Текст книги "Сказки и легенды (СИ)"

Автор книги: Вильямария

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

   Внезапно в реке раздался плеск, и старый водяной эльф медленно поднялся и предстал перед перепуганной женщиной. Он обладал все таким же сильным телом с прямой осанкой, и длинной серо-зеленой бородой, ибо время снисходительнее к духам, чем к людям. Женщина узнала его с первого взгляда, потому что видела из окна своей каюты, как он изливал свой гнев на ее мужа, хотя сама она была вне поля его зрения. Она знала, что убийца ее ребенка стоит перед ней, но водяной эльф не подозревал, что это мать его маленькой пленницы.

   – Моя жена больна, – мрачно сказал он. – От звона колокола в воде ей всегда становится дурно, но сегодня в нем, должно быть, есть какая-то особая сила, потому что она корчится в агонии, и умоляла меня привести к ней женщину из рода человеческого, положить ее теплую руку на ее больную голову и вернуть ей здоровье. Пойдем со мной, – угрюмо заключил он, – и я щедро награжу тебя.

   Женщина чуть не закричала от радости. Ее враг сам собирался привести ее туда, где сосредоточились все ее чувства; это казалось ей знамением с небес, и она бесстрашно подошла к краю лодки и приготовилась нырнуть в поток.

   – Нет, – проворчал водяной эльф, – ты не доберешься до дна живой, и в другое время мне бы это очень понравилось, но сегодня мне это не подходит. Возьми это кольцо!

   Она надела сверкающий кружочек на палец и последовала за водяным эльфом в реку. Защищенная таким образом, она могла ходить в воде, как на суше, и дышать в реке так же свободно, как на воздухе.

   Они оказались на красивом зеленом лугу, миновали рощицу водяных лилий, среди которых женщина заметила колокол, и вошли в хрустальный замок. Там, в просторном сверкающем зале, на стеклянной кровати с блестящими подушками из рыбьей чешуи лежала жена водяного эльфа. Она металась от сильной боли и, когда женщина вошла, умоляюще протянула к ней руки. Маленькая фея, рыдая, стояла на коленях рядом с больной матерью, и даже грубые сыновья смотрели на нее с серьезными лицами.

   Вдова лодочника подошла к кровати и положила теплую руку на холодный белый лоб больной феи. Почти мгновенно боль исчезла, и та погрузилась в сон.

   Маленькая фея схватила женщину за руку и сказала, в то время как ее глаза блестели от благодарных слез: «Пойдем, я подарю тебе несколько прекрасных лилий».

   Старый водяной эльф, тревожась за свою жену, совершенно забыл о маленькой пленнице под колоколом, и, кроме того, у него не было никаких оснований подозревать, что эта странная женщина что-то знает о маленькой душе. И хотя ему не нравилось, что его дочь так дружна с людьми, он не стал мешать ей собирать цветы, а спокойно сел и стал смотреть, как спит его больная жена.

   Как билось сердце матери, когда она подошла к лилиям, протиснулась сквозь их переплетенные стебли и, наконец, остановилась у колокола. Дрожащей рукой она постучала, и этот звук пронзил душу ребенка.

   Маленькая водяная фея стояла в изумлении, глядя, как ее гостья с таким нетерпением пробирается между лилиями, и очень встревожилась, услышав звон колокола, потому что подумала о своей больной матери и гневе отца. Но прежде чем она успела возразить, маленькая душа спросила: «Кто это стучит?» Она знала, что это не может быть ее подруга, молодая фея, потому что та приходила только ночью, а сейчас было раннее утро. – Кто это стучит? – снова спросила она дрожащим голосом.

   Мать думала, что ее сердце вот-вот разорвется от радости; у нее перехватило дыхание, и она не могла ответить сразу; но нужно было спешить, потому что старый водяной эльф мог оказаться рядом с ней каждую минуту.

   – Это твоя мать, дитя мое, – ответила она, наконец, дрожащими губами, – скажи мне, ах! скажи мне быстрее, как я могу освободить тебя.

   – Мама, мама! – воскликнула маленькая пленница. – Мама, это ты?

   – Да, это я, моя милая, – с тревогой сказала мать, – но мы не должны терять времени, потому что водяной эльф может прийти в любую минуту, и тогда я не смогу помочь тебе.

   Эти слова вернули маленькую душу к реальности.

   – Мама, дорогая мама, приподними колокол, и душа твоего ребенка будет вечно благодарить тебя в небесном мире, – взмолилась она.

   Мать напрягла все свои силы, но колокол, который так легко двигали духи, не поддавался ни на дюйм усилиям женщины.

   Когда старый водяной эльф услышал этот звук, он подошел к одному из высоких арочных окон и увидел вдову, пытающуюся опрокинуть тюрьму своего бедного ребенка. Он подозвал сыновей, и все трое быстро, но бесшумно покинули дворец. Оказавшись снаружи, они закричали от ярости.

   Маленькая пленница услышала дикий крик и задрожала. Мать тоже услышала его, и мысль о том, что всего лишь от одного мгновения зависела ее собственная жизнь и будущее счастье ее дорогого ребенка, придала ей гигантские силы; одно отчаянное усилие, – и тяжелый колокол поддался и лег на бок.

   Было уже слишком поздно, потому что разъяренные водяные эльфы добрались до места и протянули руки, чтобы схватить женщину.

   Но маленькая душа покинула свою тюрьму, схватила мать на руки и быстро, как молния, понеслась вверх. Когда они добрались до земли, мать почувствовала на своей щеке легкий холодный поцелуй. Затем легкая, прозрачная фигура ее любимой малышки взмыла, подобно облаку, к небесам, и скрылась из виду. Со смешанным чувством радости и горя смотрела она на исчезающую душу.

   – Ах! не оставляй меня, дитя мое; возьми и меня на небо! – воскликнула она, заливаясь слезами.

   Снова наступила ночь, и ее звездная мантия накрыла радость и печаль, жизнь и смерть. Бедная мать лежала на узкой кушетке в каюте своей лодки. Она устала от дневных стенаний, и нежный сон мягко изгладил из ее сознания горькую печаль. Спящей казалось, что небесное сияние наполнило маленькую комнату, и ангел с сияющими крыльями приблизился к ее постели. Но когда она взглянула на него, это было лицо ее дорогого ребенка, которого она вчера освободила от власти водяного духа.

   – Мама, дорогая мама, идем! Я послана за тобой, – сказал любимый голос, – чтобы ты могла праздновать Пасху на небесах вместе со мной и отцом.

   И она, взяв свою мать на руки, взмыла в ночь, высоко над землей и морем, все выше и выше, мимо сверкающих звезд, пока они не достигли, наконец, великолепного небесного храма и не встретили любимого отца и прекрасных ангелов.

   На следующее утро, когда племянник обнаружил, что женщина не встает, он вошел в каюту и подошел к кровати. Она лежала тем мертвая, похолодевшая, но руки ее были сложены в молитве, а лицо ее светилось счастьем и покоем.

ПОСЛЕДНИЙ ДОМ ГИГАНТОВ

   Долины и горы красиво сменяли друг друга под голубым небом Норвегии тысячи лет назад точно так же, как и сегодня, и Гольфстрим тек тогда так же, как и сейчас, мимо ее изрезанных берегов; но это была совсем другая земля. В густых лесах еще не было слышно топора, рубящего крепкие стволы, которые норвежские реки понесут к морю, чтобы потом плыть, став благородными кораблями, по груди океана; в хорошо защищенных от непогоды бухтах еще не было домиков, приютившихся среди ухоженных садов и полей; ни одна лодка еще не плавала по морю с сетями и рыболовными снастями. Человек еще не обрел в качестве дома эту прекрасную Северную Землю.

   Там обитала раса гигантов, высоких и могучих. Их жизнь измерялась веками, в то время как наша – годами. Они ломали камни своими руками, освобождая русло великим потокам. Они носили огромные глыбы на плечах к берегу и строили из них замки, башни которых скрывались в облаках. Их голос заглушал рев океана и спугивал орлов с их гнезд. Но этот могучий народ, под ногами которого дрожала земля, была миролюбив и безобиден. Ни ссоры не разделяли их, ни зависть не озлобляла их сердца. Они жили вместе, словно дети одной большой семьи.

   Их вождем был Хрунгнир. Его товарищи добровольно подчинились его власти, ибо он превосходил их всех годами, мудростью и силой, как отец – своих детей.

   Хрунгнир жил в великолепном замке на берегу моря. Норвежским горам пришлось отдать свои самые драгоценные металлы, чтобы украсить стены его гигантского жилища внутри и снаружи. Многочисленные стада вождя бродили по пастбищам, занимавшим целые мили, медведи в густых лесах убивались сотнями, чтобы их шкуры могли покрыть подушки для его гостей, а столы и рога для питья сверкали драгоценными камнями. Но самым дорогим достоянием Хрунгнира была Гуру, его единственная дочь. Ее волосы сияли золотом, как звезды северной ночи, глаза были голубыми, как небо ее родной страны, а кожа – ослепительно белой.

   Самые могучие исполины со всей страны были претендентами на руку Гуру, и Хрунгнир обещал свою дочь тому, кто превзойдет его в быстроте бега или чья рука окажется сильнее, метая огромные валуны. Тогда могучие гиганты спустились из своих замков в горах, где снежная буря кружит вокруг седых вершин, и пришли из крепостей на берегу моря, так что крыша дворца Хрунгнира едва могла дать приют сонму женихов. Столы дымились от бесчисленных блюд, рога наполнялись медом снова и снова, а из окон разносились песни гигантов, – так громко, что волны в ужасе бежали в сторону моря.

   После пиршества великаны вышли на берег, разбили огромные каменные глыбы и швырнули их в море, как дети бросают камешки. Далеко в океан полетели груды камней, но ни один из них не улетел так далеко, как те, что были брошены рукой Андфинда, доблестного юноши, чей замок стоял среди скал постоянно сотрясаемого бурями Дуврфьельда, чье богатство почти равнялось богатству Хрунгнира, чья красота не шла ни в какое сравнение с красотой самой Гуру. Затем, когда женихи расположились на берегу для состязания в беге, и галька зазвенела под золотом их сандалий, Андфинд оставил всех своих соперников далеко позади, и его длинные светлые локоны развевались, подобно золотым нитям, на скале, которая была конечной целью, в то время как его соперники все еще продолжали бежать.

   Андфинд вышел победителем, и сердце Гуру пело от радости, ибо она давно втайне любила его, хотя и была готова подчиниться желанию отца, даже если бы он выбрал себе в зятья кого-нибудь другого.

   Отнюдь не испытывая зависти, гиганты громко аплодировали победителю, и отнесли его на своих плечах в замок Хрунгнира, где вождь приветствовал его и позвал свою дочь встретить избранного жениха.

   Прекрасная Гуру явилась в небесно-голубом одеянии с расшитым серебром подолом, которое она и ее служанки соткали и вышили в уединении женской комнаты. На ее белой шее и округлых руках сверкали драгоценные камни, а локоны были перевязаны золотой лентой. Так она вышла встречать гостей. Хрунгнир взял дочь за руку, вложил ее в правую руку Андфинда, и затем, как жрец дома, вождь соединил их неразрывными узами брака.

   На замок Хрунгнира опустилась ночь. Вождь и его гости спали глубоким сном, готовясь к новому дню. Но гибель приближалась к ним, пока они спали, крадучись, ибо один хитрый владыка, о происхождении которого никто ничего не мог сказать, спустился со своими верными воинами с гор. Они слышали о красоте Норвегии, хотели завоевать ее и сделать своим собственным домом. Они слышали, что самые храбрые в стране пируют в замке Хрунгнира, и ждали до тех пор, пока не наступит час сна, чтобы застать врасплох врагов, с которыми они не смогли бы справиться на равных.

   Лунный свет проскальзывал в открытые окна и падал на незащищенные тела спящих; глубокое мерное дыхание воинов и шум волн были единственными звуками, которые могло различить ухо. Но в залитом лунным светом зале сгустились темные тени, высокие фигуры влезли в окна и бесшумно, осторожно, держа оружие так, чтобы оно не зазвенело, прокрались в комнату. Наметив цель, они погружали свои мечи в сердца спящих, так что с последним стоном дух воина покидал тело. Пол был залит кровью, но отряд Одина переходил из зала в зал, и ни разу не поскользнулся на своем кровавом пути.

   Предсмертный стон, хотя и короткий, достиг слуха Гуру. Она встала и прислушалась. Нет, это был не сон; звук повторялся с ужасающей отчетливостью. Она накинула на себя одежду и бросилась к окну, а когда отдернула занавеску, то увидела во дворе странные фигуры, с трудом несущие тяжелую ношу. Она присмотрелась внимательнее и в ясном лунном свете узнала окровавленный труп своего благородного отца. Она подкралась к ложу Андфинда и прошептала: «Проснись, проснись, мой муж, и давай убежим, ибо предательство и смерть вошли в наш дом!»

   Кровавая работа в других комнатах, казалось, была закончена, и теперь ужасные шаги приближались.

   Гуру подняла камень с пола и открыла потайную лестницу. Она велела Андфинду спуститься, быстро последовала за ним и осторожно закрыла за собой дверь.

   По узкому проходу, который вел под замок и скалы к берегу, они незаметно добрались до моря. Там покачивалась лодка, которую Гуру и ее служанки часто использовали для плавания под парусами. Они вошли в нее. Андфинд расправил парус, взялся за руль, и лодка полетела в открытое море.

   Один победил. Самые благородные из жителей этой земли были убиты в бесславной победе той ночи, жалкие остатки народа гигантов были вынуждены покинуть свой старый дом и искать убежища в неизвестных землях. Несмотря на это неблагородное начало, царствование Одина было мудрым, могущественным и благотворным.

   О Гуру и ее муже больше ничего не было слышно. Исчезла ли лодка в голодных морских глубинах, или волны понесли ее к более счастливым берегам, никто никогда не принес никаких вестей об этом в их старый дом. Но зимними вечерами, когда девушки сидели вокруг пылающих сосновых бревен и разговаривали за прялкой о днях норвежских великанов, какая-нибудь пожилая женщина рассказывала своим трепещущим слушательницам о той ночи смерти и о таинственной судьбе Гуру и ее благородного жениха.

* * * * *

   Царствование Одина давно закончилось. Его мудрость и его преступления были почти забыты. Много лет тому назад Олаф принес знание о христианской религии и воздвиг церкви на месте старых алтарей; и к древней честности и силе народа прибавился мягкий дух религии Креста.

   На том месте, где когда-то стоял замок Хрунгнира, теперь возвышалась крепость столь же величественная и почти столь же мощная, как крепость вождя великанов; стада, пасущиеся вокруг нее, были столь же велики, как и его; и нынешний владелец, Зигмунд, как и он, считал своим самым дорогим сокровищем свою единственную дочь.

   Казалось, что дни Гуру вернулись снова, потому что золотистые волосы и белоснежная кожа Аслог, ее голубые глаза и грациозная фигура привлекали самых богатых и могущественных аристократов страны, чтобы ухаживать за ней.

   Когда все благородные поклонники были отвергнуты, сердце отца переполнилось гордостью и надеждой. «Она достойна только лучшего и величайшего», – подумал он. Но когда пришел самый могущественный принц в стране и уста красавицы сказали ему «нет», Зигмунд больше не хвалил благоразумие своей дочери. Он с горечью упрекнул ее в глупости и велел выбрать до Рождества кого-нибудь, кому он мог бы вручить ее руку.

   Дни шли за днями, щеки Аслог становились все бледнее, а глаза отца все мрачнее, ибо сердце ее было отдано Орму, бедному, но прекрасному юноше, которого отец дал ей в пажи. Сильная рука Орма прекрасными летними вечерами выводила лодку в залитое золотом море; рука Орма вела ее по бескрайним снежным полям, когда, в снегоступах, с остриями тонкими и гибкими, подобно листьям бука, они быстро скользили в бодрящем воздухе; и долгими зимними вечерами, когда гости пили и пели в залах ее отца, Орм обычно сидел и рассказывал ей прекрасные истории у веселого камина.

   Зигмунд любил этого храброго юношу, но если бы кто-нибудь сказал о нем как об избраннике его дочери, он вызвал бы сказавшего на поединок.

   Влюбленные знали это и с трепетом ожидали решающего дня.

   – Если она не сделает выбор до назначенного мною срока, – сказал Зигмунд Орму, – я сам выберу ей жениха, а тебе будет дарована честь нести шлейф ее свадебного платья.

   Орм ничего не ответил, но дрожащей рукой продолжал накрывать стол для гостей и плотно сжал губы, чтобы сдержать страстные слова, которые подсказывала ему любовь.

   Наступила ночь накануне Рождества – звездная и холодная. В склоне горы открылась потайная дверь, и оттуда выскользнули две закутанные фигуры. Это были Орм и Аслог. Они не взяли с собой ничего, кроме узелка с необходимой одеждой, теплого кожаного одеяла и лука со стрелами, который Орм повесил на плечо.

   Они мчались по ледяной равнине быстро и испуганно, точно пара голубей. Они достигли края широкой равнины. Их снегоступы больше не годились, потому что дорога вела теперь к ущельям и скалистым вершинам гор. Было очень холодно, ветер свистел в расщелинах горы, и его ледяное дыхание заставляло дрожать хрупкую Аслог. Тропа долго петляла среди покрытых снегом гор; наконец они добрались до густого елового леса, посреди которого стояла маленькая хижина отшельника.

   – Это я, отец Иероним, – сказал Орм старику, вышедшему им навстречу.

   – Добро пожаловать, сын мой! – ответил старик, когда юноша наклонился, чтобы запечатлеть благоговейный поцелуй на его иссохшей руке. – И ты, дочь моя, так же желанна в бедной келье отшельника.

   Усталая девушка охотно приняла предложенный отдых и угощение. Отшельник с жалостью смотрел на ее искаженное горем лицо, и когда Орм попросил его соединить их браком, старик после недолгого раздумья удовлетворил их просьбу.

   Как отличался этот час от снов Аслог! Не то, чтобы она много думала о той пышности, какой должна была быть окружена ее свадьба, но она с горечью ощущала, как не хватает ей благословения отца.

   Церемония закончилась, больше медлить было нельзя. Странники продолжили свой утомительный путь, пока Аслог совершенно не изнемогла и упала бы, если бы не поддерживающая ее рука Орма. Через густые еловые леса, по неровным горным тропам они спешили вперед, пока на востоке не забрезжила полоска рассвета. Орм указал на группу темных камней, лежащих перед ними.

   – Там, – весело сказал он, – там, моя Аслог, нас ожидают покой и безопасность.

   Это прибавило девушке сил; с удвоенной энергией она стала пробираться по тропе, пока они не достигли высокой зазубренной скалы и не вошли в расщелину. Они оказались в пещере, которая, хотя и была узкой у входа, становилась все выше и шире, пока не стала совсем просторной. Из этого мрачного места забота Орма сделала дом для его любимой, который не был полностью лишен комфорта, и здесь они жили в безопасном уединении до тех пор, пока зима не перекрыла горные дороги. Но когда пришла весна и дороги стали доступны, соглядатаи Зигмунда стали исследовать горы более тщательно, и Орм больше не мог свободно передвигаться. Когда провизия кончилась, он был вынужден высвободиться из объятий плачущей Аслог и отправиться на охоту с луком и стрелами. Наконец, – в течение нескольких недель теплой погоды поблизости от их убежища не было видно ни одной живой души, – страхи их улеглись, и Орм, отбросив всякую осторожность, стал удаляться от пещеры. Возможно, отец Аслог устал от бесплодных поисков, а может быть, он даже лелеял мысли о прощении. Сердце девушки быстро поверило тому, чего она так страстно желала, и Орм также начал верить в это. Однажды ночью, когда его жена спала, он отправился по тропинке в долину, где среди леса стояла келья отшельника. Он надеялся, что старик сможет сообщить ему какую-нибудь добрую весть, чтобы он мог вернуться к своей любимой Аслог, которая, хотя и безропотно переносила лишения, с каждым днем становилась все бледнее и слабее. Он подошел к выступающей скале, за которой начиналась тропинка, ведущая к хижине отшельника. В радостном возбуждении он совсем забыл о страхе. Его лук висел у него за спиной, а рука сжимала посох. Вдруг он услышал шорох в густом кустарнике рядом с собой, и две тяжелые руки легли ему на плечи. С большим усилием он высвободился, отступил на несколько шагов и угрожающе взмахнул посохом.

   – Это тот, кого мы ищем! – воскликнули его противники. – Помните о награде.

   И тут Орму показалось, что все кусты и даже бурая скала позади него ожили, так громко зашуршало со всех сторон. Быстро, как мысль, он обрушил свой посох на головы тех двоих, которые напали на него первыми, и прежде чем остальные успели покинуть свои укрытия, повернулся и скрылся.

   Сначала позади слышались дикие крики и топот, но он ни разу не остановился и не оглянулся, и вскоре скрылся из виду своих преследователей. Путь был долог и труден, но Орм был силен и проворен, а впереди его ждали дом и Аслог. Наконец он добрался до пещеры.

   Не таким бы хотелось видеть ему свое возвращение! Аслог сладко спала со счастливой улыбкой на губах, словно ей снились любовь и прощение, но Орм должен был поскорее разбудить ее и сказать, что она снова должна стать бездомной странницей.

   – Проснись, проснись, любимая, – прошептал он, схватив ее за руку, – и давай уйдем отсюда, потому что слуги твоего отца идут по нашему следу, и нам нужно быть далеко отсюда до завтрашнего рассвета.

   Аслог открыла глаза и в безмолвном изумлении уставилась на мужа, но, когда у нее уже не осталось сомнений, быстро вскочила и аккуратно сложила свою одежду и мягкие шкуры, покрывавшие ее. Они без промедления выбрались из пещеры через узкий вход и отправились не в замок Зигмунда, как надеялись, а в темное и неизвестное будущее. На западе, где находился дом Аслог, им угрожали опасность и предательство, поэтому они повернули на север, и пошли по неизведанным горным тропам. Воздух был мягким, луна ярко освещала их путь, а мягкий мох не сохранял следов, которые могли бы выдать их преследователям. Так они шли на север в течение нескольких часов. Пещера в скале осталась далеко позади, и они были далеко от того места, где люди его тестя видели Орма. Наконец, он отважился повернуть на запад, к морю. Их путь лежал вниз, в долину. Зимний туман все еще висел над равниной. Зоркий глаз Орма едва мог проникнуть сквозь его серую вуаль, а Аслог вздрогнула, почувствовав ее холодные объятия. Они уже не могли сказать, в каком направлении идут, но шли все дальше и дальше, надеясь вскоре выйти к дружелюбному океану. Наконец, бледное лицо Аслог вспыхнуло от радости, когда она услышала его отдаленный шепот. Все ближе и ближе звучала знакомая музыка, и вскоре путники вышли в узкую долину, на дальнем краю которой возвышалась группа темных скал.

   – Это берег! – радостно воскликнула Аслог.

   В маленькой бухточке у подножия скал стояла рыбацкая лодка. Орм нес жену на руках по песку, потому что на этой открытой полосе нужно было спешить изо всех сил, чтобы их не заметил чей-нибудь враждебный глаз. Он осторожно посадил Аслог в лодку, прыгнул вслед за ней и дрожащими руками расправил парус.

   Ветер, казалось, желал беглецам удачи. Он спустился с гор и наполнил белый парус, так что маленькая лодка выпорхнула в море, словно лебедь с распростертыми крыльями. Солнце поднималось все выше и выше, утесы их родного берега казались теперь лишь линией невысоких холмов; гордые корабли скользили недалеко от них, а на самом дальнем горизонте вскоре показалась группа островов, мерцающих в золотистом тумане. Когда солнце медленно скрылось за горизонтом, большие корабли прошли мимо, не заметив странников, а маленькие острова все еще были далеко. Лицо Аслог, прежде светившееся надеждой, побледнело и осунулось.

   – Что случилось, милая? – с тревогой спросил Орм.

   – Я голодна, – еле слышно ответила Аслог.

   Орм глубоко вздохнул. Они бежали, не прихватив провизии, и вот уже двадцать четыре часа ничего не ели, а острова лежали далеко-далеко. Солнце погрузилось в море.

   – Спи, моя Аслог, спи! Ты не будешь чувствовать голода, пока спишь, а когда проснешься, может быть, мы уже доберемся до одного из маленьких островов, лежащих перед нами.

   Аслог покорно улыбнулась и, сняв шкуры с узелка, улеглась на дно лодки и накрылась ими. Волны мягко покачивали маленькое суденышко, весло издавало размеренный и монотонный плеск; наконец, глаза Аслог закрылись, и она уснула.

   Орм нес вахту в одиночестве, посреди океанского простора. Наступила ночь, но теплое дыхание весны все еще витало над морем. Луна медленно всходила над далекими горами Норвегии и заливала океан своим серебристым светом. Волны плясали вокруг лодки, паруса и мачты ярко сияли, а волосы его спящей красавицы-жены блестели, подобно золотым волнам.

   Взгляд Орма, в котором читались любовь и печаль, остановился на бледном лице Аслог. Позволяя себе лишь короткий отдых, да и то с большими перерывами, он греб всю ночь, а когда рассвело, перед его глазами лежал большой остров с цветущими деревьями, залитый пурпурным светом. Его радостный крик разбудил Аслог, которая проснулась и взглянула на это прекрасное убежище для бездомных бродяг. Словно страж их будущей безопасности, на берегу возвышалась высокая серая скала, по форме напоминавшая гигантскую человеческую фигуру.

   Орм старался держаться между маленькими островками, окружавшими это заманчивое место, но волны, до сих пор так ласково игравшие у берегов, теперь вспенились и с ревом обрушились на лодку, погнав ее обратно в открытое море. И хотя Орм умело управлялся с рулем и веслами, его снова и снова неудержимо отбрасывало назад.

   Наступил полдень, бесплодная борьба все еще продолжалась, но теперь солнце клонилось к западу. Сила и упорство Орма в конце концов начали ослабевать. Руки его кровоточили и дрожали, голод и изнеможение почти одолели его, а Аслог, расставшись с самой страстной надеждой и впав в глубочайшее уныние, почти без сознания цеплялся за мачту. Орм подумал, что она умирает. Отчаяние придало ему новые силы. «Боже всемогущий, сжалься над нами!» – громко воззвал он к небесам. И волны тотчас же подчинились святому имени; теперь они мягко скользили под лодкой; судно стрелой пронеслось между островами и приблизилось к гавани, где гигантская скала с темным ликом смотрела вниз на маленькую лодку, скользившую мимо нее к берегу. Орм выскочил из нее, поднял измученную Аслог на руки и перенес на сухой мягкий песок. Он огляделся в поисках чего-нибудь съестного. Фруктовые деревья трепетали цветущими кронами на небольшом расстоянии, но время плодов еще не пришло. Орм с еще большим беспокойством оглядел берег. Потом он увидел прямо у своих ног мидию, потом еще одну и еще. Он поднял их и подал своей жене; когда она съела их, то почувствовала, что сможет подняться на ноги и идти, опираясь на руку Орма, и они направились вглубь острова, в поисках какого-нибудь укрытия.

   Цветущие фруктовые деревья свидетельствовали о наличии чьей-то заботливой руки, но ни одна тропинка, ни один след не говорили о близости людей. Они шли все дальше по зеленому острову, на который солнце бросало последние золотые лучи. Наконец, они увидели среди листвы чистое пространство и с бьющимися от страха и надежды сердцами приблизились к нему. Вскоре они стояли перед очень древним домом. Его стены глубоко уходили в землю и возвышались так высоко, что ели едва могли протянуть свои темные ветви над покрытой шкурами крышей. Окна были маленькие, в них была вставлена рыбья кожа. Дверь была сделана из крепких досок и окована железом. Дом выглядел так, словно бросал вызов бурям, и делал это на протяжении веков.

   Но куда же исчезли его строители? Неужели они спят в глубинах океана? Колыхалась ли высокая трава маленьких островов над их последним пристанищем, или они все еще томились, заколдованные, за окованной железом дверью и серыми стенами мрачного жилища? Сдерживая легкую дрожь, сотрясавшую его тело от этих мыслей, Орм постучал в дверь таинственного дома. Ни один звук не показал ему, что его услышали внутри. Он постучал еще раз, потом в третий, но по-прежнему не услышал никакого движения. Затем он положил руку на тяжелую задвижку; дверь открылась, и они вошли в вымощенный камнем холл. Здесь не было никого, кто мог бы приветствовать их или отказать им в гостеприимстве. С одной стороны коридора была еще одна дверь. Орм постучал, и когда снова не последовало ответа, он открыл ее и вошел вместе с Аслог в просторную комнату. В ней никого не было, но, очевидно, дом был обитаем. В очаге горел яркий огонь, а над ним висел котел с рыбой, запах которой приятно манил голодных беглецов.

   – Прости нас, благородный хозяин этого дома! – сказал Орм громко, но почтительно. – Необходимость, а не дерзость делает нас незваными гостями.

   Они прислушались, затаив дыхание, но ответа по-прежнему не было. Затем Орм вылил немного содержимого котла на две тарелки и поставил их на стол. Сначала с трепетом, но потом все больше успокаиваясь, странники наслаждались столь необходимой пищей.

   Когда голод был утолен и дух их оживился, они огляделись. В дальнем конце комнаты стояли две кровати гигантских размеров и древней, давно забытой формы. Огонь в котле угасал, вечерний свет перестал проникать в окна, и темноту нарушало лишь слабое мерцание угасающих углей.

   Природа наконец-то заявила свои права. Глаза странников почти закрылись, и, отбросив всякий страх, они заняли ложа, на которых, несомненно, когда-то покоились гигантские фигуры.

   Когда они проснулись, снаружи ярко светило солнце, но его лучи лишь смутно пробивались сквозь грубые окна. Двери были крепко заперты, и не было видно никаких признаков присутствия человека, но в очаге снова горел огонь, от кипящего котла исходил соблазнительный аромат, и стол был накрыт, как для трапезы.

   – Видишь, дорогой Орм, – радостно воскликнула Аслог, указывая на огонь и стол, – этот язык легко понять, хотя он и безмолвен. Невидимые хозяева этого жилища знают о нашей нужде и приглашают нас под свою гостеприимную крышу.

   Утолив голод, Орм и Аслог вышли в холл и обнаружили лестницу, которая вела в комнату, расположенную прямо под покрытой шкурами крышей. Эта комната, и комната, в которой они провели ночь, были единственными в доме, но в них было все, что нужно для уединенной жизни. Нигде не было видно ни одного жителя, но казалось, что здесь недавно побывал кто-то, чья рука с любовью все устроила для бедных бездомных путников. Они поняли безмолвный язык, и остались здесь, наслаждаясь сладостным чувством, что, наконец, обрели дом.

   Орм никогда не забрасывал свою сеть в море, чтобы не вытащить оттуда богатый улов вкусной рыбы; силки, которые он ставил утром на птиц, никогда не оставались пустыми вечером. Деревья в изобилии снабжали их плодами, и Аслог пришлось потрудиться, собирая и сохраняя богатый урожай.