Текст книги "Повелитель Человечества (ЛП)"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Весь город представлял собой невероятный гибрид имперской технологии, привитой на изъеденную временем призрачную кость эльдаров. Когда дело касалось Невозможного города, благоговение Ра давно сменилось холодным расчётом и проблемами логистики.

И там располагался Шпиль бога, где среди тумана проглядывал силуэт золотой “Грозовой птицы”, которая, покачиваясь, заходила на посадку. Три орнитоптера Механикум с пропеллерами колыхались по медленной дуге над приземлявшимся десантно-штурмовым кораблём. К счастью флаеры “Колоборинкос” не было слышно на таком расстоянии. Вблизи хлопающие крылья и вращавшиеся винты машин испускали свирепый рёв.

Едва ли достигая четверти высоты Шпиля бога, и всё же оставаясь возвышавшимся над рядами войск Механикум колоссом, стоял “Потомок Бдительного Света”. Недавно вернувшийся из одного из самых широких и высоких туннелей “Владыка войны” был облеплен аварийными бригадами и ремонтными сервиторами, которые кишели на пластинах брони, как муравьи на трупе.

– Вас что-то беспокоит? – спросил Ра Сестру-командующую. – Не могу понять по вашему лицу.

Дженеция Кроле ответила несколькими жестами для девочки, которая сказала вслух. – Вы слушали сообщения о проходе HG-245-12-12?

Ра кивнул, он не забывал обращать внимание на фоновый шум приглушённых вокс-сообщений, привлекавших его внимание и шептавших о ходе войны. Бойцы сражались на баррикадах, гибли, контратаковали. Бесконечный цикл. Он почти заглушил их, пока тренировался и размышлял о воле Императора, но всё же сразу понял, о чём говорила Сестра-командующая.

– Я уже просила, чтобы Механикум послали один из патрулей касты Уридия, – уточнила Мельпомена. – Они менее эффективны, после гибели аднектор-примуса Менделя, но заверили меня, что это будет сделано. Теперь вы говорите, что сам Император чувствует приближение этого существа. Протектора и его военных машин может оказаться недостаточно. Что может быть таким сильным в одиночку, что его чувствует Император? Что там может быть?

– Целый миллион всего чего угодно, – ответил Ра, – каждое новое невероятнее предыдущего.

Дженеция Кроле жестикулировала ответ медленно и предельно ясно. – Это, – произнесла Мельпомена, – что-то другое. – Она поколебалась почти до неловкости, и снова исполнила серию жестов. – Могу я спросить, в какой форме Император передал сообщение?

Ра неожиданно обнаружил, что увиденный им чистый и древний мир трудно описать обычными словами. Дженеция заметила его сомнения, и её взгляд стал заинтригованным.

– Он показал мне Своё детство, – признался кустодий, – и рассказал мне о моменте, когда впервые понял, что человечеству нужны правители.

Это было в некотором смысле приятно увидеть подлинное изумление на лице Сестры-командующей Дженеции Кроле, Бездушной королевы Империума. От того, что Ра видел это, чувство неловкости стало только сильнее. Её руки замерли в воздухе перед нагрудником, прежде чем исполнить новую последовательность плавных жестов.

– Своё детство? – спросила девочка. – Пожалуйста, точнее, кустодий.

Ра почувствовал холод от суровой жёсткости Кроле. – Я видел Терру. Точнее, пожалуй, я видел Старую Землю.

– Ни Кадай, ни Ясарик никогда не говорили о подобном видении. Будущее, настоящее, недалёкое прошлое, да. Всё это. Никогда отражение Старой Земли.

– Я видел то, что видел.

– И всё же почему Он показал вам это? – спросила девочка, её нейтральный тон не передавал ничего из безмолвного изумления Дженеции.

– Вы спрашиваете камень, почему дует ветер, командующая. Я не знаю.

– Мне нужно подумать об этом. Спасибо, кустодий. – Сестра-командующая щёлкнула пальцами, позвав девочку, и вежливо кивнула Ра на прощание.

Он не ответил тем же. Он склонял голову и становился на колени только перед одним человеком. И всё же он вернул усталую улыбку Мельпомене, подражая приятному обезоруживающему выражению.

Впервые Мельпомена заговорила без знаков своей госпожи. – Вы выглядите чудовищем, когда пытаетесь показаться человеком, – произнесла маленькая девочка.

Ра продолжал улыбаться. – Как и ты, бездушная.

Глоссарий

Adnector Concillium – Аднектор Консиллиум

Adnector Primus – аднектор-примус

Anuatan Steppes – Ануатанские степи

Archwright – архиискусник

Asharik Silencing – Усмирение Ашарика

Calastar – Каластар

Godspire – Шпиль бога

Imperial Dungeon – Имперская Темница

Impossible City – Невозможный город

Koloborinkos – “Колоборинкос”

Jermanic Steppes – Джерманские степи

Nordafrik – Нордафрика

Oath of Tranquillity – клятва Спокойствия

Sakarya River – река Сакарья

Unifiers – Объединители

Unspoken Sanction – Негласные Меры

Uridia-caste – каста Уридия

Три

Солнечный свет

Первый из Десяти Тысяч

Военный совет

Диоклетиан Корос стоял на стене крепости, которой не должно было существовать, омываемый сиянием нежеланного солнечного света. Хотя первый настоящий свет, упавший на его кожу за последние пять лет, должен был стать благословением, он оказался болезненно ярким. Глаза кустодия слишком привыкли обходиться без солнца и неба в сумеречном мире под Дворцом.

Усталость окутывала его, словно плащ, притупляя чувства и поселяясь в руках и ногах. Аура истощения сжигала его. Сражение пока закончилось и всё же оно выматывало. Эта слабость стала для него неожиданностью. Он понял, что ненавидит её.

Здесь на высоких стенах Диоклетиан едва узнавал то, что его окружало. Плавные изящные шпили башен Эннара Дворца исчезли, их заменил серый бастион из камнебетона и пластали. Минареты, некогда столь прекрасные, что паломники, при виде их теряли дар речи, перекроили в грозные бронированные орудийные башни с рядами нацеленных в небо турелей и лазерных батарей. Казавшиеся на таком расстоянии крошечными муравьями ремонтные бригады сервиторов неустанно работали под руководством техножрецов в мантиях.

Это была правда, увиденная во Дворце, размером с город. Стены превратились в бастионы, башни стали укреплениями и что раньше олицетворяло собой великолепнейший памятник человеческой изобретательности, теперь стало монументом способности расы к предательству.

Рогал Дорн и его Имперские Кулаки с каменными сердцами сделали свою работу хорошо – Императорский дворец разобрали и снова собрали, как крепость, не считаясь с ценой. Высокая архитектура десятков стилей, создаваемая на протяжении нескольких поколений, была стёрта под холодным взором Дорна и перестроена во что-то безвкусное, грубое и нерушимое.

Пара часовых Имперских Кулаков прошла мимо Диоклетиана и Керии, свободно держа болтеры. Они приветствовали кустодия и Рыцаря Забвения символом Объединения, ударив кулаками по нагрудникам. Керия ответила на приветствие.

Диоклетиан нет. Он смотрел, как два солдата прошли мимо и чувствовал неловкость при виде их нетронутых доспехов, ту же самую неловкость, что он испытал, когда в первый раз увидел, что горизонт Дворца превратился в бесконечный океан серых укреплений.

– Какими гордыми они выглядят, – шёпотом произнёс Диоклетиан. Голос ещё не восстановился после недавнего удара, который едва не отрубил кустодию голову. – Наши благородные двоюродные братья.

Двоюродные братья. В широком смысле это было правдой. Воины легионов космического десанта были созданы в ходе похожего процесса, что и Десять Тысяч, хотя в самой слабой и грубой имитации. Диоклетиан был изменён на фундаментальном уровне, совершенство пронизывало его кровь и вросло в кости. В то же время его меньшие двоюродные братья из восемнадцати легионов были вспороты ножами и получили пересаженные ложные органы, полагаясь на хирургическое искусство и генетические ритуалы для подражания конечному результату лучшей, более кропотливой и более полной работы.

Керия ничего не сказала. Она немного переместилась и встретила его взгляд.

– Верно, – согласился Диоклетиан, словно она ответила. – У них есть право гордиться. В конце концов, они никогда не проигрывали. Но нет чести в наивности.

Она изогнула бровь, склонив голову.

– Нет, – сразу ответил Диоклетиан. – С чего бы мне?

Выражение лица Керии сменилось терпеливым сомнением.

– Я не завидую их наивности, – признал Диоклетиан, – но начинаю ненавидеть их за неё.

Керия изогнула бровь.

– Я знаю, что это мелочно, – огрызнулся Диоклетиан. – Пожалуйста, прекращайте с вашими осуждениями.

Они стояли без шлемов, и их терранское происхождение не вызывало сомнений. Диоклетиан был отпрыском Уршанских степей со смуглой кожей и характерными для мужчин того региона нетипичными светло-карими глазами, что служило доказательством программы генетических изменений до Объединения. Керия немного отличалась, у неё была загорелая бронзово-оливковая кожа Ахеменидского региона, светлые глаза и тёмные волосы. В слабом дневном свете Терры в высоком пучке волос на бритой голове мелькали рыжевато-коричневые пряди.

У обоих виднелись затянувшиеся раны и следы недавней битвы. Ходячие раненые, вернувшиеся на поверхность из могилы передать весть.

Диоклетиан хранил захваченную реликвию и чувствовал себя грязным от того, что пришлось касаться её. В очередной раз он подавил желание раздавить её ботинком, желание, которому он сопротивлялся с тех пор как завладел трофеем. Он положил его на стену и почувствовал облегчение от того, что избавился от него пускай и на время. Скоро он оставит трофей капитан-генералу. Пусть Вальдор добавит его к архивам, которые собирают те, кто остался на поверхности.

Всего несколько лет назад сюда было запрещено ступать любому, кроме Десяти Тысяч, Сестринства и их короля. Никому не разрешалось ходить там, где башни Эннара устремлялись в загрязнённое небо, где Император любил смотреть в небеса и разговаривать со Своими самыми верными воинами о Своих мечтах среди звёзд. Теперь на месте башни возвышались укрепления, заполненные оружейными сервиторами и смотрителями Имперских Кулаков. Звёзды затмил лес перемещавшихся лучей прожекторов, сотни их нацелились ввысь в слегка токсичные облака. Каждый пронзающий луч света выискивал врагов, которые никак не могли оказаться рядом с Террой, но готовность не вызывала сомнений.

– Так много изменилось, – произнёс Диоклетиан, глядя на панораму приземистых орудийных башен.

Керия вздрогнула, удивлённая его тоном.

Диоклетиан спокойно посмотрел на спутницу. – Я не об этом, – ответил он. – Я сожалею не о потере красоты Дворца. Я сожалею обо всём, что это означает. Дорн и Малкадор признали, что Гор достигнет Терры, не важно, что стоит на пути магистра войны. Это – не предосторожность. Это – подготовка к войне.

Керия повернулась ещё раз посмотреть на недавно возведённые укрепления.

– Что? – спросил Диоклетиан.

Она одарила его беглым взглядом, лёгкий вызов блестел в её глазах.

– У меня нет времени на ваше неодобрение, Сестра. Трибуна здесь нет. Здесь я. Давайте покончим с этим.

Тихое урчание сервомоторов и поршней нарушило наступившую тишину. Керия кивнула в сторону входа ближайшей укреплённой башни. Там стояла архиискусница в облачении своего ордена. Рядом со жрицей молча расположились трое мастеровых в бронзовых пластинах. В цепких серворуках, соединённых с сутулыми позвоночниками, виднелись кузнечные инструменты.

– Золотой, – поздоровалась техножрица. – Достопочтенная Сестра.

– Архиискусница, – ответил Диоклетиан. Даже среди иерархов Империума многие приветствовали бы такого непревзойдённого мастера с полной серьёзностью. Керия склонила голову из простого уважения, но ни один воин Кустодианской гвардии не склонит голову ни перед кем кроме своего господина.

Архиискусница была пожилой женщиной в металлическом экзоскелете, который позволял ей сохранять вертикальное положение, несмотря на атрофированные мышцы. Бионику и кибернетику техножрицы прикрывала мантия марсианского красного и терранского золотого цветов. Что бы ни осталось от её первоначального лица, оно было хирургически скрыто за рельефной металлической пластиной и сетчатыми графитовыми глазными линзами. Она считалась женщиной только потому, что её первоначальный биологический шаблон являлся женским. Иными словами в туманах минувших веков она родилась на Марсе девочкой. Хрупкая конструкция, приближавшаяся к воинам, эволюционировала далеко за пределы понятия пола.

– Меня зовут Иосос, – представилась одряхлевший гений. – Меня назначили помогать вам перед завтрашним военным советом.

– Нам не нужна никакая помощь, – сразу ответил Диоклетиан. – Там где мы сражаемся, уже есть мастеровые.

– Капитан-генерал считает, что вид одного из кустодиев Омниссии раненым и с повреждённой бронёй повредит моральному духу паломников и защитников Дворца.

На секунду Диоклетиан даже растерялся. Он рассмеялся, если бы смех не был столь же нелепым, как и моральный дух укрывавшихся в безопасности за стенами Дворца беженцев, который не имел значения ни на йоту. Война велась и проигрывалась далеко от Терры, и никто из этих отбросов даже не поднял оружие против врага.

– Их моральный дух, – произнёс он с терпением, которого не испытывал, – вообще не имеет значения.

– Возможно и так, – согласилась Иосос, – но капитан-генерал настаивал, Золотой. Он – Первый из Десяти Тысяч, и его приказ является приоритетным.

Керия искоса посмотрела на него. Диоклетиан отступил, стиснув зубы, не позволив ответу сорваться с кончика языка. Керия была права – это ссора того не стоила.

– Можете работать, – равнодушно произнёс Диоклетиан.

Архиискусница приблизилась, трое сервиторов последовали за ней. Диоклетиан не шевелился, пока она быстро проводила скелетными металлическими пальцами по его доспеху. Дрожь в руках техножрецы прошла, когда сработали жидкостные компенсаторы в конечностях. Из нескольких распорок экзоскелета с тихим шипением вырвались тонкие струйки криопара.

– Золотой, – снова сказала она. – Я хочу, чтобы вы отметили, что я считаю честью своё назначение помогать вам. – Вокс-вибрации в голосе были полностью лишены эмоций. Диоклетиан замер, пока кончики тёмных металлических пальцев кружили вокруг рваной дыры в нагруднике. В наклонённом вытянутом черепе техножрицы раздались механические щелчки, пока она вычисляла необходимые ремонтные работы с уровнем точности далеко за пределами человеческого глаза. От царапания и скрежета её внимательного осмотра у кустодия заныли зубы.

– Такая невероятная жестокость, – произнесла Иосос, – причинённая столь прекрасной работе. Такие характерные сигнатуры в разрушении. Каждая рана в аурамите – что-то исключительное и уникальное.

Бормочущий гул заполнил воздух вокруг её аугметированного черепа, пока внутренние когитаторы изо всех сил старались обработать невозможные данные.

– Невероятно, – несколько раз произнесла архиискусница, а затем спросила. – Вы видите? Эти порезы в слоях аурамита фактически невозможны. Рассечения в области рукоятки грудины могут быть вызваны только тем, что нарушает законы физики. Чем-то, что появляется и исчезает в материальной реальности, и, оказываясь внутри металла, рассеивает, а не разрушает его.

– Очаровательно, – безжизненным тоном ответил Диоклетиан.

Грубые части хрусталиков глаз архиискусницы задвигались и снова сфокусировались. – Разве нет? И здесь болен сам металл. Это – не повреждение, это – инфекция. Инфекция в опорах ключицы пустила корни в слои аурамита, словно в плоть.

– Сколько времени займёт ваш осмотр?

– Невозможно подсчитать. – Три из множества рук Иосос потянулись к особенно жестокой пробоине в плече Диоклетиана, её пальцы задрожали от восхищения. Она погладила разорванную броню со звуком скребущих по камню ножей. – Я понимаю, что вам запрещено говорить о происходящем в Имперской Темнице. Но я могу спросить об Омниссии? Как Бог Машина чувствует Себя в добровольном изгнании в Своей священной лаборатории? Какие гениальные изобретения Он принесёт на поверхность, когда сочтёт нас достойными Своего присутствия?

Диоклетиан и Керия переглянулись. – Император в порядке, – ответил кустодий.

Иосос замерла, кончики её пальцев остановились на краях осматриваемой раны. Когитаторы в вытянутом черепе завыли, обрабатывая только что услышанное. Перед ответом она выпустила длинный поток исковерканного машинного кода:

– Структуры вашего голоса, – произнесла она глухо и низко, – свидетельствуют о том, что вы обманываете меня.

Диоклетиан показал зубы в выражении, которое не было ни оскалом, ни гримасой, это были блеснувшие клыки, выражение, которое могло быть у загнанного в угол льва.

– Император жив и продолжает работать, – произнёс кустодий. – Это успокоит вас?

– Успокоит.

Когда Диоклетиан забрал военный трофей со стены, три руки Иосос протянулись к реликвии, нечеловеческие пальцы техножрицы задрожали в настоящем человеческом страхе. Диоклетиан одёрнул предмет, не позволив его забрать:

– Где ваши манеры, марсианка?

Архиискусница тяжело задышала. – Где вы взяли это?

– Мне запрещено отвечать.

Керия прервала их коротким жестом. Диоклетиан повернулся, как и Иосос.

– Ты выглядишь вымотанным до смерти, – донёсся холодный голос от арочного входа.

Константин Вальдор, Первый из Десяти Тысяч, направлялся к ним. Резкий терранский ветер дул ему в лицо, по которому нельзя было определить к какой культуре он принадлежал, принося с собой ароматы далёких кузниц и химический привкус огромных орудий, протянувшихся рядами вдоль укреплений. Тронный мир всегда рождал щёлочный запах истории из праха миллиона культур, долгие тысячелетия воевавших друг с другом. Сейчас цикл беспощадно пошёл на новый виток. Впервые за долгую историю колыбель человечества познала мир. Император покорил всех и Pax Imperialis поднялся из руин. Вместо того чтобы сражаться на уже опустошённой почве, человечество направило свои величайшие и могущественнейшие армии в космос, вести войну вдали от родного мира.

И всё же несмотря ни на что война приближалась. Мир Терры оказался всего лишь иллюзией, рождённой ложной и глупой надеждой.

Керия поздоровалась с капитан-генералом быстрыми жестами. Диоклетиан приветствовал символом Объединения, прижав кулак к сердцу, Вальдор ответил таким же приветствием.

– Где Ясарик? – сразу спросил Вальдор.

– Погиб.

– Кадай?

– Погиб. Он погиб вместе с аднектор-примусом Менделем.

Вальдор помедлил. – Ра?

– Ра – жив. Он надзирает за защитой от последствий невежества Магнуса, – ответил Диоклетиан. – Я здесь вместо трибуна.

– Значит, Ра, – произнёс Вальдор, после недолгого молчания, словно взвешивал имя и последствия, которые оно означало. – Пусть будет так.

Иосос и её сервиторы-умельцы продолжали осматривать, чинить и заделывать помятый доспех Диоклетиана. Яркие искры разлетались от ацетиленовых сварочных инструментов в кончиках пальцев техножрицы, когда она прижимала их к повреждённым местам. Стоявший за спиной кустодия сервитор снял аурамитовые пластины и теперь подсоединял разрубленную вдоль правой лопатки связку мышечных волокон. Некогда великолепный Диоклетиан теперь стоял скорее в опалённой грязной бронзе, чем в имперском золоте.

В отличие от него Вальдор красовался в великолепной почти церемониальной броне. Хотя тысячи царапин и шрамов покрывали её поверхность – каждая говорила о сражении, выигранном во славу Императора – это были старые и давно излеченные раны. Прошли месяцы с тех пор, как капитан-генерал в последний раз видел войну, и за это время такие мастеровые как Иосос использовали свои таинственные умения над каждой пластиной его брони, вернув доспех к почти идеальному состоянию.

– Что случилось? – спросил Вальдор. Желание узнать судьбу Императора явно читалось на его суровом лице.

Керия ответила серией коротких жестов.

– Разгромлены? – Вальдор покачал головой из-за безумия её объяснения. – Как могло не хватить Безмолвного Сестринства и Десяти Тысяч, чтобы справиться с этой угрозой?

Керия повторила жесты, двигая руками ещё увереннее.

– Вот почему мы здесь, – произнёс Диоклетиан, добавляя голос к её признанию. – Нам нужно больше воинов, чтобы удержать Невозможный город.

– Что с Десятью Тысячами?

Керия и Диоклетиан переглянулись. Утомлённый формальностями префект покачал головой. – Я многое не могу сказать. Так много запрещено говорить здесь на поверхности, даже там, где не может услышать ни одно предательское ухо. Последние несколько месяцев обернулись жестокими потерями, большими, чем за любой прошедший год. Десять Тысяч сильно обескровлены. У Безмолвного Сестринства дела немногим лучше.

Он протянул трофей Вальдору. – И теперь ещё это.

Вне всяких сомнений это был шлем космического десантника. И этого, конечно же, просто не могло быть.

Константин Вальдор поворачивал реликвию в золотых руках, изучая каждый дюйм конструкции. Шлем не принадлежал никакому легиону, который мог назвать Вальдор, помятый расколотый керамит был красным, и такой цвет ни один из восемнадцати легионов не носил на поле битвы. Благородные сыновья Сангвиния из IX были раскрашены в ярко-красный цвет артериальной крови, предательские собаки Магнуса из XV использовали более тусклый и строгий багровый оттенок.

Этот шлем выглядел по-другому. Его керамит сиял гордой алой краской, в местах сколов проступал тёмно-серый цвет, окаймлённый похожим на бронзу металлом с таким количеством примесей, что напоминал латунь.

Лицевая панель была IV типа со значительными изменениями. Рту придали вид рычащей пасти со стиснутой железными зубами решёткой респиратора. Двойные твёрдые керамитовые гребни напоминали ангельские крылья офицеров Первого и высокие дуги чемпионов XII, но были грубее и прямее, чем у любого легиона и украшены медными болтами, вбитыми в красный металл.

Каждый из этих элементов был необычен, но не беспрецедентен. Существовало столько же вариантов в дизайне типов брони, сколько производящих арсеналы Легионес Астартес литейных заводов и миров-кузниц. Аналогично и этот шлем нёс отметку своей кузни, но такую стилистическую зазубренную руну за правым слуховым рецептором ещё не видели в Солнечной системе.

– Сарум, – после затянувшейся паузы произнёс Вальдор. – Его выковали на Саруме. – Он посмотрел на Диоклетиана и Керию, но не вернул шлем. – Пожиратели Миров, – выдохнул он имя, словно проклятье, чем оно и стало.

Диоклетиан согласно кивнул. – На наплечнике убитого легионера был изображён пожираемый мир, а затылок оскверняла кибернетика, столь любимая Двенадцатым легионом.

Какое-то время Вальдор молчал. Что можно было сказать?

– Расскажите мне всё, – наконец приказал он.

Руки Керии соткали ответ в воздухе.

– Тогда скажите мне всё что можете, – холодно произнёс Вальдор. – Скажите мне вообще всё что можете, прежде чем мы созовём военный совет.

Малкадор Сигиллит, регент Терры, носил ничем не примечательные одеяния терранского администратора. Он возглавлял военный совет, опираясь на посох с навершием в форме орла, словно стареющий советник, впрочем, им он и был.

Они собрались в личном святилище Сигиллита, башне, которой до сих пор удавалось избегать масштабной реконструкции Имперских Кулаков. Её кольцевой балкон так и остался открытым для ночного терранского неба, и огромные тёмные каменные сферы кружили вокруг главного шпиля палаты по эллиптическим орбитам, отбрасывая тени сквозь высокие витражи. Девять вырезанных из альбианского белого камня главных сфер парили на мощных антигравитационных суспензорах. Десятки дополнительных сфер, спутники из тёмного базальта, следовали вокруг них по орбитам в симбиотическом вращении, словно самый высокий зал башни являлся центром Солнечной системы.

Малкадор ссылался на то, что занимался здесь исследованиями. Ему нравилось проводить избранные встречи в центре этой трёхмерной астролябии, заявляя, что она позволяла ему видеть перспективу, о которой слишком легко забыть в недрах Императорского дворца. Он отказался от реконструкции башни, утверждая, что ему необходимо “менее воинственное и менее несчастное” место для размышления в одиночестве. Несмотря на звание Дорна, как Преторианца Терры, воля Малкадора возобладала. Башня осталось редкой иглой ручной работы во Дворце, который возродился, как крепость.

Несколько самых могущественных верных Империуму мужчин и женщин, стояли вокруг кругового гололитического стола в самом центре библиариума на вершине башни. Их окружали бесценные свитки и реликвии сотни потерянных культур, от старейших времён Старой Земли до многих исчезнувших в Тёмную эру технологии. Резные предметы из дерева, куски разбитых статуй из белых и чёрных камней, свитки в стазисных полях, пистолеты, ружья и мечи, давно отданные временем на милость ржавчине и патине, – как минимум это можно было назвать разношёрстной коллекцией.

Шесть человек стояли друг напротив друга. Шесть человек, решающих судьбу империи. Всё принятое здесь распространится по всей запутаннейшей иерархии Империума или навсегда будет заперто за замками и санкциями.

Диоклетиан по очереди посмотрел на каждого из иерархов, собравшихся вокруг стола без сторон, чтобы все казались равными: фабрикатус-локум Тримейя с Марса; Малкадор, имперский регент; Рогал Дорн, примарх Имперских Кулаков; Керия, Рыцарь Забвения Безмолвного Сестринства; капитан-генерал Вальдор из Десяти Тысяч; и сам Диоклетиан.

Раньше он не встречался с новой верховной жрицей Механикум. Тримейя напоминала худое как палка приведение, закутанное в красные марсианские одеяния, кроме одежд можно было увидеть только скелетные серебряные пальцы из рукавов мантии и безликую лицевую панель в тенях капюшона. Она говорила через вокс-решётки трёх сервочерепов, кружащих вокруг неё на ограничительных кабелях в полосах предупреждающих цветов. Три голоса заговорили в унисон, все искусственно женские:

– Генерал-фабрикатор ждёт сообщения от хранителей Великой Работы.

– Мы принесли сообщение, – ответил Диоклетиан и указал на шлем Пожирателей Миров на центральном столе. – И доказательства.

– Аднектор-примус больше не присылает отчёты генерал-фабрикатору, – настаивала Тримейя. – Загрей Кейн, да будет он благословлён, считает, что наш представитель в Великой Работе встретил конец на службе Омниссии.

– Кейн считает правильно, – ответил Диоклетиан. – Войска Механикум в паутине теперь подчиняются своим дивизионным смотрителям. Аднектор-примус Мендель погиб несколько дней назад на перекрёстке туннелей.

– Неприятно, – произнесли три сервочерепа Тримейи.

– Трибун Эндимион возглавил контратаку, чтобы помочь выжившим. Он вернул тело Менделя.

– Бесполезно, – быстро ответила техножрица. – Его смертные останки не представляют для Механикум ценности. Самое большее его органический материал подвергнут переработке для питательного раствора сервиторов.

Диоклетиан показал зубы, сопротивляясь желанию обругать марсианскую ведьму. Хорошие люди пали в той контратаке.

Дорн, воин-король среди легионов космических десантников, не стал облачаться в броню. В тусклой мантии он выглядел аскетичным и строгим, излучая ореол нетерпения. У него были свои битвы для планирования и сражений. У него были свои раны для зализывания. Холодные глаза сурового патриция Имперских Кулаков оставались непреклонными, и он ни на секунду не сводил взгляда с кустодия и Сестры.

– Полный отчёт, – велел он.

Приказ разозлил Диоклетиана и он заметил, что Керия немного изменила позу. Сестра стояла, скрестив руки на нагруднике, и слегка пошевелила пальцем. Кончик пальца остановился на молнии, выгравированной на пластине бицепса.

– Вы думаете, что я не вижу ваших закодированных предупреждений, Рыцарь Забвения? – спросил её Дорн.

Керия никак не показала, что собиралась возразить. За неё ответил Диоклетиан. – Она просто предупредила меня не показывать раздражение вашей бесцеремонностью, лорд Дорн. Только один человек может отдавать мне приказы. Вы называете этого человека “Отцом”.

Примарх, не мигая, смотрел на них обоих, затем резко кивнул. – Тысяча дел обременяет мои думы. Ваше замечание услышано. Пожалуйста, продолжайте.

– Мало что можно сказать, – признался Диоклетиан. – На туннели обрушились новые волны атакующих и нанесли нам существенные потери. Вся территория, которую мы оспаривали в пределах Глупости Магнуса, кишит эфирными захватчиками и нас оттесняют к стенам Невозможного города. Нам будет гораздо легче оборонять Каластар, чем удерживать внешние туннели. На данный момент связь между паутиной и Имперской Темницей остаётся стабильной: проложенные Механикум маршруты сквозь катакомбы города находятся в оболочке под защитой Императора и очищены от эфирной активности.

– Как долго? – спросил Дорн.

Диоклетиан напрягся. Он указал на шлем на столе, понимая, что трофей лучше любых слов. – Вы знаете, что это предвещает. Легионы предателей получили доступ в паутину. За ними видели силуэты титанов. На нас уже и так сильно давили, но теперь количество врагов возросло. Мы теряем туннели в Глупости Магнуса быстрее, чем когда-либо прежде. Мы потеряли контроль над широкой сетью и нас слишком мало для наступления. На данный момент катакомбы Невозможного города безопасны. Мы будем удерживать перестроенные стены Каластара столько, сколько потребуется.

Молчавший до сих пор Малкадор опустил голову в капюшоне. – Где трибун Эндимион?

“Вы знаете, – подумал Диоклетиан. – Вы знаете, что Кадай и Ясарик погибли. Вы знаете, что Ра – последний трибун. Ах, поймать бы одного из ваших шпионов, хитрое вы существо”. – Ра занят в битве, – ответил кустодий. – Я представляю его здесь.

Во время крайне непродолжительного пересказа Диоклетиана Дорн подошёл к широким окнам, наблюдая за большими металлическими сферами, проплывавшими мимо по эллиптическим траекториям. Дневной свет померк из-за прохождения одной из орбитальных платформ Терры, оставив лицо примарха в тени. Лицо было каменным, не передавая ни намёка на эмоции.

Вальдор ничего не сказал. Тримейя также молчала. Даже сервочерепа прекратились кружиться, теперь покачиваясь в воздухе над её плечами и уставившись на Диоклетиана глазницами, заполненными блоками игл сенсориума. Сигиллит ещё сильнее облокотился на посох, не предпринимая попытки восстановить контроль над командным брифингом после признания Диоклетиана.

Дорн отвернулся от окна. Диоклетиан ненавидел внезапную эмоцию, появившуюся на лице примарха и блеснувшую в глазах.

– Если вам нужны воины, – начал он, – тогда мой легион…

– Нет, – произнёс Диоклетиан одновременно с тем, как Керия сделала краткий жест. Невозможно.

– Нет? – Дорн, как всегда, оставался спокойным.

– Воля Императора состоит в том, чтобы Имперские Кулаки оставались за пределами Темницы.

– Это было волей моего отца, когда в Его распоряжении находились Десять Тысяч и Сестринство в полной силе, – возразил Дорн. – Теперь, когда у Него не хватает солдат и толпы предателей вторглись в паутину, как Его приказ может оставаться неизменным?