Текст книги "Дипломатия Симона Боливара"

Автор книги: А. Глинкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Другую фундаментальную основу дипломатии национального освобождения Боливар усматривал в латиноамериканском единстве, прочном внешнеполитическом союзе стран, освободившихся от испанского господства. Видимо, мысли об этом появились у Боливара еще до Лондона. Но именно в английской столице они впервые, и это подтверждается документально, кристаллизовались в программную идею, зовущую к действиям. Боливар ощущал себя в Лондоне полномочным послом всего континента.

Испанские и португальские колонизаторы на протяжении многих десятилетий проводили политику «разделяй и властвуй», стремясь разобщить народы континента. Однако им не удалось создать непреодолимых барьеров между народами Латинской Америки. Миранда и другие предтечи независимости мыслили континентальными масштабами. Так, Миранда вспоминал, что в 1784 году в Нью-Йорке у него родился план завоевания независимости и свободы всего испано-американского континента. Позднее, в 1791 году, в обращении к американцам, получившем широкую известность, Миранда выдвинул идею «превратить Америку в великое братское сообщество».[61]61
  Цит. по Григулевич И. Р. Франсиско де Миранда и борьба за независимость испанской Америки. – М., 1976. – С. 47.


[Закрыть]

Миранда высказывал мысли о необходимости объединения испанских колоний в рамках конфедерации или единого государства, которое он называл «Коломбия» в честь первооткрывателя Америки. Это государство, где отменялись все налоги и другие поборы, установленные метрополией, провозглашались свобода торговли и свобода совести, должно было, по замыслам Миранды, стать конституционной монархией, сохраняющей многие черты древней империи инков.[62]62
  См. Pacheco Quintero J. Congreso Anfictionico de Panama y la politica internacional de los Estados Unidos. – Bogota, 1971. – P. 21.


[Закрыть]

Конечно, этот проект носил утопический характер прежде всего потому, что народы колоний в то время еще не пробудились для активной борьбы. Кроме того, эти идеи не могли завоевать многих сторонников среди борцов за независимость, так как большинство из них были республиканцами. Осуществление своих замыслов автор связывал с надеждами на получение военной поддержки со стороны США или Англии, что, как показали события, оказалось нереальным. Однако при всех своих недостатках проект был свидетельством страстной преданности Миранды идеям латиноамериканского единства. Боливар решил идти дальше.

За несколько дней до отъезда на родину Боливар опубликовал в «Морнинг кроникл» статью, озаглавленную «Письмо испанского сеньора из Кадиса своему другу в Лондоне». История знает немало примеров, когда в столь невинной «упаковке» преподносились взрывные, революционные идеи. «Испанский сеньор из Кадиса» выражал в своем письме пламенную веру в скорое освобождение колоний от рабства и призывал их сплотиться в объединенную Америку. Статья была замечена теми, кому она и была адресована. 5 ноября 1810 г. «Гасета де Каракас» опубликовала испанский текст статьи Боливара.[63]63
  Bolivar y la opinion publica. – P. 78.


[Закрыть]

Закрывая последнюю страницу лондонского периода жизни Боливара, необходимо упомянуть еще об одном его деянии, имевшем непредвиденные и трагические последствия. Симон преклонялся перед жизненным подвигом Миранды и находился под обаянием этой выдающейся личности, поэтому он убедил предтечу вернуться на родину и отдать ее независимости свой политический и военный опыт. Английские власти не сразу дали Миранде разрешение отправиться домой под именем мистера Мартина, и на венесуэльскую землю он ступил через неделю после возвращения Боливара. Миранда был облачен в генеральский мундир французской армии эпохи Революции. Его приветствовали толпы каракасцев, приехавших для встречи в порт Ла-Гуайра.

Дипломатия национального освобождения

Наша родина – Америка, наши враги – испанцы, наша цель – независимость и свобода.

Симон Боливар

ПОБЕДЫ И ПОРАЖЕНИЯ

На венесуэльской земле Боливара ждало трагическое известие о гибели старшего брата. Назначенный, как и Симон, главой дипломатической миссии, Хуан Висенте Боливар в сопровождении второго эмиссара – Т. Opea и секретаря миссии X. Тиноко в июне 1810 года прибыл в США. Начало миссии было обнадеживающим, хотя США, как и Англия, отказались установить с Венесуэлой официальные отношения. Государственный секретарь США Р. Смит встретился с Хуаном Висенте Боливаром и его коллегами частным образом. Приняв верительные грамоты венесуэльской миссии, Р. Смит от имени правительства США приветствовал Верховную правительственную хунту Каракаса. Он заверил посланцев Венесуэлы в желании правительства США установить с ней дружественные отношения и развивать торговлю. Очень оперативно Вашингтон назначил Роберта Лоури торговым агентом США в Ла-Гуайре и других портах Венесуэлы, придав ему консульские полномочия. В августе 1810 года Лоури прибыл в Венесуэлу и оставался там до июля 1812 года, регулярно информируя правительство США о ходе борьбы патриотов и роялистов в Венесуэле.[64]64
  См. Villanueva C. Op. cit. – P. 83.


[Закрыть] Начало неофициальным отношениям, таким образом, было положено, но они не послужили прологом к дипломатическому признанию.

Воодушевленная первым успехом, Верховная правительственная хунта направила Хуану Висенте груз фруктов и кожи стоимостью 70 тыс. песо с поручением продать их и на вырученные деньги закупить в США 6 тыс. ружей и боеприпасы. При выполнении этой задачи венесуэльская миссия столкнулась с большими трудностями. Американские оружейные заводы были заняты выполнением полученного незадолго до этого заказа правительства США на изготовление 80 тыс. ружей, так как все имевшиеся запасы оружия закупили представители Испании.[65]65
  Gil Fortoul J. Historia constitucional de Venezuela. – Vol. 1. – Caracas, 1942. – P. 189.


[Закрыть] 6 сентября 1810 г. Верховная правительственная хунта Каракаса через американского торгового агента Лоури заявила протест государственному департаменту США в связи с отправкой испанцами груза оружия из Филадельфии в венесуэльский порт Маракайбо, находившийся в руках испанских роялистов.[66]66
  См. Manning W. R. (Ed.) Op. cit. – Vol. 11. – P. 1145.


[Закрыть] Это была первая нота протеста в истории венесуэльско-американских отношений.

С большим трудом Хуану Висенте Боливару и его коллегам удалось закупить полторы тысячи ружей и отправить их в Ла-Гуайру. Остальные деньги пришлось истратить на приобретение нескольких прядильных и бумагоделательных машин. Корабль, на котором Хуан Висенте Боливар возвращался в августе 1810 года домой, попал в шторм и затонул. Никому из пассажиров спастись не удалось.

Между тем обстановка в Венесуэле обострялась с каждым днем. В провинциях усиливались сепаратистские настроения. Роялисты сохраняли в своих руках контроль над половиной территории провинции Маракайбо и над округом Коро неподалеку от столицы. Они поддерживали тесный контакт с испанским населением Каракаса, где жило более 2 тыс. испанских крупных торговцев, офицеров и чиновников упраздненной колониальной администрации, и готовились перейти в наступление. Надежды умеренно настроенной креольской аристократии поладить миром с испанской монархией, получив автономию и расширив свои права, не оправдались. В ноябре 1810 года уполномоченный Регентского совета в Карибах Антонио Кортабарриа потребовал от венесуэльской Верховной правительственной хунты допустить в Каракас нового генерал-капитана, назначенного Кадисом, восстановить королевскую аудиенсию (верховный судебный орган) и распустить трехтысячный отряд народного ополчения, созданного после событий 19 апреля. Естественно, подобные требования были отклонены, и в январе 1811 года Кортабарриа начал военно-морскую блокаду морского побережья Венесуэлы. Непримиримые роялисты из Регентского совета жаждали взять реванш.

Возвращение Боливара и Миранды в Венесуэлу усилило активность радикального крыла антиколониальных сил. Сторонники полной независимости от Испании объединились вокруг Патриотического общества по развитию сельского хозяйства и экономики, основанного в августе 1810 года. Первоначальное «хозяйственное» предназначение Патриотического общества не помешало ему вскоре превратиться в своего рода якобинский клуб. Боливар и Миранда, вступив в ряды Патриотического общества, быстро выдвинулись в число его руководителей. К ним примкнули братья Франсиско и Фернандо Topo, пользовавшиеся большим влиянием, агитатор и трибун Хосе Феликс Ривас, вернувшийся из эмиграции, и др. Деятелей радикального крыла поддерживали газеты, издававшиеся в то время в Каракасе. «Гасета де Каракас», «Семанарио» и «Меркурио» в первой половине 1811 года развернули активную кампанию за окончательный разрыв с Испанией.

Влияние Патриотического общества в Каракасе и в провинциях росло. На его заседаниях, проходивших, как правило, по ночам, собирались радикально настроенная молодежь из богатых семей, выходцы из средних слоев и народных масс.

Политические страсти накаляли атмосферу Венесуэлы, и Боливар чувствовал значительность переживаемого момента. Наступил новый этап борьбы. С марта 1811 года в Каракасе заседал Конституционный конгресс, избранный населением Венесуэлы. Члены конгресса начали свою деятельность с торжественной клятвы защищать права «матери-родины» и Фердинанда VII. Население Каракаса ответило демонстрациями протеста 19 апреля 1811 г. В день первой годовщины изгнания колониальной администрации демонстранты обрушили свой гнев на символы испанской тирании, уничтожали портреты Фердинанда VII. Газета «Эль Патриота де Венесуэла» писала: Сегодня годовщина нашей революции. Дай Бог, чтобы этот день положил начало первому году независимости и свободы».[67]67
  Цит. по Parra Peres C. Historia de la Primera Republica de Venezuela. – Vol. 11. – Caracas, 1959. – P. 22–23.


[Закрыть] Однако на заседаниях конгресса продолжались нескончаемые споры. Большинство депутатов – выходцев из богатейших семей креольской аристократии увязли в колебаниях и сомнениях. Необходимо было предпринять решительные шаги.

4 июля 1811 г. Боливар выступил на заседании Патриотического общества со страстным призывом к немедленным действиям. В этом первом дошедшем до нас значительном выступлении уже видны мастерство аргументации и дар убеждения, умение придать мыслям законченную форму, что впоследствии сделало его, пожалуй, самым выдающимся оратором эпохи борьбы за независимость, пламенным трибуном, чье слово воодушевляло на беспримерные подвиги и обезоруживало политических противников. Боливар сказал: «В Конституционном конгрессе спорят о том, какое решение следует принять. И что же говорят нам? Что, прежде чем провозгласить независимость, следует объединиться в конфедерацию, как будто мы все не объединены против иностранной тирании! Что следует подождать, к чему приведет политика Испании. Какая разница, продаст ли нас Испания Бонапарту или будет впредь владеть нами, как рабами, если мы решим обрести свободу? Эти сомнения показывают, что мы еще находимся в плену старых представлений. Нам говорят, что важные решения следует принимать, хорошенько подумав. Разве трехсотлетнего господства испанцев было недостаточно для размышлений? Патриотическое общество с должным уважением относится к Конституционному конгрессу, но конгрессу, в свою очередь, следует прислушаться к голосу Патриотического общества, являющегося светочем прогресса и выразителем всех революционных чаяний. Заложим же бесстрашно краеугольный камень южноамериканской свободы! Проявить нерешительность в этом вопросе равносильно поражению».[68]68
  Bolivar S. – Vol. 111. – P. 535.


[Закрыть]

Предложение Боливара потребовать объявления независимости и с этой целью направить делегацию в Конституционный конгресс получило всеобщее одобрение.

На следующий день члены Патриотического общества и его сторонники заполнили улицу перед зданием, где заседали депутаты, и после длительного заседания за закрытыми дверями Конституционный конгресс 5 июля 1811 г. торжественно провозгласил независимость Венесуэлы. Жребий был брошен. Событие это приобрело не только национальное, но и континентальное значение. Венесуэла первой из испанских колоний в Америке разорвала цепи рабства и стала примером для других. Это обстоятельство понимали творцы первой Конституции республики Венесуэла, принятой 21 декабря 1811 г. Они протягивали руку дружбы патриотам всей Америки. В Конституции нашла отражение столь дорогая сердцу Боливара идея испано-американского единства. В ней говорилось, что народы «колумбийского континента» должны объединиться для совместной защиты своей религии, свободы и независимости. Решение о создании союза могут принять «их полномочные представители, собравшиеся на Генеральном конгрессе Колумбии» (испанской Америки).[69]69
  La constitucion federal de Venezuela de 1811. – Caracas, 1959.– P. 186–187, 210–211.


[Закрыть]

Это положение не случайно появилось в венесуэльской Конституции. Дипломатия национального освобождения заявила о себе. Революционное движение охватило соседнюю с Венесуэлой Новую Гранаду. Восставшее население ее столицы – Боготы в июле 1810 года свергло власть испанского вице-короля и создало Верховную хунту. Вслед за тем правительственные хунты возникли в Картахене, Сокорро, Памплоне, в других городах и провинциях. Между Венесуэлой и ее соседями установились отношения дружбы и солидарности. В послании Боготы, адресованном Верховной правительственной хунте Каракаса, содержались поздравления по поводу успеха дипломатической миссии Боливара в Лондон и высказывалась надежда, что проложенный Венесуэлой канал связи с Англией послужит интересам всей испанской Америки, освобождение которой не за горами. Хунта Сокорро обратилась к Венесуэле с просьбой о помощи оружием. «Гасета де Каракас» в январе 1811 года приветствовала решения правительственных хунт Боготы и Картахены об объявлении вооруженного нейтралитета. Обе хунты отказались выполнить приказ Регентского совета о блокаде венесуэльских портов и готовились отстаивать свое решение.

Для укрепления дружественных отношений с обеими хунтами Венесуэла в декабре 1810 года направила в Боготу дипломатическую миссию. По совету Миранды провести переговоры и заключить договор о взаимной поддержке было доверено X. Кортес-Мадариаге. Личность Кортес-Мадариаги, так же как и многих других активных участников войны за независимость, интересна и неординарна. По меткой характеристике одного из историков, это был «католический священник, наделенный способностями свободного мыслителя».[70]70
  Villanueva C. Op. cit. – P. 289.


[Закрыть] Он родился в Чили в богатой аристократической семье и получил духовное образование. В Испанию Кортес-Мадариага отправился, чтобы разрешить теологический спор. Последующее пребывание в странах Европы сделало его сторонником французских философов-просветителей. В Лондоне он встречался с Мирандой. Согласно одной из версий, именно Миранда направил его в Каракас для ведения революционной пропаганды. В других источниках встречается иное объяснение: возвращаясь домой через Каракас в 1806 году, Кортес-Мадариага был покорен бурной жизнью столицы Венесуэлы, охваченной революционным брожением, и решил поменять свой чилийский приход на место каноника в каракасском соборе. Как многие священники, он обладал даром слова и умел убеждать.

К моменту прибытия Кортес-Мадариаги в Боготу там уже (в марте 1811 г.) была провозглашена Конституция «государства Кундинамарки», управляемого президентом при признании верховенства Фердинанда VII. После двухмесячных переговоров 28 мая 1811 г. в Боготе президент Кундинамарки Хорхе Тадео Лосано и Кортес-Мадариага подписали Договор о дружбе, союзе и федерации. Договаривающиеся стороны решили объединить усилия для защиты своей свободы и независимости. Они обязались оказывать взаимную помощь в условиях войны и мира. Кундинамарка, например, немедленно после заключения договора оказала Венесуэле финансовую поддержку.

Волна контрреволюций, вскоре прокатившаяся по Венесуэле и Новой Гранаде, поглотила многое, в том числе и документы, касающиеся миссии Кортес-Мадариаги. До наших дней дошли лишь отдельные статьи договора 1811 года, но и они позволяют прийти к выводу о характере этого документа. Первый в истории независимых латиноамериканских государств международный договор в официальной форме отразил их стремление к братскому союзу.[71]71
  См. Rivas R. Historia diplomatica de Colombia (1810–1834).– Bogota, 1961. – P. 13–14.


[Закрыть] В этом свете становится понятным внесение в Конституцию Венесуэлы положения о возможности присоединения к Венесуэльской федеративной республике других народов «колумбийского континента» на основе их свободного волеизъявления.

По непонятным причинам многие историки, особенно североамериканские, мало внимания обращают на эти важные обстоятельства, считая венесуэльскую Конституцию 1811 года копией Конституции США. Конечно, нельзя отрицать влияния американского образца. Венесуэла избрала демократическую и федеральную форму правления и приняла Декларацию прав человека. Она установила разделение властей и издала законы о гражданских свободах, свободе печати и др. Все это действительно напоминало политические учреждения, созданные в США после завоевания независимости. И так было не только в Венесуэле, но и во многих других южноамериканских странах. Однако необходимо видеть и существенные отличия. Главное же заключалось в степени соответствия конституционных норм и государственного устройства национальным условиям и особенностям переживаемого исторического момента.

Боливар считал федеративное устройство и слабое центральное правительство неприемлемыми в условиях внутренней политической неустойчивости и вооруженной борьбы против метрополии. «Федеративная система, даже если и признать ее самой совершенной и в наибольшей мере способной обеспечить счастье человека в обществе, – говорил Боливар в 1812 году, – больше всего противоречит интересам наших нарождающихся государств… Какая страна, будь она сколь угодно умеренной и республиканской, может в условиях внутренних распрей и войны иметь столь сложную и слабую систему правления, как федеральная? Невозможно сохранять эту систему в шуме сражения и столкновений противоборствующих сторон…

Я убежден, что, пока мы не добьемся централизации государственного управления, враги будут иметь полное преимущество; мы неизбежно погрязнем в распрях и потерпим жалкое поражение от кучки бандитов, бесчинствующих на наших землях».[72]72
  Боливар С. Указ. соч. – С. 21–24.


[Закрыть]

Внутреннее и международное положение молодой республики было тяжелым. В различных городах страны вспыхивали мятежи сторонников испанцев. В Каракасе обострялись противоречия между консервативным крылом патриотов, возглавляемым маркизом Topo, и радикалами, руководимыми Мирандой и Боливаром.

Не оправдались надежды на английское посредничество. Выполняя обязательства, взятые в ходе переговоров с Боливаром, маркиз Уэлсли в мае 1811 года дал указание английскому послу в Кадисе начать переговоры с министром иностранных дел, представлявшим Регентский совет, об условиях осуществления Англией посреднической миссии между Испанией и ее восставшими колониями в Америке.

В дипломатической практике той эпохи посредничество широко использовалось для улаживания вооруженных конфликтов. Обычно в качестве посредника выступала одна из наиболее влиятельных держав. Руководствуясь своими интересами, она играла самостоятельную роль при налаживании переговоров между враждующими сторонами и могла при желании существенно помочь одной из них.

Предлагая посредничество, Лондон преследовал две основные цели: предотвратить втягивание Испании в вооруженный конфликт с американскими колониями, что отвлекло бы ее от войны с Наполеоном, и получить признание права Англии на свободную торговлю с испанской Америкой. Как минимум Англия добивалась заключения перемирия между метрополией и ее колониями на период военных действий в Европе. При этом английская дипломатия довольно бесцеремонно напоминала Регентскому совету о том, что Кадис находится на содержании Лондона, получая от него миллионные субсидии, и должен использовать испанские корабли, оснащенные и вооруженные Англией, не для морской блокады Мексики, Каракаса и Буэнос-Айреса, а для военных операций против Франции.[73]73
  См. Webster С. К. (Ed.) Op. cit. – Vol. 11. – Р. 309–320.


[Закрыть]

Регентский совет, в свою очередь, помышлял только об одном: реставрировать колониальное господство Испании в Америке, не поступившись ни одной из своих привилегий. Более того, испанский министр иностранных дел Э. де Бардакси-и-Асара пытался в ходе переговоров заманить Англию в ловушку и навязать ей обязательство, в случае провала посредничества, участвовать своими вооруженными силами совместно с Испанией в подавлении мятежа в колониях.

В Каракасе информация об англо-испанских переговорах была получена от оставшегося в Лондоне Лопес-Мендеса. «Гасета де Каракас» в ноябре 1811 года опубликовала его сообщение по этому вопросу, из которого следовало, что негативное отношение Англии к стремлениям патриотов порвать с Испанией усиливалось. Наполеон находился в зените славы и могущества, готовясь к походу на Москву. Все думы Лондона были прикованы только к европейскому театру. Лорд Р. К. Кэстльри, сменивший маркиза Уэлсли на посту министра иностранных дел, следующим образом в апреле 1812 года инструктировал английского посла в Испании, ведшего переговоры о посредничестве: «Договоры, связывающие двух монархов, накладывают на Великобританию основное обязательство сохранять целостность испанской монархии всеми доступными ей средствами… От этого зависят возможности войны в Европе против Франции. В случае отделения колоний богатства Америки нельзя будет использовать для дела свободы Европы. Если же они будут замирены и объединены с метрополией, их ресурсы вновь будут направлены на нашу поддержку».[74]74
  Ibld. – Р. 310, 312–313.


[Закрыть] Естественно, правительство независимой Венесуэлы решительно высказалось против английского посредничества, заявив, что только грубой силой можно принудить венесуэльцев вновь надеть на себя колониальное ярмо.

Англо-испанские переговоры довольно быстро зашли в тупик, хотя встречи дипломатов и обмен нотами между Лондоном и Кадисом продолжались до середины 1812 года. Провал английского посредничества явился чувствительным ударом по престижу Лондона. Регентский совет, не считаясь ни с чем, отдал приказ готовить 6-тысячную карательную армию для посылки в испанскую Америку.

В это время страшный удар венесуэльской республике нанесло разрушительное землетрясение небывалой силы. В пасхальный четверг 26 марта 1812 г., когда толпы празднично одетых жителей Каракаса направлялись к собору Сан-Хасинто и другим церквам на торжественное богослужение, пугающая мгла средь бела дня окутала город, и подземные толчки в считанные минуты превратили Каракас, Ла-Гуайру и соседние селения в груды дымящихся развалин. Под ними оказалась погребенной почти половина жителей Каракаса, многие в панике бежали из города. Священники-мракобесы с церковных амвонов слали проклятья сторонникам республики. Божья кара, вещали они, настигла посягнувших на священные права испанской короны.

Боливар был среди тех, кто спасал раненых и пытался успокоить народ, напуганный стихийным бедствием. Заставив замолчать очередного прорицателя, сулившего прихожанам новые беды, Симон в гневе бросил ему: «Если природа против наших намерений, мы будем бороться с природой и заставим ее подчиниться».[75]75
  Bolivar S. – Vol. III. – P. 536.


[Закрыть] Потрясенный случившимся, он у развалин древнего собора в третий раз в своей жизни произносит клятву – никогда не отступать перед обстоятельствами.

Тем временем капитан испанской королевской армии Доминго Монтеверде, сколотив в Коро отряд в 230 штыков, двинулся в наступление на столицу. В царившей неразберихе и сумятице сторонники испанцев поднимали мятежи, и венесуэльские города один за другим капитулировали перед Монтеверде.

Перед лицом угрозы конгресс республики вручил всю полноту власти Миранде и назначил его верховным главнокомандующим армией, присвоив звание генералиссимуса. Боливар, отличившийся при подавлении антиреспубликанского мятежа в Валенсии, был назначен комендантом военно-морской крепости в Пуэрто-Кабельо, служившей главным арсеналом республики. Однако защитить республику от врагов не удалось.

Крушение первой венесуэльской республики напоминает сцены классической греческой трагедии, где неумолимый рок правит свой страшный бал и обрекает героев на невообразимые страдания и смерть. Многие детали трагических событий, так же как некоторые побудительные мотивы поступков главных действующих лиц, не нашли исчерпывающего отражения в достоверных документах и остались скрытыми во мраке тех далеких дней. Неудивительно, что и сегодня среди историков разных направлений ведутся острые баталии относительно оценки этих событий.

Гарнизон под командованием Боливара не смог удержать Пуэро-Кабельо. Мятеж роялистов и предательство одного из офицеров поставили немногочисленных защитников крепости в критическое положение. Отчаянный призыв о помощи, направленный Боливаром Миранде, остался без ответа. Возможно, послание Боливара прибыло слишком поздно, а может быть, генералиссимус не оценил опасности. Крепость пала. Боливару с несколькими уцелевшими офицерами удалось бежать в Ла-Гуайру.

Немало историков считают трагической ошибкой Миранды его согласие взять на себя ответственность за судьбу Венесуэлы и возглавить ее армию в критический момент. Долгих двадцать пять лет он был оторван от родины и скитался по белому свету. За четверть века Миранда сам изменился, еще больше изменений произошло в Венесуэле. Мог ли он в 62 года с легкостью, присущей только молодости, адаптироваться к новой венесуэльской действительности? По силам ли было ему привести армию к победе, если последний раз он был в огне сражения двадцать лет назад?

Ответы на эти непростые вопросы дала жизнь. Добившись успеха в первых незначительных боях с Монтеверде, Миранда не стал преследовать противника, а занял выжидательную позицию. Он непрерывно маневрировал, менял один за другим оборонительные рубежи. В войсках упала дисциплина, началось дезертирство. Дело кончилось тем, что, не вступая в решающее сражение, Миранда сдался на милость противника, хотя под его командованием находилась хорошо вооруженная армия (около 5 тыс. человек), превосходившая по численности почти вдвое силы роялистов. После недельных переговоров с Монтеверде 25 июля он подписал акт о капитуляции. Армия патриотов должна была немедленно сложить оружие. Монтеверде обещал не преследовать республиканцев и разрешить им выезд из страны.[76]76
  См. Yanes Fr. J. Relacion documentada de los principales sucesos occuridos en Venezuela desde que se declaro estado independiente hasta el ano de 1891. – T. 2. – Caracas, 1943. – P. 151–153.


[Закрыть]

Что толкнуло Миранду на этот шаг, граничивший, по мнению Боливара и многих других республиканцев, стремившихся продолжать борьбу, с предательством? Неверие в победу? Страх перед длительной гражданской войной и ее социальными последствиями, волнениями обездоленных крестьян и восстаниями рабов, жаждавших освобождения? Иллюзорные надежды получить без кровопролития независимость и свободу из рук испанцев в связи с принятием кортесами в 1812 году Конституции Испании, основанной на принципах равенства и народного суверенитета? Или же внезапный слом под тяжестью задач, оказавшихся не по плечу?

Бесспорных доказательств в пользу какой-либо из этих версий не сохранилось. Достоверно известно только одно: последние недели перед капитуляцией Миранду не оставляла мысль уехать в Англию и там подготовить новую армию для освобождения Венесуэлы. Генералиссимус загодя отправил свой архив и личный багаж в Ла-Гуайру и приказал погрузить их на английский корабль, стоявший в гавани. Туда же он переправил 22 тыс. песо, полученные из казны, и 11 тыс. унций золота.[77]77
  Masur G. Op. cit. – P. 123.


[Закрыть]

Последний раз дороги Боливара и Миранды пересеклись в Ла-Гуайре. Группа из восьми офицеров, в которую входили Боливар и комендант Ла-Гуайры М. М. де Лас-Касас, арестовали Миранду по обвинению в предательстве и заключили его в форт Сан-Карлос. В это время авантюрист и флибустьер Монтеверде, поправ обязательства, записанные в акте о капитуляции, обрушил репрессии на патриотов. В Ла-Гуайру был направлен отряд одного из подручных Монтеверде, прославившегося кровавыми расправами. Миранда попал в его руки. Четыре года спустя Франсиско Миранда, давно объявленный «личным врагом» испанского короля, умер в камере страшной тюрьмы «Четыре башни» в Кадисе.

Боливару удалось тайно бежать из Ла-Гуайры и при содействии одного из своих друзей получить в Каракасе из рук Монтеверде паспорт на выезд за границу. Враги Симона из лагеря роялистов, а вслед за ними некоторые историки, например С. Мадариага (Испания), Б. Митре (Аргентина), обвинили Боливара в том, что он «оплатил» свою свободу жизнью Миранды. Эта версия решительно отвергается всеми серьезными исследователями жизни Освободителя. В критический момент визита к Монтеверде за паспортом Боливар бросил ему в лицо: «Я арестовал Миранду, чтобы покарать предателя, а не для того, чтобы услужить королю».[78]78
  O'Leary D. Op. cit. – Vol. 27. – P. 80–81.


[Закрыть] Лучшим свидетельством несостоятельности обвинений против Боливара служило поведение сыновей Миранды. Продолжая дело жизни отца, юные

Леонардо и Франсиско Миранда в 1823 году покинули Лондон и отправились в Колумбию. Там они предложили свои услуги Боливару, который сердечно принял их. Леонардо он направил служить в министерство иностранных дел, а Франсиско сделал одним из своих адъютантов.

После падения республики в Венесуэле начался разгул террора. Тысячи патриотов были брошены в тюрьмы. Репрессиям подвергались все активные сторонники независимости, их собственность конфисковывалась и делилась между приспешниками Монтеверде.

Как и многие другие республиканцы, бежавшие из страны, Боливар нашел приют в одной из островных английских колоний в Карибском море. Тяжело переживая поражение, он не сложил оружия. Его взоры приковывает Новая Гранада, где гордо реет знамя независимости. При первой возможности Симон во главе группы венесуэльских патриотов покидает Кюрасао и направляется в Новую Гранаду. Он верит: там им не откажут в братской помощи.

Здесь нет возможности излагать все сложные перипетии участия Боливара в военных действиях против испанцев под новогранадскими знаменами. Это особая тема, и ей посвящены многие страницы монографического исследования одного из советских историков. Но и в Новой Гранаде Симон ни на минуту не забывает о страданиях своей несчастной родины. 15 декабря 1812 г., будучи в Картахене, он обращается с посланием к гражданам Новой Гранады. Первый политический манифест Боливара проникнут боевым патриотическим пафосом и суровым анализом причин поражения венесуэльских патриотов. В нем излагался план дальнейшей борьбы. Пассивная оборона – это смерть для патриотов. Необходимо громить врага на его территории. С большой убедительностью Боливар доказывал, что судьбы новогранадской революции неразрывно связаны с освобождением Венесуэлы, народ которой готов восстать против угнетателей. «…Для безопасности Новой Гранады необходимо вернуть Каракас… Нет никакого сомнения, что, как только мы появимся в Венесуэле, к нам присоединятся тысячи мужественных патриотов, которые нетерпеливо ждут нас, чтобы свергнуть иго тиранов и присоединить свои усилия к нашим в защите свободы».[79]79
  Боливар С. Указ. соч. – С. 27.


[Закрыть] Призыв Боливара покончить с распрями и провинциальной разобщенностью, объединить силы против общего врага нашел поддержку.

В мае 1813 года отряд венесуэльских патриотов-эмигрантов и новогранадских добровольцев во главе с

Боливаром ступил на землю Венесуэлы и освободил город Мериду. Их дальнейшее наступление было стремительным, а военные победы – ошеломляющими. Историки назовут марш войск Боливара на Каракас «славной кампанией». 6 августа 1813 г. население столицы горячо приветствовало победителей и устилало им дорогу цветами. К этому времени партизанские отряды Мариньо, Пиара и Арисменди освободили от испанцев северо-восточную часть страны и остров Маргариту. Однако до полного триумфа было далеко. Монтеверде с крупными силами укрылся за неприступными стенами военно-морской крепости Пуэрто-Кабельо. Роялисты продолжали удерживать также Коро, Маракайбо, Гвиану.