Текст книги "Подвигов время грядет (СИ)"
Автор книги: яблочный принц
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
И не колеблясь ни секунды:
– Для доброго воина и вина не жаль! Деремся до трех!
Тут же расчищается круг, и Донни с веселым хозяином винной фляжки выходят на центр. В отблесках костров у них в руках блестят настоящие мечи, но раны, которых для победы должно быть три, будут лишь шуточными касаниями, конечно. Да и согреться, тренируясь, никто не прочь.
Зрители улюлюкают, хлопают, подбадривают фехтовальщиков. Они ни на чьей стороне – только на стороне звона клинков, благородного танца и вечного великого искусства. Всем весело.
Донни, красивый, черноволосый и темноглазый, атакует. Противник его, мельче, легче и старше на несколько лет, защищается. Донни осыпает его градом ложных ударов и выпадов, один единственный из которых призван задеть ногу или руку, никто не знает, что именно и какой. Его противник держит оборону так мастерски и непринужденно, что ему словно всего лишь любопытно, что выкинет младший товарищ в следующую секунду. Счет не открыт.
Они кружат по утоптанному снегу с несколько лучин, прежде чем Донни вдруг почти ласково догоняет кончик меча, в плечо. Плащ цел, рука цела, но зрители ревут, восторженно и увлеченно. Донни беззаботно улыбается и продолжает.
Следующий удар, достигший цели, его: колющий, в живот. Лишь обозначенный, он все равно всеми замечен и вызывает бурю эмоций, а противник одобрительно кивает, не держа обиды. Все честно.
Кто-то подбрасывает дров в костер, и огонь взлетает к темному небу с новыми силами. Становится светлее, толпа в нетерпении, и сражающиеся тоже словно обновились и отдохнули: нападают с новыми силами.
Лучину, две, три – все без толку. Ни один не уступает и не превосходит, мечи напрасно расчерчивают воздух, а Донни и его противник снова начинают уставать. Такой продолжительный тренировочный бой для них, кажется, в новинку, и это забавляет – интересный, полезный опыт. Пусть и непростой.
Наконец безымянный воин неловко, как будто бы по ошибке, чиркает по чужой кисти в толстой перчатке плоскостью меча – и толпа беснуется и кричит, а Донни подходит перекинуться парой слов, убирая мокрые волосы со лба.
– Я давно так не развлекался, – хозяин фляги прикладывает снег к щекам и выглядит довольным. – Ты заслужил награду, если не всю, то несколько глотков точно.
Они примирительно скупо обнимаются, и младший уходит из круга, вполне удовлетворенный. Остается болеть за других, ничуть не хуже, чем он.
– Кто-нибудь еще хочет размяться? – кричит победитель в толпу. – Ночь сегодня особенно холодна, нечего мерзнуть и скучать!
Люди снова хохочут, и на центр выходят даже несколько человек. Переговариваются, и остается один. Кудрявый, улыбчивый, как и большинство товарищей, Рей не выделяется ни ростом, ни ловкостью, но он славный, старательный парень, и вдобавок еще и душа компании – и немало глаз, в том числе и девичьих, обращены на него.
Сражаются снова на равных. Но мужчина с флягой уже устал, а Рей младше и свежее, и вскоре два касания выигрывает он под одобрительный голос зрителей.
– Думаю, это победа, – тот, что не называл своего имени у нас в рассказе, поднимает ладонь. Рей кивает и отходит, опуская меч. Теперь драться будут с ним, и так до первого поражения, когда он тоже уступит кому-нибудь место на импровизированной арене.
– Кто еще хотел согреться? – кричит задиристо. Озирается.
Он как-то не обратил внимания, что товарищи вокруг затихли, аплодисменты стихли, а девушки больше не визжат восторженно, когда он оборачивается в их сторону.
Против яркого света костров ему неудобно смотреть, приходится щуриться, и Рей видит только, как через расступающиеся ряды зрителей к нему приближается конный воин. Спокойный, как скала, и столь же непоколебимый и несокрушимый – этим веет от одной его молчаливой фигуры, едва заметно плавно покачивающейся в седле. И лошадь у него прямо-таки гигантская.
– Доброй ночи, файтер Рей, – голос незнакомца холоден, подобно льду. – Ты неплохо сражался. Хочешь попробовать свои силы со мной?
На несколько мгновений воцарилась тишина. Тогда всадник откинул капюшон, открыв молодое, удивительно прекрасное, но словно отчужденное от этого мира лицо и печальный, тихий взгляд.
– Я буду благодарен, если кто-нибудь одолжит мне меч, чтобы я не доставал свой… И уверяю тебя, что не оставлю на тебе ни царапинки, если так захочу.
От вида его лица, в котором не было ни капли злости или тени, Рей приободрился и уже решил, что хочет попробовать свои силы. «Я не выиграю у него, но, может быть, научусь паре приемов или чему-то такому, – подумал он, – безумно интересно же!». И то ли ему почудилось, то ли и правда по бесстрастному лицу незнакомца проскользнула улыбка понимания. Вполне дружелюбная.
Но парень не успел ответить – со стороны дороги донесся звук, заслышав который, будь то одинокий ли путник, целый ли отряд, но неизменно сворачивали к обочине и притихали: мимо скакал один из них.
И скакал, определенно, к кострам.
Еще один? Два, одновременно два лорда зимы, да рядом?! Небывалое, неслыханное дело. Чудо какое-то.
А может, это тогда и не лорды зимы вовсе?..
Она спрыгнула с коня изящно и легко, с головы не слетел капюшон, и ни одна деталь наряда не звякнула и не сбилась, но в сторону людей словно повеяло жаром. Впрочем, на них она и не смотрела.
– Адальстейн! – голос, как сталь.
В ответ бесцветное:
– Йофрид.
– Адальстейн, я надеюсь, у тебя были веские причины не ждать меня?
Названный Адальстейном одарил ее одним простым взглядом, и незнакомка сверкнула глазами, без слов прочтя все.
Только тогда Рей заметил, что они на полголовы выше всех присутствующих здесь, и одежда у них из одной только ткани, без меха.
– Война закончилась, сестренка, – теперь Адальстейн говорил мягко и даже сделал шаг ей навстречу, – открой свое сердце, – и он обернулся к застывшим на местах людям. – Прошу прощения, путники. Вынужден оставить вас.
Ответом ему была тишина…
– Значит, я выиграл бой! – задиристо, не дрожащим веселым голосом крикнул Рей, но, прислушавшись, в его тоне можно было услышать накатившую от собственной выходки оторопь.
И, ко всеобщему удивлению, всадник кивнул:
– Твое бесстрашие достойно награды…
– Но не здесь и не сейчас, – перебила брата Йофрид, и тот покорно согласился со своей горячей нравом сестрой.
– Что ты хочешь получить, человеческий путник?
Рей колебался лишь одно мгновение.
– Рассказ и урок фехтования, милорд.
Почему-то он назвал его милордом, хотя никаких лордов не было у вольных странников, и Адальстейн снова грустно улыбнулся своей тенью настоящей улыбки:
– Езжай с нами до постоялого двора, если пожелаешь – сестра займется делами, а мы довершим начатое.
Парень знал, что не откажет, как бы ни смотрели на него остальные. Он не избегал их взглядов, встречая их ответным прямым взглядом, и даже Йофрид сменила презрение на равнодушие. И он уехал с ними, высокими фигурами в плащах, на гигантских лошадях, с печальными лицами и мечами, излучающими тепло, словно живые. Всю дорогу, пока они ехали в молчании, он гадал – лорды ли это зимы или что за диковинный народ, и почему они кажутся такими молодыми и такими старыми одновременно; про обещанную историю же он и не думал, справедливо не предполагая в себе сил сочинить нечто подобное.
По пути брат с сестрой вполголоса переговаривались, и когда они говорили между собой, прорезался их странный, мелодично-певучий акцент. Рей внимал, стараясь запомнить все в мельчайших подробностях, но словно что-то постоянно ускользало от него, не даваясь человеческому пониманию.
Спустя час или два они были уже в трактире, приличном, не из тех, в которые заглядывают всякие проходимцы. В камине ласково плясал огонь, и как и там, недалеко от дороги, люди собирались в пятна его света и тепла и улыбались, отогретые и сытые, и лились истории – правда и вымысел.
Вокруг вошедших тут же образовался словно ореол свободного пространства, который брат с сестрой едва ли замечали, а Рей с удивлением отмечал, с какой готовностью им уступали лучшие места. Правда, Йофрид даже не взглянула на общий зал: едва зайдя, только забрала что-то с каминной полки, фыркнула на хозяина и вышла обратно в ночь, хлопнув тяжелой дверью. Адальстейн не повел и бровью, устраиваясь у камина и щурясь на пламя. В его свете он выглядел чуть более человечным.
Помолчали.
– Слушай, вы… вы лорды зимы? – спросил Рей наконец.
– Да. Если хочешь называть нас так – называй.
– А как вы сами себя называете?
Тот помолчал, прежде чем заговорить.
– По именам. Нас осталось слишком мало, чтобы нужно было что-то большее. Имен хватает. Ты хотел научиться фехтовать – так учись, пока есть у кого, и пока мы не исчезли вовсе, а вместе с нами и наши знания и умения.
– Йофрин ведь это не понравится…
– О, разумеется!
– Но…
– Она вольна думать все, что пожелает. Я старший брат и сам могу решать, как поступить.
Тогда они вышли на улицу, и там начинался снегопад. С неба, причудливо кружась, спускались огромные хлопья снега, и так и хотелось поймать несколько на язык и съесть.
Там они оголили мечи и фехтовали, Рей проигрывал, как ребенок, но упорно поднимал меч снова и снова, и каменная маска Адельстейна давала трещину за трещиной, а идеальная прическа растрепалась, и в волосах у него белели снежинки. Изо рта каждого вырывался пар, они все фехтовали, клинки скрещивались, блестя и звеня. Древнее искусство было снова живо – на один вечер, но ведь живо…
Потом они сидели у камина, пили сладкое летнее вино и говорили, говорили, говорили. Адельстейн рассказывал о стародавних временах прошлого мира, где повсюду была зелень, солнце и тепло, о странствиях и пристанищах после дальних дорог, о мимолетном и вечном, что ему пришлось повстречать.
Сотни лет назад его народ оказался в эпицентре чудовищного взрыва, и когда они выбрались из ока смерча на его месте, то все было погребено под снегом и льдами. А вокруг цвели розы. И когда кто-то один не выдерживал и уезжал в этот холодный чужой мир, он уносил в себе часть извечного тепла и мог давать его людям – но лишь пока был один. Потому у его народа нет и не будет детей, городов и даже дома, только дорога и теплые от далекого солнца мечи. Где-то далеко среди снежных холмов, там, где когда-то давно прогремел взрыв, еще есть, должно быть, клочок прошлого мира, и его можно, ну вдруг, вытащить в равнины Шаарана, но не ледяному лорду, это уж точно. Они перегорят, сложив свой запас тепла с тем, древним. Да и кто знает, где те холмы, и которые из них те…
А Рей рассказывал сказки о лордах зимы, рассказывал о детских играх в снегу и крохотных деревеньках. Рассказывал, как жили эти стойкие веселые люди и почему, для чего продолжали делать это несмотря ни на что.
И истории лились музыкой в теплых отсветах пламени, под мерное покачивание кресел и негромкие голоса других усталых путников, и было это теплое, беззаботное время. Как дома.
А потом Рей собрал свои пожитки, допил вино и кивнул ледяному лорду на прощание, застывшему в кресле и глядящего на него всеведущим взглядом. Его ждало темно-серое снежное утро, тот ранний час, в который все люди еще спят и видят сладкие сны. Оседланный конь и дорожные сумки. Рей знал, куда теперь поедет – прямиком, не сворачивая и не останавливаясь по пути. В нем зажегся тот огонь, который теплится в каждой мятежной душе, не пожелавшей всю жизнь свою посвятить стяжательству и транжирству. Искра, но ведь всегда все начинается с искры.
– Добрых дорог тебе, странник, – Адельстейн вышел на безлюдный двор в одной рубашке, и снежинки таяли на подлете к его плечам, – и помни, что тебя будут ждать.
– Добрых дорог, – улыбнулся Рей из седла и помахал. Добрых дорог.
Немного неожиданно женская рука легла на гриву его коня.
– Ты повзрослел, мальчик. Добрых дорог.
Парень отсалютовал прекрасной грозной Йофрин и ускакал в снегопад, не обернувшись. Начал свой путь.
Сестренка обернулась к своему брату и вздохнула, даже не пытаясь отогнать тень тоски со своего давно уже юного лица.
– Уехал.
– Уехал. Как думаешь…
Адельстейн мягко покачал головой.
– Думать на нужно. Будем просто ждать и надеяться – что еще мы можем сделать?..
И четвертью часа позже со двора трактира, в противоположную от выбранной одиноким всадником сторону, выехали двое. В небрежно наброшенных на плечи плащах несмотря на самые холода, высокие и красивые, лорды зимы продолжили свой вечный путь – и где бы они не находились, их привычно согревало тепло мечей и раскинувшиеся над головой звездные карты, были там облака или нет. И, по звездам, наступало хорошее время.
***
– Красивая история, – сказал наконец Аскольд, когда пришел в себя после того, как голос менестреля смолк. Сперва мечник ехал в тишине, и только спустя минут двадцать оказался готов поговорить. – Знаешь, сколько в ней пра…
– Неа, – Осверин заразительно улыбнулся, – понятия не имею. Но от этого она не становится хуже, верно?
– Это уж точно.
За разговорами и историями они подъехали к переправе, и путь их лежал на ту сторону. Самая темная ночь в году оставалась позади.
========== 7. Трактирное ==========
Солнце отогрело землю дважды с начала их путешествия, и во второй раз наступила весна, приветливая и теплая. Аскольд подъехал к той самой переправе, только теперь с другого берега, и перед ним раскинулась уже не гладкая ледяная лента, а живой, бурлящий поток, грозящий разлиться и затопить округу.
Мечник похлопал по перекинутому через спину лошади сверток, положительно напоминающий ковер, и сказал примирительно:
– Ну-ну, потерпи еще немного, осталось всего ничего. По сравнению с уже пройденным покажется ерундой, ручаюсь.
Ковер застонал и слабо задергался, но ни слова не сказал.
Аскольд приложил ладонь к глазам на манер козырька и сощурился, разглядывая горизонт и изогнувшиеся на нем потягивающимися котами спинки холмов. Сплошная зелень, не разбавленная пока благоухающими цветами, да ярко-голубое небо. И никого. Тогда мечник достал со вкусом украшенные рог и затрубил, а закончив, наклонил голову, прислушиваясь. И услышал ответ – ему вторил зов рога с юго-востока.
Не торопясь и не обращая внимание на тщетные усилия ковра пнуть его, Аскольд Витт сгрузил своего подопечного на землю, погладил по морде коня, чтобы тот был послушным и не затаптывал неразумного. Пошарив по кустам и высоким прибрежным зарослям, он нашел то, что искал – тщательно схороненный, связанный на совесть плот. И все так же без спешки, то и дело поглядывая на тот берег и бросая беззлобные комментарии заинтересованно фыркающему коню, надежно закрепил коврового пленника на плоту.
– Не утонешь, потому что мы были так добры, что все предусмотрели, – вежливо, но не без самодовольства заметил Аскольд. – Что ж, можно отправлять.
Ковер промычал что-то ругательно-проклинательное.
– В добрый путь, – пожал плечами благородный воин, сталкивая плот в воду и следя, как тот уносится вниз по течению и как дергается на нем нервный ковер.
*
Осверин вынул травинку изо рта и кивнул на реку:
– Вон плывет ваш клиент, ловите, – и сунул травинку обратно.
Хмурые, молчаливые люди, стоявшие рядом, спустились к воде. На них была легкая броня и накидки без опознавательных знаков, волосы коротко подстрижены, никаких украшений или приметных черт. По именам они друг друга не звали. Профессионалы, что сказать. Они неторопливо выловили плот, отвязали ковер и, перебрасываясь скупыми репликами, вытащили его на траву. Осверин наблюдал за ними из седла, и рядом с его сумкой и гитарой был приторочен рог.
– Моя часть уговора соблюдена, – кашлянул он, – мы квиты.
Старший из отряда выпрямился и окинул менестреля бесцветным взглядом. Сам он ничем не отличался от своих подчиненных, и только долгое наблюдение помогло бы понять, кто среди них главный.
– Можешь ехать, бард, – легкий северный акцент.
И он отвернулся к ковру.
Осверин пожал плечами, легонько толкнул коня пятками в бока, и уехал в зеленые холмы, которые еще не цветут, и потому кажутся мягкими и домашними, гостеприимными для любого путника, въехавшего в их край. Менестрель чувствовал себя необычайно легким и даже пустым, и голова приятно пуста от мыслей, и весь он, кажется, стал почти этими ласковыми холмами и бескрайним голубым небом, безоглядно и навсегда. Впервые за долгое время не хотелось коснуться струн – так прекрасна и живительна была та тишина.
Он ехал не торопясь и просто улыбался.
Вечером Осверин был уже в крохотном городке. Один храм, площадь напротив него, да расходящиеся лучами в стороны улочки – вот и весь сказ. Здесь ни музыканту, ни воину не сорвать куш, но для отдыха от безумств столиц и не спящих никогда королевских трактов места лучше было не сыскать.
В одном из двух более менее приличных трактиров менестрель нашел, что искал – впечатляющую фигуру мечника за столом в углу. Подходить не стал, только присел вполоборота за стойку и покатил по столу монетку к трактирщику. Тот ловко поймал медяк, и он тут же исчез под столом.
Мужчина с соседнего стула покосился на Осверина недобрым взглядом. Тяжелым, таким, от которого хочется отводить глаза. Он скрывал одежду под плащом и был ни капли не пьян, как и его сосед, и возле них почти шепотом переговаривались еще трое. Какая неуютная компания подобралась, а.
Трактирщик поставил перед менестрелем кружку.
– Споешь, парень? Если им понравится, ужин и выпивка за мой счет, если очень понравится – то и постель.
Стандартное предложение для странствующего музыканта. Осверин улыбнулся и снял со спины гитару.
– Спою вам свою коронную, – чуть громче, чем следовало, объявил он. Некоторых усилий стоило не стрельнуть глазами в угол, но менестрель знал, что его услышали, и вскоре краем глаза заметил плавное движение с той стороны.
Тренькнули струны. Пробный аккорд всегда словно смущенный, а вот второй уже будет полноценным созвучием. Третий же – ожившим под пальцами искусством…
– Эй, не про миледи Ночь ли ты собрался играть?! – рявкнул Аскольд подчеркнуто-грубо, еще идя между столами к стойке. – А знаешь вообще, о ком эта песня?
– Представь себе, знаю! – Осверин посмотрел на обидчика с вызовом.
– Не знаешь, раз собрался бренчать ее здесь!
Менестрель вскинул голову в тщательно отрепетированном негодовании:
– Да не приставай же ты к музыканту, мил человек! Нашел тут, к кому привязаться! Сиди дальше топись в вине, а вечер мне и всем этим веселым людям не порти, а.
Аскольд с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, и уголки его губ уже предательски подрагивали. Осверин, более опытный лицедей, смог бы продержаться еще минут десять, но от одного взгляда на друга в таком положении ему самому хотелось смеяться.
– Это ты пристал ко мне и к остальным со всей дурацкой игрой, парень. Прекращай.
– Сам прекращай… парень!
– Да я тебе сейчас попередразниваю, уууу, зараза! – вспылил мечник, хватаясь за рукоять меча.
Осверин нахально хмыкнул:
– Все равно же будет ударить меня, так ты бы и не порывался!
На это Аскольд рыкнул что-то гневное, движением едва не театрально-плавным выхватил меч, и с открытыми ртами глазевшие на них завсегдатаи отпрянули в стороны с испуганным и отчасти восторженным возгласом.
Осверин взвизгнул для порядка…
И фамильный меч лордов Виттов с неотвратимой тяжестью опустился на первого зеваку, мгновение позже перерубил шею второму, и еще до окончания вскрика менестреля – положил еще двоих, беспощадно и безумно быстро. Удары были точны, как всегда. Пол залит алым.
Закричала девчонка-разносчица, с многоэтажными ругательствами опомнился хозяин, а Аскольд добил пятого мужика и, стряхнув с меча кровь, убрал его в ножны так же непринужденно, как и достал считанные мгновения назад.
А потом перегнулся через стойку, сдержанно улыбаясь дернувшемуся было назад трактирщику и вкладывая ему в ладонь полновесный золотой:
– Тайный Совет благодарит тебя и приносит свои извинения от лица короля. Эти люди были замешаны в заговоре против Его Величества, но теперь опасность миновала. Будь здоров.
И вышел за дверь.
Осверин спрыгнул с высокого табурета, под изумленными взглядами посетителей на ходу допил из честно оплаченного бокала и вынырнул следом за побратимом из пропитанного дешевым вином да яичными пирогами воздуха на свежий, вкусный.
Его дружески ткнули в плечо, и менестрель, несмотря на пять оставленных в душном трактире трупа, не смог не улыбнуться.
– Отлично сработано, братец! Наш коронный номер был как никогда вовремя, – со смешком похвалил друга Аскольд. От его рук пахло металлическим запахом крови, или Рину это только казалось…
Тайный Совет действительно предотвратил уже несколько покушений на жизнь Его Величества, и, видимо, это станет еще одним. Аскольд давно научился не впускать лица тех убитых в сердце, и его мир был так же чист и свеж, но Осверину, несмотря на показную потертость вечными странствиями, приходилось привыкать. Сегодня он, кажется, привык наконец – менестрель с осторожностью вслушивался в себя и никак не находил там скребущего тошнотворного осадка: все было так же свободно и легко, как и прежде. И он подставил лицо весеннему ветру и солнцу без всяких сожалений, такой спокойный и живой.
========== 9. Старый король, новый король ==========
Столица замерла в болезненном ожидании. Похороны Его Величества парализовали ее, жизнь стала тише, и бесконечный денный и нощный праздник сменился грустью украдкой. Альрин бы не замер никогда и не поумерил свою жизненную силу, но теперь гомонил словно с виноватым видом, будто сам того не желая. Похороны Его Величества…
Маг извинился и поспешил откланяться сразу за заставой: его неумолимо тянуло к Демиану, колдовской башне, и противиться этому не было никакой причины. Что думали остальные маги обо всем происходящем, никто не знал, но вот Сардиар мог бы обнародовать их мнение, и в этом тоже был смысл.
Осверин же следовал за побратимом почти тенью, разом утратив большую часть своего энтузиазма и беззаботного отношения к миру.
Тем временем Аскольд шарил по притихшим улицам цепко и колюче, стискивал зубы, тщетно стараясь отыскать хоть подсказку, хоть намек на то, что же случилось с королем, что за беда нагрянула без малейшего предупреждения.
– Заговор я предотвратил этими самыми руками! – бушевал он. – Чем занимался Тайный Совет, черт побери?! Почему все еще не сделано официальное объявление? Принцев двое. Один из них – уже король, так черт побери, где объявление о коронации, где выход к народу, где глашатаи? Откуда-то все известно, но дворец молчит, и это не к добру, совершенно точно!..
Осверин похлопал его по плечу, и Аскольд выдохнул, стряхивая накопившееся. Наступали тяжелые времена – и нужно было хвататься за штурвал, пока не поздно. Два королевских сына, старший Георг и младший Рогар, оказались в самом эпицентре этого смерча… А насчет Тайного Совета теперь у него были свои мысли, и озвучить их стоило только там, где стены домов не обладают ушами, глазами и еще черт знает чем.
Не доверяй столице, не доверяй.
Над Белой Цитаделью на фоне мрачного низкого неба на ветру полоскался спущенный королевский флаг. Мечник смотрел на него взглядом тяжелым и долгим, а потом, ни слова ни говоря, отправился к главным воротам во дворец. Менестрель держался чуть за его плечом.
И когда младший лорд Витт поднялся по ступенькам и цыкнул на стражей в траурных плащах, они только молча скрестили перед ним копья.
Аскольд оскалился от такой наглости.
– Я из Старших Лордов, дурни. Живо открывайте!
Один из стражей только скорбно покачал головой.
– Прошу простить меня, но таков приказ командира. Я не могу пропустить вас… милорд Витт. Входа во дворец нет.
«Узнал-таки меня, посмотрите, – мелькнуло в голове мечника, – интересно, кто там теперь за главного…»
– Передай ему обо мне, – бросил он, разворачиваясь и сбегая по ступенькам вниз, не звякнув ни одной деталькой одежды и оружия.
– Кому именно, милорд? – растерянно крикнул стражник в удаляющуюся спину.
Аскольд не обернулся, но ответ сам соскочил с языка.
– Рогару лично. Бывайте!
Тогда он растворился в толпе и не заметил, что из окна одной из десятка башен цитадели на него смотрят с пристальным вниманием светло-голубые глаза младшего наследного принца, и что тот принял окончательное решение, наблюдая за статной фигурой молодого Витта.
Сам же Рогар, в свою очередь, не мог даже предположить, сколько лет потом проведет вот так, замерев у окна великой башни и не отводя глаз от горизонта, видя куда больше, чем только линию между небом и землей.
– Через четверть часа, – вполголоса сказал он кому-то в глубине комнаты, потирая переносицу и прикрывая до боли утомленные последними бессонными ночами глаза.
И этот кто-то поднялся и вышел, мягко ступая по ковру, и прикрыл дверь плавно и бесшумно.
Аскольд поравнялся с Осверином, поджидавшим его возле ограды. Менестрель понял все молча и не стал спрашивать, в чем был полностью прав.
Они спустились по гигантской каменной лестнице, немного в молчании постояли у ее подножия, глядя на изгиб реки. Прошло не больше пяти минут с тех пор, как младший лорд Витт обратился к стражнику при входе во дворец.
– И что теперь? Милорд, судя по всему, уже разработал стратегию в своей голове, – подал голос Осверин.
Аскольд хмыкнул, но на самом деле его друг был не так уж и далек от истины.
– Для начала я проверю кое-что, чтобы быть уверенным, а там посмотрим. Пойдем?
И побратимы свернули было в какой-то переулок, на первый – только на первый – взгляд безлюдный и такой же тихий, как и весь город.
– А что… – начал было менестрель.
Закончить он не успел: перед путниками, словно из-под земли, вырос незнакомец. Закутанный в плащ, молчаливый. Не поднимая головы, он протянул Аскольду сложенную вдвое бумажку и растворился между домов так же, как и появился – видимо, шагнул в потайную нишу в стене и ушел одному ему известными ходами.
– Степень моего недоумения выросла сейчас в несколько раз, – заметил Осверин, озираясь.
Мечник поспешно развернул записку и принялся пожирать ее глазами.
– А вот мне, напротив, стало все ясно! Ха! Рин, живо за мной!
Он скомкал бумагу и опустил ее в карман, резко обернувшись и рванув к лестнице, вверх по ступенькам, к воротам и смешавшимся в недоумении стражникам. Но их копья, злорадно поблескивающие остриями, так и остались поднятыми вверх, когда Аскольд с ухмылкой отодвинул одного из них и шагнул в коридор, по которому шныряли за спинами воинов посыльные и шпионы. Он не собирался входить в главный вход, но мало ли способов попасть во дворец тому, у кого в кармане лежало «добро пожаловать, Аль» от самого принца, да еще и с подписью лорда-председателя Тайного Совета?..
Осверину оставалось только покрепче прижимать к себе гитару и не отставать от брата.
Они свернули на винтовую лесенку, потом, этажом выше, в узкий коридор без каких-либо украшений и отделки, но за следующим поворотом оказались на точно такой же лестнице, как и предыдущая – и Аскольд, придерживая свой меч рукой, взбегал по ней легко и быстро. «Словно домой» – подумалось менестрелю. И он снова не слишком-то ошибался…
Когда Осверин сбился, считая этажи, и с того момента преодолел еще не менее полудюжины, впереди громко хлопнула дверь.
– Аль?
– Я забыл рассказать тебе значительный кусок своей биографии и теперь приношу свои извинения, – в голосе Аскольда звучало куда меньше скорби, чем час-другой назад, и, хотя менестрель и не видел его лица, он был уверен, что милорд Витт сейчас выглядит воодушевленным, а во взгляде сквозит азарт.
Несмотря на звук и своих, и его шагов, чуткий музыкальный слух с легкостью уловил поступь еще одного человека. Вскинул голову, пытаясь разглядеть незнакомца через взлетающего через ступеньку Аскольда…
Вниз смотрел младший принц Эрион – двадцатилетний, с глазами голубыми, как летнее небо, и с характерным профилем альринских королей.
– Аскольд! Как же я рад, ты бы знал!
– Рогар! Я, – Аль помрачнел, перепрыгивая последнюю ступеньку и становясь вровень с принцем, – я сожалею о твоей утрате. Скорбит все королевство.
Тот как-то обреченно покачал головой и заключил лорда Витта в объятия. А Осверин вылупился на них, отчаянно пытаясь сообразить, что же он упустил и как так побратим забыл рассказать ему о такой мелочи, как о тесной дружбе с королевским двором!
Аскольд обернулся к менестрелю, как ни в чем не бывало.
– А это Осверин, мой названный брат и лучший музыкант в Обитаемых землях, ручаюсь! Рин, принца я могу не представлять? Мы в детстве играли вместе, было весело, – мечник едва не хихикнул, глядя на растерянного менестреля, на лице которого так отчетливо отображались степени осознания происходящего.
Несколькими мгновениями позже он уже подобрался и улыбнулся почти нахально.
– Очень польщен и рад встрече, принц, – легкий поклон, – это честь для меня.
Рогар только благодушно отмахнулся. Однако про названного брата он услышал и запомнил, а потому как-то сам собой принял Осверина почти как равного – брат же Аля, как тут еще относиться? – и больше не возвращался к этому ни в мыслях, ни на словах. У него были дела поважнее и вопросы поинтереснее.
Путников принц провел по внутренним коридорам до своих комнат, и в кабинете в башне, откуда недавно рассматривал внезапных гостей, теперь они сидели втроем, и грусть вытеснялась мандражом и нетерпением действий.
Три кресла стояли полукругом вокруг погашенного пока камина, и висела напряженная тишина. Аль кашлянул, глянул на друга детства – мол, пора. И тот подался вперед, в волнении кусая губы:
– Вы будете первые после меня, кто узнает об этом. Это все так неожиданно, и я, право, сам удивлен больше всех… Георг отказался от трона. Он хочет посвятить свою жизнь общению с богами, и выбрал служение Ордену, нежели королевству. Бумаги подпишет сегодня вечером.
Словно земля покачнулась под ногами, на мгновение все цвета стали ослепительными, звуки – оглушающими, а запахи едва давали дышать. У Аскольда на несколько долгих секунд отчаянно закружилась голова, и мысли были медленные, как золотые рыбки в прозрачном меду.
– Ты теперь король?! – выпалил он, уже зная ответ. Других наследников у королевства Альрин нет, и Рогар теперь – высшая власть.
– Буду им в скором времени, – кашлянул тот.
Снова повисла тишина, только теперь не та, что была минуту назад. Эта тишина была подобно разверзшейся пропасти.
– Ваше Величество, – хмыкнул Осверин, отчаянный наглец. Впрочем, почему бы и нет? Кто, кроме бардов, осмелится ехидничать королю в лицо?
– Услышу еще раз – сам срублю голову, – беспечно бросил Рогар, – или нет, Аскольда вот попрошу, чтобы не скучал.
И трое молодых людей расхохотались, нервно, от накатившего напряжения, но все же и немного искренне.
