Текст книги "Белый яд. Русская наркотическая проза первой трети ХХ века (сборник)"

Автор книги: А. Шерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Леонид Прозоров
КОКАИНИЗМ И ПРЕСТУПНОСТЬ

Глубоко всколыхнувшие человеческую ниву годы войны и революции, предъявившие колоссальные требования нервной системе человека, принесли с собой новое большое несчастье, стремление масс к искусственному возбуждению, наркозу, наркомании. Действующие во время империалистической войны и у нас и за границей разного рода запретительные мероприятия, быстро растущая дороговизна жизни, необходимость тратить пищевые продукты по их прямому назначению, а не для производства водки и пива, «голодная блокада» в Германии, резко понизили алкоголизацию захваченных войной стран. Резко сократилось число связанных с потреблением алкоголя душевных заболеваний, самоубийств, преступлений, несчастных случаев и только последние годы вновь намечают какой-то перелом и в этом направлении, печальный возврат народов к алкогольному отравлению, опасный теперь, когда нервная система участвовавшего в войне человечества стала легко ранимой и не-переносливой к малейшим излишествам в этой области.

На смену алкоголя, отчасти как заменяющее его вещество для ищущих отвлечения, забвения и умственного отдыха лиц, по большим и портовым городам, а до этого на фронтах, пришло злоупотребление разного рода наркотическими веществами – морфием, кокаином, опием, гашишем и др. Социальным ядом больших городов стал кокаин. Кокаинизм, кокаиномания сделались явлением угрожающим жизни народных масс и наций. Кокаинисты делаются обычными пациентами городских психиатрических больниц, заполняют тюрьмы и арестные дома, и что еще опаснее, до поры до времени остаются, иногда, на ответственных постах и работе[31]31
  Как мы указываем ниже, особенно злоупотребляют кокаином лица, по долгу службы стоящие на страже революционной законности и правопорядка. Много кокаинистов насчитывается среди работников милиции, уголовного розыска и др.


[Закрыть].

Алкалоид кокаин получается из листьев растущего в Перу и Боливии (Южная Америка) растения Erythroxylon Соса, где ежегодно собирается до 16 миллионов килограмм листьев Коки. Последнее время культируется также в Вест и Ост-Индии. У перуанцев Кока считается священным растением. Листья Коки применяются, как болеутоляющее средство, для лучшего перенесения невзгод, холода, голода, жажды. Алкалоид выделен в 1865 году из сухих листьев, содержащих 1/2 % кокаина. В медицинскую практику введен в 1884 г. Коllег’ом. Незаменим для местной анестезии, особенно при глазных операциях, употребляется в практике при лечении болезней уха, горла, носа (необходима сугубая осторожность) и т. д. Вызывает при непосредственном воздействии на слизистые оболочки паралич нервных окончаний. Переходя в кровь, действует на центральную нервную систему отчасти возбуждающим, отчасти парализующим образом.

Еще в недавнее время злоупотребление кокаином было явлением редким. Кокаинизм развивался у морфинистов при отучении их от морфия; больной из одной беды попадал в другую, гораздо более горшую. В настоящее время лечение морфинизма кокаином считается грубой медицинской ошибкой, за которую врач может подлежать ответственности. Профессор Крепелин в своем учебнике пишет, что на 42-х морфинистов-кокаинистов он видал только двух кокаинистов. Как массовое явление кокаинизм – болезнь нашего времени. «Последние годы, – пишет Блейлер, – внезапно, как пожар, особенно в кругах полусвета и художников, а также среди студентов и гимназистов, вспыхнула необычайно опасная эпидемия нюхания кокаина; распространяется она путем соблазна, реже, через посредство нюхательных порошков, содержащих кокаин, служащих средством от насморка».

Лига профилактики (предупреждения) душевных болезней и психогигиены во Франции обращалась в министерство внутренних дел и другие заинтересованные ведомства с указанием на чрезвычайную опасность распространяющегося отравления кокаином и другими наркотиками с индивидуальной и расовой точки зрения. Токсикоманы курят опий, впрыскивают себе морфий и героин, нюхают эфир, и больше всего и прежде всего прибегают к модному теперь кокаину. Довольно строгий декрет, карающий торговцев наркотиками, изданный еще в 1916 г. не оказал должного действия. В 1920 г., напр., произведено 157 арестов, суд приговаривал задержанных к заключению на срок от 6 месяцев до 2 лет, к штрафам до 10000 франков; за год отобрано 65 килограмм кокаина, 15 морфия, 45 опия. Но это, конечно, капля в море. Префект полиции пишет о необыкновенной трудности бороться с проникновением из заграницы этого яда, удобного к пересылке, направляемого малыми дозами по почте, перевозимого на аэропланах, в багаже и т. д.

У нас сначала фронт, потом большие города дают вспышки «чумовой» эпидемии. Молодежь, учащиеся, курсанты, мелкие ремесленники и торговцы, артисты разных студий, сестры и братья милосердия, в меньшей степени рабочие, дают богатую клиентуру для ловких дельцов, греющих руки у этого дела. Больные кокаиноманы неудержимо стремятся к яду, за который они готовы платить сколько угодно, отдать все – женщины продают свое тело, юноши тащат, что попадает под руку, пронюхивают одежду, белье (один больной доктора Гуминера отдал за несколько порошков кокаина свои золотые коронки) – представляют удобных покупателей. Заинтересованные одним делом продавцы и потребители покрывают друг друга, кажутся состоящими в каком-то тесном сообществе, что чрезвычайно мешает искоренению зла.

В нескольких словах, для выяснения картины, я должен остановиться на клинической стороне вопроса. Кокаин дает состояния отравлений и заболеваний, очень схожие с алкогольными душевными расстройствами. Небольшие дозы кокаина вызывают легкое возбуждение. После соответственной вспышки человек становится болтливым, не может сидеть на одном месте, наблюдается ускорение течения идей, легкость мышления, кажущиеся вдохновение, чувство общего довольства. Больной не чувствует больше усталости, иногда погружается в приятное забытье с грезами и яркими сновидениями. Из физических признаков отмечают расширение зрачков, учащение пульса. Возбуждение сменяется параличем некоторых центров, состоянием тревоги, страхом, что заставляет вновь повторять и увеличивать привычную дозу.

При хроническом отравлении больной становится забывчивым (доктор Гуминер отмечает своеобразное расстройство внимания, больные постоянно теряют и отыскивают свои мелкие вещи), неряшливым, опускается, у него отмечаются резкие колебания настроения, подозрительность, недовольство, временами значительная тоска, при которой возможны серьезные попытки к самоубийству. Параллельно с психическим распадом идет резкое физическое истощение, доходящее до крайних степеней. Хроническим формам сопутствуют значительные болезненные изменения в носовой полости, изъязвления, рубцы, прободение носовой перегородки, помогающие при массовых обследованиях обитателей тюрем, казарм и т. д., обычно диссимулирующих свое заболевание. На почве хронической интоксикации (употребления яда) развивается резкая психическая дегенерация (вырождение), моральная тупость, огрубение.

Из душевных расстройств наблюдаются делирии (бредовое состояние) и галлюцинозы, похожие на алкогольные (острая галлюцинаторная «кокаин-паранойя» немецких авторов), с обильными галлюцинациями всех органов чувств – на почве изменения питания кожи, зуда; больные ищут, видят клещей, чувствуют песок, кристаллы кокаина под кожей, – симптомы и проявления так называемой «корсаковской болезни», бред преследования, нелепый бред ревности, развивающийся на почве повышенного желания и потери половой способности у мужчин; при наличии такого бреда больные бывают очень опасны для окружающих. У женщин Блейлер отмечает усиление половое влечение, порою принимающее формы различных извращений.

К потреблению кокаина организм необыкновенно легко привыкает. Тогда как алкоголь и некоторые другие наркотические вещества для вызывания душевных заболеваний требуют многолетнего чрезмерного потребления (белая горячка в довоенное время развивалась обыкновенно лет через 15–20 у лиц, потребляющих бутылку-две водки в день и больше), иногда специального предрасположения (дипсомания), конституции, опасность стать кокаиноманом угрожает каждому случайному потребителю. Самое незначительное знакомство с ядом из любопытства в дурном обществе, из стыда отказаться, при лечении хронического насморка и связанной с ним головной боли и т. п. чревато крайне тяжелыми последствиями. Крепелин, давший ряд прекрасных исследований в области психологического эксперимента при потреблении малых доз алкоголя, говорит о невозможности постановки психологического эксперимента с кокаином, представляющим громадную опасность привыкания. По сравнению с алкогольными, кокаиновые душевные расстройства развиваются с необыкновенной быстротой. Прогноз (предсказание исхода болезни) при кокаинизме крайне плох. Поначалу кажется, что отучение при лишении не вызывает больших затруднений, переносится сравнительно легко, но рецидивы (повторения) наступают с чрезвычайной частотой, может быть, главным образом, потому, что больной попадает в прежние условия жизни; отучение должно производиться в больничной обстановке закрытого учреждения, длиться несколько месяцев, сопровождаться полным перевоспитанием больной личности. После окончания курса лечения больному следует долгое время оставаться под врачебным надзором, жить вдали от большого города.

На деле провести такое лечение очень трудно. Например, больной К., 19 лет, талантливый юноша, электротехник. Нюхает кокаин второй год, до очень больших доз еще не дошел. Слабовольный, слабодушный, долго скрывал свой порок от любящих родителей, с которыми живет и которым уже несколько лет помогает своими большими заработками. Больной помещается мною в Алексеевскую психиатрическую больницу в Москве, где проходит курс отучения, работает, ведет себя прекрасно, остается около трех месяцев. Родители берут больного, обращаются опять ко мне за советом. Говорю о необходимости немедленно отправить больного в деревню и продержать там не менее года, бросить доходную работу. Но сын такой хороший и опять такой нежный и ласковый после большого расхождения за последний год его болезни, его так ценят на службе, не отпускают… Не более как через месяц приходится начинать курс лечения сначала. Подобных случаев я имею целый ряд. Совершенно особое значение вопрос о кокаинизме имеет для социолога и криминалиста в силу родства его с преступностью. На это обращено в настоящее время и у нас и за границей внимание, работы в этом направлении ведутся. На большую опасность кокаиноманов для себя и окружающих указывают все авторы; недаром не в психиатрических больницах, а в арестных домах и тюрьмах находят окончание своих дней главные массы кокаинистов.

Кокаин необыкновенно быстро деградирует человеческую личность, доводя ее до полного разрушения. Дурное общество, стремления наркомана всякими неправдами достать яд, в котором он безгранично нуждается, необходимость скрывать свою страсть, болезненность и порочность, которую он первое время сознает и для оправдания которой он изыскивает всякие основания, заставляют его идти на мелкие компромиссы, сделки с совестью (средней нормой поведения), создавать собственную мораль, идеологию. По необходимости кокаиноман идет довольно быстро на мелкие кражи, продает свои, потом вещи родных; совершает более крупные кражи, подлоги, преступления по должности; женщины начинают торговать собой, продаются за понюшку кокаина. Дальше разрыв с семьей, опускание на дно, Хитровка и Толкучка, тюрьма.

К кокаину, освобождающему от ненужных задержек идеологической надстройки, облегчающему пробуждение и проявление низменных стремлений, прибегают нередко лица, желающие совершить то или иное преступление и не находящие в себе достаточной решимости. В этом отношении, как и во многих других, у кокаина имеется некоторое сходство с алкоголем, его старшим братом; о связи алкоголизма с преступностью, самоубийствами, душевными болезнями существует громадная литература. Крепелин отмечает возбуждение, раздражительность, временами злобное и ожесточенное настроение у кокаинистов, говорит о глубоком расстройстве их моральной устойчивости, несравненно больше, чем при алкоголе и морфии, их эмоциональной тупости, сказывающейся в необыкновенном равнодушии больного к самым примитивным требованиям нравственности.

Изучение кокаинизма, социального яда больших городов, неразрывно связано с изучением почвы, среды, на которой развивается это заболевание. Интересную работу в этом отношении проделал в Петрограде д-р Аранович[32]32
  Имеется в виду статья Г. Д. Ароновича «Наблюдения и впечатления среди кокаиноманов» (Науч. мед., 1920, № 6) – Прим. сост.


[Закрыть]. В своей любопытной работе «Наблюдения и впечатления среди кокаинистов» он рассказывает о налетчиках и бандитах, в кокаине находивших необходимую для работы решимость, о карманниках, которых взрослые наркоманы приучали к кокаину и воровству, о растущей на почве кокаинизма проституции. Для него, обследовавшего зло на месте, «несомненно, что кокаиномания тесно переплетается с преступностью, и что часть той беспредельной смелости и жестокости, которыми отличались многие налеты и грабежи, быть может, даже некоторые другие явления, свидетелями которых приходилось быть в столице, обязаны своим проявлением кокаину».

«В истории болезни многих “чумовых” из этой среды вы найдете указания на их деятельность по охране общественной безопасности в качестве милиционеров, сотрудников комендатур и прочих учреждений. Однако, охраняя порядок в общественных местах, эти молодые, не окрепшие волей субъекты не могли противостоять массовому воздействию и сами предавались соблазну при обыске меблированных домов, чайных, арестах торговцев кокаином, которые их широко угощали. Дебютируя вначале в качестве “случайных” кокаиноманов, они потом становились хрониками и переходили из лагеря преследователей в стан преследуемых. Но связь между некоторыми лицами, проводившими мероприятия на местах, и “чумовыми” остается нередко самой тесной, и нередко преследуемый и преследователь воплощались в одном и том же субъекте, чем значительно затрудняется борьба с распространяющимся кокаинизмом».

Со слезами и ужасом рассказывали в моей районной амбулатории отцы и матери кокаинистов о тех омерзительных притонах на Хитровке и Трубе, откуда им приходилось извлекать своих детей. В настоящее время кокаинизмом особенно поражено молодое поколение. Аранович описывает сеть очагов в чайных, гостиницах в Невском, Спасском, Литейном и Московском районах, около Николаевского и Царскосельского вокзалов, служивших ему психологической лабораторией. Доступ в эту своеобразную среду довольно затруднителен. Сами кокаиноманы говорят о своих похождениях и «чумовой» жизни неохотно. Человеку всегда свойственно подыскивать объяснения своим слабостям. Кокаинисты говорят о преследовавших их в жизни неудачах, некоторые были «непонятными натурами» и т. п.

Мой больной Д. очень обиделся, когда я заметил ему, что он ворует чужие вещи. Он берет только вещи родных, которые все равно перейдут ему по наследству. Свое новое пальто он продал, чтобы дать 400 руб. нуждающемуся товарищу, правда, пожалуй, деньги можно было достать другим путем, остальное пошло на кокаин. Он неудовлетворен своей жизнью, работой.

Талантливая актриса и поэтесса П., доставленная ко мне на экспертизу следователем, нюхает кокаин, потому что разочаровалась во всем, – в искусстве, которое она любила, в мужчинах, к которым чувствует отвращение, наконец, в самой себе. Родные находят ее раздетой, пронюхавшей все в одном из притонов на «Трубе». Дело возбуждено о ней потому, что, будучи «занюханной», она подписала какой-то протокол и потом, безо всякой нужды, на суде отказалась от своей подписи[33]33
  Возможно, речь идет о Н. Ю. Поплавской, старшей сестре умершего в Париже от отравления наркотиками поэта и прозаика Б. Ю. Поплавского (1903–1935). – Прим. сост.


[Закрыть].

Вопрос о кокаинизме и способах борьбы с ним подробно дебатировался на Первом съезде психоневрологов в Москве по докладу д-ра Г. М. Гуминера из психиатрической клиники з-го университета и Преображенской больницы. Докладчик показал большую серию больных. В качестве необходимых мер борьбы он предлагал: 1) лечение кокаиноманов, 2) стремление заменить в медицине кокаин другими подходящими медикаментами, чтобы сделать его менее доступным, 3) широкую агитацию и санитарное просвещение масс, 4) обдуманные репрессии, 5) международные меры контроля над производством и торговлей кокаином.

Для лечения кокаиноманов необходимо создание сети специальных учреждений, так как помещение их в психиатрические больницы не всегда удобно и желательно. Как и в борьбе с алкоголизмом, главное внимание должно быть уделено профилактике, оздоровлению почвы, на которой растет кокаинизм, нездоровой жизни наших больших городов. Репрессии, конечно, могут быть направлены только на фабрикантов и торговцев кокаином, а не наркоманов. Громадный опыт наказаний потребителей, до угроз смертной казнью применявшихся на фронтах, не дал и не мог дать ощутительных результатов. Самое большое внимание должно быть уделено организации международных мер контроля над производством и торговлей кокаином.

В одном Нью-Йорке насчитывают сейчас более 300.000 наркоманов, из которых около 10.000 хорошо известны полиции и являются привычными рецидивистами. В Париже, по некоторым расчетам, их не меньше, столько же почти в Берлине и Лондоне. До войны 8о% наркотических средств шло из Германии. Наши кокаинисты постоянно разыскивают и считают наилучшим кокаин фирмы Мерка. Места сбора растения, обработки известны, и безобразие спекуляции этим чрезвычайно коварным ядом должно быть устранено. В этом заинтересовано все человечество.

Примечания

Эпиграф к антологии взят из стихотворения поэта и журналиста «русского Китая» Н. В. Петереца (1904–1944) «Любовь – нить» (1932). В оформлении обложки использована работа С. Лукашева «Морфинист» (Харбин, ок. 1920). На фронтисписе – литография Э. Грассе «Морфиноманка» (1897).

А. Мошин. Гашиш

Публикуется по авторскому сборнику Гашиш и другие новые рассказы (СПб., 1905). Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

А. Н. Мошин (1870–1929) – писатель, журналист, литературовед, краевед. Родился в Великих Луках, где окончил реальное училище. Позднее жил и работал как литератор в Москве и Петербурге; много путешествовал, встречался с Л. Толстым, А. Чеховым, Ф. Шаляпиным. С 1911 г. жил в Великих Луках. Автор книг «Древние псалмы Псковского края» (1911), «Легенды Великих Лук» (1915), очерков, сборников рассказов и т. д.

О. Коржинская. Как появился опиум

Публикуется по изд.: Индийские сказки. Сборник сказок для детей среднего возраста. Сост. по разным источникам О. М. Кор-жинской (СПб., 1903). Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

О. М. Коржинская – детская писательница, переводчица; публиковалась в 1900-1910-х гг.

С. Городецкий. Исцеление

Публикуется по авторскому сб. Дальние молнии (Пг., 1916). Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

Рассказ С. М. Городецкого (1884–1967) – поэта, прозаика, драматурга, переводчика и, что немаловажно, литературного соратника Н. С. Гумилева, является свидетельством распространенности эфиромании в богемной среде Серебряного века и представляет собой неизученную параллель к рассказу Гумилева «Путешествие в страну эфира» (см. ниже).

Н. Кавеев. Анаша

Впервые в журн. Аргус, 1913, № 4 (апрель). Публикуется по этому изд. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

Сведениями об авторе мы не располагаем; возможно, это псевдоним.

Тэффи. Кокаин

Рассказ писательницы, поэтессы, драматурга, звезды дореволюционной и эмигрантской юмористики Тэффи (Н. А. Лохвицкой, в замуж. Бучинской, 1872–1952) был впервые напечатан в авторском сборнике Вчера (Пг., 1918), позднее в парижской газ. Возрождение (1927, № 663, 27 марта) с подзаг. «Из ужасов современной жизни». Публикуется по Собранию сочинений Тэффи (М., 1998–2005, т. з).

Н. Гумилев. Путешествие в страну эфира

Впервые: Биржевые ведомости, 1916, № 15711, 31 июля (утренний выпуск). Публикуется по Собранию сочинений (М., 1998–2007, т. 6).

Как указывают комментаторы указанного Собрания, «личный, автобиографический опыт Гумилева лежит в основе рассказа <…> – он сам, безусловно, не раз испробовал действие эфира». Так, 8/21 января 1907 3. Н. Гиппиус писала В. Я. Брюсову, что Гумилев «нюхает эфир (спохватился)» В записях П. Н. Лукницкого (1925) сохранилось следующее свидетельство А. А. Ахматовой:

«Я говорю, вспоминая сообщения Зубовой, что благородство Николая Степановича и тут видно: он сам курил опиум, старался забыться, а Зубову в то же время пытался отучить от курения опиума, доказывая ей, что это может погубить человека.

АА по этому поводу сказала, что при ней Николай Степанович никогда, ни разу, даже не упоминал ни об опиуме, ни о прочих таких снадобьях, и что если б АА сделала бы что-нибудь такое – Николай Степанович немедленно и навсегда рассорился бы с нею. А между тем, АА уверена, что еще когда Николай Степанович был с нею, он прибегал к этим снадобьям. АА уверена, что Таня Адамович нюхала эфир и что “Путешествие в страну Эфира” относится к Тане Адамович».

Известен также эпизод, рассказанный в мемуарной книге художника и писателя Ю. П. Анненкова «Дневник моих встреч: Цикл трагедий» (Н.-Й., 1966), однако достоверность его, на наш взгляд, находится под вопросом. Упоминаемый здесь Б. Г. Каплун (1894–1937) – родственник М. С. Урицкого, в описываемое время один из управленцев (Анненков именует его «председателем») Петро-совета:

«В том же [34]34
  1919?


[Закрыть] году, в “Доме Искусств” на Мойке, поздним вечером, Гумилев, говоря о “тяжелой бессмыслице революции”, предложил мне “уйти в мир сновидений”.

– У нашего Бориса, – сказал Гумилев, – имеется банка с эфиром, конфискованная у какого-то чернобиржевика. Пойдем подышать снами?

Я был удивлен, но не отказался. От Мойки до площади Зимнего дворца было пять минут ходьбы. Мы поднялись в квартиру Каплуна, где встретили также очень миловидную девушку, имя которой я запамятовал. Гумилев рассказал Каплуну о цели нашего позднего прихода. Каплун улыбнулся.

– А почему бы и нет? Понюхаем!

Девушка тоже согласилась.

Каплун принес из другой комнаты четыре маленьких флакончика, наполненных эфиром. Девушка села в вольтеровское кресло, Гумилев прилег на турецкую оттоманку; Каплун – в кресло около письменного стола; я сел на диван чиппендалевского стиля: мебель в кабинете председателя Петросовета была довольно сборная. Все поднесли флакончик к носу. Я – тоже, но «уход в сновидения» меня не привлекал: мне хотелось только увидеть, как это произойдет с другими, и держал флакончик так же, как другие, но твердо заткнув горлышко пальцем.

Раньше всех и не сказав ни слова, уснула девушка, уронив флакон на пол. Каплун, еще почти вполне трезвый, и я уложили девушку на диван.

Гумилев не двигался. Каплун закрыл свой флакончик, сказал, что хочет «заснуть нормальным образом», и, пристально взглянув на Гумилева, пожал мне руку и вышел из кабинета, сказав, что мы можем остаться в нем до утра.

Гумилев лежал с закрытыми глазами, но через несколько минут прошептал, иронически улыбаясь:

– Начинаю грезить… вдыхаю эфир…

Вскоре он, действительно, стал впадать в бред и произносить какие-то непонятные слова или, вернее, сочетания букв. Мне стало не по себе, и, не тревожа Гумилева, я спустился по лестнице и вышел на площадь, тем более, что кабинет Каплуна начал уже заполняться эфирным запахом».

В. Келер. Гашиш

Впервые: Нива, 1918, №№ 8–9. Публикуется по этому изд. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

В. К. Келер (Келлер, 1856–1919) – предприниматель, писатель. В 1911–1918 гг. опубликовал в журн. Нива и Новое время ряд рассказов и небольших повестей, частично включенных также в авторские сборники. Автор кн. «Браслет Изиды» (1914), «Глаза зверя» (1916) и др.

М. Булгаков. Морфий

Впервые: Медицинский работник (Москва), 1927, №№ 45–47.

Клинически точный рассказ М. А. Булгакова (1891–1940) основан на личном опыте морфинизма, начавшегося весной 1917 г. в селе Никольском Смоленской губ., где писатель работал земским врачом. Об этом периоде жизни Булгакова сохранились подробные воспоминания его первой жены Т. Н. Лаппа, записанные исследователями в разные годы. Приведем некоторые фрагменты:

«Привезли ребенка с дифтеритом, и Михаил стал делать трахеотомию… а потом Михаил стал пленки из горла отсасывать и говорит: “Знаешь, мне кажется, пленка в рот попала. Надо сделать прививку”. Я его предупреждала: “Смотри, у тебя губы распухнут, лицо распухнет, зуд будет страшный в руках и ногах”. Но он мне все равно: “Я сделаю”. И через некоторое время началось: лицо распухает, тело сыпью покрывается, зуд безумный… А потом страшные боли в ногах. Это я два раза испытала. И он, конечно, не мог выносить. Сейчас же: “Зови Степаниду”… Она приходит. Он: “Сейчас же мне принесите, пожалуйста, шприц и морфий”. Она принесла морфий, впрыснула ему. Он сразу успокоился и заснул. И ему это очень понравилось. Через некоторое время, как у него неважное состояние было, он опять вызвал фельдшерицу… Вот так это и началось…»

«Потом он сам уже начал доставать <морфий>, ездить куда-то. И остальные уже заметили. Он видит, здесь <в Никольском> уже больше оставаться нельзя. Надо сматываться отсюда. Он пошел – его не отпускают. Он говорит: “Я не могу там больше, я болен”, -и все такое. А тут как раз в Вязьме врач требовался, и его перевели туда».

«Как только проснулись – “иди, ищи аптеку”. Я пошла, нашла аптеку, приношу ему. Кончилось это – опять надо. Очень быстро он его использовал. Ну, печать у него есть – “иди в другую аптеку, ищи”. И вот я в Вязьме там искала, где-то на краю города еще аптека какая-то. Чуть ли не три часа ходила. А он прямо на улице стоит меня ждет. Он тогда такой страшный был… Вот, помните его снимок перед смертью? Вот такое у него лицо. Такой он был жалкий, такой несчастный. И одно меня просил: “Ты только не отдавай меня в больницу”. Господи, сколько я его уговаривала, увещевала, развлекала… Хотела все бросить и уехать. Но как посмотрю на него, какой он – как же я его оставлю? Кому он нужен? Да, это ужасная полоса была».

«…Приехала и говорю: “Знаешь что, надо уезжать отсюда в Киев”. Ведь и в больнице уже заметили. А он: “А мне тут нравится”. Я ему говорю: “’’Сообщат из аптеки, отнимут у тебя печать, что ты тогда будешь делать?” В общем, скандалили, скандалили, он поехал, похлопотал, и его освободили по болезни, сказали: “Хорошо, поезжайте в Киев”. И в феврале <1918 г.> мы уехали».

«Я не знала, что делать, чувствовала, что это не кончится добром. Но он регулярно требовал морфия. Я плакала, просила его остановиться, но он не обращал на это внимания. Ценой неимоверных усилий я заставила его уехать в Киев, в противном случае, сказала я, мне придется покончить с собой. Это подействовало на него, и мы поехали в Киев…».

«Варвара Михайловна (мать писателя – А. Ш.) сразу заметила: “Что это какой-то Михаил?” Я ей сказала, что он больной и поэтому мы и приехали. Иван Павлович <Воскресенский, второй муж Варвары Михайловны, врач> сам заметил и спрашивает как-то: “Что ж это такое?” – “Да вот, – я говорю, – так получилось”. – “Надо, конечно, действовать”. Сначала я тоже все ходила по аптекам, в одну, в другую, пробовала раз принести вместо морфия дистиллированную воду, так он этот шприц швырнул в меня… “Браунинг” я у него украла, когда он спал, отдала Кольке с Ванькой… А потом я сказала: “Знаешь что, больше я в аптеку ходить не буду. Они записали твой адрес…” Это я ему наврала, конечно. А он страшно боялся, что придут и заберут у него печать. Ужасно этого боялся. Он же тогда не смог бы практиковать. Он говорит: “Тогда принеси мне опиум”. Его тогда в аптеке без рецепта продавали… Он сразу весь пузырек… И потом очень мучился с желудком. И вот так постепенно он осознал, что нельзя больше никаких наркотиков применять… Он знал, что это неизлечимо. Вот так это постепенно, постепенно и прошло…»

А. Толстой. Последний день поэта Санди

Впервые в лит. приложении к газ. Накануне (Берлин), 1922, № 34, 7 мая, затем в сб. Одиссея (Берлин, 1922) под назв. «Санди». В позднейших изд. рассказ публиковался под загл. «На острове Халки».

Многие мотивы этого рассказа А. Н. Толстого (1883–1945) связаны с повестью писателя «Похождения Невзорова, или Ибикус» (1924-25), где изображены, в частности, нравы богемных кокаинистов в Москве накануне революции 1917 г.:

«Девицу звали Алла Григорьевна. От коньяку зрачки ее расширились во весь глаз. Красивая рука с папироской побелела. Невзоров бормотал разные любезности, но она уже не смеялась, – уголки губ ее мелко вздрагивали, носик обострился.

– Едемте ко мне, – неожиданно сказала она. Граф оробел. Но пятиться было поздно. Проходя мимо столика, за которым сидел косматый с трубкой, Алла Григорьевна усмехнулась криво и жалко.

Косматый засопел в трубку, отвернулся, подперся. Тогда она стремительно пододвинулась к столику:

– Это что еще такое? – и ударила кулачком по столу. – Что хочу – то и делаю. Пожалуйста, без надутых физиономий!..

У косматого задрожал подбородок, он совсем прикрылся рукой, коричневой от табаку.

– Ненавижу, – прошептала Алла Григорьевна и ноготками взяла Невзорова за рукав.

Вышли, сели на извозчика. Алла Григорьевна непонятно топорщилась в пролетке, подставляла локти. Вдруг крикнула: «Стой, стой!» – выскочила и забежала в еще открытую аптеку. Он пошел за нею, но она уже сунула что-то в сумочку.

Граф, весьма всему этому изумляясь, заплатил аптекарю сто двадцать рублей. Поехали на Кисловку.

Как только вошли в полуосвещенную, очень душную комнату, – граф ухватил Аллу Григорьевну за талию. Но она странно взглянула, отстранилась:

– Нет, этого совсем не нужно.

Она слегка толкнула Невзорова на плюшевую оттоманку. В комнате был чудовищный беспорядок, – книжки, платья, белье, склянки от духов, коробочки валялись где придется, кровать смята, большая кукла в грязном платье лежала в умывальнике.

Алла Григорьевна поставила перед диваном на низеньком столике початую бутылку вина, надкусанное яблоко, положила две зубочистки и, усмехаясь, вынула из сумочки деревянную коробочку с кокаином. Накинув на плечи белую шаль, забралась с ногами в кресло, взглянула в ручное зеркальце и тоже поставила его на столик. Жестом предложила нюхать.

Опять оробел Семен Иванович. Но она захватила на зубочистку порошку и с наслаждением втянула в одну ноздрю, захватила еще – втянула в другую. С облегчением, глубоко вздохнула, откинулась, полузакрыла глаза:

– Нюхайте, граф.

Тогда и он запустил в ноздри две понюшки. Пожевал яблоко. Еще нюхал. Нос стал деревенеть. В голове яснело. Сердце трепетало предвкушением невероятного. Он понюхал еще волшебного порошку.

– Мы, графы Невзоровы, – начал он металлическим (как ему показалось), удивительной красоты голосом, – мы, графы Невзоровы, видите ли, в близком родстве с царствующей династией. Мы всегда держались в тени. Но теперь в моем лице намерены претендовать на престол. Ничего нет невозможного. Небольшая воинская часть, преданная до последней капли крови, – и переворот готов. Отчетливо вижу: в тронной зале собираются чины и духовенство, меня, конечно, под руки – на трон… Я с трона: “Вот что, генералы, дворяне, купечество, мещанишки и прочая черная косточка, у меня – чтобы никаких революций!.. Бунтовать не дозволяется, поняли, сукины дети?” И пошел, и пошел. Все навзрыд: “Виноваты, больше не допустим”. Из залы я, тем же порядком, направляюсь под руки в свою роскошную гостиную. Там графини, княгини, вот по сих пор голые. Каждой – только мигни, сейчас платье долой. Окруженный дамами, сажусь пить чай с ромом. Подают торт, ставят на стол…