Текст книги "Путешествие в историю. Французы в Индии"

Автор книги: А Каплан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава шестая
ФРАНЦУЗСКИЕ АВАНТЮРИСТЫ В ИНДИИ

После поражения французской армии в Семилетней войне англо-французское соперничество в Индии фактически кончилось. Обанкротилась и Компания обеих Индий. Незначительные колониальные владения, сохраненные Францией после Семилетней войны, большой роли не играли, но пока в Индии существовали очаги сопротивления британскому владычеству, оставались надежды на изгнание англичан. Победы французского оружия, особенно армии Бюсси, не скоро изгладились из памяти местных жителей, бродячие певцы на дорогах Декана распевали песни о подвигах Бюсси, о его победах над маратхами.

Отблеск прошлой военной славы падал на тех французских офицеров и солдат, которых судьба разбросала по различным районам Индии, К французским офицерам местные феодалы относились с большим почтением даже после поражения Лалли, ибо победы Бюсси в Декане не забывались, а его бывшие сипаи считались лучшими солдатами в Индии. Вспомним эпизоды одной из самых кровопролитных битв – битвы при Панипате между маратхами и войсками повелителя Афганистана Ахмад-шаха, которая закончилась полным поражением маратхов. Афганский монарх – участник похода Надир-шаха сумел при помощи быстрых маневров окружить маратхов и заставить их принять сражение, 14 января 1761 года 45 тысяч маратхов встретились с 60 тысячами афганцев. На левом фланге маратхской армии находились восемь тысяч сипаев под командованием Ибригим-хана, одного из синайских командиров Бюсси. Начало битвы обещало победу маратхам. Ибрагим-хан бросил в бой 6,5 тысячи сипаев против 17 тысяч рохиллов [* Рохиллами называли потомков афганских наемников, которые не возвращались на север, а селились компактными массами к северо-востоку от Дели. Область их поселения впоследствии стала именоваться Рохилкханд. В XVIII веке она превратилась в независимое княжество]. Рохиллы не выдержали атаки сипаев и стали отступать. Положение на левом фланге стало опасным для Ахмад-шаха. Только когда он ввел в бой тысячи своих отборных воинов, удалось остановить сипаев. Перейти же в наступление афганские войска не смогли. Сипаи продолжали сражаться. Если бы маратхская кавалерия подоспела вовремя, неизвестно, каков бы был исход битвы при Панипате. Но кавалерия промедлила, и свыше шести тысяч сипаев погибло. «Ученики Бюсси оказались достойны своего учителя», – отмечает известный индийский историк Саркар в своей книге «Падение Могольской империи».

Вторая половина XVIII века изобилует авантюрами многих французов, чьи энергия и любовь к приключениям заставляли их втягиваться в серьезные события. Свобода их действий во многом объяснялась тем, что французское правительство после Семилетней войны не интересовалось Индией, а генерал-губернатор Ло де Лористон (брат офицера, печально прославившегося капитуляцией при Тричинополи) был занят восстановлением разрушенного Пондишери. В городе кроме двух индуистских храмов не осталось ни одного целого здания. Менее чем за десять лет Ло восстановил город. Новый Пондишери по своей планировке и красоте постройки, как свидетельствовали современники, превосходил старый город. В середине 70-х годов XVIII века в столице Французской Индии жили, 1200 белых колонистов и в «черном городе» – 20 тысяч индийцев. Население его быстро росло, так как действия английских и майсурских войск заставляли индийцев искать себе убежище в относительно безопасных местах.

Ло пытался восстановить прошлое могущество Пондишери, как бы не замечая полной перемены обстановки. Теперь Франция, как Голландия и Португалия, владела лишь крошечными торговыми точками, в то время как английская Ост-Индская компания все более утверждалась в качестве колониального господина Индии.

В Индии имелись силы, способные к сопротивлению англичанам: в Декане после ухода французов вместо трусливого и безвольного Салабата к власти пришел более твердый правитель Низам Али, маратхи оставались по-прежнему весьма опасными противниками, но самым сильным врагом Англии стал Майсур, где у власти находился Хайдар Али.

Сын одного из военачальников майсурского раджи, он начал свою военную карьеру командиром небольшого военного отряда. Командиры наемников индийских навабов и раджей в XVIII веке сами нанимали солдат, платили своим людям жалованье и делили добычу между ними. Смелый, жестокий и справедливый, Хайдар Али завоевал репутацию хорошего предводителя, его отряд быстро рос.

В 1750 году Хайдар Али присоединился к войску Насир Джанга и после убийства последнего, пользуясь всеобщей суматохой, захватил огромную добычу в обозе убитого субадара. Хайдар Али принимал участие в длительной осаде Тричинополи, во время которой внимательно наблюдал за военной тактикой и техникой европейцев. В 1755 году он уже был командиром многотысячного войска, а в 1761 году отнял власть у фактического правителя Майсура Нанджараджа и стал некоронованным самодержцем этой страны. Хайдар Али попытался создать индийскую армию по европейскому образцу и достиг на этом пути определенных успехов. Безграмотный предводитель наемного отряда, став правителем страны, проявил себя одаренным полководцем и администратором. Майсур быстро превращался в ведущее государство Южной Индии.

Однако между Хайдаром Али, низамом Хайдарабада и маратхами не было единства. Англичане, хотя и терпели порой поражение от майсурских войск, могли побеждать своих противников поодиночке, искусно играя на их противоречиях.

Французский генерал-губернатор оставался лишь безучастным зрителем событий и при временных неудачах счастливого соперника испытывал радость завистника, затаенную надежду на лучшее будущее. Ло составлял обширные отчеты о своей деятельности в Индии; они отнюдь не напоминали казенные бездушные документы колониальных канцелярий, а представляли собой интересные мемуары. Но литературное качество отчетов Ло не содействовало повышению интереса к Индии при французском дворе. Авторитет генерал-губернатора Французской Индии был невелик. Французские авантюристы могли, не советуясь с ним, принимать любое решение. Судьба некоторых из них весьма интересна и дает возможность более глубоко проникнуть в историки Индии XVIII века.

Наиболее известным французским авантюристом того времени был Рене Мадек. Он родился в 1736 году в Бретани, в краю рыбаков и моряков. Уроженцы Бретани, с детства привыкшие к морю, чаще других нанимались на службу Компании обеих Индий, тем более что в Бретани находился главный порт Компании – Лориан. Подобно многим другим юным бретонцам, десятилетний Рене поступил юнгой на небольшой корабль, ходивший между мелкими местными портами. Жизнь юнги незавидна, а жалованье мизерно, поэтому Мадек промышлял во время стоянок случайными заработками или нищенствовал. Тяжелая жизнь на корабле не проходила даром. Мадек стал профессиональным моряком. В 11 лет он на корабле Компании побывал в Сан-Доминго. Затем возвратился в Лориан и через несколько месяцев оказался опять на корабле. На этот раз он плыл в Пондишери. В первый раз Мадек пробыл в Индии недолго, корабль, на котором он служил, ушел к берегам Бразилии. Спустя два года Мадек снова появился в Пондишери. Ремесло матроса более не привлекало его, и бретонский моряк стал артиллеристом. Он участвовал в длительной осаде Тричинополи, но судьба военной кампании его мало волновала, Почти все время Мадек проводил на «базаре» лагеря Чанда Сахиба в обществе бродячих торговцев, факиров и баядерок. Ему нравилась бездумная, однообразная и шумная жизнь индийского военного табора. Но осада длилась долго. Положение французов ухудшалось, особенно после капитуляции Ло и казни Чанда Сахиба, и Мадек все более испытывал недовольство своей жизнью. Вслед за Дюплексом Мадек отправился во Францию, и на какое-то время его след потерялся.

В 1758 году он находился среди матросов адмирала д'Аше. Ему не нравилась медлительность и робость адмирала. Нетерпеливый Лалли был ему больше по душе.

Поэтому Мадек дезертировал с корабля и проплыл несколько километров в опасном месте, где, по всеобщему мнению, было много акул. Добравшись до берега, Мадек явился в распоряжение одного из офицеров Лалли, который назначил его сержантом. Новоявленный сержант по прошествии некоторого времени оказался далеко от основного расположения французских войск, в небольшом отряде из 600 человек, действовавшем севернее Ориссы. Когда отряд распался, Мадек возглавил сотню солдат сипаев. Это подразделение вскоре было разбито англичанами. Мадек и несколько французов добрались до Пондишери и в конце января 1760 года участвовали в одной из самых неудачных для Франции компаний. После падения Пондишери сержант стал военнопленным англичан.

Британские власти нуждались в храбрых наемниках и предложили пленным французам стать солдатами английской Ост-Индской компании. Авантюрист-бретонец без колебаний согласился надеть красный мундир и вскоре очутился в Бенгалии. Однако служба под британским флагом ему не понравилась, французские наемники сидели на голодном пайке, им платили мало и систематически задерживали жалованье. Французы роптали, Мадек возглавил недовольных. В 1764 году 400 наемников восстали, с оружием в руках они двинулись из своего лагеря на запад. Англичане не решились силой подавить восстание, ибо в это время волновались сипаи. Британские власти в Калькутте спешно выплатили жалованье французам. 200 человек из 400 во главе с Мадеком не захотели остаться в Калькутте. Небольшой отряд прибыл в Бенарес. Здесь Мадек поступил на службу к навабу Ауда Шуджа-уд-доуле. Последний боялся разделить судьбу своего бенгальского соседа и был готов много заплатить за создание армии европейского типа. За это дело взялся Мадек, объявив себя французским резидентом в Ауде. Не прошло и года как под давлением британских властей наваб Ауда предложил Мадеку покинуть провинцию. Самозваный резидент не пал духом.

Его имя уже стало известно в Индии, и под его начало собралась разноплеменная толпа европейских ландскнехтов, ядро которой составляли французы, к ним присоединились английские дезертиры, голландцы, португальцы, немцы и др. Осенью 1765 года отряд Мадека появился в районе Дели. Здесь продолжалась жестокая междоусобица. Император Шах Алам II не мог войти в собственную столицу и находился в Аллахабаде под контролем англичан. Хозяином Дели был глава рохиллов Наджиб-уд-доула, который вел ожесточенную борьбу с джатами. Джатское государство после смерти Сурадж Мала переживало кризис, новый джатский раджа, Джавахир Сингх, чувствовал себя неуверенно. В этой сложной обстановке еще формально считавшийся вазиром Имад-ул-мулк попытался вновь стать правителем Дели. Он обратил внимание на Мадека. Тот же предпочел ему действительного господина Дели Наджиб-уд-доулу и получил большой джагир с доходом 10 тысяч рупий в месяц.

Так сын полунищего бретонского моряка, в детстве не знавший иной одежды, кроме лохмотьев, и почти никогда не наедавшийся досыта, стал богатым восточным вельможей. Несмотря на крах империи Моголов, в Дели Наджиб-уд-доула и несколько десятков вельмож жили в непривычной для европейцев роскоши. Авантюрист Мадек пожелал в полной мере воспользоваться своим положением. Достаточно сказать, что торжества, связанные с его свадьбой, длились более 10 дней и превратились во всеобщий праздник – Мадек женился на 13-летней индианке-католичке. Главным событием было торжественное шествие жениха к дому новобрачных: Мадек, окруженный своими офицерами, в сопровождении свиты индийских вельмож, медленно двигался в толпе танцующих баядерок и зевак. Хитрый бретонец пригласил на свадьбу всех состоятельных людей Дели и получил богатые подарки; даже пленные рохилльские военачальники подарили ему слона и бриллиантовые украшения.

Буквально на следующий день после свадьбы Мадек нанялся к джатскому радже Джавахир Сингху, который больше платил наемникам. На службе у Джавахира Мадек и его ландскнехты участвовали в сражении против сикхов и маратхов. И после смерти Джавахира (в 1768 году) Мадек продолжал служить джатам. К 1771 году он стал весьма состоятельным человеком. Теперь можно было возвращаться во Францию с накопленным богатством и там спокойно доживать свой век. Однако Мадек опасался за свою судьбу на родине: ведь он самовольно бежал с французского корабля эскадры д'Аше и поступил на службу к англичанам. Его могли судить как дезертира и предателя. Необходимо было заручиться каким-либо официальным документом или замять какой-нибудь пост в Компании.

В это время на него обратил внимание Шевалье – губернатор Шандернагора. Этот человек в противоположность миролюбивому Ло де Лористону мечтал об изгнании англичан из Индии. 6н без конца писал письма в Пондишери и Париж, предлагая объединить враждебные Англии силы и всеми средствами активизировать военные действия против британской Ост-Индской компании. В адрес морского министерства и государственного контролера шли его многочисленные донесения, в которых упоминалось имя Мадека как наиболее подходящего человека на пост командира французского экспедиционного корпуса на службе Великого Могола. Имя Мадека стало известно при французском дворе. Шевалье надеялся, что он вместе со своими наемниками вторгнется в Бенгалию и выгонит оттуда англичан. Причем действовать он будет не от имени Франции, а по приказу Великого Могола. Мадек относился скептически к этим планам, тем более что джаты пока ему хорошо платили. Ссориться с Шевалье авантюрист тоже не хотел.

В 1770 году умер Наджиб-уд-доула. В 1771 году Великий Могол Шах Алам II наконец вернулся из английского плена в свою столицу, и Шевалье считал, что индийский император может оказаться в роли Салабат Джанга, а Мадек – в роли Бюсси. В столице Великих Моголов бретонца ждал почетный прием. В сопровождении верховного военачальника Наджеф-хана Мадек прошел по многочисленным залам императорского дворца, где видел сломанные украшения, изуродованные стены – красноречивые следы хозяйничанья афганцев. В одном из залов француза встретил сам падишах Шах Алам II.

Десять лет бесконечных неудач и унижений сделали императора безразличным ко всему, кроме любимой им персидской поэзии. Царственному собеседнику Мадека предстояла еще долгая жизнь, полная испытаний и несчастий. Не прошло и семи лет после описываемых событии, как его захватил в плен предводитель рохиллов Гулям Кадир и ослепил, требуя выдачи сокровищ. Затем слепой император много раз изгонялся из собственной столицы, пока наконец в 1803 году английский генерал-губернатор маркиз Уэлсли не водворил дряхлого и слепого Могола в Дели как декоративное украшение британского владычества.

Пока же, в 1772 году, Шах Алам II сохранял кое-какие признаки императорской власти. Мадек немедленно сообщил об аудиенции своему другу Шевалье, об этом узнали и в Версале. Бретонского авантюриста признали окончательно и даже дали чин капитана (особу короля Франции при могольском императоре не мог представлять сержант, да и то сомнительный).

Осенью 1772 года огромная армия маратхов, к которой присоединились рохиллы и джаты, направилась к Дели. Артиллерия Мадека и подошедшие на помощь два отряда английских солдат, дезертировавших из различных частей войск британской Компании, остановили маратхов. Однако за службу Мадеку платили, как видно, недостаточно. Императорская казна была пуста, и французский наваб начал искать нового хозяина.

Мадек собрался перейти на службу к маратхскому военачальнику Синдии, но последний двинулся со своими войсками на родину маратхов. Мадек раздумал связывать свою судьбу с маратхами и решил отправиться на службу к мелкому радже княжества Гауд. Шевалье же требовал от него решительных действий в пользу Франции. Наконец после длительных переговоров Мадеку удалось договориться с всесильным тогда в Дели Наджеф-ханом о джапире в районе Агры.

Вскоре возник план, который, по-видимому, принадлежал Шевалье, создать новый район, подобный Северным Сиркарам Бюсси. Этим районом оказалась провинция Таттха на реке Инд, на северо-западе субконтинента. Ни французский двор, ни Наджеф-хан, ни власти Пондишери особенно не стремились осуществлять проекты Шевалье. В своих письмах к французским чиновникам Мадек не забывал указывать, что именно он является главным инициатором проекта предполагаемого субсидиарного договора. В его письмах содержатся довольно подробные описания области, расположенной, в предельно удаленном от англичан месте. Без сомнения, Мадек мечтал о том, что он – безвестный бретонский моряк – приедет во Францию полномочным послом Великого Могола.

Проект остался на бумаге: инертный генерал-губернатор Пондишери Ло и его деятельный преемник Белькомб не поддержали планы Шевалье и Мадека. Тем временем отношения между Мадеком и Наджеф-ханом окончательно испортились, особенно после того, как на территорию джагира французского наваба вторглись рохиллы и захватили его гарем, что, как известно, являлось глубоким позором. Наджеф-хан более не скрывал своего презрения к командиру иноземных наемников, и Мадек решил покинуть Дели. Он попросту бежал, поступил на службу к радже Гауда, где пробыл недолго, и вскоре появился в Пондишери. В это время война с англичанами была в самом разгаре. Не успел Мадек прибыть в распоряжение генерал-губернатора Белькомба, как стало известно, что шесть тысяч солдат и сипаев двигаются из Мадраса к Пондишери. Вновь началась осада. Французский генерал-губернатор располагал лишь 400 солдатами и двумя сотнями сипаев, однако сдался не сразу. Мадек в качестве капитана принимал самое активное участие в обороне города и многих смелых вылазках – военный журнал генерал-губернатора пестрит сообщениями о его подвигах.

Положение Пондишери было безнадежным. 18 октября 1778 года город капитулировал, и Мадек, как и другие пленные офицеры Компании, дав слово никогда более не обнажать шпагу против армии его величества короля Британии, отплыл во Францию. В кармане его камзола лежало письмо генерал-губернатора Белькомба, в котором содержалась самая блестящая характеристика Мадека.

В Версале Мадека встретили как героя и победителя, возвели в дворянское достоинство, наградили крестом святого Людовика и дали чин полковника. Французский двор, который отправил в Бастилию Лабурдон-не, сместил Дюплекса, долго не замечал Бюсси и осудил на смерть Лалли, высоко оценил «заслуги» Мадека. Кавалер и полковник удалился в Бретань, где, купив небольшое поместье, зажил, как дворянин. В 1784 году он был убит на дуэли.

Другого француза, состоявшего на службе у Великого Могола, звали Модав. Это был встречающийся во все времена тип Дон-Кихота: человек храбрый, бескорыстный, непрактичный и безалаберный. Выходец из знатной, но разорившейся семьи, он в 16 лет поступил на военную службу. В 1757 году 27-летний граф, офицер, уже имевший военный опыт, заслуги и ордена, отправился в составе армии Лалли в далекую Индию. Он многим отличался от своих спутников. Если их звала в Индию мечта о легкой наживе, о будущем богатстве, то Модав стремился увидеть новое и необычное и привести пользу Франции. При штурме форта св. Давида у Куддалура Модав отличился, Лалли произвел его в полковники и направил на оборону Карикала. Вскоре Модав оказался во Франции. Известно, что он составил докладную записку на имя первого министра Шуазеля; в ней он резко критиковал Лалли.

Через некоторое время Модав вновь в Индии. Здесь он увидел мрачную картину. Пондишери был захвачен и разрушен. Все французы считали положение безнадежным, но Модав горел желанием действовать и мечтал объединить против англичан основные силы Южной Индии: низама, правителя Майсура Хайдара Али и раджу Танджура. Никто из крупных феодалов не поддержал его, только правитель Мадуры Мухаммад Юсуф согласился поднять мятеж против английского ставленника Мухаммада Али. Правда, вскоре этот мятеж был подавлен, а местные власти французской Компании подозрительно косились на Модава. Обиженный граф уехал на родину. В Париже он осаждал чиновников, выдвигая свои колониальные проекты, завязал переписку с Вольтером и Монтескье. Не в силах долго усидеть во Франции, он принял участие в экспедиции на Мадагаскар и одно время являлся губернатором острова, однако разделил судьбу многих своих предшественников на этом поприще: был вынужден покинуть Мадагаскар в результате полного запустения французской колонии. Во Францию Модав не вернулся, а в третий раз направился в Индию. Здесь он (в 1773 году) узнал, что Мадек – важная персона при дворе Великого Могола. Граф, финансовые дела которого были полностью расстроены, также мечтал о службе у императора Индии, одновременно его не оставляли честолюбивые замыслы о победе над англичанами.

В Дели Модав прибыл в 1775 году. Первое время он восхищался Мадеком и полностью доверял ему. Мадек же, быстро поняв, что граф может быть ему полезен, устроил ему аудиенцию у императора, предложил написать несколько писем в Версаль. Модав исполнял все требования Мадека и был полон энтузиазма. Но все, что Модав видел, заставляло его задумываться. Граф писал в своем дневнике: «Он (император) содержится в такой нужде, что это переходит все границы…» Еще больше удручала Модава жизнь императорского потомства и родственников Шаха Алама: «В крепости Дели проживают более 80 „пленных“ шах-заде, многие с женами и детьми. Большинство из них имеют лишь рупию в день на содержание, некоторые три… Все эти принцы императорской крови очень нуждаются: деньги, предназначенные для их содержания, не всегда выплачиваются».

Истинный хозяин Дели – Наджеф-хан не доверял Модаву так же, как и Мадеку. Практичный Мадек отлично понимал, насколько несерьезны шансы Модава. Особенно в связи с усилившейся внутренней борьбой в Дели между Наджеф-ханом и его врагом Абдуллой-ханом. Возможно, сын нищего моряка Мадек всегда питал тайную антипатию к аристократу Модаву, и когда выпал случай, он сыграл с ним злую шутку. При очередной встрече двух французов Мадек объявил, что уезжает из Ивдин на родину и оставляет своему соотечественнику батальон с артиллерией. Модав ликовал, В Дели этот «батальон мог стать ядром большого войска. Получив батальон сипаев, он стал активно его готовить к будущим боям. Неожиданно явился Мадек и потребовал батальон обратно. Модав мог только негодовать. Отныне для него Мадек-лишь наглый грабитель, заботящийся о своем богатстве и заслуживающий презрения.

Мадек увел свой батальон в Гауд, а Модав, полностью разочарованный и озлобленный, отправился в Декан (несмотря на обещание Наджеф-хана дать ему джагир). В Декане он последний раз попытался стать наемником, возглавить отряд у низама, впрочем безуспешно. Вскоре он заболел, переехал в Масулипатам, где и умер в 1777 году.

Так жизнь свела пути простого бретонского моряка и родовитого аристократа. Один не получил никакого образования, другой был знаком с Вольтером, Монтескье, дружил в Бернарденом Сен-Пьером и сам проявил себя блестящим стилистом. Но лукавый бретонец Мадек знал Индию лучше, оценивал события реалистичнее и поэтому оказался более удачлив.

Наиболее законченным авантюристом при делийском дворе был человек по прозвищу Сумру (sombre – „мрачный“). В Европе его звали Вальтер Рейнхарт. Уроженец Эльзаса, он с детства бродяжничал, скитался в поисках приключений по ярмаркам и на одной из них завербовался во французскую армию. Вскоре началась Семилетняя война. Солдатская служба Рейнхарту быстро надоела, и после разгрома французской армии при Рейнберге он бежал в Голландию. Слоняясь по набережным Амстердама, он слышал рассказы матросов об Индии, о ее сказочных богатствах. Бывший солдат раздумывал недолго, через несколько дней он уже плыл в Индию. В Негапатаме, одной из главных голландских колоний, Рейнхарт стал писцом. Однообразная работа за конторкой не понравилась искателю приключений, он бежал из голландской колонии и явился в Пондишери. Это было незадолго до прибытия Лалли, и, хотя генерал-губернатору Лейри он показался подозрительным, выбирать не приходилось.

Рейнхарта зачислили сержантом на службу французской Компании, он дезертировал и вскоре появился с отрядом в Бенгалии, где оказался участником последней серьезной попытки изгнать англичан, окончившейся неудачей, в 1763 году. В составе армии бенгальского наваба Мир Касима насчитывалось несколько отрядов европейских наемников. Наиболее жестоким из командиров был Рейнхарт. Его свирепый вид внушал ужас врагам и подчиненным. Именно в это время он получил кличку „мрачный“. Индийцы произносили это французское слово как „сумру“. Под этим прозвищем эльзасский авантюрист и вошел в историю.

На первых порах Мир Касиму удалось одержать победу. Англичане были изгнаны из города Патны. Но его армия состояла в основном из необученных людей. А Сумру и его наемники отнюдь не стремились рисковать жизнью и при первой же неудаче отступали. Зато Сумру оказался тем человеком, который охотно согласился выполнить приказ Мир Касима расстрелять военнопленных англичан.

Мир Касим потерпел окончательное поражение и вынужден был покинуть Бенгалию. В 1764 году, когда объединенные войска императора Шах Алама, наваба Ауда и наваба Бенгалии были разбиты при Буксаре, Сумру со своим отрядом двинулся на север страны. Там он вскоре поступил на службу к Наджиб-уд-доуле, который выделил ему джагир, превратившийся затем в независимое государство. Сумру и его друзья – разноплеменные головорезы: французы, немцы, англичане, ирландцы – стали набирать собственных сипаев. Сюда стекались все, кто хотел жить грабежом. Сумру организовывал разбойничьи набеги на джатов, сикхов и раджпутов. Сумру не любил длительных битв, как только он встречал серьезное сопротивление, немедленно отступал. Его солдаты интересовались только жалованьем и не желали умирать за интересы тех, кто их нанимал. Банда Сумру стала силой, с которой вынуждена была считаться вся Северная Индия.

В своих путевых записках Модав оставил интересный портрет этого отчаянного и жестокого человека. „Сумру 62 года. Лицо его красиво, на нем следы ума, чувственности. Его речь проста и рассудительна, хотя он постоянно перемежает слова с солдатскими вольностями. Он настолько овладел манерами и нравами моголь-ских вельмож, что многие уверены, что он родился в Индии. Сумру говорит почти на всех европейских языках и индийских наречиях, но не умеет ни читать, ни писать. Однако он ведет обширную переписку“, Модав сообщает и о военном лагере авантюриста, находившемся в отличном порядке. Сумру жил как восточный деспот, у него был свой гарем. Его богатство оценивалось по меньшей мере в 4 миллиона ливров. Этот человек, который достиг всего, чего желал, не казался счастливым. Он страдал неврастенией. Мания преследования и чудовищная скупость сплелись в один недуг. Он не находил ни минуты покоя, так как его отряды могли в любой момент взбунтоваться. Правда, болезнь не мешала ему держать в страхе 3500 наемников – топасов и сипаев. Болезнь прогрессировала, и 6 мая 1778 года он умер от кровоизлияния в мозг. Его похоронили недалеко от Агры.

Перед смертью Сумру завешал все свои владения малолетнему сыну Вальтеру-Бальтазару. Но солдаты и сипаи объявили правительницей Бегум (госпожу) – одну из жен Сумру, бывшую баядерку. Зейб-ун-нисса происходила из разорившегося персидского рода, писала по-фарси, Сумру женился на ней по мусульманскому обряду. При Бегум банда Сумру не распалась, в ней появлялись все новые и новые искатели приключений. Отряды Бегум участвовали в сражениях с войсками предводителя рохиллов Гуляма Кадира, того самого Гуляма Каднра, который несколько раз нападал на Дели, а в 1788 году ворвался во дворец Шах Алама и, требуя выдачи сокровищ, сам ослепил императора. Трудно сказать, насколько Бегум помогла императору, но Шах Алам признал ее законной правительницей княжества и наградил этаком высокого отличия – „Золотой змеей“. Мусульманка Зейб-ун-нисса приняла христианство и получила имя Бегум-Иоанна. По-видимому, этот шаг был сделан для того, чтобы вызвать симпатии наемников-европейцев. Вдова Сумру была властной и жестокой правительницей, она нередко сопровождала свои войска в бой, наблюдая за сражением из паланкина.

В 1787 году в ставке Бегум появился некий Джордж Томас, которого впоследствии называли ирландским раджей. Он родился в североирландском городке Типперэри в 1756 году в бедной семье. Как и многие его французские „коллеги“, он не получил никакого образования, завербовался во флот, бежал с корабля в Индии и стал „джентльменом удачи“. Сначала занимался просто разбоем, затем служкл в войсках лизама артиллеристом. Наконец судьба привела его в лагерь Бегум, здесь Томас быстро выдвинулся на первые роли и по» лучил большой джагир. Вскоре о-н поссорился с главным фаворитом Бегум – французом Вассу. Сохранилось несколько версий рассказа об их столкновении. Приведем одну из них.

Выбрав удобное время, Томас поднял преданных ему солдат и сипаев. Бегум и Вассу бежали из дворца, мятежники устремились за ними. Вассу с верными людьми отбивался от преследовавших его сипаев Томаса. Выглянув из паланкина и увидев, что ее возлюбленный окружен со всех сторон врагами, Бегум решила покончить с собой и ударила себя кинжалом в грудь. Между тем сипаи, окружавшие Вассу, боялись причинить вред фавориту. Воспользовавшись их нерешительностью, он вырвался из кольца и подъехал к паланкину. Найдя свою покровительницу в крови, он в отчаянии выхватил пистолет и выстрелил себе в висок. Мятежники осмелели. Они поволокли паланкин, ссылая свою бывшую госпожу угрозами и оскорблениями. В лагере было полное замешательство. Вальтер-Бальтазар, сын Сумру, не имел никакой власти… При виде раненой Бегум некоторые офицеры возмутились, в швейцарец Солер, собрав верных людей, бросился на тех, кто готовился расправиться с ней на площади… Перед дворцом начался настоящий бой. Дело решил главный заговорщик – Джордж Томас, которому с небольшим отрядом солдат удалось отогнать мятежников от паланкина. Жизнь Бегум была спасена. Офицеры, собравшись на совет, вновь признали ее власть. Солер стал главным фаворитом, все офицеры принесли ему присягу. Джордж Томас в награду за то, что в последний момент спас жизнь правительницы, получил в наложницы самую красивую одалиску из гарема Сумру, продолжавшего существовать и при Бегум. Наследник Вальтер-Бальтазар был выслан в Дели, где и умер в 1803 году.

Бегум процарствовала в своем навабстве до 1836 года. Она умерла в 86-летнем возрасте, пережив многих своих фаворитов. Для видевших ее путешественников она в последние годы жизни была как бы живой историей. Даже в 20-х годах XIX века они отмечали следы ее былой красоты; всегда при ней находился новый фаворит. В 1830 году им был австрийский авантюрист Регебрус, занимавший посты главного советника и министра юстиции.