Текст книги "Сказки и легенды (СИ)"

Автор книги: Вильямария

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

   Он поцеловал старику руку и направился к морю. Тем временем, фея вернулась. Открытые коралловые ворота и пустые залы дворца подсказали ей, что Антонио ушел. Ее душа была полна горя и ярости. Он действительно принадлежал к неверному племени, которое она знала и ненавидела; но его глаза и сердце все еще хранили тот божественный образ, который она тщетно искала среди холодных, бессловесных созданий океана и по сравнению с которым красота и гармония ее волшебного царства казались жалкими и неудовлетворительными. Он стал ей очень дорог. Она уже начала верить в его верность, но снова оказалась обманутой. Впрочем, как она и предупреждала его, жалость, свойственная смертным, не нашла места в ее сердце. Она не жаловалась, и ни одно гневное слово не сорвалось с ее плотно сжатых губ. Она поднимется наверх, чтобы наказать неверного, если он окажется в пределах ее досягаемости, согласно ее прежнему предупреждению.

   Она прошла через коралловые ворота к тому месту, где вздымающиеся ступени вели в мир наверху. Она ступила на них, и зыбкая лестница стала тверже под ее ногами. Как только она ступила на первую ступеньку, Антонио начал спускаться. Они встретились на полпути посреди моря. Антонио задрожал, когда она предстала перед ним во всем великолепии своей волшебной красоты, своего всепоглощающего величия и могущества, но душа его отшатнулась от нее и с пламенной тоской устремилась к своему любимому дому.

   – Откуда ты пришел? – сурово спросила она, хотя ее чуткий слух уловил историю последних нескольких часов в громком биении его сердца. – Откуда ты пришел?

   Он набрался храбрости, рассказал ей все и попросил отпустить его с миром.

   – Помнишь тот летний вечер, когда ты настоял на том, чтобы пойти со мной, несмотря на мое предупреждение? – спросила она тем же суровым тоном.

   – Да, – пробормотал Антонио.

   – И разве ты не помнишь моего предупреждения и своего требования, чтобы я наказала тебя, если ты нарушишь свое обещание?

   – Я все помню, – сказал Антонио дрожащими губами.

   – И перед лицом того неминуемого ужаса, который ожидает тебя, ты все еще хочешь покинуть меня?

   – Я не могу поступить иначе, – страстно воскликнул он. – Подводное царство утратило свое очарование с тех пор, как я увидел пропасть непримиримой вражды, отделяющую его от моего народа, с тех пор, как оно отняло у меня то, что когда-то было самым дорогим сокровищем моего сердца. Нет, гордая госпожа, отпусти меня; отныне я не смогу больше веселиться в твоем дворце.

   Ее глаза потемнели и стали бездонными, как пучина под ними.

   – Иди, – медленно проговорила она, – но сначала распусти пояс.

   Он глубоко вздохнул с надеждой и восторгом, снял с себя звездный пояс и отдал его фее. Она взяла его, еще раз посмотрела ему в лицо и скользнула вниз по ступенькам.

   Антонио повернулся в поисках верхнего мира, но лестница над ним исчезла; ступенька, на которой стояла его нога, растаяла под ним, и он обнаружил, что плывет в темной, глубокой воде. Но волны больше не были нежными, как весенний бриз. Отдав пояс, он отказался от своей власти над ними, и теперь был всего лишь слабым смертным, борющимся с бушующей стихией. Волны ревели вокруг него и швыряли его из стороны в сторону, как мяч, а он тщетно пытался дышать. Он посмотрел вверх, чтобы измерить расстояние, а затем изо всех сил вступил в отчаянную борьбу с волнами. Его молодые сильные руки несли его вверх; наконец, он поднял голову над водой и вдохнул свежий морской воздух. Он нашел глазами красную скалу, на которой сидел его старый учитель, беспомощно протянув руки к приемному сыну, отчаянно сопротивлявшемуся силе волн.

   – Я здесь, я иду, отец, – уверенно крикнул он, но гигантский вал накрыл юношу и швырнул его в кипящую пучину.

   Вечерние краски океана тускнели, а старик все еще стоял у скалы, сцепив руки и устремив пристальный взгляд в спокойную теперь глубину. Волны гнали с запада что-то темное, и оставили его на берегу почти у самых ног старика. Тот посмотрел на неподвижную фигуру, затем встал и нетвердыми шагами подошел к тому месту. Там лежал Антонио, бледный, холодный и мертвый. Он сдержал свое слово; еще до того, как ночь сменилась ярким утром, он вернулся, но не так, как мечтал и надеялся. Дрожащими руками старик вырыл себе могилу у подножия красной скалы, где Антонио впервые увидел фею. Затем он повернулся и зашагал к своему далекому, одинокому дому.

   Как только снова наступил вечер, морская фея поднялась из волн, подошла к скале и села рядом с камнем, под которым лежал Антонио. Она сидела молча и неподвижно, ее белые руки спокойно лежали на коленях, а мечтательные глаза смотрели на вздымающиеся волны; но по ее прекрасному лицу текли крупные слезы, блестевшие в лучах заходящего солнца и говорившие о боли, пульсировавшей в ее гордом и одиноком сердце.

   Только когда вечерние краски сменились розовыми оттенками рассвета, морская фея вернулась в свое подводное королевство, чтобы никогда больше не возвращаться на землю.

   С тех пор ни один смертный глаз не видел ее, и древняя сага о морской фее больше не слышна на берегах Норвегии.

   Место упокоения Антонио по-прежнему пустынно. Оно известно только норвежскому небу, которое простирается над ним, яркое и солнечное, а маленькие волны иногда набегают на него, сверкая, подобно слезам морской феи.

ВЕРНЫЙ ГОБЛИН

   Давным-давно на высоком холме в земле Гессен стоял замок. Ни одного камня, из которых были сложены его гордые стены, не сохранился до наших дней, и даже его местоположение почти забыто; но в те дни его высокие башни были видны на многие мили вокруг, а в его залах правили высокомерные и благородные люди.

   Лучи заходящего солнца падали сквозь маленькие оконные рамы в круглую башенку на светлые волосы прелестной маленькой девочки. Она стояла на коленях в кресле у окна, положив голову на маленькие округлые ручки, и плакала тихими, горькими слезами.

   – Ах, Маргарет, Маргарет, почему ты так задерживаешься? – воскликнула она, наконец, громко всхлипывая; соскользнула со своего места и побежала к двери; но ручка массивной двери комнаты замка была слишком высока, чтобы маленькая рука могла дотянуться до нее, а толстые дубовые панели не пропускали звуков ее плача.

   Все были далеко – все, даже Маргарет, ее кормилица, которая, забыв о своем долге, оставила девочку одну, наблюдая за тем, что происходило на великолепном пиру, устроенном в честь помолвки старшей дочери благородной семьи.

   – Ах, Маргарет, дорогая Маргарет, приди же быстрее к своей маленькой Мод! – снова закричала девочка, вставая на цыпочки и пытаясь открыть высокую дверь. Но все ее усилия были тщетны, все ее мольбы остались не услышанными, и, наконец, она вернулась к окну, потому что в башне с высокими потолками постепенно сгущались сумерки. Она снова забралась в кресло, оперлась рукой о подоконник и с тихим плачем смотрела в ярко-красное вечернее небо, по которому плыли маленькие белые облачка, – словно лебеди в багровом море.

   – Мод, Мод! – раздался вдруг голос с другой стороны комнаты.

   Девочка удивленно повернула голову: у камина стоял маленький мальчик, не больше ее самой, с такими же прелестными золотистыми волосами и румяным личиком. Его камзол был сшит из красного бархата, а ноги обуты в маленькие сапоги из оленьей кожи, богато расшитые дорогим жемчугом.

   Слезы Мод перестали течь. Наполовину испуганная, наполовину обрадованная, она не сводила глаз с прелестного маленького незнакомца и, наконец, робко спросила: «Кто ты, мальчик, и как попал сюда? Ведь дверь все еще закрыта!»

   Малыш весело рассмеялся и подошел к креслу Мод.

   – Ах, Мод! Ты знаешь меня уже очень давно. А теперь подумай: разве Маргарет не грозится позвать меня, когда ты не засыпаешь сразу?

   – Уж не хочешь ли ты сказать, что ты – Пак, наш замковый гоблин, который столько раз дурачил людей, что все его боятся? – спросила девочка, совсем не испугавшись. – Но мне всегда говорят о тебе, как о старом и морщинистом.

   – Да, это так, – кивнул мальчик, – но я дразню только злых людей, которые раздражают меня, и я стар и уродлив только в их глазах. Но я не буду дразнить тебя, а буду служить тебе, когда смогу, и играть с тобой, когда Маргарет будет уходить, чтобы ты не боялась меня. Тебе бы это понравилось, Мод?

   – Да, конечно, – ответила девочка; ее глаза сияли. – Теперь, когда моя дорогая мама умерла, я так часто остаюсь одна. Отец всегда на охоте. Для своих сестер я слишком мала, а Маргарет часто уходит посплетничать с другими слугами и запирает меня здесь. Сегодня она отсутствовала так долго, что я проголодалась; уже темнеет, а она все никак не придет со свечами и ужином.

   – Ты получишь и то и другое немедленно, Мод, подожди минутку! – воскликнул мальчик, торопливо возвращаясь к огню; он проворно и легко взобрался на железные прутья и исчез в дымоходе.

   Мод встала со стула и в изумлении смотрела ему вслед.

   – Ах! Ты испортишь свой прекрасный камзол, дорогой Пак! – с тревогой воскликнула она, но единственным ответом был веселый смех гоблина. Потом все стихло, и малыш исчез.

   Она стояла, сложив руки, и выжидающе смотрела на темную, необычную дорогу, которую выбрал маленький Пак. Она чувствовала, что все это так таинственно и в то же время так восхитительно; это было похоже на ожидание подарков в канун Рождества. Затем где-то высоко послышался шорох и стук, и маленький мальчик быстро, как белка, спустился по закопченной стене и в мгновение ока положил свою ношу перед изумленной девочкой.

   – Подожди минутку, – весело воскликнул он, – и ты увидишь, как здесь будет светло!

   С этими словами он взобрался на стену, и через мгновение серебряные канделябры засияли от зажженных восковых свечей.

   Девочка в восторге захлопала в ладоши.

   – Это еще не все, – сказал гоблин с важным видом, – ты только посмотри.

   Он открыл корзину, которую принес с собой. С волшебной быстротой стол был накрыт, – и накрыт самыми изысканными блюдами.

   Мод не требовалось приглашения, чтобы попробовать их на вкус.

   – Ах, Пак, ты такой хороший, – сказала она с благодарностью. – Как ты добр ко мне! Тебе все это дала Маргарет?

   – Маргарет? Как бы не так! – ответил гоблин. – У нее нет времени думать о тебе. Она слишком занята, глядя на то, что происходит, и пробуя кусочки того, что ей удается стащить со стола.

   – Но кто же дал тебе все это – этот восхитительный торт и этот великолепный пирог? Это, должно быть, то самое блюдо, которым, по словам Маргарет, повар так гордился!

   – Да, это так! – ответил малыш, кивнув. – И гости так скривились, когда он вдруг исчез у них из глаз, что я чуть не умер от смеха... ха-ха-ха!

   – Исчез? – удивленно спросила девочка.

   – Ну да, исчез! Ты думаешь, они сами бы отдали его? – засмеялся Пак. – Я надел шапку, чтобы они меня не видели, а потом собрал все, что, как мне показалось, тебе понравится.

   Мод уронила кусочек, который только что поднесла ко рту, и недоверчиво посмотрела на своего маленького товарища.

   – Что ты имеешь в виду? – с тревогой спросила она.

   Малыш от души рассмеялся.

   – Смотри, – сказал он, едва овладев собой, – видишь эту красную шапочку? Я держал ее под мышкой все время, пока говорил с тобой, а теперь надену!

   И через мгновение он исчез; и хотя девочка с тревогой оглядела комнату, но никого не увидела. Не было видно ни его красного плаща, ни золотистых волос, но его звонкий смех рядом с ней подсказал ей, что он здесь, и так же близко, как и прежде.

   – Ах, Пак, милый Пак, не шути так, пожалуйста, – взмолилась она. – Я боюсь, когда ты так делаешь.

   В то же мгновение он снова стоял перед ней, – красивый и веселый, – встряхивая своими золотыми локонами и улыбаясь.

   – Ты не должна бояться, – сказал он успокаивающе, – я всегда буду виден тебе, и буду использовать свою шапку только для того, чтобы тебе услужить. А теперь дай мне поесть. Нет, только не этот торт! Отломи мне немного белого хлеба с этого блюда и полей его хорошенько молоком; это то, к чему я привык в течение многих поколений. Во времена твоего прадеда добрая горничная каждый вечер оставляла мне немного еды, а взамен я помогал ей по хозяйству. Мужчины не такие добродушные и не хотят платить мне свои долги, поэтому я не хочу дружить с ними.

   – Мой добрый Пак, – сказала девочка, протягивая ему чашку, – теперь ты ни в чем не будешь нуждаться! Я получаю белый хлеб и молоко каждый вечер на ужин, и я всегда буду делиться ими с тобой.

   Потом они с аппетитом поужинали, болтая без умолку, как старые знакомые. Наконец сон одолел усталого ребенка. Пак уселся в ногах ее кровати и запел странную, нежную, сладкую колыбельную. Как только Мод заснула, гоблин занялся удалением всех следов их пиршества, а когда Маргарет вернулась поздно вечером, испытывая множество дурных предчувствий по поводу своего пренебрежения долгом, то обнаружила девочку спокойно спящей, вместо того чтобы, как она опасалась, встретить ее с горькими упреками.

   Маргарет вздохнула свободнее и решила впредь быть более внимательной к своей подопечной. В течение нескольких дней она твердо придерживалась своего решения, но вскоре начала выскальзывать в сумерках, чтобы поболтать с подругой, всего на несколько минут, как она уверяла Мод. Прошло совсем немного времени, и минуты превратились в часы, а через неделю или две она забыла свое раскаяние и добрые намерения, и бедная маленькая Мод снова могла бы горько плакать, если бы не ее маленький друг.

   Как только за Маргарет закрывалась дверь, из трубы появлялась белокурая голова гоблина, после чего он, с радостным приветствием, появлялся в комнате. Мод хлопала в ладоши, потому что для нее начиналось самое приятное время. Не было конца историям, которые Пак рассказывал для ее развлечения. В течение нескольких часов, пока няня отсутствовала, девочка сидела неподвижно, сложив руки, и, затаив дыхание, слушала рассказы о давно минувших днях. В течение сотен лет маленький гоблин жил в замке как почетный член семьи, и его память, более точно, чем семейная хроника, хранила историю каждого человека из длинной вереницы предков. Перед изумленным ребенком, казалось, разверзлись могилы, и предки, давно уже обратившиеся в прах, проходили в расцвете юности перед ее глазами. Потом она шла в зал предков и, стоя перед картинами, смотрела на них, – то с любовью, то с ужасом, – потому что знала историю, связанную с каждым из тех, кто был изображен на старых портретах.

   Никто во всем замке не знал о дружбе ребенка с Паком. Она боялась, что слуги будут дразнить его, если узнают о его присутствии, или, возможно, прогонят прочь, поэтому тщательно хранила свою тайну.

   Наступила зима. Выпал глубокий снег, буря выла и свистела по ночам в широкой трубе, окна покрылись густым инеем.

   – Бедный Пак, – сказала Мод однажды вечером, когда гоблин спустился по трубе, стуча зубами от холода, – я не могу позволить тебе оставаться там дольше. Видишь, твои волосы побелели от мороза и снега, и ты весь дрожишь.

   – Да, да, – сказал малыш, – очень холодно.

   – Послушай, – сказала девочка, подходя к своему кукольному уголку и отодвигая занавеску, – я убрала кукол. У тебя будет большая кровать с четырьмя столбиками, днем ты тоже можешь оставаться здесь. Я приготовила для тебя маленький столик и стул, так что до наступления лета у тебя будет что-то вроде маленькой комнаты.

   Так что всю зиму Пак по ночам прокрадывался в теплую мягкую постельку, вместо того чтобы прятаться в холодный темный дымоход, когда Маргарет возвращалась.

   Пришла весна, с ее первоцветами и пушистыми облаками, а затем наступило лето, – с его великолепием цветов в полях и рощах.

   Теперь Мод и ее няня часто уходили в лес, к величайшему восторгу ребенка. Но однажды Маргарет обнаружила, что солнце слишком жаркое, а дорога слишком длинная, и ее легко удалось уговорить присесть и отдохнуть, пока Мод будет собирать землянику.

   Едва она скрылась из виду своей няни, как Пак, незримо сопровождавший ее, снял шапку, с криком подбросил в воздух и предстал перед своей маленькой подругой, весело смеясь. Какие это были восхитительные часы! Какие богатые земляничники и прекрасные цветы умел найти Пак! А когда девочка уставала, она ложилась на мох рядом с Паком, и они оба смотрели в небо и на зеленые верхушки деревьев.

   Гоблин понимал язык Природы. Он слышал, как деревья шепчутся друг с другом, рассказывая о райских деревьях с золотыми стеблями и цветами из драгоценных камней; он понимал песню соловья, когда тот пел своей подруге о красоте птицы Феникс и ее вечной юности; он видел жуков, мерцающих в траве, и слышал их тихие разговоры, когда они говорили о своих братьях в далекой Индии, чьи крылья сверкают изумрудами так, что темноглазые индусские женщины используют их для украшения своих черных волос; и даже безмолвный, безжизненный камень говорил с Паком на понятном тому языке, – он рассказывал ему об алмазах далеко за морями, которые жадно ищет глазами раб, пытаясь найти достаточно большой, чтобы купить себе свободу. Все это он понимал и рассказывал об этом девочке, слушавшей его в безмолвном восторге и смотревшей на перешептывающиеся деревья.

   Шли годы, и Мод расцвела девичьей грацией и прелестью. Она стала любимицей своего отца. Много часов, которые он прежде проводил за охотой или за чашей вина, он проводил теперь с дочерью, забавляясь ее удивительными рассказами из семейной истории. Но она не открыла ему, откуда у нее все эти знания, потому что боялась навлечь беду на верного гоблина, все еще остававшегося ее другом и спутником в часы одиночества.

   Единственная незамужняя сестра Мод, Гертруда, собиралась выйти замуж за храброго молодого рыцаря, которого она предпочла могущественному, но внушавшему всеобщий страх графу, чей замок находился неподалеку.

   На свадьбе Мод впервые появилась среди взрослых людей и, как и подобало случаю, приняла в качестве сопровождающего пажа сына соседнего дворянина, который, будучи старым другом ее отца, позволил своему сыну учиться рыцарской службе в доме отца Мод, готовя его к занятию должности при императорском дворе. Это был красивый юноша, немного старше своей молодой хозяйки, с каштановыми волосами и темными мечтательными глазами, и Мод испытывала невинное удовольствие от красоты своего будущего слуги; но Пак выглядел не очень довольным, когда она рассказала ему об этом.

   – Я прогоню его, если он мне не понравится, – сказал он сердито.

   – О, нет, дорогой, милый Пак, ты не должен этого делать! – умоляюще сказала Мод. – Если ты любишь меня, будь добр к нему; у него нет матери, как и у меня.

   Но маленький гоблин был впервые рассержен с начала их дружбы, и когда Мод легла спать, он отказался от мягкой кукольной кровати, ставшей ему дорогой, и вместо этого выбрался по трубе на вершину башни. Там он сидел, мрачно глядя на звезды, и множество печальных мыслей сменяли одна в другую в его голове.

   На следующее утро, когда Геро пришел в башню с букетом цветов для своей молодой хозяйки, он увидел Пака, сидящего рядом с ней на подоконнике и наблюдающего, как она прядет. Гоблин надел свою шапочку-невидимку при появлении Геро, но это было бесполезно, поскольку паж родился во время угасающих дней и мог видеть малыша, несмотря на его чары.

   – Ах, леди Мод! – воскликнул он в гневном изумлении. – Кто это с вами? Разве это не один из тех гоблинов, которые причиняют столько зла?

   – Пак был моим другом и товарищем с самого детства, – сказала Мод с чуть излишней горячностью, – и я благодарна ему за многие приятные минуты, проведенные с ним.

   – Может быть, – ответил Геро, – но он не должен занимать мое место рядом с моей госпожой. Ваш конь оседлан, и я готов сопровождать вас.

   Гоблин позволил своему гневу вырваться наружу. Он назвал Геро гордым дураком и заявил, что не позволит ему вмешиваться в его дела. Затем он последовал за Мод, которая спустилась по винтовой башенной лестнице, чувствуя, что ее охватывает отчаяние из-за разногласий между ее спутниками. Когда она вскочила в седло у ворот замка, Пак, по обыкновению, вскочил следом за ней, и они поскакали вниз по склону. Но радость его длилась недолго, потому что едва они выехали на широкую ровную дорогу, как Геро подъехал к лошади своей дамы, неожиданно схватил маленького Пака и посадил его в седло перед собой.

   Гоблин мог бы легко освободиться от рук юноши, если бы Геро благоразумно не завладел шапкой-невидимкой, и все попытки малыша высвободиться только усиливали насмешки его мучителя. Наконец, когда Геро ссадил его у ворот замка, Пак сжал свой маленький кулачок и прорычал:

   – Я отплачу тебе за это.

   С этого времени паж не знал покоя. По ночам Пак прокрадывался к нему в комнату и тревожил его сон всякими злыми проделками; однажды он даже поднял Геро с постели, отнес и положил рядом с колодцем, надеясь, что, проснувшись, тот упадет в холодную глубокую воду. Геро избежал опасности, но приключение научило его сохранять хотя бы внешнее спокойствие по отношению к своему маленькому врагу.

   Мод попыталась примирить их, позволив Геро одному сопровождать ее, когда она отправлялась на прогулку или верхом, оставив за маленьким гоблином прежние утренние и вечерние часы.

   Пак принял это предложение с некоторым ворчанием. Когда наступал час для прогулки верхом, он поднимался на вершину башни и смотрел вслед всадникам, которые весело неслись вперед, с печальным выражением в глазах.

   – Но ведь он не может рассказывать ей такие истории, как мои, – говорил он. – Нет, он не может занять мое место.

   Нет, конечно, юный паж никогда не слышал языка Природы, но ему было, что рассказать о турнирах и подвигах, и мягкий голос лесных деревьев начал постепенно умирать в душе девушки, сменяясь шумом и суетой жизни.

   Постепенно утренние часы в башне становились все более и более дорогими для нее; прогулки верхом в зеленом лесу и рассказы о неведомом мире с каждым днем приобретали все новую прелесть; а теплыми вечерами ее мудрый друг-гоблин рассказывал ей удивительные вещи о звездах, когда они вдвоем стояли на вершине старой башни и смотрели, как один за другим гаснут далекие огни.

   Однажды ночью, когда она спала и видела сладкие сны, сотканные из воспоминаний о радостях дня, ее разбудил внезапный зов Пака.

   – Скорее, скорее! Неужели ты ничего не слышишь? – встревожено воскликнул малыш. – Вставай и беги, спасай свою свободу и свою жизнь.

   Мод в ужасе вскочила.

   – Что случилось? – воскликнула она.

   – Могущественный граф, которому отказала твоя сестра, прослышал, что вашего отца нет дома, и решил жестоко отомстить, отняв у твоего отца его состояние и ребенка.

   – Что же мне делать, добрый Пак? – со страхом воскликнула Мод, сжимая дрожащие руки.

   – Одевайся скорее, и идем.

   – Сквозь толпы врагов? – спросила девушка, дрожа, потому что услышала, как дубовые ступени скрипят от топота множества ног.

   – Да, прямо через толпу врага, – сказал Пак, – но не без моей шапки. Накрой меня своим плащом и надень это на голову. Тогда никто не сможет увидеть нас.

   Так они прошли незамеченными сквозь толпу грубых солдат. Однажды Мод чуть не выдала себя, увидев, как Геро в одиночку сражается с множеством врагов. Винтовая лестница, ведущая в башню его госпожи, была достаточно узкой, чтобы ее можно было защитить, и он, с храбростью льва, защищал путь к тому месту, где, как он полагал, находилась его госпожа.

   Как трудно было Мод удержаться, чтобы не сказать ему, что его усилия напрасны! Но Пак приложил свою маленькую ручку к ее губам и заставил ее замолчать.

   – Пак, милый Пак, неужели ты не можешь спасти его? – воскликнула девушка в отчаянии, когда они оказались за стенами замка.

   – Нет, пока ты не окажешься в полной безопасности, – решительно сказал маленький гоблин, – пока ты не уйдешь вглубь леса, где враги никогда не смогут тебя найти.

   Мод побежала к лесу, но путь был долог, а у нее подкашивались ноги. Повернувшись к замку, она увидела языки пламени, вырывающиеся из дверей и окон. С еще большим беспокойством она продолжала бежать вперед, пока высокие деревья леса не скрыли замок от ее взгляда. Но даже тогда Пак отказался оставить ее.

   – Разве Геро, который, признаюсь, исполнил свой долг перед тобой, – разве он, если, как кажется, любит тебя, – захотел бы, чтобы я вернулся спасти его и оставил тебя без защиты?

   Все дальше и дальше углублялись они в лес, где вместе провели столько приятных часов. Но теперь деревья, которые раньше тихо перешептывались, смотрели вниз, словно угрюмые великаны, и ночной ветер в ветвях завывал: «Беги! Спасайся!»

   Внезапно впереди показался отблеск света – мягкое серебристое сияние. Тихое журчание воды донеслось до слуха беглецов, и через несколько минут они стояли на краю долины, которая, забытая людьми, располагалась в самом сердце леса.

   Здесь, под прикрытием замшелой скалы, стоял уютный домик старого лесничего. Лунные лучи отражались от единственного окна и дрожали на каменной скамье перед дверью. Дом был необитаем, потому что добрый старик давно умер, и никто не жил в нем после его смерти. Но ничто не несло на себе следов разложения. В камине даже горел яркий огонь, а на крюке над ним висел кипящий чайник. Старый лесничий был хорошим другом Пака, и малыш любил, чтобы в маленьком домике было так же чисто и уютно, как раньше.

   Мод благодарно улыбнулась и огляделась.

   – Спасибо, дорогой Пак, – сказала она, – а теперь возвращайся к Геро. Я лягу на эту прекрасную постель из душистого мха и не буду бояться, обещаю тебе.

   Когда Пак вернулся, он увидел, что усталость девушки пересилила ее тревогу, но по слезам, которые дрожали на ее ресницах, он понял, что она думает, даже во сне, о своем храбром паже, и боялся сказать ей, когда она проснется, что ему не удалось найти никаких следов верного Геро. Большая часть башенной лестницы обвалилась, и невозможно было найти его тело среди других тел под ее развалинами.

   Когда девушка проснулась, ей на мгновение почудилось, что она находится в своей башне, потому что у открытого окна стояло богато украшенное резьбой кресло, единственное, что осталось ей от ее матери, в котором Мод так часто сидела и болтала со своим маленьким другом, а в углу стояли ее арфа и серебряное веретено с белоснежной нитью.

   Но, увы! вскоре она вспомнила ужасы этой ночи, и когда в ответ на ее вопросительный взгляд Пак дрожащим голосом поведал ей о своих страхах за Геро, горе девушки нашло выход в горьких рыданиях.

   Но Пак не позволил ей предаваться этим печальным мыслям. Отодвинув занавеску на стене, он показал ее изумленным глазам портреты ее дорогих родителей, которые висели точно так же, как в ее собственной комнате в башне. И пока она стояла, глядя на любимые лица, сложив руки в безмолвном волнении, огонь потрескивал в очаге под кипящим чайником, а Пак рылся в шкафах и сундуках, гремя тарелками и чашками, и готовил еду для себя и своей подруги.

   Мод со счастливой жизнерадостностью юности почти забыла о своих ночных заботах, а румянец вернулся к ней вместе с пищей; ее утешала приятная болтовня Пака, и она охотно верила его предсказаниям о лучших днях.

   – Ты должна остаться здесь, Мод, – сказал он, – пока не вернется твой отец и не накажет злого графа за его поступок. Ведь даже под защитой отца ты не будешь в такой безопасности, как здесь, в этом лесном убежище. Так что наберись терпения, и я со временем верну тебя твоим друзьям, даже Геро, если он еще жив, хотя это будет самое трудное. Но теперь я знаю, что он был достоин тебя, иначе он не смог бы сражаться так, как сражался прошлой ночью. Это было очень благородно!

   – Если бы он был жив, вы могли бы стать друзьями, – сказала Мод со слезами на глазах. – Два таких дорогих, добрых существа не могут быть врагами всю жизнь.

   Проходили дни и недели, а Мод все еще оставалась в своем укрытии. Время от времени Пак выходил посмотреть, что происходит в замке.

   – Граф посылает шпионов, – я вижу, как они шныряют во всех направлениях, – чтобы найти наше убежище, потому что они, кажется, знают, что ты спаслась от огня, или подозревают об этом, поскольку не нашли тебя среди мертвых. Он хочет взять тебя в заложники, чтобы отвратить месть твоего отца. – И, когда щеки Мод бледнели при этих словах, он добавлял: – Но они не смогут найти тебя в этом лесу.

   Итак, девушка оставалась в лесной хижине, и если бы утрата Геро и тоска по любимому отцу не терзали ее сердце, она могла бы быть почти так же счастлива в прекрасной долине, как когда-то в своем старом доме.

   Пак каждое утро на рассвете принимался за работу, словно хотел наверстать упущенное за век безделья, и никогда не позволял Мод делить с ним домашний труд. Она сидела и пряла, на каменной скамье у двери, а он весело суетился вокруг маленького домика. Потом, когда вся работа была сделана, они уходили в лес, и казалось, что старые времена вернулись снова. Они по-прежнему лежали на мягком мху, глядя на тенистые деревья, пока Пак рассказывал свои удивительные истории.

   Наступили осень и зима, и теперь свободные часы они проводили у веселого огня, горевшего в очаге. Никогда и ни у кого еще не было такого слуги и такого веселого товарища, как маленький верный гоблин.

   Наконец пришла весна. И теперь Пак каждый день уходил посмотреть, что происходит в замке графа, потому что отец Мод осадил своего врага, надеясь заставить его выдать дорогого ему человека, которого он считал заключенным в этих стенах. Пак никогда не говорил скорбящему отцу о том, что его дочь в безопасности, потому что не хотел, чтобы она лишилась его защиты, пока ее могущественный враг не будет побежден или даже убит.

   Чем зеленее становился лес, тем ближе наступало время падения замка. Оно было неизбежным, его оборона могла продлиться лишь несколько дней.

   Таковы были новости, которые Пак принес однажды, придя на полуденную трапезу, и когда он снова вышел, чтобы получить дальнейшие сведения или, если это будет возможно, незаметно протянуть руку помощи осаждающим, Мод села на каменную скамью перед домом и попыталась занять свои дрожащие пальцы прядением. Но Пак отсутствовал дольше, чем обычно, и она с тревогой спрашивала себя, следует ли считать это хорошим знаком или наоборот.

   Наконец она больше не могла этого выносить. Она встала и пошла по узкой тропинке, по которой когда-то пришла к лесному убежищу. Она никогда прежде не отваживалась одна бродить по лесным зарослям, но птицы сладко пели, когда она проходила мимо, и их веселые голоса вселяли в нее надежду.