Текст книги "Русские на Восточном океане"

Автор книги: А. Марков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Жители селения, услышав о приезде; губернатора Калифорнии, засуетились. Некоторые из граждан обратились к монастырской пушке, и стали заряжать ее с такою нерасторопностью и вместе с таким шумом, что, глядя на них, я не мог удержаться от смеха. Мало-помалу народ скоплялся в этом месте, пушка была наготове, и толпы любопытных стояли в ожидании своего начальника. Вот на конце поляны показалась труппа верховых, постепенно приближавшаяся к Сан-Франциско.

Раздавшиеся пушечный выстрел возвестил о приближении губернатора. Тогда можно было ясно рассмотреть всю эту кавалькаду, приближавшуюся легкой рысью. Она состояла человек из тридцати. Упных из Офицеров кивера походили на уланские, но только были гораздо неуклюжее, у других имели они круглую Форму, с шишечкою наверху. Темно-синие и темно-зеленые суконные мундиры, с Фалдами, отличались красными или желтыми отворотами, а брюки широкими лампасами. Светлая сабля составляла все оружие Офицера.

Сам губернатор находившийся среди своей воинственной свиты, ехал в длинном голубом бархатном плаще, с маленьким такого же цвета воротничком, похожим на женскую пелеринку и обшитым шелковою бахромою; под плащом виден был казакин, или, лучше сказать, ахалук из зеленого бархата, подпоясанный шелковым кушаком, из-за которого виднелся красивый кинжал. Черная лаковая шляпа и длинные черные усы придавали лицу его воинственно-суровое выражение.

Это был дон-Кастро, губернатор Калифорнии.

Увидав меня, стоявшего верхом посреди зевающей толпы, он спросил, кто я.

«Русский, с корабля Наследник,» отвечал я.

Губернатор поздоровался со мною пожатием руки, и мы вместе с ним отправились в комнату монастырского сторожа. Там уже накрыт был стол белою скатертью; на нем стояли стаканы, 2 бутылки рому, несколько графинов воды.

Я-было хотел откланяться губернатору, но он попросил меня сесть и выпить стакан грогу.

Я исполнил его просьбу и выпил за здоровье всех присутствующих.

Губернатор потрепал меня по плечу, и мы расстались.

Время было еще довольно раннее, и я поехал на раньжу, находящуюся в четверти мили от Сан-Франциско, близ самого залива. Она принадлежит одному недавно поселившемуся здесь Немцу, сыну Рижского купца, служившему некогда в Российско-Американской Компании. Прослужив законтрактованное время в Компании, он женился в Ситхе на креолке, поселился здесь для приращения своего капитала, и слывет под именем Русского, чрез что и пользуется общим уважением от Испанцев. Раньжа его очень красива местностью, но обработана для пашни. Он деятелен и предприимчив, – следовательно, соединяет в себе два важнейшие качества, указующие самый верный путь к скорейшему обогащению в расцветающей Калифорнии.

Дом его построен в небольшом размере, с трубою и русскою печью, и обнесен огородом, на котором растет капуста, репа, лук и картофель.

В комнатах у него светло и чисто; по стенам развешаны картины хорошей гравировки, мебель красного дерева; но внимание путешественника более всего останавливается здесь на одном предмете, именно на Фортепиано. Господин Геппенер (так фамилия хозяина раньжи) прекрасно играет на этом инструменте и привлекает к себе много слушателей, в-особенности некоторых из туземцев, не имевших еще случая видеть этот музыкальный инструмента. Иногда в торжественные дни Фортепиано его носят в монастырь, чрез что Г-н Геппенер делается все более и более известным в тех местах. Сам губернатор, при посещении Сан-Франциско, первым долгом поставляет посетить артиста, во-первых для того, чтоб оказать ему свою благосклонность, как Русскому поселенцу, а во-вторых и для того, чтоб послушать его игру на фортепиано. Скота и пашней он еще не имеет по причине недавнего заселения; но, со временем, эти две статьи составят главный предмет его промышленности, и Г-н Геппенер принесет большую услугу Российско-Американской Компании, а, может быть, и краю гораздо отдаленнейшему, доставкою пшеницы, где она в высшей степени облегчит нужду в хлебе.

В бытность мою в раньже, или поместье Г. Геппенера, мы часто рассуждали с ним о плодоносной, богатой Калифорнии, в высшей степени способной к произращению произведений природы, необходимых человеку, m мысленно переносились в знакомые нам места Восточной Сибири. Какая разительная противоположность! Огромные пространства, покрытый снегом, – вечно зеленеющие и роскошные долины, – человек, почти оледенелый от холода, угрюмый, нелюдимый, недеятельный, потому что сама природа полагает границы его деятельности, – и человек, вечно согретый лучами солнца, спокойный, веселый и коснеющий в лени, на лоне природы, предлагающей ему лучшие дары свои, без всякого за то возмездия, – и посреди этих двух столь различных Сфер жизни, жадная, кипучая деятельность промышленности – все это составляет картину самую оживленную и сильно возбуждающую любопытство мыслителя.

Далекое пространство разделяет жителей того и другого края, и они чужды друг другу, между тем как могли бы делиться плодами трудов своих и способностей, и выгодно обмениваться произведениями родных стран.

Пробыв на раньже Г-на Геппенера несколько времени, я хотел возвратиться в Вербобойно на свой корабль, но он предложил мне ехать в шлюпке в Сан-Пауло, небольшое селение, расположенное на другом берегу Сан-Францисского залива, в расстоянии 2 миль от берега. Оставив свою лошадь у Геппенера, я отправился с ним по его приглашению.

В Сан-Пауло живет не более семи семейств, каждое в особенном домике, окруженном палисадниками и огородами и увешанном по стенам стручковым красным перцем, который сушатся для продажи, а также и для собственного употребления в пищу. Испанцы страстные охотника до перцу. В одном доме делали мыло, довольно крепкое и хорошей доброты. В других домах вялили мясо, топили скотское сало и наливали в бычачьи, сшитые мешком, шкуры. Лучшее мозговое сало наливают в бычачьи пузыри; оно называется монтеко и очень приятно на вкус. Все это составляет немаловажный предмет торговли Калифорнцев. Неподалеку от селения устроена загородка: там молотили пшеницу. Два Индийца гоняли неподкованных лошадей по разостланных на голой, но твердой земле снопам. От этой дурной молотьбы очень много пропадает зерен, ибо одни втаптываются глубоко в землю, а другие остаются в колосе. Можно положить, что от десяти Фанег чистой пшеницы пропадает по крайней мере 1/5 часть. Далее тянулись обширные зеленые долины, ничем незасеянные. Прекрасное местоположение, открывавшееся перед моими глазами, долго удерживало меня на одном месте; мне не хотелось расстаться с этими очаровательными видами, но время клонилось уже к вечеру, и я принужден был отправиться обратно к Г-ну Геппенеру, где, взяв оставленную мною лошадь, поехал в Вербобойно.

Прибыв на свой корабль, я узнал, что чрез два дня будет на нем Фанданго. И действительно, на другой день были разосланы поутру приглашения к некоторым лицам, живущим в окружности Вербобойно, особенно семейным.

Настал тот день, в который назначена была вечеринка. Шканец корабля невозможно было узнать; нельзя было подумать, что по этой палубе, по которой скользят грозные валы океана, будут скользить нежные, маленькие ножки Испанок. Тент был растянут до половины судна, т. е. с гак-борта до грот-мачты, а бока его дотянуты до фальшбортов, которые, начиная с палубы в до самого тента, вокруг всех шканочных бортов, обшили полосатым тиком. Пушки поставили вдоль судна, положили на них доски, обтянутые сукном, и устроили таким образом диваны для гостей Штульц занавесили Флагом с изображением двуглавого орла, с борту и до борта сняли капы, растянули над ними сетки, штаги и мачты обвили флавдугом, и осветили эту подвижную корабельную залу тридцатью фонарями.

Матросы в красных рубашках сидели в катерах, шлгоиках, и яликах, готовых для перевоза гостей. Все дышало весельем, этим редким гостем на корабле, все приняло какой-то праздничный вид, необыкновенный для незнакомца.

Вот показались на берегу званые гости, и гребные суда отправились Припять пассажи ров. В первом катере, приставшем к парадному корабельному трапу, находился капитана порта с двумя дочерьми, сыровар тоже с дочерью, и некоторые другие семейные лица. Время от времени стекались гости с разных сторон, как верхом, по берегу, так и в лодках, заливом. Многие из Испанцев были с гитарами, и сверх того два скрипача довершали оркестр. Под звуки этой довольно приятной гармонии стройно начался танец, известный под названием Фанданго. Как грациозно вся эта пестрая группа двигалась взад и вперед, как миловидны были Испанки в национальных своих костюмах! В это время какое-то чувство, вместе и грустное и радостное, овладело мною; казалось, будто веселилась вокруг родная семья, но все было чуждо и глазам, и слуху, и сердцу, привыкшим видеть, слышать и любить иное, более им близкое, но отдаленное неизмеримыми пространствами.

В каюте и кают-компании были накрыты столы, уставленные ягодами и бутылками. Испанки не застенчиво пили легкие вина, а Испанцы крепкие. Около полуночи на шканцах раздались Русские плясовые песни матросов; некоторые из гостей скинули свои сараны, курточки, и расположились как дома. Нечего греха таить, и мы на некоторое время забыли дисциплину, не выходя однако ж из границ приличия. Со стороны прекрасного пола, вместо капризов, встречал нас дружески, радушный смех. Наконец сон мало помалу начал одолевать нас, и почти на самом рассвете гости разъехались, с чувствами непритворной благодарности за приветствие и угощение Русских.

Российско – Американские компанейские суда ежегодно посещают Калифорнию для покупки съестных припасов, и всегда, во время стоянки, командир каждого Русского судна считает почти долгом сделать вечеринку, или по-тамошнему Фанданго. Несколько раз мне приходилось бывать в Калифорнии, и я никогда не видал, чтоб которое-нибудь из стоящих там иностранных судов вздумало сделать для Испанцев вечер; за-то и Калифорнцы, с своей стороны, не удостаивала этой чести никого из иностранцев, кроме Русских, которые умели возбудить к себе их доверенность и уважение. Никогда не забыть мне вечера, когда Испанцы, в благодарность за наше угощение, сделали Фанданго собственно для Русских, в селении Вербобойно, в самых тех казармах, о которых я уже говорил. Казармы. были прекрасно освещены и умебелированы. Испанских вин и Фруктов было вдоволь; пушки, дотоле стоявшие в забвении, не умолкали от выстрелов% Испанцы, в излиянии дружеских чувства, качали нас на руках и кричали по-русски ура! Не знаю, какое Русское сердце не забилось бы от радости при этом родном приветствии из уст иностранцев!

Прибыв на наш корабль после вечера, который давали в честь нам Испанцы, я мысленно долго еще не мог расстаться с обществом радушных Калифорнцев; шум минувшего пира еще раздавался в моих ушах; наконец сон мало-помалу одолел меня, и я проснулся уже поздно утром.

Нам нужны были огородные овощи и в том числе Фрукты, как для собственного употребления, так для главного правителя Российско-Американских колоний в Ситхе; поэтому мне поручено было сделать упомянутые закупки в местечке Сан-Кларо, находящемся при Сан-Франциском заливе, в расстоянии 26 миль от Вербобойно.

Время и служба не терпели отлагательства, и я почти с сонными глазами отправился за покупками, в баркасе, с 8 человеками матросов. Ветер был попутный, и мы под косыми парусами пустились вдоль залива, мимо Геппенеровой раньжи, и чрез пять часов достигли селения Сан-Кларо.

Оно тоже состоит из немногих домов, расположенных невдалеке от залива. Каждый домик отстоит один от другого на довольно далекое расстояние; в промежутках разведены огороды, с капустою, репою, луком, огурцами, горчицею; находятся также пустые, ничем незасеянные участки земли; сзади селения тянутся сады с яблонями, грушами, дулями, оливками, сливами, вишнями и виноградом; есть также грецкие орехи и чернильные; за садами расстилаются поляны или бахчи с тыквами, дынями и арбузами. – Селение Сан-Кларо красивее всех прочих по своему местоположению. Взор останавливается то на небольших зеленых холмиках, поросших кустарником, то на густых рощах, где растут дубы и исполинские чаги, то на ровных долинах, которые далеко сливаются с горизонтом, или упираются в синие горы, чуть видимые вдали; светлый залив довершает картину; вокруг глубокая тишина, и везде та же беспечность, которою отличаются вообще все жители этих благословенных стран.

Загорелый Испанец, с папироскою во рту, с откинутою гитарой, лежал у палисадника своего дома и смотрел, как наемный Индиец собирал огурцы в его огороде и укладывал их в скрипучий возок, запряженный двумя волами Эта экспедиция отправлялась чрез Сан-Франциско в Вербобойно. Жена Испанца, подсев к смирной корове, доила в стакан молоко, которым хотела утолить свою жажду; здесь погребов нет и негде держать молоко долгое время. Утренние удои молока употребляются на сыр, если нет продажи; если же кому вздумается напиться, то прямо отправляются к корове и доят в стакан, или во что нибудь другое, парное молоко, которое пьют как воду.

Я подошел к Испанцу, поздоровался с ним и объяснил ему свою надобность.

– У меня есть все, что вам нужно, отвечал он; прикажите вашим людям рвать в корзины сколько чего вам потребуется, а после мы увидим, что это будет стоить. – Вероятно, продолжал Испанец, вы здесь ночуете по причине позднего времени, к тому же ветер вам противный для отъезда на корабль, и так можно приняться за работу завтра поутру, а теперь напьемся чаю.

И он приказал Индианке греть чайник. Самоваров в этой стране нет, и их заменяют медные чайники.

Матросы разбрелись кому куда вздумалось, а я с Испанцем пошел к нему в дом. Дом Испанца не так был красив, по сравнению с другими, но за-то в нем всего было изобильно; уже много значило и то, что Дон Хосе (имя хозяина) пил чай, которым в Калифорнии пользуются не многие, по дороговизне его. Здесь один Фунт чаю стоит 3 1/2 пиастра (17 руб. 50 коп.), следовательно, напиток этот составляет в Калифорнии особенную роскошь.

Дон-Хосе имеет пятерых детей; из них самой старшей дочери лет 17. К сожалению, она была больна и не пользовалась никакими медицинскими пособиями, потому что медики в Калифорнии очень редки, и жители, в случае болезни, по большей части предаются произволу судьбы.

Хозяйка начала приготовлять ужин: месить дартии и варить рубленое мясо, приправленное красным стручковым перцем, как необходимым почти во всех Испанских кушаньях. Двое маленьких сыновей принесли яблоко в, груш, арбузов. Тут пришли другие Испанцы; между ними составился кружок и завязался довольно любопытный разговор.

Из числа собеседников, один, довольно пожилых лет, удивил меня своими познаниями. С виду он походил на Испанца, но впоследствии я узнал, что это был Английский капитан, навсегда оставивший родину и поселившийся по соседству с домом Дон Хосе. Он рассуждал о начинающейся войне Американцев с Мексиканцами, и говорил, что первый нужна калифорния; что они, как народ предприимчивый, завладев ею, значительно заселят западные берега Америки, заведут свой флот на Восточном океане, сблизятся с Сандвичевыми островами, с Китаем, расширят свои торговые сношения, и даже, можно полагать, обратят внимание и на Японию: тогда оба океана, Восточный и Атлантический, будут наполнять Северную Америку богатствами с берегов Восточной Азии и Западной Европы. – Посмотрите, продолжал он, как ускорятся тогда торговые сношения берегов Восточного океана с берегами Атлантического. Американцы непременно устроят кладочные места в Акапулко или Массатлане. Тогда корабли их, находящиеся на Восточном океане, не будут ходить в Атлантический, а будут складывать товары в означенных портах; из них сухим путем чрез Мексику товары перевезутся в порт Веракруц, при Мексиканском заливе, и который в таком случае сделается складочным местом; из Веракруца груз переправится в Европу на кораблях, находящихся в Атлантическом океане. Таким же образом и обратно, груз из Европы пли из восточных стран Америки будет доставляться тоже через Мексику на западные берега Америки, в Массатлан или Акапулко, или чрез океан на восточную сторону Азии.

Все эти предположения Англичанина весьма были вероятны и согласовались также и с моим мнением. Прочие собеседники внимательно слушали рассказ своего селянина, и хотя многого не понимали, но чувствовали, что калифорния недолго будет находиться в спокойном состоянии, рано или поздно изменит Мексиканские законы и сделается рабынею сильнейших.

– Американцы, – говорил далее Англичанин, – имея под своим владением калифорнию, могут служить также и России доставкою хлеба в Камчатку, или Охотск, если только Русские примут их услуги и не захотят сами пользоваться этими выгодами, т. е. посылать свои суда, из Охотского порта в Калифорнию за пшеницею, горохом и ячменем. Тогда Американцы значительно понизят цены на жизненные припасы, которые в пределах Охотского моря, как я слышал, очень велики.

– Да, – заметил я, – ржаная мука, привезенная из Якутска в Охотск постоянно бывает от 8 до 10 руб. за пуд; крупа от 10 до 12 руб. за пуд.

– Почему же так дорого? – с удивлением спросил Англичанин.

– Потому что мука и крупа, привозимые из Иркутских окружных мест в Якутск, продаются там от 1 руб. 50 коп. до 2 руб. 50 коп., за пуд; из Якутска доставляют продукты эти караваном на вьючных лошадях в Охотск, с платою за провоз на каждую лошадь, от 30 до 40 рублей, а так как на лошадь навьючивают муки или крупы не более 5 пудов, то сложив провоз с покупкою; мы ясно увидим, что хлеба нельзя продавать ниже означенных цен, притом, при отправке провианта из Якутска в Охотск, набивают его в сыромятные сумы, и чрез пространство слишком 1,000 верст везут иногда по целому месяцу; на этом отдаленность пути, от частых переправок через реки бродом, хлеб, набитый в сумы, часто промокает; к тому же от верховой перевозки он пропахивает лошадиным потом, теряет первобытную свежесть.

– Видите ли, какие неудобства, – сказал англичанин. Отчего же Охотские купцы не заведут своих судов, чтоб ходить в Калифорнию за хлебом, который бы принес им значительные выгоды?

– Оттого, что Охотские купцы, – отвечал я, – хотя и имеют достаточные капиталы для заведения собственного судна, но они еще не так коротко ознакомились с Калифорнией, чтоб могли вступить с большою самоуверенностью в торговые сношения с этой страной.

– Судя по всем этим обстоятельствам– продолжал Англичанин, – жители восточного края России будут рады, если Американцы станут доставлять им съестные припасы свежие, безвредные, здоровые, – к тому же за половинную цену, сравнительно с теперешней ценой, как существуешь она в пределах Охотского моря. Жители же калифорнии, рассчитывая на большую потребность своих произведений, без сомнения, приложат большее старание к разведению в принадлежащих им почестях пшеницы и других припасов.

– Но Американцы, – сказал я, – могут вывозить пушные товары, если дозволят нм ходить в пределы Охотского моря.

– Противу этого надлежит принять меры, между которыми самою лучшею почитаю я строгий таможенный осмотр.

– Теперь калифорнцы сбывают свои произведения только Российско-Американской Компании, заметил Дон-Хосе.

– Почему же, – возразил я, – мы с затруднением собираем количество припасов, потребное нам, и случается иногда, что встречаем в них недостаток?

– Это потому, – продолжал Англичанин, что – Российско-Американская Компания передала Стахин на аренду Англичанам, с тем, чтобы Гудзонбайская английская Компания доставляла в Российские колонии на своих судах кругом света разный груз, в том числе пшеницу, горох и другие припасы. Между тем количество жизненных припасов, доставляемое англичанами из Колумбии, оказалось недостаточным для Российско-Американской Компании, в особенности, когда она открыла торговлю с Камчаткою разными товарами, в том числе и мукой. Эта причина понудила Компанию ходить еще своими судами в Калифорнию, и покупать пшеницу от Калифорнцев, которые, не быв приучены к большим посевам, не обращают и поныне внимания на засевы своих полей, запродаваемые иногда ими в определенном количества, приходящим торговым судам. – Вот почему вам предстоит теперь затруднительный сбор пшеницы, гороху, ячменю и других припасов; но по всему можно предполагать, что со временем пшеница составит первую промышленность жителей Калифорнии.

Но вот принесли чайник и вместе с ним ужин. Испанцы во время разговора сидели в шляпах; сев за стол, они также не снимали их. Семейство Дон-Хосе поместилось за одним столом, который был уставлен разными кушаньями; но хлеба не было; его заменяли дартии. Первое блюдо, приготовленное из рубленого мяса, начала хозяйка; по её примеру потянулись и мы с ложками на средину стола. В этом кушанье было так много перцу, что у меня с двух кусков ободрало рот, между тем как Испанцы ели его с удовольствием. Когда оно было съедено, хозяйка принялась за другое блюдо, состоявшее из жареной баранины, резаной большими узенькими ломтями; за ним следовала вареная с бараньим салом фриголь (маленькие бобы), тоже сильно приправленная перцем; потом поджаренный молодой сыр, изрезанный ломтиками и похожими на творожные пряжепчики, наконец печеные яблоки, и в заключено ужина чай.

Испанцы, встав из-за стола, закурили сигары и отправились полежать на чистый воздух, приглашая с собою и меня. Жена Дон Хосе и дети, которые были побольше, тоже закурили сигары и остались дома.

Отказавшись от предложения Испанцев и пожелав им насладиться отдыхом на чистом воздухе, я пошел один смотреть селение Сан-Кларо. В некоторых домах выходил маленький дымок, означавший время приготовления ужина; вокруг царствовало глубокое безмолвие, даже слышно было, как что-нибудь жарится; изредка меж домов бродили куры, овцы щипали траву, кой-где мычали коровы или фыркали кони; неподалеку от берега мальчишки босиком бегали в-запуски; у одного дома Индиец делал себе постилку, в роде ковра, перевязывая солому и обрубая краешка для ровности; далее – вправо тянулись сады, огороженные жердочками; там паши матросы насыщались, лакомилась плодами. Не встретив ничего любопытного, я пошел обратно в дом Хосе, где уже была приготовлена для меня постель. Вдруг в некоторых местах собаки, дотоле лежавшие смирно, подняли лай и побежали из селения, а за ними и мальчишки. Эта тревога возбудила мое любопытство, и я пошел в ту сторону, куда сбегались собаки. Пройдя дома четыре, я увидел перед собою долину; по ней двое бокеров, верхом, вели на арканах в растяжку медведя. Они поймали его в дубовой роще, и для потехи привели живого в селение. Он быль бурого цвета и вышиною не менее аршина. Свирепое животное злобно посматривало на лающих вокруг него собак и на мальчишек, которые смело поколачивали его палочками, зная, что зверь, затянутый за переднюю и заднюю йоги, не в состоянии сделать им ни малейшего вреда. Бокеры уверяли, что они пустят его по долине и опять поймают арканами; любопытно было бы посмотреть на эту отважную ловлю, но ее нельзя было допустить, ибо медведь мог бы броситься на собравшуюся толпу народа. Испанцы принудили бокеров убить животное тут же на месте. Один бокер вынул из-за голенища широкий нож. и твердою рукою вонзил его в затылок зверю. Медведь зашатался на ногах и с ужасным ревом упал на землю. Бокеры отвязала арканы и заставили Индийцев сдирать с него кожу. Я отправился спать в дом Хосе. Усталость в прошедший вечер скоро усыпила меня, и я непробудно проспал до рассвета; но тут я уже не мог сомкнуть глаз; каеты (род шакалов), бегая вокруг селения, беспрестанно беспокоили меня своим воем. Их ужасное множество по всей Калифорнии. В ночную тишину они сбегаются к селениям на добычу, таскают овец, если они не в загоне, но при появлении человека разбегаются в леса. – Одевшись наскоро, я велел матросам рвать в корзины и мешки фрукты и огородные овощи, сколько чего было нужно, и сам пошел с ними в сад. Проходя мимо того места, где накануне убили медведя, я не нашел и следов его внутренностей, который были кинуты Индийцами и ночью растасканы каётами.

Мне никогда не случалось видеть, чтоб Испанцы ели медвежье мясо. Они пользуются только шкурою и салом этого животного, которые продают на торговый суда. Индийцы же с удовольствием едят медвежатину.

Матросы в короткое время наполнили плодами и овощами все корзины и мешки, взятые нами с корабля. Оставалось только рассчитаться с хозяином и ехать обратно на свой корабль.

Мы были готовы, но жители Сан-Кларо еще покоились сном и двери домов были заперты, ибо утренний туман не совсем очистился, и атмосфера была холодна. Не желая беспокоить Хосе, я стал дожидаться его пробуждения. Наконец солнце довольно высоко поднялось на голубом небе, туман исчез, воздух сделался теплее; в некоторых домах отворились двери; из домов стали показываться люди; из загонов выгонялся домашний Скот; Индийцы и Индианки пошли доить коров; потом у домиков показался дымок; начались приготовления к завтраку таким же порядком, как и к ужину.

Наконец и Дон-Хосе вышел из дому заняться хозяйственными распоряжениями по своему поместью. Увидев нас готовыми в путь, он поздоровался со мною и просил меня остаться с ним завтракать. Я, боясь встретить противный ветер, и желая воспользоваться тихою погодою, отговорился тем, то люди, находящиеся при мне, нужны для работ на корабле, заплатил ему за Фрукты и овощи товаром, который в Калифорнии нужнее денег, именно: бисером, чаем и миткалем, и распростился с ним и с его семейством. По дороге я зашел к Англичанину, который тоже старался удержать меня, по я отблагодарил его и отправился на свой корабль.

К 2-м часам пополудни мы уже были на корабле; но нем перетягивали такелаж, который ослабил от сильных жаров, а с слабым такелажем легко можно потерять стеньги, в особенности при сильной качке судна.

По приезде из Сан Кларо, мне предстояла совершенная свобода до самого нашего выхода из Сан-Францисского залива. Я решился воспользоваться этим временем и нашел случай побывать в Монтерео, столице Калифорнии, находящейся от селения Вербобойно в расстоянии 250 миль.

Рано утром пустился я в путь по Сан-Францисской дороге, взяв с собою в проводники бокера, с ружьем и неразлучным арканом. миновав Сан-Франциско, мы очутились на широкой зеленой равнине, пересекаемой тропинками, едва заметными от редкой по пей верховой езды. Проехав равниною миль около 10, мы встретили три домика, огороженные жердочками. В них, жили два Испанца с своими семьями. Позади жилищ лежали коровы, лошади, и местами росла пшеница. Кругом никого не было видно, лишь слышен был лани собак. Когда мы подъехали и одному из домиков, к нам навстречу вышел Испанец и приглашал к себе; время не позволяло мне долго оставаться здесь. Переменив лошадей, мы опять с бокером пустились по долине к Монтерео. Резвые кони мигом донесли нас до другого небольшого селеньица при Монтерейской дороге. В каждом из встречавшихся нам селений можно было переменить лошадей за умеренную плату. – На пути в Монтерео встречается множество живописных мест. Беспрестанно приходилось нам проезжать небольшими рощицами; в них росли дуб, липа, бук, чаги ужасной толщины, ольха, изредка тополь и дикий виноградник. Встречались также и большие леса лавровника, во мы старались как можно скорее проезжать их, боясь головное боли, которая могла произойти от сильного запаху лаврового листа. Вдали виднелись различной величины горы и пригорки, покрытые и непокрытые лесом и кустарником; озера, по которым плавали дикие утка и гуси, ручейки а небольшие речки, вытекающие из гор пли озер и бегущие по песчаному и, может быть, золотоносному грунту. В стороне от дороги часто вился дымок, дававший знать о близости Индийских селений.

В одном месте, у подошвы небольшой горы, в довольно далеком расстоянии от дороги, я заметил более дыму.

Вероятно, тут большое Индийское селение, подумал я, и, никогда еще не видав внутреннего быта Индийцев, решился посмотреть на их шалаши, и для того, своротив с дороги, поехал с проводником моим прямо к селению.

Приближаясь к селению, я увидел, что оно состояло из 12 шалашей, расположенных в разном направлении; некоторые из них были покрыты кожами лошадей, зебр, лосей, a другие древесной кожей или тростником. У первого шалаша сидел Индиец и делал ножом стрелу. Увидев нас, он оставил свою работу, и не вставая с места, с ножом в руках, смотрел на нас. Лицо его, с небольшими острыми глазами (общими всем Индийцам)» было зверски-безобразно. Я дал ему сигару и попросил посмотреть на его работу. Он быстро вскочил, как будто хотел броситься на меня, побежал в свой шалаш и принес мне совсем отделанную стрелу с луком. – Стрела, сделанная из чажного дерева, имела в длину 2 1/2 фута; на одном конце её была насажена зубчатая стрелка из крепкой кости, дюймов в 9, а на другом были врезаны вдоль палочки, или стержня, три пера, для того чтоб стрела ровно летела к цели. На лук была чрезвычайно туго натянута воловья жила, длиною Футов в пять. Желая полюбопытствовать, как высоко поднимается стрела, я через бокера, знавшего по-Индийски, попросил Индийца пустить ее вверх. Индиец исполнил мою просьбу; стрела взвилась в высоту, в одно мгновение ока исчезла из глаз, потом упала неподалеку от меня, врезавшись вершков на пять в землю. Вскоре окружило нас множество Индийцев. Все они отличались одинаково зверскими, загорелыми от жару лицами, на которых наколоты были разные Фигуры, что составляет у них щегольство; черные, грубые, длинные волосы завязывались назади пучком; одежда состояла более из лоскутов тонкой кожи; на некоторых были бумажные, пли шерстяные ткани, добытые, вероятно, от Испанцев за работы, а может быть, и крадены я, потому что Индийцы, как и все вообще дикие народы, очень склонны к воровству.

В собравшейся толпе не находилось ни одной женщины. – Женщины у индийцев исправляют почти все работы, между тем как мужья их покоятся в лености. В этом селении я много встретил женщин, и все они были чем– нибудь заняты, а мужчины лежали пли сидели, ничего не делал. Весьма немногие из них работали что-нибудь, напр. точили ножи пли делали стрелы. Вот у одного шалаша женщина тесала топором кол для своего шалаша, a Индиец, должно быть муж её, жарил на палочке мясо. В иных шалашах женщины жали сок из дикого винограда (служащий для приготовления вина), плели из древесных корней ишкаты – плотные, крепкие и очень красивые корзинки, заступающая у них место посуды, или делали повязки из разноцветных птичьих перьев, которые как мужчинами, так и женщинами употребляются на головное украшение. В средине самого селения три женщины сдирали кожу с быка. Бык наверно был краденый. Бокер хотел посмотреть, нет ли на нем какой заметки, но я удержал его, боясь, чтоб не навлечь на себя подозрения, за которое, может быть, дорого бы пришлось нам расплачиваться. В селении господствовала в высшей степени неопрятность, отвратительная для взгляда; более же всего зверский вид Индийцев наводил какой-то страх, – к тому же день уже вечерело, и я поспешил выехать из индийского селения на Монтерейскую дорогу.