Текст книги "История инквизиции"

Автор книги: А. Мейкок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Тюремное заключение

Кающимся еретикам (то есть тем, кого не передали в руки светских властей) приговор в виде епитимьи выносил сам инквизитор. Наиболее частыми наказаниями были заключение в тюрьму, ношение крестов и приказание отправиться в паломничество к святым местам. Точнее, все эти меры считались не наказаниями, а полезными дисциплинарными взысканиями, призванными восстановить духовное здоровье грешников. Теоретически инквизитор находился в позиции отца-исповедника, назначавшего мягкое наказание для оступившихся детей матери-Церкви.

Идея тюремного заключения как наказания за преступления принадлежит монахам: при римском праве подобных наказаний не было. Устав монастыря святого Бенедикта предписывал строгое заключение для преступников – нарушителей монастырской дисциплины и епитимью, которую поначалу назначали только ослушавшимся монахам и клерикалам, потом – мирянам, а уж затем она стала обычной законной карой. Поскольку идея о подобном наказании исходила из Церкви, то оно было принято на вооружение Святой палатой.

«Согласно теории инквизиции, тюремное заключение, – говорит Леа, – было не наказанием, а средством, которое с помощью горького хлеба и слез несчастья помогало оступившемуся человеку получить от Господа прощение за совершенные им грехи; в то же время ему давали возможность убедиться в том, что он избрал верную дорогу, и, будучи изолированным от остальных грешников, он мог полностью излечиться от инфекции». [136]136
  Г. С. Леа. История инквизиции в Средние века. – Т. 1, с. 484.


[Закрыть]

В разных районах процедура трибунала проходила по-разному. Однако, по общему правилу, как может показаться, тюремное заключение было наиболее распространенной епитимьей, назначаемой раскаявшимся еретикам. Судя по документам, Бернар Гуи приговорил к тюремному заключению 307 еретиков, то есть почти половину тех, кто предстал перед его судом. В регистрационном журнале Бернара из Ко эта тенденция прослеживается еще явственнее, к тому же, там не приводятся примеры передачи дел светским властям. В период между 1318 и 1324 годами инквизиция Памьера вынесла приговоры 98 еретикам, из которых двое были оправданы, а о епитимье 21 еретику ничего не известно. Наиболее распространенным наказанием было тюремное заключение.

С другой стороны, судя по записям в регистрационном журнале каркассонского нотариуса, в период между 1249 и 1255 годами, а также в 1278 году выносились иные приговоры. Чаще всего грешникам назначалась епитимья в виде паломничества в Святую землю и лишь в нескольких случаях еретиков отправляли в тюрьму.

Часто использовалась практика смягчения и замены наказания в виде тюремного заключения. Замечено, что из 307 человек, отправленных Бернаром Гуи в темницу, 139 были освобождены по специальным мандатам. В 1328 году 23 узника Каркассона были отпущены, получив более легкие наказания. Из 13 еретиков, приговоренных 8 марта 1322 года к тюрьме трибуналом Памьера, восемь были отпущены на свободу 4 июля. 16 января 1329 года 14 еретиков были выпущены из тюрьмы, а 42 – освобождены от обязательства носить кресты. Более того, по общему правилу, инквизиторы всегда были готовы смягчить наказание, если еретику необходимо было кормить семью, а также заботиться о пожилых или больных родственниках. Так, 6 мая 1246 года Бернар из Ко приговорил некоего Раймона Сабатье, «возвратного» еретика, к пожизненному заключению, добавив, что, поскольку отец обвиняемого был добрым католиком, к тому же пожилым и бедным, сын может оставаться с ним до самой его кончины, но обязан носить черную одежду с двумя крестами, перечеркнутыми двумя полосами. [137]137
  Дуэ. Документы. – Т. II, с. 8 – 10; Де Козон, т. II, с. 371; Г. С. Леа. История инквизиции Средних веков. – Т. I, с. 486.


[Закрыть]В документах приводится множество примеров того, что заболевшим узникам разрешали пойти домой для того, чтобы набраться сил и здоровья в более подходящих условиях, чем тюрьма. Так, 28 октября 1251 года одна женщина из Куфуленса получила разрешение «уйти из тюрьмы, куда ее посадили за преступление в виде ереси, до тех пор, пока она не излечится от болезни. Выздоровев, она должна вернуться в тюрьму, чтобы сполна выполнить епитимью, назначенную ей за указанное преступление». [138]138
  Молинье, с 445.


[Закрыть]В другом случаезаключенный в тюрьму еретик, масон, был отпущен из тюрьмы на два года, чтобы принять участие в строительстве монастыря в Риунетте. [139]139
  Дуэ. Документы. – Т. 1, с. 280.


[Закрыть]

В 1229 году Церковный собор в Тулузе издал декрет о том, что раскаявшихся еретиков следует сажать в тюрьму так, «чтобы они не могли повлиять на остальных узников»; в декрете также было записано, что если имущество еретика конфисковано, то он может забрать необходимые для себя вещи. Церковный собор в Нарбонне пошел еще дальше, предписав, что, независимо от возраста, пола и состояния, все еретики, не раскаявшиеся во «время милости» должны были отправляться в тюрьму пожизненно. Это было в 1244 году, через два года после убийства инквизиторов и священнослужителей в Авиньонете. Однако может показаться, что даже в те, ранние, годы, когда ересь была в расцвете своей силы, законы никогда не были чрезмерно жестоки к еретикам. Даже Церковный собор в Нарбонне издал собственные постановления, в которых говорилось о том, что инквизиторы не должны приговаривать в пожизненному заключению всех еретиков из-за нехватки кирпичей и известки для строительства тюрем.

По законам инквизиции, пожизненное заключение грозило тем, кто был виновен в лжесвидетельстве, а также тем, кто признался в приверженности к ереси под страхом смертной казни. С другой стороны, число не пожизненных заключений, о которых нам известно, удивительно невелико. Два приговора Бернара из Ко – на десять и пятнадцать лет, а также один случай заключения в тюрьму мужчины «до тех пор, пока Церковь считает нужным держать его за решеткой». В подавляющем большинстве случаев человека сажали в тюрьму пожизненно. Однако есть причины считать, что термин «пожизненное заключение» был скорее данью давнему обычаю и на практике означал очень мало. Мы уже приводили примеры других случаев, когда инквизиторы использовали термины и фразы, давно устаревшие и ставшие бессмысленными. Так было с «эластичной» формулой «animadversio débita» – «должное наказание»; так же дело обстояло с абсурдным приговором о передаче дела в руки светских властей. Во всяком случае, когда дело касалось заключения в тюрьму, мы должны обратить внимание читателей на огромное количество примеров того, как еретики были выпущены из темницы; почти половина приговоров о пожизненном заключении, вынесенных Бернаром Гуи, была изменена. Может показаться, что при хорошем поведении, убедив власти не сомневаться в искренности его намерения исправиться, узник получал шанс относительно быстро выйти из тюрьмы.

«Murus largus»

Существовало две формы тюремного заключения – более мягкое, или munis largus, или более суровое – munis strictus. Murus largus был обычным приговором. Если не было специальных указаний, то само собой подразумевалось, что еретика приговаривали к muras largus; a если приговор должен был выполняться в форме muras strictus, то это специально обговаривалось в документах. Бернар Гуи в 1307 году приговорил 19 человек к muras strictus.

Таким образом, большое количество приговоров было более легкой и менее суровой формой тюремного заключения, т. е. muras largus. Обычно узники обладали относительной свободой в пределах здания тюрьмы. Похоже, что они жили более или менее общественной жизнью, вместе ели, регулярно виделись. Фактически тюремная жизнь напоминала монашескую. Эймерик указывает, что по общепринятой практике друзья-католики могли навещать заключенных. А женам и мужьям разрешали жить вместе, если они оба сидели в тюрьме. Еду, деньги, вино и одежду им могли доставлять со свободы. Леа пишет, что «документы так часто указывают на подобную практику, что ее можно счесть установившимся обычаем».

Состояние дел в инквизиторской тюрьме Каркассона можно оценить по заявлению, сделанному в 1282 году инквизитором Жаном Галаном. Он был диким, фанатичным человеком. На его поведение в роли инквизитора поступало множество жалоб и даже привлекло к нему внимание Папы Римского и Филиппа Справедливого. В 1282 году, встревожившись оживлением еретической деятельности в Альби и его окрестностях, он издал серию постановлений о более жестком соблюдении дисциплины в тюрьме Каркассона. Заключенным еретикам запрещается выходить из тюрьмы без специального разрешения инквизитора. Тюремщику и его жене отныне запрещается есть вместе с заключенными и играть с ними в игры. В будущем никаких игр в тюрьме не стало. Ни под каким предлогом у узников не разрешается брать деньги, им запрещается получать от родных письма и посылки с предметами, которые могут послужить взяткой. В документах есть любопытный и интересный комментарий об одном тюремщике – явно сговорчивом человеке, нечистом на руку.

«Murus stńctus»

Лжесвидетелей, провинившихся священников, членов религиозных орденов, а также тех, чье поведение следовало наказать с особой суровостью, приговаривали к форме заключения, называемой murus strictus. Это было наиболее суровое наказание. Узника бросали в темную, отвратительную камеру, иногда подземную.Это была камерa-одиночка; кормили заключенного только хлебом и водой. Иногда узника приковывали цепями к стене и надевали на него кандалы. Навещать его дозволялось лишь инквизитору и епископу. Однако в 1351 году, по просьбе генерального викария Тулузы, король Иоанн II приказал, чтобы дважды в месяц узники имели возможность отдохнуть и поговорить с друзьями.

«В документах я натолкнулся на описание одного случая, – пишет Леа, – когда в 1328 году лжесвидетеля приговорили к murus strictissimus, то есть он должен был носить кандалы на руках и ногах… В деле Жанны, вдовы Б. из Тура, монахини из Леспинасса, которая в 1246 году совершала обряды катарской и вальденской ереси и была неискренна в своем признании, записано, что она была приговорена к заключению в отдельной камере в собственном монастыре, куда никто не мог входить и где никто не мог видеть ее. Пищу ей проталкивали в специальное отверстие. По сути, это была настоящая гробница для живого человека». [140]140
  Г. С. Леа. История инквизиции в Средние века. – Т. 1, с. 486 и далее. Этот приговор приводится в книге Дуэ, том 2, с. 31. Инквизитором, который вынес его, был Бернар из Ко.


[Закрыть]

Обычные условия в тюрьмах

У инквизиции были собственные тюрьмы в Каркассоне и Тулузе. Неизвестно, имела ли инквизиция свою тюрьму в Безьере; в Памьере епископ предоставлял в их распоряжение prison des Allemans. Похоже, что, в общем, инквизиторские тюрьмы были такими же плохими, как и светские, – грязные, едва проветриваемые, иногда вообще не подходящие для проживания людей. Довольно любопытно, что иначе дело обстояло в Испании, где и светские и церковные тюрьмы были лучше оборудованы. Однако в Лангедоке и Италии тюрьмы ничем особенным не отличались. Заключенным никогда не хватало питания, да и пища была не из лучших. При munis strictus к лишениям и дискомфорту менее сурового наказания добавлялись ужас одиночества и изнуряющая тяжесть кандалов. В таких условиях смерть становилась желанным избавлением от кошмара. Неизвестно, что при muras strictus первым лишалось жизни – разум или тело. Как нам известно, в 1273 году один узник «ранил себя в голову, желая смерти и надеясь убить себя».

Следует, впрочем, заметить, что подобные вещи были не по нраву даже самым ожесточенным инквизиторам. Меньше всего Святая палата хотела, чтобы все кающиеся грешники погибали в тюрьме от нужд и лишений. «Надо быть осторожным, – заявил один из представителей власти, поражая шаткостью своей позиции, – а то как бы суровая тюремная дисциплина не довела до смерти осужденных… потому что в этом случае судей, которые вынесли этот приговор, обвинят в неспособности вынести правильный приговор». Таким образом, даже если инквизитор был настоящим монстром, он не мог спокойно относиться… к смерти осужденного им еретика. Даже если мы согласимся с мнением оппонентов, которые выставляют всех инквизиторов только в черном свете и выставляют их как людей, глухих к голосу справедливости и ничего не знающих о порядочности, то нам придется признать, что следить за нормальным состоянием тюрем было в интересах инквизитора.

Большое количество необходимых реформ было внедрено в систему инквизиторских тюрем Папой Клементом V. Дачные выступления Бернара Делисье вызвали целый шторм враждебности против церковных властей Лангедока, в ответ на что инквизиция начала яростную кампанию против ереси. В 1306 году члены монашеских орденов двух религиозных домов написали Папе, торопя его вмешаться в это дело; тем временем консулы Альби и Корда официально пожаловались на поведение инквизиторов и Бернара де Кастане, епископа Альби. Было установлено, что множество невинных людей арестовали и посадили в тюрьму, что пытки к арестованным применяли без ограничений и что условия содержания людей в тюрьмах были отвратительными. Несколько человек так ослабли от нехватки пищи и пыток, что их сердца не выдержали и они умерли.

Папа Римский назначил комиссию, возглавляемую кардиналами Тейефером де ла Шапель и Беренгаром Фредолом. Они должны были поехать в Лангедок, чтобы провести полное расследование. Кардиналы имели право призвать к себе на допрос епископа и инквизиторов, посещать тюрьмы, приостанавливать судебные заседания, позаботиться о том, чтобы все ошибки были немедленно исправлены и своевременно сообщать обо всем происходящем в Рим. Изучив состояние дел, папские легаты прогнали нескольких тюремщиков, приказали, чтобы узников больше не содержали в кандалах и чтобы людей немедленно вывели из подземных камер. Все узники должны были иметь возможность регулярно передвигаться в пределах здания тюрьмы; использовать подземные камеры вообще запрещалось. Следует заметить, что лишь после 1550 года последняя мера была взята на вооружение законодательной системой Франции.

Результаты папского расследования были опубликованы в важной булле «Multorum Querela», которая была обнародована на Церковном соборе в Вене в 1311 году. Булла строго запрещала сотрудничество официальных лиц Святой палаты и местных епископов во всем, что касалось преследования ереси. Инквизитор не мог передать кого-то в руки светского правосудия, не мог назначить наказание в виде munis strictus, a также применять к обвиняемому пытки без разрешения епископа. Доступ в тюрьмы был открыт. Епископ должен был назначать одного тюремщика, а инквизитор – другого, и каждый должен был иметь свои ключи. Учитывая все это, можно сказать, что это была весьма действенная, справедливая реформа, «подрезающая крылья» инквизитору. Бернар Гуи был недоволен этими новыми правилами; он заявлял, что они мешают работе Святой палаты и что Папа Римский забыл о своей обычной мудрости, отдавая распоряжение внести их в буллу. В некотором смысле это утверждение верно. Реформы Клемента, какими они были известны в истории, существенно сократили свободу инквизиторов, однако говорить об их мудрости не приходится. Если бы все инквизиторы были такими же способными и честными, как Бернар Гуи, то ничего предосудительного в старом режиме и не было бы. Таким людям можно было бы довериться во всем: они смогли бы блюсти справедливость, но не забывали бы одновременно и о милосердии. Однако это было совсем не так. Существовали ужасающие злоупотребления властью и допустить их продолжения было невозможно. В этом и была цель реформ Папы Клемента. Доктор, нравилось ему это или нет, хотел он этого или нет, должен был выслушивать и «второе мнение».

Замечание об идее тюремного заключения

Думаю, читателю понятно, что в Средние века к тюремному заключению относились совсем иначе, чем сейчас. Это было относительно новой вещью, шедшей от монахов и служащей для того, чтобы добиться раскаяния. Так, если узник пытался убежать из инквизиторской тюрьмы, к его бегству относились не как к желанию избежать справедливого суда, а как к добровольному отказу от любящего наказания Церкви – акт преступной неблагодарности! Для нас подобные вещи кажутся смехотворными и совершенно фантастическими. Однако так относились к подобным наказаниям судьи, а, судя по епитимье, можно в некоторой степени понять, почему узники так редко пытались сбежать из тюрьмы. Дело, должно быть, было не только в бдительности суровых стражников и в мощи толстых стен темницы. Большинство стражников легко поддавались коррупции; узники, осужденные к munis largus, большую часть времени проводили вместе и имели бесчисленные возможности составить план побега. Однако это происходило крайне редко.

Далее мы должны обсудить влияние установившегося монашества. Когда членов религиозного ордена обвиняли в ереси, их обычно приговаривали к murus strictis-simus – суровому заключению в кандалах на хлебе и воде. Такой была судьба монаха-картезианца из монастыря Болье в Каркассонском приходе. Его обвинили как духовного францисканца и приказали запереть в камере до конца жизни. Теперь понятно, что от священнослужителей требовали соблюдения суровой дисциплины и что ересь для священнослужителя была куда большим грехом, чем для светского человека. И, естественно, наказание за нее было более суровым. Но в конце концов, что munis largus могло значить для монаха? Как можно было приговорить такого человека к тюремному заключению, когда вся его жизнь была сплошным заключением? Разве профессия монаха не была добровольным тюремным заключением? Правда, сам он так к монашеству, разумеется, не относился; правда, что высокие идеалы монашеской жизни были не для обычных светских людей. И все же существовала определенная атмосфера, окружавшая саму идею монашеского затворничества. В наше время тюремное заключение рассматривают в первую очередь как потерю личной свободы, прекращение всего, что делает нашу жизнь стоящей; инстинкт, говорящий нам о ценности свободы, вполне естествен. Однако в Средние века к таким вещам относились иначе. Многие монашеские ордена, члены которых, как известно, были веселыми людьми, жили по правилам, куда более суровым, чем те, что диктовало murus largus. Так что одиночество и полное уединение были намеренными. К тюремному заключению относились негативно лишь потому, что оно ограничивало личную свободу, и в то же время положительно, потому что оно помогало духовному выздоровлению.

И все же, сказав это, я вынужден признать, что записи о заключении в инквизиторских тюрьмах весьма постыдны. Впрочем, хоть большинство обвиняемых подвергались murus largus, а ложные свидетели и другие – murus strictus, мы можем сказать, что они заслуживали того, что получили. К тому же очень многих узников выпускали из тюрьмы за хорошее поведение, так что весьма спорен тот факт, что послабление в исполнении наказания получали лишь те, кто был приговорен к самой строгой каре. Однако между идеальным и реальным была огромная пропасть. Длялюдей Средневековья было характерно ставить перед собой высокие цели, а те, кто высоко поднимается, обычно падают дольше. Теория тюремного заключения, предлагаемая инквизицией, с ее высокими идеями покаяния и духовного возрождения, по силе сравнима лишь с тем, что Осборн Тейлор называет «запятнанной реальностью».

Глава 8
Кресты, паломничество и другие виды наказаний

Ношение крестов

В книге уже указывалось, что в теории не существовало разницы между епитимьей, наложенной инквизицией или обычным исповедником. Даже тюремное заключение долгое время играло роль покаяния перед Церковью; на протяжении Средних веков епископы могли сажать людей в тюрьму почти с теми же целями, с какими это делали инквизиторы. На практике единственным наказанием, которое назначала только инквизиция, было ношение крестов.

Вероятно, эта форма епитимьи была придумана святым Домиником. Во всяком случае, первое упоминание об этом наказании появилось в формуле, по которой святой воссоединил с Церковью бывшего еретика Понса Роджера. [141]141
  См. Главу 4.


[Закрыть]Согласно епитимье, кающийся должен был исполнять множество религиозных обрядов и держать много постов; в дополнение к этому он должен был носить на одежде два маленьких креста, пришитых по обеим сторонам груди. Трудно поверить, что святой Доминик рассматривал кресты как знак деградации. А если это так, если сама идея того, что крест будет напоминать грешнику о его прошлом грехе, крест должен был стать последним символом его выбора. В то время кресты на одежде носили только крестоносцы и члены военных орденов. Крест был знаком Христа, знаком чести, а не бесчестья. Ясно, что с точки зрения святого Доминика, раскаявшийся грешник должен был носить крест в знак триумфа, напоминая ему, с одной стороны, о совершенных им прегрешениях, а с другой, объявляя верующим о том, что заблудшая овечка вернулась в стадо.

Однако в истории есть несколько святых Домиников. А потому в глазах Церкви и государства, объединенные в ненависти к ереси, они изменили отношение к ношению крестов. Когда о них впервые появляется упоминание в записях Святой палаты, становится понятно, почему к ним относились как к знакам деградации. Для Бернара Гуи ношение крестов было близко тюремному заключению, как принадлежавшее к категории poenitentiae confusibiles – унижающая епитимья. Кстати, мы уже указывали на то, что он назначал это наказание в 143 случаях.Больше того, исследование инквизиторских записей явственно показывает, что ношение крестов рассматривалось как наиболее суровое наказание, к которому могла приговорить инквизиция (кроме тюремного заключения). Лишь самые большие прегрешения карались подобным образом. Даже самое долгое, тяжелое паломничество считалось менее суровой карой. Так, 5 октября 1251 года инквизитор Каркассона освободил нескольких грешников от епитимьи в виде ношения крестов и вместо этого назначил им покаяние в виде паломничества; «…эти люди должны были отправиться за моря (т. е. на Святую землю) первым же кораблем, шедшим в те края». [142]142
  Дуэ. Документы. – Т. 2, с. 159; Молинье, с. 404.


[Закрыть]

Святой Доминик велел Понсу Роджеру носить два «маленьких креста» – cruses parvulae, – пришитыми к одежде. В 1229 году Церковный собор в Тулузе официально признал практику наказания таким образом обращенных еретиков. Святой Доминик особо отметил, что кресты должны быть иного цвета, чем одежда, и что их следует носить по обеим сторонам груди. Таким образом, следует предположить, что они не были очень большими. Однако в 1243 году Церковный собор в Нарбонне специально оговорил их размеры. Ясно, что к этому времени кресты расценивались как знак прегрешения и ничего больше. Собор постановил, чтобы в будущем кресты носили сзади и впереди; один следовало укрепить на груди, другой – между лопатками. Кресты следовало пришивать на верхнюю одежду, и они должны были быть желтого цвета. Вертикальная часть креста должна была быть в две с половиной ладони в длину, горизонтальная – в две ладони, половинки креста должны были быть в три пальца шириной. Дальше, «хороший» еретик, которого по какой-то причине не приговорили к тюремному заключению, должен был носить три креста – третий надлежало прикреплять на шляпу, и на вуаль – женщине. Этот декрет был принят на Церковном соборе 1246 года в Безьере, который также постановил, что те еретики, которые намеренно солгали или скрыли правду от инквизиторов, должны носить специальные кресты с двумя поперечными полосками.

Идея подобным образом отмечать осужденных получила широкое развитие у инквизиторов. Ложные свидетели носили на одежде красные полосы, символизирующие языки. Те, кто был уличен в занятиях черной магией или в увлечении оккультными науками, что влекло за собой профанацию всего святого, носили пришитыми к одежде желтые диски, символизирующие Святой Дух. Колдунам, идолопоклонникам и почитателям дьявола надлежало носить на одежде гротескные фигуры, напоминающие горгульи на соборах. Вероятно, все это было каким-то образом связано со средневековой страстью к геральдике и символике. Это был век униформ, эмблем и, если можно так выразиться, клейм. Тогда существовали униформы для членов религиозных орденов (доспехи рыцарей); львы святого Марка также ассоциировались со Средневековьем, как орлы с имперским Римом. В некоторые периоды Средневековья евреям предписывалось носить на груди желтые круги. Во время «Черной смерти» кочующие банды флагеллантов, или братьев Креста, ходили строем со знаменами, зажженными восковыми свечами и на их одежде спереди, сзади и на капюшонах были пришиты алые кресты в знак принадлежности к ордену. В XVII веке царь Петр Великий приказал членам схизматических сект носить подобные кресты на спине. В наше время мы можем увидеть такие же знаки огненного креста на балахонах Ку-клукс-клана и на одежде заключенных, причем некоторые носят их добровольно, а другим это предписывается законом. Многие писатели обратили внимание на интересное возрождение геральдики во время войны, когда в Британской армии подобными знаками отмечались дивизии и бригады.

С первого взгляда может показаться, что ношение желтых крестов, назначенное инквизицией, было простым наказанием. Но, как мы уже указывали, это было совсем не так. В глазах людей желтый крест был знаком позора; человек, носивший этот крест, был изгоем, живущим среди людей. О его прегрешениях узнали и его за них справедливо наказали. Разумеется, он покаялся и формально стал таким же католиком, как и остальные. Но это только формально… Церковь в своей безграничной милости позволила ему искупить грехи, однако может ли леопард избавиться от своих пятен? Ересь, как мы указывали уже несколько раз, была таким же оскорблением общества, как и оскорблением всей Церкви.

В результате всего этого те, кто носили кресты, часто подвергались остракизму. Один шкипер, которого арестовали за то, что он не носил крестов, заявил, что он перестал носить их десять лет назад из-за того, что его жизнь стала невозможной. При тех же обстоятельствах одна женщина, некая Раймонда Майнфер, призванная к Каркассонскому трибуналу 2 октября 1252 года, заявила, что ее хозяин запретил ей носить кресты. Люди не могли найти работы. Отцы, вынужденные носить кресты, не могли найти женихов своим дочерям, a fortiori, девушки, носящие кресты, не могли выйти замуж. Бернар Гуи, освободивший 139 человек от обязанности носить кресты, назвал условия, при которых с людей могли законно снять епитимью в виде ношения крестов. Речь шла о пожилых и больных людях; также освобождались от этой епитимьи те семейные люди, которым надо было выдавать дочерей замуж. Впрочем, он мог и по другой причине, «которая могла показаться нам уважительной», освободить людей от этого наказания. Инквизиторы отлично понимали, на какие несчастья Святая палата обрекает людей, приказывая им носить кресты.

И все же не это было целью наказания в виде ношения крестов. Следует отдать должное церковным властям, которые снова и снова пытались оградить наказанных людей от высмеивания, преследований и бойкотов. Церковный собор в Безьере издал соответствующие постановления по этому поводу; инквизиторы часто обращались за помощью к светским властям, чтобы прекратить это. Приятно было узнать, что архиепископ Нарбонны, разгневавшись, пригрозил в 1329 году, что заставит всех тех, кто преследует наказанных ношением крестов людей, самим носить кресты.

Частота, с которой инквизиция прибегала к подобным наказаниям, в большой степени варьировалась – в зависимости от активности инквизиции. К этому наказанию не часто прибегал Бернар из Ко; в записях каркассонской инквизиции в период с 1250 по 1258 годы есть не более 20–30 упоминаний о подобном наказании. Похоже, чаще других к подобному наказанию прибегал Бернар Гуи; судя по записям, почти четвертой части представших перед ним еретиков он назначил это наказание. Однако с середины XIV века о ношении крестов упоминается все реже. Мсье Танон заметил, что в 1451 году некий Жан Акарен был приговорен к четырем годам ношения крестов и к трем годам тюремного заключения. «Кресты, которые должен был носить он (Акарен) были традиционными – такого же размера и формы». [143]143
  Танон. История судов инквизиции во Франции. – С. 498.


[Закрыть]Но к тому времени французская инквизиция уже почти потеряла силу. Она сыграла лишь второстепенную роль в процессе и осуждении Жанны д'Арк. В течение второй половины XV века в Париже была совершена лишь одна казнь за ересь, и инквизиция не имела к ней отношения. Кажется, 3 июня 1491 года Жан Ланглуа, священник, напал на такого же, как он, священника, служившего мессу в соборе Парижской Богоматери, повалил его на пол, перевернул потир (литургический сосуд для освящения вина и принятия причастия. – Примеч. переводчика.)и вылил его содержимое на пол. Он был арестован и после яростного богохульства, проклятий и сетований, издаваемых священником, его передали в руки светского правосудия. 12 июня 1491 года этого человека сожгли на костре. [144]144
  Этот случай приводится в книге «Корабль дураков». См. новый перевод Фр. Аурелиуса Помпена, О. Ф. М, с. 157–158.


[Закрыть]