Текст книги "Двойная суть (СИ)"

Автор книги: Жажда_полета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Очнувшись, Конорский долго не мог понять: реальность вокруг него или снова сон из прошлого. И только холодный душ и кофе смогли окончательно привести его в чувства.

– Что с тобой происходит, сын? – Спросил Петр после того, как убедился в его адекватности и здравомыслии. – Решил вместе с Денисом похоронить еще и себя с Алексом?

Родитель смотрел на него внимательно и предельно серьезно, без жалости, но и без упрека, как если бы просто хотел понять, что происходит в сознании его сына. Под этим взглядом Леонид смутился: ответа на заданный вопрос он не знал, но ему стало отчаянно стыдно и за свое поведение, и за неопрятный внешний вид. Как бы он не вдумывался, слов оправданий не находилось и единственное, что он смог сделать, – это покачать головой.

– Ты должен перестать пить, если, и вправду, не хочешь, чтобы Алекс погиб. Ведь пока ты валяешься здесь в алкогольном угаре, он ходит по улицам города совершенно один и запросто может попасть под колеса автомобиля или нарваться на отморозков на улице. Он умрет, а ты даже не узнаешь об этом, – омега говорил ровным монотонным голосом, не разрывая с ним зрительного контакта и словно давая внутреннюю установку. – Ты ведь этого не хочешь? Не хочешь, чтобы частичка Дениса умерла вместе с Алексом?

– Нет, – снова покачал головой Леонид. Мысль, что его сын действительно может погибнуть, больно резанула его, отрезвляя.

– Тогда начни жить снова, – попросил Петр, крепко сжимая его плечи и передавая свою уверенность и силу. – Если не ради себя, то ради других: ради сына и других людей, кому твои опыт и знания могут помочь.

– Но я больше не чувствую в себе сил оперировать, – попытался объяснить мужчина. – Боюсь, что сам стану тем убийцей, кто оборвет чью-то жизнь.

– Не можешь оперировать, так начни преподавать, – немного подумав, предложил омега. – Вернись в университет, на кафедру. Учи студентов, и тогда в будущем, став врачами, они больше не станут совершать опасных ошибок.

В тот день они беседовали долго, больше трех часов. Но после того разговора Конорский нашел в себе силы начать жизнь заново – пусть не для себя, но для других. Тогда он поклялся папе и самому себе, что больше никогда не притронется к алкоголю, а если снова станет невмоготу, то обязательно обратится за помощью.

Чтобы избежать давления прошлого на свою жизнь, в первую очередь он избавился от всех старых вещей, напоминавших ему о Денисе. Старая одежда, мебель, шторы, ковры – всё было вывезено из квартиры в тот же день, когда было принято это решение. А семейные фотографии и кассеты с записями он самолично отвез на кладбище и закопал рядом с могилой своего омеги.

Так и началась для Конорского новая жизнь. Хотя какая жизнь? Скорее, существование, лишенное каких-либо сильных эмоций, чувств и любви. Друзей, которые могли напомнить о прошлом, мужчина по-прежнему избегал, с сыном старался общаться исключительно по учебе, а смыслом к продолжению жизни сделал обучение студентов. Чтобы полностью загрузить свои мысли делом и не вспоминать о былом, помимо преподавательской деятельности он занялся научной работой и постепенно защитил сначала кандидатскую, потом докторскую научную степень, а спустя пять лет смог получить должность профессора на кафедре оперативной хирургии. И пусть студенты не любили его, боялись и зачастую ненавидели, но благодаря этой работе Конорский смог забыться.

Леонид думал, что его душа и сердце навсегда останутся погребенными под пеплом прошлого, и он уже никогда не сможет испытать прежних чувств, пока однажды в его жизнь так бесцеремонно ни ворвалось одно маленькое синеглазое чудо... Эдгар вошел в его холодную, мрачную жизнь маленьким ярким солнышком, согрел ее и осветил. Он заставил сердце альфы снова радостно биться, а душу – чувствовать, вернул ему желание жить и снова надеяться на лучшее.

И вот сейчас, идя по коридорам своего старого отделения, Конорский понял, что если бы снова потерял свой второй шанс в лице Эдгара, то больше ничто не смогло бы удержать его в этой жизни. Ни Петр, ни Алекс, ни работа… Он бы сел за руль своей Хонды и, дав по газам, выехал бы на встречку или врезался в столб. Но жить, как прежде, – не стал!

Подойдя к нужной палате, мужчина беззвучно приоткрыл дверь и тихо проскользнул внутрь. Как он и помнил, вторая VIP-палата, рассчитанная на двух пациентов, была небольшой, но довольно уютной: ее стены и потолок были обиты светлым эксапаном, а пол выстлан новым блестящим покрытием; на стене напротив коек висел широкодиагональный плазменный телевизор, под которым чуть в сторонке стоял небольшой холодильник, а прямо за ним виднелась закрытая дверь, ведущая в санузел.

Эдгар нашелся лежащим на дальней койке, стоящей у приоткрытого окна. Его капельница уже заканчивалась, и рядом со штативом стоял невысокий медбрат, зорко следя за последними каплями раствора, убегающими вниз по трубке из опустевшего флакона. Дождавшись, когда система полностью опустеет, он быстро прокрутил колесико на зажиме и отсоединил капельницу от катетера, введенного в локтевой сгиб Эдгара.

– А можно и это вынуть? – Поинтересовался парень, переводя жалобный взгляд синих глаз со своей руки на медбрата. Вошедшего в палату Конорского, он не заметил, и потому вздрогнул, услышав его строгий голос, раздавшийся от двери.

– Нет, малыш, пока нельзя, – произнес альфа, подходя к его постели и давая знак обернувшемуся медработнику, что тот может быть свободен. – Катетер должен стоять еще два дня. На всякий пожарный случай, чтобы не тратить время на доступ к вене, если понадобится срочное введение препарата.

– А, тогда ладно, – замялся Эдгар, пряча глаза и боясь встретиться с мужчиной взглядом.

Не понимая такой реакции, Конорский присел на край кровати и осторожно взял парня за руку, чувствуя ее легкую дрожь и прохладу. Дождавшись, когда медбрат покинет палату, он наклонился чуть ниже и тихо спросил:

– Эдгар, в чем дело? Тебя кто-то успел обидеть?

– Нет, – отрицательно покачал головой тот. Но на его лице отразилось волнение и страх.

– Что тогда? – Поинтересовался Конорский, чуть сильнее сжимая его руку.

Но Эдгар упрямо молчал, закусив изнутри нижнюю губу и отведя взгляд в сторону. Тишина начала затягиваться, и Леонид уже всерьез забеспокоился о том, что могло произойти за время его отсутствия, как вдруг парень заговорил.

– Лео, прости меня, – дрожащим от переполняющих его эмоций голосом произнес он. – Из-за меня тебя чуть не убили.

От такого заявления мужчина опешил. От Эдгара он ожидал всего, что угодно: упреков, криков, истерики – но только не слов извинений. Ведь в произошедшем вины парня не было. Наоборот, кому и следовало просить прощения, так это ему – опытному взрослому альфе, упрямо не захотевшему пойти на компромисс в глупом споре.

– Эдгар, посмотри на меня, пожалуйста, – попросил Конорский и, дождавшись, когда парень выполнит его просьбу, продолжил: – Ты не виноват. Слышишь? Ни в чем не виноват.

В ответ на его слова глаза парня влажно блеснули, и альфа понял, что тот вот-вот расплачется.

– Это я – старый упрямый дурак, подвел тебя и наговорил глупостей, о которых успел уже сто раз пожалеть. Прости меня, пожалуйста! Клянусь, этого больше не повторится.

Поморщившись от боли в животе, Эдгар кое-как приподнялся с постели и обнял мужчину за шею.

– Лео, – прошептал он, обдавая его ухо и шею горячим дыханием. – Я люблю тебя. Я так люблю тебя…

– И я люблю тебя, мой хороший, – тихо произнес Конорский, чувствуя, как скупые мужские слезы сами собой стекают по его щекам. – Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы никогда себе этого не простил.

Они так и сидели обнявшись еще несколько минут, слушая дыхание и биение сердец друг друга. Сейчас, когда опасность миновала и все скопившиеся внутри эмоции были выплеснуты, на обоих накатила дикая усталость, а от тепла разморило и потянуло в сон.

– Глаза слипаются, – рассмеялся Эдгар в шею альфы, но так и не попытался расцепить объятия. – Полежишь со мной?

– Хорошо, – согласился тот, поглаживая парня по спине и наслаждаясь его нежным запахом. – Дай, я только свет выключу.

– Давай, – согласился Эдгар, наконец расцепляя руки и давая Конорскому возможность подняться. Его глаза радостно блестели, и взгляда он больше не отводил.

Выключив свет, Леонид скинул одежду и, оставив только нижнее белье, осторожно прилег на край кровати, забираясь к Эдгару под простыню.

– Ложись поближе, – попросил парень, подтягивая альфу на середину и сам устраиваясь поудобнее рядом с ним. В памяти сразу всплыли времена, когда Конорский еще не купил двуспальную кровать, и им приходилось вот так же в обнимку ютиться на узкой постели. Улыбнувшись нахлынувшим воспоминаниям их первых жарких ночей, Эдгар поинтересовался: – Надолго я здесь?

– В этом отделении дня на два, – ответил Леонид, бережно перебирая пряди его волос и тоже вспоминая интимные моменты их жизни. От непристойных мыслей и близости любимого альфа невольно возбудился, и его плоть предательски напряглась, причиняя легкий дискомфорт. Но мужчина терпел, понимая, что сейчас не место и не время для демонстрации Эдгару подобного рода чувств. – Потом Сергей переведет тебя в гинекологическое отделение. А там, как получится… Но, я думаю, это займет не больше трех дней. Так что к концу недели ты уже будешь дома.

– Гинекологическое? – Удивился Эдгар. – Но ведь я не омега. Что мне там делать?

– Обследоваться, – пояснил Конорский, решив, наконец поговорить с парнем на давно волнующую его тему. – Понимаешь, Эдгар… Как бы тебе объяснить, – начал он, тщательно обдумывая каждое свое слово, чтобы ненароком не обидеть и не настроить парня против себя. – Я думаю, что ты не безнадежен в плане деторождения и уже давно хотел предложить обследование в диагностическом центре моего старого друга Зарянского. Он специализируется как раз по проблемам бесплодия бет. А поскольку ты попал в больницу, мы с Сергеем решили, что надо не терять время и обследовать тебя уже здесь.

– Я думал, что тебе не важно: бесплоден я или нет, – чуть помолчав, ответил бета. Его голос был ровным и спокойным, давая ощущение, что он больше интересуется, чем всерьез обижен или оскорблен предложением альфы.

– Мне не важно, – поспешил заверить его Конорский. – Но я хочу доказать тебе, что ты полноценен и сможешь иметь ребенка, если сам того пожелаешь. Даже если не от меня.

Произнося последние слова альфа перешел на шепот, словно сам не веря в то, что Эдгар может выбрать кого-то другого в качестве отца своего будущего ребенка. Но бета в ответ тихо хмыкнул, полностью развеивая все его опасения.

– Скажешь тоже, – рассмеялся он. – От кого я еще могу захотеть иметь ребенка, как не от тебя? Ведь я тебя люблю. А больше мне никто не нужен.

– Ну, мало ли, – скептически предположил мужчина. – Я ведь уже немолод. Вот встретишь юного да бойкого… – начал свои рассуждения он, но был тут же прерван гневным сопением и довольно болезненным толчком острым локтем в бок.

– Я смотрю, что произошедшей ссоры тебе оказалось мало и ты снова принялся за старое, – сквозь зубы произнес Эдгар, и в темноте белки его глаз гневно блеснули. – Если ты сейчас же не прекратишь говорить глупости, то рискуешь быть покусанным! Так и знай, я не шучу, – и парень щелкнул зубами у его уха.

От этого звука по телу альфы прошла легкая дрожь предвкушения, а член еще больше напрягся, оттопыривая ткань плавок и грозя вырваться наружу.

– Укусишь меня – нарвешься на изнасилование, – на полном серьезе предупредил Леонид и в доказательство своих слов потерся возбужденным пахом о голое бедро Эдгара.

Но слова предупреждений возымели на парня обратный эффект, и вместо того, чтобы отодвинуться от мужчины подальше, он без предупреждения впился в его плечо острыми зубами.

– Ах, ты, маленький провокатор! – Взвыл альфа, стараясь высвободить свое плечо из предательского укуса так, чтобы и парня ненароком не зашибить, и самому с постели не свалиться. – Я же тебя предупредил, – и, освободившись, он накрыл рот Эдгара свободной рукой.

Почувствовав прикосновение альфы к своим губам, тот на мгновение замер и тихо призывно застонал в его ладонь, провоцируя мужчину на более активные действия.

Убрав руку с его лица, Конорский медленно провел ею по шее парня, мазнул по грудной клетке, задевая соски, и наконец накрыл ладонью не менее возбужденный, чем его собственный, пах Эдгара.

– Вот и еще одно доказательство того, что ты не обычный бета, – хрипло рассмеялся он, легонько массируя и сжимая всё более возбуждающуюся плоть. – Любой другой на твоем месте лежал бы бревном, а ты вон как реагируешь. Жизнью готов поклясться, что ты вовсе никакой не бета, а самый настоящий омега. Просто есть в тебе какой-то нюанс, который не дает твоему организму раскрыться в полной мере.

– Знаешь, Лео, – от возбуждения голос Эдгара тоже сделался хриплым. – Рядом с таким мужчиной, как ты, и мертвый бы возбудился.

– Ну, не скажи, – с каждым произносимым словом мужчина двигал рукой всё более уверенно и откровенно, а вскоре и вовсе проник под тонкую ткань плавок и обхватил горячую плоть. – Что-то я не замечал в университете возбужденных студентов рядом с собой, да и трупы в секционной лежат вроде спокойно, – и он провел пальцами по головке, размазывая по ней выделившуюся смазку и вырывая из горла парня судорожный вздох. – А вот ты реагируешь, – его рука спустилась чуть ниже и нажала на сферулу. А когда парень прогнулся в пояснице и чуть развел бедра в стороны, мужчина дотронулся до поджавшейся дырочки.

– М-м, – проскулил Эдгар, закусив губу, чтобы не стонать в полный голос. – Я сейчас кончу, – и он стиснул руку альфы сведенными вместе бедрами.

– Что и требовалось доказать, – рассмеялся Конорский, откидывая простынь в сторону и склоняясь над пахом любимого. Альфе хватило лишь пару раз провести языком по уздечке, чтобы парень с громким стоном излился ему в рот и, расслабив бедра, выпустил из плена руку мужчины.

– То, что я чувствительный к ласкам, не делает меня омегой, – устало прошептал Эдгар, делая над собой титанические усилия, чтобы не провалиться в сон от охватившей его неги.

– Но это отличает тебя от прочих бет, даже омега-подобных, – возразил Леонид. Сняв с изголовья кровати маленькое полотенце, он освободил свой член из плена нижнего белья и несколькими быстрыми движениями довел себя до разрядки.

Видя, что альфа справился сам, не прибегая к его помощи, бета вновь гневно засопел и куснул его в многострадальное плечо.

– Не смей меня игнорировать, – обиженным тоном произнес он. – Я, может быть, тоже хотел сделать тебе приятно.

– А ты мне и так сделал, – пояснил мужчина, пряча полотенце и нежно целуя Эдгара в губы. – Тем, что был рядом. Тем, что жив и относительно здоров. Тем, что согласился на обследование.

– Какой же ты хитрый, – рассмеялся Эдгар, и на этот раз сам потянулся за поцелуем, проникая в горячий рот мужчины языком. – Ладно, ради тебя я согласен. На всё. Даже если придется вытерпеть сотню болючих уколов и съесть килограмм горьких пилюль, ради тебя я сделаю это.

– Нет, – покачал головой Леонид. – Я хочу, чтобы в первую очередь ты сделал это для самого себя. Чтобы сам перестал сомневаться в себе и комплексовать.

– Ладно, – нехотя согласился парень, пытаясь удержаться от зевка. Его глаза отчаянно слипались, и сам он уже находился на пороге сна. – Согласен.

Почувствовав, как расслабился Эдгар в его объятиях, как выровнялось и успокоилось его дыхание, мужчина улыбнулся и прикрыл глаза, погружаясь вслед за любимым в объятия Морфея.

***

Проснулся Конорский утром, когда в так и незакрытое с ночи окно проникли первые лучи солнца. Эдгар лежал рядом с ним на боку и, тихо посапывая, сладко спал. Под его глазами залегли глубокие тени, и было видно, что парень сильно измотан и не успел восстановиться за прошедшую ночь. Понаблюдав за ним еще несколько минут, мужчина вздохнул и выбрался из постели. Покидать нагретое место ужасно не хотелось, но надо было успеть съездить домой, чтобы собрать для Эдгара необходимые вещи, да и себя привести в порядок.

– Эдгар, – тихо прошептал он на ухо спящему парню, когда по-быстрому ополоснул над раковиной лицо и полностью собрался в дорогу. – Я скоро вернусь, поспи пока. Ты слышишь?

– М-м, ага, – невразумительно пробурчал тот, переворачиваясь на другой бок и накидывая простынь на голову.

– Вот же соня, – усмехнулся мужчина, выходя из палаты и беззвучно прикрывая за собой дверь.

Но когда через два часа Конорский вернулся с вещами, Эдгар продолжал всё так же крепко спать, не реагируя ни на какие внешние раздражители. Даже капельница, подключенная медбратом к его руке, не заставила его проснуться. Посидев с парнем полчаса, но так и не дождавшись его пробуждения, Леонид решил больше не терять времени и снова поговорить с Лысенко, который должен был подъехать в отделение и сейчас, скорее всего, находился в своем кабинете.

За обсуждением всех тонкостей и нюансов пребывания Эдгара в стационаре Конорский не заметил, как пролетело полтора часа. За это время он успел не только уладить все с Сергеем, но и переговорить по телефону с заведующим гинекологическим отделением. Игорь Петрович Добрынин, к слову, тоже оказался одним из его бывших сокурсников и помнил Конорского как одного из лучших студентов на их потоке. Выслушав о подозрениях альфы по поводу настоящего статуса его будущего мужа, а так же о планах обратиться к Зарянскому, он без лишних просьб и уговоров согласился оказать помощь. Было решено, что Эдгар после хирургического отделения пробудет в гинекологии в течение четырех дней, за которые его половую систему успеют полностью обследовать и, обсудив результаты на консилиуме ведущих специалистов, сделать первые выводы о возможностях парня в будущем иметь детей.

Но если договориться насчет Эдгара получилось без проблем, то вот пребывание вместе с ним альфы вызвало ряд возражений и громких споров. Согласно уставу больницы, посещение пациентов родственниками после восьми вечера было категорически запрещено. Но, несмотря на это, Лысенко пошел на уступки и разрешил Конорскому находиться в его отделении. А вот Игорь Петрович в пребывании на территории гинекологического отделения мужчине категорически отказывал. Мотивировал он это тем, что почти все госпитализированные в отделении омеги находились сейчас в период течки или, наоборот, готовились к ней, и запах сильного, здорового альфы мог негативно сказаться как на их физическом состоянии, так и на психике.

– Они тебя в клочья порвут, как Тузик грелку, – смеялся Добрынин, в очередной раз отказывая Леониду в просьбе. – Только представь: вокруг тебя будет пара десятков течных омег, красивых, доступных и с нестерпимым желанием заняться сексом. Да ты сам не выдержишь! А мальчику своему что после этого скажешь?

И волей-неволей Конорскому пришлось согласиться.

– Не беспокойся, друг, – утешал его Сергей, когда разговор с Игорем Петровичем был закончен. – Ничего плохого с твоим парнем не случится. Он же бета! Тем более омега-подобный. Никто из омег на его не позарится. А альфы в гинекологии не работают. Так что, мой тебе совет, переговори с ним сегодня, всё объясни и езжай спокойно домой. Клянусь, что через четыре дня вернем его тебе в целости и сохранности.

– Ладно, уговорил, – через силу согласился мужчина. – Но, если можно, я бы хотел уехать не сегодня, а завтра утром. Эдгару спокойнее спать, когда я с ним рядом.

Немного подумав, Лысенко кивнул:

– Ладно, я поставлю в известность дежурного хирурга, что ты останешься в отделении на ночь. Но постарайтесь на этот раз сильно не шуметь. Медбратья с ночной смены и так успели перемыть тебе с Эдгаром все кости, обсуждая какой пылкий у парня любовник, что даже избитого не может оставить в покое на одну ночь.

– Хм, – смущенно кашлянул Конорский, отводя глаза и не зная, как оправдаться перед другом. – Так получилось. Мы же вроде сильно не шумели.

– Сильно, может и не шумели, – криво усмехнулся Сергей. – Но вот стены в палате тонкие и малейшие крики на посту слышны. А ты сам понимаешь, что к VIP-палатам внимание особое.

– Я понял, – кивнул Леонид. Теперь ему стало ясно, почему вчерашний медбрат так странно смотрел на него, когда мужчина утром покидал отделение. – Обещаю держать себя в руках.

– Вот и умница, – одобрил Лысенко, расплываясь в хитрой улыбке и лукаво поглядывая на друга. – Немного воздержания сейчас не повредит. Зато позже вы всё наверстаете.

К своему удивлению, вернувшись в палату, Конорский застал парня в прежнем состоянии. Судя по пустой тарелке, стоящей на прикроватной тумбочке, тот всё же ненадолго просыпался и успел поесть, но, вымотанный после вчерашних событий, снова уснул.

Достав из сумки iPad, Леонид присел на свободную койку и принялся выискивать всю имеющуюся в интернете информацию по медицинскому центру Зарянского. Пролистав перечни предлагаемых услуг и прайс с расценками, Конорский тихо присвистнул: Лысенко был полностью прав, предупреждая, что обследование и лечение мужа обойдутся ему в кругленькую сумму. Но несмотря то, что по предварительным подсчетам необходимая сумма переваливала за миллион рублей, о деньгах мужчина беспокоился в последнюю очередь: той суммы, что хранилась под процентами на его счету, должно было с лихвой хватить, а вот здоровье парня было для него намного важнее. И если бы пришлось выбирать между безопасностью Эдгара и всем его денежным имуществом, Конорский, не задумываясь, выбрал бы первое.

Самому Эдгару о размерах будущих затрат мужчина решил пока не говорить: бета, еще с детства привыкший к вечной нехватке денег, был в этом отношении ужасно щепетилен и запросто мог пожертвовать своим здоровьем и возможностью иметь детей ради сохранения благосостояния альфы.

Эдгар проснулся только после обеда. Сладко зевнув, он протер глаза и возмущенно поинтересовался: почему это альфа сидит на соседней кровати, вместо того, чтобы лежать рядом с ним. Услышав, что вообще-то на улице давным-давно за полдень, тот изумленно захлопал глазами и даже обернулся к окну, не веря в услышанное. Парень вообще не помнил, как его пытались будить, трогали и переворачивали, как Конорский обтирал его влажным полотенцем, а медбрат ставил капельницу. Даже, как умудрился позавтракать, бета не помнил – только на задворках памяти промелькнули смутные обрывки воспоминаний.

Оставшееся до ночи время они провели в беседе. Конорский долго, подробно рассказывал обо всех испытаниях, что предстоят парню в гинекологическом отделении: о целом ряде сложных и неприятных диагностических процедур, ежедневных заборах крови и множестве гинекологических исследований и тестов. Предупредил он и о том, что быть вместе с бетой больше не сможет из-за наличия течных омег в отделении, но будет ежедневно писать и звонить.

– Потерпи, пожалуйста, – напоследок попросил Леонид, когда Эдгар, выслушав альфу, жалобно захныкал и пообещал сбежать из больницы. – Я понимаю, что это неприятно, да и меня не будет рядом, но ведь ты обещал мне быть сильным и всё вытерпеть.

– Ладно, – ответил Эдгар, тяжело вздыхая. – Представлю, что я – бета Нео, выбравший красную пилюлю, чтобы узнать о себе всю правду. По крайней мере, после всего этого кошмара мы будем знать наверняка, смогу я забеременеть или нет. Но лично мне кажется, что ты ошибаешься, и я – обычный бета.

– Даже если и обычный, даже если и бета, я все равно буду любить тебя, – пообещал Конорский перед тем, как они уснули. – Да и потом, давай верить в лучшее. Мой нос меня еще ни разу не подводил. А он утверждает, что ты – омега.

***

Все дни, что Эдгар находился на госпитализации в больнице, стали испытанием силы воли и стойкости не только для него, но и для Конорского. Каждый день, просыпаясь и засыпая один, собираясь утром на работу и возвращаясь после нее в пустую квартиру, он то и дело вспоминал своего бету: его светлую улыбку, лучащиеся смехом глаза, теплоту его тела и нежность рук. Эдгар всегда был с ним разным: то мягким и податливым, то колким и ершистым. Он мог весело смеяться, пародируя на разные голоса очередной прикол из интернета, а мог серьезно рассуждать о проблемах города и всего мира в целом. И пусть во многом он был наивен, словно маленький ребенок, но с ним Конорскому никогда не было скучно. Сейчас же, когда парня не было рядом с ним, Леонид снова почувстовавал прежнее одиночество.

Без Эдгара квартира альфы опустела и лишилась привычного уюта и тепла. Теперь, когда мужчина готовил себе еду на кухне, читал газету в зале или принимал душ, везде висела гнетущая тишина. И если раньше она не замечалась, то сейчас – подавляла и навевала грусть. Постель без Эдгара казалась холодной и неудобной и не позволяла уснуть даже после тяжелого трудового дня. Пытаясь найти удобную позу, Конорский подолгу ворочался в ней с боку на бок, но облегчения не находил. Выходом было только одно – набрать номер любимого и услышать его тихий бархатистый голос, от звука которого мужчина наконец расслаблялся и засыпал.

Примерно в таком же состоянии пребывал и сам Эдгар, находясь в чужом и непривычном для него месте. Не было ни минуты, чтобы он не пожалел о данном Леониду обещании сохранять спокойствие и не сбегать. Все манипуляции, что проделывали с ним медики, ужасно ему не нравились, а некоторые из них – и вовсе пугали. Каждое утро в него по нескольку раз тыкали иголками, брали мазки и заставляли наполнять баночки то мочой, то слюной. Почти каждый час он бегал то на УЗИ, то на рентген, то на какую-нибудь «скопию» или «графию». А однажды парня запихнули в огромный страшно гудящий аппарат, напоминающий по внешнему виду светящуюся бочку, и заставили в нем пролежать абсолютно голым целую уйму времени. Находясь в нем, Эдгар на собственной шкуре ощутил весь тот ужас, что испытывают больные клаустрофобией, будучи насильно запертыми в крошечной камере. Казалось, что стены давят на него, норовя расплющить в лепешку, а сам он вот-вот задохнется или умрет от разрыва сердца.

Но всё это оказалось «цветочками» по сравнению с осмотром парня на гинекологическом кресле! А как всё безобидно начиналось... Когда Эдгар зашел в смотровой кабинет, пожилой омега-гинеколог мило улыбнулся ему, сказав, что процедура безболезненна и надо лишь чуточку потерпеть, потом уложил его на кресло необычной конструкции и развел ноги в стороны. Спросив, живет ли парень половой жизнью, он попросил расслабиться и сказал, что сейчас осмотрит его ампулу и родовой канал... А дальше без предупреждения в него ввели холодный металлический расширитель и грубо раздвинули зеркалами стенки его заднего прохода! В тот день парень вспомнил и испанскую инквизицию, и пытки гестапо, вспомнил всех жертв насильника Чикатило и даже то, как туземцы съели капитана Кука во время его путешествия по островам Новой Зеландии. Ведь кроме как пыткой и издевательством проведенную с ним медицинскую манипуляцию назвать было нельзя.

Эдгару было так больно и обидно, что сразу после возвращения в палату, он хотел было собрать свои вещи и по-тихому сбежать, но звонок Леонида сбил все его планы. Раздавшись в момент, когда парень уже доставал свою сумку из шкафа, он словно отрезвил и привел его в чувства. Как будто альфа, несмотря на разделявшее их расстояние, почувствовал его внутреннюю боль и позвонил именно тогда, когда Эдгару больше всего была нужна помощь и поддержка. Вслушиваясь в спокойный, уверенный голос Конорского, бета постепенно успокоился и пришел в себя. Он снова вспомнил ту ночь, когда, лежа в теплых объятиях мужчины, пообещал ему быть сильным и не сдаваться. Вспомнился взгляд, с которым альфа смотрел на него, говоря о своих чувствах и предположениях.

«Я не могу подвести его, – подумал тогда Эдгар, почувствовав укол раскаяния за свою мимолетную слабость. – Если я сейчас сбегу, то подставлю под удар не только Лео, но и всех его друзей, что решили нам помочь. А это с моей стороны будет уже настоящим свинством».

Разговор с Конорским здорово помог ему в тот день, привнеся в его душу не только успокоение, но и твердую уверенность, что все его мучения в итоге будут не напрасны и альфа, возможно, окажется прав в утверждении, что Эдгар небезнадежен.

***

И вот день выписки из стационара настал.

Пританцовывая от радости, Эдгар еще утром собрал свои вещи в дорожную сумку и, быстро позавтракав в общей столовой, уселся на лавочку на выходе из отделения. На сегодня Леонид должен был взять отгул в университете, и поэтому бета с нетерпением ждал появления своего альфы. О результатах обследования он еще не знал, хотя неоднократно спрашивал о них своего лечащего гинеколога. Но тот каждый раз отнекивался и темнил, заверяя, что всю информацию в подробностях ему и его альфе расскажет при выписке сам заведующий отделением. Несмотря на то, что с Конорским Эдгар постоянно переписывался через sms и подолгу, порой по нескольку часов, разговаривал вечером по телефону, он успел ужасно соскучиться. Поэтому, увидев Леонида, выходящего из дверей лифта, парень не смог сдержать порыва и бросился ему навстречу.

– Лео, – радостно шептал он, обнимая мужчину за шею и с наслаждением вдыхая его родной любимый запах. – Как же я скучал.

– Я тоже, мой хороший. Я тоже, – тихо произнес Конорский, улыбаясь и прижимая Эдгара к своей груди. Сейчас к нему словно вернулась частичка его собственной души, которую мужчине вынужденно пришлось оставить. – Собрал вещи?

– Ага. Вон, – и, нехотя отпустив альфу, Эдгар развернулся к скамейке, где осталась лежать его сумка. – Мне тут подождать? – Решил на всякий случай уточнить он, зная, что перед их отъездом Леониду следовало переговорить с заведующим и забрать выписку с результатами обследования.

Мужчина задумался лишь на долю секунды, а затем, подхватив сумку на плечо и взяв парня за руку, уверенно направился в сторону нужного кабинета.

– Я не собираюсь от тебя ничего скрывать, – заверил он бету перед тем, как постучаться в дверь. – Если ты что-нибудь не поймешь, то спрашивай, не стесняясь. Договорились?

Эдгар кивнул. Он подозревал, что вообще ничего не сможет понять из разговора двух медиков и очень надеялся на разъяснения Конорского, когда они окажутся дома, наедине.

Как это и следовало ожидать, заведующим гинекологическим отделением оказался омега. Игорь Петрович Добрынин был одет в модный медицинский костюм и имел довольно незаурядную, запоминающуюся внешность: большие карие глаза, пухлые чувственные губы, а его каштановые волосы были уложены в стильную замысловатую прическу, придающую особую изюминку его миловидному лицу. Когда Эдгар с Леонидом зашли к нему в кабинет, он как раз заканчивал просматривать выписку беты и, предложив присаживаться напротив него на диван, сразу перешел к делу.