Текст книги "Ветреный мальчишка (СИ)"
Автор книги: Windboy
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Я так и не выбрал. Мама, похоже, расстроилась больше моего, она так хотела меня порадовать, сделать подарок, а я… Ненавижу себя за то, что не могу выбрать что-то одно. Мама, в порыве, когда выходили из магазина, ещё сказала:
– Чтобы я ещё раз пошла с тобой что-то тебе покупать, ни за что! В следующий раз сама выберу, куплю, и делай потом с этим, что хочешь!
– Мам, ну прости, я за сегодня всё решу, и завтра купим.
– Смотри мне, а то останешься без подарка.
– Мама! Мне врач нервничать запретила, вот пойду и пожалуюсь, как вы меня изводите.
– Это кто кого изводит?! – Я засмеялся, убегая. – Попадёшься мне ещё!
Мама улыбнулась, но не погналась, не пристало завучам за собственными детьми на людях по улице бегать.
Счастье есть. 25 декабря 2005 г.
Проснулся часов в девять с ощущением, что проспал всё на свете, и стал носиться по дому. А дома никого нет. Куда все подевались? Тут внизу хлопнула дверь, я свесился с перил – это пришла мама с пакетом продуктов. Увидев меня, висящего вниз головой, погрозила пальцем и велела быстро завтракать и одеваться, чтобы идти за санками. Я всё-таки санки выбрал.
– А где папа с Мишкой?
– Не болтай за едой. Придут.
Потом мы ехали в центр, утро было солнечное и безветренное, снег так искрился, замечательное утро!
Когда же я, радостный, зашёл в магазин, то сразу понял, что санок, которые я хотел, уже нет. Их купили всего полчаса назад, а мама даже обрадовалась. Конечно! Теперь опасности, что я передумаю и опять начну выбирать, не было!
Купили лыжи. Уже опробовал – класс! Что я на них только не вытворял. Меня еле загнали пообедать, и когда я разделся, мама увидела, как я взмок… Осознав всю безответственность своего поведения, я вернулся из ванной и стал подлизываться, нахваливая борщ со сметаной, который и правда был очень вкусный, попутно допытываясь, куда делись папа с мелким. Тут открылась дверь, и ворвался радостный брат, а следом, весь в снегу, такой же радостный папа с санками в руках. С моими санками! Я, конечно, вскочил и бросился к ним.
– Стой, – сказал папа, став серьёзным. – Свой подарок ты уже получил, а это Мише.
Но разве это повод расстраиваться?
– А для тебя у меня ещё кое-что есть. – И он вытащил из пакета – что бы вы думали? – DVD c «Последним изгнанником», о котором я так мечтал. – Надеюсь, теперь пара дней тишины нам обеспечена?
– Будем сидеть, как мышки, грызть сухарики и смотреть, смотреть.
Подхватив смеющегося и брыкающегося брата, я бросился вверх по лестнице. На полпути остановился, отпустил Мишку, вернулся назад. Стал по стойке смирно перед отцом, поклонился и пожал ему руку: «Спасибо, папа!» Подошёл к сидевшей на табурете маме, встал на одно колено, поцеловал ей ручку: «Спасибо, мама!» И, не дожидаясь реакции, убежал наверх, только и услышал: «Вот дурачок». Зато счастливый!
Комментарий к 23 – 25 декабря
Олег – https://pp.userapi.com/c840727/v840727001/59749/XyYugPxMYrE.jpg
========== 26 и 27 декабря ==========
Я точно влюбился. 26 декабря 2005 г.
Воспользовавшись тем, что в школу мне не надо, я наконец-то занялся своими шпионскими делами. Оделся потеплее и отправился на остановку. Проторчав на ней около часа – видимо, у девочки сегодня не было первого урока, – я замёрз и отчаялся. И тут увидел её. Она подошла всё с тем же отрешённым выражением на побледневшем от холода лице и с рюкзачком за плечами. Две рядышком расположенные родинки над верхней губой у носа стали особенно заметны. Но не портили, а делали её ещё более особенной. Подъехал автобус, мы сели, и началось…
Весь день я следовал за ней по пятам и вот что выяснил. Она на год старше меня, зовут её Нина, учится в музыкальной школе, играет на скрипке, живёт в двух кварталах от меня, и главное – я с ней познакомился! Вечером, когда ехали в автобусе домой. Мы сидели рядом, на одном сиденье. Старый автобус кряхтел и гудел, а я всё не мог набраться храбрости, но, поняв, что если сейчас не заговорю, то вернусь домой несчастным и буду проклинать свою нерешительность, начал:
– Нина, – я тронул её за руку, она повернула ко мне лицо, – может, ты меня и не помнишь…
– Я помню тебя, – перебила она, – проводишь меня до дома?
Признаюсь честно, вид у меня, наверное, был очень дурацкий.
– Конечно.
– Ты участвовал в городской олимпиаде по физике. Там я тебя и заметила по-настоящему.
– Как это – по-настоящему?
Нина ничего не ответила, а только смотрела на меня, и я, совсем сбитый с толку, не мог понять, о чём она думает.
– Зайдём ко мне, напою тебя чаем, отогреешься, – предложила она.
Мы зашли, она быстро представила меня своим родителям, не обратившим на меня никакого внимания, и затащила в свою комнату. Усадила в кресло и ушла. Я сидел, осматриваясь: скрипка, книги, диски, не очень новый компьютер, но с очень хорошими колонками. Она пришла, поставила чашки и опять ушла. Принесла чайник, налила чаю, села напротив меня на кровать. И, серьёзно посмотрев в глаза, спросила:
– Ну, рассказывай, зачем ты меня преследовал?
Руки у меня дрогнули, и я поставил чашку на столик. В омут, так с головой.
– Ты мне нравишься, я хочу с тобой дружить.
– Окей! Едем дальше, что будем делать?
– В смысле? – Я чувствовал, что ситуация безнадёжно ускользает из рук.
– Дружба подразумевает наполненность какими-то совместными занятиями, делами, что предложишь?
Я чуть не ляпнул: «Выпить», – но вместо этого улыбнулся и сказал:
– Можем на лыжах в лесу покататься.
– Нет! Не хочу на холод. У тебя есть настольные игры?
Я стал перечислять.
– Стой, это же на компьютере, а я про нормальные, чтобы глаза не ломать.
– Шахматы?
– Карты и музыка! Дум или готика?
– И в ту, и в другую играл.
– Слушай, Олег, ты в каком мире вообще живёшь?
– В реальном.
– И не знаешь, что такое дум и готика? Всё, карты откладываются.
Она залезла на кровать, сняла электроскрипку, подключила кабели.
– Слушай и лишайся своей невинности, сейчас будет дум.
И, став на кровати во весь рост, начала играть… Невинности я лишился уже через пару минут, мою душу словно вывернули наизнанку. Да, русский рок – это не самое крутое в мире музыки. Нина развеселилась, улыбалась, глаза блестели. Она явно получала удовольствие от произведённого эффекта, а веселил её, конечно, я.
Провожая меня, она спросила:
– Олег, ты ещё придёшь?
Я в это время натягивал сапоги. Выпрямился.
– Да.
– Когда?
– Завтра вечером, с картами.
Она улыбнулась.
– Я тебе ещё поиграю.
Вот сижу сейчас, вспоминаю и думаю, что я очень-очень глупый. Ведь у меня даже мысли не было, что она первая обратила на меня внимание. А ведь это значит, что она совсем не случайно прижималась ко мне в автобусе. Господи, мне почему-то стыдно от этих мыслей. Неужели я ей тоже нравлюсь?
Проба пера, или старшие и младшие. 27 декабря 2005 г.
Это я сам о себе сочинил.
Ветреный мальчишка сидел на диване перед работающим телевизором и покусывал то один большой палец на ноге, то другой. О, это была страшная, отвратительная привычка, с которой безуспешно боролись его мама и бабушка. Папа не боролся, он его понимал.
Мелкая мелочь скакала вокруг, молола чушь и всячески мешала сосредоточиться на создании его первого прозаического произведения.
– Мишка, Мишка – коротышка!
– Олежка, Олежка…
Ветреный мальчишка засмеялся над не сумевшим ничего придумать братом. За что получил маленьким, но твёрдым кулачком в бок.
– Мама! Он меня бьёт!
– Значит, заслужил.
– Как меня, так заслужил, а как я его, так не дерись!
– Не хочу больше быть Мишкой, хочу быть Тимом, – сказал брат. – Слышишь? Теперь я Тим.
Ветреный мальчишка сидел, потирал бок и размышлял о предвзятом отношении родителей к старшим детям.
– Мишка, – брат сделал страшное лицо, – ой, Тим, давай меняться, хоть тебе и пять лет, теперь ты старший.
– Ветреный мальчишка – глупенький врунишка, – выпалил брат.
Стало очень-очень обидно. Ветреный мальчишка ушёл в свою комнату и заплакал.
Я целовался, мне понравилось, очень. 27 декабря 2005 г.
– Классика – это фигня, она меня не возбуждает. Ради классики никогда бы не занималась. Я её только как тренажёр воспринимаю. Разве можно любить тренажёр?
Я подумал, представляя, можно ли любить козла, через которого мы прыгаем.
– Стопудово нет!
– Вот! Поэтому про классику забудь. Почему на двоих нет ни одной стоящей игры в карты? Ты об этом думал?
– Нет.
– А я думала. Вдвоём наедине только дети могут о картах думать и спокойно играть. А дети играют в простые игры, на другие у них мозгов не хватает. У тебя есть хороший друг для игры в карты, такой, чтобы не раздражал и не мешал общаться?
– Не-а.
– Да-а… проблема… В дурака не вариант, и в другие тоже. Пойду я дверь закрою.
Она подошла к двери и накинула крючок. Вернулась на кровать, внимательно на меня посмотрела.
– Иди сюда, в карты не поиграешь, остаётся только целоваться.
Моё тело явно обрело самостоятельность и оказалось рядом с Ниной.
– Целуюсь впервые в жизни, – предупредил я, стараясь скрыть смущение.
– Серьёзно? Я тоже, садик не в счёт. Будешь смеяться – придушу.
Засмеялась она первой.
– Да, прикольно, давай ещё!
– Давай, – согласился я.
Какое-то время мы целовались. Затем поняли, что нам это надоело, и Нина стала ставить мне свои самые любимые композиции в исполнении разных групп. Я сидел, слушал её комментарии, в большинстве своём непонятные из-за музыкальных терминов, и тёмную, часто пронизанную трагедией, мелодичную музыку. Мне было хорошо, по-настоящему хорошо. Словно мир в душе, а я там, где должен быть на самом деле. Это и есть настоящее счастье?
– Нина, тебе хорошо со мной?
Она посмотрела на меня, хитро прищурилась, но взгляд остался серьёзным.
– Олег, живи настоящим. Ты славный, с тобой легко и приятно, ты не паришься из-за всякой чепухи, мне определённо нравится быть с тобой. Для дружбы ты вполне годишься.
– А для любви?
– Пока не научишься отличать дум от готики, ни о какой любви не может быть и речи!
Затем она подсела поближе и, обняв сзади, склонила голову мне на плечо. Её волосы щекотали мне ухо.
– У тебя горячее сердце. Как бы мне хотелось забраться в него и греться, греться.
– Я не против.
Она нырнула руками ко мне под футболку и прижала ладони к груди.
– Стучит.
– Живое…
Комментарий к 26 и 27 декабря
Нина – https://pp.userapi.com/c830109/v830109658/7e665/2892FfpML1Y.jpg
========== 28 и 29 декабря ==========
Игры со смертью. 28 декабря 2005 г.
Иногда сердце с необъяснимой тоской сжимается в груди. Оно словно предчувствует неизбежное. В последние месяцы смерть очень часто играла со мной. Какими-то своими действиями я разбередил её, словно рану, и теперь она не даёт мне покоя, требует внимания, разрастается, как опухоль. Той ночью мама это почувствовала и сказала отцу. Утром мы поехали к шаману. Он мой прадед и дед отца. Я до жути его боюсь. Отец тоже боится. Не показывает, но я же чувствую. «Олег, ты, главное, молчи и старайся держаться». Но у меня нет столько сил.
Прадед велел мне раздеться, покрутил, ощупал беспощадными твёрдыми пальцами и стал заглядывать в глаза. У него мёртвый взгляд. Наверно, тыкая в меня пальцами, он что-то сделал с моим восприятием, потому что я видел, как из его глаз выползли две змеи и приблизились к моим. Я не выдержал, заплакал и зажмурился. Он схватил мою голову, а змеи заползли мне под веки. Я закричал, он закрыл рукой рот. Я его укусил, почувствовал во рту кровь. А змеи ползли, холодили горло, свивались клубками в груди, леденели под сердцем, двигались вниз, через ноги, а под ногами распахивались миры. Как просторы с высоты птичьего полёта. А потом всё кончилось, наверное, змеи выползли из меня. Кто-то гладил меня по голове. Я открыл глаза и в лучистом от слёз свете увидел прадеда. Разжал челюсти, отпуская его руку. Отец сидел в углу, белый, как мел, и из его широко открытых глаз катились слёзы. Наши взгляды встретились. Похоже, никогда прежде в этой жизни мы не были ближе и не понимали друг друга лучше, чем в тот миг.
– Одевайся. Умойся. Подойди, – это уже отцу. – Ты прав, это оно. Надо выходить на охоту…
Я почувствовал, что земля уходит из-под ног, и сел на пол.
– Увези его, ему больше нельзя здесь быть…
Домой отец заносил меня уже на руках, уложил в постель, поцеловал. И я провалился в сон, мой вечно возвращающийся сон…
Мне снится зимний еловый лес. Я иду по следам на снегу. Проваливаюсь по колено. Мне очень холодно, я в одной пижамной рубашке до колен. Но я знаю, что должен найти того, кому принадлежат следы. Следы всё время меняются, они то птичьи, то звериные, а иногда змеиные. Но в определённый момент, когда я готов потерять сознание от холода, они становятся человеческими. Я из последних сил ускоряю шаг и вижу высокий вырезанный изо льда трон, а на нём, забравшись с ногами, сидит девочка лет семи. Она поднимает руку и сквозь растопыренные пальцы смотрит на меня.
– Ты мне кажешься, – говорит она. – Почему ты мне кажешься именно в эти дни?
– Мне холодно, пойдём отсюда.
– Куда же мы пойдём?
И я с леденящим ужасом понимаю, что не знаю иного места, кроме этого леса.
– Мы уже дома, зверёныш, иди, я поглажу твою пушистую шёрстку.
Я бегу к ней, запрыгиваю на колени, я не удивляюсь тому, что превратился в зверька. Она гладит меня, а мне становится всё теплее и теплее. Девочка начинает петь, её голос сливается с завываниями ветра. Под её пение я засыпаю и вижу дивные звериные сны.
Проснулся от того, что очень хотелось в туалет. По привычке вскочил и чуть не упал: тело было ватное и не слушалось. Надел рубашку с тапочками и, приплясывая, побежал вниз. У двери в кабинет отца остановился, потому что услышал мамин голос.
– У него сейчас такой возраст. Тело меняется, растёт, ломается психика. Может, это возрастное и пройдёт само?
– Это, конечно, связано с возрастом, но причина в другом. Ему придётся играть и победить. Иначе это будет уже не наш сын.
От последних слов у меня по спине побежали мурашки, но так как терпеть я больше не мог, то накинул куртку и выскочил во двор. Как обычно, до туалета я не добежал и полил давно срезанные замёрзшие розы. Околевая, бросился назад в дом.
– Привет, Олежка, ты проснулся? Кушать хочешь?
Кушать я хотел. Мама нервничала.
– Когда будем ёлку ставить?
– Давай завтра. – В её голосе не было уверенности.
– Почему?
– С тобой папа хочет поговорить.
– Ясно. – Но на самом деле мне многое было неясно.
Я поднялся к себе. Отец сидел на кровати и листал мой фотоальбом. Я подошёл и, сев рядом, прижался к нему. Он обнял меня за плечи.
– Помнишь, осенью мы ходили в лес, и я показывал тебе одно место…
– Где птицы сверкают душами стрел. Где сонное эхо вьёт гнёзда. Где солнце садится два раза в день. Где ночь наступает в сердце. Где мир распадается миллионами брызг. Где в каплях таится вечность. Последний родник чистой любви и вечный родник чистой смерти.
– Да.
– Мы вновь пойдём туда?
– Ты пойдёшь, сегодня ночью.
– Зачем?
– Чтобы встретить его.
Я ничего не понимал, но не переспрашивал. Теперь всё будет так, как необходимо.
– Я отвезу тебя и буду ждать твоего возвращения. Надеюсь, что ночь будет светлой.
Место крови. 29 декабря 2005 г.
Ночь была ветреная, по небу летели небольшие облака, иногда закрывая месяц, но было всё равно светло. Я шёл по лесу. Было очень тяжело: глубокий снег. Место легко найти, если знаешь, где оно находится. Я знал, надо было идти всё время в гору. Показалась вершина, а на ней большой чёрный камень. В его очертаниях было что-то рукотворное, но что именно, я понять не мог. Забравшись, я сел, привалившись к нему спиной, чтобы спрятаться от холодного пронизывающего ветра, здесь, на вершине, ещё более сурового. Было холодно и жарко одновременно. Наконец дыхание и сердцебиение вернулись в норму. Тогда я снял перчатки, залез под куртку и достал из ножен на поясе небольшой охотничий нож. И, заранее морщась от боли, провёл по ладони. Руки у меня замёрзли, и боль была не такой сильной, как я предполагал, но достаточной, чтобы из глаз побежали слёзы. Я сложил ладонь лодочкой и стал ждать, пока она наполнится кровью. Она наполнялась, но очень медленно. Когда её стало достаточно, я поднёс ладонь к губам и втянул кровь в рот. Она уже остыла, была вязкой и противной. Я перемешал её со слюной, как сказал отец, и, найдя на боку у камня выступ с углублением, выплюнул её туда. Меня чуть не стошнило. Я прижал руки к животу и еле сдержался. Вытер о снег порезанную руку, прополоскал рот и умылся. Затем натянул перчатки и, привалившись к камню, стал ждать.
Похоже, я задремал. Проснулся от того, что кто-то тянул меня за порезанную руку. Я подумал, что это отец за мной пришел. Открыл глаза и, отшатнувшись, больно ударился головой о камень. Это был не отец. Больше всего оно походило на тень или сгусток темноты. В его очертаниях проскальзывало то человеческое, то звериное, чуждое, но подходящее этому месту.
– Я Вер-р-рх, – простонало оно. – Ты человек крови. Смотри на меня. Смотри в меня.
Я посмотрел и начал падать. Меня всё-таки стошнило. Чем-то непонятным, чёрным, расползающимся, словно оно было живым. Очень болел затылок, которым я ударился. «Лишь бы только выбраться живым». Других мыслей не было.
– Смотри, верующий в духов.
Я смотрел. Он словно превратился в окно, через которое я увидел бегущего по лесу оленя.
– Тебе за ним, твоя охота началась!
Я прыгнул, тень последовала за мной. Я нёсся, как ветер, быстрее ветра, слегка касаясь снега, будто сам стал бесплотным духом. Одежда куда-то исчезла, но я не ощущал холода. Увидев один раз, я теперь чуял оленя на любом расстоянии. Он был обречён.
Вер-р-рх держал его за шею, нож вспарывал тёплое брюхо, парящие внутренности вывалились в снег, дальше, дальше, к бешено бьющемуся, скользкому и горячему. Я сходил с ума от понимания, что меня возбуждает этот запах. А потом, с ней, сидящей на ледяном троне, с двух сторон, глаза в глаза, улыбаясь, мы впились зубами в истекающее кровью сердце…
Очнулся в машине по дороге домой. Я лежал на заднем сиденье, закутанный в спальник. Мыслей не было, чувств тоже не было, ничего не было, звенящая пустота внутри и снаружи. Доехали молча. Я вылез из машины и понял, что до сих пор не чувствую холода. Вошли в дом. Мама вышла из зала и, увидев меня, застыла на месте. Я посмотрел на себя в зеркало. Я был в крови с головы до ног. В руке, неспособной разжать пальцы, был зажат нож. Не говоря ни слова, я прошёл в ванную.
Отец принёс одежду и помог отмыться. Потом мы поехали к прадеду.
Я сидел, скрестив ноги, перед шаманом. Склонив голову набок, он гладил свой бубен и с кем-то разговаривал. Я их не видел, но явственно ощущал присутствие. Затем он посмотрел на меня.
– Что ты с ней сделал?
Я понял, что он спрашивает о девочке на ледяном троне.
– Я накормил её сердцем оленя.
– А ты знаешь, что, вкусив дух твоего существа, она никогда не забудет к тебе дорогу?
– Знаю, она видит моё сердце.
Он опустил глаза.
– Разденься.
Я разделся, он вновь ощупал всего меня.
– Да, слабых мест почти не осталось, хорошо, хорошо. Одевайся. – Наклонился за одеждой. – Постой! Встань на четвереньки. – Я встал. – Повиляй задом. Да-а… хороший пушистый хвост тебе бы пошёл. – Я сел и улыбнулся. В глазах прадеда тоже появились веселые искорки. – Серьёзность убивает свободу полёта, мой маленький ветер.
Я оделся и снова сел напротив шамана.
– Я знаю, ты ждёшь объяснений. Я расскажу. Некоторые называют её Жестокостью. Она охотится на людей, на их духов, что живут в сердце, и, убив, может занять их место. Духи людей имеют животное происхождение. Но мы знаем и других духов, например, ветра. Мы приглашаем их в сердца. В них они крепнут и начинают пускать корни в тело. В определённый момент животному духу и стихийному становится тесно в одном сердце. Тогда мы идём на охоту и добровольно убиваем животного духа человеческого существа. Тогда она больше не охотится на нас, и мы становимся свободны в мире духов.
– Но я не приглашал никакого духа ветра.
– За тебя это сделал отец. Это можно сделать, только пока человек не родился. После рождения только сам человек может сделать такой выбор, но так бывает очень редко, животный дух берёт его сознание в свои руки и не позволяет убить себя. Только при сильном внешнем влиянии человек может решиться изменить своё существо. Всё, иди домой, тебя ждут.
Меня действительно ждали, особенно брат, чтобы наряжать ёлку, но вначале я хотел поговорить с отцом.
– Ты кто? – спросил я у него.
– Я земля.
– А почему я ветер?
– Тебе самому предстоит это узнать, духа не выбирают, он приходит сам.
Я смотрел ему в глаза. Чувства оттаивали, становились глубже, сильнее, от них хотелось плакать, на глаза стали наворачиваться слёзы.
– Я люблю тебя, – сказал я. Он улыбнулся.
Тут ворвался сгорающий от нетерпения Мишка, и мы побежали наряжать ёлку.
Комментарий к 28 и 29 декабря
Камень силы – https://pp.userapi.com/c841326/v841326445/7898b/eC97oZpECVA.jpg
========== Новый год ==========
Хорошие новости и преступные действия. 30 декабря 2005 г.
Утром мне дали тысячу рублей и список того, что надо купить. Я сразу задал самый важный вопрос на свете.
– А сдачу?
– Если она будет, в чём я сильно сомневаюсь, можешь оставить себе.
Да, к Новому году мамы добреют, а дети наглеют. Куда я пошёл на рынке в первую очередь? Конечно, в магазин с дисками! Зачем же рисковать, сдачу надо тратить сразу. Меня почти мучила совесть, но почти не считается. Выбор был очень тяжёлый, но на этот раз я справился, потому что времени было очень мало. Купил сборник фильмов Хаяо Миядзаки. Из всех я видел только «Унесённых призраками». Предвкушаю удовольствие от просмотра всех остальных. Можно считать, что каникулы удались!
Затаскивая на кухню два пакета – в одном пять килограмм апельсинов, а в другом столько же мандаринов, – я думал, что больше мне ничего не надо.
В общем, полдня затаривался продуктами, а мама в это время готовила, например, мои любимые, вкуснейшие отбивные со специями! Я заходил на кухню, и от запаха жарившихся отбивных у меня текли слюнки. Чтобы не съесть все и сразу, приходилось убегать на улицу. Каждый раз, когда я появлялся на кухне, мама стояла с очень грозным видом и следила, чтобы я ничего не стащил, но я всё-таки не выдержал и выпросил у неё пару отбивных, чтобы подкрепиться, а то ж весь день работаю, а работников кормить надо, чтоб они с голоду не померли.
Съев отбивные, я стал думать, куда бы спрятать диск. Вытащил его и положил в пустую коробку от болванки. А коробку из-под DVD выбросил потом в мусорный контейнер на соседней улице. Главное, чтобы меня не спалили, а то мне точно попадёт: денег-то на все продукты не хватило, и пришлось брать у мамы ещё. Чувствую себя преступником, но зато какой диск!
На случай, если совесть меня всё-таки замучит, готов во всём признаться, но только после того, как всё пересмотрю.
Признался я вечером. Не могу смотреть аниме тайком. Никакого удовольствия, всё время сидишь и дёргаешься от каждого шороха, вдруг кто-то зайдёт.
– Эх, Олег, Олег, – вздохнула мама, когда я всё выложил.
– Мне бы твои проблемы с совестью, – безразлично уронил отец.
Вот так и начинаешь чувствовать себя дураком. Я развернулся, чтобы уйти.
– Олег, не делай так больше, лучше попроси по-хорошему, – сказала мама.
Хоть внутри из-за равнодушия отца и вскипело, я ничего не стал говорить, потому что к глазам уже подступили слёзы. Убежал и закрылся у себя в комнате. Ну, чего обижаться, разве взрослым до моих глупых мучений и признаний? Маленький дурачок, облегчил, называется, душу. Вот сейчас позову братика, и будем смотреть «Навсикаю из Долины Ветров». Со спокойной душой!
Завтра последний день года! С наступающим!
Мечты сбываются 1 января 2006 г.
С чего всё началось тридцать первого декабря? С того, что родители с виноватыми лицами стали уговаривать меня поехать с братиком к бабушке и побыть на Новый год у неё. Я, конечно, заупрямился и наотрез отказался. После долгих уговоров мама не выдержала и сказала:
– Оставайся тогда дома один.
– Я на Новый год пойду в центр с друзьями из школы.
Мама с сомнением на меня посмотрела. Наверное, «с друзьями из школы» прозвучало слишком неправдоподобно, так как в школе друзей у меня не было, и она это прекрасно знала, но что делать?
– Будешь каждый час звонить и отчитываться, что ты жив и здоров.
– Обязательно!
– Смотри мне!
– Мам, всё будет хорошо, идите в гости и ни о чём не волнуйтесь.
– Я думаю, что к обеду первого мы вернёмся.
Весь день мы провели вместе, отмечая приближение Нового года. Потом отец отвёз брата к бабушке. Мама в это время собиралась, она собиралась и после того, как он вернулся и даже устал её ждать, но в результате они всё-таки ушли. Всё это время я был тихим и послушным, а после их ухода начал прыгать и скакать.
Как и обещал, я навёл порядок в доме, помыл посуду и всё такое. В девять часов я был готов к выходу. А через полчаса уже стучал в дверь Нины.
– Привет! С Новым годом!
– Привет! Ты чего так долго? Весь день тебя жду!
– А-а, – махнул я рукой, – потом расскажу.
Я подождал, пока она оденется, и мы пошли в центр. До центра был час ходьбы, мы не спешили. Стояла чудесная погода. Несильный мороз, тихо, а в воздухе плавают маленькие снежинки. В центре на площади установили большой экран, по которому показывали Первый канал. Море народу. Всё время то там, то тут взрывались петарды. Народ вовсю веселился. У ёлки задорно заплетающимся языком вещал Дед Мороз, рядом с которым, держась за его посох, пританцовывала Снегурочка. Людей веселили в большей степени их телодвижения, а не речи.
Мы пошли гулять в ледовую крепость. По ней бегали смеющиеся дети. Нина тоже побежала, а я стал её догонять. Потом мы катались с горок. Было очень весело, куча-мала: руки, ноги, всё вперемешку. А когда стал говорить президент, началась третья мировая, весь мир взлетел на воздух, и слов разобрать было невозможно. Мы стояли, задрав головы, и смотрели на салют во всём городе. Когда забили куранты, мы обнялись, и она меня поцеловала.
– Держи, – сказал я, доставая из кармана мандарин.
– Пополам!
Пока я сосредоточенно его чистил, она обхватила мою шею и что-то на неё надела. Я посмотрел вниз. Это было красное сердечко, внутри которого плавали блестящие искорки.
– Девчачье, конечно, но носить тебе его не надо. Походишь сегодня, а потом снимешь.
– Спасибо. А у меня кроме мандарина ничего нет.
– Тихо. – Она приложила палец к моим губам. – То, что мне надо, я возьму сама.
Я растерянно улыбнулся.
– Побежали, надо сделать три круга вокруг ёлки и, пока бежишь, загадать желание, главное – не останавливаться.
Сделать это было не так-то просто из-за народа и постоянных взрывов под ногами, но у нас получилось.
Съев мандарин, мы досмотрели салют и, не сговариваясь, стали выбираться из толпы.
Возвращаясь, мы заболтались и не заметили, как оказались у моего дома. Зашли, разделись. Я позвонил маме, поздравил с наступившим Новым годом и сказал, что уже дома и скоро буду спать, поэтому больше звонить не стану. Мы и правда немного посмотрели телек, но не найдя ничего интересного, пошли ко мне. Сидели, болтали, ели всякие вкусности.
– Всё, спать, – сказала Нина.
Я же последние минуты только и думал, как это будет, и нет смысла описывать моё состояние, всё и так понятно. Нина разделась и первая нырнула под одеяло, я выключил свет и прыгнул следом. Мы тихо лежали, обняв друг друга. Я впервые ощущал тело девочки всем своим телом. Это было очень новое и необычное ощущение. В доме стояла звенящая тишина.
– Я люблю тебя, Олежек, – прошептала она, и моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
«Главное, не расплакаться от счастья», – подумал я, а счастье захлёстывало всего меня, в горле стоял ком. Ничего не говоря, я прижался к ней ещё сильнее. Мы так и уснули, сами этого не заметив, словно растворились в окутавшем нас тепле.
Открыв утром глаза, я увидел Нину, сидящую в наушниках перед компьютером и смотрящую аниме, которого я ещё не видел. Она зажимала рукой рот, еле сдерживая смех, а на экране маленькая девочка заглядывала в огромную пасть какого-то большого и пушистого существа, забравшись к тому на живот. Рот у девочки был ничуть не меньше, чем у этого диковинного создания.
Я выполз из-под одеяла и стал натягивать штаны с футболкой. Нина краем глаза увидела движение и повернулась.
– С добрым первым утром!
Я что-то пробубнил в ответ из-под надеваемой на голову футболки.
– Прикольный мультик. Давай вместе посмотрим.
– Давай! Только я сейчас сбегаю куда надо.
На обратном пути я зашёл в ванную, умылся и почистил зубы. Волосы (они у меня тонкие и светло-русые), как обычно после сна, торчали во все стороны, сделать что-то с ними я даже не стал пытаться. Затем на кухню за едой и назад наверх.
– Это «Мой сосед Тоторо».
– Я его ещё не успел посмотреть.
Убрав постель, мы уселись на кровать и, поглощая фрукты с конфетами, стали смотреть фильм. Он был действительно смешным, сердечным и очень нам понравился.
– У тебя ведь есть ещё что-то подобное?
– Конечно! – И я включил «Унесённых призраками».
– Никогда не видела таких мультфильмов, это аниме, да?
– Да, – ответил я, хоть слово «мультфильм» меня как истинного анимешника покоробило.
– Ну что же, тебе предстоит представить меня своей семье, потому что на каникулах я буду жить у вас. Во всяком случае, пока не пересмотрю всё аниме, что у тебя есть.
Был ли я счастлив? Да, я был безумно счастлив! И благодарил создателей фильмов за то, что они их сделали такими. Скоро придут родители, то-то они удивятся!
Нина смотрела «Унесённых призраками», а я, вернувшись из папиного кабинета и Интернета, свернулся рядом с ней в клубочек и опять уснул. Приход родителей и её знакомство с ними я проспал, о чём ни капельки не жалею. А то стоял бы, краснея с головы до ног. Нина сказала, что всё прошло нормально, только папа как-то странно на неё посмотрел. Сейчас родители отсыпаются у себя в спальне. Короче, пошёл я чай пить. Мне друзья родителей здоровенный кусок торта передали.
Давай попробуем?
Сидим и мирно пьём чай. Нина, смотря в чашку, спрашивает:
– Ветреный мальчишка, а давай попробуем?
По её тону я как-то сразу понимаю, о чём она, но мне нужна пара секунд.
– А почему ты меня так назвала?
– Тебя так отец назвал, когда я открыла им дверь, он так и спросил: а где наш ветреный мальчишка? А потом ещё Windboy в дневнике.
– Я за, но я ничего не умею.
Она тоже понимает, о чём я.
– Это неважно.
– Сейчас?
– Сейчас, пока родители спят.
Внутри у меня что-то дрожит, я очень сильно волнуюсь. В сердце воет ветер, что-то он разошёлся.
– Закрой всё-таки дверь.
Я повернул защёлку.
– Раздеваемся?
Я разделся и быстро залез под одеяло. Я всё ещё немного стеснялся. Она тоже стала раздеваться. Я смотрел и не мог оторвать глаз, чувствовал, что начинаю желать. Она забралась ко мне, мы обнимались и гладили друг друга. Она исцеловала меня всего. Я и не знал, что так приятно, когда кто-то другой трогает тебя там. С тем, когда сам, и сравнивать нечего.
