Текст книги "Дипломатия Симона Боливара"

Автор книги: А. Глинкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

«Встреча в верхах» Боливара и Сан-Мартина: загадки и мифы

Беседа «один на один» глав государств и правительств всегда окружена ореолом таинственности.

Из воспоминаний дипломата В. М. Суходрева

Места, где развертывались выдающиеся исторические события, обладают большой притягательной силой. Они позволяют приобщиться к прошлому, приподнять завесу времени и за строкой бесстрастного документа почувствовать биение пульса далекой жизни. Эквадорский город Гуаякиль известен тем, что здесь в 1822 году состоялись переговоры «с глазу на глаз» Боливара и Сан-Мартина – двух гигантов антиколониальной борьбы испанской Америки.

Один путешественник назвал Гуаякиль «тихоокеанской жемчужиной». Побережье Южной Америки, выходящее на Великий океан, небогато хорошими природными гаванями. Современный Гуаякиль – это главный порт Эквадора, расположенный в двух десятках километров от океана в широком устье реки, напоминающем морской залив. Одновременно он является и основным торгово-промышленным центром страны. Стратегическое значение этого города-порта было очевидно для всех и в первой четверти XIX века, что важно отметить для нашего повествования.

Почти каждый приморский город Латинской Америки славится своей набережной (малеконом). Обычно это самый красивый и благоустроенный район, любимое место отдыха горожан, где великолепные пляжи обрамляет цепь отелей, роскошных магазинов и многочисленных ресторанов, угощающих дарами моря. Но малекон Гуаякиля известен не

только этим. Здесь находится одна из главных достопримечательностей города – монумент, посвященный встрече Боливара и Сан-Мартина. Знаменитая Ротонда представляет собой полукруглую беломраморную колонну, расположенную у самой кромки воды, и две бронзовые фигуры в генеральской форме на постаменте. Их правые руки сплетены в крепком рукопожатии, а лица обращены друг к другу. Настоящее место их свидания сегодня увидеть уже нельзя. Его поглотили современные постройки.

Напротив Ротонды высится внушительное здание из стали, бетона и мрамора – «Банко насиональ де кредито и ла провисора». У входа в него висит скромная мемориальная доска, потемневшая от времени и выхлопных газов: «На этом месте состоялась…» Что же касается самой Ротонды и изображения героев, то обращает на себя внимание, что бронзовые Боливар и Сан-Мартин совершенно одинакового роста. А ведь в жизни Сан-Мартин был почти двухметровым гигантом, а Боливар… И тут нельзя не вспомнить походные и парадные мундиры Освободителя, выставленные в числе других реликвий в Каса Наталь и в Музее национальной истории в Лиме, здании, где останавливался Боливар во время пребывания в Перу. Мундиры Боливара поражают миниатюрностью. Кажется, что они принадлежали юному корнету, а не знаменитому полководцу. Случайно ли скульптор погрешил против правды жизни или в таком скульптурном решении заложен большой символический смысл? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вдумчиво, страница за страницей прочитать полную драматизма историю пересечения их жизненных судеб в Гуаякиле.

НАКАНУНЕ

Два освободительных потока в Южной Америке, один с севера – армия патриотов во главе с Боливаром, а второй с юга – объединенная аргентино-чилийская армия под командованием Сан-Мартина, неумолимо двигались навстречу друг другу, пядь за пядью освобождая от испанцев родную землю. Логикой событий им было предопределено соединиться на границе между Эквадором и Перу. Условия для личного свидания двух руководителей, которые до этого никогда не виделись друг с другом, созрели. Более того, их встреча стала неизбежной. Враг потерпел серьезные поражения, но не был еще окончательно разгромлен, и предстояло обсудить пути завершения великой освободительной эпопеи. С каким «багажом» пришли Боливар и Сан-Мартин к этому историческому рубежу? Без ответа на данный вопрос нельзя начинать повествование о том, что произошло в Гуаякиле. Там встречались не только овеянные славой полководцы. Оба действующих лица были яркими, самобытными личностями. Неординарные характеры и несхожие черты их психического склада не могли не оказывать влияния на атмосферу свидания.

Армия под командованием Боливара завершила освобождение территории Новой Гранады от испанских войск к концу 1821 года. В октябре пала крепость Картахена, а в ноябре восставшее население Панамы изгнало колонизаторов и воссоединилось с Великой Колумбией. Это позволило Боливару в начале 1822 года двинуться во главе освободительной армии в аудиенсию Кито (Эквадор). Положение в этой провинции было сложным. Гуаякиль первым еще в октябре 1820 года провозгласил свою независимость, но на остальной территории испанцы удерживали позиции. Отряд Сукре, направленный Боливаром для оказания помощи местным патриотам в мае 1821 года, не смог внести перелом в борьбу. Армии Освободителя потребовалось почти полгода, чтобы вынудить колонизаторов капитулировать. Роялисты оказались между двух огней: с севера на них наступала армия во главе с Боливаром, а с юга из Гуаякиля наносила удары дивизия Сукре. В решающем сражении при Пичинче в мае 1822 года основные испанские силы потерпели сокрушительное поражение. После этого сдался гарнизон Кито и прекратили сопротивление роялисты Пасто в южной провинции Новой Гранады. Отныне на всей территории Великой Колумбии реял республиканский флаг.

Население Кито 16 июля 1822 г. торжественно чествовало освободителей. Этот день навсегда остался в памяти Боливара. Но не море цветов, которыми осыпали Освободителя и его воинов восторженные жители, и не чувство радости в связи с удачным завершением трудной военной кампании были тому причиной. Этот день одарил Боливара великим счастьем подлинной любви. Молодая незнакомка с балкона одного из домов бросила Боливару, гарцевавшему на белом коне, лавровый венок. А вечером на балу двадцатипятилетнюю Мануэлу Саэнс представили Боливару. Они закружились в вихре танца и уже больше не расставались. Сердце Боливара навсегда пленили романтическая красота молодой женщины, смелость и цельность ее характера, пламенная преданность идеалам свободы и независимости.

«Джульеттой ураганов» назвал избранницу Боливара Пабло Неруда. Через море жизненных страстей, приключений и неординарных поступков Мануэлиту вела вера в свою исключительность. Она с гордостью носила орден, полученный за участие в подпольной борьбе патриотов в Лиме, и позднее хладнокровно отвела кинжал заговорщиков, занесенный над Боливаром. «Освободительница Освободителя», как назвал ее за этот подвиг народ, оставалась рядом с Боливаром до конца его дней.

Одновременно с освободительной армией Боливара к границе, разделяющей Перу и Эквадор, с юга приближалась армия генерала Сан-Мартина. Она прошла с боями тысячи километров и одержала много славных побед над испанцами.

Сан-Мартин был на пять лет старше Боливара. Он родился на северо-востоке вице-королевства Ла-Платы в семье офицера, чиновника колониальной администрации, получил военное образование в Испании и прошел долгий путь профессионального военного – от кадета до подполковника испанской королевской армии. За его плечами были 20 лет службы в войсках и участие в освободительной войне испанского народа против Наполеона. Это обстоятельство заслуживает внимания: в отличие от Боливара, Сан-Мартину на первом этапе его жизни не приходилось плавать по бурному морю, называемому политикой, хотя он и являлся членом тайного общества «Ложа Лаутаро», основанного испано-американскими патриотами в Европе. Следует упомянуть, что Боливар также был среди ее членов.

Известие о победе майской революции на Ла-Плате – смещении в 1810 году восставшим народом Буэнос-Айреса испанского вице-короля – вызвало переворот в душе Сан-Мартина. «Перечеркнуть свою карьеру и связанные с ней надежды меня заставило неодолимое желание внести вклад в дело свободы моей родины»,[210]210
  Antologia sanmartiniana/Raffo de la Reta J. C. (Ed.) – Buenos Aires, 1950. – P. 133.


[Закрыть] – говорил он. В 1812 году Сан-Мартин кружным путем через Лондон с фальшивым паспортом в кармане вернулся на родину и примкнул к радикальному крылу патриотов. Вместе с ними Сан-Мартин участвовал в создании в Буэнос-Айресе местной организации «Ложи Лаутаро», выступившей за немедленное провозглашение независимости. Свою главную задачу он видел в том, чтобы с оружием в руках служить революции. И успехи не заставили себя ждать. В 1813 году сформированный им полк конных гренадеров в битве при Сан-Лоренсо одержал первую победу над испанскими войсками. Вскоре после этого правительственная хунта Буэнос-Айреса назначила его командующим Северной армией для отражения угрозы, исходившей от оплота испанских колонизаторов в Перу.

Сан-Мартин, так же как в свое время в Венесуэле Боливар, сыграл важную роль в официальном провозглашении в 1816 году независимости Объединенных провинций Рио-де-Лa-Платы (Аргентины).

Как и Боливар, Сан-Мартин мыслил континентальными масштабами, что выдвинуло его в крупнейшего руководителя освободительной борьбы на юге континента. Находясь в городе Тукумане, он отчетливо увидел бесперспективность наступления в северном направлении: неприступные горы надежно защищали противника. Здесь можно было вести только оборонительную войну. «Думать иначе, – отмечал Сан-Мартин, – означало бросать деньги и солдат в бездонную пропасть». Ключи к победе находились в Чили, хотя добраться туда было нелегко. Предстояло преодолеть Анды, вместе с чилийцами изгнать испанцев с территории соседней страны, а затем морем вдоль тихоокеанского побережья объединенными силами двинуться в Перу. «Война не кончится, пока мы не овладеем Лимой»,[211]211
  Цит. по Mitre В. Historia de San Martin y de la emancipation sudamericana. – Buenos Aires, 1946. – P. 172.


[Закрыть] – писал Сан-Мартин одному из своих друзей.

Сан-Мартин приступил к формированию так называемой андской армии, предназначенной осуществить его стратегический замысел. Как профессиональный военный, он понимал значение тщательной подготовки каждого солдата и офицера и не жалел на это усилий. Знавший его лично генерал Т. Эрес отмечал: «Сан-Мартин осторожен в своих суждениях и планах, с достоинством держится и очень предан своему делу».[212]212
  Цит. no Osorio Jimenez M. A. Notas sobre la vida del general Jose de San Martin. – Caracas, 1948. – P. 48.


[Закрыть] Подготовка армии стала поистине всенародным делом. Бедняки отдавали последнюю копейку, богатые жертвовали золото и драгоценности. В армию вступили О'Хиггинс и другие чилийские патриоты, бежавшие от репрессий после реставрации испанского владычества в Чили. Важную роль сыграла помощь, поступившая из Буэнос-Айреса от Хуана Пуэйрредона, избранного на Тукуманском конгрессе Верховным правителем Объединенных провинций. К началу 1817 года под командованием Сан-Мартина находилась прекрасно обученная и сплоченная 5-тысячная армия, готовая к походу.[213]213
  См. Levene R. Lecciones de historia argentina. – Т. II. – Buenos Aires, 1978. – P. 97.


[Закрыть]

В труднейшем переходе через Анды и в ходе военной кампании против испанских войск в Чили в полной мере раскрылся полководческий талант Сан-Мартина. Андская армия в 1817–1818 годах нанесла поражение силам роялистов в сражении при Чакабуко, затем наголову разгромила их в битве при Майапу. С испанским владычеством в Чили было покончено. Представители чилийского народа просили Сан-Мартина возглавить правительство страны, провозгласившей свою независимость. Но он отклонил их предложение. Его долг повелевал ему продолжать освободительную войну. Верховным правителем Чили был избран Бернардо О'Хиггинс.

Внебрачный сын военного деятеля, занимавшего посты генерал-капитана Чили и вице-короля Перу, О'Хиггинс еще во время учебы в Лондоне вступил в тайное патриотическое общество, основанное Мирандой. Он участвовал в свержении испанского господства в Чили в 1810 году и был членом Национального конгресса, в 1813–1814 годах являлся главнокомандующим войсками чилийских патриотов. С Сан-Мартином его связывали тесные узы братства по оружию. Правление О'Хиггинса в Чили ознаменовалось проведением реформ, направленных на укрепление позиций патриотов и ограничение власти олигархии, настроенной происпански.

Осуществление второго этапа стратегического плана Сан-Мартина потребовало длительной подготовки. Испанский флот господствовал на море, и, не разгромив его, нельзя было добраться до Перу. Патриотам пришлось создавать свой военный флот. Его возглавил адмирал Кокрейн, английский мореплаватель, вставший на сторону патриотов. По совету Сан-Мартина правительство Объединенных провинций Рио-де-Ла-Платы в феврале 1819 года заключило с Чили союзный договор о совместной военной экспедиции для освобождения Перу от испанского господства. В соответствии с договором была создана армия освобождения Перу. В нее влились 2,5 тыс. аргентинцев и 2 тыс. чилийцев. В воззвании к перуанцам Сан-Мартин заявил: «Пришел великий день вашего освобождения».[214]214
  Ibid. – P. 108.


[Закрыть]

Перуанская экспедиция оказалась на редкость тяжелой. После понесенных поражений на севере и на юге испанцы сконцентрировали все свои силы на территории Перу. Под командованием вице-короля Ла-Серны оказались регулярные войска общей численностью более 20 тыс. Мадрид требовал отстоять этот стратегический оплот испанского владычества в центре Южной Америки. Экономическая ценность данной территории для Фердинанда VII определялась крупными месторождениями драгоценных металлов, обеспечивавшими непрерывный поток золота и серебра в королевскую казну. Колониальная администрация имела на своей стороне поддержку части крупных землевладельцев-креолов. Освободительное движение в Перу было слабее, чем в соседних странах.

Сан-Мартин учитывал все эти обстоятельства, начиная перуанский поход, и проявил осторожность. Освободительная экспедиция высадилась в сентябре 1820 года на юге Перу, не решившись нанести удар по сильно укрепленной столице – Лиме. Армия патриотов почти в пять раз уступала по численности испанским войскам. Однако вице-король Ла-Серна не сумел оказать серьезного сопротивления. К тому же в Испании разразилась вторая буржуазная революция, ждать скорой помощи из Мадрида не приходилось, и ряды роялистов в Перу оказались дезорганизованными. Не принимая боя, вице-король Ла-Серна с основными испанскими силами оставил Лиму и отступил во внутренние районы. Роялисты надеялись укрыться в труднодоступной части страны, так называемом Верхнем Перу (Боливия), и подождать исхода событий в метрополии.

Население Лимы восторженно встретило освободителей. При огромном стечении народа в июле 1820 года состоялось торжественное провозглашение независимости Перу. Временным главой нового государства, протектором Перу стал Сан-Мартин. Ему была вручена вся полнота гражданской и военной власти.

Один из ближайших сподвижников Сан-Мартина генерал X. Эспехо оставил потомкам яркий словесный портрет командующего андской армией: «Генерал Сан-Мартин был строен и осанист; на смуглом, обожженном солнцем и ветрами лице выделялся крупный орлиный нос, однако особое внимание привлекали черные, большие, на редкость выразительные глаза. Он был неизменно вежлив и любезен, даже когда отдавал приказы и распоряжения, предпочитая не отчитывать, а убеждать в своей правоте, хотя и делал это в энергичных выражениях. Если он что-либо обещал, то всегда выполнял с точностью, с почти фанатичной скрупулезностью… Одевался он с поистине «республиканской скромностью». В еде был чрезвычайно воздержан, хотя и отличался хлебосольством.

Генерал был удивительным стратегом, прозорливым и расчетливым. Непререкаем был его авторитет в армии и поистине удивительно влияние, каким пользовался этот мужественный человек среди солдат».[215]215
  Antologia sanmartiniana. – P. 49–53.


[Закрыть] Не только Эспехо, но и другие современники, знавшие лично Сан-Мартина, подчеркивали его преданность идеалам освобождения и отсутствие личных амбиций.

Правительство независимого Перу вскоре столкнулось с большими трудностями. «Временный статут», обнародованный Сан-Мартином в октябре 1821 года, провозглашал незыблемость частной собственности и вводил ряд гражданских свобод. Другие реформы, объявленные протектором Перу (открытие портов для иностранной торговли, отмена повинностей индейцев, освобождение детей рабов), могли дать эффект только по прошествии определенного времени.[216]216
  См. Coleccion documental de la independencia del Peru. – Т. XIII. – Vol. I. – Lima, 1974. – P. 27–33.


[Закрыть] К тому же они носили половинчатый характер и вызвали критику как слева, так и справа. Но, пожалуй, больше всего дестабилизировала внутриполитическое положение нерешенность главного вопроса: роялисты сохраняли контроль над большей частью страны и не собирались складывать оружия. Сан-Мартин не рискнул преследовать превосходящие силы противника и не развил таким образом первоначальный успех. Неоднократные обращения за помощью к Буэнос-Айресу остались без ответа. На Ла-Плате в 1820 году произошел взрыв междоусобной борьбы, и центральное правительство распалось.

В бездействующей армии патриотов в Лиме начали свою разрушительную работу бациллы разложения. Часть генералов потеряла веру в успех и покинула ряды патриотов. Адмирал Кокрейн увел свою эскадру в открытое море бороздить морские просторы вдоль побережья Южной Америки. За пределами Лимы поднимали голову сторонники роялистов из числа местной знати. Сложившаяся напряженная ситуация требовала решительных мер.

Сан-Мартин понимал, что у него не хватит сил окончательно разгромить испанцев в Перу. Боливар также не переоценивал своих возможностей и не был до конца уверен, сможет ли Великая Колумбия выдержать еще одну трудную военную кампанию. Объективная обстановка, таким образом, диктовала необходимость объединения всех сил патриотов для победоносного завершения освободительной эпопеи. При этом незримо витал вопрос: кому улыбнется счастье возглавить великое историческое событие и кого увенчают лавровым венком немеркнущей славы? Вслух об этом не говорилось, но в сознании это не могло не присутствовать. Таков был второй план «встречи в верхах», первый же, доминирующий, определялся интересами дела.

До тех пор пока на территории Перу сохранялся последний крупный очаг испанского владычества, продолжала существовать угроза независимости Великой Колумбии, Перу, Чили и других стран. Патриоты уже один раз торжествовали победу, но не смогли в 1815–1817 годах отстоять свои завоевания. Нельзя было допустить повторения трагедии. Не будет преувеличением следующий вывод: «встреча в верхах» имела решающее значение для судеб народов Южной Америки. Боливар и Сан-Мартин понимали свою историческую ответственность и в равной степени стремились наладить взаимные контакты.

В октябре 1820 года Сан-Мартин обратился с посланием к Боливару, на которое последний ответил так: «Этого момента я ожидал всю свою жизнь… Скоро божественное Провидение… соединит нас в одном из уголков Перу, после того как мы пройдем путь, устланный трофеями поверженных тиранов американской земли». В следующий раз инициатива принадлежала уже Освободителю. Одержав решающую победу над роялистами в Венесуэле, Боливар 23 августа 1821 года спешит поделиться своими надеждами на скорую встречу с Сан-Мартином: «Моя первая мысль на поле сражения при Карабобо, когда я увидел свою родину свободной, была о Вашем Превосходительстве, Перу и освободительной армии. Меня охватила радость, как только я осознал, что больше не существует препятствий, которые могли бы помешать мне скоро протянуть руку дружбы Освободителю Юга Америки. Ваше Превосходительство должны поверить мне: после блага Колумбии моя первая забота – это успех Вашего оружия…».[217]217
  Bolivar S. – Vol. I. – P. 524, 582.


[Закрыть] В тот же день в письменном сообщении, адресованном Кокрейну, Боливар заявил, что в случае необходимости он готов во главе освободительной армии прийти на помощь Сан-Мартину в Перу, если адмирал сможет обеспечить их доставку морем.[218]218
  См. Lecuna V. Catalogo… – Т. 3. – P. 354.


[Закрыть]

Сан-Мартин откликнулся на это обращение Боливара не только словами, но и делом. В начале 1822 года он предпринял попытку встретиться с Боливаром. Накануне отъезда из Перу Сан-Мартин 12 января 1822 г. издал декрет, в котором изложил свои взгляды относительно «встречи в верхах»: «Я направляюсь в Гуаякиль на свидание с Освободителем Колумбии. Общие интересы обоих государств, скорейшее окончание войны, которую мы ведем, и быстро приближающееся новое состояние Америки делают нашу встречу необходимой. Ход событий уже возложил на нас высокую ответственность за успех столь важного мероприятия».[219]219
  Mitre B. Op. cit. – P. 111.


[Закрыть] Но встреча не состоялась, так как Освободитель находился со своей армией далеко от места свидания. Боливар, в свою очередь, высказал убежденность в объективной необходимости союза двух стран и выразил солидарность с позицией протектора Перу: «Наше первое объятие скрепит печатью гармонию и союз наших государств. Не существует препятствий, которые нельзя бы было устранить… Я полностью разделяю предложение Вашего Превосходительства о встрече, и я жду ее, как и Вы, с огромным нетерпением и надеждой».[220]220
  Bicentenario de San Martin: Homenaje de Venezuela 1778–1978.– Caracas, 1978. – P. 142 (далее – Bicentenario de San Martin).


[Закрыть]

Обмен посланиями между Боливаром и Сан-Мартином продолжался без малого два года. Анализ этих документов позволяет выявить широкую область согласия двух руководителей накануне встречи в Гуаякиле. Привлекает внимание ряд моментов. Переписка отражает высокое уважение Боливара и Сан-Мартина друг к другу, можно сказать, их взаимное притяжение. Боливар первым назвал Сан-Мартина «Освободителем Юга Америки», и с этим титулом Сан-Мартин вошел в историю. Оба руководителя демонстрируют свою заинтересованность в личной встрече. Они едины в понимании ее исторической значимости и согласны в том, что их переговоры должны укрепить союз Великой Колумбии и Перу, провозглашенный в договоре, подписанном представителями двух стран 6 июля 1822 г.

В это время освободительные армии Севера и Юга уже начали взаимодействовать в борьбе с испанскими колонизаторами. Боевой союз двух стран, о котором вели политический диалог Боливар и Сан-Мартин, скреплялся совместно пролитой кровью на полях сражений. В составе освободительной армии Сан-Мартина находился состоявший из венесуэльцев батальон «Нумансиа», заслуживший высокую оценку главнокомандующего. В свою очередь, 1200 перуанцев и аргентинцев из бригады полковника А. Санта-Круса вместе с колумбийцами принимали участие в решающих сражениях против испанцев. Сообщая Сан-Мартину в июне 1822 года о победах патриотов при Бомбоне и Пичинче, Боливар выразил ему благодарность за оказанную поддержку и подтвердил свою готовность бороться вместе с перуанцами против общего врага: «Война в Колумбии окончена, и ее армия готова направиться туда, куда ее призовут наши братья, особенно на родину наших соседей на Юге…».[221]221
  Bolivar S. – Vol. I. – P. 643.


[Закрыть]

Тенденция к сотрудничеству двух стран и их руководителей пробивала дорогу, несмотря на серьезные противоречия между ними. Весьма трудной, острой, таившей множество подводных камней была проблема Гуаякиля. Колумбия и Перу с одинаковым рвением претендовали на него, хотя весомость выдвигавшихся ими аргументов была различной.

Образование большого числа независимых латиноамериканских государств на месте единой испанской империи очень остро поставило вопрос о территориальном разграничении между ними. Как правило, новые республики образовывались в границах основных административных подразделений колониальной эпохи (вице-королевств и генерал-капитанств). Однако во многих случаях фактические границы расходились с юридическими, закрепленными в документах. К тому же ни первые, ни вторые четко не демаркировались на местности и на картах. Ряд районов оставались «белыми пятнами», так как никогда не осваивались. Все это являлось питательной почвой для возникновения территориальных споров. Необходимо было найти общую основу для их разрешения, иначе континенту грозили нескончаемые вооруженные конфликты и войны.

Прецедент, а он имеет особое значение в международных делах, был создан договором между Венесуэлой и Кундинамаркой 1811 года. В нем впервые было зафиксировано согласие сторон руководствоваться в установлении территориального разграничения между ними известным принципом римского права uti possidetis («владейте тем, чем владеете»). При этом учитывается фактическое положение, а когда добавляется слово «juris», то и юридические права. За точку отсчета брался 1810 год – год начала войны за независимость.[222]222
  См. Urrutia F. J. Op. cit. – P. 15–17; Rivas R. Op. cit. – P. 13.


[Закрыть]

Боливар последовательно боролся за признание этого принципа в качестве одной из основ латиноамериканского сотрудничества. Отступления от него угрожали разногласиями между молодыми государствами. Конституция Колумбии, принятая Учредительным конгрессом в Кукуте, законодательно закрепляла принцип uti possidetis juris 1810 года и устанавливала на его основе границы территории республики в пределах бывших административных подразделений колониальной эпохи: генерал-капитанства Венесуэлы, вице-королевства Новой Гранады и аудиенсии Кито. Колумбийская дипломатия в соответствии с инструкциями Боливара руководствовалась этим принципом во всех переговорах с другими независимыми государствами региона при обсуждении территориальных проблем.

Права Великой Колумбии на провинцию и город Гуаякиль подтверждались неоспоримыми документами, прежде всего королевским указом от 7 июля 1803 г., а также королевскими разъяснениями, направленными Мадридом в июне 1819 года вице-королю Перу и губернатору города и провинции Гуаякиль.[223]223
  См. Lecuna V. Catalogo… – T. 2. – P. 171.


[Закрыть] Претензии Перу обосновывались ссылками на решения метрополии в период войны между Испанией и Англией в 1803–1806 годах. Тогда Мадрид возложил ответственность за оборону крепости и порта Гуаякиль на вице-короля Перу. Кроме того, правительство Лимы заявляло, что население спорной территории предпочитало присоединиться к Перу. Действительно, правительственная хунта, образованная жителями Гуаякиля после провозглашения независимости в 1820 году, в первые же дни обратилась к Сан-Мартину с просьбой о помощи и защите. Такое обращение, очевидно, не было равнозначно волеизъявлению населения относительно воссоединения с Перу. Сан-Мартин учитывал это обстоятельство. В марте 1822 года он предлагал Боливару: «Давайте предоставим Гуаякилю возможность самому определить свои интересы и свою судьбу. Пусть он свободно решит вопрос о присоединении к тому, кто ему больше подходит».[224]224
  Цит. no Lecuna V. La entrevista de Guayaquil. – Т. I. – Caracas, 1962. – P. 311.


[Закрыть]

Боливар, можно сказать, внял этому предложению провести консультацию с народом, хотя и сделал это на свой лад. Еще в мае 1821 года он направил в Гуаякиль генерала Сукре для переговоров с правительственной хунтой города. Ближайший сподвижник Освободителя оказался столь же талантливым дипломатом, как и полководцем. Опираясь на поддержку общественного мнения, которое, по его словам, «в целом высказывается в пользу Колумбии», ему удалось убедить членов правительственной хунты в необходимости союза Гуаякиля с Колумбией в интересах торжества дела патриотов в борьбе с Испанией. 15 мая 1821 г. Сукре подписал в Гуаякиле договор, отразивший эту договоренность.[225]225
  См. Lecuna V. Catalogo… – T. 2. – P. 45–48.


[Закрыть] Окончательно судьбу Гуаякиля должна была решить Ассамблея народных представителей провинции.

Такому демократическому решению долгое время препятствовала напряженная обстановка в городе. После провозглашения независимости в Гуаякиле образовалось три политических течения. Одно выступало за вхождение в состав Великой Колумбии, второе – за присоединение к Перу, а третье хотело сохранить самостоятельность. Когда политические распри между ними начали перерастать в вооруженные столкновения и в городе воцарилась анархия, Боливар, находившийся в Кито, решил принять меры, исходя из исторических и документально обоснованных прав Колумбии. Понимая остроту проблемы и возможные международные осложнения, он заранее обратился за советом к правительству в Боготе. Полученный им ответ представлял коллективное мнение Сантандера, временно исполнявшего обязанности главы государства в связи с отсутствием Боливара, и кабинета министров. В нем содержались две рекомендации: «предпочтение в решении вопроса о Гуаякиле должно всегда отдаваться дружественным переговорам», если же они не принесут необходимого результата, «без промедления занять колумбийскими войсками всю провинцию и таким путем включить ее в состав Колумбии».[226]226
  Ibid. – P. 175.


[Закрыть]

Именно так и действовал Боливар. 11 июля 1822 г., за две недели до встречи с Сан-Мартином, Освободитель во главе отряда войск появился в Гуаякиле, приветствуемый жителями города. Он взял в свои руки всю полноту власти и провозгласил воссоединение Гуаякиля с республикой Великая Колумбия. Три недели спустя Ассамблея представителей населения провинции высказалась в поддержку такого решения. Даже те, кто осуждал Боливара за эти действия, признавали его правоту. Аргентинский историк Б. Митре писал по этому поводу: «Вопрос был решен силой, но исторические документы юридического характера давали Колумбии законное основание для этого».[227]227
  Mitre B. Op. cit. – P. 1101.


[Закрыть] Не потому ли в государственном совете Перу при обсуждении поставленного Сан-Мартином вопроса о защите перуанских интересов в Гуаякиле возобладал голос разума и объявления войны Колумбии не последовало?

Вторая область серьезных разногласий между Боливаром и Сан-Мартином касалась государственного устройства стран, добившихся независимости. Боливар был последовательным, убежденным республиканцем и считал справедливым только демократический строй. «Суверенитет народа является единственной законной основой государственной власти»,[228]228
  Bolivar S. – Vol. II. – P. 1229.


[Закрыть] – говорил он. Для Боливара все короли являлись олицетворением тирании. «Я же считаю, что времена монархий уже прошли»,[229]229
  Ibid. – Vol. I. – P. 444.


[Закрыть] – писал Освободитель. Исходя из таких убеждений, он и строил всю свою политическую деятельность.

У Сан-Мартина подход был другим. Встречавшийся с ним в Лондоне Андрес Бельо считал его «страстным республиканцем и одним из наиболее пламенных революционеров среди молодых патриотов».[230]230
  Bicentenario de San Martin. – P. 43.


[Закрыть] Несмотря на это, Сан-Мартин и ряд других руководителей освободительного движения в политической практике по тактическим соображениям отдавали предпочтение монархическим формам правления. Это отнюдь не было необъяснимым противоречием. Данная группа патриотов считала народные массы, пребывавшие в течение трех столетий в рабстве и зависимости, пока еще не готовыми к демократии. В создании конституционных монархий под эгидой отпрысков королевского дома Бурбонов эти деятели усматривали гарантию против политической анархии и междоусобиц и надежду на более быстрое примирение с Испанией. Такие тенденции проявлялись в Аргентине, Мексике и других странах.

Историки располагают несколькими документальными свидетельствами относительно монархического проекта Сан-Мартина. Наиболее весомое из них – подписанные Сан-Мартином детальные инструкции для специальной дипломатической миссии, направленной в Европу по решению государственного совета Перу в начале 1822 года с целью пригласить на перуанский трон одного из «свободных» европейских принцев. В инструкциях указывались цели монархического проекта: обеспечение внутриполитической стабильности, создание сильного правительства, получение международного признания независимости и приобретение покровительства «одной из держав первого ранга в Европе». Предписывался также строгий порядок поисков кандидата на звание императора Перу. Начинать следовало с Англии, России и Австрии. В случае неудачи – обратиться к Франции и Португалии и только в последнюю очередь – к Испании. В инструкции оказался включенным и пункт, говоривший о том, что проект Сан-Мартина не ограничивался Перу. По дороге в Европу через Чили миссия должна была провести переговоры с О'Хиггинсом и убедить его присоединиться к усилиям Сан-Мартина.[231]231
  См. Cruz Ernesto de la, Goenaga J. M., Mitre B. La entrevista de Guayaquil (El Libertador y San Martin). – Madrid, S. D. – P. 64–65.


[Закрыть] Не питал ли протектор Перу надежду склонить на свою сторону и Боливара?