Текст книги "Дипломатия Симона Боливара"

Автор книги: А. Глинкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Вторая венесуэльская республика начинала жить в тревожной обстановке. Муниципалитет Каракаса назначил Боливара главнокомандующим вооруженными силами и присвоил ему титул «Освободителя Венесуэлы». Всю свою жизнь Симон ценил это почетное звание выше всех орденов и других наград.[80]80
  «Звание Освободителя превосходит все, чем награждался гордый человек» (письмо к генералу Паэсу от 6 марта 1826 г.); «Освободитель – это высший титул, и поэтому я не паду так низко, чтобы принять трон» (письмо к Сантандеру от 19 сентября 1826 г.) (Bolivar S. – Vol. 11. – Р. 324, 476).


[Закрыть] Высокую честь он решил разделить с другими героями «славной кампании». «Офицеры, солдаты армии – вот кто настоящие освободители, вот кто заслуживает национального признания»[81]81
  Боливар С. Указ. соч. – С. 40.


[Закрыть] – подчеркнул Боливар, выступая в январе 1814 года в Каракасе. По его предложению был учрежден орден «Освободитель Венесуэлы». Семиконечную звезду (по числу венесуэльских провинций) в числе первых получили генералы и офицеры X. Ф. Рибас, Р. Урданета, А. Хирардот и др.

Вскоре в связи с обострением положения в стране Боливар был наделен неограниченными полномочиями и провозглашен, как раньше Миранда, диктатором. Верный демократическим убеждениям, Боливар согласился принять на себя всю полноту власти лишь временно, только на период до окончания военных действий против испанцев. Он дал торжественное обязательство, завоевав победу, незамедлительно созвать представительную ассамблею Венесуэлы, призванную решить три главные задачи: определить форму государственного устройства, принять конституцию страны и избрать президента.

Лавина сложнейших проблем и неотложных дел обрушилась на Боливара, вставшего во главе второй венесуэльской республики. Экономическая жизнь страны была дезорганизована, правительственная казна пуста, а содержание армии и продолжение военных действий против испанцев, укрывавшихся в Пуэрто-Кабельо, требовали немалых денег. Архиепископ Каракаса и другие высшие иерархи католической церкви в пастырских посланиях призывали венесуэльцев сохранять верность Фердинанду VII. Каракас еще не оправился от последствий страшного землетрясения. Во внутренних районах вспыхивали мятежи роялистов.

Власть центрального правительства признали лишь четыре провинции из семи (Каракас, Баринас, Мерида и Трухильо). В трех восточных провинциях (Кумана, Барселона и Маргарита) верховодили командиры партизанских отрядов Сантьяго Мариньо, Мануэль Пиар и Хуан Баутиста Арисменди, изгнавшие немногочисленные испанские гарнизоны. Мариньо провозгласил себя диктатором и при поддержке Пиара, ставшего его заместителем, отклонял призывы Боливара договориться об объединении всех антииспанских сил. «Что скажут испанцы и весь мир, следящие за нашим поведением, – взывал Боливар к Мариньо, обосновавшемуся в Кумане, – и к каким выводам они придут, видя вспыхнувший огонь разногласий между братьями, которые совместными усилиями разорвали сковывавшие их цепи и смело шли навстречу опасностям в сражениях за общее дело?» Далее Боливар прозорливо предупреждал: «Если мы создадим два независимых правительства, одно на западе, другое на востоке, мы образуем два государства, и оба они окажутся бессильными и не смогут защитить себя…».[82]82
  Bolivar S. – Vol. I. – P. 73, 81.


[Закрыть] Однако честолюбивый и удачливый партизанский вожак не внял голосу разума.

Раскол страны явился одной из причин того, что второй венесуэльской республике удалось продержаться лишь один год (август 1813 – июль 1814 г.). Но и в эти немногие месяцы в сложнейшей обстановке проявились неукротимая энергия и воля Боливара, его выдающиеся способности государственного деятеля и военного руководителя. Декреты Боливара напоминают постановления революционных властей Франции эпохи Великой революции 1789–1793 годов. Были осуществлены финансовая и административная реформы, обеспечено снабжение армии патриотов, сформировано временное правительство в составе министра внутренних дел, военного, финансов и иностранных дел, генерального контролера. На эти посты были назначены деятели, преданные идеалам революции 19 апреля. «В эпоху гражданской войны и внутренних революций, – утверждал Боливар, – наша административная система должна быть простой до предела. Из этого рождаются ее сила и быстрота действия».[83]83
  O'Leary D. Op. cit. – Vol. 13. – P. 362.


[Закрыть] Тем не менее для решения самых важных вопросов в Каракасе созывались народные ассамблеи, выносившие свой вердикт действиям правительства.

Львиную долю времени и усилий Боливара поглощали финансовые, экономические и военные вопросы. Несмотря на это, его недолгое пребывание на посту главы второй венесуэльской республики было отмечено активной внешнеполитической деятельностью.

Пост министра финансов и иностранных дел в своем первом правительстве Боливар доверил Антонио Муньосу Тебару. Вместе с ним в рядах Патриотического общества он готовил свержение испанского господства. В момент назначения Тебару исполнился всего лишь 21 год. Никогда впоследствии на международной арене Венесуэлу не представлял столь молодой министр иностранных дел.

Несмотря на молодость, Тебар обладал немалыми знаниями и политическим опытом, пользовался популярностью среди патриотов. В четырнадцатилетнем возрасте он уже окончил Центральный университет Венесуэлы и получил звание бакалавра философии. Когда грянули события 19 апреля 1810 г., он с радостью покинул стены церковного прихода, где был помощником священника, и окунулся в политическую борьбу.

Тебар был одним из тех, кто с энтузиазмом приветствовал возвращение Миранды на родину. Вскоре он стал активным членом «команды Миранды». По словам венесуэльского историка X. Хиль-Фортоуля, деятели, подобные Тебару, «подражали разящему красноречию французских клубов, метали громы и молнии против колебаний конгресса и ежедневно требовали немедленного провозглашения независимости». В период первой венесуэльской республики он занимал пост сначала второго, а затем первого секретаря в министерстве иностранных дел. Известность ему принесли выступления на страницах газеты «Эль Патриота венесолано», основанной Патриотическим обществом в июне 1811 года. Его статьи, безукоризненные по стилю и форме, отличала столь страстная и яркая пропаганда дела патриотов, что вскоре Тебара стали называть «пером революции». В 20 лет он возглавил министерство юстиции в правительстве первой венесуэльской республики.

После поражения патриотов Тебар оказался пленником испанцев, но был освобожден армией Боливара и вновь занял пост министра в правительстве. Под первым внешнеполитическим документом второй венесуэльской республики – Воззванием к иностранцам стояли подписи Симона Боливара и Муньоса Тебара. Это воззвание было обнародовано 16 августа 1813 г. на испанском, английском и французском языках. Венесуэльское правительство призывало всех иностранцев, покинувших страну после падения первой республики, вернуться в Венесуэлу для продолжения своей хозяйственной деятельности. Оно обещало всем иностранным предпринимателям, независимо от их национальной принадлежности и профессии, защиту со стороны венесуэльского государства, гарантировало им предоставление всех прав и привилегий, которыми они пользуются в своей стране.

Как показали дальнейшие события, это было началом осуществления внешнеполитической стратегии, нацеленной на завязывание стабильных контактов с зарубежными партнерами и преодоление стены дипломатического непризнания, изолировавшей Венесуэлу от внешнего мира. Воззвание заканчивалось словами: «Любому иностранцу, вставшему под наши знамена для защиты дела свободы и независимости, будет предоставлено гражданство Венесуэлы и выплачено достойное вознаграждение за его услуги».[84]84
  Bolivar S. – Vol. III. – P. 569.


[Закрыть] Здесь Боливар впервые, пока еще в общей форме, упоминает о задуманном им грандиозном проспекте – создать из опытных военных, прошедших горнило наполеоновских войн и сохранивших верность идеалам свободы и национальной независимости, иностранный легион. Он поможет укрепить ряды венесуэльских патриотов и тем самым приблизит день окончательной победы над Испанией. Французский генерал Лафайет внес неоценимый вклад в завоевание независимости английскими колониями в Северной Америке. Почему бы представителям нового поколения европейцев не помочь испанской Америке обрести свободу?

В напряженные дни второй республики Боливар предстает уже как государственный деятель, обладающий глубоким видением бурного океана международной политики первых десятилетий XIX века. Его политическое мышление отличали конкретное знание главного центра международных импульсов той эпохи – Европы, проникновение в механизм сложной и подвижной системы «европейского равновесия». В сравнении со своими сподвижниками Боливар обладал важнейшим преимуществом: для него международная политика была открытой книгой, в то время как для многих из них – туманной абстракцией,

С каждой новой внешнеполитической акцией дипломатия национального освобождения Боливара обретала конкретное содержание. Все должно служить главной цели: окончательной победе над испанцами, международному признанию и упрочению национальной независимости Венесуэлы. Важнейшее значение для решения этой задачи приобретало объединение усилий двух братских народов Венесуэлы и Новой Гранады. Опираясь на свой опыт участия в освободительной борьбе Новой Гранады и сотрудничества с ее государственными деятелями, Боливар в 1813–1814 годах развил и углубил идеи, воплощенные в Договоре о дружбе, союзе и федерации между Венесуэлой и Кундинамаркой 1811 года. В письме к Сантьяго Мариньо он высказал свою заветную мысль: «…Венесуэла и Новая Гранада, объединившись, смогли бы образовать единую нацию».[85]85
  Ibid. – Vol. I. – P. 81.


[Закрыть] В послании президенту Новой Гранады Камило Торресу от 13 сентября 1813 г. Боливар ведет речь о конкретных путях осуществления своей мечты: «Когда территория Венесуэлы будет освобождена от врагов, будет созвана представительная ассамблея Венесуэлы… Эта ассамблея определит позицию в отношении объединения с Новой Гранадой».[86]86
  Bolivar y la opinion publica. – P. 61.


[Закрыть]

В дипломатии национального освобождения Боливара достижение тесного союза двух братских народов носило характер программного требования и рассматривалось как необходимый шаг на пути к победе в войне за независимость. В дальнейшем ареной международной деятельности Боливара станет весь американский регион. Его помыслы будут направлены на поиски достойного места для латиноамериканских стран в мировой системе суверенных государств. При этом Боливар понимал ограниченность арсенала внешнеполитических средств, находившихся в его распоряжении. Венесуэла, как и другие латиноамериканские страны, в своих действиях на международной арене не могла опираться на весомый экономический потенциал, а тем более на военную мощь. Главный инструмент дипломатии Боливара – моральная и юридическая сила аргументации, убеждение партнеров, мобилизация международного общественного мнения, понимание и прогнозирование хода событий на международной арене в целях умелого использования в своих интересах противоречий между сильными мира сего. В первых же инструкциях своим дипломатическим эмиссарам Боливар подчеркивал необходимость вести переговоры с иностранными государствами «на основе полного равенства», Таким образом, дипломатия национального освобождения Боливара носила интеллектуальный и этический характер. Она строилась на использовании преимущественно политических средств и принципов.

Исходя из своих демократических убеждений, Боливар решительно отверг освященную веками практику ведения внешней политики с помощью тайного сговора, закулисных махинаций, шантажа, подкупа и использования грубой силы. Конечно, тайна в дипломатии является одним из ее методов и повседневно используемой формой. «Тайна есть душа договоров»,[87]87
  Каллиер Ф. Каким образом договариваться с государствами. – Т. I. – СПб., 1772. – С. 199.


[Закрыть] – утверждал еще в начале XVIII века известный дипломат и теоретик международных отношений Ф. Каллиер, чье руководство по дипломатии широко использовалось во многих странах. Действительно, раскрывая все свои карты, в дипломатии нельзя умело маневрировать, использовать фактор внезапности, строить игру на противоречиях не только между противниками, но и среди партнеров-союзников. Не случайно все значительные дипломатические донесения издавна писались шифром или же отправлялись со специальными посланцами – дипломатическими курьерами.

Боливар – дипломат и политик был далек от того, чтобы абстрагироваться от окружающей его действительности, игнорировать реальности международной жизни своего времени и отказываться от того, без чего вообще не может существовать дипломатия. Вместе с тем он гневно осуждал традиционную дипломатию, сравнивая ее с мастерской, где под покровом тайны производятся разбойные войны. Из своей пока еще скромной дипломатической практики Боливар смог убедиться, как ничтожно мало значат в международных отношениях нравственные принципы и заповеди христианской морали, хотя на словах к ним непрестанно взывали правители «цивилизованной» части мира. На международной арене правили бал пресловутое «право сильного», циничный расчет и попрание свободы «варварских» народов. «У Англии нет друзей, а есть только интересы» – в такой классической формуле выразил впоследствии внешнеполитическое кредо «коварного Альбиона» один из самых влиятельных представителей английской дипломатии середины XIX века лорд Пальмерстон.

По замыслам Боливара, Венесуэла и другие молодые независимые государства, рождавшиеся на развалинах испанской и португальской колониальных империй в Америке, призваны положить начало новой дипломатии, основанной на принципах демократии, социальной справедливости и высоких этических нормах. Для новой дипломатии должны быть законом отказ от захватнических войн, урегулирование конфликтов путем переговоров и посредничества, невмешательство во внутренние дела соседей, солидарность с народами, борющимися за свое освобождение от угнетения иностранных властителей или же собственных тиранов. Освободитель считал, что внешнеполитические цели Венесуэлы справедливы и высокоморальны. Поэтому ее дипломатия должна носить честный, открытый характер.

Учитывая переходный характер эпохи, когда международные отношения феодального типа все явственнее замещались более гласными и свободными отношениями буржуазного общества, Боливар одним из первых в мировой политике стал широко прибегать к обращениям через головы монархов и правительств, отказывавших Венесуэле в дипломатическом признании, к народам мира, международному общественному мнению, деловым людям, стремясь донести до них правду о событиях в испанской Америке и завоевать их на сторону ее справедливого дела.

20 сентября 1813 г. Симон Боливар выступил с Обращением к нациям всего мира. В первых же строках в нем исчерпывающе объяснялись причины предпринятого дипломатического демарша: «…с целью предупредить клевету наших врагов нам следует кратко, в общих чертах… изложить причины нашего поведения и вызвать у вас гнев и отвращение к нашим угнетателям. Они заслужили, чтобы их преследовали как врагов рода человеческого, поскольку совершили самые ужасные преступления против справедливости и прав человека… Они проливают нашу кровь, издеваются над нашими соотечественниками и опустошают наше государство».[88]88
  Боливар С. Указ. соч.-С. 29.


[Закрыть]

Обращение к нациям всего мира не оставляет равнодушным, никого, кто читает это написанное кровью сердца послание. В нем осуждаются малодушная нерешительность и постоянные колебания деятелей первой венесуэльской республики, описываются страшные последствия землетрясения 1812 года, разоблачается вероломство Монтеверде, поправшего условия капитуляции, подписанной Мирандой. Справедливый гнев Боливара вызывают бесчисленные преступления испанцев на венесуэльской земле, уничтожение пленных, мирных жителей городов и крестьян, узаконенные грабежи, жестокое обращение с выдающимися и заслуженными людьми. В документе обличается мракобесие кадисского Регентства, назначившего Монтеверде генерал-капитаном Каракаса.

Патриоты заявляли всему миру о своей решимости довести борьбу до окончательной победы. «Мои руки все еще сжимают оружие, – говорилось в обращении Боливара, – и я не выпущу его, пока полностью не освобожу от испанцев провинции Венесуэлы, которые совсем недавно познали их тиранию, несправедливость, коварство и жестокость».

В обращении подчеркивалась мысль об открытости Венесуэлы для внешнего мира и выражалась надежда на понимание и поддержку ее справедливого дела. «Нации мира! Пусть Венесуэла воздаст вам должное за то, что вас не ввели в заблуждение уловки этих злодеев, которые пытаются дискредитировать нас… И если вы стремитесь к истине, то Каракас не только приглашает, но и преисполнен желания видеть людей, прибывающих в его порты, чтобы поселиться у нас и помочь нам своим умением и знаниями, не спрашивая при этом у них, в какой части мира они родились».

Столь подробному рассмотрению обращения есть одно оправдание: перед нами – первое развернутое изложение основополагающих принципов дипломатии национального освобождения Боливара.

Второе обращение к международной общественности последовало через полгода после первого. Манифест «К нациям мира о войне насмерть», обнародованный 24 февраля 1814 г., подписал Муньос Тебар. Эта дипломатическая акция диктовалась необходимостью разъяснить обстоятельства и причины, которые привели к крайнему ожесточению вооруженной борьбы между испанцами и патриотами и вынудили Боливара издать 15 июня 1813 г. свою прокламацию «О войне насмерть». «Справедливость требует возмездия, и необходимость диктует нам этот шаг…, – говорилось в прокламации. – Всякий испанец, который самым энергичным и действенным образом не борется за правое дело, будет считаться врагом и наказываться как предатель родины, а следовательно, расстреливаться. Тех же, кто перейдет в наши ряды с оружием или без него, кто будет помогать добрым гражданам в их усилиях сбросить гнет тирании, – тех ждет полное помилование».[89]89
  Bolivar S. – Vol. III. – Р. 556.


[Закрыть]

Ни один из декретов Боливара на протяжении всей его политической жизни не вызвал столь острой и противоречивой реакции как современников, так и представителей последующих поколений, в первую очередь исследователей его жизни. Одни убежденно доказывали, что это был шаг вынужденный и необходимый для успеха дела патриотов. Другие, особенно на Западе, не менее категорично осуждали с позиций гуманизма «войну насмерть» как варварский акт, несовместимый с человеческими нормами и установившимися обычаями.[90]90
  По мнению Ж. Мансини, «война насмерть» была «взрывом гениальной ярости», которую Боливар решил обрушить на врагов своей родины, и оправданием ей служили не только варварские акции ряда испанских военачальников, но и вся история колонизации и порабощения различных «американских рас» (см. Mancini J. Op. cit. – Т. II. – Р. 293–296).
  Аргументы в пользу объявления «войны насмерть» представлены в сочинениях В. Лекуны (см. Lecuna V. Catalogo… – Т. 2. – Р. 233). В частности, защитниками Боливара проводится параллель с Великой французской революцией, в ходе которой в 1793 году был издан «закон о подозреваемых», на основании которого могли быть осуждены на смертную казнь даже те, кто, не совершив преступления против свободы, в то же время не предпринимал ничего для ее торжества. Подчеркивается тот факт, что Боливар неоднократно, но безуспешно предлагал Монтеверде прекратить войну на взаимное уничтожение, обменять 2 тыс. пленных испанцев на 400 патриотов, попавших в плен, и т. д. «По нашему мнению, война насмерть была оправданна, – писал один из самых авторитетных венесуэльских биографов Боливара А. Михарес, – так как это был единственный способ заставить роялистов отказаться от взаимного уничтожения» (Mijares A. Op. cit. – Р. 254).
  Одно из первых осуждений «войны насмерть» прозвучало уже в декабре 1814 года в анонимном памфлете «Обвинение генерала Боливара, экс-диктатора Венесуэлы. Искусство войны», появившемся на острове Маргарита и перепечатанном в «Гасета де Каракас» 22 марта 1815 г. Под ним стояла подпись «Подлинные республиканцы». Историки предполагают, что это было делом рук политических врагов Боливара, которых у него было немало на протяжении всей его жизни.
  Наиболее полное изложение позиции противников «войны насмерть» находим у английского историка Л. Петре: «Объявление войны насмерть было варварским актом, хотя он вполне соответствовал умонастроениям обеих сторон в той ужасной войне. Этот шаг Боливара может только дискредитировать деятеля, который имел возможность познать, как ведутся войны между цивилизованными народами. Подобных заявлений никогда не делал Вашингтон, и даже самые злейшие враги Наполеона с трудом способны предъявить ему обвинения в таких жестокостях» (Simon Bolivar. Libertador de la America del Sur… – P. 384).


[Закрыть]

Неоспоримые факты требуют признать, что испанские колонизаторы на протяжении трехсотлетнего господства в Америке широко практиковали так называемый «закон конкисты», презрев все христианские заповеди и моральные нормы. На их совести – уничтожение многих индейских народностей, особенно на островах Карибского бассейна, где нельзя было скрыться от конкистадоров, разграбление огромных богатств, созданных трудом коренного населения, разрушение его неповторимой культуры. Любые выступления против испанского господства подавлялись жесточайшим образом. «Поджаривание» жертв на медленном огне, четвертование, разрывание осужденных на части пущенными бешеным аллюром лошадьми, выставление голов казненных на всеобщее обозрение – весь этот арсенал устрашения средневековой Европы был перенесен испанцами на американскую землю и применялся ими повсеместно. После начала войны за независимость испанские колонизаторы не изменили своей практике. Роялисты считали венесуэльских патриотов изменниками испанской короны, безбожниками, предателями, то есть людьми, стоящими вне закона, и расправлялись с ними жесточайшим образом без суда и следствия. Террор испанцев обрушивался не только на патриотов, взявшихся за оружие, но и на мирное гражданское население.

Следует сказать еще об одном обстоятельстве, сопутствовавшем испанскому террору. Под знаменами патриотов сражалась лучшая часть венесуэльской нации, вдохновляемая высокими идеалами свободы и независимости. Испанцы (их в Венесуэле было не более 5 тыс.) и мантуанцы – богатые землевладельцы, торговцы, клерикалы и чиновники, сохранявшие верность королю, – имели поддержку среди наиболее отсталых слоев населения, нередко охваченных религиозным фанатизмом. Чтобы держать их в узде и управлять ими, роялисты разжигали самые низменные страсти и инстинкты, сознательно толкали их на массовые грабежи, насилия, кровавые оргии.

Боливар и другие участники освободительного движения неоднократно во всеуслышание протестовали против развязанного роялистами массового террора, осуждали расправы над мирными жителями в районах военных действий. Но ничего не менялось. В этих конкретных условиях Боливар и обнародовал свою прокламацию.

Дело было не только в том, что многие патриоты требовали мести и ответных репрессий. «Война насмерть» должна была, по замыслам Боливара, создать непреодолимую пропасть между местным населением и колонизаторами, лишить испанцев возможности использовать венесуэльцев против венесуэльцев, превратить борьбу за независимость в общенародную войну против иностранных угнетателей, пробудив национальное самосознание венесуэльцев. До нас дошло немало документальных свидетельств того, что объявление «войны насмерть» было одобрено многими жителями Венесуэлы, хотя вооруженная борьба в стране после этого приняла еще более ожесточенный и беспощадный характер.

Манифест «К нациям мира о войне насмерть» заканчивался призывом к народам Америки и нациям земного шара увидеть подлинные намерения испанцев, горстки чужеземцев, господствующих над миллионами, и оказать помощь и поддержку венесуэльским патриотам.[91]91
  Bolivar S. – Vol. III. – P. 604.


[Закрыть]

Вопреки утверждениям некоторых историков о том, что Освободитель вскоре «прозрел» и «раскаялся» в сделанном шаге, Боливар до конца жизни не только считал принятое решение обоснованным и правильным, но и усматривал в нем важный вклад в окончательную победу. Через пять лет после издания прокламации он писал одному из своих сподвижников – Фернандо Пеньялверу: «Именно она – война насмерть – принесла нам жизнь, свободу и родину». Эту же мысль он повторил в письме к генералу X. А. Паэсу, одному из руководителей партизанской борьбы в Венесуэле: «Чтобы освободить мою родину, я провозгласил войну насмерть, подчинив себя, следовательно, всей ее жестокости».

Убежденность Освободителя в своей правоте очевидна, тем более что он пронес ее через всю жизнь. Но оправдывает ли высокая цель применение любых средств? Можно ли оправдать такой эпизод «войны насмерть», как предание смерти восьмисот испанских пленных в январе 1814 года, после чего и был опубликован манифест «К нациям мира о войне насмерть»? Героизм и самопожертвование венесуэльцев в борьбе за независимость своей родины и всей испанской Америки вызывают восхищение, граничащее с преклонением: Венесуэла, насчитывавшая около одного миллиона жителей, принесла на алтарь свободы жизни своих 316 тыс. сыновей и дочерей.[92]92
  Simon Bolivar. Libertador de la America del Sur… – P. 296.


[Закрыть] Обязательно ли эта цена должна была быть столь высокой?

Такие вопросы легче ставить, чем находить ответы на них. Исторический процесс нельзя, как киноленту, прокрутить в обратном направлении и вновь, с исходной точки, начать поступательное движение вперед другим путем. Однако через призму именно таких вопросов нередко извлекаются важные уроки истории и человечество глубже познает себя.

Принимая внешнеполитические решения, Боливар с пристальным вниманием следил за развитием событий в Европе, где завершалась эпоха наполеоновских войн, два десятилетия сотрясавшая континент. В переписке со многими своими друзьями и соратниками он делился наблюдениями о том, что в Европе «великие события произошли за весьма короткий период времени» и они в конечном счете приведут к миру в Европе и торжеству свободы и независимости на Американском континенте. Европейский фактор учитывался Освободителем при направлении за рубеж венесуэльских дипломатических представителей и подготовке для них правительственных инструкций. В апреле 1814 года он выступил на страницах «Гасета де Каракас» со статьей, озаглавленной «Размышления о современном положении в Европе и Америке», содержавшей анализ перспектив эволюции международной обстановки с позиций интересов венесуэльских патриотов.[93]93
  См. Боливар С. Указ. соч. – С. 43–45.


[Закрыть] Больше всего его волновал вопрос: какая судьба ожидает Америку среди множества соглашений и сговоров, которыми ознаменовалось окончание эпохи наполеоновских войн?

Боливар отчетливо осознавал, что объективно Венесуэле не приходилось ожидать благоприятных для себя перемен на международной арене и, пока с Наполеоном не будет покончено, патриотам трудно надеяться на английскую помощь. Испания являлась главным континентальным союзником Англии в войне против наполеоновской Франции, и для укрепления этого союза сент-джеймсский кабинет был готов на многие уступки, даже за счет своих интересов в других регионах мира. Новый англо-испанский союзный договор, подписанный в Мадриде 5 июля 1814 г. герцогом Сан-Карлосом и Артуром Уэлсли, обязывал

Лондон ужесточить контроль за своими подданными, с тем чтобы они не поставляли оружие и боеприпасы мятежникам в испанской Америке. В соответствии с этой линией губернатор Ямайки стал препятствовать операциям корсаров против испанских кораблей, а губернатор Тринидада объявил о конфискации имущества и высылке с острова тех, кто нарушает запрет на военные поставки в восставшие испанские колонии.

Правда, министр иностранных дел лорд Кэстльри в категорической форме отклонил попытки Мадрида привлечь Англию к участию в карательных экспедициях против «мятежников». Окончание наполеоновских войн развязывало Лондону руки и делало вероятными благоприятные для Венесуэлы перемены в позиции Англии. Однако одновременно возникала новая серьезная угроза.

В Испании первая буржуазная революция переплелась с народной борьбой против французских оккупантов, которая, однако, велась под монархическими и религиозными лозунгами. Присущий ей двойственный характер мешал осознанию неразрывной связи борьбы испанского народа за суверенитет своей страны и против монархии с освободительным движением в колониях. Это обстоятельство подметил Боливар. «История нечасто дает увидеть воочию такое странное сплетение противоречий, какое являет собой политика испанского государства, – писал он в 1814 году. – Испания желает быть свободной, она сражается за свою независимость, но одновременно стремится надеть ярмо на народы, которые отстаивают то же самое священное право – быть независимыми».[94]94
  Боливар С. Указ. соч. – С. 43–44.


[Закрыть] Действительно, кадисская Конституция 1812 года, одна из самых демократических в то время и основанная на принципах «равенства» и «народного суверенитета», не гарантировала населению колоний предоставления независимости.

Двойственный характер первой испанской буржуазной революции во многом предопределил ее поражение, после того как разгромленные народом французские войска к маю 1814 года покинули территорию Испании. Вырвавшись из заточения, Фердинанд VII 23 марта 1814 г. вернулся в Мадрид.

Испанские Бурбоны, как и их французские собратья, ничего не поняли и ничему не научились. Широкоизвестный портрет Фердинанда VII кисти Ф. Гойи сохранил для потомков облик этого представителя бурбонской династии: пурпурный парадный мундир и сверкающие бриллиантами королевские атрибуты лишь подчеркивают ничтожность личности, ее самодовольство и тупоумие, помноженные на лживость и коварство. На троне в Испании утвердился «тот самый Фердинанд, который известен в Америке своими кровавыми злодеяниями», – отмечал Боливар.

Феодально-клерикальная реакция объединилась вокруг Фердинанда VII и, сделав его своим знаменем, перешла в наступление на революционные завоевания народа. 5 мая 1814 г. король объявил недействительными Конституцию 1812 года и все декреты о реформах, принятые кадисскими кортесами, и поклялся любой ценой привести к повиновению мятежников в Америке. В качестве первого шага он приказал перебросить из Пуэрто-Рико на помощь Монтеверде подкрепление из 1200 отборных испанских солдат. Еще больше встревожили венесуэльских патриотов известия о начале подготовки в Испании по приказу короля большой экспедиционной армии для подавления освободительного движения в американских колониях.

Натуре Боливара было свойственно умение максимально мобилизовываться в трудные моменты. Как-то он признался: «Я чувствую, что мои душевные силы возрастают, крепнут и всегда стремятся соответствовать масштабам опасности. Мой врач мне говорил, что опасность питает подъем моих душевных сил и позволяет мне сохранять трезвость мысли. Сотворив таким, небеса погрузили меня в бурю революции, с тем чтобы я смог полностью реализовать предназначенную мне особую судьбу».[95]95
  Цит. по Mijares A. Op. cit. – Р. 417.


[Закрыть] Наверное, невозможно найти критическую ситуацию в жизни Боливара – а их было великое множество, – которая бы не подтвердила правильности этого психоаналитического вывода, сделанного самим Освободителем.

Из новой ситуации, складывавшейся в Европе, Боливар сделал несколько выводов. «Испания, уже освобожденная от французов…, вновь обратит свой взор к Америке», – писал он в феврале 1814 года. Для нейтрализации связанных с этим опасностей необходимо попытаться, во-первых, представить в истинном свете правое дело венесуэльских патриотов победителям Наполеона, с тем чтобы вызвать их сочувствие, и, во-вторых, «завоевать Англию на нашу сторону».[96]96
  Bolivar S. – Vol. 1. – Р. 88–89.


[Закрыть]

В связи с намеченными мирными переговорами между союзными державами (Россия, Пруссия, Австрия) и Наполеоном в Шатильоне (Франция) Боливар предложил конгрессу Новой Гранады совместно направить в Европу дипломатического эмиссара, поручив ему добиваться от участников Шатильонской конференции признания прав молодых независимых государств Америки. Эта ответственная миссия была возложена на доктора X. М. Реаля. Добравшись до Европы, Реаль развернул активную пропаганду в пользу испано-американских патриотов, и ему удалось заключить несколько сделок о военных поставках для них. Однако в главном миссия потерпела неудачу: Реаль не был допущен на конференцию в Шатильоне. В Европе период революции и наполеоновских войн сменялся эпохой торжества легитимизма, и дипломаты коронованных особ Европы не желали иметь дело с посланцем американских мятежников. Не удалось ему также в соответствии с полученными инструкциями добиться официального признания своего дипломатического статуса со стороны Англии или хотя бы встретиться с министрами сент-джеймсского кабинета.[97]97
  См. Rivas R. Op. cit. – Р. 34–35.


[Закрыть]

Несмотря на неудачу миссии Реаля, Боливар продолжал настойчиво искать бреши в англо-испанском союзе. В мае 1814 года он решил направить в Лондон новую миссию и назначил инспектора артиллерии П. Г. Лино де Клементе и полковника Хуана Робертсона чрезвычайными дипломатическими представителями Венесуэлы в Англии. Следует отметить, что уже в это время Боливаром была разработана система критериев для выбора достойных дипломатических представителей свободной Венесуэлы. В 1813 году он следующим образом сформулировал свои основные требования: «Помимо образованности и безграничного патриотизма дипломат должен обладать изящными манерами и необходимыми качествами для ведения переговоров с дипломатическими представителями сильного государства или просвещенного королевского двора, твердым характером, позволяющим защищать достоинство народов, чьи интересы ему доверены, и действовать так активно, как это нужно для решения возложенных на него задач в кратчайший срок».[98]98
  Polanco Alcantara Т. Op. cit. – Р. 11–12.


[Закрыть]