с подобными оскорблениями!

– А с несправедливостью, подрывающей у людей веру в социализм, ты можешь мириться? – парировал Омар. – Ты понимаешь, что значит в наше время арестовывать ни в чем не виновных, честных борцов за социализм и бросать их без суда и следствия в тюрьму? Это, каждому понятно, делается специально для того, чтобы опорочить идеи социализма. Лишить человека в наше время свободы – значит убить в нем веру в социализм. Для народа социализм – это прежде всего свобода. Эти два понятия для него как одно целое, они взаимно связаны. А вы своими полицейскими методами хотите переубедить людей, запугав произволом и террором. Тем самым вы надеетесь оттолкнуть их от социализма, создать обстановку страха, посеять в людских сердцах неверие, очернить идеалы социализма и лишить человека самого дорогого, что у него есть, – надежды и цели. Вы ратуете на словах за увеличение национального богатства, за рост производительных сил, за повышение производительности труда. Но этого невозможно добиться, если человек не знает, во имя чего, ради какой конечной цели он должен трудиться.

В практике строительства социализма уже накоплен достаточный опыт, и он говорит о том, что нарушение демократических свобод, как правило, ведет к приостановке социалистического развития. Вы, очевидно, именно этого и добиваетесь. Таких, как вы, немного, но каждый из вас старается принести как можно больший вред делу социализма. Не гнушаясь любыми недозволенными методами, вы пытаетесь защищать свои собственные интересы. Вам наплевать на социализм. Но вы пыжитесь доказать, что только вы являетесь истинными социалистами. Позволь, однако, тебя спросить, какой такой ты социалист, если наплевательски относишься к людям, унижаешь, топчешь их человеческое достоинство? Думаешь, все тебе сойдет с рук? Нет, ошибаешься! Свобода – это сердцевина социализма. Вы же хотите выхолостить его, лишить людей права свободно выражать свое мнение. Вас пугает, что они могут разоблачить таких, как ты, оппортунистов, представителей так называемого нового класса, которые цепляются за свои привилегии и заботятся только о своих личных интересах. Поэтому-то вы и боитесь встретиться лицом к лицу с рабочим и крестьянином или вести открытую дискуссию с представителями честной, трудовой интеллигенции. Куда проще, конечно, любого, кто станет вам поперек дороги или поднимет против вас голос, обвинить в измене социализму и запрятать в тюрьму, лишить свободы. Сами же вы хотели бы только паразитировать на социализме…

– Хватит! – не выдержав наконец, взорвался Бараи. – Я известный и всеми уважаемый адвокат и не позволю, чтобы меня оскорбляли выскочки из рабочих и обвиняли чуть ли не в подрывной деятельности против социализма. Я, если хочешь знать, приношу социализму в тысячу раз больше пользы, чем ты, потому что обществу в период строительства социализма прежде всего нужны специалисты высокой квалификации, обладающие знаниями и опытом. Ведь социализм – это такой общественный строй, который должен наиболее полно удовлетворить духовные и материальные потребности людей в условиях социальной справедливости и экономического процветания…

– О, какие красивые слова вы умеете говорить! – засмеялся Омар. – Даже усвоили основы научного социализма. Признайтесь, устаз, что в этом есть и моя заслуга. Не знаю только, потребности каких именно людей вы собираетесь удовлетворять? Очевидно, все-таки прежде всего свои. А социализм в первую очередь заботится об удовлетворении потребностей рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Что же касается социальной справедливости и экономического процветания, о чем вы так часто упоминаете, вкладывая, очевидно, и в это свой смысл, то социализм гарантирует их обеспечение только в условиях свободы. И не какой-то абстрактной свободы, а свободы для трудового человека. Социализм указывает единственный верный путь для счастья человека. На протяжении всей истории люди стремились к свободе и счастью. Эти устремления нашли отражение и в различных религиях, и в философских течениях, и во всевозможных модных учениях двадцатого века. О свободе кричали и феодалы и капиталисты. Но могла ли идти речь о подлинной свободе там, где царствовали угнетение, эксплуатация человека человеком, основанные на частной собственности на средства производства? Социализм ликвидировал позорную систему эксплуатации. Он передал средства производства, торговлю, банки в руки народа и тем самым предоставил ему возможность пользоваться не только всеми благами своего труда, но и впервые почувствовать себя свободным и счастливым. Именно поэтому мы считаем, что социализм воплотил в себе все светлые идеалы лучших умов человечества, мечтавших о торжестве гуманизма и справедливости. Пусть все люди честно трудятся, вдохновенно творят, пользуются свободой, наслаждаются всеми радостями жизни – вот это и будет социализм! Понял, устаз?

– Ты меня учишь? – взбеленился Бараи. – Кому ты читаешь лекцию о социализме? Мне? Так я сам умею их читать еще лучше, чем ты. Не слишком ли много вы, культурные рабочие, берете на себя? Едва научились по слогам читать, а уже философствуете и учите интеллигенцию! Ну, что ты лезешь, куда тебя не просят? Суешь свой нос в дела, которые совершенно тебя не касаются?

– Почему же они меня не касаются? – спокойно возразил Омар. – Я член уездного комитета и поэтому обязан интересоваться всем, что происходит в уезде. Я по-прежнему настаиваю на том, чтобы было созвано экстренное заседание комитета, на котором должен присутствовать секретарь комитета. Я знаю, что он поехал сопровождать иностранных гостей на Асуанскую плотину, но он может извиниться перед ними и вернуться, раз обсуждается такое важное дело. Речь идет о диверсии против социализма, о произволе. Иначе нельзя это расценить. Как это назвать, если честных людей без какой-либо на то серьезной причины бросают в тюрьму? Комитет должен найти виновных, выявить их покровителей, вывести тех и других на чистую воду и привлечь к строгой ответственности. Надо выяснить, кто отдал приказ офицеру полиции арестовать четырех активистов. И если этот приказ был отдан незаконно, то почему офицер не отказался его выполнить?..

Узнав у Омара, какой офицер арестовал моих земляков, я решил, не дожидаясь окончания спора, отправиться в полицию. Ведь, в конце концов, я приехал сюда помочь моим землякам. Встреча с Омаром прибавила мне уверенности в благоприятном исходе дела. Я был очарован им. Крепко пожав Омару на прощание руку, я окрыленный выскочил на улицу. По дороге я думал о том, что именно такие люди, как Омар, избавят рано или поздно мир от нечисти, ибо они не успокоятся до тех пор, пока не добьются подлинной справедливости и свободы.