Текст книги "Равнины ясности (ЛП)"

Автор книги: XRAe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Я сглатываю.

– Что?

– Ты спросил, что она думает по поводу вероятной причастности к убийству родителей Райана. Помнишь, что она ответила?

Я задумался на мгновение.

– М-м, да. Она сказала что-то вроде того, что это возможно, так как некоторые родители сделают почти все что угодно ради своих детей.

– Она сказала, что некоторые родители «ни перед чем не остановятся», что они «пожертвуют всем» ради своего ребенка. Не показалось ли это тебе несколько чрезмерным?

– Ну, да, но недостаточно для того, чтобы я счел ее подозреваемой.

– Малдер… дело было в том, как она это сказала – с такой убежденностью, такой страстью… И каким-то образом я просто знала.

– Вот так просто?

– Я не могу это объяснить, Малдер. Что-то в ее голосе натолкнуло меня на эту мысль.

– Учитель воскресной школы, родительский комитет, лидер группы девочек-скаутов…

– И когда-то в прошлом впечатлительная беременная четырнадцатилетняя девочка, которую властные родители заставили в конечном итоге отдать ее новорожденного сына на усыновление.

Я качаю головой.

– Райана Уолтерса.

– Полиция выясняет, как она сумела добраться до засекреченных записей, но, очевидно, это последнее, о чем ей надо сейчас беспокоиться.

– Как долго она следила за семьей?

– Это маленькая община, Малдер. Ей и не нужно было. Обе семьи жили в их теперешних домах последние десять лет, но самое интересное в том, что семья Памелы Карсон переехала по соседству через три месяца после Уолтерсов. Она явно какое-то время владела этой информацией.

– Так какое отношение это имеет к делу? Ее подтолкнула к убийству вина из-за того, что она бросила Райана в детстве?

– Нет, Малдер, – тихо отвечает она. – Я знала, что ты не поймешь.

– Не пойму что?

– Она сделала это из-за любви, – плоско отвечает она.

– Ради любви?

– Очевидно, сильно искаженной, но да. Может, большинство из нас и не пойдет на такие крайние меры, само собой, но Памела Карсон была убеждена, что поступает правильно ради сына, которого не могла любить в открытую.

– И все же, Скалли… Убить семнадцатилетнего парня. Это просто…

– Что?

– Неправильно. Неадекватно. Хладнокровно. Сама выбирай.

– Полностью согласна.

– Так что мы тут обсуждаем, Скалли? Невиновность по причине вызванного любовью безумия вряд ли будет принята на ура в суде.

– Верно… – Она снова замолкает. Я знаю, что вот-вот должно последовать откровение, которое она пытается до меня донести, и мне остается только надеяться, что я к этому готов… – Так ты хочешь сказать, что не считаешь, что любовь может толкнуть человека на экстремальные поступки?

– Ну, нет… но… – Волосы у меня на затылке внезапно встают дыбом, когда мое «призрачное» чутье начинает работать на полную катушку. – А ты, Скалли?

Она вздыхает.

– Не пойми меня неправильно, это не оправдывает совершение убийства…

– Но?..

– Не знаю, Малдер. Никто бы не заподозрил Памелу Карсон…

– Вопрос в том, почему ты заподозрила, Скалли?

– То, как она говорила… это… взывало ко мне…

– Взывало к тебе?

– Полагаю, я в каком-то смысле… соотнесла себя с ней, – тихо заканчивает она.

– Как именно? – медленно уточняю я.

Она заметно сглатывает, успокаивая себя. Я фактически начинаю потеть.

– Полагаю, я не считаю таким уж невозможным, что, принимая в расчет веские обстоятельства, человек может действовать совершенно нехарактерно для себя, если он думает… если он побуждаем…

О боже мой.

Она замолкает, и я задерживаю дыхание. Несмотря на всю свою браваду в стремлении докопаться до сути, я до чертиков напуган.

– Побуждаем чем, Скалли? – подначиваю я, одновременно надеясь услышать ответ и страшась его.

Она отворачивается к окну, избегая встречаться со мной взглядом.

– Неважно…

– Скалли, скажи мне.

– Я устала, Малдер, и не хочу продолжать этот разговор. И… не думаю, что ты на самом деле тоже этого хочешь. Ты выглядишь как олень в свете фар.

– Да брось, Скалли. Ты же сама его начала, – занимаю я оборонительную позицию.

– И сейчас я его заканчиваю, – мгновенно парирует она, не оставляя простора для спора.

Не оставляя простора ни для чего.

========== часть 3 ==========

***

Гувер-билдинг

Офис «Секретных материалов»

Пятница, 16:53

– Повтори-ка, что мы тут делаем, Скалли? – спрашиваю я, опираясь на стол и складывая руки на груди.

Она закатывает глаза и продолжает поиски скрепок на своем столе.

– Я хочу покончить с этим делом, Малдер, – отвечает она, не глядя на меня.

– Скиннер не ожидает нашего отчета до понедельника, – резонно замечаю я.

– Я просто не хочу, чтобы это висело надо мной, подобно Дамоклову мечу, все выходные, ясно? Я хочу сдать отчет и развязаться с этим делом.

– Скалли…

– Прекрати пытаться увидеть в этом нечто большее, Малдер, – говорит она тем раздраженным тоном, который всегда подсказывает мне, что за этим и вправду кроется нечто большее.

Внезапно она замечает свой Святой Грааль и в спешке хватает со стола коробочку так резко, что большая часть скрепок разлетается во все стороны. Я пригибаюсь, но в меня все равно попадает с полдюжины «осколков».

– Эй! Да что с тобой такое?

Она закусывает нижнюю губу, очевидно будучи сыта по горло. Я это замечаю и вздрагиваю, также прикусывая губу, но по совершенно иной причине.

Она пронзает меня острым взглядом.

– Может, прекратишь?

– Прекращу что?

Она испускает раздраженный вздох и начинает возиться с бумагами. Я невольно замечаю, что ее руки дрожат. Господи, это все из-за случившегося в машине? Признаю, я вел себя не совсем зрело, но уж конечно она не может до сих пор злиться на меня за это.

Она смотрит на меня, прижимая отчет к груди, и выражение ее лица фактически заставляет меня отодвинуться подальше от нее.

– Я отнесу это наверх, – бормочет она, разворачивается и поспешно покидает офис.

Дверь медленно закрывается, но у моего рта уходит на это на несколько секунд больше.

Я выпрямляюсь и, обойдя стол, плюхаюсь в кресло. Откинувшись назад, я закрываю глаза и принимаюсь лихорадочно размышлять…

О боже, просто отлично. Просто охренительно отлично.

Черт бы все это побрал!

Все дело в близком соседстве с ней в течение трех с половиной часов в чертовой машине и том разговоре, тяжело повисшем в воздухе между нами. Я имею в виду, что, Господи, это было неизбежно.

Как говорил Хан Соло: я в этом не виноват!

Проклятье! Обычно на накаливание обстановки, так сказать, уходит куда меньше времени, так что этот разговор вкупе с ее нахождением в непосредственной близости от меня просто не мог не привести к тому, чтобы я не выставил себя круглым идиотом.

Я стал гораздо острее ощущать ее присутствие. Малейшее перемещение регистрировалось на моей чересчур чувствительной шкале Скалли-Рихтера подобно ударной волне. Вздохи вызывали вибрации. Изменения в положении – мучения. В какой-то момент она наклонила голову, опустив ее на оконное стекло, и от вида ее открытой, уязвимой шеи у меня началось слюноотделение. В сорока семи милях от Вашингтона она сняла туфлю и скрестила ноги, чтобы помассировать ступню, отчего ее юбка заметно задралась. Увидев мой широко раскрытый рот, она поспешно надела туфлю, но поздно: все оставшееся время поездкой наслаждался лишь мой член, поднявшийся в знак признательности за эти два дополнительных дюйма оголенного бедра Скалли.

Часто ощущая на себе ее взгляд, от которого меня каждый раз словно током пронзало, я становился все тверже, все возбужденнее.

Она должна была заметить. Должна была. В иные моменты, клянусь, можно было прицелиться по нам извне, используя мою эрекцию в качестве средства наведения.

Господи, неудивительно, что она на меня злится.

Что-то должно произойти. Что-то, что угодно, должно уже, на хрен, произойти!

Я не знаю, как иметь с этим дело. Честно. Если моя реакция кажется незрелой, то лишь потому, что именно так я себя и веду. Я никогда не был влюблен – не так, как сейчас. У меня нет никаких критериев оценки, ничего, что помогло бы мне не выставить себя круглым дураком.

С самого Дейтона я просто не знаю, как вести себя рядом с ней. Я чувствую себя неловким, застенчивым, рассерженным, возбужденным… Но в основном одиноким. Бесцельно дрейфующим.

Я разрываюсь между желанием сбежать от нее как можно дальше и потребностью швырнуть ее на ближайшую доступную поверхность и оттрахать до потери сознания.

Почему? Почему все должно быть именно так? Почему я не могу контролировать себя рядом с ней?

Я чувствую себя, как наркоман, у которого ломка. Я болен от тоски по ней.

Я наклоняюсь вперед, прислоняясь щекой к прохладной столешнице; гнев и смятение столь тяжелы, что не позволяют мне поднять голову. В висках стучит – слишком много мыслей теснится между ними, соревнуясь за пространство внутри моей черепной коробки.

Это пытка.

В одну минуту мы как будто бы вернулись к прежней нормальности, а в следующую она уже начинает говорить загадками.

Почему она не может просто взять и открыто сказать мне о том, что чувствует? Зачем проводить туманные параллели с гребаным убийством в попытке объясниться со мной? Я знаю, она повела себя нехарактерно. Я знаю, что она пошла на крайние меры, чтобы спасти меня от самого себя. Она пытается оправдаться за это передо мной или перед собой?

Полгода. Полгода и ничего. Чего ж тогда удивляться, что одного лишь вида ее губ, произносящих слова вроде «любовь», «страсть» и «желание», достаточно, чтобы превратить меня в одну сплошную пульсирующую потребность?

Если она хотела привлечь мое внимание, то неужели она не понимает?.. Пока она не начнет разговаривать со мной, как с чертовым двухлеткой, я не способен воспринять ничего, помимо того факта, что она думает об «ЭТОМ». Я не в состоянии расшифровать символизм. Я не могу соединить точки. Не в том случае, когда каждое произнесенное ею слово проходит через фильтр моей похоти.

Мне нужно объяснять все на пальцах.

Например:

«Малдер, я хотела этого».

«Малдер, я ненавидела это».

«Малдер, я ненавижу тебя за это».

«Малдер, я ненавижу себя».

«Малдер, я хочу ощутить твой член в себе прямо сейчас!»

Ну ладно, последняя фраза была моей собственной желанной выдумкой, но суть ясна.

Все было бы совершенно иначе, если бы она послушала меня той ночью. Я сказал ей, что ни за что не смогу удержать это на том уровне, на каком мне было нужно, и более чем очевидно – по крайней мере, для меня – что я и не сумел. Вначале я был так благодарен ей, что не хотел замечать, как это на самом деле важно.

Находясь внутри нее, я полностью наплевал на последствия того, что мы оба делали. В тот момент, когда я увидел ее на полу, почувствовал ее, не осталось никаких сомнений в том, воспользуюсь ли я предложенным или нет. Но стоило ей произнести мое имя, как я оборвал ее, зная, что если бы она пришла ко мне, будучи самой собой, я бы этого не вынес. Осознание того, что это Скалли, распростертая и источающая влагу для меня, почти стало моей погибелью. Я не мог принять интимности того момента, особенно с ней – единственной, с кем я жаждал ощутить ее больше всего. Я знал, что мне нужно, и она тоже. Но как мне надо было дать ей понять, что это не могло быть о «нас»?

В конце концов, мне так и не представился случай попытаться. Я полностью отдался на волю своей похоти и потребовал, чтобы она сделала то же самое, ни разу не спросив себя, а готова ли она к этому? Мне было все равно. Все, чего я хотел, – это трахать, и трахать, и трахать эту красивую женщину до тех пор, пока у меня в глазах не помутится, пока все, что цеплялось за мой уязвимый рассудок, не сгорело бы дотла под огнем внутри ее тела.

Уже позже, на следующий день, я позволил себе полностью оценить значение произошедшего; не только сам пережитый опыт, но и тот факт, что именно Скалли позволила мне это испытать. Я был поражен ее самоотверженностью, почел ее за честь… но к тому времени оказалось уже слишком поздно. Между нами вновь выстроились стены, а я был слишком испуган, чтобы попытаться преодолеть их.

И, кроме того, мне пришлось принять тот факт, что хорошо знакомая мне Скалли оказалась способна на такие вещи, о которых прежде я только мечтал, и даже на большее. Той ночью она стала настоящим откровением – дикая, страстная и такая, такая чертовски горячая. Так ли уж ужасно пытаться понять, откуда это в ней? Испытывать необходимость узнать, понять эту часть ее?

Я хочу правду – ее правду. Я не могу так больше продолжать. Вопрос в том, могу ли контролировать себя достаточно для того, чтобы пойти на конфронтацию с ней? Хватить ли у меня смелости попробовать?

А у меня вообще есть выбор?

В этот самый момент она открывает дверь и целеустремленно заходит в офис, усиленно пытаясь обращать на меня как можно меньше внимания.

– Малдер, я еду домой, – говорит она, направляясь к своему пальто. – Скиннер сказал, что он…

– Почему ты это сделала, Скалли? – Слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю их обдумать, навеянные мыслями, которые она неосознанно прервала.

Теперь кот выбрался из мешка – я не могу загнать его обратно.

Она оборачивается ко мне и вздыхает.

– Что? – Она закатывает глаза, уже готовая отбросить мой вопрос как несущественный. – Малдер, я говорила, что просто хотела, чтобы чертов отчет был…

Я поднимаюсь и, обойдя стол, встаю перед его передним краем.

– Нет, не то. О том, почему ты сделала это, я знаю.

Она складывает руки на груди.

– Да, чтобы мне не пришлось…

– Видеть меня, – заканчиваю я за нее.

– Малдер, это нелепо.

– Нет, – говорю я, качая головой. – Это правда. Если отчет сдан, у меня не будет повода звонить тебе в выходные.

По испуганному, виноватому выражению ее лица я понимаю, что попал в точку.

– Малдер…

– Нет, все в порядке. Все отлично. Как угодно. – Я делаю шаг в ее сторону. – Мне на это наплевать.

Она склоняет голову набок.

– Тогда о чем ты говоришь?

Я с трудом сглатываю, чувствуя, как стремительно колотится сердце у меня в груди.

– Я хочу знать, почему ты это сделала.

Она озадаченно хмурит брови.

– Что сделала?

Тут нужно больше, чем простая смелость, и я обращаюсь к глубоко потаенным внутри залежам слепой отваги, которую использую, когда имею дело с такими вещами, как судьба Сэм, инопланетная колонизация… и пугающая возможность потерять своего единственного друга после тех слов, что готов произнести…

– Дейтон, – хрипло шепчу я. – Скажи, почему.

Я вижу, как она резко бледнеет, закрывает глаза и слегка трясет головой, словно в попытке прояснить ее.

– Что ты сказал?

Все мое тело дрожит; клянусь, вплоть до моих волосяных фолликул.

– Дейтон, Скалли, – преодолевая ком в горле, выдавливаю я из себя. – Почему?

Она отступает и тяжело облокачивается на стену позади себя, вероятно, для поддержки.

– Не поступай так со мной, Малдер.

Я делаю несколько шагов вперед; стоило мне только начать и я уже не в силах остановиться. Так или иначе, но ей придется мне ответить. Она ответит мне. Отступать я не собираюсь и не намерен рисковать тем, что могу потерять ее, не узнав при этом правду.

– Я хочу знать, Скалли. Мне нужно знать.

Выдерживая мой взгляд, она шепчет:

– Нет, Малдер.

Я встаю прямо перед ней – достаточно близко, но не касаясь, однако даже на таком расстоянии ощущаю, как мой самоконтроль начинает ослабевать. Мне так сильно приходится сдерживаться, что это причиняет боль. Боже, это больно, и я просто не могу этого больше выносить.

– Ты думаешь об этом, Скалли? – Она отводит глаза. – Думаешь?

– Малдер, прекрати. – Она делает глубокий судорожный вздох.

– Ответь на вопрос.

Она снова поворачивается ко мне лицом, упрямо сжав челюсти.

– Ладно. Нет, я об этом не думаю.

– Лгунья! – практически рычу я, и она отшатывается. – Ты чертова лгунья, – уже тише произношу я.

– Это правда, – плоско заявляет она.

– Чушь собачья, Скалли. – Я вторгаюсь в ее личное пространство, так что мое лицо оказывается всего в нескольких дюймах от ее собственного. Она шире распахивает глаза, но не отводит взгляда и не отступает.

– Малдер, послушай…

– Нет, – голосом, хриплым от переполняющих меня эмоций, говорю я. – Почему ты не можешь быть честной со мной?

– Я честна с тобой, – яростно шепчет она. – Не верится, что ты вообще поднял эту тему.

Я упираюсь руками в стену по обеим сторонам от нее, по сути поймав ее в ловушку.

– Что?! Ты подняла эту тему, помнишь? В чертовой машине.

– Нет… я просто… я… – она замолкает и опускает голову.

Я подражаю ее движению, сгибая колени и наклоняясь вперед, тем самым заставив ее встретиться со мной взглядом. При виде ее дрожащей нижней губы меня вдруг накрывает волна возбуждения. Мышцы живота сокращаются, отчего я слегка перемещаю бедра вперед. Кровь мгновенно приливает к члену, и я едва сдерживаюсь, чтобы не прижаться к ней этой выступающей частью своего тела.

– Скалли… – шепчу я. – Пожалуйста, давай это обсудим. Я уже просто с ума схожу. Пожалуйста.

Она заметно напрягается.

– Тебе нужно отступить, Малдер. – Она так хорошо контролирует тон своего голоса, что мне хочется ударить ее. Или поцеловать. Или сделать и то, и другое.

– Нет. – С каждой секундой я становлюсь все отчаяннее. И возбужденнее. Я не могу ничего с этим поделать. Боже, я хочу прикоснуться к ней. Я хочу, чтобы она прикоснулась ко мне.

– Что ты хочешь услышать? – спрашивает она.

Я плотно зажмуриваюсь, изо всех сил пытаясь взять себя в руки.

– Правду, Скалли. Я хочу услышать правду. Я хочу знать, почему ты пришла ко мне той ночью. Я хочу знать, если это… боже, Скалли.

– Ты намеренно стараешься унизить меня?

Я тут же распахиваю глаза.

– Что? – пораженно переспрашиваю я. – Унизить тебя? Нет! Боже, нет. Как это только пришло тебе в голову?

Выражение его лица становится суровым, и она отводит взгляд.

– Отлично. Если это поможет положить конец всему этому, я отвечу на твой вопрос.

Холодные нотки в ее голосе побуждают меня опустить руки и отступить назад. Если она собирается солгать мне, то пусть уж сделает это, глядя мне прямо в глаза. Я кладу руки на бедра, даже не пробуя скрыть свою весьма очевидную эрекцию. Я молча подначиваю ее опустить взгляд, но она упорно игнорирует мои попытки. В конце концов я киваю.

– Ладно, валяй.

Она на мгновение сжимает губы, так что они превращаются в тонкую линию, прежде чем начинает.

– Я боялась за тебя, Малдер, – тихо произносит она. – Я имею в виду… – Она устремляет взгляд на что-то у меня над головой. – Я чувствовала, что ты представлял опасность для самого себя, и как твой напарник…

Я не в силах сдержать резкий смех, что срывается с моих губ.

– О боже, Скалли. Даже не говори этого. Пожалуйста, не оскорбляй меня и себя, заявляя, что это был твой «долг» как моего напарника. Я работал с другими женщинами прежде, и ни одна из них не брала на себя…

– Ну, если верить слухам, циркулирующим по секретарскому пулу, ты и тех агентов трахал. По правде говоря, Малдер, я начинала чувствовать себя обделенной.

У меня буквально челюсть отвисла. Вот это поворот!

Моя реакция как будто доставляет ей удовольствие, что делает ситуацию еще более сюрреалистичной.

– Что? Ты и вправду думал, что я никогда не слышала распространяемые в дамских уборных сплетни о твоих знаменитых эскападах?

Я наконец справляюсь с удивлением и окидываю ее сердитым взглядом.

– Нет, я просто предполагал, что ты, из всех людей, знала меня лучше. Или, по крайней мере, была достаточно умна, чтобы распознать полную чушь.

Ее глаза опасно вспыхивают, но она усилием воли сдерживает гнев.

– Я не намерена так с собой поступать. – Она делает глубокий вдох. – Малдер, если это не дает тебе покоя, дело твое, но меня не впутывай. Я не собираюсь спорить с тобой и не собираюсь обмениваться оскорблениями. Какими бы ни были мои мотивы, они только мои и тебя никак не касаются. – Она отворачивается к двери, успев приоткрыть ее примерно на треть, прежде чем я делаю шаг вперед, протягиваю руку и захлопываю ее. Дерево издает громкий протестующий звук от резкого соприкосновения с моей ладонью.

На этот раз я намеренно нависаю над Скалли. Она облизывает губы и нервно сглатывает, оказываясь застигнутой врасплох столь очевидной демонстрацией моего превосходства. Мое дыхание учащается, когда взгляд оказывается прикован к неистовому биению пульса у нее на шее. О Господи. Сопротивляясь накатившей на меня волне головокружения, я наклоняюсь вперед, и она рефлекторно поднимает руки, намереваясь удержать меня от падения на нее, но когда ее ладони ложатся мне на грудь, нас обоих словно током пронзает. Я сильно вздрагиваю, и она поспешно одергивает руки, опуская их вдоль боков.

– Не мое дело, Скалли? Не мое дело? – практически ей в лицо вопрошаю я.

– Секс с кем-то не дает тебе право на их личные чувства, Малдер.

– Ну, а должен бы! – надтреснутым от захлестнувших меня эмоций голосом заявляю я. – Я даже не буду объяснять, насколько это утверждение абсурдно. Просто ответь мне: чем был тот бред в машине, Скалли, если не чертовой попыткой поделиться своими личными чувствами? Наконец рассказать мне, почему ты… ты… ты предложила мне себя, словно какой-то буфет «на все вкусы Малдера». Не вымещай на мне свой гнев, потому что у тебя оказалась кишка тонка пойти до конца и сказать мне гребаную правду.

– Может, я просто сочла довольно затруднительным продолжать разумный разговор с твоей эрекцией, Малдер.

Мое лицо мгновенно вспыхивает, и я замечаю триумфальный блеск в ее глазах. Единственным моим утешением служит то, что она покраснела не менее сильно, чем я.

И, черт побери, если меня не заводит тот факт, что она это заметила!

Ладно, теперь мне уже нечего терять. Меня вряд ли можно будет назвать самым умным человеком на свете после того, что я сделаю, но я достаточно хорошо знаю Скалли, чтобы понимать, что пробить ее броню способно только нечто по-настоящему мощное…

– Какой эрекцией, Скалли? – С молниеносной скоростью я хватаю ее руку и прикладываю к выпуклости у себя на штанах. – Вот этой?

Я шокировал ее. Господи, да я самого себя шокировал. Ее рот приоткрывается в удивленном вздохе, и, словно по цепной реакции, я издаю хныкающий звук и толкаю бедрами в ее дрожащую руку, плотно зажимая ее между своим болезненно твердым членом и внезапно вспотевшей ладонью.

– Не делай этого со мной, Малдер, – шепчет она. – Пожалуйста, не надо.

– Не делать чего? Я просто… черт, я не знаю, что пытаюсь сделать, Скалли. – Я снова двигаю бедрами и, наклоняясь к ее уху, провожу губами по изящной мочке. – Чувствуешь это? Вот что ты делаешь со мной.

Она содрогается.

Я так сильно хотел, чтобы она прикоснулась ко мне, что обжигающая реальность этого с трудом укладывается у меня в голове. Я толкаю в нее, чувствуя себя таким невероятно твердым и возбужденным, что мне приходится стиснуть зубы, чтобы не кончить в тот же миг. Судорожно вздохнув, я роняю голову ей на плечо. Она издает приглушенный тихий всхлип и слегка сжимает мой член.

Черт. Черт!

Боже, я хочу ее! Я опускаю руки к ее бедрам, собственнически впиваясь пальцами в мягкие изгибы ее тела.

К моему изумлению, ее рука остается на прежнем месте.

– Боже, Скалли… – Я не в силах остановиться. Открыв рот, я поддаюсь ослепляющему порыву и провожу языком по ее шее сверху вниз.

– Ммммалдер… я не могу… я не могу снова это сделать. Пожалуйста… о боже.

– Дааа, – протягиваю я. – Да, можешь. – Я обвиваю ее руками и выставляю вперед ногу, так что она оказывается между ее ног. – Да, можешь, Скалли. – Боже, она так хорошо пахнет. Так хорошо ощущать ее. Я скольжу ладонью вниз по ее спине и обхватываю ее идеальную маленькую ягодицу. Этого недостаточно. Я смело провожу пальцами по ее промежности сзади и даже через слои ткани чувствую жар ее тела.

Я стону, не отрывая губ от ее кожи, и покусываю ее зубами. Я хочу поглотить эту женщину!

– Малдер… – прерывисто выдыхает она.

Я ощущаю, как ее захват на мне усиливается, когда она двигает бедрами назад, ища контакта с моей рукой… О да… Да, вот так. Вот так, Скалли. Расслабься… Расслабься и позволь мне наконец любить тебя… любить тебя… любить тебя…

Она запрокидывает голову, и я провожу зубами по ее беззащитной коже, нижней губой распространяя влагу вдоль дорожки, проложенной моим жадным ртом.

– Малдер… Малдер, пожалуйста!

Тон ее голоса не сразу регистрируется моим затуманенным сознанием… Когда же это происходит, я улавливаю, что что-то не так…

С некоторым усилием я покидаю влажную гавань ее шеи и немного отодвигаюсь, чтобы заглянуть ей в глаза. Они закрыты, плотно зажмурены фактически… но не от страсти, как я надеялся и ожидал… Она выглядит так, словно я ее пытаю.

Я трясу головой в попытке прочистить ее, так как возбуждение твердо намерено перебороть любое беспокойство. Меня охватывает недоумение, создавая запутанный клубок эмоций, что борются за контроль над моим телом и разумом.

Не останавливайся, не останавливайся, не останавливайся! молит меня член, и, черт, как же я хочу прислушаться к нему!

Но что-то не так.

Издав многострадальный стон, я, весь дрожа, отступаю от нее на шаг, лишая свои руки возможности продолжать их интимное исследование. Это чертовски болезненно. Клянусь, что пронзающая мою плоть пуля фактически бледнеет в сравнении с этим. Ее рука медленно соскальзывает вниз и прочь от моих брюк. Я сильно закусываю губу, жалобно постанывая от утраты ее почти невесомого прикосновения.

Она открывает глаза.

Мы стоим, смотря друг на друга. Она выглядит потрясенной случившимся, я же чувствую себя так, словно меня сейчас стошнит.

– Скалли… – начинаю я, прежде чем осознаю, что и понятия не имею, что ей сказать.

Она хранит молчание, очевидно собираясь с мыслями перед тем, как потребовать перевода. Вот оно. Она наконец уходит. О боже! Что я сделал? Что я сделал? Что я?..

– Малдер…

– Скалли, пожалуйста, не уходи. Мне жаль. Мне так жаль.

Она качает головой.

– Что? Нет… Малдер… я не… я не собираюсь уходить. Я просто…

– Мне жаль, мне так жаль.

– Прекрати. Просто послушай. Просто выслушай меня.

Я киваю, слишком напуганный, чтобы что-то сказать, и не уверенный в себе достаточно, чтобы пытаться.

– Малдер… я знаю, то, что случилось между нами… в Дейтоне… сильно повлияло на нас обоих. – Она замолкает и делает глубокий вдох. – Но я не позволю тебе сделать это со мной. Я не могу быть чем-то вроде… твоей секс-игрушки всякий раз, когда тебе таковая понадобится. Это противоречит всем тем причинам, что побудили меня прийти к тебе тогда.

До меня не сразу доходит смысл ее слов. Вот, значит, что она думает? Что я хочу ее только потому, что я… о черт. Прокрутив в памяти события последних нескольких минут, я чуть не падаю под весом обрушившегося на меня стыда. Разумеется. Почему бы ей и не подумать, что я вижу ее в подобном свете?

– Ты не понимаешь, Скалли. Ты просто… ты не понимаешь.

– Что мне нужно понять? Не могу поверить, что ты и вправду подумал, будто я захочу пройти через это снова. – Униженный и оскорбленный ее словами, я открываю рот, чтобы что-то сказать, но она качает головой. – О бога ради, Малдер. Я имею в виду не секс. Я говорю о том, что было после. Ты не мог даже в глаза мне смотреть на следующее утро. Ты хоть понимаешь, как я себя при этом почувствовала?

– Я не мог?.. Я не мог?.. – запинаюсь я, совершенно огорошенный услышанным. О чем она, черт побери, вообще говорит? Тем утром я раскрыл свою душу нараспашку, но она едва смотрела на меня и, разумеется, не заметила этого.

Мне надо что-то сказать. Мне надо сказать ей, что она все неправильно поняла.

Почему я не могу открыть рот?

Я делаю шаг в ее сторону.

– Малдер, нет. Хватит, пожалуйста. – Ее голос срывается. Она как будто сдалась. – Разве недостаточно того, что случилось? Недостаточно того, что я позволила тебе использовать себя?..

– Что?!

Она смотрит на меня с очевидным смятением.

– Нет, все нормально. Я позволила тебе. Я хотела этого, но ты не можешь ожидать, чтобы я…

Меня мгновенно охватывает сильнейший гнев.

– Так вот что ты думаешь? Что я тебя использовал?

– Малдер…

Я поспешно отступаю от нее в два огромных шага.

– Как ты смеешь! – кричу я, разворачиваясь и видя испуганное выражение ее лица. – Как смеешь ты принизить то, что случилось, до чего-то столь тривиального, как попытка использовать тебя в качестве подходящей щелки для моего члена. Знаешь что, Скалли? Да пошла ты! – От обуревающих меня эмоций сводит горло, и, черт меня побери, я сейчас расплачусь прямо перед ней. – Пошла ты, – повторяю я срывающимся голосом, и две горячие слезинки стекают вниз по моим щекам.

Кажется, она только что разбила мне сердце. Я закрываю глаза, терзаемый вызванной этим агонией.

Ощущение ее прохладных гладких ладоней на моем разгоряченном лице заставляет меня снова распахнуть их. Она стоит прямо передо мной, смотря на меня со смешанным выражением смятения и печали.

– Малдер… – тихо произносит она. – Мне жаль. Я сказала это не для того, чтобы обидеть тебя. Я просто… я имею в виду… а какое определение случившегося ты бы предпочел?

Я всхлипываю и наклоняюсь вперед, обвивая ее руками в неловком объятии.

– Все было не так. Все было не так, Скалли.

– Ладно, Малдер, хорошо. – Она также обнимает меня за талию.

– Почему ты вообще это сказала? – спрашиваю я, крепко прижимая ее к себе.

Она тяжело вздыхает.

– Полагаю… я просто не думала, что между мной и той женщиной из бара была большая разница.

– Господи, Скалли, я даже ее гребаного имени не знал. Как ты можешь включать себя в одну с ней категорию?

– Возможно, по той причине, что то, что ты делал со мной, ты изначально собирался делать с ней, – в ее голосе слышатся защитные нотки.

– Нет… я бы никогда не смог… с ней так. Нет. Возможно, оно так казалось… но… это значило для меня все, Скалли. Потому что это была ты, и… – Я опускаю руки и внезапно отодвигаюсь, раздосадованный и рассерженный на самого себя. – Я не могу… я не знаю, как сказать то, что мне нужно сказать.

Она вновь приближается ко мне.

– Малдер…

– Нет, Скалли. Не надо. Не подходи слишком близко ко мне сейчас, ладно? Богом клянусь, я не в силах контролировать себя, когда ты рядом.

– Ладно, – тихо отзывается она.

Мы стоим так какое-то время, и воздух вокруг нас буквально наэлектризован.

В голове проносятся миллионы слов, которые я жаждал сказать ей, и каждое из них пытается добраться до моего рта первым, создавая ком в горле и мешая им быть произнесенными. Это слишком ошеломляюще. Я прерываю наш зрительный контакт и упираюсь взглядом в пол, пытаясь вспомнить, как разговаривать.

Как всегда, она приходит мне на выручку.

– Ты все еще хочешь знать?

Я смотрю на нее глазами, полными слез.

– Чт-что?

Ее собственные глаза увлажняются.

– Ты хотел правду, верно?

– Скалли, ты не должна…

– Я сделала это не потому, что ты мой напарник, и даже не потому, что ты мой друг. Я пошла к тебе той ночью, потому что не в силах была видеть тебя в такой агонии, особенно притом, что могла унять твою боль, дав тебе то, что мне хотелось дать.