Текст книги "Сказки и легенды (СИ)"

Автор книги: Вильямария

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

   – Испытай меня, госпожа, – сказал юноша с твердой решимостью. – Возьми меня с собой, и я буду служить тебе; я окружу тебя любовью и послушанием; и если ты найдешь меня недостойным, пусть гнев твой обрушится на меня.

   – Хорошо, пойдем, – сказала морская фея, – но не забывай, что это был твой собственный выбор.

   И Антонио, – так звали молодого человека, – радостно зашагал рядом с чудесной женщиной к волнам. Она сняла с платья звездный пояс и протянула его юноше.

   – Надень его, – сказала она, – чтобы те, кто под волнами, узнали в тебе одного из моих слуг.

   Затем она протянула ему руку и ступила в море, которое под ее ногами стало гладким, словно хрустальная дорожка. Антонио радостно последовал за ней; волшебный пояс не дал ему утонуть, и, когда берег остался в нескольких шагах позади, открылась сверкающая равнина и хрустальная лестница, ведущая вниз, в глубины океанского царства. Наступал ли он на ступеньки, или они, поднимаясь вверх, сами подставляли себя под его ноги? Он не мог этого понять, потому что теперь, когда его вела рука феи, и он был опоясан ее поясом, земные законы больше не имели над ним власти. Он знал только, что они спускаются под воду с удивительной быстротой, и что волны Гольфстрима, несущие весеннее тепло на эти берега, мягко играют вокруг его головы и плеч, а он дышит среди них так же свободно, как на берегу. А когда он взглянул вверх, то увидел, что хрустальные ступени исчезли, снова превратившись в волны, и над его головой вздымалось море; огромные волны следовали одна за другой, постоянно меняя свой цвет.

   Вскоре он оказался на дне моря; здесь не было ничего темного или мрачного, как мы склонны думать, но повсюду отблеск вечернего неба озарял ясные глубины золотым светом.

   – Теперь ты в моем королевстве, – сказала морская фея, – но не забывай, что это теперь и твой собственный дом.

   Его глаза сияли, он с радостью согласился. Его дом! Он никогда не будет тосковать по другому, – в этом он был совершенно уверен.

   Они шли по мягкому, блестящему, золотистому песку. Невдалеке пурпурные деревья поднимались на своих тонких стволах и раскидывали свои широкие ветви во все стороны.

   – Это мой коралловый сад, – сказала морская фея, – он разбит широкими кругами вокруг замка и удерживает на расстоянии от него необузданные волны.

   Вскоре они подошли к воротам в волшебной изгороди, и фея положила руку на камень. И тут же тысячи маленьких спящих существ проснулись и высунули свои крошечные головки из промежутков между ветвями, чтобы приветствовать свою госпожу. А та, тем временем, шла с Антонио по запутанным тропинкам коралловой рощи, пока они не достигли сияющей равнины, где стоял замок морской феи. Его высокие стены венчала сверкающая крыша, по которой с нежнейшей музыкой скользили волны.

   Антонио с радостным изумлением смотрел на сияющее здание, превосходившее по красоте все его детские мечты, о которых оно напомнило ему.

   – А можно мне остаться здесь? Можно мне никогда не покидать это великолепие? – спросил он тихим шепотом, но прежде чем фея успела ответить, волны вокруг задрожали. Над прозрачной крышей и из тени коралловой рощи выпорхнули мириады маленьких рыбок-звездочек фиолетовых и розовых оттенков, которые, подобно бабочкам в летний день, закружились вокруг головы Антонио и кудрей морской феи. Затем они снова улетели и затерялись в дрожащем танце волн.

   Прекрасная дама, все еще бережно держа Антонио за руку, шла теперь по залитому водой лугу, окружавшему замок; и когда она достигла высокого сводчатого портала, прозрачные ворота сами собой открылись, и владычица океана вошла в свой волшебный дворец.

   Глаза Антонио были ослеплены окружающей роскошью. Зал за залом следовал в блестящей последовательности, и над ними простирались высокие арки хрустальной крыши, сквозь которую вечернее небо являло свое неослабевающее великолепие. Теплые и мягкие, как дыхание весны, маленькие волны скользили по этим волшебным комнатам и с тихим плеском отражались от хрустальных стен, то сияя алым, то лазурно-голубым, то жидким янтарем, повторяя таким образом изменчивую игру красок в быстротечных облаках над головой.

   Морская фея заглянула в лицо Антонио.

   – Ты считаешь, что сможешь забыть свой земной дом здесь, в моем царстве? – милостиво спросила она.

   – Забыть о нем? – ответил он. – Если дом – самое прекрасное место на земле, то я нашел его только сейчас. Отныне все другие места навеки позабыты мною. Но что это там такое? – спросил он, указывая на высокие зеленые колонны, вершины которых почти достигали хрустальной крыши.

   – Посмотри сам, – сказала морская фея, и он пошел рядом с ней к последнему залу, где стояли изящные колонны. И вот он уже скользит между их тонкими столбами и издает радостный крик, глядя на прозрачный купол, под которым колышутся кроны деревьев, а среди листьев ярко блестят маленькие рыбки-звездочки.

   – Пальмы! – воскликнул Антонио, задыхаясь от изумления. – Пальмы, какие, как я слышал, растут на берегах Ганга! Это, должно быть, какое-то наваждение, какой-то золотой сон, от которого я рано или поздно должен пробудиться. Нет, нет, вон там нежные лианы обвивают царственные стволы, а вон там в тени прячется лотос, самый прекрасный из всех великолепных цветов Индии!

   Он отпустил руку феи, поспешил вперед и заглянул в сияющую чашу, пурпурные лепестки которой дрожали в волнах.

   – Да, действительно, это лотос, сверкающий снежной чистотой, подобно своим сестрам в священном потоке, в чаше которого дремлет богиня. Но как ты попал сюда, дивный цветок? Впрочем, о чем я спрашиваю? Священная река, протекающая у тебя на родине, подхватила твое семя и понесла его к морю, и там, защитив волнами, понесла все дальше и дальше, на юго-запад, пока теплый Гольфстрим не принял тебя. Несомый на север благословенным потоком, который заботливая природа посылает этим скованным льдом царствам, ты оказался вместе со сломанными пальмовыми ветвями и стеблями лиан в этой северной сказочной стране, где руки прекрасной морской феи подарили тебе второй дом – такой прекрасный, что ты забыл даже солнечные равнины Индии.

   Неужели цветок лотоса думал точно так же? Дрожащая чашечка ничего не сказала, но Антонио показалось, будто она ответила ему. Отныне царство морской феи будет его домом, и она сама будет дорога ему так же, как отец и мать в старые полузабытые времена. Его счастье казалось ему полным, когда он двигался рядом с ней по широкому водному пространству от одного чуда к другому, в то время как она объясняла ему тайны глубин, пытаясь раскрыть которые, любопытные люди напрасно тратят свою жизнь. Вокруг них играли веселые рыбки-звездочки; рядом с ними, на сверкающем песке, катились, подобно серебряным шарам, морские ежи; за ними следовали разноцветной толпой рыбы большие и маленькие, их плавники и чешуя сверкали на солнце, словно серебро и драгоценные камни. Они бесстрашно скользили вокруг Антонио, позволяя ему ловить и гладить их, и смотрели на него умными глазами, когда он заговаривал с ними на человеческом языке. На самом деле, они не понимали, что он сказал, но все они видели звездный узор на поясе, все еще окружавшем его талию своим сияющим кругом и знали, что он – друг их любимой госпожи.

   Ах, как приятно было скользить по волнам, окруженным красотой, покоем и гармонией, но еще приятнее было бродить с прекрасной феей по залам хрустального замка, подниматься по мягким волнам к высокому куполу и смотреть сквозь его прозрачный свод на яркое небо высоко над головой.

   Но больше всего Антонио нравилось проводить время в пальмовом зале, отдыхая в тенистом уголке, где цвели лотосы. Цветки склоняли свои белые чашечки над его головой, и волны шевелили пурпурные тычинки над его лбом так же нежно, как рука его матери. Вода текла вокруг него, мягкая и теплая, высоко над головой пальмы качали своими листьями, а морская фея скользила по сверкающим залам, распевая под звуки золотой арфы песни сладкие и чарующие, подобных которым Антонио никогда не слышал на земле. Стоит ли удивляться, что он забыл свой мрачный, неприветливый дом, что он никогда не вспоминал о нем с тоской?

   Летнее солнце часто освещало своим золотым светом, не нарушаемым ночной темнотой, царство морской феи; сквозь хрустальную крышу океанского дворца были видны мерцающие на зимнем небе звезды; но Антонио не обращал внимания на бег времени. Годы проходили в приятном, однообразном покое; маленькие волны журчали и пели с неизменной веселостью, и Антонио спешил от удовольствия к удовольствию, без воспоминаний, без тоски, испытывая только наслаждение сегодняшнего дня.

   Солнечный свет нового лета освещал океанское царство, когда Антонио вышел из дворца и зашагал по сверкающим заливным лугам. Фея отправилась в отдаленную часть своего обширного королевства по какому-то делу, и Антонио остался в замке один. Но великолепные залы казались ему лишь наполовину прекрасными без своей прекрасной королевы, и он решил искать общества веселых рыбок снаружи. Они плыли ему навстречу, проскальзывали сквозь его пальцы, весело плескали воду плавниками и хвостами и выстраивались в широкую и блестящую процессию позади него.

   Вскоре ветви коралловой рощи изогнулись над его головой. Сегодня он намеревался осмотреть каждый уголок этого прелестного парка, в котором до сих пор посещал только одно место. Он уходил все дальше и дальше в лабиринт деревьев, и рыбы следовали за ним, и скользили, подобно серебряным звездам, сквозь темно-красные ветви.

   Антонио оглянулся: яркая солнечная равнина и сверкающий дворец исчезли, скрытые густой коралловой рощей; но сбоку, на краю леса, он услышал угрюмый, неумолчный рев, потому что за магическим кругом вздымались высокие и темные волны океана.

   Он пошел дальше; все стало странным и страшным. Пурпурные сумерки лежали вокруг него, а сбоку темнел бурлящий океан; вскоре, однако, перед ним показался слабый проблеск света, постепенно становившийся ярче. Может быть, это хрустальный замок, который, как он думал, остался далеко позади?

   Наконец он добрался до просвета и посмотрел вниз, на то, что лежало у его ног. Перед ним раскинулось открытое пространство, по которому струился солнечный свет, и под этим потоком солнечного света лежали ряды уснувших вечным сном, сердце к сердцу и рука в руке, как будто ярость океана или гнев морской феи вырвали их из наполненной радостью жизни. Они бесстрашно плыли по морю на своих кораблях, возможно, даже уже радовались близости гавани и долгожданных встреч, как вдруг судно натыкалось на скрытый риф или же его увлекал в пучину коварный водоворот.

   Антонио шел среди уснувших с громко бьющимся сердцем. Здесь лежал старик с длинными серебристыми волосами, иссохшая рука его нежно покоилась на голове красивого мальчика; рядом с ним лежал мужчина, чья юная жена даже в смертельной схватке не выпускала из объятий своего младенца; там спали два крепких юноши, их руки были крепко сжаты, как будто они были братьями, судя по сходству черт. И там, и там, и там, везде, куда падал взгляд Антонио, лежали фигуры, некогда прекрасные в своей юной силе, а теперь холодные и застывшие в смерти. И все же они только казались спящими, ибо, как бы долго они ни отдыхали, время не произвело на них никакого воздействия. Их черты не изменились, за исключением выражения глубокого покоя на лице; и когда коралловые ветви над их головами качались в волнах, отбрасывая свои пурпурные тени на пустынное океанское кладбище, на лица мертвых падало что-то похожее на отражение их прежней жизни.

   Антонио склонился над ними, словно желая прочесть на их лицах последнюю печальную мысль, узнать последнее невысказанное желание, чтобы взять его с собой, как торжественную клятву, и исполнить его, как только он достигнет верхнего мира. Ибо чары океанского царства рассеялись при виде этих бледных лиц, и теперь он тосковал по своему дому, каким бы унылым он ни был. С глубоким вздохом он оторвал взгляд от этой печальной сцены и подошел к краю коралловой рощи, где высокие ветви склонились и образовали переплетение, отделявшее место упокоения мертвых от бушующего океана. Скрестив руки на груди, он прислонился к ограде и стал смотреть на волнующееся море. Огромные черные волны вздымались, подобно грозовым тучам, швыряли свою белую пену к небу и с угрюмым ревом погружались обратно в пучину. Это была сцена завораживающего ужаса, и Антонио не мог оторвать от нее глаз.

   Затем, внезапно, на севере, сквозь вздымающиеся волны, показалось что-то странное, ужасное. Длинная вытянутая змеиная шея отливала зеленью, широкая зияющая глотка была полна острых губительных зубов; гигантское тело темнело в потоке, то сжимаясь, то вытягиваясь во всю свою неизмеримую длину, так что даже безжизненные волны отступали, и сердце Антонио почти перестало биться от ужаса и изумления. Так медленно, но неотвратимо всплывало чудовище бездны, и его голова поднялась над пенящимися грудами воды у коралловой ограды, как раз в тот момент, когда Антонио впервые увидел его ядовитый хвост.

   – Это морской змей, – пробормотал он, наконец, как только обрел дар речи, – чудовище, о котором фея сказала мне, что смерть и разрушение следуют за ним. Бедные моряки на поверхности воды, которые, возможно, смеялись и издевались над ним, как над вздорным вымыслом, теперь увидят и почувствуют его в последнем ужасе смертельной схватки. – И он крепко сжал руки, со страхом глядя вверх.

   Вдруг широкая тень омрачила воды, покрыв своим мрачным крылом пурпурную ограду и золотые волны над мертвыми. Антонио стал искать причину и увидел далеко вверху, в бурлящем море, невысокую скалу, которую прежде не замечал. То ли неистовые волны оторвали ее от берега и пригнали сюда, то ли шторм поднял ее со дна океана, – он не знал, – но она стояла там, темная и неподвижная, и волны набегали на нее, а морской змей скользил вокруг нее кольцами, взбивая воду в пену.

   Теперь он знал, для чего океан готовит свои ужасы. Там, с юга, плыл корабль с туго наполненными ветром парусами; крепкий, надежный, управляемый умелой рукой, казалось, он насмехался над ужасами бездны, потому что смертоносная скала и притаившийся змей были скрыты под водой; огромные волны вздымались над ними и скрывали их своей пеной.

   Капитан прекрасного судна видел вздымающиеся волны, но он знал свой корабль и был уверен в нем. Он стоял на палубе, успокаивая пассажиров шутками и выкрикивая приказания проворным матросам. Он уверенно вел свой корабль знакомым курсом, посреди которого лежала предательская скала, ожидая его приближения.

   Антонио наблюдал за приближением корабля. Его обостренный ужасом глаз различал каждую мачту, каждую доску обшивки. Ему казалось, что он видит улыбающиеся, счастливые, ничего не подозревающие лица, склоняющиеся над бортами и приветливо кивающие ему, застывшему в спокойной, безопасной глубине. Он в отчаянии заломил руки и закричал самым громким голосом: «Поворачивайте налево! Держитесь левой стороны, ибо справа подстерегает двойная смерть». Но волны заглушили его крик.

   Теперь должен наступить конец, – неизбежный и страшный. Антонио закрыл глаза, дрожа от боли. Внезапный грохот, один-единственный пронзительный крик, который с ужасающей ясностью послышался сквозь рев океана и шипением змея, пронесся по волнам и пронзил бьющееся сердце Антонио. Он отнял руки от побледневшего лица и посмотрел на море.

   Волны все еще катились, скала все еще стояла в ужасном мраке, змей все еще извивался своими страшными кольцами, а разбросанные обломки разбитого судна все кружились и кружились в безумном водовороте, и те, кто минуту назад улыбался, полные жизни и счастья, теперь боролись с волнами. Среди них были сильные люди, которые не хотели расставаться с жизнью без борьбы, – они хватались за плавучие доски, поднимались над волнами и оглядывались в поисках своих близких. Но морской змей пронесся над белыми гребнями волн, ударил хвостом по плавучим бревнам и сбросил их дрожащую ношу в голодные глубины.

   Счастливы были те, кто, глотнув воды, без сознания опустился на дно океана, чтобы там спокойно уснуть. Оставшиеся в живых стали добычей чудовища. Вращая хвостом в страшной ярости, сверкая зелеными глазами и широко раскрыв огромные челюсти, он бросался на каждого человека, чья могучая рука и крепкое сердце не хотели сдаваться в борьбе с волнами, и через мгновение предсмертный крик умолкал в ужасной пасти морского змея. С ненасытной яростью скользил он от одного к другому, пока все не погибли, и не осталось никого, кто мог бы донести до нас эту ужасную историю. Никто никогда не узнает о судьбе судна и его драгоценного груза.

   Антонио опустился на колени, его глаза следили за каждым движением морского змея, пока его ужасное пиршество не была закончено.

   Когда все было кончено, морской змей позволил волнам нести его, куда им вздумается. А темная скала стала медленно погружалась в глубину, заставляя волны пениться и расступаться, пропуская ее. И тогда Антонио понял, – то, что он издали принял за скалу, было гигантским кракеном, одним из тех морских чудовищ, которые годами тихо лежат на дне океана, а потом поднимаются на поверхность и с убийственной целеустремленностью подстерегают ничего не подозревающих людей. Он увидел гибкие, широко раскинувшиеся щупальца, которые, ухватившись за мачты, сломали их, как тростинки, и вырвали доски обшивки так быстро, как это не способна была сделать вода. Шевеля щупальцами, чудовище опускалось к мягкому морскому дну, где собиралось снова погрузиться в длительный сон.

   Антонио невольно отпрянул назад, хотя океан с его волнами и страшными чудовищами не мог пробиться сквозь коралловую ограду или потревожить сверкающие воды Гольфстрима. Он смотрел, как кракен добрался до дна, улегся на мягкую постель и вытянул длинные щупальца. Все стало мирно, как и прежде.

   Ярость волн утихла, океан успокоился; глубокое синее небо выгнулось над ним дугой, лучи солнца проникали сквозь воды, пронизывая их до самых глубин и окрашивая янтарным светом кракена, лежащего, подобно длинному темному холму, недалеко от коралловой ограды и отделенного от нее узким течением.

   Антонио нерешительно подступил к ограде и выглянул. На спине морского чудовища колыхались длинные водоросли, пустившие здесь корни за долгие годы его сна. Сквозь колышущиеся щупальца бесстрашно скользили маленькие рыбки и морские ежи, а в их тени лениво ползали черепахи. Но среди них, словно в гнезде из бурого мха, лежало нечто, похожее на ослепительно белого лебедя с безжизненно распростертыми крыльями. Антонио пристально смотрел на этот предмет, когда по траве прокатилась сверкающая волна и подняла его. Следующая волна освободила лебедя от ужасного пристанища, его подхватило течение и понесло к месту вечного упокоения.

   Птица подплывала все ближе и ближе, пока не ударилась о коралловую сеть, и Антонио протянул руки, чтобы схватить ее. И тут же увидел, что это не лебедь, а прекрасная девушка в широком развевающемся одеянии, которую волны сбросили с корабля на спину морского чудовища, унесшего ее в могилу. С горестным сердцем он подхватил ее на руки, поднял через коралловую ограду и понес туда, где покоились усопшие. Там он положил ее рядом со стариком, опустился на колени рядом с мертвой девушкой, уложил длинные светлые волосы, развевавшиеся волнами, вокруг бледного, но прекрасного лица и сложил ее мраморные руки, словно в молитве.

   Последний долг был исполнен, и теперь он мог бы вернуться в хрустальный замок, чтобы наслаждаться там новыми радостями, но он все еще стоял на коленях возле мертвой девушки, мечтательно глядя в неподвижное белое лицо, как смотрят в туманную даль. Он знал, что от ее сна невозможно пробудиться, ибо в этих глубоких водах не могло дышать ни одно живое существо, кроме тех, кто носили, подобно ему самому, пояс морской феи; она была мертва и должна была спать до дня Воскресения. Глаза ее оставались закрытыми, а губы никогда больше не могли улыбаться, и все же Антонио смотрел на них так, словно они собирались поведать ему какую-то милую и знакомую историю, – возможно, историю его собственной жизни. Антонио узнал это милое, невинное, нежное лицо, но ужас, владевший его душой в течение многих часов, смутил его воспоминания, и он чувствовал только, что глаза и губы, теперь так крепко закрытые смертью, когда-то улыбались ему, в знак любви и дружбы.

   Наконец он поднялся, бросил последний взгляд на ряды спящих, вернулся в коралловую рощу и по темным тропинкам направился к замку морской феи.

   Океан утратил для него свою прелесть, рай его детских грез был разрушен; пронизанные солнечным светом волны, еще так недавно игравшие вокруг него с мягким теплом летних бризов, теперь казались такими холодными, что он задрожал, а его дыхание стало затрудненным и болезненным.

   Он снова отдыхал в пальмовом зале, и тычинки цветка лотоса ласково касались его висков, в которых кровь теперь текла быстрее, потому что предсмертный крик тонущих людей все еще звучал в его ушах, а перед глазами парил бледный, прекрасный образ мертвой девушки.

   Где? где он видел эти черты? Он взглянул вверх, на колышущиеся вершины пальм. Может быть, именно на берегах Ганга ему улыбались губы индуистских девушек, которые каждый вечер проходили мимо него с кувшинами на головах, направляясь за водой из Священной реки? Нет, нет, он не видел этого лица ни там, ни в других странах Нового Света, потому что там волосы девушек имели более темный оттенок. Нет, нигде в чужих землях никогда не встречались ему эти милые черты, и мысли его обратились к старому, полузабытому дому.

   Пальмы под хрустальным куполом превратились, когда он смотрел на них, в старую раскидистую липу в саду отца, и песня волн в волшебных залах звучала в его ушах, подобно звукам маленького органа, на котором отец играл вечером, когда дневная работа была закончена.

   Антонио закрыл глаза. Было ли это для того, чтобы легче вспомнить старые, давно забытые сцены, или для того, чтобы скрыть горячие слезы, выступившие на его глазах? Ему казалось, что он снова лежит на скамье под липой, положив голову на колени своей матери и положив ее мягкую руку себе на лоб; над ним шелестели листья липы, и в открытые окна доносились тихие звуки вечерней песни отца. Антонио лежал и молча слушал. Его мать сидела со счастливой улыбкой на лице, а рядом с ней – старый учитель Антонио; последний и его товарищи любили слушать его рассказы о странных землях, которые он посетил в юности.

   О, какой поток воспоминаний нахлынул на Антонио! – музыка и благоухание, нежная рука матери и чудесные описания старика; и среди всего этого – нежное, сказочное дитя в мягком белом платье, с золотыми волосами, порхавшее, подобно бабочке, по садовым дорожкам! Собрав достаточно цветов, она тихонько подошла к отцу, села у его ног и сплела гирлянду; Антонио закрыл глаза, но не для того, чтобы уснуть, а чтобы спокойно слушать. Малышка, думая, что он спит, тихонько встала и надела ему на лоб гирлянду. Тогда он схватил ее за руки и, играя, крепко прижал к себе, но она склонилась над ним так, что ее светлые локоны коснулись его щек, и прошептала: «Успокойся, Тони; мой отец рассказывает сказку и не любит, когда его перебивают».

   Наконец-то загадка разрешилась. Это была она. Это было то самое милое дитя, к которому его мальчишеское сердце тянулось в нежной любви, чей образ он вспоминал в дальних странах, пока тот не исчез из-за ярких, постоянно меняющихся сцен, через которые он проходил. Но теперь она стояла перед ним в своей прежней красоте, и он любил ее так, словно они расстались только вчера, и она не лежала сейчас холодная и окоченевшая среди мертвых.

   Он встал, в отчаянии сжал руки и посмотрел на хрустальную крышу, сквозь которую вечернее небо посылало яркие оттенки северного заката. Но все, на что он любил смотреть, оказавшись здесь, теперь не имело для него никакой красоты. Внутри была мелодия, песня и неземное великолепие; снаружи – смерть, ужас и невыразимое горе. Он вскочил, побежал, словно загнанный, через сверкающие залы и вышел на равнину перед замком; но потоки, которые обычно приносили благоухание, музыку и сияние, приветствуя его приход, теперь казались ему наполненными смертельной тьмой, и шум их волн был подобен сдавленному рыданию.

   Он отвернулся, дрожа всем телом, и впервые с тех пор, как попал в царство феи, направился к коралловым воротам, отделявшим Гольфстрим от темных волн океана. Он не понимал, куда идет, и в мрачном молчании брел по песку, сегодня, казалось, утратившему свой золотой блеск. Вскоре он стоял на том месте, где заканчивались хрустальные ступени, и с тоской смотрел вверх, сквозь бурлящий поток.

   – О, если бы я мог хоть раз вернуться на свежий воздух, – вздохнул он, – в мой старый заброшенный дом!

   И его желание исполнилось, ибо он носил звездный пояс, делавший стихии послушными его воле. Волны расступались, подобно лепесткам лилий, и превращались в стеклянные ступени. Антонио с радостным возгласом поставил ногу на самую нижнюю ступеньку и не знал, – то ли он сам, то ли вода переносила его со ступеньки на ступеньку. Он видел, как синие воды становились все яснее и яснее, пока он не остановился на последней ступеньке; голова его поднялась над волнами, и он глубоко вдохнул воздух земли.

   С блеском в глазах, тяжело дыша, Антонио смотрел на запад, где сияющий шар солнца покоился на ложе пурпурных облаков, а его отражение ложилось розовыми и янтарными тенями на все небо, и далекие волны струились, как пурпур королевской мантии.

   Волны, которые несли Антонио к берегу, разбрызгивали золотые капли точно так же, как в тот летний вечер, когда он спускался в сказочную страну на дне моря. Вот лежит красный камень, у которого он впервые увидел фею, и он со вздохом направился к нему. Неужели там сейчас кто-то сидит? Антонио прикрыл глаза рукой, потому что все еще был ослеплен непривычным светом. Это не было иллюзией. Там, где когда-то сидела фея, теперь стояла согбенная и постаревшая фигура, и вместо золотых локонов на висках ее струились серебристые волосы.

   – Человеческое существо! – такова была первая восторженная мысль Антонио, когда он бежал по берегу.

   – Добрый вечер, господин! – радостно воскликнул он.

   Старик устало поднял голову, и его печальные глаза равнодушно взглянули на юношу. Но последние несколько часов изменили Антонио. Пелена спала с его глаз и сердца, и теперь он видел все острым истинным взглядом детства. Волосы на голове старика действительно стали белее с тех пор, как он видел его в последний раз, и печаль прочертила глубокие морщины на высоком лбу; но это были те же самые четко очерченные губы, к словам которых Антонио когда-то прислушивался с жаром, а в темных глазах все еще горел прежний огонь. Это был его престарелый учитель, отец бледной, прекрасной девушки, лежавшей среди мертвых в океанских глубинах.

   – Вы не узнаете меня, почтенный господин? – спросил Антонио дрожащим голосом, вежливо кланяясь.

   Старик снова посмотрел на него.

   – Нет, – медленно проговорил он, – я не видел вас среди матросов, но хоть вы и чужестранец, я рад, что вы спаслись. Мне казалось, я был единственным выжившим после кораблекрушения.

   – Взгляните на меня еще раз, господин, – сказал Антонио, стараясь успокоить дрожащий голос, – и переверните назад несколько страниц в истории вашей жизни. Вспомните о маленьком садике и о старой липе, под лиственной крышей которой вы часто сидели, в то время как нежные звуки органа трепетали в летнем воздухе.

   Глаза старика вспыхнули, губы задрожали.

   – Антонио! Антонио! – пробормотал он, запинаясь, и седая голова его опустилась на плечо любимого ученика, стоявшего перед ним на коленях, по-сыновьи нежно обняв лишившегося единственного ребенка старика.

   – Ах, Антонио! Я потерял своего ребенка сегодня, только сегодня. Она не хотела отпускать меня одного на далекий север, куда меня в старости увлек какой-то злосчастный порыв, и потому отправилась со мной в это трудное путешествие. Сегодня мы наткнулись на скрытый риф, и та же самая волна, которая швырнула ее на темную скалу, унесла меня прочь, несмотря на все мои усилия, на эту бесплодную отмель, хотя я был готов умереть вместе с моим любимым ребенком под волнами.

   Старик закрыл лицо руками, а Антонио не решился произнести ни слова утешения.

   – Если бы я только мог найти ее тело, – сказал, наконец, бедный старик, – я мог бы похоронить ее дома; но я лишен даже печального утешения, – посещать ее могилу.

   – Она нашла лучшее место для упокоения, чем вы могли бы дать ей, – ответил Антонио, – она спит на золотом ложе; коралловая роща окружает это место; тление не властно над ее прекрасными чертами, и ни один червь не может коснуться ее. Среди благородных спутников она дремлет, а солнечные лучи целуют ее белоснежные веки, и теплые воды Гольфстрима ласково прикасаются к ней.

   – Откуда ты все это знаешь, Антонио? – удивленно спросил старик.

   И Антонио рассказал ему о том вечере, когда он встретил прекрасную морскую фею у этой самой скалы, и спустился с ней в ее подводное царство, чтобы жить там, забыв о доме и друзьях, пока не был разбужен тем, что увидел и почувствовал сегодня; старые воспоминания вернули власть над его душой, и сейчас они сильнее, чем когда-либо прежде.

   – Что ты теперь будешь делать, сын мой? – спросил старик.

   – Я пойду с вами домой, – быстро ответил Антонио. – Я буду вам преданным и послушным сыном, если вы мне это позволите.

   Старик смотрел на него сияющими глазами.

   – Тогда пойдем, – сказал он, вставая, – ибо я жажду покинуть это ужасное место. Через несколько часов мы достигнем маленькой гавани, в которой бросили якорь вчера вечером, и там сможем сесть на корабль, идущий домой.

   – Пусть будет так, как ты хочешь, отец, – ответил Антонио. – Но есть кое-что, что я обязан сделать. Если бы морская фея обманом или насилием заманила меня в свое царство, было бы только справедливо уйти, не сказавшись; но я пошел по своей доброй воле, связал себя повиновением и неизменной верностью и наслаждался ее добротой и гостеприимством. Мне кажется трусливым и неблагодарным уходить тайком, не сказав ни слова благодарности или прощания, и мысль об этом разрушила бы мое счастье дома. Сегодня она должна вернуться. Я пойду к ней, расскажу, что разрушило чары ее царства, и попрошу отпустить меня с миром и с ее благословением. Подожди меня здесь. Воздух здесь теплый, а ночное небо чистое. Прежде чем яркая ночь сменится ярким днем, я вернусь, чтобы больше не оставлять тебя.