Текст книги "Сказки и легенды (СИ)"

Автор книги: Вильямария

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

   Там, глубоко внизу, лежало сокровище Нибелунгов, и Рейн безмолвно нес свои воды над сокрытой им тайной. Никто и никогда не расскажет эту историю, ни одна рука никогда не дотронется до сокровищ. Почему же тогда Гако все еще стоит, погруженный в свои мысли? Почему он мрачно смотрит вниз, в глубину реки? Были ли это тени прошлого или видения кровавого будущего, поднявшиеся из сверкающих волн? Думал ли он о красоте Кримгильды и о той страстной любви, которую его, теперь ожесточенное, сердце когда-то испытывало к прекрасной принцессе, той любви, что, будучи отвергнута, превратилась в гнев и ненависть, толкнувшие его на убийство Зигфрида и похищение сокровищ Нибелунгов? Или он видел пророческим взором то время, когда, ныне беспомощная, Кримгильда отомстит всем, кто причинил ей боль, – отомстит, уничтожив героев Бургундии до последнего человека?

* * * * *

   Со времени этого ночного похищения прошло много столетий; кровь и слезы были пролиты, высохли и забыты; новые народы возникли, а старые пали, и едва ли нашлась бы хоть одна страница мировой хроники, чтобы рассказать об их борьбе, надеждах и слезах. Все изменилось. Новое заняло место старого, но и оно, в свою очередь, уступило место еще более новому. Ничто не осталось прежним, кроме вечно молодой, вечно прекрасной, вечно невинной природы и человеческого сердца, с его любовью и ненавистью. Рейн все еще тек, и Воннегау по-прежнему процветал на его берегах, но название его было изменено; собор Вормса все еще указывал в небо, но это было уже не то здание, в тени которого стоял дворец Кримгильды. Поколение, которое теперь ступало по той же самой земле, ничего не знало о Нибелунгах – традиция этих героев сохранилась лишь в некоторых полузабытых песнях. Спрятанное сокровище давно уже считалось мифом, и мудрецы с недоверчивой улыбкой указывали на реку, которая, как говорили, скрывает некую «золотую тайну».

   Тем не менее, это не было мифом; сокровище все еще лежало под водой. Ни одна корона, ни один браслет не были утрачены; ни один бриллиант не выпал из блестящей оправы, ибо, словно удерживаемые вместе волшебной рукой, драгоценности оставались лежать вместе; но волна за волной катились безостановочно, день и ночь, от начала года к концу, и, постепенно, незаметно, уносили сокровище все дальше и дальше. Оно миновало Воннегау; за ним воды устремились дальше, к морю, громко ревели у стен Пфальцбурга, а потом мирно текли мимо цветущих виноградных лоз, обвивавших гирляндами белые домики виноградарей.

   Волны понемногу увлекали сокровище Нибелунгов все дальше и дальше в тень берега, пока, спустя много лет, оно не оказалось у подножия скалы, высоко вздымавшейся над водами. Лунные лучи сплетали серебряную гирлянду вокруг ее гранитного чела, но гряда камней, окружавших ее подножие, и пенящаяся ярость волн отпугивали даже самых смелых. Там, в глубоком скалистом ложе, волны вынесли сокровище, и теперь оно покоилось, надежно спрятанное у подножия скалы Лорелеи.

   Но сокровища, которые когда-то сверкали на солнце, никогда не смогут упокоиться во тьме; они стремятся вернуться к дневному свету и ощутить тепло живой человеческой руки. Они медленно поднимаются из года в год, пока, наконец, не засияют в лучах солнца, ожидая чистой руки, которая освободит их, сделает так, чтобы они могли послужить добру, и таким образом искупит вину, связанную с ними. Таким же образом и сокровища Нибелунгов устремились вверх. Они поднимались медленно-медленно, потому что вздохи, кровь и слезы висели на них тяжелее, чем на других затонувших кладах. Но, наконец, примерно через тысячу лет после той ночи, когда Гако бросил сокровище в реку, оно поднялось.

   Стояла такая же восхитительная весенняя ночь, подобная той, памятной, случившейся давным-давно; давно закончилась работа в цветущих виноградниках, кругом царили покой и умиротворение. Ночной ветер тихо дул с гор и нес аромат виноградных лоз на другую сторону Рейна; луна сияла высоко в небе, ее свет дрожал, скользил вниз по уступам скалы Лорелеи и целовал ее подножие, лежавшее в глубокой тени. Там волшебным сиянием горели драгоценные камни сокровищ Нибелунгов, так что Рейн ярко пылал, когда его волны играли вокруг золотого клада. Ночной ветер задул сильнее, принеся на своих крыльях что-то вроде призрака, который скрылся в туманной пелене на вершине скалы, а затем предстал в той величественной красоте, которая в давно минувшие дни тронула гордое сердце Гако и завоевала любовь героя Зигфрида. Это была Кримгильда, некогда печальная вдова Зигфрида, а потом королева короля Этцеля в далекой стране гуннов. Как королева Венгрии, она пригласила бургундских героев в свое королевство, чтобы потребовать у Гако украденные сокровища или отомстить ему за убийство Зигфрида и кражу ее золота. Но месть, которая должна была настигнуть только одного, обрушилась на всех, даже на ее собственного маленького сына. Гордое сердце Кримгильды смягчилось от этого удара, и она с острым раскаянием подумала о других матерях, которых ее безумная месть сделала бездетными. Ей оставалось только одно – дарить счастье вместо горя. С желанием, которое возносилось к небесам, подобно молитве, она думала о своем потерянном сокровище. Если бы она могла получить его сейчас, – какие беспокойные сердца были бы успокоены ею, той, которая до сих пор приносила несчастье счастливым! Но меч отправил ее в могилу с неудовлетворенными желаниями. Та же самая резня, которая освободила ее от врагов, лишила ее ребенка и самой жизни.

   Ее душа часто витала над теми местами, где она была счастлива в юности, ища сокровище, спрятанное на дне реки. В ту ночь, когда оно поднялось на поверхность и его золотое сияние стало ярким и ясным, Кримгильда пришла сюда, думая освободить его. Ее глаза с тоской смотрели на плывущее золото, а руки, легкие и прозрачные, как лунные лучи, были вытянуты над скалой, словно она хотела схватить движущееся сокровище. Затем она скользнула вниз по зазубренным, залитым лунным светом каменистым тропинками, по которым не ступала нога человека, и вскоре оказалась на узком уступе, по которому сверкающей рябью тек Рейн. Ее белая нога была покрыта водой, но она не обращала на это внимания; ее глаза пристально смотрели на сокровище, которого она так страстно желала при жизни и которое теперь парило у ее ног в пляшущих волнах. Губы ее тихонько шевелились, руки были сжаты, словно в сильном желании, она наклонилась, стараясь дотянуться до золотой короны, которая теперь с металлическим звоном стучала о камень и почти касалась ее ноги; но когда она протянула свою прозрачную руку и, как ей показалось, коснулась острия алмазного креста, корона выскользнула у нее из пальцев, погрузилась в поток и была унесена прочь могучими водами. Кримгильда опустилась на колени; волны намочили ее длинные развевающиеся локоны и подол пурпурного платья, но она не чувствовала этого. Только одна мысль, одно чувство жило в ее сердце – страстное желание вернуть сокровище. Она снова наклонилась вперед; ее белые руки снова и снова хватали драгоценные камни, сиявшие вокруг нее, и все же всегда уклонявшиеся от ее прикосновения. Другие сокровища плыли ей навстречу, золотые слитки приближались к ее ногам, но, стоило белым пальцам прикоснуться к ним, выскальзывали и медленно исчезали в середине потока.

   Холодные губы Кримгильды задрожали, прозрачные руки прекратили бесполезный труд и снова сложились в молитве. Затем на реке послышался громкий шум, и величественная тень поплыла вниз по течению. Глаза Кримгильды следили за его движением; она приближалась все ближе и ближе, пока не миновала пенящийся золотой поток и не приблизилась к скале, на которой теперь стояла королева, выпрямившаяся и величественная.

   Это был Карл Великий, некогда любимый и могущественный правитель Германии, который каждый год покидает свою могилу в Ахене, скользит вдоль Рейна, чтобы благословить виноградники на его берегах, а затем снова ложится в золотой гроб, пока аромат новой весны не пробудит его. И вот он уже стоит перед ней на берегу реки, облаченный в пурпурную мантию и золотую корону, с мечом, который прежде решал судьбы народов, в холодной правой руке. Его нога покоилась на щите Роланда, его любимого племянника, который был положен рядом с ним в гробнице и который теперь нес его, как надежный корабль. Вода переливалась через золотую кромку и смывала могильную пыль со сверкающего изумруда, который герой Ронсеваля однажды отвоевал у великана и поместил в качестве украшения на свой щит.

   – Кто ты такая? – спросил мертвый император, когда его взгляд надолго задержался на лице Кримгильды. – Ты не смертная женщина, я вижу это по взгляду твоих глаз, который говорит мне о прошедших веках. Так сияли глаза Фастрады; ее золотистые волосы были мягкими и шелковистыми, как у тебя. Я не забыл этого, хотя и проспал более полутысячи лет в темном склепе, но ты не Фастрада, любимая жена императора.

   – Нет, великий император, – ответила королева, – я была когда-то Кримгильдой, женой Зигфрида, героя Нибелунгов, который правил страной, также подвластной тебе. Нынешнее поколение почти ничего не знает о его славе, но в твое время, о император, его слава еще сияла, подобно солнцу.

   – Я хорошо знаю его, этот образец всех рыцарских добродетелей, – задумчиво сказал император, – и его судьба, и твоя мне знакомы. Это была всего лишь старая и в то же время всегда новая песня, звучащая во все времена – песня о победе зла над добром, – которая звучала и в моей жизни. Но что привело тебя сюда, о королева?

   – Если тебе известна моя судьба, благородный император, – ответила Кримгильда, – то ты знаешь и то, что я ищу здесь. Ты знаешь, виной каких страданий я стала. Когда пришло раскаяние, – это случилось в последний момент, – мое земное окончилось. Но теперь, возможно, моему духу будет позволено завладеть этим сокровищем, причине стольких грехов, и использовать на добрые дела, пока не высохнет столько слез, сколько было пролито, и не исцелится столько горя, сколько было когда-то принесено мною.

   – Взгляни сюда, благородный император! Это блеск клада Нибелунгов – завещание, оставленное мне мужем, но отнятое у меня Гако. Оно поднялось и ждет руки избавителя, но никто не приходит. Поэтому я пытаюсь достать уплывающие сокровища. В тишине ночи, я относила бы его в обители нищеты и несчастий, чтобы, когда их обитатели проснутся, сокровища Кримгильды могли осушить слезы нужды и отчаяния. Но мне это не позволено.

   Император опустил голову и испытующе посмотрел на драгоценные камни, которые в ярком сиянии плыли по водам Рейна.

   – Ты просишь невозможного, о королева, – сказал он, наконец, – разве ты не знаешь пределов, которые разделяют духов и смертных? Только невинная, живая человеческая рука может изменить приговор, который висит над ними. Но сокровища Нибелунгов давно забыты. Взгляни! Ты больше не увидишь драгоценностей прежних дней. Волна за волной истончали их; воды неустанно трудились на протяжении многих веков над этой утомительной задачей. Взгляни, как истончились украшения на браслетах и коронах, какими тонкими стали звенья цепей. Рейн забрал золото твоих сокровищ и оплодотворил им цветущие луга на своих берегах. По ночам освобожденное золото поднимается в легких туманах над рекой и опускается благословением на горы и долины, а когда приходит осень, твое золото сверкает в каждой грозди, зреет в каждом колосе. Люди становятся свободнее, сильнее, радостнее – и в этом благословение сокровища Нибелунгов, которое невидимо покоится в земле, воздухе и воде; и так исчезнет вина и слезы, некогда лежавшие тяжким гнетом на этом сокровище. Наберись терпения, о королева, на недолгий срок; а когда он минет, ты будешь напрасно искать свое сокровище.

   Император склонил голову в вежливом прощании и поплыл на своей волшебной лодке далее по залитой лунным светом реке.

   Кримгильда смотрела ему вслед. Изумруд на острие щита ярко вспыхнул в лунном свете, широкая пурпурная мантия затрепетала над сверкающими волнами. Император благословил виноградники, проплывая мимо, и когда последний отблеск его короны побледнел, и завеса ночи скрыла его, королева еще раз взглянула на золотой клад у своих ног. Мертвый император говорил правду; теперь ее глаза тоже видели это, и она могла терпеливо ждать того времени, когда последняя корона, последний слиток золота растают в сверкающей реке.

   Шло время. Драгоценные камни медленно опустились на дно у подножия скалы. Их великолепие угасло; река текла, тихая и темная. Кримгильда повернулась и поднялась на скалу. Бросив долгий прощальный взгляд на луга возле своего бывшего дома, она исчезла вдали, подобно туману.

* * * * *

   Прошли столетия. Кримгильда больше не парит над скалой Лорелеи, ибо сокровища Нибелунгов растаяли в волнах; только алмазы лежат нетронутыми на дне реки, и всякий, кто смотрит в ее глубины звездными ночами, может видеть, как они сверкают и переливаются глубоко на дне. Но золото свободно течет по Рейну, воды реки ярки и чисты; в летние ночи золото поднимается к облакам, а затем падает оплодотворяющей росой на окрестные луга и виноградники. Золото блестит в созревающих ягодах и сверкает в колышущихся колосьях; чистым золотым звоном звучат песни людей, живущих на рейнских берегах; они чисты душой, как золото, и это – самая надежная защита от всякого врага.

   Это и есть сокровище Нибелунгов – золото Рейна.

ДРУЖБА ГНОМОВ

ЧАСТЬ I. УМИРАЮЩАЯ КОРОЛЕВА ГНОМОВ

   Величественный неприступный замок стоял много сотен лет назад на высокой скале в горах Тюрингии. Владелец его происходил из одной из самых знатных семей в стране и выбрал это место из всех своих многочисленных поместий в качестве дома для себя, своей жены и своего маленького сына, потому что живописный пейзаж и мягкий климат лучше всего подходили для хрупкого здоровья графини Матильды.

   Они вернулись домой после долгого вечернего путешествия, накануне той ночи, с которой начинается мой рассказ, и графиня, утомленная церемониями приема, только что погрузилась в спокойный освежающий сон. Темно-красные занавеси тяжелыми шелковыми складками свисали вокруг ее ложа; лампы проливали сквозь них мягкий свет на спящую, придавая ее щекам румянец, который, увы! с некоторых пор видели так редко.

   Наступила полночь. Все в замке спали, отдыхая от трудов прошедшего дня, когда бесшумно отворилась высокая дверь; маленький человечек с длинной седой бородой приблизился к ложу дремлющей графини, и свет его фонаря упал на ее нежное лицо. Он был едва ли трех футов ростом, и не слишком изящен, но выражение его старческого лица было доброжелательным. Одежда маленького человечка была темного цвета; его маленький кафтан был перехвачен поясом с серебряной пряжкой; под мышкой он держал шапочку-невидимку, – маленький черный головной убор с длинным кончиком, украшенный серебряными колокольчиками. Он очень осторожно приблизился к ложу, поднял фонарь и мягко коснулся руки графини, лежавшей поверх шелкового покрывала. Графиня проснулась, с изумлением взглянула на странную маленькую фигурку и, наконец, спросила:

   – Кто ты, маленький человечек?

   Гном низко поклонился и вежливо ответил:

   – Я принадлежу к роду гномов, милостивая госпожа, которые живут в большом количестве в скале под вашим замком. Наша королева лежит при смерти; ее единственная надежда на выздоровление – это прикосновение человеческой руки. Поэтому король, узнав о вашем приезде, послал меня просить вас оказать эту милость нашей любимой королеве.

   – Увы! – печально отвечала графиня, – я сама так больна, что могу ли быть полезна кому-нибудь другому?

   – Все будет в порядке, милостивая госпожа, – отвечал маленький человек, – если только доверитесь моим заботам.

   Графиня повернулась, собираясь разбудить мужа и спросить его совета, но гном сказал:

   – Вы вернетесь задолго до того, как он проснется. Вам не причинят никакого зла. Мы всегда чтили вашу расу, жили с ней в мире и дружбе на протяжении долгих веков и тайно оказали ей много добрых услуг.

   Графиня была добра и услужлива, поэтому, несмотря на слабое здоровье и усталость, она согласилась следовать за карликом. Она также боялась рассердить могущественных маленьких людей отказом и тем самым навлечь зло на свою семью. Она быстро накинула на себя плащ и приготовилась идти с гномом. Бесшумно ступая, он вел ее по залам и комнатам, пока они не оказались в маленькой круглой комнате с эркерным окном в башне на западной стороне замка, откуда по узкой винтовой лестнице спустились в сад.

   Стояла чудесная летняя ночь. Маленький проводник убавил свет фонаря, потому что луна и звезды освещали их путь, и так они молча шли вдоль подножия замковой скалы, под нависшими ветвями деревьев, осыпавших лепестками своих благоухающих цветов темные волосы графини. Наконец они подошли к выступавшей скале, немного в стороне от дороги, подножие которой было густо покрыто папоротником. Карлик раздвинул заросли, и графиня увидела узкий проход, который вел в самое сердце горы. Они вошли. Карлик снова прибавил свет фонаря; стали видны стены сводчатой пещеры, которая сначала была низкой и узкой, а потом становилась все шире и выше, пока они не оказались в просторном коридоре. Вскоре они подошли к двери и, когда та отворилась, вошли в комнату с хрустальными стенами, сиявшими, словно тысячи фонарей. Между остриями кристаллов метались бесчисленные маленькие ящерицы, тела которых казались сделанными из прозрачного изумруда; на головах у них были маленькие золотые короны, украшенные рубинами; и когда прелестные маленькие создания с сияющими диадемами ловко и легко скользили между хрустальными остриями, стены сверкали так странно, что графиня была поражена. Крыша этого зала казалась постоянно меняющейся картиной живых чудес. Огромные бело-голубые змеи с бриллиантовыми глазами и тонкими телами, прозрачными, как воздух, извивались бесконечными кольцами одна сквозь другую; и когда они двигались, сверкая, нежная музыка и пьянящий аромат наполняли хрустальный зал. Здесь, в этом подземном царстве, грех и вражда казались неведомыми. Существа, которые на земле сражаются и угнетают друг друга, жили здесь в дружеской близости. Такими прекрасными и милыми казались они графине, они смотрели на нее сверху вниз такими умными глазами, что ей захотелось, чтобы какое-нибудь из них приблизилось к ней, и она могла бы его погладить. Поглощенная видом этих чудес, она не заметила, что ее маленький проводник уже стоял в дальнем конце зала, открыв вторую дверь и приглашая ее войти. Наконец она увидела это и последовала за ним.

   Стены второго зала блестели гладко отполированной серебряной рудой, из которой росли цветы такой красоты, какой никогда не встретишь в земных садах. Они были вырезаны из драгоценных камней так искусно, что обманывали глаз и соблазняли наклониться над их чашечками, чтобы вдохнуть их аромат. Такая же гладкая серебряная руда образовывала мостовую, и свет, струившийся из огромного алмаза в центре потолка, дрожал тысячекратным отражением на серебряных стенах и драгоценных цветах.

   В этом зале собралось множество гномов. Все они были одеты просто, подобно тому, который был проводником графини; у всех были серьезные, мудрые лица и глаза, потускневшие от тревоги и горя. Когда графиня вошла, они низко поклонились, держа в руках маленькие колпачки с серебряными колокольчиками, которые, делая их невидимыми, позволяли им проделывать с людьми разные шутки. Теперь они вошли в третий зал, бывший спальней королевы. Под потолком этого зала парил золотой орел с распростертыми крыльями, держа в клюве четыре бриллиантовые цепи, на которых мягко раскачивалась кровать королевы. Кровать представляла собой один гигантский рубин, искусно вырезанный, и на нем покоилась на подушках из белого атласа умирающая королева этого волшебного царства.

   В этом месте царила мертвая тишина. Гольдемар, могущественный король гномов, стоял у рубинового ложа, погруженный в молчаливую скорбь. Его волосы и борода, блестящие, как серебро, ниспадали на мантию королевского пурпура; он снял с головы сверкающую корону и положил ее к ногам умирающей королевы. Его приближенные окружили короля, и, казалось, разделяли его горе.

   Графиня подошла к ложу. Там, на подушках из белого атласа, покоилось самое прекрасное существо, какое когда-либо видели ее глаза; она была меньше своих подданных, тогда как ее муж, напротив, превосходил их ростом; но ее фигура была удивительно изящной, она казалась сделанной из воска. Вокруг ее закрытых глаз и побелевших губ все еще витала улыбка молодости и доброты, а чудесные волосы обвивали все ее тело, подобно жидкому золоту. Графиня молча склонилась над умирающей королевой, прислушиваясь к ее дыханию, но тщетно. Ни один звук не нарушал торжественной тишины. Только золотой орел хлопал своими могучими крыльями, создавая поток прохладного воздуха в высоком помещении, так что розовое пламя мерцало в хрустальных сосудах и бросало дрожащие отблески на позолоту стен и на бриллиантовую корону у ног умирающей королевы.

   «Слишком поздно!» – подумала графиня, но сделала так, как велел ей ее маленький проводник, положив одну руку на лоб, а другую на грудь умирающей королевы, и в тревожном молчании ожидала результата.

   Медленно тянулись минуты, наполненные печалью. Графиня уже собиралась убрать руки, когда увидела, что глаза Гольдемара устремлены на нее с искренней мольбой, и у нее не хватило мужества лишить опечаленного короля его последней надежды; поэтому она позволила своей теплой руке еще немного задержаться на неподвижной фигуре. Внезапно, – было ли это реальностью или только ее фантазией, – легкая дрожь, казалось, пробежала по неподвижному телу, затем второй раз, и третий; слабо, очень слабо, но сердце снова начало биться.

   Графиня склонилась над королевой и прислушалась к ее дыханию. Нежное и сладкое, подобное благоуханию цветов, дыхание ощущалось над прекрасными полуоткрытыми губами, жизнь снова окрасила нежное лицо легким румянцем. Не отблески свечей и рубиновых огоньков вызвали румянец, заливший теперь ее лицо; это была жизнь, настоящая жизнь. Наконец она открыла глаза, приподнялась и удивленно огляделась.

   – Я все еще с вами? – сказала она мужу, с восторгом смотревшему на нее, когда она протянула ему свою мягкую белую руку. – Что случилось? Скажите мне.

   Гольдемар указал на графиню.

   – О, моя избавительница! – воскликнула королева, удивленно поворачиваясь к благородной даме, – как же мне отблагодарить вас?

   Весть о выздоровлении их любимой королевы вскоре распространилась среди остальных гномов, и они толпами поспешили во дворец; их серьезные лица светились безмятежным счастьем. Они окружили королевскую чету с сердечными поздравлениями и изливали свою благодарность графине. Затем приблизилась группа слуг, неся сосуды из драгоценного металла, в которых лежали фрукты и цветы, вырезанные из драгоценных камней неисчислимой ценности, и так искусно и чудесно сделанные, что сокровищницы земных владык не имеют себе подобных.

   – Прошу тебя, прими это, – взмолился король, на голове которого снова сияла корона.

   – Прошу тебя, прими это, – повторила за ним королева, умоляюще глядя на графиню своими прекрасными глазами.

   Графиня мягко покачала головой.

   – Позвольте мне иметь удовольствие послужить вам без всякой награды, – сказала она. – У меня достаточно богатства; а теперь, я прошу отвести меня домой.

   -Ты презираешь наши дары, – разочарованно произнесла прекрасная королева, – но наши законы не позволяют нам оставить без внимания ни одно из благ, оказанных нам. Если у тебя есть какое-то желание, назови его, чтобы мы могли его исполнить.

   Графиня покачала головой и вдруг вспомнила о своем ребенке. Знаменитый врач, осматривавший ее во время долгого путешествия, из которого она вернулась накануне вечером, не скрыл от нее правду. Ей оставалось совсем немного, и вскоре ее любимое дитя, Куно, останется без матери. Возможно, когда-нибудь ему понадобится помощь дружелюбных гномов.

   – Одна просьба у меня действительно есть, – сказала она дрожащим голосом. – Мой ребенок, возможно, скоро останется без матери, и если он когда-нибудь будет нуждаться в защите, вы поможете ему?

   – С этого момента, – ответил король Гольдемар, – он находится под нашей опекой, и мы поспешим ему на помощь, как только он будет нуждаться в ней.

   Затем гном, который прежде был проводником графини, повел ее обратно через дворцовый сад, и вскоре она уже снова отдыхала на своем ложе, усталая, но спокойная и счастливая.

ЧАСТЬ II. ПОДЗЕМНЫЕ ДРУЗЬЯ

   Солнечная терраса на замковом холме стала последним пристанищем графини Матильды. Это было ее любимое место и в дни здоровья, и в дни болезни. Здесь она проводила часть каждого дня со своим Куно, вместе с ним смотрела вниз на плодородные равнины Тюрингии; и здесь она грустно прощалась с цветущей жизнью вокруг. Она не хотела упокоиться в темном и мрачном склепе, но – здесь, на уединенной возвышенности, среди цветов, озаренная солнечным светом.

   Был осенний день. Ни в поле, ни в саду уже не было цветов, но вокруг могилы графини веяло свежестью и благоуханием, словно была весна, и солнце, которому она так радовалась, не упускало ни одного дня, чтобы не взглянуть на одинокую могилу хотя бы в течение нескольких минут.

   Ветер раскачивал высокие деревья замкового сада и игриво гонял желтые листья по дорожкам, когда маленькая фигурка с бледным печальным лицом поднялась по широкой гравийной дорожке на возвышенность и бросилась на могильный холм. Это был Куно, единственный ребенок графини Матильды.

   Как изменилось все за один-единственный год! – его дорогая мать умерла, его отец уехал далеко-далеко, на войну, вместе со многими благородными рыцарями, и он остался один с бессердечными и злыми людьми! Граф попросил свою дальнюю родственницу, леди фон Алленштейн, стать хозяйкой в его доме и исполнять роль матери маленького Куно. Она была женщиной столь же бессердечной, сколь и умной, и так успешно завоевала расположение ничего не подозревающего графа, что перед отъездом тот предоставил ей полную власть над своими вассалами и поместьем. Ее сын Экберт, мальчик лет пятнадцати, слыл хорошо воспитанным, потому что в присутствии посторонних мог вести себя изысканно и учтиво; но у него был озорной и злобный нрав, слуги замка боялись и ненавидели его.

   То, что Куно, этот ребенок, этот мечтатель, – по мнению Экберта, не обладавший никакими рыцарскими качествами, станет когда-нибудь лордом и владельцем стольких благородных замков и поместий с их многочисленными насельниками, в то время как ему достался лишь один маленький полуразрушенный замок, к которому не было присоединено ни одной деревни, – это раздражало его, и в сердце его горела завистливая ненависть к сироте. До сих пор Куно переносил злобу Экберта с кротостью, унаследованной им от матери; но когда пришло известие, что граф опасно ранен, когда гонец сказал, что смерть его господина вполне вероятна, Экберт счел себя свободным даже от показной вежливости и принялся терзать маленького графа с еще большей злобой, чем прежде.

   Сегодня он ранил его в самое сердце. Жестокий Экберт оседлал сегодня маленькую лошадку Куно, принадлежавшую ему с той поры, когда он был еще младенцем, и которая никогда не знала ни кнута, ни шпор. В первый раз Куно решился на решительный протест, но Экберт, видя по этой необыкновенной храбрости, как дорого животное своему молодому хозяину, изо всех сил ударил лошадку шпорами в бока, так что та вдруг встала на дыбы и, окровавленная, помчалась к воротам замка. Когда Куно, после возвращения Экберта, побежал в конюшню, чтобы посмотреть, как его любимица перенесла эту ужасную поездку, конь не повернул головы, как обычно, чтобы приветствовать его радостным ржанием; он лежал, тяжело дыша, на соломе, весь в пене и крови, вытянув ноги, опустив голову и тяжело вздымая грудь. Куно бросился рядом с ним, обнял его за шею и стал назвать самыми нежными именами. Конь открыл глаза, бросил последний взгляд на своего молодого хозяина и, слабо попытавшись заржать, издав звук, похожий на предсмертный вздох, умер.

   Слезы Куно высохли; он не мог вымолвить ни слова, стоя перед своим мертвым любимцем, и без слез смотрел на него. Так Маргарита, жена кастеляна, старая няня Куно, и нашла его. Она видела, как Экберт садился на лошадь, и слышала слова Куно. Когда она увидела мертвое животное и горе ребенка, ее гнев на злобу Экберта не знал границ. Она тотчас же пошла к леди фон Алленштейн и высказала все, что думает о позорном поступке Экберта, с такой горячностью, какой гордая леди никогда прежде не видела у слуг.

   – Да знаешь ли ты, – сказала дама, сверкая глазами, – чего заслуживаешь? – Ты заслуживаешь того, чтобы быть брошенной в подземелье, среди лягушек и жаб. Но я буду милосердна. Через час ты и твоя семья покинете этот замок; это послужит предостережением остальным и сделает господина Куно более покорным мне и моему сыну, поскольку вы больше не будете поощрять его упрямство.

   Они повиновались. В один короткий час последние верные друзья бедного сироты покинули замок, хотя он обнимал Маргариту и с плачем умолял ее не оставлять его совсем одного. Он смотрел им вслед так долго, как только мог, а потом прокрался через сад к могиле матери.

   Здесь перед его мысленным взором проходили картины давно минувших дней. Он вспоминал счастливые часы, проведенные здесь, на уединенной высоте, со своей любимой матерью, когда он смотрел вместе с ней на цветущую долину и слушал ее рассказы о чудесах чужих земель, о потерянном рае и о небесном доме, куда она вскоре надеялась попасть. Потом, когда, при мысли о предстоящей разлуке его маленькое сердечко сжималось, – мать брала его на руки и старалась утешить, рассказывая о дружеских чувствах, которые добрые гномы питают к бедным беззащитным детям, и о великолепии и красоте волшебного подземного царства.

   Он опустился на колени у могилы, положил голову на траву и рыдал, пока, наконец, утомленный горем и слезами, не заснул. Солнце село, но он этого не знал; на небе показались звезды, а ребенок продолжал спать, положив голову на могилу матери. Его разбудило легкое прикосновение к плечу. Он вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял крошечный человечек с фонарем в руке. Это был тот самый гном, который когда-то привел мать мальчика к умирающей королеве короля Гольдемара.