Текст книги "Сотни миражей (СИ)"
Автор книги: Your epitaph
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Молниеносное движение, нос к носу. Но взмах золотых когтей распорол лишь воздух. Новообращенный был шустр. Ноэ этого не ожидал. И это замешательство стоило ему дорого.
Под ребрами полыхнуло огнем, он почувствовал, как вампир рассек ему бок. В шею вцепились скрюченные пальцы существа, не давая сделать вдох.
А где-то сзади раздался крик Бёрнелл:
– Прошу вас! Не надо! Я иду!
***
Если всё это можно прекратить одной единственной жертвой, она была готова. Пусть забирает. Ради Милли, ради Кэти и Лео, Генри… Ради Влада. И ради него. Одна душа за шестерых – не такая уж и большая плата.
Лайя шла к Шаксу. Сама, по своей воле. Только бы прекратить этот кошмар. Только бы спасти.
– Я здесь… Прошу… Не трогайте никого…
– Очень интересно, – Сорок четвертый поднял руку, сжал в кулак, и вот она уже прямо перед ним. Ноги оторвались от земли, а боль, пронзившая тело, заставила выгнуться и сжать зубы, чтобы не закричать.
Нельзя… Она должна быть сильной.
В груди образовалась пустота, и сквозь пелену в глазах Бёрнелл увидела, как Шакс вытягивает из нее что-то…
Что-то светящееся…
***
– Прочь!!!
Ноэ схватил лапу Ратвена, рванул изо всех сил – выкручивая, ломая кости. Тот взревел от боли и бешенства, дернулся вперед, и Локид почувствовал, как в его грудную клетку вонзились черные длинные пальцы вампира, как они проминали плоть, подбираясь к сердцу.
Гортань наполнилась горячей кровью.
Но он успел ответить. Вскрывая когтями перчатки горло врагу. Разрывая артерии, кроша шейные позвонки. Вырывая с мясом жизнь из тела Гордона Ратвена.
Отвратительные булькающие звуки, удивление в глазах.
Бывший бизнесмен покачнулся, пытаясь зажать ладонями рваную рану на шее, а через секунду кулем рухнул на землю.
Задыхаясь и откашливаясь красным, бес осоловевше обвел глазами поле битвы.
Дракула по-прежнему вырывался из лап Генри и Лео. Рычал, выл.
Ратвен, в предсмертной агонии вздрагивал у его ног.
А Шакс забирал душу Бёрнелл… Забирал ее у него…
И Ноэ, стоящий посреди этого разинувшего пасть ада, сейчас был единственным, кто мог все исправить. Кто мог произнести нужные слова.
Мог ли?
Осознание этого факта было таким явным, таким правильным. Предсказание Кассандры сбылось. И ему ничего не оставалось, как поставить точку.
«Делай, что должно, решай и умом, и сердцем, не зря же они даны тебе. Спасай или сдавайся.»
«Не убить, но изгнать?»
Цена будет высока… Непомерно. Непоправимо.
Такие раны в тёмном-то теле заживали не сразу… Что говорить об облике смертного?
Но что ему дороже?
Не сводя глаз с Сорок четвертого, Локид переступил через замершего на траве Ратвена, стиснул зубы до треска и быстро зашептал:
– Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesu Christi eradicare, et effugare ab hoc plasmate Dei, – латынь вперемешку с кровью полилась изо рта. Раздирая ему глотку.
Земля вокруг Маркиза пошла трещинами, Шакс вздрогнул, обратил свой взор на Ноэ и прошипел:
– Что?! Изгнание, Локид? Поднимаешь руку на того, кто спас тебя? Взрастил и сделал тем, кто ты есть? Ты не сможешь…
«Соберись, соберись же!»
Ноэ ощутил тошнотворную, выворачивающую душу наизнанку слабость.
Нет, эти слова разорвут его пополам, если он продолжит. Они запретны ему. Сейчас. В этом теле. Он понимал, что нужно оставить тёмный облик, как бы рискованно это ни было.
Безвозвратно?
Но иначе он просто захлебнется, и ничего не выйдет.
Лучше, пусть захлебнется позже…
«Давай же… Будь человеком! Иди в огонь. И во тьму.»
Рвущая жилы метаморфоза.
Его тело вновь приобрело уже привычные габариты, а боль в груди возросла тысячекратно. Зато заклинание начало даваться в разы легче:
– Ipse tibi imperat, qui mari, ventis, et tempestatibus impersvit…
– Прекрати немедленно! – закричал Сорок четвертый, сотрясаясь от каждой фразы. – Что тебе до этой смертной? Она – никто! Твоя страсть слепа! Вырви ее с корнем, и станешь всесилен! Я награжу тебя!
«вырви с корнем тогда станешь богом…»
«Тогда я и сердце себе вырву, потому что она проросла в нём. И это не слепая страсть.»
– Audi ergo, et time, SHAX, inimice fidei, hostis generis humani, mortis adductor…
Пальцы демона разжались, и тело Лайи рухнуло в траву.
– Остановись! – взвыл Шакс. – Пасть ради смертной? Ты же не хочешь этого!
«Нет. Хочу.»
– Qui cum Patre et eodem Spiritu Sancto vivit et regnat Deus, Per omnia saecula saeculorum.
– Низвергнув меня, сгинешь сам! Ты часть тьмы, ты повязан со мной, уйдёшь и не вернешься, потому что слаб! Ты умрешь! – надрывно завопил демон, цепляясь когтями за реальность, пытаясь удержаться.
Локид чувствовал, как истончался внутри. Как рвался на бумажные клочья с каждым словом. Но не останавливался.
Короткий взгляд в ее сторону. Лайя пошевелилась, подняла голову, посмотрела на него. Прямо на него.
«Значит, так тому и быть.»
– Et cum spiritu tuo.
– Кто ты такой, чтобы препятствовать мне?! – в остервенении взревел демон, ощущая дыхание бездны под ногами. Темный огонь обступил его кольцом, утягивая в небытие. – Я Сорок четвёртый! Я Шакс! Я Маркиз Безумия!
– А я так,… просто… Железный Человек, – окровавленные губы растянулись в сладко-горькой ухмылке, – Amen! – и он щёлкнул пальцами.
Последние крупицы силы оставили Ноэ. Их высосало из тела и утащило вслед за его бывшим покровителем.
Из тела, ставшего совершенно ватным, непослушным.
Лёгким.
Смертным.
Рев Шакса раскатом грома прошелся по окружающему пространству, а через мгновение он исчез.
Кэти и Милли, выйдя из оцепенения, осели на землю, жмурясь и тряся головами. Живые.
В паре метров от него Лео и Генри, уже принявшие человеческий облик, все еще удерживали бьющегося в конвульсиях Влада – почти вернувшегося – из груди которого вырывался черный пар. Проклятье уходило вместе с Шаксом.
А затем он вновь нашел глазами ее. Стоящую на трясущихся ногах. Смотрящую на зияющую рану в его груди.
«Теперь все будет хорошо, бонита»,– устало подумал Ноэ и повалился лицом в еще зеленую, пахшую вчерашним летом, траву.
«…рождаться больно мужать больно решаться больно не больно только умирать…»
Умирать было правда не больно. Особенно, когда не напрасно.
Особенно, ради того, кого так любишь.
***
– Ноэ! Господи, нет, Ноэ! – Лайя не знала, откуда взялись силы, и как она так быстро оказалась рядом с ним. Ведь минуту назад она была настолько слаба, что не могла и шагу сделать. Но не теперь. Не теперь, когда видела его, разодранного, ослабевшего…, падающего на землю…
Рухнув перед ним на четвереньки, еле перевернула обмякшее тело беса, укладывая его голову себе на колени. Зажимая дрожащей рукой дыру в его груди – пульсирующую, кровоточащую, глубокую.
– Ты слышишь меня? Ноэ! Ответь! – она склонилась над ним так низко, что ее волосы пологом окутали его белое лицо. – Пожалуйста…
Слезы лились ручьями, скользя по кончику носа, срываясь вниз.
Локид надсадно втянул воздух через рот, открывая глаза. На его губах пузырилась кровь.
– Ты жив! – надежда толкнулась внутри, подобно бездомному котёнку в протянутую руку. – Тебе нужно обратиться… Прямо сейчас, – Бёрнелл продолжала прижимать ладонь к ране, не выпуская из него жизнь, ловя затухающий взгляд. – Ноэ!
– Никогда не думал, что умру так… по-человечески…, – тихо, очень тихо. Его шепот, словно ветер в траве.
– Нет, что ты несешь?! Ты тёмный! Ты бессмертный! Ты мой, и не можешь умереть! Превращайся, ну! – и она бы кричала, да только голос сел.
– Не… бессмертный, больше нет, – еще тише.
– Ноэ… – Лайя прижалась к его прохладному лбу своим, – Не оставляй меня… Все… Все ведь наладится… Ты же…
– Не надо говорить, что все хорошо… я и так улыбаюсь… – затихающий голос становился почти неслышным и бессвязным. – … и я бы пошёл за тобой на край света, mon coeur… поплачь… провожать должны со слезами…
«Вернись ко мне… Вернись, вернись!»
Она зажмурилась, глупо надеясь, что сейчас откроет глаза, и всё будет в порядке…
Это не помогло. Потому что когда она вновь посмотрела на Ноэ из-под мокрых ресниц, он ушёл.
Его последний выдох, пойманный ее губами.
Его поблекшие глаза, все еще смотрящие на ее сердце. Разбитое вдребезги.
Его полуулыбка, застывшая навсегда.
Где-то на периферии сознания, где-то, словно в другом измерении, ее звали. Кто-то тряс ее за плечи, силясь оттащить от бездыханного тела беса.
Нет. Человека.
Но Лайя не отпускала. Вцепилась мертвой хваткой в окровавленную рубашку. Молила его. А он уже не слышал.
Она разлетелась на куски, на мелкие осколки, готовая умереть прямо здесь. Рядом. С ним.
Пальцы онемели, воздух оставил легкие.
А затем, весь мир сжался в крошечную точку, свет в глазах померк, и она потеряла сознание.
Комментарий к Глава 14. Нежелезный Человек
💔
========== Глава 15. Эпилог ==========
Don’t ask if I’m happy, you know that I’m not
But at best I can say I’m not sad.
‘Cause hope is a dangerous thing for a woman like me to have.
Hope is a dangerous thing for a woman like me to have (Lana Del Rey)
Лайя сидела у самой воды, провожая глазами целующее горизонт красным солнце. Океанские волны слизывали песок с ее босых ступней.
Девушка, не сводя взгляда с малинового неба, задумчиво чистила апельсин. А когда закончила, отложила фрукт в сторону, сжала в руках кожуру, поднесла к носу.
Глубокий вдох. Горько-сладкий аромат.
Не такой.
Цедра полетела на песок из разжавшихся пальцев, и ее тут же подхватила и заиграла соленая волна.
Когда она уже привыкнет жить без него? Когда поймет, что возврата к прошлому нет?
Наверно, никогда.
Она не хотела понимать. Потому и искала. До сих пор искала его след.
Наверняка, в Лэствилле уже выпал снег. Все сейчас готовились к Рождеству, суетились, радовались.
А она сидела здесь, на Мауи. Теряясь во времени на берегу океана. Одна.
Потому что больше нигде не хотела быть. Потому что он говорил, что хотел бы сюда.
Влад сам купил ей билет на самолет. Почти сразу после похорон. Как только Бёрнелл начала приходить в себя… и бросаться на стены.
Организовал проживание на острове и просил звонить, если Лайе вдруг что-то понадобится.
Она не звонила.
Нолан же сам названивал почти каждый день, не давая ей окончательно потерять связь с реальностью и снова закрыться. Щебетал что-то в трубку, пытался разговорить, но она молчала, слушала. Не то, чтобы без интереса.
Но и не с желанием.
Сандра писала сообщения длиной в километр, приводя там различные доводы, чтобы Лайя поскорее вернулась назад.
А она даже не дочитывала послания подруги.
Милли набирала ее по фейстайму раз в две недели. Не хотела навязываться.
Чуткая.
И такое положение дел Бёрнелл устраивало. Почти.
Ведь в своем отшельничестве она постигала важные вещи.
– Знаешь, я прихожу сюда каждый день, – внезапно произнесла девушка, зарываясь пальцами ног во влажный песок. – Это мой берег воспоминаний. И раньше я здесь молчала. Теперь уже не могу.
Лайя сглотнула, зажмурилась от неприятной рези в глазах.
«Не надо.»
«Поплакать в меру – знак большой любви,
А плач без меры – признак тупоумья.»
Своё она уже отревела. По крайней мере, ей так казалось.
– Я подумала, что надо говорить, – глубоко вздохнула. – Ты же любишь цитаты. Вот и послушай…: «Что бы ты ни сделал в жизни – это будет незначительно. Но очень важно, чтобы ты это сделал. Потому что больше этого не сделает никто.» Например, когда кто-нибудь появляется в твоей жизни, часть тебя говорит: «Ты еще совсем не готов», тогда как другая непременно шепчет: «Сделай её своей навсегда». И ты сделал.
Лайя запнулась, закусила губу, опустив глаза с небосклона на океанскую гладь, по которой рябью бежала к берегу оранжево-розовая дорожка.
– Ноэ,… Милли спросила, что бы я сказала, если бы знала, что ты слышишь меня? Я ответила, что я знаю: “Я люблю тебя”. И это никогда не изменится. Но я не понимаю, почему я? У тебя была возможность прийти в чью-угодно жизнь. Но ты выбрал меня. И я не думаю, что когда-нибудь пойму это. Видимо, некоторые вещи просто не следует подвергать сомнению…
Слёзы.
Она опять плакала. Потянулась к лежащей рядом сумочке в поисках салфетки, платка… Да чего угодно, что могло бы помочь.
Но не могло.
Пальцы коснулись сложенного вдвое листка. Уже потрепанного, пожелтевшего. Который она так часто сминала и разглаживала. И с которым никогда не расставалась. Каждый раз вчитывалась в строчки, ища что-то еще, кроме слов. Что-то между ними.
Тепло его рук, прикасающихся к бумаге. Выражение глаз, скользящих по написанному.
Искала его. Находила и рыдала.
Как и в этот раз.
Мне не страшно сгореть. Мне не страшно уйти.
Лишь бы знать, что горю не напрасно.
Мне не стать для тебя продолженьем пути,
И не знать, как ты будешь несчастна.
Но я стану костром, согревая в ночи.
Стану песней любимой твоей, наизусть.
Буду спать в изголовье, где бросишь ключи.
Лишь бы только любила. Лишь бы только пусть.
И агония стихнет, как волны реки.
Слез не станет в ресницах густых.
И я буду кормить твоих бесов с руки,
Раз уж ты приручила моих.
Н.
Сдавленный всхлип сорвался с ее губ.
– Ты ведь знал… Знал что не вернешься…
Ощущение тошноты привело Лайю в чувство. Она поднесла лист бумаги к губам, оставляя на словах поцелуй, а после спрятала письмо обратно в сумку и накрыла ладонями еле заметно округлившийся живот.
– А знал ли про это? – робкая улыбка тронула скорбную тень лица. – Вряд ли…
Девушка замолчала, склонив голову, прислушиваясь к себе. Затем чуть неуклюже поднялась с песка, подобрала сумку, накинула ее ремешок на плечо.
– Завтра мы с Кову снова придем, – Бёрнелл зашагала вглубь острова, в сторону деревьев, но вдруг, будто вспомнив, обернулась и добавила:
– Лео считает, что я или мои дети можем быть мессиями, представляешь? Твой сын – и мессия… Я почти слышу, как ты смеёшься над этим, – она хмыкнула и двинулась дальше, бросив океану через плечо:
– Увидимся завтра, Ноэ.
Комментарий к Глава 15. Эпилог
Месяц без нормального сна.
Месяц в какой-то надрывной агонии.
Мои корявые стишата…
Ставлю точку, плачу и ни о чем не жалею.
Спасибо всем, кто был тут со мной на протяжении всей этой истории.
И простите, если разочаровала или не оправдала ожиданий. Но, так уж написалось и передалось. Так уж вышло.
Дописала с огромным трудом…
Но очередной гештальт закрыт💔
========== Послесловие. Сорок лет спустя ==========
Комментарий к Послесловие. Сорок лет спустя
Моя первая сотня к «Сотне миражей»
21.10.2021. Спасибо вам!
Символично!
Я много думала. И пришла к выводу.
Вот такому.
Приурочиваю это к круглому числу ваших лайков🙏🏻
Жди меня.
Я когда-нибудь вырвусь из пламени.
Жди меня.
Я приду этой осенью каменной.
Осень пристально заглядывала в окна больничной палаты. Скребла по стеклу пёстрой веткой, мешая уснуть. Холодом сквозняка целовала в затылок, словно напоминая о том, о чем забыть было невозможно.
Лайя лежала в постели.
Который день.
Хриплый кашель раздирал лёгкие. Кислородная маска не спасала, не давала нужного количества воздуха. Хотелось вдохнуть полной грудью, но женщина не могла.
Что-то давило, сковывало солнечное сплетение.
Болезнь.
И пусть медицина за последние годы шагнула далеко вперёд, в случае Бёрнелл она была бессильна.
Лайя сперва думала, что это простая простуда улеглась на груди.
Оказалось – неоперабельный рак лёгких. Метастазы в крови.
Врачи лишь разводили руками и уповали на чудо. Но женщина не боялась.
Ни болезни, ни смерти.
Она смирилась со своим положением, но всё ещё старалась давать надежду Кову.
Сын не отходил от неё с тех самых пор, как она загремела в больницу. Оставил свою семью, работу с пациентами в госпитале Святого Луки, и все время посвящал Лайе. Неустанно настаивал на том, чтобы позвонить ее друзьям и сестре, но Бёрнелл не хотела беспокоить никого из них.
После тех событий, произошедших с ними сорок лет назад, Дракула, наконец ставший полноценным человеком, испытывал такие же вполне людские проблемы. С возрастом он все реже наведывался к ней в гости, предпочитая греть старые кости у камина в своём замке в Румынии.
Сандра и Лео неожиданно для всех поженились и спустя десять лет уехали жить в Австралию, откуда два раза в год присылали ей и Кову подарки. На Рождество и День рождения. Напоминали о себе. Пытались держать связь.
Милли увлеклась журналистикой, закончила университет и теперь колесила по миру в поисках историй для своих статей.
Посвятила этому свою жизнь.
А что до неё самой – Бёрнелл так и не вышла замуж. Растила сына одна, а друзья помогали ей всем, чем могли. Пока были рядом.
И со временем она преодолела печаль, съедающую ее душу. Осталась светлая грусть о былом, осталось его продолжение.
Сын стал для Лайи утешением и источником радости. Рос он быстро, и чем старше становился, тем больше походил на отца. Даже гетерохромию унаследовал от Ноэ. Но всё же, он был человеком, несмотря на тёмное прошлое своего родителя.
И это был поистине светлый мальчик. Ставший красивым мужчиной, замечательным психотерапевтом, помогающим людям с расстройствами личности и примерным семьянином. Подарил Лайе двух чудесных внучек-близняшек, тоже с разноцветными глазками.
Гены Локида были сильны.
Кову часто спрашивал ее об отце, и Бёрнелл раскатывала ему о Ноэ, как о герое. Почти всё.
А теперь жалела. Потому что чувствовала, как жизнь в ней угасает, а она так и не поведала сыну всей правды.
Но поверил бы он ей?
Она бросила взгляд на спящего в кресле Кову. Он так уставал, постоянно суетился вокруг неё, донимал врачей, требовал максимально улучшенных условий и внимания к ней. Не жалел финансов.
Ее милый, бедный мальчик.
Ее надежда.
«Прости меня, родной. Но я больше не могу…»
Женщина тяжело выдохнула, заставляя кислородную маску запотеть.
Готов ли сын к ее уходу? Вряд ли к этому можно подготовиться.
Но она уже все решила. Лучше сейчас, чем через день или неделю в искусственной коме, на которой так настаивали врачи, не способной ничего чувствовать и ясно мыслить.
Рак пожирал ее изнутри, впиваясь чёрными ногтями в лёгкие, заставляя лоб полыхать. Лайя устала сражаться.
И в конце концов, она прожила хорошую жизнь.
Ненапрасную.
Восстановила множество прекрасных полотен и даже нарисовала несколько своих, что теперь украшали музей Лэствилла, некогда бывший Чёрным замком.
И оставит после себя сына. А значит, умрет не до конца.
Рука потянулась к катетеру, торчащему в сгибе локтя. Лайя, морщась, вынула иглу из вены. Хватит с неё лекарств и обезболивающих – они перестали работать ещё неделю назад.
Затем приподнялась и стянула с себя давящую маску – без неё все закончится быстрее.
Горло тут же обожгло приступом кашля, который она попыталась заглушить кулаком. Лишь бы Кову не проснулся.
Опустив голову обратно на подушку, женщина закрыла глаза. И перед ее внутренним взором сразу же возник он. Как всегда, в своём бежевом пиджаке, заискивающе улыбающийся.
– Я так надеюсь, что мы встретимся, – одними губами прошептала Лайя.
Она верила, что он где-то там. Что Ноэ все ещё есть. Не исчез бесследно, не растворился в безвременьи.
– Жди меня…
«Обречённое может быть радостным.»
Несколько хриплых вдохов, и внутри что-то остановилось. Сердце, должно быть.
«Его сердце», – последняя мысль. А затем тьма сомкнулась вокруг.
***
Я протяну свою ладонь,
Мы оба будем без колец.
По мне откроется огонь,
Я твой билет в один конец.
Лайя открыла глаза, щурясь от яркого света. Она стояла посреди огромного песчаного пляжа, так похожего на тот, на котором она провела полгода.
Полгода после его смерти.
На Мауи.
Все вокруг было залито солнечными лучами.
Привыкнув, она опустила взгляд на свои руки и с удивлением выдохнула. Кожа разгладилась, исчезли морщинки и старческие пятна. Да и чувствовала она себя прекрасно. Словно ей снова было двадцать пять.
Подол легкого белого платья на жемчужных бретельках развевал океанский бриз, в каштановых локонах играли солнечные зайчики. А в душе – ощущение долгожданного покоя. Ничего не тревожило, не давило, не печалило.
Удивительная легкость в теле и мыслях.
– Лайя.
Волосы на затылке зашевелились от этого голоса. Такого… знакомого, но забытого? Девушка почувствовала чей-то взгляд между лопаток. Обернулась, но не смогла разглядеть того, кто шагал ей навстречу.
Солнце слепило глаза.
– Кто здесь? Где я? Это сон? – глупые вопросы растерянности. Она даже не поняла, что сказала это вслух.
Смех приближающегося заставил кожу покрыться мурашками, а глаза – наполниться слезами счастья.
Теперь она увидела его.
Его.
Ноэ, лучезарно улыбаясь, шёл к ней по песку. Босые ноги, закатанные белые брюки, небрежно расстегнутся рубашка. Не изменился. Совершенно.
Пытаясь прогнать с ресниц непрошеную воду, Лайя принялась растирать кулаками по щекам соленые дорожки, ещё не до конца веря, что снова видит его. Может, это очередной сон, что исчезнет, оставив тяжесть на сердце, стоит ей проснуться.
Но она же чувствовала, что уснула навсегда.
Тогда что это? Воспалённый бред умирающего сознания?
Ноэ был уже близко. Рядом.
Аромат ирисов и апельсина кружил голову. Как раньше.
Протянув руку, нежно коснулся ее скулы, провёл пальцами дорожку за ухо, зарываясь в волны волос. А она дрожащей ладонью сжала краешек ворота его рубашки, ощупывая ткань подушечками пальцев. Точно проверяя, реально ли происходящее.
– Ноэ… Это правда ты?… – срывающийся нотами волнения голос.
В ответ он лишь коротко кивнул и прижал ее к груди. Крепко. Как делал это всегда.
А его шёпот, самый драгоценный звук в мире, раздался у ее уха:
– Теперь это место по праву может называться Раем. Здравствуй, сердце моё.
Я так долго ждал тебя…
