Текст книги "Страйгер (СИ)"

Автор книги: А Ш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Нет, не хочу, – твёрдо ответил Андрей. – Хватит и одного раза.

– Хватит ему! Ишь, лежит тут, полеживает... Бока, вон, все отлежал – знай себе, вопит!..

– Уважаемый Сверхсупер, – медленно, еле сдерживаясь, проговорил Андрей. – Вы наверно не замечаете в темноте... да еще когда на мне одеяло... но я не могу НЕ лежать. И даже как следует повернуться, чтоб бока себе не отлеживать, тоже не могу. Потому что...

– А что, тут, оказывается, темно? – удивился Сверхсупер. – Подожди, сейчас подстрою восприятие под твой уровень... А-а, да, темновато! Вот так мотаешься по измерениям туда-сюда, и по ходу дела всякие мелочи упускаешь. А на мелочах ведь как раз и ловят чужеземных шпионов! Так. Ты мне скажи: здесь совсем темень непроглядная? Или кое-что все-таки видно? Меня, например, ты видишь?

– Вижу.

– Уже хорошо. С этим разобрались. Что ты там еще говорил? Про одеяло? Ну, тут уж я не пойду у тебя на поводу! Не стану ухудшать свое восприятие настолько, чтоб одеяло стало для меня помехой. Даже и не проси. А то тебе понравится, и потребуешь, чтоб я еще и через стены не видел. И чтоб дальше чем на сто километров не заглядывал. Нет уж, хорошенького понемножку!

– А вы видите через стены? И на сто километров? – обалдело поинтересовался Андрей.

– Нет, не на сто. Если б я только на сто видел, меня бы давно раздавили. Как муху. Вернее, как таракана, который вовремя не убежал с середины кухни из-под хозяйского тапка. Но ты что-то серьезное мне говорил, жалостливое. Когда про темноту речь зашла – у тебя такой печальный тон был... А, вспомнил! Плакался, что встать не можешь! Правильно я запомнил?

– Правильно. Но, извините, Сверхсупер, я не понимаю: если вы и в темноте видите, и через одеяло – то вам должно быть понятно почему я встать не могу!

– А почему ты встать не можешь? – заинтересовался Сверхсупер.

Он по-прежнему стоял в профиль к Андрею, не поворачивая в его сторону головы, укрытой капюшоном, и был неподвижен как статуя. Жил только его голос. Задававший вопросы весьма странные.

– Потому что у меня ног нет, – как можно спокойнее ответил Андрей. – Как же я могу встать?

– Ног нет? И это оправдание тому, что ты лежишь? – подозрительно спросил Сверхсупер.

Андрей сжал челюсти, давя волну поднимающуюся бешенства. Хотелось напомнить, что он, Андрей – далеко не Сверхсупер. И если для Сверхсупера отсутствие рук и ног ничего не значит, то для обыкновенного человека, каким является Андрей, это значит всё. Вернее, конец всему.

Глубоко вздохнув, Андрей решил этого все-таки не говорить. Потому что такое заявление на самом деле было бы упреком Сверхсуперу. А базировался бы упрек опять-таки на жалости Андрея к самому себе. Поэтому Андрей сказал другое:

– Конечно, это не оправдание. Это причина. Причина того, что я не могу встать.

Казалось бы, ответ исчерпывающий, но Сверхсупер, услышав его, пришел в отличное расположение духа.

– Причина! – захохотал он так, будто Андрей отмочил уморительную шутку. – Причина! Это ж надо! Значит, заново отрастить себе Иерихонскую трубу он может! А встать – не может! Ну, надо же!..

Андрей не обиделся. Ему было не до обид. Он услышал сейчас главное слово: "отрастить". Слово, которое давало надежду.

– Простите, – прервал он смех Сверхсупера, – вы сказали, вернее не сказали... Вы имели в виду, что я могу заново отрастить себе ноги? Так же, как я отрастил эту самую, непонятную Иерихонскую трубу?

– Ноги? При чем тут ноги? – удивился Сверхсупер. – И откуда мне знать: можешь ты их отрастить или не можешь?

– Но ведь вы сказали...

– Что я сказал?

Андрей примолк, стараясь точно припомнить слова своего собеседника. Да, про отращивание ног он не говорил.

– Вы сказали, что если я смог отрастить трубу, то могу и встать.

– Ну, наверно... – Сверхсупер хмыкнул. – Почему бы тебе и не встать?

– Без ног?

– Да при чем тут ноги! Вот привязался ты к этим ногам!

– Но ведь встать можно только на ноги!

– Да? С чего ты так решил? А я как, по твоему, стою?

– Как? – опешил Андрей. – Разве не на ногах?

– Да откуда у меня ноги? – совсем развеселился Сверхсупер. – И зачем они мне?

И в доказательство взмахнул полой монашеского одеяния. Взмахнул медленно – полы накидки поднялись вверх как крылья – и под ними ничего не оказалось. Только свет уличного фонаря сквозь штору.

– У вас тоже нет ног! – дошло до Андрея.

– И рук нет! – захохотал Сверхсупер. – И тела нет!

Полы балахона поднимались все выше и выше – а под ними по-прежнему был только свет фонаря.

– И головы нет! – веселясь, прогрохотал Сверхсупер.

Капюшон, будто бабочка, расправившая крылья, взмыл под потолок вслед за накидкой, и в комнате стало заметно светлее, поскольку фонарь перестал загораживаться монашеским силуэтом. А, может, просто глаза Андрея, расширившиеся от ужаса, стали теперь вбирать гораздо больше световых фотонов.

– Это не фокус? – спросил Андрей после некоторого молчания. – Это волшебство?

– Ну, если тебе нравится называть это волшебством, то называй! – благодушно согласился голос Сверхсупера. Где был сам Сверхсупер, Андрей теперь понять уже не мог – монашеское одеяние неподвижно парило под потолком, не делая попыток спуститься обратно.

– Или, может, вы просто невидимый? – предположил Андрей.

– Может, может... – благодушествовал Сверхсупер.

– Тогда... – Андрей судорожно сглотнул, – может быть вы прочтете пару заклинаний, чтоб я тоже мог...

– Что мог?

– Ну, так же, как вы...

– А как я? Ну? Как? Эх, парень, ничего-то ты не уразумел!

– Уразумел. Вы – волшебник. Всемогущий. Наверно.

– Всемогущий? Был бы я всемогущий, разве шарахался бы из пространства в пространство, пугаясь собственной тени?

– А вы пугаетесь?

– Да уж приходится! Короче, парень, давай расставим точки над "и". Если волшебство где-то и есть, то я про него ничего не знаю. Хотя побывал во многих мирах.

– Но если волшебства нету, то как же вы...

– Нету, нету! Даже и не надейся!

– Андрюша, с кем ты разговариваешь? – в комнату вошла мама, включила ночник. – Тебе что-нибудь нужно? Давай я переверну тебя на другой бочок.

– Да, мама, пожалуйста, переверни, – согласился Андрей. – Лицом к окну.

– И подушка у тебя совсем сбилась. Сейчас поправлю.

Комка тряпок, висящих под потолком, она не замечала.

"Или он и видим тоже только для меня? – подумал Андрей. – Ведь если оглушительный голос Сверхсупера слышен только мне..."

– О, ты на правильном пути! – прогрохотал Сверхсупер. – Так что сделай так, чтоб только я тебя слышал! Не открывай рта.

"А вы меня слышите? Неужели мои мысли?"

– Слышу, но не всегда. Когда ты правильно думаешь, отчетливо – так, как сейчас, то конечно слышу. А когда бубнишь что-то неразборчивое, то кто ж тебя разберет! Это уж так прислушиваться надо, уж так!..

– Водички дать попить, Андрюша? Или ананасового сока?

– Спасибо, мама, не надо.

"Значит, мама не видит вашей одежды?"

– Точно!

"А я вижу... Это вы специально так делаете?"

– Ну, спокойной ночи, сынок. Закрывай глазки, отдыхай...

– Спокойной ночи, мама.

– Специально? И да, и нет. Мог бы специально, но, к счастью, ты не заставляешь меня так напрягаться. Это ведь довольно утомительно – работать на два фронта: чтоб один человек тебя видел, а второй – не видел.

"А что во мне такого, что вам не надо напрягаться?"

– Что? Да твоя Иерихонская труба! – Сверхсупер оглушительно захохотал, весьма довольный собственной шуткой.

– Правда? – осторожно спросил Андрей, забыв о конспирации.

– Что, сынок? – откликнулась из коридора мама.

– Ничего. Спокойной ночи!

"Правда ли, что моя Иерихонская труба имеет такое значение? Или вы пошутили?"

– Правда, правда! – весело прогромыхал Сверхсупер.

И вдруг поскучнел:

– Ладно, счастливо оставаться, а мне пора.

– Вы уходите? – всполошился Андрей.

Но одежка Сверхсупера под потолком дрогнула, пошла волнами – и исчезла с едва слышным хлопком.

– Не спится, сыночек? – мама приоткрыла дверь. – Может, тебе телевизор включить? Посмотришь какой-нибудь фильм?

– Не беспокойся, мама, все нормально! – весело ответил Андрей. – Ложись, отдыхай!

Он сейчас понял самое главное из того, что сказал Сверхсупер: он, Андрей – не такой как все! Кто еще из людей может неслышно кричать, призывая супер-Магнолию? Кто еще может видеть то, чего не видят другие люди? И, главное, кто еще может ходить без ног? А Сверхсупер сказал, что он – может! Намекнул. Очень грубо и нетактично, но это такой пустяк! Он – может! Теперь только узнать бы – как ходят без ног? Каким таким способом? Но он, Андрей, обязательно узнает! Вот вызовет Сверхсупера еще раз – и расспросит основательно!

О том, что Сверхсупера еще надо научиться вызывать, Андрей сейчас не думал.

7.

– Про электрические протезы – пока ничего... – бодро сказал Толян. – Но про коляску узнал. Говорят, это возможно. Только стоить будет дороговато.

– Может, тогда и не надо с ней заводиться? – улыбнулся Андрей.

– Как – не надо? Надо! Зачем тебе все время лежать, когда на такой коляске ты сможешь даже по улицам ездить! Не говоря уж о квартире!

– И сколько же это удовольствие будет стоить?

– Неважно! Я уже договариваюсь о деньгах!

– Договариваешься? С кем это?

– Да так... Какая разница? Будут деньги, я уверен!

– Толян, ну-ка, колись! Что еще за авантюру ты придумал? Откуда должны взяться дармовые деньги?

– И вовсе не дармовые! Он, если хочешь знать, просто обязан тебе их дать! И вообще – он обязан всю жизнь тебя обеспечивать!

– Кто? – неприятный холодок прошелся у Андрея по позвоночнику. – Кто это?

– Олигарх, который тебя изувечил!

– Толя... – с трудом разжимая закаменевшие скулы, проговорил Андрей. – Толя. Не смей обращаться к Решетнику. Ты понял?

– Да я уже обратился.

– Как? – выдохнул Андрей.

– Просто пришел к нему. На прием. В центральный офис фирмы "Колизей".

– И тебя пустили?

– А я записался внизу. Сказал, что по вопросу благотворительности – у них специальные дни выделены для приема по вопросам благотворительности. И когда поднялся к его кабинету, у секретарши оставил заявление.

– Толян, немедленно – слышишь, немедленно! – беги и забери заявление! Мне если и нужна плата от Решетника, то совсем другая!

– Андрюха, не волнуйся, – Толян поправил одеяло. – Все будет отлично! Забудь об этой своей мести. Ну, сам подумай, какая теперь может быть месть? Ты извини, конечно, но кому и как ты можешь отомстить? Лучше давай начинать разрабатывать эту жилу в финансовом плане. Решетник обязательно должен дать тебе денег на коляску. А, по-хорошему, так и назначить пожизненную пенсию. И не маленькую!

– По-хорошему с Решетником не получится, – уверенно сказал Андрей.

И был прав.

8.

О том, что заявление попало на рассмотрение, возвестил грохот выбиваемой входной двери.

Был вечер, вся семья была в сборе – и все бросились в прихожую. Где их встретили люди в униформе с погонами двух цветов – оранжевого и синего. С автоматами наперевес.

Часть решетниковских охранников осталась на лестничной площадке, и другие жильцы дома поняли это правильно – никто даже носа не посмел высунуть из своих квартир, все сидели тихо, как мыши.

А часть автоматчиков (судя по голосам, которые слышал Андрей – человек пять) вошла в прихожую через выбитую дверь и заставила папу, маму, сестру лечь на пол, лицом вниз, руки за голову.

– Где калека? – спросил знакомый голос.

Дверь распахнулась, и Андрей увидел стриженую под ноль башку Никитки.

– Что вы хотите, негодяи! – закричала мама. – Не троньте Андрюшу, ему и так уже досталось!

– Значит, мало досталось, раз все неймется, – пробурчал себе под нос Никитка.

Подошел к кровати. Брезгливо, дулом автомата, откинул одеяло. Круглое лицо сморщилось в гримасе отвращения.

– Выжил, значит? И еще, значит, жить хочешь? Даже денег требуешь?

Ситуация повторялась как в дурном сне: опять Андрей лежал, опять ничего не мог поделать, и опять оставалось только молчать.

Где волшебник-Свехсупер, который может всё, который бы помог? Который во мгновение ока уничтожил бы и Никитку, и автомат его – одним мановением своей огненной волшебной палочки? Почему этот Сверхсупер является только ночью – в тишине и темноте? Почему не слышит крика Андрея сейчас? Андрей ведь наверняка кричит. Не может не кричать. Ему сейчас только и остается что кричать – молча, но кричать. Ненавидеть, глядя прямо в отвратительные глазенки Никитки – и орать! Молча, заходясь от бешенства.

– Заявы пишешь? А могли ведь по твоей заяве и отсыпать быбла – хорошо, я увидел – да сообразил.Да сюда приехал проверить. Вот оно, значит, про кого написано в заяве. Порадую шефа то-то для него новость будет, что ты, получается, выжил тогда. И не только выжил, а и трындеть начал, заявы теперь шлёшь. Что замолк, язык прикусил? – Никитка сплюнул на пол, вытерся рукавом. – Или памперсы обмочил? Надо было тогда тебя кастрировать. Чтоб теперь нечем было памперсы мочить!

Водянистые серо-голубые глазки Никитки прошлись по исхудавшему телу Андрея, опять вернулись к памперсам.

– А оно ведь и сейчас не поздно!

Никитка оглядел комнату, вразвалочку подошел к полке с книгами. Вытащил самую большую и толстую, прочитал:

– "Справочник по электротехнике", – кивнул удовлетворенно, – вот мы этим справочником сейчас и справим яишенку! Малость потолчем скорлупу на твоих яйцах, – прикинул том в руке. – Как раз подходяще будет. Постучим книжечкой, прямо ребрышком промеж ног, а потом скажем – несчастный случай... А ведь ног-то и нет! – вдруг захохотал он. – Где стучать-то? Ну, ничего! И так попаду куда надо!

И он замахнулся.

А Андрей не выдержал и заорал. Во всю мощь своей ненависти.

Из его распахнутого рта не донеслось ни звука. Раздутые легкие будто сковала чугунная тяжесть. Но он кричал – истошно и яростно.

Его крик ударил Никитку по лицу, как пудовый кулак. Коротко стриженная голова мотнулась, выворачиваясь набок.

Никитка отшатнулся, пытаясь уйти из-под неожиданного удара. Вскинул автомат... Но новый бешеный крик Андрея обрушил на его голову незримый апперкот – снизу вверх, пронизывая челюсть насквозь и ударяя прямо в мозг.

Никитка качнулся, как пьяный, косолапо переступил с ноги на ногу, пытаясь удержать равновесие... И Андрей ударил его в третий раз. Уже прицельно, в лоб – так, чтобы излучаемая ненависть насквозь проломила узкую лобную кость, чтоб всмятку, в кисель раздавила мозги, растерла их по внутренней стороне затылка.

И Никитка свалился, как подкошенный.

Падая, он все-таки нажал спусковой крючок автомата. Тот залаял, изрыгая пламя. Зигзагом пулевых отверстий исполосовал обои на стене, несколько раз выстрелил в потолок, обрушивая пыль побелки – и смолк.

– Андрюшенька! – отчаянно закричала мать в прихожей.

– Никита Яковлевич, ты чего? – позвал удивленный голос кого-то из свиты.

Дверь распахнулась, в комнату ввалилось, тесня друг друга, несколько громил в униформе с автоматами наизготовку.

Облако оседающей белой пыли затрудняло видимость, и они не сразу разглядели лежащего на полу главаря.

– Никита Яковлевич, ты споткнулся, что ли? – кинулся к нему один из громил. – Чего лежишь? Чего палишь?

– Сыночек! – протиснулась в дверь мама, кинулась к кровати. – Андрюшенька, что с тобой? Он тебя застрелил?

– Со мной. Всё. В порядке.

Слова дались Андрею с большим трудом – легкие все еще стискивал стальной обруч ненависти.

– Мама, вытри... пожалуйста, мне лицо... а то я... задохнусь в этой пыли.

– Да, Андрюша, сейчас, родной, – принялась хлопотать мама.

– Сейчас принесу влажное полотенце, – выглянув из коридора, сказал отец – и исчез, хлопнув дверью в ванную.

– Никита Яковлевич! – всё тормошили громилы лежащего на полу главаря. – Вставай! Ты чего?

– А я сейчас, пацаны, – нетрезвым голосом проблеял с пола Никитка. – Вот сейчас, погодите...

Попытался встать, покачнулся, снова завалился на пол, еще больше пачкаясь в побелку. При этом его палец опять нажал на спусковой крючок автомата, и грохот выстрелов снова забился в комнате.

К грохоту примешался отчаянный визг: один из громил схватился за бедро, из-под его пальцев побежали струйки крови, заливая форменные штаны, капая на пол.

– Что ж ты палишь в своих? – удивленно вскрикнул, отскакивая от главаря, самый разговорчивый. И тут же распорядился. – Забери-ка у него автомат!

– Ага – забери... – опасливо возразил другой, отступая к двери. – Как же забрать, когда он палит во все стороны!

– Забери, и всё! – зло прикрикнул первый. – И вызови по рации скорую! Видите, Гаврилыч пораненный!

Громила Гаврилыч сидел тут же, поскуливая, прижимая к бедру окровавленную ладонь.

– Никита Яковлевич, ты бы отдал автомат, а? – подполз на коленках к главарю один из его команды. – Ведь застрелишь кого-нибудь, как пить дать застрелишь...

– А я чего? Чего я? – мотая головой в недоумении, начал оправдываться Никитка. – Он сам стрелять начал... А я чего? Я – ничего...

– Вот и ладненько...

Автомат наконец забрали. Никитке помогли подняться. Он бессмысленным взором обвел комнату, и вдруг его глаза сфокусировались на Андрее, уже прикрытом одеялом, с вытертым от белой пыли лицом.

– А малец-то, а? – морщась, пьяно погрозил пальцем Никитка. – Сам – обрубок, а сам...

Досказать не смог – обвис на руках других громил. Из носа у Никитки потекли черные, кровавые сопли, размывая пудру побелки, рот запузырился алой слюной.

– Никита Яковлевич! – ахнули громилы. – "Скорую"! Где "скорая"?

Но "скорая" не понадобилась. Безвольное тело выскользнуло из удерживавших рук, осело на пол, а потом и совсем распласталось, раскорячив ноги. Пузыри на губах опали.

– Да он не дышит! Умер Никита Яковлевич!..

– Что такое? – в комнату протолкнулся еще один громила в униформе – видимо, начальник. – Как это – умер? Эй, Никита Яковлевич, как вы? – он склонился над телом.

Потом медленно поднялся. Обвел присутствующих недобрым взглядом. Спросил:

– Кто застрелил его? Этот? – сорвал одеяло с Андрея. Глянул оценивающе, скривился. – Поня-ятно... Тогда кто?

– Никто, Степан Федорович! – отрапортовал самый смелый из громил. – Он сам стрельнул в Гаврилыча – вон Гаврилыч сидит с простреленной ногой... А потом упал – и умер.

– Ладно, забирайте всех, потом разберемся! – приказал тот, кого назвали Степаном Федоровичем.

– А с ними как же?.. – громила указал в сторону кровати.

Там собралась вся семья, все трое, заслоняя собой Андрея.

– Я сказал – потом разберемся! – рявкнул Степан Федорович. – Уходим!

9.

На следующее утро в обстрелянную квартиру пожаловал следователь.

– Поступило заявление, – сообщил он, присаживаясь за стол в зале и доставая из потертой кожаной папки бумагу и ручку, – что в вашей квартире получил огнестрельное ранение гражданин Кулебякин Л.Г. и умер гражданин Степанов Н.Я.

– Умер тоже от огнестрельного ранения? – ехидно спросила Людмила.

– Люда, не надо шутить над такими вещами, – устало попросила мама, – гражданин следователь по долгу службы все должен выяснить. Это его работа.

Она половину ночи наводила хотя бы относительный порядок в комнате Андрюши, и ей было не до шуток.

– Нет, умер не от огнестрельного, – следователь зорко глянул на Людмилу. Потом перевел взгляд на папу. – Но выстрелы с последующим огнестрельным ранением все-таки в вашей квартире имели место. Не так ли... – он сверился с подготовленной бумагой, – не так ли, Александр Николаевич?

– Да, были, – согласился папа.

Папа половину ночи ставил на место выбитую входную дверь и теперь не был склонен к многословию.

– Понимаете, – горько сказала мама, – вчера вечером к нам ворвались бандиты...

– Бандиты? – поднял бровь следователь.

– Официально они не бандиты, а сотрудники охраны олигарха Решетника, но вели себя именно как бандиты. Выломали дверь, заставили нас всех лечь на пол – прямо в прихожей, стреляли тут...

– Где? – живо заинтересовался следователь.

– В комнате Андрюши. Можете посмотреть.

Следователь тут же встал и отправился смотреть.

– Здравствуйте, молодой человек, – сказал он Андрею. – Лежите, лежите, не поднимайтесь.

– Он не может подняться, – тихо объяснила мама. – У него нет ног.

– Инвалид, значит, – понимающе кивнул следователь.

Потом задумчиво оглядел потолок, стены, пол.

– А кровь вы, значит, смыли? – уточнил он. – Так-так. А следы от пуль полностью ликвидировать не смогли. Так-так.

– Вы нас, кажется, в чем-то обвиняете? – удивился папа.

– Я расследую. Как и положено по закону, – весомо заявил представитель прокуратуры. – К нам поступило заявление группы граждан. Они, действительно, работают в фирме "Колизей", возглавляемой уважаемым господином Решетником, но в этом нет ничего предосудительного. Так вот, упомянутые граждане заявляют, что вчера они направлялись в гости к одному из сослуживцев. На лестничной площадке вашего этажа их грубо остановили и под угрозой оружия заставили пройти в вашу квартиру.

– Заставили? Под угрозой оружия? – ошеломленно переспросила мама.

– И кто же их заставил? – напряженно подался вперед папа. – Надеюсь, не мы?

– По заявлению потерпевших – именно вы, – кивнул следователь. – Поэтому попрошу вас в добровольном порядке предъявить оружие, которым вы угрожали потерпевшим, и из которого впоследствии производили выстрелы. И сдать его органам власти. Которые я в настоящий момент представляю.

– Но это же полный абсурд! – возмутилась мама.

– Если вы не сделаете этого в добровольном порядке, то вынужден поставить вас в известность, что у меня на руках имеется ордер на обыск вашей квартиры, заверенный по всей форме. Внизу во дворе дежурят представители органов правопорядка, которые и проведут этот обыск прямо сейчас. Разумеется, с приглашением понятых, так чтобы всё было законно.

– Но мы не можем предъявить и сдать то, чего у нас нет! – всплеснула мама руками.

– Значит, отказываетесь, – вздохнул следователь. – Жаль. Я надеялся, что, как добропорядочные и законопослушные граждане, вы... Жаль. Но, уверяю вас, лучше бы сдали добровольно. Потому что представители органов правопорядка, которые будут производить у вас обыск, обязательно найдут.

– Что найдут? – спросил папа, сжимая кулаки.

– Все найдут, уверяю вас. И оружие, и другие вещественные доказательства.

– Секундочку, – попросил Андрей снизу.

Все повернулись к кровати.

– Ты что-то хочешь? – озабоченно спросила мама.

– Я хочу уточнить у господина следователя. Отчего умер тот, который умер? Потерпевший ваш?

– Я уже ответил, – надменно произнес следователь, – он умер не вследствие огнестрельного ранения. И повторяю это только из уважения к вашей инвалидности.

– Я спросил: от чего? – напомнил Андрей. – Что именно было причиной смерти? Мой вопрос не задевает тайну следствия?

Следователь пожевал губами:

– Нет, не задевает. И, опять-таки, из уважения к вашей инвалидности я могу вам на него ответить.

– Так ответьте, – предложил Андрей.

– У гражданина Степанова Н.Я. в вашей квартире случился обширный инсульт, то есть кровоизлияние в головной мозг. Возможно, это явилось следствием угрозы с вашей стороны оружием и последующих выстрелов из указанного оружия. Но степень вашей вины в смерти гражданина Степанова Н.Я. будет рассматривать суд. Факты в распоряжение суда будут предоставлены, а вам будет предложено или нанять собственного адвоката, или прибегнуть к услугам адвоката, которого вам предоставят в соответствии с законом.

– Благодарю вас, – вежливо сказал Андрей, – вы очень подробно осветили нам наше будущее. С точки зрения закона.

– Да, именно с точки зрения закона! – значительно поднял палец следователь. – В нашей стране я, как и другие представители органов правопорядка, всегда стоим на страже закона.

– Но чем вам поможет закон, – задумчиво спросил Андрей, – если вы, проведя обыск в нашей квартире, и найдя все необходимые вещественные доказательства, сегодня, ближе к вечеру, умрете от обширного инсульта? То есть от кровоизлияния в головной мозг?

– Что за шутки, молодой человек? – возмутился следователь. – Даже из уважения к вашей инвалидности...

– Я не шучу, – сказал Андрей, серьезно глядя на следователя. – Вы нам объяснили как все произойдет с точки зрения закона, а я вам объясняю как все будет... с точки зрения вашего будущего.

– Это какая-то профанация и закона, и меня, как полномочного представителя закона! – следователь суматошно взмахнул ордером на производство обыска.

– Профанация? Разве? – хмыкнул Андрей. – Вы просто боитесь взглянуть правде в глаза. А правда такова: этот умерший головорез, этот Никитка...

– Возражаю! – вскрикнул следователь. – Это был достойный гражданин...

– Это был головорез, – спокойно ответил Андрей. – Это знаю я, это знаете вы. И еще вы знаете, что он был предельно, абсолютно здоров, когда вломился в нашу квартиру. Настолько, насколько может быть здоров только человек, не отягощенный никакими муками совести. И вдруг – заметьте: вдруг! – этот головорез умирает. Жалко, позорно умирает. Пуская сопли и слюни. Умирает здесь, перед моей кроватью. Никакой особой причины умирать у него не было. Мы – и вы, и я – прекрасно знаем, что никто ему не угрожал никаким оружием. Наоборот, это он угрожал. Мне, безрукому и безногому инвалиду. А потом он вдруг взял и умер. Не хотите проверить на собственной шкуре, что случается с людьми, которые угрожают мне? Ведь вы сейчас пришли ко мне в дом с нешуточной угрозой, да?

– Я только исполняю то, что велит закон! – возмущенно запротестовал следователь.

– Что ж, утешайтесь этим, – Андрей прикрыл глаза. – Если, конечно, вас это утешит. Впрочем, утешаться вам придется не долго. До трех часов. До пятнадцати ноль-ноль, если быть точным в формулировках. Вы ведь любите точные формулировки? Вот и зовите сюда представителей органов правопорядка. Быстрее зовите. Торопитесь! Вам осталось жить всего несколько часов.

– Но это какая-то ерунда! Мистика какая-то! – следователь заполошно всплеснул руками, выронил ордер, с пыхтением полез за ним под кровать, вылез весь красный, взлохмаченный. Выпрямился возмущенно. – Ну, согласитесь же – это полнейшая, мистическая чушь!

– Вам виднее – чушь это или нет, – Андрей равнодушно прикрыл глаза. – Труп Никитки еще в морге? Так пойдите, убедитесь – ерунда ли?

– Но так же нельзя, молодой человек! Это с вашей стороны, формально выражаясь, просто казус белли какой-то!

– Я не знаю, что такое казус белли, – ровно произнес Андрей, не открывая глаз, – и знать не хочу. Я сказал то, что сказал. Вы услышали. Теперь поступайте, как хотите. Считаете, что игра, затеянная против нас, вернее, против меня – это достаточная причина для вашей, лично вашей смерти – пожалуйста, скатертью дорога на кладбище.

Он говорил, стараясь не повышать голос, но в груди росло знакомое чувство ненависти. И не просто росло, а ворочалось, как медведь в тесной берлоге...

Андрей открыл глаза, концентрируясь на фигуре следователя, и позволил медведю выглянуть наружу. И даже протянуть свою когтистую лапу к следователю, прямо к его грудной клетке, в которой трепыхалось следовательское сердце – как живое. Вернее, еще живое. Пока что живое. Разбуженный медведь очень хотел полакомиться этим куском трепещущей плоти, его когтистая лапа уже тронула нежный аппетитный комочек, примеряясь...

И следователь ощутил это прикосновение. Очень даже. Он порывисто, заполошно вздохнул – и вдруг сел, где стоял. Прямо на пол посреди комнаты.

– Это... что это? – почти шепотом и как-то обиженно поинтересовался он у Андрея.

Их глаза теперь находились на одном уровне, и стало заметно, что правое веко следователя часто-часто подергивается, будто непрестанно подмигивая.

– Это то, о чем я вас предупреждал. И чему вы не верили.

– Но так же нельзя, я не хочу умирать! Мне плохо! Мне уже плохо! Видите, что вы наделали, молодой человек! У меня слабое сердце...

– Вы хотите умереть прямо сейчас? Не дожидаясь того срока, который я вам назначил? Ваше право. Надеюсь, следующий следователь будет умнее.

Мама и папа замерли в дверях, молча слушая их диалог.

– Вы не понимаете... как вас там... – следователь дотянулся до уроненной папки, порылся в бумагах, – Андрей Александрович! Просто не понимаете! Я не могу вот так, с бухты барахты, взять и остановить начатое дело! Не могу! Обыск назначен! Меня накажут!

– Вы забавный человек, господин следователь, – Андрей прикрыл один глаз, как бы удостоверившись в степени забавности следователя. – Чего вы все-таки боитесь? Смерти? Или наказания по службе? Выберите уж что-нибудь одно!

И позволил когтистой лапе еще разок прикоснуться к пульсирующему комочку в груди следователя.

Тот как-то странно икнул, выгнулся, упираясь обеими руками в пол.

Посидел, пережидая. Шумно выдохнул.

Осторожно поднялся, массируя грудину. Прикрыл глаза, размеренно дыша.

Все ждали.

– Да, – сообщил следователь наконец.

Кивнул, сказал твердо, уверенно:

– Да, мне нездоровится. Я нуждаюсь в срочной госпитализации. Вы слышите, Андрей Александрович? Я не в состоянии проводить следственные мероприятия. Я сейчас выйду из вашей квартиры, отпущу сотрудников, которые ожидают внизу, и направлюсь в больницу. Сразу в больницу! Я не хочу умирать сегодня в три часа, хорошо?

– Ордер, – напомнил Андрей.

– Что – ордер?

– Ордер на обыск отдайте папе, чтобы он его порвал.

– Вы не понимаете, молодой человек, – прижал ордер к груди следователь. – Что толку его рвать? Завтра же выпишут новый, и с ним придет новый следователь!

– Вот завтра об этом и поговорим, – Андрей показательно зевнул. – Вы идите себе, ложитесь в больницу, а мы здесь ляжем. Поспать. У нас была трудная ночь, мы все не выспались. Мама, поверни меня чуть-чуть набок. Папа, задерни, пожалуйста, штору.

– Да-да! Вам, конечно, надо выспаться! – заторопился следователь. – А мне надо срочно в больницу!

– Папа, забери у господина следователя ордер. А то он в своем болезненном состоянии забудет его отдать.

– Да, ордер. Возьмите его, будьте любезны!

– Я вас провожу, – сказала мама.

– Андрей, – задумчиво спросил папа, когда они остались одни в комнате, – что за мистические угрозы? Один негодяй умер у тебя в комнате, это правда, но...

– Это я его убил.

Папа поперхнулся:

– Что?..

– Убил его. Я.

– Сынок... ты уверен в этом? Он не мог умереть... сам по себе?

– Уверен. Не мог. Такие сами по себе не умирают.

– Но... Как ты, в твоем положении, мог кого-то убить? Извини, конечно, что напоминаю о твоем положении, но – это невероятно. Просто невероятно! Я не могу в это поверить!

– Я сам с трудом верю. А уж объяснить – тем более не смогу. Знаю только, что убил его я. Своей ненавистью. И убил вполне осознанно. Как только осознал, что могу убить.

– Но... это же страшно, сынок... Быть убийцей – это... – папа покачал головой, подыскивая подходящее слово.

– Папа, я защищался. Если бы не я его, то – он меня. Ведь это именно он тогда меня искалечил. Он принимал самое деятельное участие, ломал мне кости. И вчера собирался это продолжить. Он же, как только увидел Толяново заявление о материальной помощи, тут же примчался калечить и издеваться. Добивать меня. Его можно было остановить только одним способом: уничтожить.