Текст книги "Отпустите меня домой (СИ)"

Автор книги: Vladarg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Маша была домашней девочкой. Она старалась максимум времени проводить дома, с родителями. Родители были приемными, они удочерили девочку, когда ей было около пяти лет. Но они были настоящими родителями. Биологическая мать бросила ее в роддоме, а мама увидела на улице за оградой детского дома ее, Машу. И не смогла просто уйти. Мама и папа приходили к ней каждый день, а потом однажды мама спросила:

– Хочешь быть нашей доченькой?

И Маша ответила «да». С тех пор она стала доченькой. Родители ее любили очень сильно, просто до невозможности. И она очень любила мамочку и папочку. Боялась огорчить их, старалась все-все хорошо делать, учиться, даже когда не получалось, когда было трудно. Когда совсем трудно было, помогал папочка. А мамочка всегда понимала девочку. Поэтому, когда Маша начала терять память, родители пошли к лучшим врачам, которые рассказали, что девочка переучилась. Тогда папа позвал Машу на «серьезный разговор», отчего девочка расплакалась. Но оказалось, что мамочка и папочка не сердятся.

– Малышка, мы тебя любим такой, какая ты есть, плохие оценки нас не расстроят. Не надо перетруждаться.

Она плакала и обещала. Зачем она согласилась пойти с классом на этот фильм? Почему не придумала что-то, почему не осталась дома? Нет ответа на этот вопрос. Но сейчас, в свои последние минуты, она думает о том, как расстроятся мамочка и папочка…

Дым как-то резко заволок зал, а за дверями уже бушевало пламя, которое медленно, будто вальяжно входило в прогоревшие двери, и Машенька поняла, что это – всё. Она всем сердцем стремилась к маме и папе. Но их просто здесь не было, некому было защитить девочку в ее десять прожитых лет. Оставалось только сидеть на полу и ждать конца. В сказки Маша не верила, потому не ожидала внезапного спасения.

Дыма стало больше, и девочка заплакала в последний раз. Она просто надеялась, что задохнется раньше, чем сгорит, но даже это оказалось роскошью. Рухнули балки, придавив ноги и подарив на прощанье боль. С этой болью девочка и ушла… Последний ее крик «Мама!» будто бы обрел множество отражений.

***

Гарриет Поттер была подкинута в ноябре и долго болела, отчего девочка была слабой, быстро утомлялась, но денег на врачей для нее у Дурслей просто не было. Петунья жалела девочку, которая иногда делала странности… Такие, как Лили. Вернон Дурсль сердился, но любил жену, потому терпел девочку. В памяти Гарриет, по-видимому, была Лили, поэтому девочка не принимала Петунью, как маму, с чем женщина уже смирилась.

Так было до того страшного дня, когда у девочки закружилась голова и она упала на лестнице, потеряв сознание. Амбуланс приехал очень быстро и по дороге в больницу Петунья не находила себе места. Но в машине ребенок открыл глаза и с криком «Мама!» рванулся к ней. До больницы она доехала на руках, плача и ни за что не соглашаясь расставаться с мамой. Пятилетнюю малышку обследовали, нашли легкое сотрясение мозга, но отпустили домой, пользуясь принципом наименьшего зла.

Дома Петунья так и не смогла оторвать доченьку от себя, малышка доверчиво пошла только на руки к Вернону, который с удивлением смотрел в эти ангельские глазки девочки, называвшей его «папа». С того самого дня Гарриет была самой послушной девочкой, прилипая намертво к родителям, а потом и к братику, которого любила несмотря ни на что.

Машенька книги про «Гарри Поттера» помнила урывками, потому узнав свое имя и фамилию, пришла в ужас. Она ни за что не хотела потерять новых мамочку и папочку. Она не хотела воевать, не хотела ходить по лезвию ножа, не хотела умирать в семнадцать. Девочке была абсолютно не нужна вся эта магия и волшебство, она просто хотела жить с родителями. Учиться, расти… И чтобы прижаться и погладили.

Девочка отлично понимала, что ее попытаются заставить, но думала, если наотрез отказаться, то ничего не случится. Поэтому она решила разговаривать об этом самом уже поближе к одиннадцатилетию, а сейчас просто наслаждаться семьей. Памяти Гарриет она не унаследовала, впрочем, это в пять лет было неважно.

– Малышка, иди кушать!

– Да, мамочка!

– Можно, я посуду помою?

– Ты еще мала для этого, иди лучше с Дадли поиграй.

Девочка была счастлива. Ей больше ничего не нужно было в жизни. Идя в школу с Дадли, Гарриет радовалась солнышку и птичкам. Девочка настойчиво училась, становясь лучшей в классе, но никогда никому не отказывала в помощи, особенно братику. А братик ее любил и защищал от других мальчиков.

Прошло пять лет… Сколько радости, счастья, открытий, даже детских горестей было в эти пять лет. Гарриет и помыслить себя не могла вне семьи. Долго не видеть маму? Для девочки это было абсолютно невозможно. Поэтому, когда пришло первое письмо, она написала «отказываюсь», после чего странная бумага исчезла. Больше писем не было. Девочка было выдохнула, но ночью в ее День Рождения в их дом вломился большой косматый… Наверное, мужчина. Он до полусмерти напугал Гарриет, она визжала так, что сорвала голос, а соседи вызвали полицию.

Полиция обозрела выбитую дверь, выслушала показания домочадцев и удалилась. А Гарриет не могла уснуть до утра, как и мама с братиком. Папа зашел к девочке под утро, чтобы посмотреть, спит ли она…

– Папочка, не отдавай меня им, – тихо попросила дрожащая девочка.

– Я сделаю все, что смогу, спи малышка, – мужчина погладил Гарриет.

Разговор с Петуньей не привел ни к чему. Выходило, что их и спрашивать не будут, полиции сотрут память, да и им могут. Но девочка, ставшая дочерью, так не хотела уезжать, так стремилась остаться, что Вернон понимал – он будет бороться за нее. На случай стирания памяти он написал себе большое письмо, оставив его в двух экземплярах – в банке и в домашнем сейфе, заставив Петунью сделать то же самое. На минуту возникла идея написать чуть ли не Королеве, но это Вернон оставил на крайний случай. Впрочем… Было еще одно письмо, которое отправится само, если он не будет отменять отправку каждый месяц. Принцип «мертвой руки», как у русских.

Днем явился неприятный мужчина в черном, но Гарриет закрыла глаза и только повторяла:

– Не хочу, никуда не пойду, не заставите!

– Мисс Поттер, вы наглая… – начал неприятный мужчина.

– Не хочу ни в какой Хогвартс, хочу с мамой и папой! – кричала девочка, заходясь в истерике.

– Мне это надоело! – воскликнул неприятный мужчина, поднимая какую-то палку в своей руке.

– Папа, спаси! – отчаянно закричала девочка.

Выстрел из двустволки положил конец дискуссии. Когда дым рассеялся, мужчины не оказалось, а Гарриет принялась обнимать папу. Так она и повисла на его руках в обмороке.

– Маленькая моя, – прижимал дочь к себе Вернон. – За что же это все тебе? Маму убили, теперь тебя забрать хотят.

– Вернон, они нас заставят, – сказала ему Петунья. – Она им зачем-то нужна, но я не хочу отдавать им Рие…

***

День второго августа 1991 года навсегда стал самым черным днем в жизни юной Гарриет. Самый страшный день в обеих ее жизнях наступил как-то незаметно. Утро было солнечным, ярким и ничем не предвещало то, что последовало потом.

Гарриет проснулась в немного подавленном настроении, будто бы что-то чувствовала. Одевшись в нехарактерное для нее строгое серое платье, девочка спустилась на завтрак. Все утро она не отходила от Вернона и Петуньи, будто желая вобрать в себя их тепло и любовь. Обнимала их, будто в последний раз, и плакала, сама не зная, почему.

Знакомый хлопок за дверью заставил сердце оборваться. Оно буквально замерло в груди от охватившего девочку всеобъемлющего ужаса. Дверь открылась сама по себе и в дом вошел тот, кто потом долго будет приходить в кошмарах. Гарриет попятилась, желая прикрыть собой маму, но в тишине поднялась палочка, и девочка отчаянно завизжала, чтобы замолчать в следующую секунду. Страшное существо, представшее в виде благообразного старика с длинной белой бородой, заговорило.

– Девочка моя, ты должна поехать в Хогвартс.

– Нет, я не хочу!

– Ты знаешь, что случится, если ты не поедешь? – мягкий голос существа навевал волны паники и ощущения надвигающейся катастрофы.

– Вы меня выгоните из мира магии? Я согласна! – дрожащим голосом ответила зажмурившаяся от страха девочка.

– Нет, девочка моя, тебя я не трону, но ведь что-то может случиться с твоими опекунами? Ты же не хочешь этого, девочка моя?

В этот момент на Гарриет рухнуло небо и разверзлась земля под ногами. Стало трудно дышать. Последнее, что услышала девочка перед тем, как погрузиться во тьму, было: «Ты поедешь в Хогвартс, а иначе сама знаешь, что случится».

========== Часть 2 ==========

По Косому Переулку шла странная пара. Раздраженный мужчина в черном, в котором прохожие узнавали профессора Снейпа и маленькая девочка в сером платье, весь вид которой выражал горе. Девочка шла, опустив голову, ее плечи были опущены и от фигуры веяло такой безнадежностью, что даже брезгливо морщащиеся аристократы замирали на минуту от этой картины. Вот поднесла платочек к глазам какая-то пожилая леди, провожая девочку взглядом.

Явно магглорожденная, впервые вступившая в мир магии не должна была выглядеть так, будто бы ее ведут на казнь. Это было ненормально! Серое пятно среди ярких красок, смеха и улыбок. Создавалось ощущение, что солнце гаснет рядом с ней. Поэтому девочку провожали взгляды. А профессор Хогвартса выглядел все более раздраженным.

Северусу было физически больно находиться рядом с юной Поттер. Попытавшись прочитать ее еще у места, где она жила, он чуть не утратил способности к ментальной магии, такой болью и физически ощущаемым горем обожгло не старого еще зельевара. Что ей сказал Дамблдор? Что старик сделал с ребенком? К сожалению, выбора у Северуса не было, приказу противиться он не мог, как бы ни хотел этого.

Гоблин Крюкохват смотрел на последнюю представительницу доверенного ему рода и чувствовал, как в его груди появляется абсолютно незнакомое ему чувство. Особенно это чувство было ненормальным по отношению к детенышу магов. Жалость. Гоблин и жалость – это нонсенс, но девочку хотелось хоть как-то подбодрить.

– Мисс Поттер, возьмите и наденьте это кольцо, оно маленькое, его не заметят, – тихо сказал гоблин девочке. – Это кольцо сделал ваш отец для вашей матушки, оно защитит ваши мысли и подскажет, когда вас захотят отравить.

– Спасибо, – на секунду подняв заплаканные зеленые глаза, девочка с благодарностью посмотрела на гоблина, но потом глаза снова опустились, делая девочку по-прежнему безучастной.

– Что же у вас случилось? – спросил гоблин, поддавшись неожиданному порыву.

Он никогда не видел человеческих детей в таком состоянии. С девочкой произошло что-то, что лишало ее самого желания жить, поэтому Крюкохват попросил коллегу отвлечь зельевара и хотя бы напоить ребенка чаем. Инстинкт защиты потомства как-то необычно отреагировал на ребенка существ, которых ненавидел весь народ гоблинов, но от силы ее горя, случившейся трагедии, звенели защитные артефакты банка.

Оказавшись в небольшой комнате, девочка разрыдалась. Она плакала так горько и отчаянно, что это было трудно выносить даже гоблину, а когда рассказала… То, что она рассказала, было непредставимо. Просто невозможно – ребенка шантажировать жизнью близких. «Директор это должен увидеть», – подумал Крюкохват, выдавая девочке бездонный кошель, о котором та даже и не подумала.

– Я не могу вам помочь, мисс Поттер, но примите совет. У магов есть Министерство, может быть там смогут вас защитить.

Девочка поблагодарила гоблина, даже обняла, что шокировало сотрудника банка. Для народа гоблинов такой жест означал абсолютное доверие. Как эти маги посмели такое сотворить с ребенком?

Гарриет чувствовала, что ее чувства и эмоции укрывает какая-то подушка, лишая интереса ко всему. Все хорошее в ее жизни закончилось с прилетом совы и теперь никто ей не поможет. Самым страшным было то, что из-за нее в опасности теперь были мамочка и папочка.

Покупка мантий и юный Малфой прошли как-то мимо сознания. Девочка покорно делала то, что ей говорили. Если бы Рие сказали бы сейчас раздеться и ходить голой, она бы так же механически исполнила это. Мадам Малкин была шокирована именно механической безучастностью ребенка, а Драко, не добившийся ни слова от Гарриет, осторожно заглянул сбоку в ее лицо, увидев лишь дорожки слез. Бросив презрительное «грязнокровка», мальчик ушел. На очереди была волшебная палочка.

То, что рассказывать этой девочке, выглядевшей сломленной, о палочках-сестрах было ошибкой, Олливандер понял через несколько мгновений, когда детский стихийный выброс буквально испарил палочку, чудом не разнеся весь магазин. Северус Снейп влил в упавшую обморок Гарриет несколько разных флаконов, но почти ничего не добился. Девочка была без сознания и вывести ее оттуда не удавалось. Приложив к Гарриент более-менее сильный «Эннервейт» удалось добиться слабого стона.

– Чем вы думали, мистер Олливандер, говоря такое сироте? Теперь ей нужна другая палочка.

– Но как же… Такого не может быть… Ведь пророчество… Дамблдор, – заикаясь произнес мастер.

Когда Гарриет все-таки очнулась и заторможенно извинилась, палочку все-таки подобрать удалось. Северус не понимал происходящего. Мисс Поттер должна радоваться волшебству, магии, как каждый ребенок, а для нее это будто бы самый страшный кошмар.

***

Петунья смотрела на доченьку. Казалось, что произошедшее с ней, сломало ребенка. Из глаз Рие исчезла радость, а с губ улыбка. Девочка после похода в волшебный мир, казалось, утратила всю радость жизни. Она постоянно находилась рядом с Петуньей и Верноном, будто прощаясь навсегда и от этого болело сердце. Еще у девочки участились обмороки.

– Рие, – сказала Петунья. – Что случилось? Почему ты согласилась поехать в школу?

– Они… они… – девочка зарыдала так, что Петунья вздрогнула, а в гостиную прибежал Дадли. – Они сказали… Что если…

Дадли бросился к сестре, он обнял ее, прижал к себе, а Петунья отчетливо поняла, что сейчас ее жизнь снова разделится на «до» и «после». Она страшно боялась услышать, что ей скажет доченька и желала этого. Петунья хотела и не хотела слышать… Потому что девочке сказали что-то такое, что сломало ребенка, еще вчера радостного, счастливого, улыбающегося.

– Они… Если… Если я не поеду… – выдавливала девочка слова сквозь рыдания. – То с вами… То вам… То вас…

Рыдания скрыли окончание фразы, которую расслышал только Дадли, смотревший сейчас на мать с таким выражением… Петунья поняла, о чем говорила доченька. Ее шантажировали ими. Их здоровьем. Их жизнью. И именно это сломало ребенка. Именно это забрало всю радость жизни из глаз этого маленького, всегда ласкового, не могущего прожить без мамы ребенка. Может быть, и с Лили было то же самое, но позже?

Жестокий мир, для которого маленькая девочка лишь песчинка, не стоящая упоминания, ворвался в тихую гостиную в доме на Тисовой, четыре. Что можно сказать доченьке? Как защитить ее?

***

– Вернон, сделай что-нибудь! – рыдала женщина на груди супруга.

Осознание того, что рассказала супруга, будто молотом ударило по мужчине. Эту маленькую девочку, ставшую им настоящей дочерью, шантажировали ими же. Такое нельзя прощать. Нужно научить девочку хоть чему-то. Он пытался, но малышка будто закуклилась в себе, прощаясь с ними.

– Папочка… Я боюсь, – сказала Гарриент как-то. – Боюсь, что уеду и вам сотрут память. Вы забудете обо мне… И…

– Даже если нам сотрут память, мы тебя не забудем, доченька, – отвечал прижимающий ребенка к себе Вернон. – Я тебе это обещаю.

– Я вас все равно буду любить, даже если вы меня забудете, – будто не слыша его, говорила девочка. – Главное, не умирайте, пожалуйста… Убегите и спрячьтесь, но не умирайте!

За неделю до начала сентября, Вернон смог, наконец, отвезти ребенка к психиатру. Милая женщина лет тридцати улыбнулась Гарриет, но потом замерла и достаточно жестко допросила Дурсля-старшего о произошедшем. Он ей объяснил, насколько смог, она кивнула и забрала девочку в отдельный кабинет, где, не прошло и получаса, плакала вместе с ней.

Решив, что никакая секта не сможет справиться с государственной машиной, женщина написала в ту службу, название которой знали все, а линия доверия существовала как раз для таких случаев.

А девочка, получив лекарство, чуть притупившее ее горе, впервые за это время робко улыбалась маме и папе.

***

На вокзале стояла маленькая девочка, рядом с мамой и папой. Дадли уехал в свою школу раньше, поэтому не провожал Гарриет. Девочка обнимала маму и папу, будто в последний раз. Что-то ей подсказывало, что, возможно, в последний… Она плакала и не хотела расставаться с ними. Но время неумолимо подталкивало ее к разделительному барьеру.

Поцеловав маму и папу в последний раз, обняв их и постаравшись запомнить тепло их объятий, девочка понуро двинулась к барьеру, толкая перед собой тележку. Еще шаг и она растворилась в сером бетоне.

Когда Вернон с Петуньей возвращались к машине, навстречу им вышел один из этих.

– Добренькими решили побыть? – произнес он, мерзко ухмыльнувшись и Петунье стало страшно.

========== Часть 3 ==========

Поезд Гарриет не впечатлил, она его просто не увидела, потому что медленно шла к вагону, прощаясь. Прощаясь с детством, со спокойной жизнью, с мамой и папой, с братиком. Слезы падали на бездушные грязные плиты платформы и никому не было дела до одинокой девочки.

С огромным трудом втащив чемодан в вагон, девочка запинала его под кресло и уселась у окна. За окном расстилалась серая хмарь с вкраплениями фигур людей. У них была своя жизнь и свой мир, а у нее отныне не было ничего. Вырванная из своей жизни, из своего мира, плачущая девочка не ждала от будущего ничего хорошего.

Гермиона уже хотела пройти мимо, когда заметила то, что перевернуло ее мир. У окна пустого купе сидела девочка в темно-сером платье. Ее голова была опущена, а небольшая лужица на откидном столике, сразу бросившаяся в глаза, намекала на то, что с девочкой не все в порядке. Гермиона уже видела эту позу – в зеркале, когда плакала от обиды, но тут речь шла явно не об обиде. На сидящую у окна девочку было смотреть почему-то страшно. И душа Гермионы не выдержала. Она села рядом с девочкой.

– Привет, меня зовут Гермиона Грейнджер.

– При…вет… Гарриет… Поттер, – слышала она в ответ прерывающийся тихий голос.

– Как?! – не смогла сдержать удивления Гермиона, ей захотелось вывалить все свои знания об этой девочке, но что-то остановило ее.

Слезы в голосе, полная безнадежность в почти мертвых, на секунду поднявшихся глазах. Героиня не может быть такой! Видимо, случилось что-то страшное, поняла Гермиона и поддавшись порыву сделала то, что делал папа, когда она плакала – обняла Гарриет, прижимая к себе. И девочка сделала ровно то же, что делала Гермиона в этих случаях – громко, в голос, зарыдала. Хорошо, что у Гермионы был пример папы, поэтому девочка просто ждала, пока Гарриет хоть немного выплачется. По коридору ходили дети, пытался войти какой-то рыжий мальчик, но увидев плачущую девочку лишь скривился и пропал. Какой-то белобрысый мальчик сунулся было, но так же, как рыжий, скривился и ушел. А девочка рыдала.

Прошло немало времени, прежде чем рыдания затихли, сменившись всхлипываниями и тогда Гермиона осторожно, чтобы не потревожить Гарриет, достала из сумки, которую ей собрала мама, термос. Через, наверное, минуту, Гермиона уже отпаивала горячим чаем дрожащую после истерики девочку.

– Почему ты плачешь? – наконец рискнула спросить Гермиона.

– Не хочу в Хогвартс… – ответила всхипывающая Гарриет. – А они… они…

– Но почему? – удивилась Гермиона. – Волшебство же так прекрасно!

– Потому что там смерть, – тихо произнесла девочка, которая все не успокаивалась и добавила тоскливым голосом: – как бы магии лишиться.

– Но почему смерть? Это же самая безопасная школа!

– Троллю это расскажешь… – тихо сказала Гарриет.

– Какому троллю?

– На Хэллоуин… Сама увидишь…

– Ты видишь будущее?

На этот вопрос Гарриет не ответила, снова погружаясь в себя и свое горе. А потом вдруг заговорила ничего не выражающим, каким-то мертвым голосом. Гермиона даже не заметила пухлого мальчика, стоявшего в дверях, так ее поразил рассказ. Гарриет рассказывала о маме, папе и братике. О том, какие они, как разговаривают, как едят, как ее любят. И как она любит их. О прекрасных годах, проведенных с семьей. О разных случаях, веселых и грустных. И все это мертвым голосом. О том, как здорово праздновать Рождество или День Рождения. О том, какая у нее счастливая семья. И о том, как это все рухнуло в одночасье. Гермиона уже сама плакала вместе с Гарриет, а полный мальчик, так и не решившийся сесть, смотрел с ужасом.

***

– Долорес, это уже слишком!

– Что случилось, Лия? – Долорес Амбридж с удивлением смотрела на девушку, которая выглядела очень расстроенной.

– Вы помните, в начале августа было много обращений по поводу девочки, которую водил этот, бывший пожиратель Снейп?

– Да, растерянная маггловская девочка, которая пугала почтенных магов аурой дементора.

– Мы попытались выяснить у гоблинов, кто это… Вы знаете, они нас не любят, но впервые на меня смотрели с брезгливостью. Как на экскремент.

– Та-а-ак, это уже необычно. Хорошо, Лия, идите, буду разбираться.

Долорес Амбридж детей не любила. Да она их терпеть не могла, но доклады наблюдателей и письма неравнодушных магов, заставили ее по-другому взглянуть на проблему. Потому что проблема могла стать катастрофой по имени «Обскур». Именно поэтому она задействовала всех, кого смогла, чтобы обнаружить этого ребенка.

Ржавые шестеренки Министерства Магии начали со скрипом вращаться.

***

Гермиона поддерживала Гарриет до конца поездки, рядом пристроился мальчик Невилл, который разыскивал жабу, но услышав рассказ девочки, просто забыл об этом. Послушав девочку, Гермионе уже захотелось оказаться дома, а светлый образ Дамблдора, почерпнутый из книг, закрылся тучами. В этот день Гермиона поняла еще кое-что очень важное – книги не всегда правдивы. Это понимание обрушило ее мир.

Путешествие в волшебную школу уже не казалось дорогой в сказку, скорее даже в почти тюрьму. Ведь маги могут и с ее родителями так же… Гарриет, сама не зная, в этот день разбила просто в дым розовые очки двух человек. Но вот поезд начал останавливаться и пора было выходить. Надев уже ненавистную мантию, Гарриет, цепляясь за Гермиону, которая казалась ей единственным островком стабильности в этом мире, двинулась на выход. Потом был темный лес, который довел бы девочку до истерики, если бы не рука Гермионы. Страшное черное озеро и утлые лодочки, не внушавшие никакого доверия, ступени и суровая женщина, которая выглядела привратником у дверей ада.

Призраки… Гарриет скрючилась в углу вместе с не менее напуганной Гермионой, а их охранял Невилл. Невилл, совсем недавно выглядевший таким неуверенным, охранял двух девочек. Глядя в заплаканные зеленые глаза, мальчик неожиданно вспомнил, что он мужчина.

– Гарриет, давай на один факультет?

– Давай…

– Так… Я первая по алфавиту, значит, куда меня, туда и все? – недетский мозг Гермионы уже решал задачу. – Невилл, ты не против?

– Не против, хотя на Слизерин не советую, там рожденных простецами не любят.

– Значит, не на Слизерин…

Песня шляпы не заставила никого даже поморщиться, настолько дети были напряжены. Начали вызывать… За большим преподавательским столом на возвышении сидел тот самый страшный старик и сверлил Гарриет взглядом. Девочка головы не поднимала, но Невилл увидел взгляд директора, почти физически ощутил, даже артефакты нагрелись.

– Грейнджер, Гермиона!

Гермиона уселась на табурет, на ее голову упала Шляпа, что-то пробормотала и, наконец:

– Райвенкло!

Гермиона уселась за свой стол, улыбнулась соседям и продолжила пристально смотреть на Невилла и Гарриет. Невилл сидел под Шляпой почти пять минут, видимо, в чем-то ее убеждал, наконец, Шляпа сдалась:

– Райвенкло…

Нервное напряжение пробилось сквозь подушку, окутавшую эмоции, когда вызвали Гарриет. Не обращая внимания на шепотки в зале, которые ее откровенно пугали, девочка села на табурет, вынужденно поворачиваясь спиной к страшному старику, воплощению ее кошмаров.

– Прости, девочка, я не могу отпустить тебя домой, – сказала Шляпа. – Это не в моих силах… Вот был бы жив Создатель или Салазар… Я не буду настаивать, подумай, куда ты бы хотела?

– Тогда к друзьям на Райвенкло… Если… Если можно…

– Можно, иди, малышка, прости меня, я всего лишь старый артефакт, хоть и обладаю разумом. Иди и постарайся стать счастливой. Жаль, что артефакты не плачут.

– Райвенкло!

========== Часть 4 ==========

– Доброе утро, сэр, – лицо заместителя начальника контрразведки выражало, что угодно, но только не добро.

– Доброе утро, Джордж, что у нас опять случилось? – устало вздохнул начальник всесильного МИ-5.

– У нас два сигнала, причем первичная проверка показала высокую достоверность сигналов.

– Террористы?

– Похоже, что гораздо хуже, сэр.

– Насколько хуже? – собрался начальник.

– Первый сигнал. Поступил по линии доверия, автор – врач-психиатр. Суть сигнала, некая секта с гипнотизерами заставляет ребенка поехать в закрытую школу, угрожая жизни опекунов.

– Гипнотизеры, говоришь? Что-то это мне напоминает…

– Конец семидесятых, сэр.

– Да, похоже, тогда тоже гипнотизерами объясняли.

– Второй сигнал гораздо серьезнее, сэр. Письмо от некоего Вернона Дурсля, причем в письме он указывает, что оно посылается по «правилу мертвой руки».

– Вот дерьмо…

– Не то слово, сэр. В письме подробно описано все, что мистер Дурсль знает о секте, называющей себя «магами», ее членах и т.п. Психиатры смотрели, вполне достоверно. Мистер Дурсль описывает историю некоей Гарриет Поттер, мать которой убили сектанты и теперь вынуждают девочку ехать в какую-то школу.

– Срань господня…

– И вот тут внимание: девочку шантажируют жизнью опекунов! Мистер Дурсль не ожидает остаться в живых и просит защитить его сына и спасти девочку, которую считает дочерью.

– Дочерью?

– Тут так написано: «спасите дочь».

– Письмо, я так понимаю, вы проверили…

– Да, сэр. Допрашивали в полиции с участием психиатра, по его мнению, Дурсли ведут себя неадекватно, их будто что-то заставляет говорить гадости о девочке.

– Какие гадости? – заинтересовался контрразведчик.

– «Уродка», «нахлебница», и т.п.

– Да, от заботы, с которой мистер Дурсль пишет в письме… Почерк сличали?

– Да, это он написал, абсолютно точно, сэр.

– Так, а что их сын, он тоже?

– Сына опрашивали наши специалисты, мальчик в панике. Он очень любит сестру и не понимает агрессии родителей в письмах, стоит только о ней спросить. Но ради одной простой сироты… Зачем?

– Или сирота непростая… Запроси Гербовую по поводу фамилии Поттер. И запиши меня к ее Величеству, что-то нет у меня доверия к нашему премьеру в этих условиях.

– Выполняю.

Через день глава МИ-5 встретился с Ее Величеством, которая, рассмотрев представленные документы, ознакомившись с выпиской о дворянском титуле мисс Поттер и увидев статистику исчезновения детей, связанную с этой сектой, пришла в ярость. Ее Величество потребовала самых решительных мер.

Ржавые шестеренки государственной машины Великобритании начали раскручиваться, готовясь к отражению агрессии.

***

За ужином Гарриет почти не могла кушать и, если бы не Гермиона, так и осталась бы голодной. Гермиона ничего не хотела слышать, просто подкладывала кусочки на тарелку Гарриет, угрожая начать кормить с ложечки, поэтому девочка кушала. Было в этом слегка авторитарном поведении Гермионы что-то родное, близкое Гарриет, отчего девочка все сильнее привязывалась к Гермионе, выполняя все ее распоряжения. К чести Гермионы следует сказать, что она быстро это поняла и старалась не пользоваться возникшим доверием.

Но сейчас… После ужина Гарриет, обретшая некую стабильность в мире в лице Гермионы, хвостиком шла за ней, стараясь не отстать. На ступеньки взбираться было неожиданно тяжело. Уже через десяток ступенек Гарриет запыхалась, но упрямо карабкалась наверх. Впрочем, до верха девочка не дошла.

Гермиона присматривала за Гарриет и именно поэтому заметила, как девочка, занеся уже ногу над ступенькой, покачнулась и под крик Гермионы попыталась упасть.

– Гарриет! Помогите! – Гермиона держала опадающее тело в своих руках.

Староста факультета, мисс Кристал, поспешила на помощь. Она подняла безвольно обвисшую девочку и левитировала ее в гостиную. Гермиона осталась с Гарриет и попыталась привести ту в сознание маггловскими способами, что ей неожиданно удалось.

– Мисс Поттер, завтра обязательно зайдите в Больничное крыло, такой обморок необычен.

– Если у меня будет это завтра, – безжизненно ответила Гарриет.

– Что такое? – всполошилась Пенелопа и поручив второму старосте заняться первачками, присела рядом на диван.

– Ее заставили сюда приехать, – почти прошептала Гермиона.

– Заставили?! Это как? – удивилась Пенелопа.

– Почти силой, – ответила Гермиона.

– Завтра пойдем к декану, а пока идите спать. Я хочу в этом разобраться.

Невилл старался держаться рядом и помог Гарриет встать, на что она слабо улыбнулась мальчику. Все отправились по спальням, а Невилл отправил короткую записку бабушке: «Бабушка, надо встретиться. Срочно! Внук». С надеждой на то, что бабушка поймет, Невилл пошел спать.

***

Утро было безрадостным. Как, впрочем, и каждое утро теперь. Гарриет лежала, глядя в потолок и пыталась заставить себя встать. Ей ничего не хотелось. Не хотелось вставать, шевелиться, даже глаза она с трудом заставила себя открыть. Девочка ощущала себя в тюрьме. И еще было очень страшно за маму и папу. И за братика.

– Вставай, засоня, – Гермиона ласково погладила Гарриет, да так, что девочка потянулась за погладившей ее ладошкой, отчего Гермиона чуть не заплакала.

– Здравствуй, Гермиона…

Растормошив Гарриет, Гермиона помогла той переодеться, потащила с собой умываться, чистить зубки. Она чувствовала, что Гарриет, как ее младший братик, который с утра иногда так же капризничал. Вот только Гарриет не капризничала, ей действительно было плохо. Решив почаще гладить девочку, Гермиона отправилась с ней в гостиную.

Пенелопа Кристал, староста Рейвенкло, с ужасом смотрела на представшую перед ней девочку. Героиню Магического Мира, Гарриет Поттер. Потухшие глаза, слегка оживающие рядом с другой девочкой. Отсутствие не то, что любопытства, но и интереса. И эти вчерашние слова о том, что девочку заставили… надо поговорить с деканом.

Пора было идти на завтрак. Сегодня спускались медленнее, Пенелопа проверяла свою догадку. И точно, где-то на середине лестницы Гарриет судорожно схватилась за стенку. Решив рассказать первачкам немного о замке и башне Рэйвенкло, Пенелопа дала девочке передышку. Так они дошли до Большого Зала.