Текст книги "Пирожок для спецназовца (СИ)"
Автор книги: Янтарна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Глава 13. Пирожок – друг оборотня
После фотографирования липы и завтрака омлетом пошли в кафетерий. Шольт приноровился спускаться по лестнице, пару раз оступился, но не упал. В кафетерии началась череда сюрпризов. Сначала Ахиму вручили повестку в суд – на заседание по делу о брошенном взрывпакете. Следом, практически без перерыва, к веранде подъехал микроавтобус с надписями «Наружная реклама», «Оформление витрин, декорирование входов, ростовые фигуры». Молодые люди в спецодежде споро выгрузили из фургончика пластмассового официанта в белом халате и поварском колпаке, державшего в руках черный поднос.
– Что это?
Оказалось – обещанный подарок Витольда. Ростовая фигура, две выноски и нарезанные слоганы, которые сотрудники рекламного агентства намеревались наклеить на окна и стены.
– Пирожок – друг оборотня? – удивился Ахим. – А почему именно пирожок? Не пончик, не заварное пирожное?
– С пончиками у оборотней любовь с первого взгляда, – важно пояснил сотрудник агентства. – А пирожки – настоящие друзья.
Ахима поразило то, что рекламное недоразумение дружно одобрили все: и Анджей, и полковник Димитрос, и Ёжи со Славеком, и даже глава городских огнеборцев.
– Красиво стало! – сообщил Славек, глядя на ярко-алые буквы и гигантское блюдо с пирожками. – Раньше чего-то не хватало, а теперь в самый раз.
Мнение Славека разделили не все. Но не так, как хотелось бы Ахиму. Огнеборцы сочли, что официанту не хватает противогаза, спецназовцы принесли потрепанный бронежилет, а на поднос кто-то поставил автомобильный огнетушитель. Анджей, пришедший пообедать, выслушал жалобы, снисходительно похлопал Ахима по плечу и заверил:
– Зато у тебя теперь проблем с пожарной инспекцией не будет.
К пятичасовому чаю, когда Шольт переваривал вторую порцию супа-пюре из цветной капусты с говядиной, в кафетерий прибыл довольный Йоша. Мельница Алекса заняла третье место, проиграв самолету и мини-роботу, учителя и директор школы были в восторге, а Мохито, общавшийся с Йонашем смс-ками, уже пообещал купить красивую рамочку для почетной грамоты. Официант в противогазе Йонашу очень понравился.
– Пап, смотри, у него поднос большой, а огнетушитель маленький! Можно я те муляжи гранат принесу и положу, чтобы красиво было?
Шольт кивнул. Йонаш бросил рюкзак и умчался за гранатами. Ахим обреченно прикрыл глаза. Не хотелось даже думать, что скажут родители, если увидят эту рекламу. И – упаси Хлебодарный! – если отец-омега узнает, что муляжи гранат принес ребенок. Тогда вообще головы не сносить.
Мохито приехал к закрытию кафетерия. Принес рамочку, похвалил Йонаша. Удивленно принял приглашение на ужин во дворе.
– Пюре приготовил много, – объяснил Ахим. – Шольту печенку протер. Он, похоже, печенку любит – вчера ел, и сегодня согласился. Вам – ломтями, если будете. Изысков не обещаю. Могу банку консервированных помидоров открыть.
– Я огурцы принесу, у нас огурцы есть! – радостно прокричал Йонаш и в очередной раз умчался через дорогу.
За ужином Мохито неожиданно предложил:
– А давайте завтра в лес махнем? Превратимся, побегаем вволю. Я с этой работой уже звереть начал, скоро только рычать буду, слова застревают.
– Я могу отпроситься, – запрыгал Йоша. – Меня отпустят, после такой грамоты еще неделю отпрашиваться можно. Дядя Ахим, вы с нами?
Ахим вспомнил неудачную поездку к знакомой полянке, растоптанную пачку подавителя – надо бы купить новую – белобрысого пакостника, рекламу… и сказал:
– Да.
Сейчас откажешься, сам точно не поедешь, отложишь до выходных. А потом что-нибудь стрясется, а потом холодно-дождь-снег… никаких отговорок. Есть компания – надо ехать.
Сомнения разобрали перед сном, когда он менял постельное белье, пропахшее волком-Шольтом. Мохито. Медведь-шатун, пугающий виса – не лучшая компания для лесных прогулок.
«Там будет Йонаш. И Шольт, – успокоил себя он. – Если волчонок не боится шатуна, вис как-нибудь одно гуляние перетерпит».
Постельное белье отправилось в корзину, но это мало помогло делу – запах волка поселился в квартире, прятался в углах, за мебелью, витал над кухонной утварью. Это не вызывало прежнего раздражения, и Ахим подумал, что настоящие проблемы начнутся, когда Шольт встанет на ноги – именно на ноги, а не на лапы. Надеяться, что «тут вспомнит, здесь не очень» – нельзя. Сразу что-то не вспомнит, зато потом, при зацепке, водопадом хлынет. Пора ограничивать общение. Обеды, ужины – да. Можно приносить еду в кафетерий. А в дом, и уж тем более в кровать – не пускать. Иначе получишь шепотки за спиной и печать «лолка».
Утром Ахим испугался официанта в противогазе. Спустился вниз, чтобы взять пирожков в окошке на завтрак – лень было готовить – увидел очки и гофрированный шланг и едва не лишился аппетита. Ни гранаты, ни огнетушитель за ночь никто не украл, только горсть стреляных гильз на подносе добавилась. Ахим купил пакет сладких «друзей оборотня», наотрез отказавшись от печенки, и пошел домой, размышляя о тщетности бытия.
Выехали двумя машинами, чуточку задержавшись против запланированного – Ахим забыл сфотографировать липу, пришлось возвращаться. Мохито погрузил Шольта и Йонаша в здоровенный внедорожник, буркнул, что покажет дорогу. Ахим держался за ним, слушая радио. Съехали с трассы, миновали охранную зону газопровода, покружили по грунтовке между озер и остановились на опушке дубового леса. Деревья, омытые солнцем, роняли листья, словно капли расплавленного золота. Оголяющиеся ветви чернели на фоне ярко-синего неба, приправленного редкими барашками облаков.
Йонаш выскочил на лиственный ковер, сдирая легкую ветровку. Забросил ее на переднее сиденье, начал раздеваться. Ахим отступил за свою машину, открыл багажник, чтобы сложить вещи. Он не следил ни за Мохито, ни за Шольтом – лес манил, вис рвался на свободу, и успокоился, только почувствовав палые листья и желуди под лапами. Ахим позволил себе кувыркнуться, впитывая шкурой лесной запах, и тут же вскочил, готовый к обороне. Мохито вышел из-за внедорожника, пугая легкостью движений, смертоносностью туши, укрытой бурой шерстью. Вис зарычал и осекся. Шкодливый волчонок выкатился медведю под лапу, не пугаясь кинжальных когтей. Куснул, был пойман зубами за шкирку, повис, виляя хвостом и тревожа лес веселым визгом. Мохито, сопя, понес волчонка к озеру. Трещали ветки боярышника, падали переспелые алые ягоды, возмущенно свиристели перепуганные птицы. Вис сделал пару шагов и встретился взглядом с волком в лубке. Шольт знакомо ухмылялся – как в кафетерии, во время рассказа Витольда.
Первая мысль – «прыгнуть, как следует оттрепать за то, что испоганил диван» – рассеялась после волны лекарственного запаха. В двуногой форме Ахим этого уже не замечал, а вис сразу почуял и отказался от боя. Он не считал Шольта слабым – видел, что тот может оказать сопротивление и на трех лапах. Но считал такую драку ниже своего достоинства.
Шольт выждал. Подошел ближе, сунулся длинным носом, обнюхивая морду Ахима, ероша шерсть на ушах. Вис недовольно рыкнул. Волк отступил, позвал горловым переливом: «Пойдем. Вода. Рыба. Охота».
Охота? Ахим заинтересовался, согласился и не прогадал. Мохито уже улегся на мостки, уходящие в камыши, замер в ожидании добычи. Волчонок сидел на склоне, таращился на озерную гладь. Рыбу ждали недолго: шатун стремительно поднялся, доски жалобно затрещали, лапа опустилась в воду и вытащила огромного карпа, насаженного на когти. Вис позавидовал до восхищенного скулежа – сам он такой номер повторить не мог. Карп отправился на листву, Мохито – обратно на мостки. Йонаш затеял войну с пойманной добычей – карп прыгал, пытаясь вернуться в воду. А Шольт толкнул Ахима носом в бок, предложил: «Прогуляемся?»
Они ушли прочь от озера, по грунтовой колее, раскатанной лесовозами. Оставили клочья шерсти в зарослях ежевики, перешли поле, углубились в очередной кусок леса. Ахим брел, не торопясь, наслаждаясь прогулкой. Подстраивался под Шольта, соглашался смотреть на лес его взглядом. Они нашли кучу разнообразных грибов: маленьких красных, круглых белых и пять семеек желто-коричневых. Волк круглый белый гриб съел, а вис отказался наотрез, несмотря на уговоры. На одной из полянок проживала колония полевок, и они устроили себе охоту получше рыбалки – вис загонял перепуганных мышей волку в пасть, а тот слегка придушивал, а потом милостиво отпускал на свободу. На обратном пути им встретилось дерево черного боярышника с переспелыми, но сладкими плодами. Ели осторожно, опасаясь расцарапать носы колючками, все-таки расцарапались и долго вылизывали друг друга, останавливая кровь.
Вернувшись к озеру, Ахим вдоволь набегался с Йонашем, потом копался в листве, перебирая желуди – эти свежие, а эти не очень. Время промелькнуло незаметно, бурчание Мохито: «Собираемся?» сначала вызвало сопротивление. А потом Ахим глянул на часы и удивился – дело-то к вечеру!
Домой доехали быстро – въезд в город был свободен, только из города пробки. Как и всегда после таких прогулок, сильно раздражали выхлопные газы, запах бензина. Ахим недовольно чихал, вис ворчал, желая вернуться в лес. Прощались возле ворот. Мохито попытался подарить Ахиму карпа, без обиды – а, может быть, и с облегчением – принял отказ. Йонаш помахал, не выходя из машины. Шольта Ахим не увидел, только бок на заднем сиденье. Скорее всего, уставший волк крепко спал.
Ночью Ахима посетили легкие и приятные сны – впервые за много времени. Шуршащая под лапами листва сменилась белым полотном снега. Волк, бежавший с ним бок о бок, был здоров. Они мчались наперегонки, загоняя зайца. Волк выигрывал, но это не злило – вис радовался, что тот не хромает и крепко стоит на лапах.
Наутро выяснилось, что Ахим забыл про повестку в суд. Хорошо, что из канцелярии позвонили. День был потрачен зря. Заседание длилось шесть часов, подсудимые откровенно врали, что кинули взрывпакет, своеобразно ухаживая за холостым омегой. Доказать, что это именно они купили и прибили поминальные ленты, не удалось. В итоге оба наемника получили по шесть месяцев исправительных работ и внушительный штраф. Ахима это не порадовало, но и не огорчило. Ему было все равно – история осталась в прошлом. Как будто в другой жизни.
Домой он вернулся, мечтая о кофе. Купил, не успел пригубить, увидел чем-то расстроенного Йонаша, и, конечно же, спросил:
– Что случилось? Контурную карту не приняли? Или раскраску по ботанике?
– Папу оставили в больнице, – уныло ответил тот.
– Ему хуже?
– Что-то с лапой. Наверное, повредил на прогулке. Его будут обращать, потому что двуногое тело проще контролировать. Врач сказал: «Волк свое дело сделал».
– Это же хорошо?.. – неуверенно проговорил Ахим. И тут же вспомнил о замедленной смене тела, о словах Анджея: «Обезболивающее не действует, я потом полгода обращаться боялся».
Царапнуло: «А если это из-за мышей? Шольт их так азартно ловил, оступался… не помню, хромал ли сильнее, когда шли назад, к машинам». В этом память подводила – подсовывала расцарапанный нос, который Ахим старательно полировал языком, теплое волчье фырканье, ответную ласку-услугу. Даже румянцем щеки припекло. Хорошо, что Йонаш ничего не заметил.
Ахим и выглядывал с балкона, и в кафетерии весь следующий день крутился. Шольта не было. Болтливый и нюхливый Славек, которого можно было бы заставить добыть информацию, опять куда-то умотал с Ёжи. Сам Ахим расспрашивать Анджея и Димитроса стеснялся – не хотелось, чтобы те заподозрили его в любовном интересе. А ни Йонаш, ни Мохито в кафетерий не заходили. И на улице не показывались.
Глава 14. Еще одна прогулка
Пропажа нашлась через день. Ахим фотографировал почти облетевшую липу, когда через КПП на улицу выбежал Мохито в шортах и толстовке. А за ним, явно не на пробежку, медленно вышел Шольт. Слова разлетелись по пустой улице:
– Давай, вперед, а я доползу, кофе возьму.
Ахим отступил в комнату и нашел планшет, включая трансляцию с камер наблюдения. Шольт уже добрался до окошка. Заказал два кофе – без сахара и с двойным – и порцию сладких пирожков для Мохито. Пластиковый корсет изменил форму: у волка он закрывал лапу и бок, у Шольта была закована только рука. Жестко закреплена в локте, подвешена на перевязь. Ахим отметил скованность движений, темные круги под глазами. Превращение под препаратами оставило печать: Шольт снова выглядел старше своих лет, но не из-за скрытой клокочущей ярости, а из-за усталости и пережитой боли. Ахим обшарил взглядом лицо – царапины на носу уже не было, задержался на пальцах пришитой руки, торчавших из-под лубка, и выключил планшет. Шольт жив, относительно здоров. Может купить себе еду и подняться по лестнице. Больше не о чем беспокоиться.
Около десяти утра Ахим понял, что не хочет спускаться в кафетерий, потому что Шольт наверняка высиживает за столиком на веранде или в помещении, и купается в лучах внимания окружающих. Покопавшись в себе, он выяснил, что чувства, которые он испытывает, сильно похожи на обиженную ревность во время развода с Витольдом. Беспомощную ревность, когда «твое» уже ускользнуло из рук навсегда, а привычка требует это немедленно вернуть. Неужели он так привязался к Шольту-волку? Хлебодарный, вразуми, это надо срочно искоренять.
Ахим обошел дом, остановился возле веранды, задумчиво разглядывая появившуюся на официанте каску – все прочие наносные детали, к сожалению, не пропали. И услышал разговор, сдобренный смехом. В голосе Шольта звучали горделивые нотки:
– Совсем большой, я и не понял, когда он так вырос. Вроде только вчера визг и памперсы, и вдруг просыпаюсь, а он: «Папа, я картошку пожарил. Садись, поешь». Я просто обалдел!
– Вкусная картошка?
Похоже, Димитрос улыбался.
– Масла много было, но я слил. И посолил. Вкусно, да.
– Это еще не предел, – хмыкнул Анджей. – Доживешь до вопроса: «Папа, пиво будешь? Я принес», вот тогда и поговорим.
Ахим отмер, вошел на веранду, под взгляды счастливых отцов. Шольт развалился на стуле, излучая довольство. Коротко поздоровался, сдобрив приветствие кивком. Анджей с Димитросом пожали Ахиму руку, спросили, как прошел суд, выслушали короткий ответ. Димитрос повернулся к Шольту, спохватился:
– Ах, да. Я тебя обманул. У Анджея в архиве вакансия закрыта. Поговорю в МЧС, может быть, они тебя на пару месяцев в канцелярию возьмут.
– Меня все, кому не лень, обманывают, – вздохнул тот.
– Кто еще? – удивился Димитрос. – Это моя прерогатива.
– Он! – Шольт не постеснялся, указал на Ахима здоровой рукой. – Обещал неделю кормить, грамоту у вас выманил, а сам только на следующий день дал пюре с печенкой, и все.
– Грамоту я еще не подписал, – нахмурился Димитрос. – Ахим! Как же так? Слово надо держать. Офицер, рискуя жизнью…
Анджей громко кашлянул.
– Извиняюсь, перепутал. Наш сотрудник самоотверженно задержал преступника, невзирая на плачевное состояние своего здоровья, а вы ему две тарелки пюре зажали? В самом-то деле, нельзя так поступать.
– Это я извиняюсь, – с притворной кротостью проговорил Ахим. – Забыл. Непременно исправлюсь.
– Тогда я с чистым сердцем удаляюсь, – благодушно сообщил Димитрос. – Шольт, веди себя прилично, а то получишь потом от меня с процентами. Ты остаешься?
– Нет, – Анджей тоже встал. – Я в министерство, с отчетом.
– Я в ту сторону.
– Подбросишь?
– Подброшу.
Ахим проследил, как они уходят к стоянке, повернулся и спросил:
– Пюре, рис?
– Гречку, если можно, – вежливо попросил Шольт.
По молчаливому согласию трапезы происходили во внутреннем дворе. В первый раз Шольт съел две трети гарнира и бефстроганов, а оставшееся на тарелке скормил вернувшемуся из школы Йонашу. После этого Ахим начал готовить чуть больше – чтобы хватало и ребенку, и отцу, который обрел нормальный аппетит выздоравливающего волка.
Они почти не разговаривали: уточнение меню, благодарность, редкое предложение помощи с грязной посудой или передача контейнера с излишком еды для Мохито. Шольт кутался в плед, подаренный волку, бродил в нем через улицу и КПП, вызывая у Ахима сложные чувства – обычно альфы таким образом демонстрировали миру презенты своего избранника. Судя по всему, Шольт подобную двусмысленность не брал в голову, просто таскал на плечах первую попавшуюся тряпку, в которую удобно помещался лубок. Ни прикосновений, ни словесных заигрываний – ничего подобного. В запахе появилась слабая примесь подавителя, и это наставило Ахима на путь истинный – он тоже купил упаковку и начал пить курс.
Размеренное течение жизни взорвал вечер пятницы. Первый звоночек прозвучал в обед, когда Йонаш сказал:
– Пап, сегодня собрание, ты помнишь?
– Да ну его, – поморщился Шольт. – Соври, что я на больничном, плохо себя чувствую, не могу. Потом скажут, сколько денег сдавать, и сдадим.
– Нет, – Йонаш посуровел. – Меня хвалить будут. Ты пойдешь. И оденься прилично. В костюм или парадную форму.
Шольт попытался отбрыкаться, но к разговору подключились Димитрос и Мохито. Два удара газетой и бурчащая нотация вынудили бестолкового отца пообещать, что к шести вечера он будет прилично одет и готов к визиту в школу. Йонаш вручил Ахиму контурную карту по географии и умотал в продленку, заниматься в кружке «Умелые руки». Забытый рюкзак остался лежать возле стойки – Ахим нашел его, когда волчье семейство и сотоварищи исчезли из кафетерия. Вечер обещал быть беспечным: по случаю собрания ужин отменился, и Ахим мог отправляться хоть на прогулку, хоть в клуб знакомств. Хорошо, что никуда не пошел – без пятнадцати минут шесть, когда схлынул поток посетителей и уличных машин, возле официанта с подносом остановились двое. Ахим присмотрелся и вздрогнул. Это были его родители, которых он настойчиво отговаривал от визита в кафетерий – лучше, мол, когда-нибудь потом. Когда дело окончательно наладится.
Отцы рассматривали официанта с неподдельным изумлением. Ахим споткнулся на порожке, чуть не выбил стекло на двери, и выскочил на веранду с вопросом:
– Почему вы не позвонили?
– Ты хоть бы поздоровался, – укорил отец-омега. – Как будто не рад нас видеть.
– Рад, – соврал Ахим. – Очень рад. Просто не понимаю, почему вы не предупредили.
– Ехали мимо, решили зайти.
Отец-альфа коснулся стреляных гильз, переворошил. Отец-омега перевел взгляд на плакат «Пирожок – друг оборотня». Ахиму захотелось провалиться сквозь землю. И тут произошел, если так можно выразиться, контрольный выстрел.
– Позвольте вас побеспокоить, – Шольт подпер родителей сзади. – Я пройду?
– Да, конечно, – родители расступились в разные стороны.
Ахим был вынужден признать, что Шольт в белой рубашке с галстуком, даже при накинутом на плечи кителе, выглядит эффектно. Включившаяся подсветка-гирлянда одарила бликами медали, раскрасила лубок.
– Извините, пожалуйста, сын, случайно, рюкзак не у вас оставил?
– Возле стойки, – кивнул Ахим. – Минуточку, я сейчас вынесу.
– Пап! Нашел?
Йонаш тоже был парадным. Темно-синий костюмчик, ослепительно-белая рубашка, узкий школьный галстук.
– Нашел.
Пока Ахим ходил за рюкзаком, родители каким-то образом догадались, что перед ними офицер, задержавший Михая – меньше надо было трепаться о программе реабилитации. Знакомство было церемонным и теплым одновременно: родители поблагодарили Шольта, расспросили об обстоятельствах ранения, поохали, похвалили Йонаша и пообещали ему пакет домашнего печенья. Того самого, из мясорубки, которое отец-омега не пожелал готовить вместе с Ахимом. Шольт не остался в долгу, наговорил туманно-добрых слов, потом забрал рюкзак и отбыл на собрание вместе с Йонашем.
Ахим смотрел им вслед – Шольт шел легко, цокая подковками на парадных туфлях, дразня движениями крепких узких бедер, а Йонаш топал рядом, держась за его запястье. Родители что-то говорили, но фразы благополучно пролетели мимо ушей. Позже, во время чаепития в квартире, Ахим уяснил, что Шольт родителям понравился. В принципе, интересно было бы рассказать о покойном отце Йонаша и проклятье Хлебодарного, и послушать, оправдают они Шольта или нет. Но интерес был теоретическим, портить наладившийся вечер Ахим не собирался, поэтому беседа свернула на обсуждение предстоящего юбилея двоюродного дяди и проблем с наследством, возникших у троюродной тети. В итоге Ахима все-таки заставили идти на юбилей – вот почему родители не предупредили, понимали, что он ускользнет.
После юбилея Ахим поехал к родителям, да там и остался. Отлично выспался в бывшей детской, с удовольствием повозился с тестом и мясорубкой. Домой он отправился уже в понедельник утром, с пакетом печенья, тремя контейнерами еды и свежими булочками. Йонаш получил свои гостинцы в обед, охотно рассказал о родительском собрании и сообщил очередную новость:
– Папа уехал снимать лубок. С завтрашнего дня будет разрабатывать руку. Врачи сказали, что волк плохо ел, поэтому процесс восстановления затянулся. А теперь папа ест хорошо, и дело пошло на лад.
– Я ему еще один день кормежки должен, – вспомнил Ахим.
– Папа помнит, но вас простил, – Йонаш повторил чужие слова, не позволяя понять, была ли в них вложена издевка. – Сказал, что ему и так нормально обломилось, не надо пережимать. Мы завтра в лес, папа хочет сразу попробовать превратиться. Вы с нами?
– Не знаю, – Ахим не решился ответить «да». – Надо договориться конкретнее. Если Мохито сможет, пусть напишет мне смс.
– Я передам, – пообещал Йонаш, и ушел на кружок, забыв у стойки пакет со сменной обувью.
Мохито прислал сообщение почти в десять вечера, когда Ахим утвердился в мысли, что совместная прогулка откладывается – Шольт отговорил друга брать с собой ненужного свидетеля. Буквы гласили: «Выезжаем в 11:00, я должен сдать отчет и отсидеть планерку. Вас устраивает?» Ахим ответил: «Да» и поставил на кухонный стол пакет ароматизированных палочек для волков. Прежде чем купить лакомство, он убедился, что в составе нет злаковых – на всякий случай.
Утром двинулись по знакомому маршруту. Мохито предлагал ехать в одной машине – «зачем бензин зря жечь?» – но Ахим отказался, опасаясь, что не сможет сбежать в случае конфликта. Будучи мобильным, он чувствовал себя увереннее. Махнул хвостом, хлопнул дверью и уехал. Не надо ждать или уходить пешком.
Дубы почти облетели, желудей прибавилось. Ахим поднял багажник, прячась за незамысловатой преградой – раздеваться на глазах двух альф и ребенка было неловко. Он, как и в первый раз, не смотрел в сторону внедорожника. Сами разберутся, сами превратятся… Вис встал на лапы и вздернулся от крика. Шольт заорал и тут же смолк, словно заткнул рот ладонью – доносилось только глухое мычание, полное боли и страха. Вис пошел к чужой машине, когда стон превратился в волчий скулеж. Медведь и волчонок неуклюже топтались вокруг превратившегося Шольта. Тот дрожал, стучал зубами и прижимался к колесу. Ахим отпустил вожжи, позволил вису подойти, прижаться к волку, унять дрожь телом. Он вылизал длинный нос, отполировал волчьи усы, морщась от щекотки. Засвистел в ухо: «Хорошо. Все хорошо. Сейчас пойдем гулять. Там рыба и мыши». Шольт успокоился. Не сразу, но перестал дрожать, заворошился, отодвинулся, неуклюже встал на лапы. Медведь облегченно выдохнул, подхватил волчонка и понес к мосткам.
День прошел в праздности и ленивой прогулке по приглянувшимся местам. Мыши куда-то переехали, поэтому Ахим с Шольтом пошли вокруг озера, вляпались в болото, долго отмывали лапы на отмели и вытирали о пожухлую, прихваченную утренним морозцем траву. Вис отговорил волка есть грибы: решительно загородил семейку телом, позже вытащил пакет с палочками из багажника и предложил всем желающим. Медведь не остался в долгу, попытался угостить виса сырой рыбой и, в очередной раз, получил отказ.
Безмятежность развеялась, когда дело дошло до обратного превращения. Ахим быстро перекинулся, натянул трусы и штаны, прислушиваясь к звукам от внедорожника. Тишину разорвал волчий вой, сменившийся криком. Шольт всхлипывал, давился слезами, и Ахим, почти не соображая, что делает, бросился к нему на помощь – подбежал, сел рядом, обнял дрожащие плечи, привлек к себе, позволил уткнуться носом в шею, приглушая рыдания. Чужая беспомощность и страх ощущались руками, хотелось забрать часть боли, успокоить, пообещать, что теперь все будет хорошо. Слова застряли в горле. Шольт перестал всхлипывать, выстонал:
– Боюсь. Боюсь. Кажется, что это опять на сутки. Что я буду лежать и орать, срывая голос, а они будут стоять и смотреть.
– Нет, нет, – забормотал Ахим. – Это в прошлом. Теперь – быстро. Не думай об этом. Постарайся забыть.
Он гладил плечи – горячие, твердые – ерошил отросшие волосы на затылке. Шольт прижимался к нему все сильнее, терся носом о шею, подставлялся под ласку. Нотка подавителя, ощущавшаяся в запахе, гарантировала, что у только что обратившегося альфы не начнется спонтанный гон. Это соблазняло, подталкивало проверить изгиб поясницы, коснуться бедер, проверяя, подойдет ли ширина его телу. Искушение исчезло после покашливания Мохито. Ахим провел ладонью по спине Шольта, с сожалением прерывая двусмысленную ситуацию. Поднялся, ушел к своей машине.
