Текст книги "История будущего Глори О'Брайан (ЛП)"

Автор книги: A. S. King

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Я сунула в рюкзак камеру (не цифровую, а Leica M5 с черно-белой пленкой) – вдруг по пути к торговому центру мне захочется остановиться и сделать пару снимков. Иногда я так делала. Это было чем-то вроде семейного наследия – иногда проводить время наедине с вещами, которые не казались интересными никому, кроме нас. Впечатывать эти вещи в эмульсию на пленке. Я считала, что имею на это право. Дарла О’Брайан сунула голову в духовку, так что иногда я притворялась ей. Кем бы и чем бы она ни была. Я притворялась, что знаю ее. «Ту-у-у-уи ту-у-у ту-у-у ту-у-у».

Когда я вышла из дома, папа как раз усаживался на диван. Когда я мыла тарелку от хлопьев, папа спросил меня:

– Все в порядке?

– Ага. Пойду куплю чертово платье, – ответила я.

– Ты ведь помнишь, что не обязана надевать платье, если не хочешь? – напомнил папа. Это могла бы говорить Дарла. Хотя, может, она считала иначе.

– Помню.

– Хорошо.

Если честно, я просто не знала, что еще девочки надевают, если хотят приодеться. Мне не хотелось приходить на выпускной в деловом костюме или чем-нибудь таком. Так что я решила просто съездить в торговый центр, а если ничего не найду, всегда можно заехать в комиссионный магазин с винтажной одеждой и купить платье домохозяйки из сороковых. Что-нибудь просторное и не слишком официальное. Что-нибудь, подо что можно надеть «док мартенсы» и всем будет плевать. В конце концов, все и так считают меня странной. Я Глори О’Брайан, победитель голосования «Этот человек точно не будет вашим другом». Первая в рейтинге «Эти люди не будут трогать вашу палатку». Главный кандидат на голову в духовке.

Когда я парковалась перед торговым центром, рядом остановилась другая машина, я взглянула на женщину за рулем, она взглянула на меня, и у меня случилось… видение. На самом деле, целая куча видений. Послание от женщины, припарковавшейся рядом, гласило: «Ее мама сидела в тюрьме. Ее бабушка любила джаз. Ее внука исключат из старшей школы. Другой ее внук станет сенатором и наконец добьется того, что женщинам будут платить столько же, сколько и мужчинам. Это произойдет в середине двадцать первого века. У этого сенатора будет второй дом в штате Аризона, и в тот день, когда он представит билль о равноправии сенату в Вашингтоне, этот дом сожгут».

Я отвернулась и потрясла головой. Это было безумно. Может, я сошла с ума. Я сломалась. Как Дарла. «Ту-у-у-уи ту-у-у ту-у-у ту-у-у».

Женщина за рулем даже не заметила, что я на нее пялюсь. Наверно, я особо и не пялилась. Похоже, все видение заняло не больше секунды. Я направилась к входу в торговый центр, размышляя о том, что у меня начались галлюцинации. Никакой прах летучей мыши не может вызвать таких галлюцинаций – не заставит меня видеть чужое прошлое, будущее или что это такое. Я читала, что такое бывает, если лизнуть какую-нибудь лягушку, съесть какой-нибудь неправильный гриб или переборщить с мускатным орехом. Но там не было ничего про летучих мышей. Ничего.

========== В чем шутка ==========

В торговом центре легче не стало. Я старалась смотреть в пол, но стоило мне на кого-то наткнуться взглядом – перед моими глазами оказывались его предки и потомки. Я видела события из их прошлого и будущего. Думаю, я видела весь их путь в вечность.

Вот пример. Послание от парня, который ругался с кассиром в «Sears»: «Его прапрапрадедушка был рабом на плантации в Алабаме, и владельцы постоянно его били. Он убил двух из них голыми руками, а потом его забили до смерти. Его сын тоже был рабом. Прадед парня знал, что такое свобода, но злоба и унижение по-прежнему преследовали его. Его дед уехал на север, но все еще не был по-настоящему свободен. Его отец в 1967 году протестовал в Ньюарке. Из будущего ни слова, детей у него не будет». Вот черт.

Чтобы дойти до магазина с одеждой «Dressbarn», мне нужно было пройти «Sears»насквозь, так что я опустила голову и прибавила шаг. Выйдя из «Sears», я зашагала по мосту над фонтаном. Этот фонтан был знаменит тем, что на «YouTube» вышло вирусное видео про женщину, которая так упоенно строчила сообщения, что упала в воду. Если вы смотрели это видео, вы видели фонтан. На сходе с моста стояли деревянные скамейки. Я села на одну из них и порылась в сумочке в поисках мелочи. Если и загадывать желание, то сейчас. Я кинула монетку в фонтан и закрыла глаза: «Хочу не сойти с ума, как Дарла».

Магазин «Dressbarn» расположен в левом крыле торгового центра, рядом с «Orange Julius» и закрашенной витриной закрывшейся мастерской «Сшей медведя». По дороге я встретила маленькую девочку, сновавшую между кадками с растениями посреди торгового центра. Она касалась рукой каждого растения; видимо, у нее был какой-то детский ритуал, как при обсессивно-компульсивном расстройстве. Вот послание от маленькой девочки из торгового центра: «Ее сын станет врачом и будет ездить по странам, где происходят катаклизмы. Он поедет в Китай, потом в Италию, в Сирию, в Конго и Зимбабве. Его выдвинут на премию мира, но он ее не получит». Я наблюдала, как девочка петляет между горшками, пока она не пропала из виду. Я спиной чувствовала, что парень из «Orange Julius» странно на меня смотрит. Так что я опустила взгляд и вошла в нужный мне магазин.

Я нашла прикольное платье из жатого хлопка моего размера. Почти наряд домохозяйки сороковых, только короче и с намеком на фигуру. Я сняла с вешалки нужное платье и еще одно, на размер больше, и пошла в примерочную. Уже внутри я осознала, что там висит целых два зеркала. Может быть, взглянув на свое отражение, я узнаю то, чего не нужно знать. С другой стороны, вдруг у меня родится потрясающая правнучка, которая изобретет, например, лекарство от рака или СПИДа? Я могу узнать что-нибудь про родителей Дарлы, их родителей, родителей их родителей и так далее, пока не доберусь до какой-нибудь маленькой несчастной деревушки в восточной Европе, где все начиналось. Я могу выяснить наконец, что на самом деле случилось с Дарлой. Что творилось у нее в голове. Может быть, мне больше не придется искать ей оправдания. Если я узнаю настоящие причины.

Набравшись смелости, я заглянула в зеркало. И ничего не увидела. Никаких посланий. Никаких приветов из прошлого и будущего. В зеркале отражалась только я – девочка, которая через двадцать четыре часа закончит школу. Ни капли не смелая и не свободная.

========== Глори ОБрайан, атомная бомба ==========

Я купила платье на размер больше, потому что хотела, чтобы оно свисало с меня, как на фотографиях Администрации по защите фермерства из «Пыльного котла», сделанных Доротеей Ланж. Если одеться на размер больше, чем нужно, будешь выглядеть бедным и больным. Будешь выглядеть так, как будто умираешь.

По пути к выходу из торгового центра я заглянула в аптеку и остановилась в шестом отделе, сделав вид, что выбираю шампунь. Я спрашивала себя, почему я покупаю Элли средство от вшей. Почему она не сделает это сама? Вдруг я разозлилась. Минуту назад я была Глори О’Брайан, выбирающей платье, и вот я уже другая Глори О’Брайан – атомная бомба. Почему-то вид девяти миллионов видов шампуня «Pantene» помог мне понять, что из себя представляет Элли. Она манипулятор. Она мой конкурент. Она от меня зависит и втягивает в зависимость меня. Она сосет мою кровь. Она облигатный паразит: я необходима ей, но она-то мне зачем?

Послание от бутылки «Pantene Pro-V: два в одном» для завивки волос: «Мой шампунь заставит всех мужчин смотреть на тебя. Доверься мне. Нанеси, смой, повтори». Послание от бутылки «Pantene Pro-V» для выпрямления волос: «Не ведись на Два-в-одном, волосы будут как пружинки. Используй меня. Еще прихвати кондиционер, и тогда мужчины точно будут на тебя смотреть. А еще носи шорты покороче и расстегни пару пуговиц на блузке. И подумай о загаре. И ноги брей почаще». Я сфотографировала ровные ряды бутылок шампуня. И назвала фотографию «Пустые обещания».

Я вернулась в отдел с лекарствами и спросила парня за кассой, чем можно убить лобковых вшей моей распутной подруги. Так и попросила: «Дайте мне что-нибудь против лобковых вшей моей подружки-потаскушки?» Все работники аптеки засмеялись, и вскоре я уже выходила из торгового центра с платьем для выпускного и средством против вшей. По пути я злилась на Элли за то, что она сексуальная. Или за то, что спит с кем попало. Или за то, что она почему-то занялась сексом раньше меня. Но мои злобные мысли прекратились, когда я оглядела парковку и случайно встретилась глазами с мужчиной, который шел навстречу мне, держа за руку сына. Послание от мужчины, идущего в торговый центр: «Его дедушка был учителем. Его внучка тоже будет учительницей, но не успеет никого ничему научить: ее изгонят из какой-то Новой Америки». Я потрясла головой и пошла искать свою машину. Там я смотрела на себя в зеркало заднего вида, ожидая посланий. Не дождалась. «Вот видишь, Глори, ты все придумала».

Дома я глубоко вздохнула и подошла к папе.

– Ты странно на меня смотришь, – заметил он.

– Ага.

Послание от папы: «Его прапрадедушка приехал в Америку из Типперери, потеряв руку в схватке с англичанином во время кампании 1888 года. Его звали Падрег О’Брайан, он жил в Филадельфии и зарабатывал на жизнь игрой на дудочке и воровством, пока не женился на Мэри Хелен, родившей ему четырнадцать детей, одним из которых был папин прадедушка Джон. Джон О’Брайан был банкиром… или тоже вором, смотря с какой стороны посмотреть».

– Нашла платье? – спросил папа.

– Что? – не сообразила я. – А, да, нашла.

– Хорошо.

– Ага. – Папа улыбнулся:

– Ты все еще странно смотришь.

Еще одно послание от папы: «Его бабушка перестала разговаривать со своей сестрой, когда они разделили ферму и ей досталось меньше денег, чем сестре». Я так и не дождалась весточки из будущего. Только бесконечные кузены, дедушки, бабушки и даже далекие предки из пятнадцатого века, которые закоптили на вертеле свинью и ели ее грязными руками. И никакого будущего. Может быть, потому, что у меня его нет. Я опустила взгляд на свои руки.

– Хочешь что-то мне сказать? – спросил папа.

– Ага. – Повисло молчание. – Я помню, что ты был против, но можно… можно мне ключ от маминого чулана?

Мой вопрос удивил папу, как будто последние несколько лет я не щелкала камерой как сумасшедшая, как будто не заполняла снимками подаренные им ежедневники. Как будто мне не приходилось носить отснятые негативы в местную фотолабораторию, чтобы их отправили на проявление, хотя я могла бы проявить их у себя дома.

Я решила больше не смотреть папе в глаза и весь разговор глядеть в пространство. Мертвые О’Брайаны и их сложные семейные отношения меня не волновали.

– Я просто хочу кое-что проявить, а отправлять куда-то пленки глупо.

– Я не был в чулане с тех пор, как… – Папа запнулся и вздохнул. Он так крепко задумался, как будто я попросила у него не ключ, а что-то большее. – Я знаю, что она хранила там в шкафу над раковиной свои ежедневники. Что-то вроде… твоих. Ты найдешь там много полезного. Рецепты и прочее, – он поерзал, как будто вымотанный этой тирадой. – Рецепты реактивов, а не тортов. Твоя мама держала свои химические изыскания в секрете. – Он обвел рукой стены с фотографиями. – Если доберешься до ее ежедневников, не говори никому того, что там прочтешь, ладно? Особенно этому придурку Уилсону не говори.

Мистер Уилсон преподавал в школе фотографию. С тех пор, как в его лаборатории графики появились компьютеры, у него был только маленький чуланчик для курса истории фотографии. Я знала, что папа ненавидит Уилсона. Они знали друг друга – до того, как…

– Не скажу, – ответила я. – Все равно уроков с ним больше не будет. – Я прочистила горло и медленно и торжественно объявила: – Потому что завтра у меня выпускной!

Папа перестал печатать на ноутбуке и поднял взгляд на меня:

– Ого, – сказал он.

– Ага.

– Боже, как это случилось? – удивился папа. Он снял очки и вытер их о футболку. – Иди сюда. – Я села рядом на диван, и он стиснул мою голову в любящих объятиях. – Как так вышло, что ты уже школу заканчиваешь?

– Знаешь, иногда люди растут. Их тело и мозг увеличиваются. Удивительное дело. Попробуй как-нибудь.

– Острячка.

– И?

– И я тобой горжусь. – Папа выпустил меня из объятий.

– У тебя что-то с глазом? – Папа снова протер очки и сморгнул стоящие в глазах слезы:

– Я волнуюсь. – Я развела руками. – Ни колледжа, ни планов. Останешься жить со мной и свихнешься со скуки? – Я не ответила, потому что мне нечего было сказать. – Ты ведь остаешься не ради меня? Не смей оставаться ради меня!

– У меня есть план, – сказала я, думая о том, что совершенно не знаю, что дальше делать. Не говорить же папе, что у меня нет никаких планов просто потому, что я Глори О’Брайан, девочка без будущего? Год назад мои одноклассники вовсю шерстили брошюры колледжей и описания курсов, а я мечтала только о свободе. О свободе от всего на свете. Я еще не знала, как это, но догадывалась, что это что-то да значит. Раньше я думала, что это делает меня такой же, как Дарла. Я просто знала это, верите? Просто знала. Но теперь это могло значить: «Обрети свободу. Будь смелее».

Папа снял со своего брелока ключ и отдал мне:

– Будь осторожна.

– Там медведи?

– Да хватит тебе, я серьезно. Не засиживайся в чулане, девочка моя. Он действует на нервы.

========== Почему люди делают снимки ==========

Пятая зона называется «стандартный серый». В чулане Дарлы я так себя и чувствовала. Стандартно и серо. Не черно и не бело, а где-то посередине. В пятой зоне пятьдесят процентов серого. Если бы я решила сфотографировать себя в чулане Дарлы – в пятой зоне, – я стала бы на пятьдесят процентов Дарлой. С головой на пятьдесят процентов в духовке, так, что ли? Нет, я никогда не думала о суициде. А она тоже? Тоже не хотела себя убивать? Может быть, она хотела себя убить, а я не хочу и между нами на самом деле нет ничего общего.

Войдя в чулан, я включила не тусклую желтую лампу для проявки фотографий, а верхний свет, залезла на стойку и просто сидела и дышала, стараясь забыть обо всем, что увидела за утро. Быть может, если никогда не выходить из чулана, мне больше не придется видеть чужую вечность?

Наконец-то я добралась досюда. Пахло химией, но преобладал резкий запах, чем-то напоминающий ароматы школьной раздевалки. Пахло плохо, но не сильно. Или сильно, но не плохо. Одно из двух.

На шкафу стояли огромные плоские коробки с фотобумагой, которой было не меньше тринадцати лет. Дарла пользовалась фотобумагой самого высокого качества – никакого полимера или пластика. Папа рассказал, что Дарла работала над реактивами, которые позволили бы снимкам храниться вдвое дольше. Какая ирония, не правда ли? Дарла неустанно трудилась, чтобы ее фотографии жили дольше, и они пережили ее. Ладно, ее дело.

В чулане лежали коробки старой бумаги, огромные банки старых реактивов и любое оборудование для проявки фотографий, о котором можно только мечтать. Три увеличителя – один огромный на подставке и два обычных – на стойке. Большие подносы для снимков двадцать дюймов на двадцать четыре и маленькие – для негативов четыре дюйма на пять. Резиновые валики. Щипцы. Баночки с фотопленкой. Аквариумные терморегуляторы, чтобы греть проявитель. Пластиковые мензурки всех размеров. Промыватель снимков. Самодельное устройство для просушивания снимков. Все на свете. Здесь было все, даже сама Дарла.

Ежедневники наблюдали за мной со шкафа над огромной стальной раковиной. Я смотрела на них и спрашивала, зачем мне безумные рецепты селенового тонера или платинового проявителя. Я гадала, какие снимки Дарла вклеила в свои ежедневники. Насколько ее записи похожи на мои? Внезапно получить все ответы оказалось страшно. Я просто хотела чулан для работы. Пусть он станет моим. Пусть это будет чулан Глории. Пусть в этом доме больше не останется тайников Дарлы. Пусть она исчезнет и я больше не буду задавать себе неразрешимых вопросов. Пусть она будет рядом и покажет, как тут всем пользоваться. Я хотела всего и сразу. И на самом деле не хотела ни того, ни другого. Лучше бы мои родители были скучными аудиторами в деловых костюмах. Просто мать и отец. Безо всяких тайных чуланов.

У меня зазвонил телефон.

– Ты купила? – спросила Элли.

– А, черт, – вспомнила я. – Купила. Прости, странный был день.

– Еще какой, – ответила она. Я не поняла, что она под этим подразумевала. Интересно, ей тоже всякое мерещилось? Будущее, прошлое, эхолокация летучей мыши…

– Заходи и возьми, ладно? Не могу оторваться от дел.

– Ты тоже это видишь? Ну, когда смотришь на людей? – спросила Элли.

– Просто зайди ко мне.

Я сняла с полки ежедневники Дарлы и переложила их на стойку. Их было три. В двух были в основном химические выкладки. Метол, гидроксид натрия, бромид калия, гидрохинон, тиосульфат натрия, уксусная кислота, борная кислота… Не то чтобы меня безумно интересовала химия.

Ее третий ежедневник был похож на наши с папой. Вклеенные снимки и подписи. Я отложила его, чтобы прочесть попозже. Не сейчас, когда вот-вот придет Элли.

Я прошлась по чулану, трогая все подряд и понимая, что когда-то этих предметов касалась Дарла. Я открыла дверцу просушивателя снимков и снова ее закрыла. Я открыла оба шкафчика под раковиной и нашла тринадцатилетние горы пыли и кучки мышиного помета. Я покрутила ручки увеличителей, заставляя мембраны открываться и закрываться. Я увидела высоко на стене за увеличителями еще один шкафчик и встала на табуретку, чтобы туда залезть. Там в основном лежало все то же оборудование и реактивы. Но вдруг я заметила, что из-за шкафчика торчит какой-то черный уголок. Чтобы дотянуться до него, мне пришлось встать на край стойки, но я смогла нащупать щель между шкафчиком и стеной – щель толщиной с тетрадь. И в эту щель был засунут еще один черный ежедневник. Но зачем-то же Дарла его спрятала?

Я целую минуту вытягивала его из-за шкафа, потом слезла с табуретки и наконец-то осмотрела находку. К обложке было скотчем приклеено название: «Почему люди делают снимки?» Я провела пальце по черному скотчу, на котором держалась бумажка с вопросом. Странное название. Ответить на этот вопрос не проще, чем сказать, почему Дарла всю жизнь искала способ дать снимкам долгую жизнь, а свою собственную жизнь решила оборвать. Почему люди делают снимки?

========== Я ничего собой не представляю ==========

Первая страница «Почему люди делают снимки» была исписана каракулями, очень напоминающими мой собственный почерк. Серьезно – почерк Дарлы выглядел точь-в-точь как мой. Прекрасно. Дарла писала: «Я не представляю собой ничего особенного. Это терзает меня. Это успокаивает меня. Вы смогли бы с этим смириться? Вы смогли бы примириться с тем, что почти наверняка тоже ничего из себя не представляете? Большинство людей не может».

Вот черт. Передо мной как будто расстилались уходящие вдаль рельсы. Тут была женщина из торгового центра, внук которой добьется равных зарплат. Тут была мои ирландские предки, поедающие свинью. Тут были Элли и плачущая горлица. Тут был Макс Блэк с крыльями, похожими на тонкие хрустящие куски безе. Поезд, который однажды сойдет с рельсов, отходил от перрона. Я сидела в вагоне-ресторане с тарелкой какого-нибудь печенья. Тогда я этого не понимала, но мы сели в поезд субботним вечером, когда выпили летучую мышь. Наше путешествие начиналось. Прямо здесь. Со слов: «Я ничего из себя не представляю, ты ничего из себя не представляешь. Большинство не может с этим смириться».

Меня охватила паника и захотелось куда-то убежать. Я вспомнила, что скоро на заднее крыльцо придет Элли и потребует контрабандного средства против вшей, так что я оставила ежедневники в чулане и вышла. Я оставила пакет из магазина на краю дивана, и папа случайно опрокинул его. К тому моменту, как я поднялась наверх, он уже увидел и платье… и средство против вшей.

– Ты не хочешь ничего мне рассказать? – спросил он, показывая на коробочку со средством, которую он выложил на кофейный столик.

– Элли спит с кем попало, – ответила я.

– Что ж, – кивнул папа, – значит, яблоко от яблони недалеко падает.

Как же мне не хотелось думать об этом, едва закрыв безумные заметки Дарлы.

========== Юпитериане ==========

Я не хотела видеть Элли. Я ждала ее на заднем крыльце, сверля взглядом наш сарай, и понимала, что у меня нет ни одной разумной причины на нее злиться. Еще я непонятно с чего называла ее потаскушкой. Она просто переспала с Риком, а у него оказались вши. Ей просто не повезло.

– Привет, – сказала она, подходя к крыльцу.

– Держи, – ответила я, протягивая ей пакет со средством против вшей. Я старалась не смотреть на нее.

– Можно… уединиться в твоем сарае?

– Ага.

– Ты тоже видишь странную хрень? Ты поэтому на меня не смотришь? – Я посмотрела на нее. Никаких посланий.

– Какую хрень? – Я заглянула ей в глаза. Ничего. Она пристально глядела в мои и явно тоже была разочарована.

– Не знаю, как описать, это просто очень странная хрень. С утра мы с Кайлой готовили смесь из сухофруктов для вечеринки и болтали, в какой-то момент я встретилась с ней глазами и увидела много странной хрени. – Я пожала плечами, как будто ничего такого с нами не происходило. Как будто нам нечего было обсуждать. Как будто, если не обращать внимания, все само пройдет. Я пожала плечами, потому что не доверяла Элли и не хотела делить с ней случайно доставшийся странный дар. Я пожала плечами, потому что до сих пор это было прекрасным выходом из любой непонятной ситуации.

– Эй, ты тут?

– И что ты увидела, посмотрев ей в глаза? – спросила я. Элли поморщилась:

– Кучку ее родственников – всяких там дедушек и бабушек. – Она замялась. – Наверно, у меня просто похмелье, да?

– Наверно, – ответила я. – Пойдем в сарай.

Наш сарай не был похож на тот, что стоял в коммуне. Никаких животных, никаких столярных инструментов, никаких вшивых хиппи, то въезжающих, то съезжающих. В нашем сарае была оборудована мастерская художника. Окно в северной части крыши хорошо ее освещало. Здесь все еще пахло масляными красками, хотя папа уже тринадцать лет тут не работал.

Я плюхнулась на диван, а Элли достала коробку средства против вшей и принялась изучать инструкции, делая такое лицо, как будто ее сейчас стошнит.

– Знаешь, о чем я думала прошлой ночью? – спросила она. – Я смотрела на звезды и думала, что, быть может, они на самом деле с Юпитера. – Я непонимающе посмотрела на нее. Потому что я ничего не поняла. – Ну, вши. Может быть, они прилетели с какой-нибудь далекой планеты и собирают информацию о людях, живя у них на головах… или не совсем на головах. – Я хихикнула и покачала головой. – Серьезно, разве пах – не самая важная часть тела?

– По-моему, сначала ты говорила про голову.

– Да-да, пах и голова – самые важные части нашего тела, – продолжила Элли.

– По-твоему, вши кочуют с одного человека на другого и собирают данные… и о чем же?

– Да обо всем! Серьезно, из этих двух мест можно узнать все что угодно!

– Значит, ты передумала их убивать? – спросила я.

– Черта с два. Я убью их немедленно. Но ведь это возможно, правда? Вши правда могут быть инопланетянами.

– Ага, конечно, – ответила я. В конце концов, все возможно, даже вши-шпионы из соседней галактики. И сколько бы мы ни придуривались, мы обе могли думать только о посланиях.

– Мы сходим с ума? – спросила она. Я все еще не доверяла ей. Не знаю, почему. Как будто между нами опустилась завеса и я не могу разглядеть или вспомнить, кто она такая, почему мы дружим и с чего она вообще мне симпатична. А еще я хотела обратно в чулан Дарлы.

– Скажи, мы ведь сходим с ума? – продолжала Элли.

– Может быть, это юпитериане виноваты, – отмахнулась я. – Убей их, глядишь и полегчает.

В дверях ванной Элли обернулась:

– Вчера я видела Рика с женщиной.

– Черт.

– С мамой Рэйчел.

– О черт! Они были вместе? То есть… совсем вместе?

– Ага. Я видела в окно фургона Рэйчел, как они целуются. Он подонок!

– Еще какой, – согласилась я. – А еще мама Рэйчел подхватит от него вшей.

– И передаст их своему мужу.

– Вот именно. Думаю, у них там один большой порочный круг.

– Вот черт. – Элли закусила губу, как делала, когда о чем-то глубоко задумывалась. – Ты считаешь меня шлюхой?

– Нет! – возразила я. Да, именно с восклицательным знаком на конце. Я громко и яростно протестовала. Я врала.

– Я чувствую себя шлюхой, – пожаловалась Элли.

– Что за чепуха? Ты переспала с одним парнем.

– Несколько раз.

– И что?

– А он небось переспал с целой кучей женщин! – Нижняя губа Элли подрагивала. – То есть даже не небось, а совершенно точно! – Она помахала коробкой по средством против вторжения с Юпитера.

– И что, теперь ты шлюха? По-моему, это Рик кобель.

– Но он парень, ему можно, – возразила Элли. – А теперь все пропало, понимаешь? Мне нужно было подождать, я не послушалась, а теперь… вот это! – Она снова потрясла коробкой.

– Ты – это не твоя девственность. Ты человек. Состояние твоей девственной плевы ничего о тебе не говорит, понимаешь? Нас обманывают. Нас обманывали с начала времен!

– Девственной плевы? Черт, Глори, ну ты и загнула.

– Весь мир против нас, – заметила я. – А теперь иди и покончи с захватчиками.

Она закрыла дверь ванной, и я услышала, как бежит вода. Элли выругалась и включила воду посильнее. Я сфотографировала пустую коробку на кофейном столике и назвала снимок «Бойтесь своих желаний». Интересно, если взглянуть на этих пришельцев с Юпитера, увижу ли я их прошлое и будущее, как было с горлицей и людьми в торговом центр? Если посмотреть в глаза Жасмин Блю Хеффнер, увижу ли я будущее Элли? И почему мы ничего не видим друг про друга? Почему Макс Блэк сделал это с нами?

Элли вышла из ванной, ступая так, как будто только что слезла с лошади.

– Так что ты увидела? – спросила я. – Ну, когда ты взглянула на Керри?

– На Кайлу.

– Ага.

– Не знаю, что это было. У меня в голове включился какой-то странный фильм, больное воображение, что ли.

– Ты сказала, что видела ее бабушек и дедушек?

– Не знаю, кто это был, но точно ее родственники. Они были похожи на нее. Они танцевали. А потом я увидела Кайлу с ребенком на руках. Не знаю, ее ли это был ребенок. Она выглядела старше, и ребенок вполне мог быть ее, – сказала Элли и засмеялась. – Это все от пива, да? Я вчера явно перебрала.

– Конечно, – ответила я. – Это пройдет.

========== Это были девяностые ==========

Элли не была шлюхой. Элли была моей единственной подругой. А я думала о ней столько всякой фигни, потому что я завистливая неудачница.

Избавившись от юпитериан, она пошла домой, предложив увидеться следующим вечером на вечеринке при звездах. Я напомнила, что могу не успеть с выпускного. Она остановилась как вкопанная, посмотрела на меня и улыбнулась вымученной улыбкой:

– Мне так жаль, что я не смогу пойти с тобой, – произнесла она. – Я не хочу пропускать твой выпускной, ты моя лучшая подруга!

– Пустяки. На вечеринке увидимся. Я знаю, что они не хотят, чтобы ты…

– Отлучалась?

– Наверно.

– Я попрошу папу меня поддержать.

– Удачи.

Мы посмеялись, но не улыбались. Я поняла, что Элли чувствует себя чужой. Странной хиппи не от мира сего. А еще шлюхой. И совершенно не свободной.

По дороге домой я думала о том, что такое неусыпный надзор Жасмин Блю. Что такое постоянное незримое присутствие даже моей собственной матери, которой давно нет в живых.

В кухне папа разогревал два обеда из микроволновки. Мне достался фруктовый пирог, и я добавила к нему несколько ложек мороженого, потому что это вкусно. Кто бы отказался есть пироги с мороженым каждый день? Я ничего собой не представляю, и я могу есть фруктовый пирог с мороженым каждый чертов день, если только захочу.

После ужина вы выбросили пластиковые подносы в контейнер на переработку, и папа снова расположился на диване с ноутбуком, а я направилась к двери подвала.

– Нашла там что-нибудь интересное? – спросил папа. Мне захотелось рассказать ему про спрятанный ежедневник, но вместо этого я спросила:

– Что ты имел я виду, говоря, что яблоко от яблони недалеко падает? В смысле, Жасмин Блю была?..

– Это были девяностые.

– Не так уж много изменилось.

– Когда мы только сюда переехали, все было иначе, – ответил папа.

– Так она спала с кем попало? Ты это имел в виду?

– Жасмин Блю делала то, что умела. И продолжает это делать, – рассмеялся папа.

– На самом деле Элли не потаскушка, – сказала я. – Она просто встречалась с парнем… А он полный придурок.

– Я рад, что дело закончилось средством против вшей, а не тестом на беременность, – заключил папа. – Рад за нее, в смысле.

– Ага.

Мы говорили, а папа работал за компьютером. Кажется, я никогда не видела, чтобы он делал что-то одно за раз. Ему наверняка никогда не удавалось замедлить свой мозг для медитации. Наверно, поэтому они с Дарлой перестали проводить время в коммуне.

– Так что, понравился тебе чулан? – снова спросил папа.

– Мне не терпится приняться за дело, – ответила я. – У меня есть черно-белая пленка, которую надо проявить, осталось купить какой-нибудь дешевой фотобумаги и вспомнить, как это делается. Уроки истории фотографии от мистера Уилсона были давно.

– Фу! – воскликнул папа, как будто я при нем раздавила огромный прыщ.

– Что?

– Не покупай дешевой бумаги. Я сам тебе все куплю. В сети закажу. Все будет как надо.

– Но… я…

– Я уже купил новый проявитель и реактивы. Положил под раковину в кухне.

– А… – Как он узнал, что мне нужно?

– Когда-то мы сидели там часами.

– Ты, должно быть, скучаешь по ней, – сказала я. Не знаю, зачем. Может быть, потому, что это правда, а от правды не скрыться. Папа вздохнул:

– Каждый день, Кексик. Каждый день. – Он взглянул на меня с улыбкой, и я опустила взгляд на его руку, чтобы не смотреть в глаза. – А завтра ты заканчиваешь школу, – протянул папа. – Как быстро летит время.

Звучит очень удобно. У меня нет мамы, но папа прекрасно справляется и все такое. Но на само деле все совсем не так. В воздухе повисло напряжение. У нас все еще нет плиты. Мой пирог разит радиацией, сколько бы мороженого я на него ни клала. Вокруг нашего дома зарыто немало скелетов. Чего стоят хотя бы папины слова о Жасмин Блю и девяностых. Однажды какой-нибудь из секретов прорастет и начнет цвести. Я видела это так же ясно, как вечность плачущей горлицы.

========== Книга вторая. Побочные эффекты мыши ==========

Выпускной – это знак, что пора что-то делать со своей жизнью. Надо повзрослеть, самому покупать себе билеты на поезд и влезть в студенческий заем, чтобы поскорее стать винтиком большого механизма. Нужно выбрать специальность. Только после этого забрезжит свет. Простите, что называли светом в конце туннеля выпускной. Мы вас обманули.

Мир всегда не то, чем кажется

Утром выпускного плачущая горлица не стала садиться перед моим окном. Да, я слышала ее песню. Она всегда была со мной: «Ту-у-у-уи ту-у-у ту-у-у ту-у-у». Но птица сидела так, что я не могла ее увидеть и проверить свои сверхъестественные летучемышиные силы. Отчасти оно было и к лучшему, потому что мне даром не сдалась никакая летучемышиная магия. Я надеялась, что все странности остались во вчерашнем дне, что сон излечил меня.