Текст книги "Пирожок для спецназовца (СИ)"

Автор книги: Янтарна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Глава 15. Выбери меня

По дороге, слушая и не слушая радио, он отмечал реакции собственного тела. Слишком короткий срок с начала приема подавителя. Слишком давно не было альфы – с Витольдом в последние течки не особо складывалось. И сейчас хотелось только одного: вернуть Шольта, притянуть его поближе, влипнуть, слиться, проверить, горячи ли губы. Опьянят ли поцелуи – так, что Ахим забудет себя и позволит творить все, что заблагорассудится?

Дома он выщелкнул внеочередную капсулу подавителя. Выпил, принял душ, неохотно поковырялся в еде. За окном темнело. Тело медленно и неотвратимо расслаблялось, готовилось к течке, ждало – не кого-нибудь, а именно Шольта. Ахим поймал себя на поглаживании щеки, очерчивании губ, ожидании стука в дверь. Встрепенулся, отогнал дурман, воцарившийся в голове, и пошел в аптеку за упаковкой «Экстра-Стоп». Пока ноги несут, потому что заказывать на дом – чистое разорение.

Осенний воздух охладил разгоряченную голову, чуточку усмирил мятущееся тело. Ахим дошел до круглосуточной аптеки, купил две упаковки «Экстра-Стоп» – на всякий случай, лучше пусть запас будет. Вышел на ступеньки, потряхивая маленьким пакетом, в который сложили лекарства, и замер, когда шевельнувшаяся за плечом тень сомкнула пальцы у него на запястье.

– Не надо, – прошептал Шольт. – Не пей.

Альтернатива была понятна без слов: твердый член прекрасно ощущался через слои ткани, раззадоривал прикосновением к ягодицам, обещая проникновение. Ахима повело от запаха, обожженного дыханием уха. Тело сдалось – между ягодиц стало влажно, организм начал вырабатывать смазку. Разум продолжал цепляться за запреты.

– Нет, – выдохнул Ахим. – Ты потом скажешь… и Йонаш…

– Выбери меня, – Шольт прижался еще сильнее. – На одну течку, без обязательств. Если не понравлюсь – разойдемся без обид. Мохито присмотрит за Йошей. Я попросил.

– Ты потом…

Шольт не дал ему договорить. Подтолкнул, заставил спуститься со ступенек, прижал к стене и начал целовать. Это не просто опьянило – Ахим словно в бездну провалился. Любые запреты и доводы проигрывали, таяли под губами Шольта. Язык влажно обследовал подбородок, шею, выгладил ямку под кадыком, суля пиршество изголодавшемуся телу. Глаза Шольта неестественно блестели, волк подкрадывался все ближе, заставляя двуногого сорваться в гон.

Ахим немного отстранился. Потрогал длинноватый нос, проехался по скуле, вызывая у Шольта жадный стон. Мир сосредоточился на кончиках пальцев. Шольт дразнил ожиданием утренней щетины, трещинкой на губе, шелковым изгибом брови.

– Выбери меня. Хотя бы на эту течку.

Шольт просил, не требовал. Не выдвигал обвинений вису, выманившему волка из-за невидимой стены лаской и запахом омеги – а, казалось бы, какой удобный случай заявить о ловушке. Ахим почувствовал свою власть. И, уже решившись на случку, продолжил игру, увиливая от поцелуев и уводя волка все дальше – не в лес, но в собственную спальню.

Как они добрались до квартиры, Ахим не помнил. Он захлопнул дверь и начал сдирать с Шольта одежду – сначала попробовать, а потом уже рассмотреть. Кровать жалобно заскрипела, принимая двойной вес, готовясь к суровым испытаниям. Шольт не подвел: быстро и частично раздел Ахима, стянул рубашку к лопаткам, обнюхал поясницу, заставляя взвыть от нетерпения, и заработал языком, пробуя смазку и проверяя готовность к совокуплению.

Помнится, с Витольдом они приноровились друг к другу не сразу. Пришлось и брошюры читать, и угол проникновения менять, чтобы узел не сразу опадал. С Шольтом не было никаких проблем: он начал трахать Ахима с места в карьер, не заботясь о позах, только придерживая, чтоб с кровати не упал и лбом об спинку не ударился. И узлом запер таким, что ни вздохнуть, не продохнуть, лишь валяться в блаженной истоме да постанывать.

Между первой и второй перерыва толком не получилось – только Ахим собрался как следует ощупать и осмотреть Шольта, как снова оказался на четвереньках, а потом на боку с узлом в заднице. Третий заход отсрочила смс от Мохито. Ахим этим воспользовался, чтобы принести в спальню бутылку воды и в итоге кончил на кухонном столе – а вот это было не очень удобно.

К пяти утра Шольт чуточку растратил накопившийся пыл, поскребся в холодильник и выпросил порцию еды без хлеба. Ели и снова трахались в молчании – волк и вис, пользуясь дурманом течки, отвоевали себе значительное место в сознании. Обнюхивались и прекрасно обходились без слов.

На третьи сутки гормональный шторм унялся. Ахим начал приходить в себя, обнаружил, что Шольт выдавливает зубную пасту с середины тюбика, и громко возмутился. Вместо оправданий и обещаний исправиться Шольт спросил:

– Мне уходить?

Ахим нашел выброшенный в корзину для белья бритвенный станок и мстительно ответил:

– Да.

Он чувствовал нить связи, не сомневался, что Шольт вернется. И собирался снова впустить его в дом, как следует промариновав за неопрятность. Коса нашла на камень практически сразу. Шольт не считал себя виноватым и, похоже, ждал извинений. Судя по всему, он не обсуждал случившееся с коллегами и приятелями – Ахим не слышал шепотков, не замечал косых взглядов. Только полковник Димитрос почему-то веселился, а один раз дал ему подзатыльник газетой – наверное, перепутал с кем-то из спецназовцев. За это время Шольта, находившегося на больничном, успели принять в музей МЧС на должность временного экскурсовода, а через три дня с треском выгнать – за вспыльчивость и конфликтность.

Димитрос пошептался с главой городских огнеборцев, поскучнел и вызвал Ахима на разговор.

– Не знаю, кто тебе насвистел, что об него можно вытирать ноги…

Ахим издал сдавленный звук и замахал руками, открещиваясь – от Димитроса повеяло мертвенным холодком неприязни.

– Этот кто-то тебе соврал. Я Шольту за отца, хоть и начальник в погонах, и слежу, чтобы он не вляпался в пустопорожние неприятности. У него проблем по службе хватает, то на отравленный нож напорется, то на бомбу ляжет. Ребенок каждый день внимания требует, ему «подожди» не скажешь. И тут ты со своими выкрутасами. Вторую неделю дразнишь, хвостом виляешь, ни да, ни нет. В чем дело? Не люб? В кровати не потянул? Доходом, положением в обществе не вышел? Сын-довесок мешает? Скажи мне, если его в лоб отшить стесняешься. Не юли, я пойму.

Невнятные объяснения о зубной пасте и бритвенном станке заставили Димитроса громко хлопнуть газетой по столу:

– Так и знал. Все-таки развлекаешься.

Ахим ждал продолжения, каких-то итоговых слов, но Димитрос просто ушел из кафетерия. Это было хуже обвинений в распутстве, словно Ахима застукали за издевательством над ребенком путем отъема конфеты.

Шольт на пару дней пропал – Славек донес, что Димитрос отправил его красить скамейки на стадионе. Мохито и Йонаш забегали в кафетерий на пять минут, взять кофе и еду на вынос, и Ахиму пришлось самому делать первый шаг. Он выманил у Йонаша дневник по природоведению и две контурные карты. Напек печенья-орешки со сгущенным молоком и вручил Мохито промасленный пакет – с благодарностью за то, что тот присмотрел за ребенком в дни течки. Медведь посмотрел на него с легким недоумением.

– Шольт не заходит, – выдавил из себя полуправду Ахим. – Я не знаю, начнем ли мы встречаться на регулярной основе. На днях хочу обговорить с ним прием подавителей. Надо что-то решить.

Мохито кивнул и удалился, нежно прижимая к себе пакет. Ахим не сомневался, что разговор будет передан Шольту дословно. Ответный ход был сделан на следующий день. Шольт зашел выпить кофе и сообщил Ахиму, что едет в овощехранилище за дешевой картошкой. Если надо, то можно поехать вместе. Минимальный размер покупки – двадцатикилограммовый мешок. Ахим подумал, что ненужную картошку можно будет отдать Славеку с Ёжи или отнести в кафетерий, и смело отправился навстречу приключениям. Картошку они все-таки купили, но по пути туда и обратно три раза трахались в машине. Ахим всегда думал, что это низкопробное развлечение для оборотней, которые не умеют наладить нормальную половую жизнь. А оказалось – отличное времяпрепровождение, очень приятно.

Все начало утрясаться само собой – постепенно, шаг за шагом. Шольт заходил по вечерам, иногда уходил, иногда оставался ночевать. Готовил завтрак, мучил отдельный тюбик зубной пасты, на который Ахим старался не смотреть, под настроение мыл посуду или пылесосил в спальне. Подавители они не принимали. Как-то раз коротко обсудили невозможность встреч в квартире у Шольта.

– Комната Мохито неприкосновенна. А ложиться в гостиной, зная, что мелкий может выйти в туалет… Сам понимаешь…

– Зачем такие сложности? – удивился Ахим. – Здесь места достаточно. Между прочим, есть отдельная свободная спальня. Если понадобится, Йонаш может тут переночевать.

– Нет, – быстро ответил Шольт. – Ничего не решено, мы можем в любой момент разругаться. Я не хочу, чтобы он потом спрашивал, почему мы таскаем вещи туда-сюда.

Это было правильно, но немного обидно. А еще Ахим не мог понять, не подпортило ли еле чувствующуюся нить связи застарелое проклятье Хлебодарного. Шольт по-прежнему не прикасался к хлебу, выплюнул салат, когда Ёжи по забывчивости подал ему порцию с сухарями. Ахим не ожидал, что Шольт воспылает к нему любовью и мгновенно начнет есть булочки из рук. Но хоть что-то должно было измениться? Или это не истинная связь, а не до конца развеявшийся морок течки?

Гадать можно было до бесконечности. Ахим перестал ломать голову с наступлением зимы, после второй течки. Как идет жизнь, пусть так и идет. Незачем подгонять.

Город и лес укрыло белое покрывало снега. Шольт обращался без видимых проблем, получил положительное заключение психолога, прошел медкомиссию и вернулся в строй. Ахим приноровился к режиму дежурств, а когда отряд отправили в командировку в соседнюю провинцию, совершил коварный поступок – заманил Йонаша к себе пожить. Димитрос с Павлом попытались этому противостоять, но Йонаш уперся и перетащил вещи и учебники в гостиную и свободную спальню. Дом наполнился жизнью. Запах волчонка изгнал призрак одиночества. Ахим напек пирожков с печенкой и картошкой и пообещал Йонашу на Рождество огромный торт. И орешки со сгущенкой. И пирожки с капустой. Гулять, так гулять!

Вернувшийся Шольт принял перемену как должное. Не устроил скандал, хотя Ахим этого побаивался, покрутил носом при виде печенья и съездил на овощебазу за картошкой. Запасы таяли, как снег под солнцем – а Ахим еще собирался кому-то отдавать. На город неотвратимо надвигался самый лучший зимний праздник. Люди и оборотни скупали в магазинах продукты для выпечки и салатов, на огороженных пятачках появились елочные базары. Засветились, замигали связки гирлянд, начались распродажи ненужных товаров. Ахим делил время между домом и кафетерием, обдумывал покупку подарков, передавал Мохито еду, молчаливо извиняясь, что лишил его стаи.

Перед праздником Йонаш затребовал обещанных пирожков. Только не с капустой, а с печенкой и жареным луком. Ахим ответил: «Легко!». И, как позже выяснилось, соврал. Утром его начало подташнивать от запаха опары. Потом отпустило, зато от жареного лука завтрак вдруг встал поперек ноздрей и горла – едва успел к унитазу добежать. Начинку Ахим все-таки сделал, и пирожки начал лепить, раздумывая, чем это он мог отравиться. На третьем десятке пирожков – теста получилось много – он заметил, что приступы внезапной тошноты случаются от чего угодно, включая свежий воздух, и перемежаются всплесками зверского аппетита. Дожарив пирожки, Ахим отмылся и сходил в аптеку, где приобрел стерильный контейнер для мочи и экспресс-тест на беременность. Вернулся домой, поколебался и убрал покупки в ящик комода. Пусть денек полежат, может быть, показалось.

Он занял руки готовкой салата – Шольту осталась порция начинки для пирожков, но этого мало. Пусть закусит смесью яиц, крабовых палочек и консервированной кукурузы. Делать недолго, а радости полные штаны: Шольт каждый раз так удивляется и благодарит, как будто отдельное блюдо – чудо какое-то.

Первым финишировал Йонаш. Поел пирожков, отнес контейнер в квартиру Мохито, сделал домашнее задание по математике, снова поел пирожков. Около девяти явился Шольт. Посмотрел на миску, накрытую полотенцем, съел начинку и салат, помог Йонашу написать изложение, отправил в душ, а потом спать. Ахим улегся еще раньше – его начало знобить, к горлу подкатила легкая тошнота. Шольт явился в спальню в полной темноте, не приставал, тихо устроился под боком. От знакомого тепла Ахима потянуло в сон, и он задремал, отгоняя мысль о том, как Шольт может отреагировать на известие о его беременности.

Проснулся он в три, как от толчка в бок. Шольта рядом не было.

«Наверное, уехал на вызов. Я не услышал, а он будить не стал».

Голова была удивительно ясной. Ахим понял, что зря тянет с тестом на беременность. Надо выяснить, а потом уже изводить или не изводить себя. Он ушел в туалет, проделал нужные процедуры, оставил тест в контейнере – на пять минут, согласно инструкции – тщательно вымыл руки и замер, услышав грохот в кухне. Йонаш? Незаметно пробравшийся в квартиру кот соседей?

Щелчок выключателя дал ответ на вопрос. На полу кухни сидел Шольт в трусах и держал в руке надкусанный пирожок. Судя по уменьшившемуся количеству в миске – не первый, и не второй.

– А почему в темноте, тайком? – глупо спросил Ахим.

– Захотелось, – неопределенно ответил Шольт.

– И давно ты можешь есть выпечку?

– На прошлой неделе попробовал.

– А почему молчишь?

– Слушай, – Шольт с сожалением посмотрел на недоеденный пирожок. – Не задавай неудобных вопросов. Я же тебе не задаю.

– Так спроси. Мне скрывать нечего.

Шольт прищурился и ударил по больному месту:

– Почему ты не говоришь родителям, что у тебя в квартире живет альфа с ребенком? Почему лжешь, что тебя куда-то пригласили на Рождество, скрываешь, что собираешься встречать дома?

– Я не знаю, как им сказать.

Ахим ощутил очередной приступ тошноты, опустился на пол, обхватил голову руками. Шольт помолчал и продолжил прерванную трапезу. Ахим вспомнил о самой главной проблеме, предложил:

– А давай я тебе задам еще один неудобный вопрос? Гипотетический. Предположим, я тебе сообщу, что я беременный. Что ты сделаешь?

– Позвоню Димитросу, – без колебаний ответил Шольт. – Напомню ему, что у меня две недели отгулов и две недели отпуска с прошлого полугодия. Выбью десять дней, возьму в охапку тебя, Йонаша и мы уедем куда-нибудь на побережье. Гулять по заснеженному пляжу, собирать ракушки и смотреть на холодное море. А! Перед отъездом мы поженимся. Офицерам отрядов особого назначения оформляют брак в день обращения в мэрию. Это правда? Ты беременный?

– Не знаю, – Ахим выдохнул, убрал руки от лица. – Тест в туалете, в контейнере. Надо посмотреть на полоски.

Эпилог

Темный длинноносый волк и волчонок брели по присыпанному снегом пляжу, придирчиво копались в замерзших водорослях, камушках и ракушках, выброшенных зимним морем.

– Нет, папа. Свадьбы не было, – терпеливо повторил Ахим, нагревая ухом телефон. – Мы никого не приглашали. Два свидетеля и Йонаш, вот и вся церемония.

Набежавшая волна едва не коснулась лап, волчонок взвизгнул, помчался по пляжу, оставляя запутанную цепочку следов. Шольт с достоинством отступил, вернулся к омытым водой камням, вытащил из завала игольчатую ракушку.

– Мы сами не знали. Полковник не хотел давать Шольту отпуск. Пришлось сказать ему правду. Что я беременный. Он только тогда смягчился. Мы сразу в мэрию помчались, пока он не передумал и разрешение на отпуск не отозвал.

Ахим не собирался сообщать отцам, что полковник подписал разрешение на отпуск со словами: «Ну, если и этот безответственным окажется, будет у нас второй сын полка. Первого вытянули, и второго потянем».

Волчонок отобрал у волка ракушку, принес Ахиму, сунул в руку. Фыркнул и убежал к воде. Ахим пристроил мокрую драгоценность в сумку на поясе. Сказал:

– Нет, он не зовет меня «папа». Просто обращается по имени. Нет, я не в обиде. Я ему не отец, какой смысл подменять желаемое действительным. Да, он обрадовался. Сказал, что ему все равно: альфа, омега, бета, брат или сестра. Сестра-бета даже лучше.

Волчонок громко чихнул.

– Все, пап. Извини, но я не могу больше говорить. Позвоню завтра, когда мы будем гулять. Так удобнее всего.

Волчонок еще раз чихнул. Потряс головой, замешкался, не успел отскочить и намочил лапы в ледяной воде.

– В коттедж? – спросил Ахим у Шольта. – Давай-ка в коттедж, а то Йоша простудится.

Волк неохотно оторвался от кучи водорослей, посмотрел с сомнением: «А, может быть, еще погуляем? А вдруг не простудится?»

– Сделаем чай, – подсластил пилюлю Ахим. – К чаю пирог с малиной разогрею.

Шольт фыркнул.

– Это ты зажрался, что тебе не нравится покупной пирог. Тогда надо было не уезжать, сидели бы дома.

Волчонок затявкал, запрыгал вокруг Ахима.

– Ладно. Вернемся – сделаю. С капустой, с картошкой, с яйцом и зеленым луком.

Волк и волчонок завизжали хором.

– И с печенкой, – сдался Ахим. – Только пусть кто-нибудь пожарит лук в начинку.