Текст книги "Страйгер (СИ)"

Автор книги: А Ш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Андрюша! У вас все хорошо? – послышался из-за двери голос мамы.

– Да, все нормально, – отозвался Андрей, бестолково пытаясь натянуть на себя одеяло.

Оказалось, что это совсем не простая задача – натягивание одеяла без рук... Только что, совсем недавно, он его натянул на себя в мгновение ока, молниеносным движением, а теперь, когда пытался эту простую манипуляцию провести осмысленно, то ничего понять не мог. Вроде и получалось... чем-то как-то он цеплялся за одеяло – пальцем из другого измерения, что ли? Но проклятая тряпка поддавалась еле-еле, ползла, но с большим трудом...

И всё-таки ползла по кровати, наползала на его туловище.

Комок одеяла влез на него нехотя, беспорядочными рывками. Вот он, вроде бы покрыл грудь и начал расправляться по животу... и вдруг дернулся, как припадочный, и снова улетел в угол кровати.

Андрей напрягся, чувствуя, как пот заливает глаза, вновь попытался потянуть одеяло на себя.

– Сынок, зайти можно? – осторожно спросила мама.

– Да, конечно! – Андрей расслабленно откинул голову на подушку, так и не сумев подчинить норовистое одеяло. Надо же – какая-то жалкая тряпка, а не поддается!

– А где твоя гостья? – озадачилась мама, заглядывая в дверь.

– Ушла.

– Через окно? – ахнула мама. – А это не опасно? У нас седьмой этаж! Хоть Толя и говорит, что она волшебница...

– Что, Толян пришел? – обрадовался Андрей. – А чего не заходит?

– Так ты ведь просил не мешать, вот мы его и оставили в зале, смотреть телевизор!

11.

А в это время секретарша олигарха Решетника набирала номер губернской прокуратуры.

– Алло! Это приемная прокурора? А почему его прямой номер не отвечает?

– Александра Сергеевича нету! – прощебетала на том конце молоденькая прокурорская секретарша (губернский прокурор любил именно молоденьких секретарш). – А кто его спрашивает?

– Его спрашивает господин Решетник! Сам! Лично! – отчеканила секретарша олигарха.

– Но Александр Сергеевич не может взять трубку, он в отъезде! – растерялась прокурорская секретарша – она хоть и была молоденькая, но отлично знала, кто такой "господин Решетник". – У него это... как его... выездное мероприятие!

– В баньке с девками, – отвернув от губ трубку, процедила секретарша олигарха. А в трубку спросила. – Когда он вернется? С мероприятия своего? Что доложить Алексею Валентиновичу?

– А сегодня он уже не вернется! У него мероприятие далеко! В Бирюльском уезде!

– Совсем сдурел! В такую даль тащиться! – мимо трубки пробормотала секретарша Решетника. И вновь поднесла трубку к губам. – А по рации с ним соединиться можете?

– А рацию он не взял. Сказал, что мероприятие слишком важное – рация помешает!

– От жены скрывается! – скривилась всезнающая секретарша олигарха. И громко спросила. – А замещает-то его кто? Хоть с ним соедините!

– Замещает Сергей Дмитриевич. Соединяю.

– Ал-ло! – бархатисто произнесла трубка вальяжным мужским голосом.

– С вами будет говорить господин Решетник! – значительно произнесла секретарша олигарха и переключила рычажок.

– Кто? – мужской голос на том конце сразу потерял свою вальяжность. – Сам Решетник?

– Сам, сам! – брюзгливо ответил олигарх, поднимая трубку у себя в кабинете. – Это кто? Ты, Дмитрич? Ты скажи – что там за шапито у вас творится?

– Алексей Валентинович? Добрый день! – залебезил зам. прокурора. – Где шапито, какое шапито? У нас все по закону делается, вы же знаете!..

– Какой, к черту, закон, что ты мне мозги паришь, Дмитрич! Вы сегодня должны были провести обыск на квартире по адресу... – олигарх скосил глаза, читая по бумажке, – бульвар генерала Лозовова, дом семьдесят пять, квартира тоже семьдесят пять! Ну, и где тот обыск? Где вещественные доказательства или как там это у вас называется? Я дал своих людей, Степана туда отправил – и что? Вернулись ни с чем! Вот я и спрашиваю: что за шапито у вас?

– Я в курсе, я в курсе! – заторопился Сергей Дмитриевич. – Тут, действительно, накладочка получилась. Но все поправимо! Следователь неожиданно заболел и не смог провести обыск...

– Нет, ну конкретное шапито! У вас, что, следаков мало? Так я могу подкинуть парочку своих! Они вам все расследуют! За один день! Останетесь без работы!

– Все уже решено, Алексей Валентинович, все решено! Назначен новый следователь...

– Так пускай берет руки в ноги и чешет проводить обыск! Я сейчас шлю машину к вашей прокуратуре, и чтоб через час!..

– Извините пожалуйста, Алексей Валентинович, – расстроился Сергей Дмитриевич, – но через час не получится, к сожалению... Новый следователь... он как бы официально-то еще не назначен...

– Дмитрич, у тебя как там с головой? Ты ж только что сказал, что назначен! А теперь – все наоборот?

– Ну, да, назначен... Но приказ о его назначении не подписан – Александра Сергеевича сегодня нет, к большому сожалению. То есть, они с утра были, но потом уехали...

– Вот же чиновничья братия! Свяжешься с вами – вовек не развяжешься! Приказ ему не подписан! Так возьми сам да подпиши!

– Извините, Алексей Валентинович, но это, к сожалению, никак не возможно... Александр Сергеевич не оставили мне таких полномочий...

– Твою ж мать! Какие тебе полномочия нужны, Дмитрич? Ты зам или куда? Бери да подписывай!

– Еще раз прошу простить, но – никак не получается... Дело в том, что Александр Сергеевич уехали срочно, приказа об их командировке нет, а, значит, и право подписи мне не передано... Но уверяю вас, что завтра же!.. прямо с утра!.. я лично зайду к Александру Сергеевичу и подпишу приказ! Ровно в девять он уже будет подписан, и новый следователь тут же оправится на обыск!

Решетник пожевал губами, пробормотал: "Вот же сукины дети! Ничего доверить нельзя!" – потом шлепнул мягкой ладошкой по полировке стола, распорядился:

– Значит, в девять выезжаете! Понял? Машина моя будет стоять прямо перед входом в вашу богадельню. Следователя за шкирку – и в кабину! Еще раз – понял?

– Разумеется, Алексей Валентинович!

– А Санька пускай мне позвонит как только приказ подпишет. Гуд бай!

Решетник бросил трубку на рычаг и зло посмотрел на приземистую фигуру Степана Федоровича, вытянувшуюся перед хозяйским столом по стойке смирно и даже втянувшую животик – насколько это было возможно.

– Так, Степка! Ты теперь вместо Никитки, царствие ему небесное, тебе и дело его доканчивать. Никитка, конечно, насвоевольничал без спросу, но теперь уж на тормозах не спустишь... Завтра же чтоб всю семейку повязали и отправили за решетку! На тебе – контроль! Завтра ж! Сразу после обыска! А пацана этого чтоб оставили в квартире! Одного! И квартиру чтоб опечатали! Пускай заживо сгниет там! Захлебнется в своем дерьме! И охрану около двери обязательно поставь! Чтоб никакая душонка из добреньких туда не сунулась за инвалидом ухаживать! Понял? А самого его и пальцем не трожь – чтоб лежал где лежит!.. Даже пальцем!.. Хотя... немного потрогать, пожалуй, можно... Но чтоб он живой остался! Обязательно живой! И чтоб перед смертью подумал как следует, урод! Ты понял?

– Так точно! – заверил Степан Федорович, попытавшись вытянуться еще сильнее.

– Все, шагай! Нет, постой! Оружие, которое найдут у них, проверил? Чтоб именно то было из которого Гаврилыч подстрелен!

– Проверил! – преданно тараща глаза, заверил Степан Федорович.

– Смотри! Чтоб никакая гребанная экспертиза – ни дай Бог! – не нашла различий! Слышишь – ни дай Бог!

– Так точно! Слышу!

– Так иди и проверь еще раз! А то другой автомат подсунете, экспертизы не совпадут и – знаю я этих законников – начнут упираться, бумажки тебе в нос совать... А я этого не люблю, ты знаешь.

– Так точно! Знаю!

– Ладно, вали отсюда, – смягчился Решетник.

Подождал, пока дверь бесшумно закрылась за новым начальником охраны, склонился к селекторному микрофону.

– Слушаю, Алексей Валентинович! – пропела секретарша.

– Вечером в "Яр" не еду. Предупреди Гуся, чтоб в Ближней Даче сауну готовили. Ну и пару девок каких-нибудь. И чтоб пацан с ними был. Только не из охраны – надоели.

– Сегодня вы собирались в "Яр", играть в домино с господином Шишкаревым...

– Значит, рассобирался! – рявкнул Решетник, хлопая по кнопке селекторной связи. И пробурчал себе под нос. – Нужен мне этот Шишкарь! Будет подкалывать, сука, что я с каким-то недоноском справиться не могу... Вот же тварь! И откуда только узнаёт всё? Ведь сразу же узнал... Мне еще сообщить не успели про Никиткину самодеятельность, а он уже знал! Сидел, хихикал, сучара. А я-то все не мог понять: чего он хихикает? Но откуда узнал-то? Кто ему сообщил раньше меня? Не дай Бог среди своих завелся стукачок! На ремни порежу!..

12.

– Андрюха, ты извини, что так получилось, – сразу завел покаянную песню Толян.

– Ладно, проехали!

– Да? – повеселел Толян. – А что, правда, у тебя та, лесная, Магнолия была в гостях сейчас?

– Только снова не предлагай ее трахнуть.

– Да ну, какие трахи!.. Я ж понимаю... – Толян сочувственно окинул взглядом обрубок тела, задрапированный одеялом. – Тебе сейчас не до того.

Андрей сжал зубы, чтоб не выругаться.

– Знаешь, – озабоченно продолжил Толян, – думаю, мы коляску тебе и без денег Решетника сварганим! Я тут поговорил на кафедре электротехники, там тебя помнят, так вот они сказали...

– Толян, протяни мне руку.

– Что-то поправить надо? Подушку?

– Нет, протяни руку так, будто здороваешься со мной.

– Но зачем?..

– Поздороваться хочу.

– Чем здороваться? У тебя ж руки нет! – напрягся Толян.

– Знаю, – тихо и почти спокойно ответил Андрей.

– Ну, раз просишь – пожалуйста! – спохватился друг.

Послушно вытянул вперед правую руку.

Андрей, внимательно глядя на нее, подумал: "Обязательно пожму ее! У меня ведь всё есть... Где-то, но есть! Надо просто найти это "что-то где-то" и применить. Будто бы я пожимаю протянутую руку... Просто пожимаю..."

– Ай! – завопил вдруг Толян, отдергивая ладонь и дуя на нее. – Да ты что – больно!

Потом опомнился, глаза сами собой вытаращились – оглянувшись зачем-то, шепотом спросил:

– Что это было?

– Я поздоровался с тобой, – отдуваясь, как после тяжелого усилия, сообщил Андрей.

– Нет, правда? – настаивал Толян. – Что за фокус? Что такое мне руку придавило?

– Толян, понимаешь... как бы тебе объяснить... Магнолия и ее друг Сверхсупер, которые сейчас были у меня...

– Научили тебя колдовать? – Толян придвинулся, глядя восторженно. – Так ты это наколдовал? Мне на руку? Йе-ес! – он отсалютовал согнутым в локте предплечьем и сжатым кулаком. – Вот так да! Научи колдовать и меня!

– Тебя? – с сомнением поднял брови Андрей.

– Ну, тебе ж не жалко для друга? Ну, хоть пару заклинаний!..

– Какое заклинание хочешь? – усмехнулся Андрей. – Может, от сглаза подойдет?

– От сглаза? Зачем мне от сглаза? Я сам кому хочешь в глаз дать могу! Ты лучше какое-нибудь боевое заклинание расскажи! Такое чтоб – хоп! И под дых!

– Вот такое хочешь? – и Андрей весело толкнул его в плечо.

Представил, что он – некое подобие осьминога, головоногого спрута. И сплошь окружен своими щупальцами. Большими и маленькими, толстыми и тонкими. И вот одним из этих щупалец он Толяна и толкает. По-дружески, легонько, шутя, как это и бывало раньше.

А Толян вдруг крутанулся волчком, отлетел к стенке, вмазался носом в плакат-календарь с девицей – и все-таки не устоял на ногах, боком грохнулся на пол. На лице у него крупными буквами было написано полное непонимание происходящего.

Впрочем, когда он поднялся, попеременно потирая то нос, то ушибленный бок, недоумение на его лице сменилось обидой.

– Ну, ты!.. Я же просил научить – а не по-настоящему бить!

– Извини, Толян, не рассчитал! – еле сдерживая рвущийся наружу смех, повинился Андрей.

И все-таки не стерпел – заулыбался во весь рот. Слишком уж всё бурлило внутри от восторга: "Работает! Работает! Получается! Ура!"

– Ты в следующий раз рассчитывай получше! – хмуро заявил Толян. – Тебе-то что, а мне больно!

– Чтоб хорошо рассчитывать, мне надо как следует потренироваться.

– На мне? – подозрительно прищурился Толян, отступая от кровати подальше.

– Вообще-то, хотелось бы на тебе... Мне ведь нужен кто-нибудь, кто говорил бы сразу: сильно я стучу или слабо? Но если ты совсем уж против помочь другу...

– Ты не думай, я не против помогать! – горячо заверил Толян, вновь подскакивая к кровати. – Но если ты будешь так меня дубасить, то сам понимаешь – скоро без помощника останешься. Помру ведь! Не выдержу твоих тренировок.

– Толян, да ты что! Друг ты мне или не друг? Как я друга могу доводить до смерти? Ни за что! Друзья мне живыми нужны!

– Для очередных тренировок?

– Догадливый! – захохотал Андрей.

– Хватит смеяться! Нашел, понимаешь, объект насмешек! – возмутился Толян. Но тут же сам оскалился до ушей.

Присел на кровать, осторожно положил руку на плечо Андрея:

– Ты не представляешь, как это здорово, что ты почти такой же как раньше! Смеешься, дерешься. Да тренируйся ты на мне сколько влезет! Тоже еще – волшебник-недоучка! Жалко, конечно, что свои заклинания мне говорить не хочешь, но я ж понимаю: тебе они нужней!

– Нету никаких заклинаний, – возразил Андрей. – Были б – я б тебе первому сказал. Тут всё сложнее... Или наоборот – проще. Точно! Проще! Только я к этой простоте никак не привыкну пока. Считай, что не на волшебника я учусь, а на экстрасенса, хорошо? Ведь у экстрасенсов никаких заклинаний нет – так, кажется?

– Если на экстрасекса – то это тоже здорово! – восхитился Толян. – Будешь всех трахать на расстоянии! Очень удобно: никакой ответственности! "Извините, все сходится, но ребеночек не наш!" – и кто докажет?

– Вот сейчас, для начала, я тебя трахну! – пригрозил Андрей.

– Ой-ой! Я тебя так возбуждаю? – Толян невинно захлопал ресничками.

– Ага! Возбуждаешь! – захохотал Андрей. – Как боксерская груша! Вставай в позу – колотить буду!

– Только я тебя прошу – ты все-таки осторожнее, а? – обреченно вздохнул Толян, поднимаясь. – Куда тебе удобнее, что б я встал? Или все равно? Чую, отэкстрасексишь ты меня почем зря...

– Да просто стань так, чтоб я тебя видел.

– Здесь видно? У стеночки? Буду как смертник перед расстрелом! И даже расстрельные песни запою! Внимание, начинаю: "Вставай, проклятьем заклейменный!.."

– Если ты поёшь с намеком на меня, то это бесполезно. Пой себе сколько хочешь, но я не послушаюсь и вставать не стану. Пока это в мои планы не входит. Еще чуток полежу. Ну, приготовился?

– Дай хоть о стеночку обопрусь как следует. Чтоб ты меня об нее не расплющил, как в прошлый раз. А-а, все равно! Видно пришел мой последний час! Быть мне сейчас размазанным по этой стенке!

Андрей смотрел на друга, слушал его болтовню, а сам пытался настроиться. Упорно думал: "Мне хорошо... Мне легко, спокойно... Я с другом. Я сейчас его легонько похлопаю по плечу – и все станет вообще замечательно..."

– Эй, это и все, что ли? – удивился Толян. – Я весь напрягся, пресс на животе собрал в кучу, приготовился к настоящему боксерскому удару, а ты меня взял да пощекотал! Амманул, паимаишь. Или ты заигрываешь так? Готовишь меня к сеансу полноценного экстрасекса?

– Ну, на тебя не угодишь! То тебе сильно, то слабо! "Вас, Ивановых, не поймешь: ты говоришь – не хорошо, жена твоя говорит – хорошо!"

– Суду всё ясно! – Толян с достоинством выпрямился. – Вы, гражданин, меня с кем-то перепутали! Моя фамилия вовсе не Иванов! И даже не Петров!

– Неужто Сидоров? – поразился Андрей. – Давно мечтал познакомиться хоть с одним Сидоровым, и вот мечта сбылась! Что ж, Сидоров! Давай знакомиться как следует!

Он представил, как бьет какого-то Сидорова по плечу – и вдруг понял, что сейчас – прямо сейчас! – произойдет непоправимое...

Та ложноножка (или ложноручка?), которую он двинул вперед на этот раз, была предназначена вовсе не для дружеских похлопываний. Это была та страшная и смертельно опасная волна злобы – нечто, вроде той пружины ненависти, что развернулась в нём вчера и уничтожила Никитку. И сейчас она летела не в смертельного врага, а в грудь беззащитного, ничего не подозревающего Толяна.

– Нет! – заорал Андрей.

Нечеловеческим усилием воли ухватил волну ненависти за хвост, навалился на нее, надавил, пытаясь хоть немного отклонить убийственный удар...

Раздался хруст, звон, треск. Книжная полка, висевшая сбоку от Толяна, переломилась пополам. Ее стекло, раздробленное на мелкие осколки, посыпалось вниз сверкающим дождем, следом обрушились книги, шелестя страницами.

Толян даже присел, прикрывая голову руками.

– Это что было? Это ты крупнокалиберным, да?

– Ребята, вы что-то уронили? – раздался обеспокоенный голос мамы. – Что там у вас упало?

– Мама, а Толик полку свалил! – проинформировала сестра, первой заглянувшая в комнату.

– Какую? Книжную? – мама вошла, осторожно держа на весу свои руки, испачканные в тесте. – Толя! Как же ты это так? Ты не ушибся?

– Я-то не ушибся, – сказал Толян, собирая книги в стопку, – а вот как ты, Андрюха? Не ушибся, а? Не повредил себе ничего такого?.. Экстрасенсорного? Ведь так дубасить – это можно и без рук остаться!

Мамино лицо застыло безжизненной маской.

– Э? – спохватился Толян. – О чем это я? Извините, Марина Анатольевна – про руки это сдуру вырвалось! Вы ж меня, дурака, знаете – несу, сам не знаю что!..

– Не передо мной – перед Андрюшей извиняйся, – скорбно покачала мама головой. – Люда, помоги собрать книги. И стекла подмети! – она посмотрела на две половинки полки, уныло висящие каждая на своем гвозде. – Да и полку надо снять. То, что от нее осталось.

– Я сниму! – с готовностью выпрямился Толян. – Все, все сейчас сделаю, не беспокойтесь, Марина Анатольевна!

– Мама, это я виноват в безвременной гибели полки, – сообщил Андрей.

– Ты всегда такой был... – в глазах мамы стояли слезы. – Всегда брал чужую вину на себя. А теперь чего уж... Теперь кого ж обманешь...

– Мама! – строго сказал Андрей. – Все у нас будет хорошо! Поняла?

Мама кивнула.

– А, правда, чем это ты так жахнул? – поинтересовался Толян, когда мама вернулась на кухню, а сестра ушла туда же, относить совок, полный осколков.

– Это я нечаянно. А ты ведь, кажется, прав. Калибр-то орудий у меня, получается, разный! Вот ведь! И, сдается мне, сейчас я выбрал что-то слишком уж сильное... Нечаянно выбрал. Но такое, что и убить можно...

– Шутишь? – Толян подался вперед в жгучем любопытстве. – Прямо-таки убить?

– Про Никитку слышал?

– Да. Помер он, вроде.

– Моя работа.

– Ну, ты и экстрасенс! – уважительно покачал головой Толян. – Что ж, тогда тебе никто не страшен!

– Ох, не знаю... Всех же не поубиваешь. Убивать – это так, на крайний случай, которого лучше б и не было... Убивать-то каждый может. Что тут сложного – убивать? Вот как без убийств обойтись – это задачка для настоящего мужчины!

13.

Ровно в половину десятого в дверь позвонили. И как только мама открыла, ей в нос тут же ткнули бумажку с печатями.

– Обыск! – коротко бросил молодой парень, деловито оттесняя ее в сторону. – Понятые, проходите!

Ввалилась толпа мужчин. Почти бегом они ринулись во все комнаты. Сразу загремела отодвигаемая мебель, застучали открываемые дверцы шифоньеров.

– Это вы что?.. – возмущенно начала мама.

Парень брезгливо бросил через плечо:

– Я же сказал: обыск! – и тоже протопал в комнату. Громко спросил. – Где хозяин квартиры?

– Папа на работе, – ответила ему Людмила.

"Девушке лет шестнадцать, несовершеннолетняя. Могут быть сложности. Но ничего, прихватим и ее. А хозяина, значит, придется брать на работе", – равнодушно отметил следователь.

– Вы и меня будете обыскивать? – спросил Андрей, когда к нему вошли трое.

Одного он узнал – это был давешний Степан Федорович. Позавчера он повел себя достойно – прекратил расправу, увел решетниковских охранников. Но сейчас только молча посмотрел на Андрея, кивнул двоим угрюмым мужикам и отвернулся к окну.

Те сразу полезли под кровать.

Однако она стояла слишком низко и ее деревянные боковины оставляли над полом лишь узенькую щель, пролезть в которую было почти невозможно.

– Шкаф! – указал Степан Федорович.

Ринулись к шкафу. Распахнули дверцы, раздвинули костюмы, висящие на "плечиках", подтащили большую сумку, которую принесли с собой. Один хотел запихнуть ее в угол шкафа, но второй качнул головой, обритой до синевы:

– Нет! Сумку оставлять не велено. Вынимай!

Злобно взвизгнула расстегиваемая молния, из сумки был извлечен продолговатый пакет, из пакета – нечто, завернутое в темную ткань.

Первый мужик принялся разматывать ткань, но бритый приказал:

– Не надо! А то еще отпечатков пальцев наставишь!

Отобрал пакет, принялся заворачивать снова.

Андрей узнал в угловатом предмете автомат. Тот самый. Из которого совсем недавно палил Никитка. Палил именно в этой комнате.

Плавно, как в замедленном кино, перед глазами Андрея мелькнул черный ствол, укутываемый в тряпку, блеснула дужка спускового крючка. Вот они исчезли под слоями ткани...

Но Андрей успел зацепиться взглядом за тот спусковой крючок – манящий, серовато-поблескивающий натертым металлом... После чего уже было делом техники спокойно, как бы между прочим, протянуть одно из щупалец, мягко положить его – будто отсутствующий палец – на гладкий изгиб крючка и... нажать. Только очень плавно – так, как и учил военрук на школьных стрельбищах.

И крючок поддался. Совсем чуть-чуть. Но этого оказалось достаточно, чтоб автомат ожил, дернулся внезапно разбуженным зверем, истошно залаял. С оглушительными всхлипываниями. Вспышками. Заливая все перед собой яростными, убийственными плевками.

Эти его железные плевки были полны ненависти, они искали свою цель – и цель нашлась! Левую руку бритоголового обожгло выстрелом – по касательной, чуть выше локтя, но рукав продырявило насквозь, испачкало кровью...

Бритоголовый с искренним удивлением уставился на оружие, самостоятельно стреляющее в его руках.

– Ты чего это?.. – обалдело спросил он у автомата во время короткой передышки.

Но Андрей снова надавил на спусковой крючочек – ласково, со всей нежностью, на какую был способен, и автомат снова разразился оглушительным грохотом.

Почему-то Андрей был уверен, что сейчас его слушается как раз та ласковая иномирная конечность, которой он вчера щекотал Толяна. Именно она сейчас с той же мягкостью и заботливостью трогает спусковой крючок автомата. А послушный автомат в ответ исправно заливается истеричным, оглушительным тявканьем.

Бритоголовый, наконец, пришел в себя, сбросил с колен взбесившееся оружие, завыл, завопил благим матом.

Автомат сразу успокоился. Перестал дергаться и изрыгать струю пуль. Лежал себе на полу умиротворенный, почти уже освободившийся от дымящегося, простреленного тряпья, в которое был укутан. И суровой стальной сытостью веяло от его блеска.

– Твою мать!.. Кто снял с предохранителя?! – заорал Степан Федорович. – Почему оружие в таком состоянии?

Когда он успел отбежать от окна? Теперь он стоял почти посередине комнаты и почему-то размахивал пистолетом. Откуда только достал? И когда? И зачем? Или это сработал мышечный автоматизм, и тело Степана Федоровича само отреагировало на начавшуюся стрельбу – вооружилось?

Всё бы ничего, но сейчас этот пистолет стал грозным оружием. Не в руках Степана Федоровича, а в незримой длани Андрея.

"Спокойствие, только спокойствие," – произнес Андрей свою мантру, сосредоточив взгляд на небольшом, почти изящном предмете, который сжимали пальцы Степана Федоровича.

Андрей смотрел на них и не мог насмотреться. Так хотелось помочь этим пальцам! Чуть-чуть надавить на них – тоже ласково, очень-очень ласково. Только не сейчас. Чуть позже.

В открытую дверь вбежало сразу несколько человек. Среди них – следователь прокуратуры.

О, это была прекрасная мишень! Эффектный пиджак из черной, блестящей кожи. И столько праведного гнева на молодом, решительном лице. И такие повелительные интонации:

– Кто посмел стрелять на месте преступления?

Кажется, следователь всерьез обиделся на выстрелы. Ведь он, и только он должен был быть здесь хозяином положения. Он – представитель Власти, присланный сюда не кем-нибудь, а губернским прокурором, самим Александром Сергеевичем! И если кто-то тут посмел предъявить свои права на силу – пусть и с помощью оружия – это не могло остановить его, посланника прокуратуры. Это могло только подхлестнуть, почти взбесить! Но только почти – потому что при следователе всегда была его стальная следовательская воля.

Эта воля остановила сейчас все движение вокруг.

Замерли вбежавшие за следователем люди, загораживая проход – так что те, кто хотел еще втиснуться в комнату, уже не могли этого сделать. Оцепенел Степан Федорович – с поднятым пистолетом. Даже визгливое стенание бритоголового, страдальчески квохтавшего над своей простреленной рукой, стало тише.

Да, этот человек, этот чернопиджачный следователь губернской прокуратуры своей неимоверной волей мог бы укротить и тигра!

Только Андрей не был тигром. Он был человеком, что в некоторых обстоятельствах гораздо опасней.

И Андрей очень спокойно (главное – не волноваться по пустякам!) взял, почти обнял руку Степана Федоровича своей иномирной рукой... Или не рукой – сейчас это было совершенно не важно... Важно, что пальцы Степана Федоровича оказались во власти Андрея. И Андрей – уже не сам, а пальцем решетниковского охранника – привел в действие спусковой механизм той миниатюрной дьявольской игрушки, что была направлена в сторону черного следовательского пиджака.

Пистолет коротко громыхнул. От дверной рамы, прямо возле щеки следователя откололась щепка. Все, кто стоял, столпившись в дверях, ахнули и дружненько, дисциплинированно присели. А некоторые даже плашмя шмякнулись в коридоре на пол.

Но только не следователь! Он остался стоять на месте. Лишь побледнел так, что щетина синеватым слоем выступила на щеках.

– Так это вы стреляли? – с горьким осуждением спросил следователь Степана Федоровича.

– Это не я... – пролепетал тот, не меньше следователя пораженный произошедшим.

– Как – не вы? – обвинительные интонации зазвенели опасным металлом. – Вы только что выстрелили в меня! В представителя закона! Вы будете отрицать очевидное? Вы, в присутствии свидетелей... Да вы знаете чем это для вас грозит?..

– Я не хотел... – принялся оправдываться Степан Федорович.

– Опустите же, наконец, пистолет! – прикрикнул следователь.

Лучше б он этого не делал.

Степан Федорович вздрогнул от его окрика, палец его толкнул курок – почти сам! Андрей ему практически не помогал – только совсем чуточку. А вот что Андрей сделал, так это слегка подкорректировал дрогнувшую руку Степана Федоровича: так, чтобы пуля не таранила больше ни в чем не повинную дверную раму, а нашла более достойную цель. В виде роскошного черного пиджака из почти натуральной кожи.

– Ай! – вскричал следователь, хватая себя за простреленный бок. И принялся медленно заваливаться навзничь, на головы людей, присевших и прилегших позади.

– Это пистолет! – простонал Степан Федорович. – Он сам!..

– Конечно, пистолет... – прошептал следователь и упал окончательно.

Головы, плечи и тела окружающих людей как-то очень бойко раздвинулись, отшатываясь. В освобожденное пространство следователь и рухнул с коротким, но выразительным стуком.

– Да что ж это делается! – в отчаянии воскликнул Степан Федорович и в сердцах швырнул пистолет на пол – слишком уж опасным и самостоятельным оказалось его личное оружие. – Видите, я больше не стреляю! Все видите?

Но его миролюбивое заявление – которое может быть и понравилось бы окружающим людям – это заявление решительно не понравилось всем видам оружия, скопившегося в комнате. А скопилось оружия, оказывается, немало!

Не у одного Степана Федоровича сработал оборонительный рефлекс, не один он выдернул из потаенного места любимый ствол. Их, этих стволов, в комнате оказалась целая уйма. И все они, прямо в руках хозяев, начали вдруг дёргаться от выстрелов. Совершенно самостоятельных. Большей частью пули летели в потолок или в стену, но иногда и в товарищей по службе.

Тут-то и выяснилось, что служба у олигарха таит много неприятных неожиданностей. Чего уж приятного в том, что в тебя начинают палить твои же сослуживцы?

Поднялся ужасный гвалт. Кто-то пытался вскочить, кто-то, наоборот, еще плотнее вжался в пол. Но когда на полу вновь пробудился автомат в дымящейся тряпочке, когда он принялся методично обстреливать всех, крутясь на месте волчком, тут уж публика не выдержала. Треск автоматных очередей послужил сигналом к решительному отступлению.

С визгом и стоном народ рванул наружу – кто на четвереньках, кто ползком. Не подбирая раненых и не заботясь о брошенном оружии – а его побросали почти все, поскольку держать в руках оружие становилось смертельно опасным делом. В общей панике каждый думал только об одном – как можно скорее убраться со столь жуткого места!

Страх был так велик, что выгнал людей не только из квартиры, но заставил катиться вниз по лестнице, минуя лифт – аж до первого этажа.

Лишь за дверями подъезда паника перешла в осмысленные выражения. Выражения не слишком разнообразные, скорее даже монотонные, учитывая одинаковость употребляемых в них слов. Впрочем, несмотря на монотонность, их интенсивность не только не угасала, но с каждой минутой набирала силу. Потому что к первым добежавшим до спасительных дверей подъезда, постепенно присоединялись раненные, ковылявшие в задних рядах.

Завершая отступление, во двор вывалился Степан Федорович, хлопнув хилой подъездной дверью.

Он не был ранен. Но был бледен и расстроен необычайно. Первое же серьезное задание, полученное им в новой должности, оказалось с треском провалено. И вряд ли достойным оправданием послужит то, что причиной провала оказалась пальба ...

– Все живы? – мрачно спросил он.

– Все... Следователя только нету!

– Твою ж мать... – в очередной раз тоскливо пробормотал Степан Федорович. Еще смерти следователя ему не хватало!

Возвращаться в заколдованную квартиру было невмоготу... Даже за прокурорским работником. Но не возвращаться – тоже нельзя. И так уже все будут говорить, что он лично стрелял в того следователя...

На негнущихся ногах Степан Федорович подошел к лифту, нажал кнопку седьмого этажа.

– Эй, к вам можно? – осторожно заглянул в приоткрытую дверь квартиры номер семьдесят пять.

Ему не ответили.

Он негромко постучал – дверь скрипнула, распахиваясь пошире.

– Я извиняюсь, – заискивающе сказал Степан Федорович в темноту прихожей, – но здесь у вас наш следователь... И наше оружие...

Нет ответа. Приглушенные голоса доносились из-за поворота коридора. Как раз там и была комната, в которую ему предстояло вернуться. Комната безрукого и безногого инвалида. Страшное место.

– Но что ж нам теперь со всем этим делать? – спрашивал расстроенный женский голос. Наверно, хозяйки квартиры.

Степан Федорович побарабанил костяшками пальцев в расщепленную пулями притолоку: