Текст книги "Подвигов время грядет (СИ)"
Автор книги: яблочный принц
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Роджер бегло просмотрел письмо от молодого короля и прищурился, изучая незваных гостей своими цветными морскими глазами. Сар переживал, что пират увидит в них сухопутных крыс, научившихся держать оружие на тренировках в своих замках, и был совершенно не прав. Роджер видел лиги пути, которые эти люди преодолели по пояс в другом море, море трав и дорог, видел, что им не раз приходилось бросаться в бой, очертя голову, словно на абордаж – и что вместо брызг соленой морской воды их нередко окатывало брызгами крови, металлической и тоже солоноватой на вкус.
– Сегодня выходим. Вечером зайдете ко мне в каюту, выясним, действительно ли вы такая хорошая компания, как утверждаете – остальное-то не вызывает у меня сомнений, – махнул рукой капитан Роджер и уже собрался было отвернуться, как вспомнил кое-что еще. – Сар, паршивец. Если еще раз пальнешь так в мой корабль – поплывешь за ним сам, как умеешь.
И ушел, удивительно мешая в своей походке покачивание моряков и легкую, по ниточке выстроенную поступь танцора с тонкой придворной шпагой.
========== 15. Йо-хо-хо! ==========
Говорят, в то лето в Золотом море что-то невероятное творилось. Вести даже доходили – нет, долетали – до Белой королевской Цитадели. Мол, работорговцев громят какие-то бесстрашные корабли, а после гоняют их по всем соленым просторам. Докладывали, что в тайном пиратском городе закатили праздник, какого давно не было, и на памяти самых древних стариков ему не было равного. Что объявился новый пиратский барон со своим титулованным гончим фрегатом королевских кровей, а с ним трое его спутников, сорвиголовы и неудержимые храбрецы. Говорили между собой, шепотом, наклоняясь к плечу соседа, что они из морской пены достают страшных колдунов-поджигателей, некогда плененных, снимают с них оковы, и те как солому подпаливают корабли неприятелей, хохоча и призывая молнии прямо с небес.
Много разного рассказывали, даже пели новые песни. И король Рогар улыбался, разбираясь с государственными делами, словно ведя с северянами шахматную партию, где ставка – мир во всех Обитаемых Землях, ночи напролет проводя без сна за работой на благо королевства. Его Величество никогда не сомневался в своих друзьях – пожалуй, единственных друзьях – и в его сердце крепли уверенность и надежда.
А менестрель Осверин, чьи волосы еще больше выгорели и побелели под палящим солнцем и солеными ветрами, привез с собой сотни новых песен и историй. На пиратском острове он нечаянно подслушал балладу и рыжем воре, мечнике с парными клинками, монахе удивительной красоты из таинственного ордена, делающего своим старшим служителям татуировки на лицах, и о маге огня, хранящем во взгляде крохотные вулканы и спокойствие моря. Слышал он новые похабные частушки (Аскольд смеялся почти до слез, слушая, как брат последними словами обкладывает исполнителя «ереси», но исправно записывает аккорды на слух). Новые байки и истории про русалок, про морских бесов, принцев и принцесс, про духов жемчужных россыпей и лунные дороги, спасающие моряков в самый лютый шторм, но отбирающие часть памяти, каждый раз разную, наугад.
Аскольд оброс новыми шрамами и переделал свои рубашки на пиратский манер. Сардиар…
А вот Сар как-то странно не впитывал пиратский мир, не дышал солью и не впускал в свою душу мерное покачивание палубы и шепот волн. Он оставался даже слишком, пожалуй, собой, какой бы ветер ни дул в паруса быстроходного «Принца».
В конце своих странствий, кончившихся много позже, чем морские приключения двух названных братьев, он заглянул на остров работорговцев, рискуя жизнью дважды на каждый шаг. И кое-кого там нашел, раньше пленного, нынче свободного, по-кошачьи ловкого и смуглого, как восточный лукавый народ, того, кто потом стал почти его семьей – но это уже другая, совсем другая история…
Море было пряным и до одури свободным. Запахи, от которых не сбежишь даже в самый глубокий трюм, нехитрая еда из бочек и ящиков, заходы в порт и отчаянно-счастливые «йо-хоо!» в тавернах до самого утра, хохот до рези в животе над очередным пустяком, песни на чужих языках, грубых, гортанных, таких же древних, как само море, и непременно нестройным хором. Казалось, тени парусов вросли в их собственные тени, накрепко, намертво.
Золотое море обняло братьев и не отпустило никогда больше, и во веки вечные, стоило им закрыть глаза, им на мгновение казалось, что стоит открыть их – в небо будет тянуться грот-мачта, а горизонт останется изумительно ровным, сливающимся с синей сияющей водой.
***
А в королевстве Альрин в разгаре была зима. Бушевали холодные ветры, мелкий колючий снег загонял людей поглубже в свои дома и вторгался следом, а от темноты, тянущейся с середины дня и до позднего утра, было и вовсе никуда не скрыться.
Рогар Эрион добился многого в дипломатических переговорах с севером. Сейчас в его дворце, пылающем десятками каминов, гостил герцог из Фаскана, соседнего королевства, всегда заботливо оберегавшего северян во всех междоусобицах. Герцог этот был племянником нынешнего короля, но из неправящей ветви – и в качестве дружественного жеста Его Величество Герцог остался на зиму в Белой Цитадели вместе со средней дочерью и приличной им свитой.
Принцессу звали Шарлотта, и ее взгляд не упускал ни единой струны мира, натянутой вокруг.
Король Рогар был с ней ласков и учтив, она отвечала взаимностью. (Остальные смотрели на это с удовлетворением). Пожалуй, что-нибудь даже между ними могло бы вспыхнуть искрами истинного чувства… со временем, конечно.
Однажды они столкнулись в галерее, расчищенной от снега, но все равно холодной и по-зимнему серой.
– Мне нужен этот проклятый мир, хоть сотканный из лжи, хоть из чего еще! Нужен, и остальное пусть отправляется хоть в пекло! – прошипел Рогар, остервенело вдвое, втрое, вчетверо складывая какую-то записку и едва не разрывая ее в пальцах, вовсе не чувствующих холода.
Он чеканил шаг по голым камням и вылетел из-за поворота так внезапно, что Шарлотта непременно ойкнула бы, вздрогнув и прижав руки к груди в искреннем испуге – будь она кем угодно, но не собой. Та же Шарлотта, которая приехала в Альрин, оставив родной замок, и у которой хватило сил не пролить ни слезинки за все это время, вскинула бровь и улыбнулась не без озорства, лишь слегка прикрытого вежливостью.
– Мои извинения, – пробормотал Рогар, моля всех известных ему богов, чтобы светские разговоры не свалились на него в такой момент, подобно снегу на голову – достаточно уже метелей!
– Ваше Величество, – не отводя глаз, повела плечом принцесса, а голос ее был тих, но очень тверд, – я хочу мира не меньше вашего. И не меньше вашего готова весь его проклинать.
Все-таки нечто, подозрительно напоминающее метафорический сугроб на голову, обрушился на молодого короля. В самом лучшем из всех возможных смыслов.
Он живо кивнул и повернулся, предлагая принцессе локоть.
– Пройдетесь со мной до теплой гостиной?
Шарлотта красиво улыбнулась, показывая жемчужные зубы:
– Предпочитаю рабочие кабинеты. Жаль, для меня это не слишком-то одобряется, так что гостиные тоже прелесть как хороши.
И Рогар увел ее с галереи, проводя в запутанной схеме в своей голове новые линии, с азартом берясь за это нежданное предложение – и с удовольствием.
***
Братья вернулись в столицу в один из темных, заснеженных вечеров. С еще не сошедшим морским загаром, сами гораздо старше, чем были, когда покидали город. Пробираясь сквозь разыгравшуюся метель (Осверин прятал гитару от снега под плащом), они говорили о чем-то, перекрикивая ветер и непогоду. И смеялись, подобно снежным демонам, оказавшимся в сердце своего родного мира, сотканного из древнего колдовства.
Их пропустили в Цитадель без единого вопроса, даже так, словно ждали. И, как ни старались пронырливые слуги, лорд Витт и менестрель успели опередить даже вести о себе – распахнули двери малого королевского кабинета, врываясь в теплый, защищенный от бури мир.
Рогар вскочил, едва не роняя стул, бросился обнимать их, и путники не успели даже отряхнуть снег, припорошивший их плечи.
– Аль! Ты вырос еще, совсем хочешь перерасти меня. Отправляйся в чащу, лорд!
– Ваше Величество, смилуйтесь, – сквозь смех проговорил Осверин, – только что оттуда.
Они хлопали друг друга по спинам, путники наконец скидывали и складывали при входе тяжелые плащи, демонстрировали другу свои рубашки («Ну-ка покрутитесь! О, я тоже хочу такую, это так… по-пиратски!»), что-то выкрикивали на диковинных полузабытых языках, на которых говорят теперь разве что в море…
– А где вы потеряли мага?
– Он решил, что ему море милее наших лиц и вечных распрей с монахами, – ответил Аль, и это была почти правда. Сар не говорил никому, но он преследовал свои цели, оставаясь в мире работорговцев, пиратов и охотников за жемчугом, потому что, кроме них, там еще много кто обитал. Ведь если присмотреться, они же не справятся без магии, верно?.. Но ни лорд Витт, ни Осверин этого не знали – да это и не очень-то касалось их жизней и жизней дорогих им людей.
Менестрель затянул какую-то из своих новых песен, файтер подхватил, а Рогар расплылся широкой-широкой улыбкой и подал ему гитару, махнул рукой к креслам у камина…
– Добрый вечер, милорды, – улыбнулась Шарлотта, вставая с места и вежливо наклоняя голову.
Осверин замер и пропустил аккорд.
– Добрый вечер, миледи, – Аскольд не повел и бровью, беря ее руку и оставляя на коже невесомый светский поцелуй. Может быть, из-за месяцев в море или из-за необыкновенного взгляда, цепкого, бередящего душу, поцелуй этот вышел не таким уж и невесомым – а, может быть, очарованной Шарлотте это только почудилось… – Прошу простить меня и моего брата за это внезапное вторжение – должно быть, мы испортили вам вечер.
– Мы закончили проверять генеалогические древа северных графств и выяснили, кто из наших герольдов слишком тянется к северным просторам, – улыбнулась девушка, – так что вы не помешали… Милорд.
– О, Лотта, это лорд Витт, мой друг детства и самый преданный соратник. А это…
– Мой младший названный брат Осверин, – Аскольд кивнул на менестреля, без стеснения глазеющего на друзей-аристократов и обнимающегося с гитарой.
– Мой не менее преданный друг, – улыбнулся Ро. – А это мой новый друг, надеюсь, скоро станет и вашим: принцесса Шарлотта, из младшей ветви королевского дома Фаскана. Мы тут пробуем дипломатические теории, а они, на удивление, отлично работают!
Осверин просиял и немного театрально – Рогар вдруг понял, что соскучился по менестрелю не меньше, чем по Алю – поклонился. Аскольд же встретился взглядом с Ее Высочеством, и больше не слышал ни менестреля с его балладами, ни Рогара, разливающего вино и двигающего кресла ближе к огню.
– Принцесса?
– Милорд?
И хором:
– Какая глупость!
– Просто Шарлотта.
– Просто Аскольд.
Они не долго называли друг друга полными именами. Вскоре Аскольд превратился в привычного близким Аля, а Шарлотта, неожиданно – в милую Чарли. И еще через полгода – в Чарли Витт, хозяйку огромного замка, прекраснейшего из мест на земле.
Так Аскольд, ни раньше ни позже назначенного отцом срока, вернулся домой.
А в тот зимний вечер будущие милорд и миледи Витт, Аль и Чарли, рассмеялись, взяли у Ро по бокалу горячего вина, Осверин провел по струнам и заиграл мелодию, в которой так отчетливо пело море – и тепло камина согревало их всех, согревало до самых промерзших этой долгой зимой костей. И осталось только тепло, мягкий свет и гитарные переборы, заразительный смех, истории про приключения и небывалые подвиги одна за другой…
– Роджер принял покровительство короны с удовольствием, – рассказывал менестрель, – вот только я так и не понял, что у него за титул? Видимо, старый[i] (Старый Роджер, англ. Old Roger – одно из имен дьявола и одна из теорий происхождения пиратского флага.), но все же?..
– Он теперь пиратский барон на службе королей Альрина, и на этом все, – Рогар улыбнулся таинственно и лукаво, и они переглянулись с Аскольдом, словно знали что-то, что вовсе не собирались говорить менестрелю.
А тот хмыкнул и запел новую песню, ту самую, про некий квартет приключенцев. И беззаботное веселье продолжалось до самого утра – потому что это было счастливое время, счастливое.
Комментарий к 15. Йо-хо-хо!
[i] Старый Роджер, англ. Old Roger – одно из имен дьявола и одна из теорий происхождения пиратского флага.
========== 16. Менестрельское ==========
Осверин лежал на широком карнизе на спине, пока его ноги оставались в комнате по ту сторону окна. Гитара, покрытая заметным слоем пыли, виднелась в углу под брошенной рубашкой.
Менестрель страдал. Молча, что было особенно пугающе. Без малого полтора года назад он думал об этом в прошлый раз, мучительно, так, что в грудине болело и ныло. Потом как-то все закрутилось, угроза войны, поимка мятежников, грандиозные планы… И море. Вот уж где не приходилось думать о том, как донести свои чувства до мира: там он впитывал, как губка, ловил каждое слово и каждый обрывок мелодии, каждый миг. Ради чего?
А потом накатило что-то еще, Аскольд, свадьба…
Кто-то тронул его за плечо.
– Я же вижу, что ты не спишь.
Рин не слишком удивился, что кто-то безумный бродит по карнизам одно из двух самых высоких зданий столицы. Миерис такая Миерис – прекрасна, легка, и настолько же, если не больше, бесстрашна и лукава. Дитя ночного народа, гигантской преступной армии, для нее не существует закона и замков. («И иногда еще и, кажется, личного пространства, » – с раздражением подумал менестрель). Неудивительно, что Рогар от нее без ума.
– Мучаешься, – проурчала Миерис утвердительно и без тени тактичности.
– Мучаюсь, – буркнул менестрель.
Ро рассказал, что лет в пятнадцать познакомился с ней почти так же: сбежал из дворца и вылез на крышу главного храма всем богам, лежал на черепице, грелся на солнце – и тут пришла девчонка и объявила, что можно поиграть, как будто он король. (Доигрались в короля, конечно.)
Потом она пропадала на месяцы или давала знать о себе каждый день, но неизменно, что бы ни случалось в жизни принца, была ему рада… Сколько же времени прошло с тех пор!
Девушка, судя по голосу, улыбнулась:
– Зря, музыкант, очень зря. Моя бабка была предсказательницей, хочешь, и я тебе что-нибудь предскажу? – и, не дождавшись ответа, она заговорила дальше. – Ты станешь седым совсем скоро, а еще одиноким и веселым. Твою гитару не убьет ни снег, ни зной. А серьга в твоем ухе… – Миерис наклонилась ниже, чтобы разглядеть сережку, и вдруг издала сдержанный «ах» удивления.
– Что такое?
Изящные пальчики грубо отпихнули волосы Осверина в сторону и потянули за серебряное колечко.
– Я уже видела ее, и не раз, – проговорила Миерис задумчиво. – Порой мир преподносит такие интересные сюрпризы, что остается только изумляться, и только…
Менестрель как будто проснулся и резко сел, едва не ударившись лбом о девушку. Та засмеялась и подняла руки, мол, «сдаюсь-сдаюсь, только не скидывай меня с карниза», а Рин широко распахнул глаза и уставился на нее.
– Я заполучил ее при удивительных и странных обстоятельствах еще тогда, когда такие дела были редкостью.
– То есть, до знакомства с Аскольдом? – Миерис хихикнула.
– В самом начале, – поправил ее Осверин. – Так серьга, где ты ее видела? Ну-ка не тяни!
Девушка лукаво подмигнула ему, но не стала усугублять его страдания еще и таинственностью.
– Как ты знаешь, в Ночной Армии у меня много друзей. И вот у одной подруги, такой боевой леди, я ей даже завидую, пару лет назад пропадает серьга, вроде фамильной реликвии. Она вляпалась в переделку и ничего особенно не рассказывала, но я же с двумя глазами, так что…
– Что ты знаешь про ту неприятность? – сощурился музыкант.
– Про красавчиков она уж точно ничего не говорила, но, кажется, теперь я знаю гора-а-аздо больше, – Миерис поднялась и оправила широкие, едва отличимые от юбки восточные штаны из какой-то узорной ткани. – Передам от тебя привет. А еще – знаешь, менестрель, будь добр, продолжай играть. Без твоих песен этот мир совсем никуда бы не годился.
И она ушла по карнизу, как будто шла по ровной земле, а Осверин откинулся назад, прикусив губу и созерцая небо. Потом подорвался с места, так резко, что задержал дыхание, спрыгнул с подоконника и рванул в комнату. Торопливо скинул с гитары вещи («Прости, моя хорошая, как я только мог, прости!»), плюхнулся прямо на пол, настраивая сбившийся строй и с дрожью предвкушения вслушиваясь в родное звучание.
Больше он не выпустит ее из рук и не станет колебаться – он же менестрель. Это его судьба.
Осверин провел по струнам и с удовольствием подумал, что настроена гитара идеально. Он уже знал, что хочет сыграть.
***
…Время летит стремглав и больше не дает нам задерживаться в тех днях столь надолго.
Вот и снова лето. Теплый июнь, полный зелени, света, свежий и живой. Аскольд и Осверин стоят на вершине холма, а их лошади, расседланные, наперегонки несутся к подножию, утопая в душистой траве.
Между холмов петляет лента дороги. Она уводит в сердце королевства, туда, где среди плодородных земель рассыпаны замки благородных веселых лордов, а небо рассекают их гербовые флаги с целым глоссарием – там и драконы, и грифоны, и волшебные мечи древних – говорят даже, если поискать, они водятся до сих пор в этом мире. Но кто знает?..
Аскольд молча повернулся к Осверину. Тот собирался было сказать что-то, но только махнул рукой и сделал шаг навстречу. Они обнялись. Тренькнула гитара.
– Когда будешь в окрестностях… – начал Аль.
– Да, я знаю, братец, знаю, – мяукнул менестрель где-то на уровне его плеча, чуть не всхлипывая.
– Приноси свои песни, Рин, братишка.
Тот кивнул и похлопал файтера по широкой спине. Путь музыканта лежит в бескрайние поля, лорда – в замок. Менестрель пройдет дороги за двоих, найдет невиданных чудес за себя и за брата и ухитрится вернуться назад – седым, добела седым.
Однако время летит стремглав и тянет нас за собой. Тот, подвигов век, подергивается дымкой тумана новых лет, и грядущие дни уже тянутся из-за горизонта…
А вдали, среди летних пряных трав, тает конная фигура менестреля, покачивающегося в седле и перебирающего струны своей верной гитары. Из седельной сумки торчит тонкая, без изысков смастеренная флейта, даже дудочка – старинная, из тех, что звучат диковинными голосами. Думаю, вам ее уже приходилось слышать, ведь так?