Текст книги "Отпустите меня домой (СИ)"

Автор книги: Vladarg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Вот, наконец, и этот дом. Дверь открылась, покоряясь жесту Темного Лорда. Немедленно зафиксировав обоих магглов, которые выскочили ему навстречу, Волдеморт достал палочку, чтобы погрузиться в пучины памяти первого из магглов – Вернона. Установки Дамблдора удалились легко, память восстановилась, но… Волдеморт увидел, что на самом деле думал и делал этот маггл. Если бы девочка во всем не прогнулась, не ластилась, не стремилась угодить… Темный Лорд был разочарован. Семья не было заслугой магглов, а только маленькой девочки, которая строила эту самую семью. За ребенка было обидно, потому что эти люди не приняли ее полностью, всегда помня, что она чужая. С ребенком просто играли. Так это воспринимал Волдеморт. Когда-то никому не нужный сирота. А нужен ли он сейчас кому-нибудь?

С магглой пошло проще. Если маггл любил девочку, то тут ситуация выглядела для Лорда еще тяжелее. Что будет, когда девочка поймет? А она поймет, можно не сомневаться, он же понял… Память он этим магглам восстановил, установки убрал… Но, Мерлин, как же тяжело сознавать, что если бы не труд малышки, никто бы ее не любил просто за то, что она есть. Увидев в голове Петуньи расчеты на то, как повыгоднее выдать девочку… Маленькую еще девочку… Замуж… Сирота Том Риддл воспринял это как предательство. Он так хотел увидеть семью, в которой любят не в расчете на наследство или выгодное супружество, а просто потому, что ты есть. Это открытие больно ударило Темного Волшебника.

Он аппарировал прочь прямо из дома, разочарованный, поникший, осознавая ущербность мира и людей. Как же это, на самом деле больно…

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор совершил нечто более страшное, чем просто изменил память магглов. Он убил их любовь к ребенку. Искреннюю любовь взрослого к своему чаду. Да, Вернон теперь знал, что Рие не уродина, не тварь, а доченька, но относился ли он к ней по-прежнему?

Петунья знала и помнила, что Рие доченька, но… Первым это «но» почувствовал Дадли.

Дурсли были хорошими людьми, но они были из тех, кто делил детей на своих и чужих. Это и стало трагедией Рие, потому что она родителей не делила…

***

– М-м-министр… Там… Там… – секретарь заикался, и дрожал.

– Что там? – раздраженно спросил Корнелиус Фадж.

– Я там… То есть уже тут, – в кабинет вошел тот, чьим именем пугали детей, министр задрожал. – Фадж, это как называется? Больше десяти лет я ездил по миру: занимался исследованиями, а в родной Англии про меня уже небылиц напридумывали? Я, конечно, польщен, но почему меня в известность не поставили, что я кого-то убил, хотя бы?

– А… Я… Дамблдор…

– Ну давайте спросим Дамблдора, почему он очерняет светлое имя лорда Гонта.

– Л-лорда?

– Да, конечно, так где там ваш Дамблдор?

– Он… Его… МКМ…

– А более внятно вы говорить можете? Кстати, а куда вы задевали мою крестницу – мисс Поттер?

– Крестницу?!

– Эй, кто-нибудь, целителя пока еще Министру.

– Мой Лорд, это было великолепно.

– Да, Руквуд, я знаю, заберите тушку Министра в Мунго, его Лонгботтомы заждались. Занимайтесь делом, а я пока тут посижу.

Захват Министерства произошел буднично и как-то сам собой. Амелия Боунс была поставлена перед фактом и сопротивляться сочла бессмысленным. Трупов не было, Гонт выглядел адекватным, сразу же направил комиссию в Хогвартс, никаких дискриминирующих законов не принимал, а сразу же попросил аудиенцию у маггловского министра.

Кроме Амелии, в Министерстве новой власти сопротивляться было некому. Маги слишком привыкли отсиживаться по углам, чтобы начать действовать. Волдеморт смотрел на эту аморфную массу и испытывал единственное чувство – брезгливость. Теперь он очень хорошо понимал, почему магглокровка может хотеть отказаться от этого мира. Впрочем, все в его руках, и он это исправит.

***

Дадли плакал. От его родителей не чувствовалось прежней теплоты по отношению к Рие. Они теперь нормально относились к девочке, но… Но больше не любили и Дадли понимал, что его маленькой, бесконечно любимой сестренке в этом доме будет плохо. Мальчик сидел в кабинете мистера Грейнджера сгорбившись и плакал, рассказывая ему.

– Понимаешь, Дадли, у всех людей бывают задние мысли, но обычно любовь к ребенку важнее, сильнее, но психика человека – штука сложная. Твой отец вполне хорошо относится к Гарриет, он будет ее гладить, обнимать, но вот любит ли он ее – это очень сложный вопрос. И если Рие это почувствует – быть беде.

– Я понимаю, доктор Грейнджер и чувствую, что ей там будет плохо, но она же любимая сестричка… Как же так?

– Мы сделаем вот что, скоро ее выпишут и я заберу девочку к нам, тем более что и Гермиона…

– Я знаю, сэр.

– Когда девочка отойдет и достаточно окрепнет, попробуем дать ей встретиться с твоими родителями. Может быть, к тому времени все станет хорошо снова?

– Я не верю, сэр. Они холодные стали, даже в больницу не приехали ни разу.

– Может быть, чувствуют себя виноватыми?

– Не знаю, сэр…

– Думаю, лишь время ответит на твои вопросы, парень. Тебе когда в школу?

– Через три часа поезд, я на такси поеду, мне подумать надо.

– Хорошо, денег хватит?

– Папа дал, спасибо, сэр.

Мальчик уехал, а доктор Грейнджер все сидел и думал. Любили ли Дурсли девочку раньше? Винят ли они себя или, все-таки ее, в том, что произошло? Почему не приехали в больницу?

Детский врач не понимал понятия «чужой ребенок». Ребенок не может быть чужим. Ребенок – это ребенок. Он сам болел душой за каждого, кто лежал в отделении, за каждого, кто плакал ночами, кто звал маму… Как девочка это все переживет, не сломается ли?

***

Гарриет вспоминала последние слова папы. «Рие, доченька». Девочка все думала, что же ей показалось странным в этих словах и вдруг поняла. Папа ее узнал, но интонации были другими, в них не было тепла. Впрочем, надо отпустить прошлое, а то доктор ругаться будет. За это время девочка уже привыкла к доктору, к Гермионе… Может быть, если напроситься к ним пожить, не прогонят?

Сегодня ее возили на какие-то исследования, но вставать не разрешали, а доктор Грейнджер пообещал много болючих уколов, если Рие нагрузит сердце. Попу было жалко, поэтому Рие обещала быть послушной.

– Рие… – Гермиона не знала, как сказать девочке то, что ей сказал папа.

– Да, Миона, – улыбнулась девочка.

– Понимаешь… – Гермиона помедлила, собираясь с мыслями. – Тебе пока нельзя ходить, нужно будет несколько месяцев… Только не плачь! Нужно будет на кресле побыть, пока сердце не придет в порядок.

– Я знаю, Миона, – улыбнулась Рие. – Я еще на исследовании все поняла, поэтому не буду плакать. Только ты меня обними, пожалуйста, хорошо?

– А еще я тебя заберу домой, – прошептала Гермиона, обнимая сестричку.

– А твои родители не будут против?

– Наши родители, – Гермиона выделила слово «наши». – Не будут. Они очень даже за. Если ты не против.

Рие заплакала. Судьба давала ей еще один шанс все-таки быть счастливой. Гермиона принялась утешать девочку.

Перед глазами Рие иногда вставали Петунья и Вернон. В тот, последний раз. Она думала о них и не знала, сможет ли теперь довериться этим людям даже, если их расколдуют. После их слов, после… После всего… Сможет ли она? Хватит ли у нее сил? Хорошо, что не надо к ним пока возвращаться, потому что девочка Дурслей просто боится.

========== Часть 14 ==========

– Вернон, почему ты не хочешь ехать в больницу к… Рие? – осторожно спросила Петунья мужа.

– Потому что это все из-за нее! Не будь этих ее ненормальных, ничего бы и не было! – закричал Вернон. – А теперь от меня Дадли шарахается, видите ли сестру его чуть не убил, а она ему и не сестра вовсе!

– Вернон, но это же неправильно, ее саму шантажировали нами, Вернон! Нами! – закричала в ответ Петунья.

– Была бы нормальной, не шантажировали бы! Все из-за нее, а теперь она калекой останется, ты ее выхаживать будешь? – злоба просто вырывалась из мужчины, и Петунья попятилась.

– Да как ты можешь… – прошептала она. – Как ты так можешь говорить… Это не ты, Вернон… Не ты…

Петунья заплакала и заперлась в спальне. Девочка, конечно, не была родной им, но она была такой ласковой, на такую жертву пошла, а он… Дадли тоже плакала вчера, потому что родители не любят сестричку. Ну если… Если Рие заболеет, значит судьба у нее такая. В конце концов, существуют специальные приюты для инвалидов, типа хосписов, о девочке там точно позаботятся. Но Вернон… Наверное, пришла пора задуматься, а с правильным ли мужчиной она живет?

Всхлипнув в последний раз, Петунья решила подать на развод. А Дадли? Дадли поймет.

Встретившись через несколько дней с доктором Грейнджер, Петунья высказала ему свои сомнения и планы, не заметив, как он поморщился при упоминании приюта. Доктор тяжело вздохнул и заговорил.

– Девочка пережила острый инфаркт миокарда и оперативное вмешательство. Ей предстоит длительный период реабилитации, который может продолжаться до двух лет. Сейчас она еще ходить не способна и сколько времени Гарриет проведет в кресле, я вам сказать не могу. Если вы не готовы к уходу за ней, можете подписать отказ от опекунства, и мы позаботимся о девочке.

– Да, вы знаете, это самый лучший выход, – обрадовалась Петунья, думая о том, что деньги ей еще пригодятся на развод. – Где подписать?

Готовность Петуньи болью отозвалась в сердце доктора Грейнджер, помнившего еще, что рассказывала Гермиона о девочке. Есть люди, которые готовы отказаться даже от своего родного ребенка, поместив его в специальное общежитие для инвалидов. Таких людей достаточно в Европе. На взгляд доктора Грейнджер, таких людей слишком много в старушке Европе. Людей, которые считают, что больной ребенок будет мешать им жить.

Через два дня все бумаги были подписаны, поэтому бумагу об опекунстве над больным ребенком, от которого по причине болезни отказались прежние опекуны, в соответствующей службе подписали со свистом. Слишком много было отказов опекунов в связи с болезнью, слишком мало людей хотели взять больного ребенка и заботиться о нем.

***

Удобно устроившаяся на руках доктора Грейнджера, Рие улыбалась в ответ на теплую улыбку доктора. Она понимала, что ее жизнь в очередной раз меняется, у нее есть сестренка, Рие примут в ее доме, будут ли любить? Девочка этого не знала, но… У нее же есть сестренка! Самая лучшая на свете, а теперь доктор ее носит на руках, помогая привыкнуть к креслу… И вообще. И он теплый, добрый, ласковый, Рие очень хорошо чувствовала это.

– Ты теперь будешь моим папой? – смущаясь спросила доктора Рие.

– Только если ты сама захочешь, – улыбнулся папа Гермионы.

– А если захочу, будешь? – увидев кивок, улыбнулась. – Тогда я хочу! А ты меня не бросишь?

– Никогда, малышка, – с нежностью прижал ее к себе новый папа.

Гермиона была счастлива оттого, что папа согласился не просто взять Рие, но и… И быть. Быть папой. Ведь папа самый лучший, самый добрый, самый надежный. Потому что это папа. А потом пришла мама, прямо в больницу. Она, конечно, уже все знала про Рие и даже то, что Гермиона сама не знала, поэтому Гермиона боялась…

– Мама, пожалуйста, не обижай Рие! Она хорошая, ласковая, пожалуйста, мама, – расплакалась Гермиона, когда увидела маму в коридоре.

– Доченька, ну что ты такое говоришь, как же я обижу твою сестру, – ответила мама. – Я никогда не обижу свою дочь.

– Мама…

– Да, милая, Рие будет твоей настоящей сестренкой, а не названой, ты рада?

– Мамочка, – чуть не задушила миссис Грейнджер Гермиона.

И мама зашла в палату, улыбаясь девочке, которая полусидела в кровати. От первых же слов миссис Грейнджер Рие заплакала. Просто не смогла удержать в себе эмоции.

– Здравствуй, доченька, – сказала миссис Грейнджер. – Ну как ты тут?

Потом Рие сидела на коленях мамы и просто обнимала ее. К тому, что ее сходу примут, назовут дочкой, Рие оказалась не готова. Она просто была не готова к этим словам, к тому, что ее просто будет любить. Сразу, с порога. Раз – и любят.

А когда в больницу пришла добрая тетенька и спросила, не возражает ли Рие против того, чтобы мистер и миссис Грейнджер ее удочерили, то девочка задохнулась даже на мгновение, но потом ответила:

– Конечно, я не возражаю, чтобы мама и папа меня удочерили.

А добрая тетенька почему-то почти заплакала и пожелала Рие много счастья в такой замечательной семье. Добрая тетенька редко видела такое отношение к больным детям и даже то, что новая сестра девочки ухаживает за той прямо в палате… Такого не было никогда. Будь счастлива, Гарриет.

***

Сегодня Гарриет Грейнджер выписали домой. Всего пять слов, а сколько всего за каждым из них… Доктор Гре… Папа взял отпуск и мама тоже, чтобы привезти Рие домой и побыть с ней там. Ради нее… Па… Дядя Вернон никогда бы… Пора забыть. Все, забыла.

У нее теперь есть мама и папа, самые лучшие на свете. И Миона… И, говорят, еще младший брат Мионы… Как он примет Рие?

– Миона, а вдруг я Даниэлю не понравлюсь?

– Успокойся сестренка, понравишься ты ему, – поцеловала носик Рие Гермиона.

– А мы далеко живем?

– Не очень, сейчас папа машину подгонит, и мы поедем, хорошо?

– Да… А кресло тогда куда?

– Папа для тебя специальное кресло купил, оно небольшое и ты сама в нем сможешь, если небыстро. Я тебе дома покажу… Ой, как же я тебя люблю, – прижала Рие к себе Гермиона.

– Ты самая-самая любимая сестричка, – ответила Рие.

Вот папа пришел за девочками, которые радостно потянулись ему навстречу. Рие ради озорства скопировала Гермиону, удивляя папу, который подхватил их обеих на руки. «Какой сильный у нас папа», – подумала Рие. Впрочем, дойдя до машины, папа отпустил Гермиону, а Рие очень аккуратно усадил в специальное кресло, пристегнув только за живот.

Гермиона извернулась в ремнях безопасности, обняла Рие и всю дорогу шептала той разные ласковости. Рие тихо хихикала и тоже шептала Гермионе. Через полчаса машина остановилась возле достаточно большого дома, из которого вышел мальчик примерно лет шести. Папа вышел, о чем-то поговорил с мальчиком, потом зашел в дом и вытащил какое-то необычное кресло с большими колесами.

– Смотри, это специальное кресло, – сказал папа, пересаживая Рие. – Ты можешь сама крутить колеса за вот эти обручи, только, пожалуйста, не гоняй, хорошо?

– Да, папочка, а я не упаду?

– А мы тебя этим ремешком пристегнем. Дома Гермиона тебе все покажет, ты теперь везде можешь проехать, как пользоваться туалетом с креслом, тебе покажет сестра.

– Папочка… Ты… Вы это сделали для меня? – поразилась Рие.

– Да, малышка, ведь тебе должно быть удобно. Это твой дом, доченька.

Добро пожаловать домой, Рие!

========== Часть 15 ==========

– Заживление прошло хорошо, но полностью избежать постинфарктных нарушений не удалось. Прошу внимание, коллеги, на снимок… – доктор Грейнджер участвовал в консилиуме не только как реаниматолог, но и как папа пациентки.

Прошло два месяца с момента инфаркта, поэтому врачи собрались, чтобы выяснить, в каком ключе проводить реабилитацию. Девочка же чувствовала себя хорошо, ни на что не жаловалась и была вполне довольна жизнью. Если бы ее сердечко еще…

– …Вкрапление в миокард соеденительнотканных участков… Нарушение ритма… – эти слова долетали до сознания доктора и папы будто по отдельности.

Дочке предстоял долгий путь. Почему-то у ее сердечка не было сил полноценно качать кровь, и девочка была вынуждена снижать нагрузку максимально. К этому добавилась еще одна проблема, которая чуть не убила ребенка второй раз. Как же они тогда запаниковали все, даже он, который видел и не такое…

– …Данные изотопного исследования миокарда… – да, это точно, кардиосклероз – не шутки, не игра, доченьку жалко, но ничего не поделаешь.

Они справятся, обязательно. Длительная эмоциональная перегрузка, видимо, что-то сломала в организме Рие… И в голове тоже, потому что обнаружить причины того, что случилось месяц назад, не удалось, и это было самым печальным, современная медицина оказалось бессильной. С ритмом тоже не слишком понятно, ну да время есть… Они обязательно справятся, ведь они семья.

***

Девочки упросили родителей поставить вторую кровать в комнате Гермионы, а не выделять отдельную комнату Рие. Девочки спали так, чтобы можно было коснуться друг друга руками, ну и у Рие все еще был монитор, который специально для нее принес папа. Папа был таким… таким… Просто волшебным.

Первой, по обыкновению просыпалась Гермиона. Она подкатывалась к бортику кровати и принималась гладить Рие по лицу, мягкими, нежными движениями, пока девочка не открывала свои полные сонного тумана глаза. Гермионе очень нравилось наблюдать, как Рие просыпается, как в глазах загорается радость, как они начинают сиять.

– Привет, Рие, – прошептала Гермиона.

– Привет, сестричка, – тоже шепотом ответила Рие.

– Как ты? – спросила Гермиона.

– Я как ты, – показала розовый язычок девочка.

«Я как ты». В Рие проснулась шаловливая добрая девочка, которая радовала всех в доме. Иногда она казалась младше Даниэля, а иногда – старше всех, вместе взятых. Рие старалась подражать сестре даже в мелочах, поначалу Гермиону это пугало, но потом папа объяснил…

Пора было вставать. Рие солнечно улыбнулась, откинула одеяло уверенным жестом и вдруг замерла. Гермиону накрыло ощущение беды, поэтому девочка перекатилась к Рие, обнимая и шепча ей про то, что она самая лучшая и любимая сестричка. А Рие как-то длинно всхлипнула, прижалась к Гермионе, и прошептала:

– Миона… Я ножек не чувствую… {?}[Детский мозг – штука сложная, потому бывает и так. От длительного тяжелого стресса могут отказать и двигательные способности, и внутренние органы.]

– Ты, главное, не плачь, хорошо? Сейчас папу позовем, он что-нибудь обязательно придумает, да?

– Да… Я ножек… Я теперь… Я… – заревела Рие и Гермиона нажала кнопку звонка, которую установил папа, чтобы Рие могла его позвать, если что-то случится.

Гермиона обнимала и укачивала сестренку, прося не плакать, когда в комнату влетел папа. Увидев, что происходит, он кинулся к девочке:

– Что случилось, малышка? Где болит?

– Папа, Рие ножек не чувствует, – сказала Гермиона, укачивая девочку.

– Ох… Иди-ка сюда, – папа поднял Рие на руки, прижал к себе и начал тихо говорить: – Ножки мы починим, плакать не надо, все будет хорошо, мы со всем справимся, потому что мы семья, да? Вот не надо плакать, маленькая.

– Папочка… А… Вы… Вы меня… Вы не бросите… Ну… Я… – запинаясь, с паникой в голосе сказала Рие.

«Вот чего ты боишься, малышка», – подумал доктор Грейджер, не слишком сильно шлепнув девочку ладонью, заставив ойкнуть, отвлекаясь от дурных мыслей, – «ты боишься, что все такие, как Петунья. Все ты о них знаешь…»

– Мы семья, доченька, от ребенка не отказываются потому, что он заболел, – ответил ребенку папа Грейнджер. – Мы справимся, потому что мы вместе, понимаешь?

– Спа…сибо… Папа… – почти прошептала девочка, прижимаясь к нему изо всех сил.

– И чтобы ты такого больше не думала, а то попа будет в опасности, – улыбнулся папа.

– А можно я защищу попу сестренки? – почти серьезно спросила Гермиона, заставляя Рие широко раскрыть заплаканные глаза.

– Вот об этом я и говорил, малышка, – сказал папа. – Мы семья, мы вместе и со всем справимся. Обязательно, поняла?

– Да, папочка! Только… А как теперь одеваться?

– Я помогу!

– Умница, дочка, – улыбнулся папа, выходя из комнаты.

Как же это отличалось от того, что было у Дурслей! Там Рие добилась мира и любви родителей только своей ласковостью и полным послушанием, а здесь… Здесь… Здесь ее просто любили. Несмотря ни на что.

Гермиона стянула с сестренки пижамные штаны, пощекотав животик, отчего Рие захихикала и помогла натянуть белье. Сложнее всего было с гольфами, но Гермиона справилась, отвлекая Рие от плохих мыслей. Только вот теперь Рие могла пересесть на кресло только усилием рук. Это было сложно, поэтому ей помогла Гермиона.

– Я так счастлива, что ты… Что вы у меня есть, – прошептала Рие на ушко сестре.

– А мы счастливы, что у нас есть ты, – ответила Гермиона.

И девочки двинулись умываться.

***

Волдеморт разглядывал гобелен, на котором отображалось странное. Его род резко увеличился, причем неожиданно. На гобелене отобразилась крестническая связь Лорда с юной Поттер, которая сейчас была уже не совсем Поттер. Гобелен отображал сестер Поттер-Грейнджер, что означало, во-первых, принятие самой Магией ее новой семьи, а во-вторых, что со словами надо быть аккуратнее. Однако, из доставленных ему документов следовало, что именно он, Лорд Гонт, так же известный как Волдеморт, является магическим опекуном сестер. Причем полным и признанным самой Магией. Явление не самое обычное в магическом мире.

Впрочем, об этом он еще подумает позже. Сейчас же ждут насущные дела. Северуса Снейпа лорд отправил к колдомедикам принудительно, очень уж странным было поведение того в Хогвартсе, а остальными профессорами занимались специалисты Отдела Тайн. Школа буквально смердела детской болью и мало чем отличалась в этом плане от Азкабана. То, что удалось установить уже сейчас, поднимало волосы дыбом. Абсолютная вседозволенность для одних и такое абсолютное бесправие для других. Жестокость была в порядке вещей, за последние десять лет в школе умерло по разным причинам полдесятка детей. Да, они были магглокровками, но это были дети. Теперь каждый случай подвергся тщательному расследованию.

– Долорес, – очень удобной оказалась мадам Амбридж, исполнительной, если держать на коротком поводке. – Что у нас по Дамблдору?

– Допросы еще идут, насколько мне известно, лорд Гонт, – мадам Амбридж присела в книксене. – МКМ затребовала выдачу некоторых магов.

– Это кого? – заинтересовался лорд.

– Грюм, Флетчер, Уизли, Дож и еще некоторые.

– Арестуйте и передайте МКМ, – хмыкнул Волдеморт. – Можете быть свободны и вызовите мне Руквуда.

Мадам Амбридж удалилась, помахивая свитком с подписью Лорда. Через некоторое время в кабинет вошел приглашенный.

– Здравствуй, Август, – поприветствовал его Волдеморт.

– Мой Лорд, – поклонился невыразимец.

– Оставь эти церемонии, что у нас с судьбой Поттеров?

– Очень странно, мой Лорд, – начал говорить Август Руквуд. – Могилы пусты, но это мы и так предполагали, однако следов нет.

– Проверьте Мунго и Азкабан, – предложил Волдеморт и глядя на выражение лица своего сподвижника, удивился. – Неужели никому это в голову не пришло?

========== Часть 16 ==========

Поначалу сильно испуганная Рие, успокоилась. Мама и папа ее любят, несмотря ни на что. Вопрос со школой пока оставили висящим в воздухе, просто не до него было – семья налаживала быт, притиралась друг к другу. Вполне ожидаемой для Гермионы оказалась реакция Даниэля – он всем сердцем полюбил новую сестричку, часто проводил с ней время, играя и ластясь. Рие чувствовала себя своей в этом доме. Частью семьи. Это ощущение дарило счастье девочке. Вот с сердцем все было не так просто, но очень помогали сестричка и братик.

– Пойдем гулять! Рие, ну пойдем, – просил Дан.

– Миона, пойдем? – просяще посмотрела Рие на сестру.

Рие никогда не выходила на улицу одна. Девочка очень некомфортно себя чувствовала вдали от Гермионы и это чувствовалось всеми, поэтому Гермиона только улыбнулась и согласилась. Рие помогала одеться братику, а старшая сестренка одевала Рие, весь процесс был веселым и очень нравился детям.

Наконец, они вышли на улицу. Уже лежал снег, поэтому колеса кресла немного проскальзывали, пугая Рие. Гермиона подстраховывала сестренку, придерживая кресло за ручки, а Дан держался за локоть Рие. Они неспешно прогуливались, вдыхая зимний воздух и редкие прохожие улыбались всем троим. О том, что Грейнджеры удочерили больную девочку, знал, казалось, весь квартал, так же, как и о том, что в болезни виновата школа, в которой доселе учились девочки, поэтому все соседи, даже те, которые брезгливо обычно смотрели на инвалидов, старались улыбнуться и поддержать ребенка.

– О, смотри, заучка! – раздался мальчишеский голос, какие-то мальчишки подошли к Гермионе, которая чуть сжалась, ожидая привычных оскорблений или чего похуже.

– Не трогайте сестренку! – закричала Рие, выезжая перед Гермионой и защищая ее, раскинув руки.

Перед Рие встал Дан, исподлобья рассматривая мальчишек. Мальчик был готов защитить сестер несмотря на то, что мальчишки были намного старше, но те почему-то не нападали. Один из мальчиков даже присел на колено, и посмотрел в глаза Рие.

– Она твоя сестра? Прости, мы не знали, – серьезно сказал мальчишка.

– Она самая лучшая! – выкрикнула Рие. – Если бы не Миона, то…

Девочка заплакала, а Гермиона сразу же бросилась к ней, успокаивая, гладя, прижимая к себе. И видящие эту сцену незнакомые мальчики отступили на шаг. Они видели эту лохматую девочку только в школе, где та была жуткой заучкой, с которой было просто неприятно общаться, за что ее и травили. Но сейчас она предстала перед ними совсем в другом качестве… И мальчики просто смотрели, как «заучка» ласково успокаивает свою сестру, готовую драться за нее. А Дан подошел к ним и тихо сказал:

– Нельзя трогать Рие и Миону.

– Мы не тронем… Если бы знали… Простите нас…

Мальчики ушли, думая, что понимают, почему девочка была такой заучкой. Наверняка она хотела выучиться, чтобы помочь сестре, ведь иначе подумать они не могли, видя эту заботу и тепло. Родители не ко всем из них так относились, как эта девочка к своей сестре.

А девочки с братиком пошли домой, потому что у Рие от слез начало побаливать в груди и Гермиона испугалась за нее. Дан шел с ними и думал о том, что ему точно не все рассказали, потому что, когда заплакала Рие, мальчику просто стало страшно.

***

Лорд Волдеморт аппарировал к дому Грейнджеров ближе к вечеру. Заранее предупредив о своем визите, Марволо ожидал многое: от холода до отчуждения, но реальность поразила его. Дом был теплым, стоило войти и Марволо почувствовал это тепло. Поприветствовав хозяев и улыбнувшись детям, Волдеморт прошел в гостиную.

Почти рефлекторно скользнув в память магглов, Волдеморт был… Поражен? Сражен? Пожалуй, все вместе. «Стоит запомнить, что магглы, как и маги, разные», – подумал Волдеморт, глядя на то, как тепло и нежно обращаются с девочкой в инвалидном кресле. Перед ним была ожившая сказка, сказка его детства, детства никому не нужного сироты. Если поначалу он думал предложить девочкам перебраться в манор на время обучения, то теперь он понял, что ради всего, что осталось в его душе, ради всего, о чем мечтали приютские дети, он сделает так, чтобы дети оставались с родителями.

Поэтому повел разговор как мог осторожно, чтобы не ранить эту удивительно солнечную девочку, которую сама Магия назвала его крестной дочерью. Кто он такой, чтобы спорить с самой великой силой этого мира?

– Гарриет, так получилось, что сама Магия назвала меня твоим крестным. Ну и для Гермионы, получается, тоже, потому что для Магии вы неразрывны.

– Ой… – прошептала Рие. – Вы же не заберете нас у мамы и папы?

– Нет, конечно, – улыбнулся лорд, отметив реакцию взрослых, которые готовы были умереть, чтобы защитить детей. – Сначала нам нужно решить…

– Что именно? – поинтересовался мистер Грейнджер.

– Когда ваша дочь помогла мне… Выжить, – начал Волдеморт. – Они с сестрой хотели отказаться от дара Магии. Это и нужно решить – хотят ли они остаться в нашем мире и учиться магии или же их решение твердо. Это решение не нужно принимать немедленно. Подумайте, посоветуйтесь.

– Снова в эту тюрьму? – с тоской спросила Рие.

– Школа уже не тюрьма, девочка, – с улыбкой ответил Министр Магии, то есть Темный Лорд, конечно. – да и возвращаться туда не обязательно. Пока что вы освобождены от наказания за любое колдовство внутри дома. Только на улице не колдуйте, Статут все еще существует, несмотря на все усилия Дамблдора.

– А если нет, вы нас заставите? – спросила девочка.

– А если нет, то я вас отпущу, – ответил Волдеморт. – Никто не будет вас ни к чему принуждать. Напринуждались уже, хватит.

– Мы подумаем, – переглянувшись с Рие, кивнула Гермиона.

– Тогда давайте просто попьем чаю и поговорим о чем-то другом, – предложил мистер Грейнджер.

Уже уходя, Волдеморт спросил мистера Грейнджера, не будет ли тот против, если завтра с утра прибудет колдомедик, чтобы осмотреть ребенка и, может быть, помочь. Мистер Грейнджер сердечно поблагодарил Волдеморта, объяснив, что приветствуется все, что может помочь доченьке.

Волдеморт долго гулял по заснеженным улицам, прежде чем аппарировать. Он думал о том, что посторонние люди могут искренне любить «чужого» ребенка, принимая его родным, так же, как и ребенок может просто влиться в сложившуюся семью. Какой же контраст представляли собой Грейнджеры по сравнению с Дурслями. Вот оно – настоящее чудо…

***

Лорд Волдеморт просматривал проект нового договора с магглами. Ситуация обострилась донельзя, поэтому следовало пойти на определенные уступки, война на уничтожение не нужна никому. Да и не будет никакой войны, их просто уничтожат. Да, положат тысячи людей, но уничтожат подчистую, не щадя никого. Альбус… В фанатичной своей слепоте Дамблдор не понимал, в какую яму он завел Британию. Теперь же следовало действовать жестко, но аккуратно.

На удивление условия Короны были достаточно мягкими и Волдеморт вполне поддерживал большую их часть, несмотря на явное нежелание кому-то подчиняться. Впрочем…

– Люциус, мой скользкий друг, проработай-ка этот договор с маггловскими коллегами и доведи его до состояния, когда мы можем его подписать без утраты автономии.

– Да, мой Лорд.

– Свободен… Что там у нас дальше?

– Добрый день, Марволо, – в кабинет вошел Эйвери-старший, подкидывая на ладони какой-то шарик.

– Сильно сомневаюсь, – мрачно ответил Волдеморт, которому уже все надоело. – Что это у тебя?

– Это… Это душа Лили Эванс, в замужестве Поттер. Выяснилось, что дементоры не жрут души, а аккуратно складируют их. Август нашел записи того сумасшедшего некроманта, который по легенде это все сотворил. Выяснилось, что, во-первых, не он это сотворил, а во-вторых, души складируются для уплаты демонам за различные услуги. Дементоры добывают души, помещают на склад, а там, сам понимаешь… В общем, мы в дерьме.

– Хм, а откуда у дементоров душа Лили Поттер? – поинтересовался Волдеморт.

– Дамблдор не стал убивать Поттеров, а просто поместил в Азкабан, на нижние уровни. Судя по записям, по его личному требованию, двое узников были отданы дементорам первого сентября 91го года. Душа Поттера оказалась негодной для обмена, по каким-то причинам, и ушла, а вот чистая и светлая душа Эванс…

– Некроманты нужны, правильно я понимаю?

– Да, нужно же всех отпустить… В общем, ты разрешение на некромантов напиши, а я поищу их самих.

– Я тебе не просто разрешение, я тебе приглашение напишу, не дай Мерлин узнает кто, нас съедят вместе с островом. Кстати, что там с Лонгботтомами? Их кто-то смотрел?