Текст книги "Рождение в пламени (СИ)"

Автор книги: Урфин Джюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Следующим пунктом в нашем плане был один из лучших клубов, с хорошим личным составом. Один из тех, что будет работать на празднике. В том, что меня примут я не сомневался. Экзотика. И я не ошибся в первый же вечер меня выпустили с коротким соло на пробу.

Я, затаив дыхание ступил на сцену, замерев под софитами. Ощущение дежавю острой иголочкой кольнуло мое сердце. Я обернулся, невольно поискав глазами Гайса и Шамиля… Но я был один. И это заставило меня почувствовать себя неуютно, но, тронув пальцами рукоятки кинжалов, скрытых в складках одежды, я словно зарядился толикой безумного куража.

После танца, собирая вещи и привычно закрывая концом платка лицо, я выслушивал менеджера. Он, мешая комплименты, пересыпая их критикой, выторговывал выгодные для себя условия. А я, слушая его расцвеченную и пышную речь, искренне наслаждался. Мысленно я уже согласился на его условия, они вполне соответствовали моему плану, но для проформы поторговался.

Главный пункт в нашем устном пока договоре заключался в том, что я попадаю в группу, выступающую в нужном мне месте. Вот и хорошо с первого раза и в яблочко.

– А с кем я могу обговорить условия контракта более детально?

Я неторопливо обернулся к менеджеру понимая, что совсем иная информация волнует его сейчас.

–Если меня устроят условия. – выделил я голосом слово «меня». – То он непременно свяжется с вами. Мое почтение. – и я, не оборачиваясь, покинул клуб, спиной чувствуя как меня буравит разочарованный взгляд менеджера. Мысль о том, что у меня нет покровителя никогда не пришла бы в его голову. Слишком уж это было не реально. Его заботил вопрос кто являлся моим покровителем и стоит ли считаться с этой величиной…

***

Потекли неторопливые восточные дни. И я потихоньку вливался в эту жизнь, начиная жить в этом тягучем неспешном ритме.

С каждым прожитым днем я под умелыми руками массажистки и косметолога, словно змей сменивший кожу, становился все больше похожим на чью-то усладу, никогда не знавшую другого труда, кроме как дарить наслаждение. Мои движения становились все более отточенными, а рисунок танца богаче и интенсивнее. Я наведывался к знакомому дому за новыми порциями видеосъемки и, изучив полученный материал, оттачивал мастерство перевоплощения перед зеркалом. И все чаще я ловил на себе заинтересованный взгляд клубного менеджера.

***

Наконец наступил тот самый день, ввергший нас в пучину предпраздничного хаоса. Я сидел перед зеркалом полностью одетый. Мое тело в отличии от тел других танцоров не было намазано маслом или блеском. Чуть припудрив его ароматизированным тальком, я наносил последние штрихи : ярко накрашенные глаза, капельку цвета на скулы и легким мазок на центр нижней губы. Окинув еще раз себя критичным взглядом, я закрепил на красиво уложенный тюрбан, импровизированную вуаль из позолоченных дисков. Вставил подвески в соски и в пупок, надел браслеты и замер, разглядывая свое отражение. Почти гротескная красота профессионального танцора. Я криво усмехнулся.

В этом мире нет места изысканной утонченной красоте. Моя роль – вызвать похоть, а не подлинную страсть; пробудить животные инстинкты, а не душевные порывы. Как неизмеримая пропасть, лежащая между мной сегодняшним и мной тем, которого обучал евнух Хамдана. Я сегодня, словно все свои украшения, фальшивый… Захотелось стянуть эти балаганные тряпки и смыть грим. Но я лишь коснулся кончиками пальцев рукояток своих кинжалов, черпая необходимую мне уверенность и закрыв глаза прошептал – «Игорь…»

***

Я с раздражением выламывал пальцы. Черт! Мне не дали даже малейшей возможности осмотреть дом. Нас словно стадо баранов заперли в тесной комнатке и, окружив охраной, провожали для выступления.

– Нервничаешь? – неверно истолковал мои переживания менеджер. – Ты никогда не выступал раньше? Откуда ты взялся? Я слышал только об одном рыжеволосом наложнике…

Я бросил быстрый взгляд на него. Плохо дело, если он слышал о Джарване. Страх быть узнанным и желание выведать, что же он знает обо мне боролись в моей душе. Но охранник, явившийся сопровождать меня прервал наш разговор.

Я застыл перед двойной дверью, ожидая начала своей мелодии. Двери мягко распахнулись и зазвучала музыка. Я сделал первый шаг в зал. Мягкий свет погружал зал в полумрак, оставляя ярко освещенной только импровизируемую сцену – мягкий белый ковер в центре зала. Глубоко вдохнув, я раскрылся мелодии, подчинив ей свое тело. Остро чувствуя нарастающий градус страсти в музыке, я сам загорался, как сухой порох, а ткань, метавшаяся в ритме танца, словно умелый любовник, оглаживала мои бедра и икры то открывая их перед жадным взором зрителей, то целомудренно пряча. В этой импровизированной борьбе со своей собственной страстью я рухнул на ковер, словно уступая ей и алые волны шелка, разметавшись по ковру, подчеркивая белизну моей кожи, обрамляли застывшее в позе подчинения тело.

По залу прошел судорожный вдох. И я, очнувшись, медленно поднялся с ковра, как сомнамбула пошел в сторону двери, пытаясь унять взволнованное танцем тело. Кожей ощущая долгие горячие взгляды оглаживающие мою фигуру. Не успела дверь закрыться за моей спиной, как ко мне подошел полный безбородый евнух. Цепким взглядом ощупывая мое тело, он отвел золотые диски с лица удовлетворенно кивнув произнес:

– Ты покорил своим огненным танцем хозяина. Столько острой страсти. Не хочешь ли отдохнуть в прохладной купальне?

– Мне достаточно и ночной свежести на террасе. – ответил я.

Евнух понимающе цокнул. Это возможно только тут, на востоке, в двух словах и получить предложение, и поторговаться, не произнеся вслух ничего компрометирующего.

Я ехидно хмыкнул. Купальни. Я не дешевая шлюшка, которая будет отдаваться в купальне первому встречному. Я желал обсудить условия сделки на террасе и лично с хозяином. Давал понять, что могу и отказаться. И евнух послушно проводил меня на террасу.

Я замер у высокого парапета, подставив ветру свое разгоряченное тело. Порывистый ветер погасил почти все светильники, погрузив большую часть террасы в мрак. И я, пользуясь предоставленным мне шансом, разглядывал открытую галерею, ведущую в женскую половину дома. Еще раз убеждаясь в невозможности незаметного туда проникновения.

– Свет очей моих, как ты прекрасен!

Я, вздрогнув, обернулся к говорившему: не высокий и полный, с дрожащими от нетерпения руками. Мерзость. Но я мило улыбался этой скотине в человеческом облике. Мысленно выстраивая еще один вариант решения нашей задачи.

– Сколько ты хочешь получить за ночь? – нетерпеливо дернулся ко мне коротышка.

– Что деньги? Прах. – выскользнул я от него.

– Чего же ты хочешь? – заинтересованно прошептал он, поймав мою руку и обслюнявив запястье.

Я оттолкнул дрожащее от страсти тело, опрокинув его на пол уселся сверху, позволив вцепившись в мои бедра тереться об себя напряженным членом.

– Говори же! – стонал подо мной коротышка.

Я задумчиво поглаживал его грудь, просчитывая варианты. По полученной от Ферзя информации он был скуп и тщеславен. Сыграть на слабостях?

– Мне нужен сильный и страстный любовник. – склонившись к самым губам, шептал я. – Который будет не последним человеком в этом мире.

– Ты умный мальчик.– дрожа от желания скулил коротышка.

И я, скользнув вниз к его коленям, стянул штаны, обнажая исходивший смазкой член, сплюнув на ладонь, я быстро довел его до разрядки.

Брезгливо обтерев ладонь о его одежду, я поднялся.

– Подожди. – прохрипел коротышка, путаясь в стянутых до колен штанах. – Как я могу тебя увидеть?

– Я приеду сам. – бросил я ему через плечо и покинул комнату.

Немного прогулявшись по дому, сделав вид, что заплутал, я заметил датчики движения и камеры. Ну что ж задача усложнилась. Вскоре ко мне подошла охрана и вежливо, но настойчиво проводила в комнату для танцовщиков.

В отель я возвращался отягощенный новыми проблемами. Ферзь не говорил о том, что весь дом утыкан камерами и датчиками как именинный торт свечами у столетней старушки. Или это Игорь так переполошил их?

***

Я стал любовником коротышки, внутренне морщась от невыносимой брезгливости, на все сто процентов выкладывался в постели, даря ему все свое мастерство. Мысленно убивая его раз за разом.

Я знал, что я делаю. Я понял, что он причастен к исчезновению Игоря, заметив небрежно брошенную среди безделушек на столе фенечку Игоря, свитую из кожаных шнурков. Эту фенечку ему подарил Гайс, давая понять, что он и Шамиль принимают Игоря в качестве моей пары. И с тех пор Игорь добровольно не расставался с этим незатейливым украшением.

Каждый шаг, сделанный через порог кабинета коротышки, укреплял во мне уверенность в том, что именно он причастен к смерти моего любимого. Я по крупицам собирал любую информацию, тщательно сортируя и обдумывая, я выжидал того момента, когда можно будет воспользоваться своим шансом влезть в сейф. Этот металлический ящик, спрятанный за вульгарным, но богатым ковром в нише стены привлекал меня, я чувствовал, что именно там найду ответы на свои вопросы.

Я забыл о том, почему я здесь, оставив мысли о Ферзе где-то на задворках своего сознания. И только желание узнать и отомстить заставляло меня раз за разом терпеть любовные игрища коротышки. А он изливаясь похотью становился все ненасытнее. Подсаживаясь на мою любовь, как на сильнейший наркотик. Не проходило и дня, чтобы он, нервно поскуливая, не звал меня разделить с ним ложе… И я, изнывая от ненависти, шел.

– Оставайся, мой драгоценный, я дам тебе все, что ты пожелаешь. – наконец созрел коротышка, остывая после любви.

– Что ты можешь мне дать?– лениво перекатился я на спину и томно подтягиваясь спросил я его. Внутри у меня все замерло в ожидании ответа.

–Я богат. – хрипло выдохнул коротышка. – Смотри.– он рывком поднялся и протянул мне руку.

Я завязал узлом на бедрах полупрозрачную ткань встал. Он суетливо отдернул ковер со стены, набрал код сейфа. Подождав мгновение, отсканировал сетчатку своего глаза, распахнул внушительную дверцу. В сейфе не было пачек денег, ценных бумаг: весь он был заполнен небольшими коробочками и мешочками. Лихорадочно выдернув один из футляров, он раскрыл его передо мной. Я непроизвольно вдохнул от великолепия драгоценных камней, украшавших ювелирное изделие. А он, лихорадочно вытаскивая футляры, открывая их одну за другой.

Жизнь с Хамданом научила меня понимать стоимость драгоценных камней. И тут были поистине сокровища. Но все это было новоделом. Да прекрасны, почти бесценны… Но все они не стоили и половины, последнего украшения, которое дрожащими руками коротышка, достав из футляра, надел на мою шею.

– Ты, драгоценный мой, словно самим творцом создан для этого. Знал бы ты, что это такое… – мелко подрагивающие пальцы поглаживали тонкую вязь золота, широкой сеткой покрывающую мою шею, плечи и почти достигая сосков, нежно розовые бриллианты необычной огранки и золотистые опалы, искусно составлявшие звезду, таинственно поблескивали на моем теле.

– Это старинное украшение было заказано самим Соломоном…

Я нежно оглаживая драгоценную сеть, прикрыв глаза. Как же он ошибался… Я знал об этом украшении все…

Подарок Соломона царице Савской, символ его любви, почти легендарная полумифическая Золотая сеть со Звездой Давида… Последнее дело Игоря. На моей шее. Точка в моем деле.

Я, легкомысленно засмеявшись, скользнув к столу, где который день сиротливо валялась фенечка Игоря. Натянув ее на свое запястье, я поднял свои кинжалы, спрятанные в складках своей одежды. Не разгибаясь, я метнул их в коротышку. Одно в правое плечо, другое в ногу.

Коротышка с расширившимися глазами тяжело осел, неверяще смотря на меня. Дикий почти животный крик, разрезал плотную от скопившегося страха тишину комнаты. Но я, метнувшись к нему закрыл рот ладонью. Склонившись над истекающим кровью коротышкой, я ласково сказал:

– Тихо, не шуми и может быть ты будешь жить. Что случилось с Виртуозом?

– Ты…– прохрипел коротышка…– Ты не уйдешь отсюда. Ты сдохнешь, как и твой Виртуоз, в подвале этого дома. Три дня крысы ели его нутро, а он жил. Но для тебя я приготовлю что-то более интересное.

–Я тебе верю. – согласно покивал я головой. – Но тебе не узнать этого. – и я с удовольствием всадил сай в его сердце. Тело в моих объятиях, дернувшись в последней агонии, потяжелело и стало лишь ненужным грузом.

Неторопливо обтерев кинжалы, я уничтожал следы своего присутствия в этом доме. Я знал, что никто не посмеет до утра нарушить наше уединение. Привыкнув к тому, что я появляясь на пороге этого дома исчезаю только на рассвете. Я никогда не прикасался к еде и напиткам, никогда не открывал своего лица, никогда не выходил за пределы комнаты, никогда не просил отвезти меня.

Подхватив с пола свою одежду, я перевернул ее изнанкой, разрезав тесьму и моя привычно красная одежда стала черной одеждой замужней женщины, развернув причудливо сложенный тюрбан я превратил его в непроницаемую чадру, прячущую лицо. Последним штрихом я закрыл прорезь для глаз темной сеткой, превращаясь в саиду этого дома.

Неслышной тенью я выскользнул сквозь открытое окно на террасу, растворившись в темноте ночи, светильники были небрежно потушены ветром, давая мне возможность укрыться в темноте. Достав глушитель, я включил его, внося помехи в работу камер и датчиков, скользнул в женскую половину мимо расслабленно спящих охранников, привыкших полагаться на современные методы охраны.

Найти комнату госпожи труда не составило. Самые роскошные апартаменты. Неслышно тенью я остановился у изголовья кровати. Легкий укол малыми лезвиями сай, смоченные в специальном составе, который погрузит ее в сон на несколько часов и даст мне время. Задрапировав тело женщины в бесчисленные складки легчайшей ткани, так что бы ее не было видно, я присел на кровать ожидая, когда же в комнату поскребется прислуга. Тщательно изучив жизнь женщин этого дома, я узнал, что госпожа рано утром, еще до первых призывов муэдзина, покидает дом, направляясь на рынок за свежайшей рыбой. Мое сердце было на удивление спокойно. Я убил человека, похитил величайшую драгоценность этого мира, находился в маленьком шажке от разоблачения, но был спокоен.

Глубокая умиротворяющая печаль опустилась на мое сердце. И я, коснувшись еще раз украшения оставшегося на моей шеи, мысленно попрощался с Игорем. Отдал его долги этому миру и поставил красивую точку в его деле. И только мысль о Гайсе, Шамиле и Александре не давала мне расслабится.

Наконец дверь тихонько отворилась, и я, вставая с кровати, выпрямился в своем черном одеянии поплыл, старательно копируя жесты и походку хозяйки, стараясь чтобы даже кончики пальцев не мелькнули из под широких рукавов одеяния. Выйдя из дома и сев в машину, я нервно сглотнул еще немножко… Еще чуть-чуть…

Оставив шофера дожидаться около машины я направился к рыбным рядам. Неторопливо обходя их, я незаметно скользнул в узкий проход, уходя из поля зрения, и сорвался на бег. У меня есть несколько секунд до того, как прислуга заметит мое отсутствие.

Я свернул в маленький дворик и, укрывшись в темноте раскидистых деревьев, сдернул чадру и верхнюю рубашку, вновь перелицовывая одежду, превращая ее в подобие мужской одежды.

Путая следы, я уходил улочками, изученными мной до последнего закутка, пока не добрался до маленького домика на окраине города, снятого мной еще в первые дни моего пребывания.

Там, обрезав волосы и перекрасив их в черный цвет, вставив в глаза цветные линзы и поменяв одежду, я превратился в европейца. Запечатав в плотную коробку футляр с кинжалами и спрятав в потайное дно похищенное украшение, я отправился в аэропорт.

Там, отправив почту улыбчивому атташе, я прошел на посадку. И только в салоне летящего самолета я почувствовал как волна истерики начинает подкрадываться ко мне.

Я, закрывшись в узком отсеке туалета, до кости прокусив запястье, глотая кровь и слезы, тихонечко завыл.

========== 18 ==========

С тех пор я стал вором высокой квалификации.

Ферзь сливал мне только самые сложные заказы, которые в силу своей специфики мог выполнить только я.

Я каждую свободную минуту оттачивал мастерство, понимая насколько снисходителен был Всевышний ко мне во времена наших первых авантюр, позволяя выйти не просто без потерь, но и заработать. И я кочевал по бескрайним просторам его вотчины, совершая виртуозные кражи и пополняя свой счет очередной суммой и заряжая душу адреналином, который поддерживал во мне желание жить.

И только рядом с Гайсом и Шамилем я на короткое время обретал покой, радуясь тому, что они обрели свое счастье.

Но я чувствовал себя выпавшим из их жизни пазлом и оставаться долго в этом мирной гавани не мог, снова и снова берясь за работу, или покидал их в поисках очередного урока мастерства.

Но мою душу поглощала пустота, покрывающая тонким слоем пепла любые эмоции, словно приглушая и притупляя их. С каждым новым делом я чувствовал как и этот источник адреналина сходит на нет. Я исчерпал и его. И теперь вспышки удовольствия, которые приносили мне виртуозно выполненные заказы, становились тусклее и скуднее. Вскоре и они сошли на нет. И я уже морщился с неохотой соглашаясь на очередной заказ.

– Перстень с розовым бриллиантом. Крупнейшим в мире. Сложность в том, что хозяин не расстается с ним. Но есть сведенья, что он собирается его продавать. Продажа пройдет в два этапа. Первая – демонстрация и через неделю продажа. Демонстрация во вторник. И того у тебя на подготовку три дня и потом неделя дорабатывать план. – голос Ферзя в трубке был как всегда равнодушно-холодный. – Берешься?

– Нет. Я не люблю розовые бриллианты. – равнодушно отмахнулся я, памятуя о своем первом заказе.

– Я помню. Таир, ты отказываешься от заказов уже несколько раз. Теряешь квалификацию. Не думай, что ты незаменим. Не хочешь, уговаривать не буду. Тебе уже есть замена. Работает не хуже.

–Да? – где-то в глубине моей души появился меленький огонек интереса.

– Подумай. Демонстрация пройдет в отеле «Moon Tower»… Ты же помнишь где это?

– Конечно. – равнодушно кинул я в трубку и отключился.

“Нет возврата к прошлому” – убеждал я себя, неспешно потягивая зеленый чай.

“Прошлого нет” – вновь повторял я себе.

Но чашка с чаем уже остывала на столе, а я рассматривал свое отражение в зеркале. Я давно не брал заказы и поэтому мои волосы были настоящего, огненно-рыжего цвета. Отрасти они еще не успели и мягкими кудряшками обрамляли осунувшееся лицо. Я пристально всматривался в застывшего в зеркале незнакомца, привыкшего носить личины: бледное лицо с заострившимися чертами; утомление тонкой тенью залегло под глазами, а скорбная складка навечно изменила рисунок губ.

Интересно помнит ли обо мне Хамдан? О чем это я? Сколько у него было наложников до и после меня одному Всевышнему известно…

Ночью я лежал без сна. Прошлое с настойчивостью злой осенней мухи, больно покусывало мою душу, не давая ей покоя… Хоть один раз… Со стороны посмотреть… Можно будет посмотреть на работу того, кем так похвалялся Ферзь… Оценить конкурента … Искало лазейки в моей обороне желание.

“Зачем я туда лечу?” – в который раз спрашивал я себя. Зачем? Но моя душа металась в странной тоске, не давая ответа на такой, казалось бы, простой вопрос. И я, измученный непонятным состоянием, словно сомнамбула, рассматривал облака за стеклом иллюминатора.

Как и много лет назад, меня обволокла влажная жара, стоило мне только выйти из здания аэропорта. Я, привычным жестом закрыв лицо и спрятав глаза за темными стеклами очков, взял такси.

– «Moon Tower», пожалуйста и побыстрее.

– Как будет угодно, господину. – удивленно ответил мне таксист, с интересом рассматривая меня в зеркало.

Я досадливо вздохнул. Ошибка. Я, не подумав, сразу перешел на его родной язык.

Теперь он меня точно запомнит. Неужели Ферзь прав, и я теряю квалификацию?

***

Заперевшись в номере, я подробно изучал схему здания, помечая всевозможные пути отступления и помечая объекты повышенного наблюдения. С педантичной точностью раз за разом проверяя и перепроверяя себя, я уже исчерпал лимит своих ошибок. Так дилетантски промахнувшись с таксистом, большего позволить себе я не мог.

После, спустившись в ресторан, где должна будет пройти демонстрация, я заказал поздний ужин, отмечая дополнительные детали и, незаметно сканируя зал, отыскивая своего конкурента. Задержавшись взглядом на невысоком брюнете, который старался быть как можно более незаметным, я усмехнулся. А вот и он.

Извечная ошибка – он не учел разницы в менталитете. И, стараясь стать как можно незаметнее, наоборот привлекал к себе ненужное внимание. Восточный мужчина старается подчеркнуть свою значимость и не остаться незамеченным. И эти суетливые непродуманные жесты моментально выдают в нем иностранца.

Я расплатился. Больше тут делать нечего.

Переодевшись в легкие светлые брюки и просторную рубашку, спасающую от жары, я отправился бродить по вечернему городу, изображая праздного туриста.

***

День демонстрации я намеренно пропустил, зная, что именно в этот день охрана трижды проверит и перепроверит любого, кто пусть даже случайно окажется рядом.

Пользуясь свободным днем и стараясь в этот день быть как можно дальше от отеля, чтобы не привлекать к себе внимания, я отправился побродить по базару.

Перебирая струящиеся ткани, любуясь на блеск драгоценностей, вдыхая насыщенный аромат специй, я словно снимал замки, навешанные на дверь, ведущую в прошлое, и перед моими глазами оживали наливаясь цветом и эмоциями картинки из прошлого.

Я зашел в полутемное здание старой кофейни и, утонув в мягком низком диванчике, вдыхая насыщенный аромат кофе, я заказал шиша. Утонув в клубах его дыма, словно отгородившись от действительности я позволил себе вспомнить… И перед моим внутренним взором из наглухо затворенных глубин души возрождались лица.

Малик со своим слепым следованиям традициям.

Наджиха, готовая пойти на все ради своего сына.

Амир, не сумевший усмирить свою гордость.

И я, разгоняя ладонью клубы дыма, развеял и эти образы, которые так перелицевали мою жизнь, но больше они ничего не значили в моей жизни.

Я вспомнил Гайса, таким как первый раз увидел его: невысокий, хрупкий, с бесконечным терпением и покорностью судьбе, и мое сердце тонко защемило. Я, словно очнувшись после долгого бреда, опять остро почувствовал бесконечную нежность. Он – моя светлая часть души.

Шамиль. И его образ принес с собой неутомимое желание жить и чувствовать. Он словно сам источник жизни.

Игорь. И лучики счастья пробили мою душу, окрасив ее привкусом счастья с горчинкой. Как мало мы были вместе и как много ты мне успел дать.

Хамдан…и глубокая вина затопила меня, вспыхивая ярким румянцем на скулах… Хамдан, как я виноват перед тобой, и ты незаживающей, зудящей раной бередишь мое сердце. И болезненный стон сожаления, сорвавшийся с моих губ, заставляет меня вынырнуть из прошлого.

Оставив деньги и нетронутый кофе, я ушел с разворошенной душой. Я словно стянул с нее паранджу, выставив ее на показ и она, остро чувствуя свою незащищенность и стыд, хотела забраться поглубже и спрятаться, но я не позволял. Это садистское удовольствие после почти абсолютной невозможности чувствовать приносило мне извращенное удовольствие… И я опьяненный силой этих эмоций ошалело брел по ночному городу, вызывая недоуменные взгляды у прохожих.

Очнулся я только перед входом в отель. Непривычная тишина сковала холл роскошного здания. И я кожей почувствовал, как напряжение невидимым барьером удерживает людей на месте.

Животный инстинкт самосохранения сиреной взвыл в моем подсознании, заставив меня отшатнутся и попытаться уйти от сюда как можно незаметнее. И я, скрываясь в тени буйной зелени, украшавшей холл, попятился назад.

Но, видимо, судьба сегодня решила расставить все точки в летописи моей истории.

И я вздрогнул от ладони, опустившейся на мое плечо.

– Здравствуй, Джарван.

Я, нащупав рукоятки кинжалов, спрятанных под одеждой, резко обернулся.

– Хамдан. – выдохнул я, опуская руки.

Я смотрел на него не в силах отвести взгляда и тонул в море бушующих эмоций, затопивших все мое сознание.

– Хамдан. – попытался я зацепиться за его имя, словно утопающий за спасательный круг.

– Как ты думаешь, Джарван, Всевышний наверное превосходный шахматист?Посмотри какую комбинацию разыграл он.

– Я не понимаю…

– Когда-то давно ты был сокровищем моего сердца, но исчез для того, чтобы спустя столько лет похитить другое сокровище. Вполне материальное. Розовый бриллиант, Джарван. Зачем он тебе? Сколько заплатили тебе для того, чтобы ты обворовал меня?

– Это не я.

–Джарван, ты опять лжешь. – Хамдан обреченно покачал головой. – Взять его. – кинул он в сторону своим церберам.

И через мгновение, мои руки выкручивали, опуская перед ним на колени.

Хамдан, склонившись, одним безошибочным движением достал мои кинжалы.

– Когти Львенка. – он провел по острию и посмотрев на капельку выступившей крови аккуратно слизнул ее. – Нам надо побеседовать, не так ли?

Я не сопротивлялся. Я сам хотел этого разговора, пусть и в качестве обвиняемого. Но это будет мой шанс. И поэтому я спокойно позволил себя увести из отеля, краем глаза отметив того самого вора. Самодовольная улыбка победно осветила его лицо, когда мы встретились взглядом. Я горько усмехнулся, отмечая его самонадеянность.

***

Меня привезли в дом Хамдана и проводили в его кабинет. По пути туда я жадно разглядывал, отмечая знакомые детали и изменения, которые произошли за это время. Желание прикоснуться руками к знакомым предметам было неимоверно сильным. И когда меня привели в кабинет и нас оставили наедине, я, не удержавшись, огладил кончиками пальцев край стола, обводя затейливую вязь рисунка.

– Кофе?– Хамдан неторопливо шагнул к очагу, водружая турку на раскаленную решетку маленькой жаровни. Вода в турке почти моментально закипела и, сдвинув ее, он насыпал туда размолотый почти в пыль кофе, щедро добавив туда кардамон и сняв, разлил по маленьким чашечкам.

По кабинету поплыл густой насыщенный аромат, который подействовал на меня странно успокоительный образом. Я вдруг понял, что все закончилось. Странное нелогичное чувство завершенности наполнило меня, усмирив душу.

Я, вдохнув этот густой аромат, неторопливо рассматривал сидящего напротив меня человека. Отмечая, что с возрастом черты его лица стали жестче, суровые складки пролегли от крыльев носа к уголкам губ, словно эти губы давно не улыбались. Легкая морщинка, тонким штрихом застывшая между бровями выдавала то, что, как и раньше, он много работает. На висках поблескивали новые ниточки лунной седины, которая совсем не старила его, а напротив, скрадывала несколько лет, делая его как-будто моложе.

– Я не причастен к краже бриллианта. Я даже не знал, что ты решил купить его.

– Почему я должен поверить тебе, Львенок?

– Хамдан. – я придвинулся к нему. – Столько лет…

Он протестующее поднял руку:

– Не надо, Львенок. Не разочаровывай меня еще больше. Я слишком много знаю о тебе, чтобы поверить в эту игру.

– Что же ты знаешь обо мне? – прошептал я, чувствуя как сердце разрывают противоречивые чувства радости и боли.

– Ты вор, Львенок, один из лучших. Много побед на твоем счету и главная – это Звезда Соломона… Это сделало тебя почти легендой. Свести с ума самого осторожного человека, который, стараясь купить тебя, сам одел тебе его на шею… Я его понимаю. Тогда я еще помнил, насколько ты хорош. Но его труп напомнил мне, что ты хорош не только в постели. У тебя еще есть когти. И потом тебя уже ничего не останавливало. И ты, возникая то тут, то там оставлял свой призрачный след и сказки про белого духа, который, возникая из воздуха и прихватив себе что-то, вновь исчезает. Я очень любил слушать эти легенды, стараясь понять почему ты делаешь это. Но сегодня, Львенок, ты совершил ошибку.

Я слушал Хамдана, не отрываясь от его изгиба его губ, следя за красивыми плавными жестами его рук, и меня потихоньку наполняла тихая радость.

Алогичная, необоснованная и безостановочная она топила меня, заставляя улыбаться, и я чувствовал себя наполненным теплым трепетным счастьем.

Что бы не разделяло нас, какие преграды бы Всевышний не поставил, какой бы дорогой он меня не вел, но я пришел к нему. Через боль, через страх, через унижения, через любовь и потери.

Я стянул с руки фенечку, принадлежащую Игорю и протянул ее Хамдану. Он, споткнувшись на полуслове, вопросительно посмотрел на меня.

– Я убил его из-за этого. – улыбнулся я ему. – Хочешь расскажу?

Я подгреб к себе одну и множества подушечек и сполз с ней на пол, устраиваясь у его ног. Откинув голову на его колени, закрыл глаза и начал с той самой минуты как провожал его самолет. Я чувствовал, как в душе словно тает комок стылого снега ,выходя наружу словами и горячими дорожками слез.

Я рассказывал, чувствуя как его пальцы сначала робко и не хотя зарываются в мои волосы, как они застывают в ласке, как они вздрогнув снова начинают перебирать мои локоны. Понимая, без слов понимая, что принимает его душа, чему верит, что вызывает в ней протест и боль. Я отдавал ему себя на откуп, без оговорок и без сожаления. Я верил вот так до конца. Закончив, я замолчал.

Поймав его пальцы, я притянул к губам и, слегка касаясь их поцелуями, ждал. Ждал его шага навстречу. Мой путь к нему, к его доверию, к его любви будет долгим и не простым, но я готов. Но, если он сделает мне шаг навстречу, этот путь станет короче. И его пальцы слегка сжали мои, отвечая…

–Львенок…