Текст книги "Полководцы и военачальники Великой Отечественной.(Выпуск 2)"

Автор книги: А. Киселев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Однажды Комаровского вызвали по ВЧ из Генерального штаба.

– Вы назначены заместителем начальника Главного управления оборонительного строительства Наркомата обороны, сокращенно ГУОС, пророкотал густой бас на другом конце провода.

– Что это значит конкретно? – спросил Комаровский.

– Пока ничего, – ответил бас. – Учтено, что у вашего управления по сравнению с другими самый большой объем и фронт работ. И весу для контактов с местным начальством у вас больше будет.

Возвращаясь в управление, Комаровский недоумевал: "О каком еще моем весе они там пекутся? Само дело весит, и как еще, все это понимают". В голове как бы разом предстало все сделанное. Да разве мог бы коллектив пятого управления оборонительных работ один, без разносторонней помощи отовсюду в такое короткое время и такими темпами развернуть колоссальные работы на тысячекилометровом фронте! Все начальство буквально печется о нуждах фронта. Это ведь не просто лозунг "Все для фронта, все для победы!". Всевозможные ресурсы Харьковской области по указанию первого секретаря Харьковского обкома партии А. А. Епишева мобилизованы на нужды строительства оборонительных рубежей. "Работать нужно, чем упорнее будем работать, тем больше веса будет у нас, если он действительно нужен", подытожил свои мысли Комаровский.

Напряженность работы на строительстве оборонительных рубежей интенсивно нарастала. И все же командование фронтов подгоняло, настойчивые требования ускорить работы шли из Москвы.

– Тяжело войскам, очень тяжело, – говорил Комаровскому Епишев. Противник хорошо моторизован и потому мобилен. Нашим войскам не за что зацепиться, кругом ровная степь, естественных препятствий нет. Я знаю, командование большие надежды возлагает на оборонительные рубежи.

Чтобы успевать везде, Комаровский сменил автомашину на "трудягу войны" – самолет У-2. Теперь вместе с Шперком и другими ближайшими сотрудниками он умудрялся в течение дня побывать на многих участках огромного "строительного фронта", что позволяло своевременно выправлять неизбежные поначалу ошибки, оперативно влиять на ход работ. Однажды на самолет напал "мессершмитт". Пытаясь быстро приземлиться, летчик не рассчитал и почти швырнул У-2 на землю. Хрупкий самолетик получил серьезные повреждения. Пассажиры, как говорится в таких случаях, "отделались испугом". Комаровский был ранен в ногу.

Враг все ближе подходил к строящимся рубежам. Убедившись, что советское командование не имеет возможности обеспечить их противовоздушной обороной, гитлеровцы ежедневно высылали на рубежи по нескольку самолетов. Безбоязненно в одиночку летали они над линией строительства, обстреливали ее из пулеметов, иногда бомбили, а чаще проносились над строителями бреющим полетом. Видимо, фашисты считали, что они и так сумеют сорвать работы. Положение сложилось тяжелое. Производительность труда строителей в дневное время снизилась, и упущенное наверстывали ночные смены. Но, разгадав тактику врага, строители приспособились работать и днем. Они уходили в укрытия только когда самолет нацеливался прямо на них, а многие и в этих случаях продолжали работать.

Однажды Комаровский случайно подслушал разговор.

– Вы почему не ушли в укрытие? – распекал инженер кого-то из рабочих.

– Работы много.

– Но ведь самолет пронесся прямо над вами. Вас же могло убить.

– Нет, не убило бы. Он только пугает, а я не пугаюсь.

Дальше Комаровский слушать не стал. Что мог он сделать, когда и укрытий настоящих на строительстве почти не было.

"Непугавшийся" рабочий, конечно, преуменьшал опасность. Потери от вражеских воздушных налетов росли с каждым днем. В ряде мест противник находился в непосредственной близости к рубежам. В верхней (по течению Днепра) части рубежа одно из строительных подразделений было захвачено прорвавшимися гитлеровцами. На станции Алексеевка фашистские самолеты разбомбили эшелоны с прибывшими на строительство студентами Харьковского медицинского института.

Были и курьезные, если можно к тем обстоятельствам применить это слово, случаи. Движимые искренним стремлением помочь важному делу, различные организации направляли на рубежи экскаваторы с оставляемых строек. Для строителей оборонительных рубежей эти машины стали обузой, так как они были малоподвижны – сгрузить и доставить их на места стоило большого труда, а главное, работали они на дизельном топливе, которое достать было невозможно. Гитлеровцы же, просматривая местность с воздуха, видимо, принимали экскаваторы за тяжелые орудия или не понимали, что это такое. Поэтому они каждый раз ожесточенно бомбили места, где обнаруживали экскаваторы.

Комаровский разослал во все места телеграммы с просьбой прекратить отгрузку на рубежи ненужных в конкретных условиях механизмов. Кое-где его стали за это упрекать в антимеханизаторских настроениях.

– Не обращайте внимания, – утешал его Шперк. – Требуйте прекратить отгрузку нам экскаваторов. А те, что прислали, погибли не напрасно. Не одну сотню бомб сбросили на них фашисты. Трудно представить, что было бы, если бы эти тонны на наши объекты обрушились.

Менее чем за два месяца в невероятно тяжелых условиях строители смогли все же выполнить значительную часть работ по устройству систем противотанковых и противопехотных препятствий. Однако враг, во многом превосходивший советские войска, продвигался быстро, и необходимость в завершении строительства оборонительного рубежа на ряде участков вообще отпала. Усилия строителей были сконцентрированы на сооружении оборонительных объектов на подступах к Харькову и Сталине. Укрепления у Харькова были построены полностью и сыграли определенную роль в изматывании противника. Опираясь на них, советские войска нанесли врагу большие потери в живой силе и технике.

Харьков, как известно, был оставлен советскими войсками по приказу Ставки Верховного Главнокомандования в связи с общей обстановкой на фронте. Пятое управление оборонительных работ до последнего дня находилось в городе: фашистские войска входили в Харьков с одной стороны, а управление со всем своим имуществом в это же время покидало его с другой. Перед коллективом управления было поставлено новое задание – строительство оборонительных рубежей по рекам Дон и Медведица. Иными словами, уже тогда стали приниматься меры для обороны подступов к Сталинграду.

В начале ноября 1941 года Комаровский был вызван в Наркомат обороны. Лететь пришлось на бомбардировщике, согнувшись, сидя в его переднем холодном отсеке. Холод не отвлекал от горестных мыслей. Хотя и чувствовалось, что гитлеровский блицкриг с самого начала войны стал давать осечки, обстановка на фронтах все же повсюду складывалась в пользу противника. Горестные мысли вызывало и новое задание: строить оборонительные рубежи под Сталинградом! Это же глубокий тыл! Позже, когда на ход войны можно было посмотреть с расстояния времени, Комаровского восхитила предусмотрительность Ставки Верховного Главнокомандования, во всем объеме понимавшей, с каким сильным противником страна имела дело и не исключавшей возможности дальнейшего проникновения вражеских войск в глубь советской территории, видевшей, что война приобретет затяжной характер, и делавшей из всего этого необходимые практические выводы. Но тогда, осенью 1941 года, решение командования строить оборонительные рубежи, казалось бы, в самом глубоком тылу вызвало удручающие чувства. Они не колебали ни уверенности в победе, ни стремления отдать для ее достижения все силы. Они скорее были отражением происходящего в головах людей переосмысливания своего подхода к войне, неизбежным следствием расставания с привычными представлениями о том, что агрессор далеко на советскую землю не продвинется и будет скоро разгромлен. Крушение этих представлений, естественно, вызывало горечь, удручало.

"Черт возьми! Ни минуты нельзя быть без дела! – сердился на свое состояние Александр Николаевич. – Когда работаешь, думаешь только о деле, тогда легче, тогда не лезет в душу эта надсадная тоска".

Москва оказалась по-военному суровой и подтянутой. Во всем: и в образцовом уличном порядке, и в пересекающих улицы противотанковых заграждениях, и в деловито обучающихся строю и приемам рукопашного боя подразделениях ополченцев, и в спокойных, сосредоточенных лицах москвичей, и во многом другом явственно проявлялась собранная воедино непреклонная воля всего народа не отдать Москву на поругание врагу, сокрушить его под стенами столицы.

Оказалось, что Комаровский был вызван для отработки схемы новых рубежей обороны, которые предстояло сооружать пятому управлению оборонительных работ. Указания теперь давались более конкретные, чем когда он направлялся на Южный и Юго-Западный фронты, и это с удовлетворением отметил про себя Александр Николаевич. И хоть неприятно кольнуло в сердце, когда он узнал, что гитлеровцы в ряде мест непосредственно угрожают выйти к родному ему каналу Москва – Волга, вся обстановка в Москве, деловитость в Генеральном штабе дали ему дополнительный заряд энергии и бодрости. Да и предстоящая работа его не так волновала, как в первый раз. Строить нужно было то, что уже строили: противотанковые рвы, эскарпы и контрэскарпы, доты и дзоты, командные и наблюдательные пункты, окопы и ходы сообщения. "В общем работа теперь знакомая. Коллектив управления имеет необходимый опыт. Остальное приложится", – размышлял Александр Николаевич на пути к аэродрому.

До Сталинграда Комаровский долетел попутным самолетом. Выяснив, как размещаются подходившие первые подразделения пятого управления оборонительных работ, он сразу же направился в обком партии, к его первому секретарю А. С. Чуянову, одновременно и председателю городского комитета обороны Сталинграда.

Чуянов кратко познакомил его с функциями городского комитета обороны.

– Теперь, – сказал он, – одной из основных задач комитета будет оказание всемерной помощи строительству оборонительных рубежей. Обращайтесь ко мне в любое время суток.

Вместе с другими руководящими работниками обкома партии Чуянов и Комаровский по карте внимательно "обследовали" намеченные рубежи. Беседа оказалась очень полезной. Превосходно знавшие местность руководители обкома партии дали много ценных советов, позволивших внести коррективы в проекты расположения ряда рубежей.

Встречи с Чуяновым происходили почти каждый день. Однажды Чуянов позвонил Комаровскому и попросил срочно заехать к нему.

– Здравствуйте, товарищ командарм, – улыбаясь, приветствовал Чуянов Александра Николаевича и тут же пояснил: "Недавно разговаривал с Москвой. Сказали, что ваше управление переформировывается в 5-ю саперную армию и вы назначены ее командующим".

В тот же день Комаровскому позвонили из Генерального штаба. Сообщение Чуянова подтвердилось. Было добавлено также, что бригинженер Комаровский остается заместителем начальника ГУОС (переименованного в дальнейшем в Главоборонстрой НКО СССР).

Новость очень обрадовала Александра Николаевича. Ведь, помимо всех других забот, ему приходилось решать вопросы, связанные с разнородностью подчиненных ему людей: одни были гражданскими, другие – военными. Теперь все становилось в удобные для руководства, строго военные рамки. Прибавилось и помощников. Особенно рад был Александр Николаевич образованию политотдела в армии и введению должности члена Военного совета. Греха таить было нечего, политработа среди строителей велась не на том уровне, какой требовался в тех условиях. Выручали высокая политическая сознательность и патриотизм рабочих и инженерно-технических работников.

Членом Военного совета был назначен опытный и энергичный политработник бригадный комиссар И. А. Григоренко, много сделавший для укрепления дисциплины и организованности в армии, в выполнении задач по строительству сталинградских рубежей обороны.

Все оборонительные рубежи, которые предстояло возвести 5-й саперной армии, были разделены на участки. Соответственно им образовывались военно-полевые строительства. Война диктовала свои законы. Строители выходили на работу сразу же, как только прибывали на места. Крайне неблагоприятные погодные условия резко усугубляли трудности. Стояли тридцатиградусные морозы со жгучими ветрами и метелями. В почти плоских сталинградских степях такая погода оказалась подлинным бичом для строителей. Автомашины с продовольствием и всем необходимым для строительства и жизни с трудом пробирались по заметенным пургой дорогам. Первостепенной задачей стала борьба с обмораживанием людей, для чего на заводах было изъято большое количество технического вазелина.

Но особенно сильно влияла погода на сами работы. Замерзшая земля была твердой как гранит. Ее не брали никакие инструменты и механизмы. Оставалось одно: взрывать. 23 ноября 1941 года Комаровский подписал приказ по 5-й саперной армии, согласно которому в каждой саперной бригаде создавались группы подрывников из расчета пять человек на батальон. В каждой саперной бригаде из числа командного состава назначался ответственный руководитель подрывных работ.

В подрывники были отобраны наиболее смелые, имевшие хорошую для того времени общеобразовательную подготовку красноармейцы. В течение пяти-семи дней они проходили обучение и направлялись на работы.

Всю зиму 5-я саперная армия "вгрызалась" в замороженную неподатливую сталинградскую землю. Внешне строящиеся рубежи напоминали передовую линию фронта в разгар ожесточенной артиллерийской дуэли. На всем их протяжении происходили взрывы, в воздух вздымались окаменелые глыбы земли. Там, где взрывами снимался верхний промерзший слой, к работам сразу же приступали экскаваторы. Значительный объем работ производился вручную. Вместе с солдатами отважно трудились жители Сталинграда и окрестных селений, вышедшие на оборонительные работы по призыву областного комитета партии.

На этот раз рекогносцировка и строительство рубежей, несмотря на суровые погодные условия, начались более организованно и, что особенно радовало Комаровского, профессионально грамотно. Этому способствовал не только накопленный инженерно-техническими работниками опыт на строительстве южных рубежей, но и утвержденные в конце 1941 года начальником Генерального штаба Маршалом Советского Союза Б. М. Шапошниковым указания по строительству батальонных районов в зимних условиях на полевых укрепленных оборонительных рубежах.

Производство оборудования для рубежей было развернуто на сталинградских предприятиях и находилось под постоянным контролем обкома партии и комитета обороны Сталинграда. Вместе – командование 5-й саперной армии и заводские конструкторские бюро искали пути и способы ускорить производство оборудования. Творческий поиск нередко давал весьма значительные результаты. Как-то в беседе с Чуяновым Комаровский посетовал на трудоемкость сооружения дотов из монолитного железобетона:

– Но дело не только в трудоемкости. Морозы и ветры дикие. Все вот думаю: как с бетоном быть? Возить его из города нельзя – застынет. Передвижных бетономешалок у нас нет. Топлива для обогрева тепляков тоже нет. Досок для опалубки мало. Может статься, что монолитный железобетон мы вообще не сможем применять.

– Мда! Серьезный оборот принимает дело, – вдумавшись в слова Комаровского, заволновался Чуянов. – Надо тревогу бить, просить Москву о помощи.

– Москву все сейчас просят, а она не дойная корова. Что она сейчас может дать? Самим нужно что-то придумать. У меня есть идея. Думаю, стоящая. Вот посмотрите. – Комаровский вынул из портфеля чертежи и пододвинул их Чуянову. – Уверен, что доты и многие другие сооружения можно из подготовленных заранее на заводах деталей собирать. Подсчитывал, обойдется все дешевле и быстрее. И по прочности, на мой взгляд, такие сооружения будут не хуже, чем из монолитного бетона.

Вдумавшись в записи Комаровского, Чуянов загорелся.

– А что? – воскликнул он. – Попытка не пытка. Давайте еще раз обмозгуем, проверим все, и, может быть, получится. Порадуем Москву.

Чуянов выделил опытных инженеров, которые совместно с военными строителями под руководством Комаровского взялись за опыты. Результаты подробно протоколировали. Комаровский хоть и не был по образованию фортификатором, но знал: сборных дотов нигде никогда не делали, и поэтому волновался, сам следил за всем. По сути, это было новое слово в фортификационном строительстве. Волновался и Чуянов. Глубоко вникнув в доводы Комаровского, он понял, что в настоящих условиях сооружения из монолитного бетона не построить. Но война не считалась с условиями: оборонительные рубежи должны были быть созданы! В новаторском предложении Комаровского секретарь обкома партии видел единственную реальную возможность решить задачу своими, местными силами.

Вскоре были разработаны наиболее оптимальные образцы железобетонных транспортабельных деталей. Собранные из них доты многократно подвергались испытаниям на поражаемость артиллерийским оружием. Каждый раз испытания давали замечательные результаты: сборные доты ни в чем не уступали монолитным.

– Что же, будем запускать в массовое производство? – спросил Чуянов, обрадованный итогами испытаний и приведенными Комаровским теперь уже конкретными подсчетами экономии времени.

– Надо, – твердо ответил Комаровский. – Время не ждет.

Задания на изготовление деталей были даны нескольким заводам, и вскоре по разработанным собственным проектам строители стали сооружать доты. О достигнутом успехе Комаровский сообщил в Москву. Оттуда последовало неожиданное телеграфное распоряжение: прекратить самовольство и строить доты только из монолитного железобетона. "Вот тебе и порадовали Москву", досадовал Комаровский, прочитав распоряжение.

Конечно, понять это распоряжение было можно (мало ли что выдумают на местах!), но принять его ни командование 5-й саперной армии, ни Сталинградский обком партии никак не могли – слишком уж очевидны были преимущества нового способа сооружения дотов. Командование армии и обком партии написали по своим инстанциям аргументированные письма, в которых настаивали на осуществлении своих предложений.

В разгар конфликта в Сталинград прибыл Маршал Советского Союза Буденный, командированный Ставкой Верховного Главнокомандования для инспектирования строительства сталинградских рубежей обороны. Ознакомившись с доводами строителей и обкома партии, Семен Михайлович позвонил в Генеральный штаб, но там уже во всем разобрались и одобрили инициативу командования 5-й саперной армии.

Вместе с Семеном Михайловичем в его зеленом "бьюике" с цепями на колесах Комаровский объехал все интересовавшие маршала объекты.

Рассматривая из машины раскинувшуюся вокруг бескрайнюю степь, Семен Михайлович задумчиво сказал:

– Вот ведь как техника войну меняет. Раньше, в гражданскую войну, степь способствовала тем, кто на коне. Так и говорили: "Ускакал в степь ищи ветра в поле". А теперь куда на коне ускачешь? Самолеты найдут, разбомбят. Теперь хозяин в степи тот, у кого самолеты и танки. А если их мало, то строй препятствия, рубежи обороны. Столько саперных работ, как сейчас, я ни в первую мировую, ни в гражданскую войну не видел.

Сооружаемые рубежи обороны Семен Михайлович осматривал подробно, придирчиво, но остался доволен.

– Эко разрыли! – указал он на противотанковый ров. – Здесь, чтобы пройти, не танк, а прямо-таки землеходный дредноут нужен.

Перед отъездом из Сталинграда Семен Михайлович спросил:

– Ну а как осуществляется ваша инициатива?

В это время инициатива была уже облечена в четкие производственные задания коллективам ряда сталинградских предприятий. В дальнейшем Комаровскому с группой инженеров удалось улучшить конструкцию сборных дотов и почти вдвое сократить число составлявших ее элементов, значительно снизить расход цемента на их изготовление. Позже, когда были подведены общие итоги строительства оборонительных рубежей, выяснилось, что все это привело к снижению стоимости всех сборных дотов на 1,5 миллиона рублей и дало возможность из сэкономленного цемента соорудить дополнительно еще около 200 дотов.

Инженерный талант Комаровского проявлялся все ярче, выражаясь в постоянном поиске новых, более эффективных способов строительства оборонительных рубежей и их объектов. Идея создания сборных дотов и ее реализация были первым шагом. Обстоятельно изучив местность, Комаровский нашел, что во многих случаях целесообразнее вместо дотов устанавливать бронеколпаки. Делясь своими соображениями с Чуяновым, Комаровский говорил:

– Преимущества здесь очевидны. Бронеколпак весит 300-350, а железобетонный дот 1150 килограммов. Значит, выигрываем на транспорте, а он у нас не ахти силен. А главное, сэкономим цемент, щебенку и песок. Здесь намечается явный дефицит, а мы с вами решили дополнительно построить более сотни железобетонных дотов. Металл же в Сталинграде есть. Пойдут лом и отходы предприятий.

– Голосую обеими руками! – воскликнул Чуянов. – Вы меня сборными дотами покорили. Я верю в вас.

Наладив производство бронеколпаков, Комаровский со своими помощниками разработал металлическую конструкцию укрытия для станкового пулемета. Она весила 650-750 килограммов вместо 2,7 тонны веса железобетонной конструкции. Одновременно по составленным ими чертежам было развернуто производство металлических наблюдательных пунктов и сборных железобетонных противоосколочных огневых точек. Металлические конструкции изготовлялись на заводе "Красный Октябрь" из производственных отходов и лома.

Теперь, когда новая идея получила признание, Комаровский организовал строгий контроль за тем, чтобы заготовляемые детали точно соответствовали разработанным образцам: только при этом условии принцип сборности при сооружении дотов и других однотипных объектов мог оправдать себя, способствовать повышению производительности труда и сокращению сроков работ на строительстве оборонительных рубежей. И, наоборот, малейшее отклонение от стандарта нарушило бы сборку, привело бы к резкому снижению качества объектов. Борьба за качество строительства оборонительных сооружений была поставлена во главу угла воспитательной работы среди строителей и рабочих сталинградских предприятий, выполнявших заказы оборонной стройки. Людям разъяснялось, что качество их работы – это главное, оно во многом определяет живучесть и возможности оборонительных сооружений в боевой обстановке, и от него в не малой степени будет зависеть жизнь гарнизонов этих сооружений.

Контроль за качеством продукции для оборонительных сооружении по указанию Чуянова постоянно был в центре внимания заводских партийных организаций. Отделы технического контроля предприятий тщательно выбраковывали детали, имевшие даже малейшие изъяны. Столь же придирчиво принимали продукцию строители. В итоге на строительные объекты поступали абсолютно стандартные детали, что позволяло вести сборочные работы ритмично и высокими темпами.

Эффективность инженерного новаторства Комаровского и его сотрудников умножилась высокой ответственностью военных строителей и трудящихся Сталинграда: во многих случаях работы на рубежах опережали установленные графиком сроки, оборудование для рубежей изготовлялось раньше плановых установок и, как правило, при высоком качестве.

Огромный политический и трудовой подъем строителей вызвала весть о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой. Строители обнимали друг друга, бросали вверх шапки, пускались в пляс.

Проезжая вместе с членом Военного совета армии Григоренко мимо одной из веселящихся групп строителей, Комаровский услышал:

– Без нашего брата-сапера ничего бы там не вышло. Под Москвой знаешь какие рубежи были построены! Комаровский. улыбаясь, спросил Григоренко:

– Слышите, какой задавака?

– Слышу, – ответил Григоренко. – А ведь этот задавака хоть и преувеличил роль оборонительных сооружений в битве под Москвой, но подал мне важную идею. Нужно провести во всех подразделениях беседы о роли оборонительных рубежей в разгроме фашистов под Москвой, связать их с нашими задачами. А насчет задаваки вы напрасно. Это гордость за свое дело проявляется. И это мне также нужно учесть в работе. Сейчас ведь у бойцов какое мнение о себе? Вроде бы по сравнению с пехотой, не говоря уже о танкистах или артиллеристах, они второго сорта. Этот солдат мне, политработнику, наглядный урок преподал. Нужно развивать у личного состава гордость за свою принадлежность к военно-строительным частям, вырабатывать военно-строительные традиции.

– Это называется учиться у масс? – пошутил Комаровский и сам ответил: – Нередко мы, руководители, сами задаваками оказываемся. Люди у нас умные, смекалистые, инициативные. Поучиться у них всегда полезно.

– Вот именно, – сказал Григоренко, и оба углубились в свои думы.

Мысли Комаровского были в Москве: "Как-то там канал? Испоганено, порушено, наверное, многое". Позже он узнал, что зимой 1941 года по каналу Москва – Волга проходила линия фронта. На берегу Истринского водохранилища гитлеровцы создали сильные укрепления и упорно сопротивлялись во время контрнаступления советских войск под Москвой. Тогда командующий 16-й армией К. К. Рокоссовский образовал две подвижные группы во главе с Ф. Т. Ремизовым и М. Е. Катуковым. 11 декабря была освобождена Истра, а 12 декабря подвижные группы обошли водохранилище с севера и юга и вынудили противника очистить его берега.

В середине января 1942 года строительство сталинградских и донских рубежей обороны было завершено в полном объеме и в соответствии с плановыми заданиями. Как измерить, как оценить проделанный титанический труд! Вот лишь некоторые показатели. Всего под Сталинградом и по реке Дон было построено 2752 километра оборонительных рубежей, в том числе 1860 километров противотанковых рвов, сотни дотов, дзотов и других объектов. В сооружении рубежей приняла участие огромная армия строителей – около 200 тысяч человек.

Объезжая вместе с Чуяновым и Григоренко построенные рубежи, Комаровский всматривался в лица бойцов своей армии – обветренные, многие со следами обморожений. По всему чувствовалось, что люди бесконечно устали, но старались выглядеть бодрыми, подтянутыми. Командиры четко подавали команды, кратко, как и должно, докладывали. Во всем был виден порядок, дисциплина.

– Да, вы не только рубежи построили, – восхищался Чуянов. – Вы воинское объединение создали. Вспомните, как выглядело ваше воинство, когда приехало сюда. Одни штатские, другие военные, почти все небритые, ходили гурьбой. А теперь! Организованное по всем правилам войско.

Комаровскому были дороги и те – небритые штатские и военные. Он знал, что им пришлось перенести на юге и что они сделали там. Но его радовала происшедшая в людях перемена. "Вросли в войну, – размышлял он, – и живут теперь по ее законам. С такими и горы свернуть можно. Так вот и весь народ врастает в войну, теперь его не сокрушит никакая сила".

Отвечая Чуянову, Комаровский сказал:

– А это уже заслуга Григоренко, результат развернутой им партийно-политической работы.

Видимо, занятый теми же мыслями, что и Комаровский, Григоренко ответил не сразу.

– Конечно, политработа – дело важное, очень важное, – сказал он. Столь действенной она оказалась еще и потому, что велась на благодатной почве. Люди поняли, что воевать нужно серьезно, упорно и долго, что победа будет достигнута только коллективными усилиями всех и каждого. Может, это на первый взгляд покажется парадоксальным, но я давно уже убедился, что чем ответственней обстановка, тем активнее наши люди. И это закономерно. Люди в такой обстановке отбрасывают все наносное, на первый план выдвигаются и умножаются их патриотизм, сознательность.

– Эх, друзья, все это так, – прервал Комаровский Григоренко. – Людям же от того, что мы ими любуемся, легче не станет. Вот что: организуем всем баню, дадим неделю отдыха, кинофильмы нужно доставить в каждое подразделение. Затем, пока не получим новое задание, организуем учебу.

Комаровский имел все основания быть довольным итогами строительства сталинградских оборонительных рубежей. И не только потому, что оно было по всем показателям выполнено и перевыполнено. Его радовало, что в ходе строительства было найдено немало оригинальных инженерных решений, ускоряющих работы и удешевляющих стоимость оборонительных объектов, а главное, улучшивших их качество. Особенно он гордился разработкой и успешным внедрением в практику строительства дотов и других крупномасштабных сооружений из сборного железобетона, что явилось, по сути, новым и чрезвычайно перспективным делом. Как инженер, он понимал, что сборный железобетон имеет большое будущее как в фортификационном деле, так и в строительстве промышленных объектов. В редкие минуты досуга он мечтал, как лучше использовать полученный опыт потом, после войны. Но это "потом" пока еще было далеким. Теперь же нужно было думать прежде всего о войне.

Александр Николаевич считал, что, освоив искусство строительства фортификационных сооружений, он нашел свое место на войне – то место, где он может быть, как ему казалось, наиболее полезным фронту. Чувство гордости вызывали действительно ставшая сплоченным воинским объединением 5-я саперная армия, ее командиры, инженеры и техники, выросшие в подлинных мастеров фортификационного дела.

Учитывая опыт, накопленный на строительстве оборонительных рубежей на Украине и под Сталинградом, Комаровский в конце докладной записки в Ставку Верховного Главнокомандования об итогах проделанной работы указал, что 5-я саперная армия готова к выполнению новых заданий по оказанию помощи войскам, действующим на фронте.

Но в Москве лучше были видны наиболее насущные потребности фронта. 22 января 1942 года Государственный Комитет Обороны принял решение:

"Поручить бригинженеру Комаровскому – ком. 5-й СА, людей, освободившихся на оборонительном рубеже Сталинградской области (строительных организаций Наркомстроя) в составе: инженеров и техников 400 чел., мастеров и квалифицированных рабочих – 6 тысяч чел., вместе с автотранспортом и строймеханизмами направить на Бакалстрой".

Это означало, что 5-я саперная армия расформировывалась, а ее коллектив должен был стать ядром коллектива Бакалстроя. Решение ГКО сообщил Комаровскому начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников. В письме маршала содержалось категорическое требование как можно скорее перевозить личный состав и грузы к новому месту работы.

Трудно было пережить столь крутой поворот судьбы. Сознание сверлила мысль: "С фронта в глубокий тыл! Достойно ли это?" Но постановление ГКО нужно было выполнять. Присланное из Москвы расписание транспортировки людей и грузов на Урал было даже для военного времени крайне сжатым, и Комаровский. подавляя свои чувства, с головой ушел в организацию перевозок.