Текст книги "Лицо и сердце (СИ)"

Автор книги: Under Queer Sky

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

– И рассмотрел же, – пробормотал Тони. – Реалист, блин.

На портрете он был изображен таким, каким был, когда отдавался Алексу. То, что он скрывал много лет, Алекс открыл и показал так, что отвлечься от созерцания было невозможно.

– Я хочу увидеть тот самый мост, – сказал Владислав Тони. – Покажешь? И поговорить с тобой хочу наедине.

– Хорошо, – кивнул Тони.

========== Ich will. Часть II. Шлюшка ==========

Сказав родным, что пойдут ненадолго пройтись, Владислав и Тони направились к мосту. Поскольку было лето – время проведения прайдов по всей Германии, на рыночной площади на высоких флагштоках снова развевались радужные флаги. Тони посмотрел на них, вспоминая прошлогодние события.

Владислав тоже заметил, на что обратил внимание его родственник. Он все еще не определился для себя, как же называть Тони. Сказать «зять» у него язык не поворачивался, но и отрицать родство он не мог тоже. Увиденное в квартире убеждало в том, что супруги живут нормальной жизнью и занимаются каждый своим делом. Уютный дом, лица обоих здоровые и свежие, велосипеды у подъезда. Тони, конечно же, показал, какие «двухколесные кони» принадлежат им. Он ожидал увидеть и худшие условия, и не такой уровень… Он долго подбирал слово… Респектабельности.

Владислав снова посмотрел на флаги. Он никогда в жизни бы не подумал, что и его коснется этот вопрос. То, что и до сих пор казалось ему изрядной дикостью, здесь было обыденностью. Люди со всего мира, некоторые выглядящие так, что оторопь брала, сновали по своим делам, фотографировались на фоне достопримечательностей, на фоне флагов, уступали друг другу дорогу и не занимали места для инвалидов на автомобильных стоянках.

Тони побледнел, подойдя к тому самому месту. Владислав глянул на него:

– Тут ты его подобрал, что ли?

– Угу.

– Долбоеб мелкий, – пробормотал Владислав.

– Он так больше не будет, – постарался улыбнуться Тони.

Владислав смотрел на реку. Его начало подташнивать от страха. То, что Алекс поперся сюда ночью, вмазавши «для храбрости», говорило о серьезности намерений. А то, что рядом оказался неравнодушный человек, сумевший повлиять на пьяного, собравшегося покончить с собой, было настоящим чудом. Он развернулся и глянул на Тони. Тот тихо стоял рядом и созерцал окружающую их красоту.

– Почему «шлюшка»?

Тони глянул на своего родственника. Горько усмехнулся.

– Что, услышали уже? Ирина Алексеевна нашла ее все-таки?

– Да, – кивнул Владислав.

– Оно вам надо?

– То, как ты поступил по отношению к Алексу, как защищал его… Ты был готов убить или умереть. Я много в своей жизни успел повидать и привык бороться, но в твоих глазах я увидел смерть. Мне все еще стыдно за некоторые свои слова, которые я говорил про тебя и сына. Я хочу услышать твою историю.

Тони тяжко вздохнул.

– Расскажи! – почти приказал Владислав.

– Вы прямо как Алекс, – улыбнулся Тони. – Хорошо.

Он задумавшись смотрел вдаль и молчал минут пять. Собравшись с духом, заговорил.

– Я был тогда еще совсем юным. Таким же непосредственным и веселым, как Алекс. Бежал домой и часто делился рассказами о своей жизни с сестрой и с матерью. Поступил в университет. Конкурс был большим, а я поступил. Помню, гордился собой очень. Жили мы бедно, взяток никому мать не давала. Но, несмотря на все злоупотребления, я пробился на популярный факультет. Я очень много учился еще в школе и не участвовал в подростковых забавах. Надеяться в этой жизни я мог только на себя и на свои способности. Как и Алекс, я их тоже осознавал. Время и желание подумать о чем-то еще, кроме учебы, появилось у меня только на втором курсе.

Тони сглотнул. Машинально пошарил по карманам. Сигарет и зажигалки, конечно же, не было.

– Куришь? – поинтересовался Владислав.

– Бросил пару лет назад. Н-да. В общем, вскоре мне захотелось секса. Удивляюсь, как это Алекса в столь позднем возрасте «перемкнуло».

– Он тоже был одержим учебой, – тихо сказал Владислав. – Учил языки, готовился много. А у нас было достаточно средств для того, чтоб обеспечить ему возможность учиться за границей.

– Я познакомился с мужчиной, – продолжил Тони. – Старше, конечно же. Моя внешность не оставила мне шансов не привлекать внимания. А я был очень наивным, куда наивнее Алекса. И однажды, совершенно счастливый, пришел домой поздно ночью. Мне тогда родные ничего не сказали. Наверное думали, что я со свидания с девушкой вернулся. А я месяца два ходил как в тумане. Даже учиться стал хуже. Впрочем, учебу полностью не забросил, к счастью. Но мозги мне отшибло основательно. Как-то я брякнул за столом, что иду к «нему». Помнится, начал что-то плести про подработку. Еще и по имени отчеству назвал своего любовника. Но по тому, как блестели мои глаза, мать все поняла и быстро вытрясла из меня правду. Врать родным я не умел. Город наш – большое село. Оказалось, это еще и знакомый ее был.

Тони замолчал. А затем продолжил свой рассказ, все так же глядя вдаль.

– С мужчиной тем я довольно быстро расстался. Не без давления матери и не без помощи сестры, да. Общество, в котором он вращался и в которое пытался и меня втянуть, было и вправду далеким от образца добродетели. Мне очень повезло, что я никакую заразу не подцепил. Но сделать с собой я ничего не мог. Я тот, кто я есть. Такой, каким показал меня Алекс.

Тони перевел дух. Усмехнулся. Спустя много лет он мог говорить об этом хотя бы относительно спокойно и не показывать свое волнение больше. Ему до сих пор было неловко, что он не смог сдержаться перед Ириной. Он глянул на Владислава. Отец Алекса внимательно смотрел на него.

– Мать пыталась меня «исправить». Безрезультатно, конечно же. Кричала много. Истерики, скандалы – обычные будни семьи, в которой чадо оказалось «не таким» и «спалилось». Деться мне было некуда – на съемное жилье я пока не зарабатывал. Выгнать из дому она меня тоже не могла – я был прописан в квартире и сестра тогда еще меня хоть немного поддерживала. Как метко выразился Алекс, «шароебиться» по квартирам «друзей», а то и по притонам – означало подписать себе смертный приговор, и ни о какой дальнейшей учебе речь бы уже не шла. Чтоб она не попрекала меня куском хлеба и не оказывала еще и финансовое давление, я находил подработки. Но студентам много не платят. А учиться тоже было необходимо.

Тони горько вздохнул.

– Я настоящий был ей отвратителен. Она с трудом выносила мое присутствие в доме и рядом с собой. И ничего не могла, а, может быть, не хотела с этим поделать. Так из когда-то любимого сына я стал «оно» и «шлюшкой», занимался я тоже «черт знает чем», только подтверждая свою «неправильность». Мне было очень обидно слышать все это. Я любил мать и старался быть хорошим сыном. Но оправдать ее ожидания и «исправиться» не мог. Я замкнулся в себе, все время слышал ее оскорбления в голове. Я перестал чувствовать, что достоин ходить по этой Земле наравне с другими, «правильными» людьми. Я был «неправильным». И ничего с этим поделать не мог. Мои желания сводили меня с ума. Я пытался подавлять их, терзался чувством вины и чувствовал себя «грязным». Но «почиститься» не мог. Когда я переходил улицу через дорогу, то часто делал это перед машинами, несшимися прямо на меня не снижая скорости.

Тони снова обозревал пейзаж молча. Владислав стоял рядом и тоже молчал.

– К счастью, в какой-то момент инстинкт жизни все же перевесил желание умереть. И моя обида превратилась в злость и в ненависть. Наверное, тогда я и научился драться насмерть. Неважно, буду я жить или нет, но умереть в бою хотя бы не так стыдно, как сконать под машиной от обиды и горя.

Тони пожал плечами. Взгляд его был по-прежнему устремлен вдаль. Но казалось, что он смотрит сквозь время и пространство – внутрь, в вечность.

– Хотя какая разница? Смерть – она и есть смерть, – продолжил он. – Я решил бежать. Не хотел уезжать, но жизнь в Украине была невыносимой. После того, как на улице мне начали плевать под ноги и угрожали избить, я постарался изменить свой внешний вид так, чтоб не вызывать больше подозрений, а также чтоб избежать изнасилования – столь частой участи красивых и беззащитных мальчиков и девочек. Дома перестал отвечать на оскорбления и срываться, как бывало раньше. Объяснять и доказывать что-либо тоже перестал. Так я оказался еще и «змеенышем» – затихшим и от того, наверное, еще более отвратительным. Но мне уже было все равно. Я принял решение и шел к своей цели. Несмотря ни на что. Я до сих пор не простил свою мать. И не знаю, смогу ли сделать это когда-нибудь.

Тони снова замолчал. Вздохнул и продолжил.

– Иногда я все еще слышу в голове оскорбления, которыми меня «удостаивали». К счастью, с каждым годом все реже. У меня получилось сбежать. Я был молод, умен, хитер и силен. Будучи выходцем из страны с христианской культурой, сумев скрыть свою ориентацию, чего не смог сделать Алекс и чего лишены люди других рас, пола и вероисповеданий по факту рождения, я обладал привилегиями белого гетеросексуального мужчины, необходимыми для построения карьеры и для уважительного отношения социума.

Тони нервно сглотнул. Выдохнул, вдохнул и продолжил:

– Я выдержал. Сейчас мне всего тридцать один, а силы уже начинают подводить. Так, как смог сделать я, могут не все. Разрушаются семьи, уничтожаются карьеры, отсутствуют перспективы развития способностей и реализации потенциала. Люди заканчивают жизнь самоубийством, не выдерживая давления и агрессии общества, стирающего «неугодных», «ненужных» и «бесполезных» в пыль бессмысленно и беспощадно, погибают от нищеты, болезней, отсутствия поддержки и понимания.

Тони посмотрел на руины замка на горе.

– В Германии мне заниматься личной жизнью было некогда. Попробовал – не получилось. И ладно, лучше уж работать. Маска, впрочем, надежно приросла. Проблемы в незнакомой среде мне были не нужны, хоть здесь и гораздо лучше относятся к ЛГБТ-людям. Потом я встретил Алекса. Вот и вся история.

Владислав посмотрел на Тони, выглядящего, несмотря на свой возраст и самочувствие, все еще очень молодо и андрогинно. Такой судьбы он своему сыну не хотел: Алекс, в отличие от него, и так крепким здоровьем не отличался от природы. Пусть уж лучше красится во все цвета радуги и рисует своего «Ти» на досуге. А там, глядишь, и что-то путное из него выйдет.

У Тони зазвонил телефон.

– Вы где?! – возопил Алекс.

– На мосту, – нервно хохотнул Тони.

– Нашли, куда пойти, – фыркнул Алекс. – Ждем вас в кафе.

Ресторанчик Тони был хорошо знаком, они часто там с Алексом бывали. Он посмотрел на Владислава.

– Ну что, услышали то, что хотели? – усмехнулся Тони.

– Да, – серьезно ответил Владислав. – И лучше на «ты».

– Хорошо. Идем?

– Идем.

***

Увидев Тони с отцом, подходящего к ним, уже сидящим за столиком, Алекс поднялся.

– Ти, что с тобой? Ты будто в аду побывал.

Алекс обнял мужа. Прижал к себе.

– Зачем вы туда ходили? – тихо спросил он.

Тони обнял его в ответ.

– Все уже хорошо, родной мой, – шепнул он.

Владислав поразился тому, каким его сын был сейчас. Сквозь яркую и веселую одежду внезапно проступил совсем другой образ – не по годам ответственного и заботливого человека. Он таким в двадцать четыре не был.

Алекс посмотрел на отца. Как и когда они приехали весной к родителям, ничего не сказал. Только коснулся щеки мужа губами.

– Тут же твои родители, – смутился Тони.

– Пусть смотрят, – ответил Алекс. – Мы есть. Мы живы. И я, и ты.

***

Они поздно легли спать. Ночь была жаркой, Алекс долго ворчал по поводу того, что нечего было ходить на мост. Тони пытался читать книжку, пока наконец все же не уснул за этим занятием, забыв даже выключить свет. Ночью он проснулся от того, что Алекс стонал во сне и звал его:

– Ти, Тошик, Тошенька!

Тони не выдержал и разбудил мужа.

– Ал, что случилось?

– Ти! – Алекс обнял любимого.

– Плохой сон приснился?

– Угу.

– Все хорошо, любовь моя, все хорошо, – прошептал Тони, целуя возлюбленного.

Алекс не мог уснуть. Вспоминал странный, очень реалистичный сон. Во сне они занимались магией и у них была кошка. Тони спас его и других магов от преследований, а сам пострадал. Он вздохнул. Тони, уже снова уснувший, прижался к мужу и уткнулся тому в плечо. И тут Алекса осенило. Он подхватился с постели.

– Ты куда? – недовольно пробормотал Тони, просыпаясь.

– Работать.

Теперь уже вздохнул Тони. Очевидно, надвигалась творческая буря. Встать посреди ночи было обычным делом для Алекса, когда у него появлялась новая идея, которую, разумеется, нужно было тут же воплотить в жизнь. Отвлекать и увещевать было бесполезно. Разве что кормить, и то если разбушевавшееся чудо заметит даже под носом тарелку. Придется пока спать одному. Он обхватил подушку и снова уснул.

Через полтора часа уже Алекс услышал, как Тони во сне кричит:

– Нет, нет!

Алекс бросил все и прибежал в спальню.

– Ти, проснись, проснись! – потряс он любимого за плечо.

Тони, весь потный и трясущийся, открыл глаза.

– Лешенька!

– Теперь тебе кошмар приснился?

– Да… Приснилось, что ты… С моста прыгнул, а я… Я не смог тебя спасти!

– Тошик, Тошенька, – Алекс обнял любимого. Поцеловал. – Ты смог, ты спас меня. И я больше никогда, никогда так не буду, обещаю!

– Я так боюсь, что ты что-то с собой сделаешь!

– Никогда, никогда больше. И тебе не позволю, и тебя не отпущу никогда. Ты… Ты ведь этого тоже до сих пор боишься, да?

– Да, – признался Тони.

– Мы сможем, мы справимся, Ти.

Алекс вздохнул, разделся и лег в постель. Эскиз он и утром успеет закончить. Он обнял любимого. Тони тоже тяжко вздохнул. К счастью, больше их кошмары не мучили.

***

В понедельник, когда Тони ушел на работу, Алекс открыл свой почтовый ящик и обомлел от полученного. Днем не смог скрыть от родителей свое замешательство, но сказал только, что озадачен новым проектом. Родители, после всего более или менее смирившиеся со странностями сына, только переглянулись. А вечером Алекс еле дождался Тони.

– Ти! – воскликнул он, как только муж вечером переступил порог их дома.

– Что случилось?

– Ти! Я сегодня письмо получил. От одного агентства. Я в последнем семестре много куда резюме рассылал, ты же помнишь, хватался за все подряд. Не ждал уже давно, что ответят. Они мое портфолио увидели и то, что я здесь живу, и… Ну… Работу мне предложили.

– Многие из художников ненавидят свою работу, если она не связана напрямую с творчеством, – сказал Тони. – Ты вроде как начал с галереями сотрудничать. Да и не хотел рекламой заниматься же?

– Машину хочу, – тихо сказал Алекс.

– А больше ты ничего не хочешь? – вкрадчиво спросил у него Тони.

– Студию…

– Ага, и домик в придачу. Владислав будет счастлив, – ехидно заметил Тони.

– Ой, не напоминай, – скривился Алекс.

Тони сел на стул на кухне. Подпер голову рукой и смотрел на мужа.

– А по ночам будешь дальше рисовать и уже на двух работах работать, – полуутвердительно тихо сказал он.

– А ты откуда знаешь? – удивился Алекс.

– Хорошо, что хоть на саксофонистов не западаю, – хохотнул Тони. – Был у меня один знакомый в молодости, в Украине еще… Уроки тоже давать будешь, да?

– Слушай, а и правда! Как же я забыл! – воодушевился Алекс.

Тони в ужасе воззрился на любимого.

– Да шучу я, шучу, – ухмыльнулся Алекс. – Считай это «страшной местью» за «саксофониста».

Тони выдохнул.

– А кто тебя знает, чудо ты мое…

– Твое, – улыбнулся Алекс, – твое.

========== Ich will. Часть III. Прости меня ==========

Часть III. Семья

***

Три с половиной года спустя после начала истории. Новогодняя ночь.

***

Тридцатого декабря Алекс получил постоянный вид на жительство, а в ночь на первое января они пошли запускать фейерверк, как это было принято в Германии в новогоднюю ночь.

– Теперь у тебя есть независимый вид на жительство, – тихо сказал Тони.

– Ага! Ой, смотри, народ уже запускает салют!

– Теперь ты можешь развестись, – совсем тихо пробормотал Тони.

– Не понял? – насторожился Алекс.

Он остановился и посмотрел на мужа.

– Теперь ты ничем не связан…

– Ти! В чем дело?!

– Ну…

– Ты что, до сих пор думаешь, что я с тобой из-за вида на жительство?! – возмущению Алекса не было предела.

– Э-э…

– Я! Люблю! Тебя!

– Правда?

– Правда! Каждый день! Ты! Придурок!

Тони только виновато опустил голову.

Алекс подошел к нему вплотную. Поставил коробку с фейерверком на землю и приподнял голову мужа за подбородок. Провел пальцем по отросшей за день щетине.

– Люблю, – тихо сказал Алекс. – Люблю и буду любить. Всегда. Еще раз ляпнешь гадость – все-таки врежу.

– Врежь, – шепнул Тони.

– Меня посадят, а тебя объявят жертвой семейного насилия и покажут по телеку… Несчастье ты мое… Недолюбленное…

– Твое…

Они дошли до площади, где уже собралась толпа, запустили фейерверк, присоединяясь к общему веселью, и обнялись. Забыв обо всем, целовались, совсем как в первый их день вместе. Вокруг грохотали выстрелы, площадь вся была в дыму, люди поздравляли друг друга с новым годом. А Тони дрожал, ощущая как Алекс целует его в губы, в глаза, мокрые то ли от дыма, то ли от чувств, бормочет что-то и, кажется, шмыгает носом.

– Прости, – шептал Тони, – прости меня, дурака…

Он обнимал и прижимал к себе мужа. Все это время в глубине души он холодел от ужаса и ждал момента, когда Алекс получит постоянный вид на жительство. Иногда страх отступал, но последние месяцы был просто нестерпимым. А сегодня вечером он не сдержался и все-таки сказал о том, чего боялся больше всего на свете с того дня, как они поженились.

– Просто так теперь не отделаешься! – тихо рыкнул Алекс, прикусывая мочку его уха.

– Я сделаю все, что захочешь, сердце мое!

– Твое… Навсегда… Отсосешь мне!

– Навсегда… Как только вернемся…

– У двери!

– Как угодно… Весь твой…

– Мой!

***

После того как Алекс сполз по двери и сел на пол, он тихо сказал:

– Я молился о том, чтоб остаться здесь… С тобой! Чтоб сохранить нашу семью.

– Ал… – прошептал Тони, потрясенный словами любимого. – Ты же вроде как неверующий?

– В окопах атеистов нет, – мрачно ответил Алекс.

– Прости меня! Последние пару месяцев я каждый раз, как последний, тебя обнимал. Я так боялся, что ты уйдешь!

– Как тогда, когда ты у меня номер забыл спросить?

– Угу.

– Дурак ты, хоть и умник.

– Дурак.

========== Ich will. Часть III. Хочешь учиться? ==========

Через шесть лет после начала истории, весной…

– Как… Как, операция? – прошептал Тони и опустился на стул за их обеденным столом на ослабевших внезапно ногах.

Он только что расставил на столе тарелки, мечтал о том, как они проведут вечер, и даже не думал, что давно запланированный Алексом визит к врачу закончится таким известием.

– Ну, вот так, – вздохнул Алекс и плюхнулся на стул напротив.

– О, Господи, – только и смог тихо сказать Тони. – Хорошо, что мы в Германии.

– Угу.

Тони пытался прийти в себя от плохих новостей.

– Доработался! Трудоголик! – в отчаянии не сдержался он. – Я тебе давно говорил, что впахивание на двух работах добром не кончится! А ты меня не слушал!

Алекс только носом шмыгнул.

– Все пашут! Ты вон тоже вечно задерживаешься.

– А ты – не все! Беречь себя надо!

Алекс, в бессильной ярости от безуспешности своих усилий, вскочил со стула и чуть орать не начал в ответ:

– Я и так с тушкой своей ношусь как с писаной торбой! Не пью, не курю, в форме себя поддерживаю, а не ленюсь как ты! – он зыркнул на любимого, время от времени отлынивающего под любым предлогом от физической активности. – Я не виноват!

Тони тоже встал, подошел к Алексу и обнял его.

– Знаю. Ты хороший. Просто я очень сильно за тебя переживаю.

Алекс ничего не ответил. Ему очень хотелось сесть на пол и заплакать или напиться до беспамятства, чего он больше не делал после случая с мостом. Но надо было ехать в ближайшее время в клинику договариваться, а сейчас есть ужин, наверняка вкуснейший, приготовленный любимым, пришедшим в кои-то веки совсем рано, и хотя бы делать вид, что ему совсем не страшно и все будет хорошо.

***

Родители Алекса тоже приехали. Придя в себя после наркоза, Алекс едва улыбнулся:

– Теперь вы мне все опять проходу не дадите, снова надзирать будете.

– Лешенька, – поцеловал его Тони.

– Надеюсь, я скоро смогу рисовать…

– Сможешь, обязательно сможешь! – убежденно сказал Тони.

Алекс, пока вынужденно валялся и восстанавливался, выкладывал их фото в соцсетях, отмечал себя и мужа на них, смотрел на светящегося от счастья Тони и радовался, что и его заслуга есть в этом. Что он хоть так может отблагодарить любимого за все, что тот делал для него.

От некоторых своих одноклассников и знакомых, увидевших его фото, где он обнимал и целовал мужчину, узнавших о его семейном статусе, который он до этого времени не обновлял, он прочел немало «лестных» слов. Никто на родине, кроме родителей, не был в курсе о его личной жизни последние шесть лет. Алекс решил, что если выцарапается и в этот раз, больше не будет скрываться не только от близких. К счастью, кроме высказывания легко стираемых гадостей, больше ничего теперь уже почти бывшие соотечественники сделать не могли.

Тони не возражал против публикаций фото, все равно о нем в Украине давно забыли, а если даже и не забыли, то на мнение людей, плевавших ему под ноги в свое время, он решил, что внимания обращать не будет. В Германии они были самой обычной семейной парой, такой же, как тысячи других. Среди коллег и знакомых скрываться уже давно, еще после официального заключения брака, стало невозможно, да и смысла особого не имело. Отношения двух эмигрантов, тихо живущих свою жизнь, сортирующих мусор как положено и ездящих на велосипедах, никого по большому счету не волновали.

***

Летом…

***

Однажды Тони написала в скайп сестра.

– Что тебе нужно? – спросил Тони, увидев ее «привет» в чате.

– Поговорить.

– Ладно.

Тони включил видеосвязь.

– Увидела твои фото.

– И что?

– Говорят, ты женился.

– Да. Это так. У выродка, неудачника и «оно», как вы с матерью меня обзывали, есть семья уже шесть лет как, – ответил Тони. – И я счастлив.

– Я заметила.

– Зачем ты мне звонишь? Не можешь спокойно смотреть на мои фото, где я теперь снова выгляжу таким же, как в юности, открытым и счастливым? Неймется мерзость сказать, плюнуть в душу и мое счастье обгадить? Хватит, нагадили уже достаточно, что чуть до самоубийства не довели. Или деньги нужны? Прознали, что я зарабатываю теперь достаточно, и урод срочно понадобился?

Тони от гнева и обиды был на грани того, чтоб отключить связь. Даже простые слова сестры вызывали в нем бурю эмоций. Она не говорила ничего плохого пока, но от родственников он ждал только ударов. Кто знает, может его сестре было плевать на него. Но он почему-то дергался, и ему казалось, что ей не все равно и что она именно хочет сказать гадость, унизить его или обидеть и пишет ему только за этим.

– Мы с матерью хотим продать квартиру. И не можем этого сделать без тебя.

Что ж, ответ был вполне нейтральным. Похоже, его дела ее интересовали мало. Они с матерью просто не могли переступить через него. Оставалась последняя связь с родиной – его доля квартиры.

– Хорошо, мы приедем с мужем.

– Что, сам не можешь приехать, – ухмыльнулась сестра, – примерная женушка?

Тони побледнел. Его все-таки продолжали оскорблять и унижать. Походя, просто по привычке. Да, он нуждался в поддержке Алекса – видеть родственников и общаться с ними ему было очень тяжело. После всех лет унижений и оскорблений спокойно он относиться к ним не мог. Конечно же, сестра не преминула пнуть его.

– Не могу. Вы чуть не отобрали мою жизнь. По глупости или по злобе своей, не знаю, – ответил он. – Вам насрать, а мне вот оказалось не все равно. Я жить хочу. И буду, несмотря на все ваши гадости. В том, чтоб быть любящим супругом, нет ничего плохого. Хоть мужем, хоть женой. Может, если б ты это понимала, то и твоя семейная жизнь была бы более успешной.

Он заметил, что сестра непроизвольно дернулась от его ответного укола. А он… Кажется, наконец был уже не только мстительно рад, но и огорчен. Научиться любить им с сестрой было не у кого. И то, что смог сделать он, она не смогла.

***

В конце осени…

***

Когда стало возможным в связи с праздниками в Германии съездить в Украину на несколько дней, они вошли в квартиру, в которой когда-то жил Тони.

– Я забираю свою долю от продажи квартиры, – сказал он матери и сестре. – Иначе не подпишу документ.

Те обалдели. Но квартира была приватизированной. И часть собственности действительно принадлежала Тони.

– А… А как же мы с мамой? – спросила сестра.

– Это ваши проблемы, – отрезал Тони. – Хватит мне нервы трепать. Вы меня чуть до самоубийства не довели, а потом жили много лет, используя мою часть. Думали, подпишу бумаги и все вам отдам? Шлюшка, тряпка и примерная женушка?

Алекс все это слушал молча. Он поехал с Тони, чтоб, конечно же, поддержать любимого и чтоб тому не приходилось опять все в одиночку выдерживать, не считаясь с тем, есть у него силы на это или нет.

В отличие от его родителей, любивших сына и принявших и полюбивших зятя, родные Тони не любили его. Да и друг друга тоже. Может, они просто не умели этого делать, кто знает. На Алекса, отчасти восстановившего свой прежний внешний вид, похудевшего, но уже без черных кругов под глазами, они смотрели с откровенной завистью.

Тони не мог видеть спокойно синяки, неизбежные после кровопотери, на изможденном лице любимого, почти терроризировал своего «воробушка» заботой днем, а ночами, думая, что Алекс спит и не видит, что происходит, беззвучно рыдал в подушку.

Но для родственников мужа Алекс был изнеженным и избалованным сынком богатых родителей, получившим очень многое в этой жизни, чего не было у них, а теперь еще и отбирающим почти последнее. Тони же был непреклонен. После разговора с сестрой он рассказал Алексу о квартире и признал, что забирает свою часть в качестве мести и наказания, в том числе и за доведение его до самоубийства. А по глупости, неумению или по злому умыслу они это делали – ему уже было все равно.

«Незнание законов не освобождает от ответственности. Если такие вещи оставлять безнаказанными, люди так никогда и не задумаются над своим поведением. А это все, что я могу сделать и повлиять хоть как-то на ситуацию», – сказал он.

Впрочем, Алекс очень сомневался, что они задумаются в принципе.

***

Выйдя из квартиры, в которой когда-то жил Тони, они пошли через парк к дому родителей Алекса. Ирина предложила им пожить у них, чтоб парням на гостиницу не тратиться. Тони со скрипом согласился. Долго сопротивлялся и говорил, что не хотел бы смущать и стеснять их своим присутствием, на что Ирина ответила, что как-нибудь они с Владиславом это переживут.

В старой комнате Алекса была тесная кровать, но в гостиной Алекс спать отказался, мотивируя тем, что ему, видите ли, диван не нравится. Тони подозревал, что Алекс хочет просто поспать в своей старой комнате, и согласился и на это.

– Лешик… Не могу, напиться хочу… – признался мужу Тони.

– Ти! Тебе вредно!

– Я как с Украины уехал, пить перестал. А теперь еще и работу потерять боюсь, – вздохнул Тони. – Раньше жил как божий одуванчик, все равно было, что да как будет. Гражданство получил, все дурацкие требования выполнил, хоть и не надо было мне тогда столько той же квартиры, и ладно. А сейчас мне не все равно, сейчас мне есть, что терять.

– Я тоже боюсь, что потеряю тебя, не только ты один волнуешься о других.

– Я же был у врача недавно.

– Ага, после того, как я тебя за шкирку туда приволок.

– Ну… Но все в порядке! Я даже сам удивился.

– А я теперь и тебя по врачам таскаю, – мрачно сказал Алекс.

– Тратишь на меня свою молодость…

Алекс аж остановился. Он уже не первый раз это слышал, и подобное его изрядно злило. Еще Тони любил проехаться по поводу внешних данных Алекса, которые тот тоже ему якобы «отдавал».

– Ти, не заебывай меня, ну реально достал! Еще раз скажешь про мою молодость или красоту – я тебя придушу! Ты меня от смерти спас. Не смей так говорить и даже думать больше!

– Ладно, – буркнул Тони, глянув на разозлившегося Алекса, – не буду.

Его муж, когда злился, почему-то становился еще красивее. Ему очень захотелось поцеловать Алекса, но он вспомнил где они. Пообещал себе, что обязательно поцелует дома. И любимый был прав.

Вечером Тони тихо сидел за столом и ковырялся в своей тарелке, отходя от пережитого днем. Ему все еще было очень непривычно снова оказаться в тепле, пусть и родителей мужа, но тем не менее. Его не обзывали, разговаривали с ним, как с членом семьи. Вспоминая последние годы, проведенные в родном доме и в Украине, вспоминая свое нежелание уезжать из страны, он чуть не начал хлюпать носом. К счастью, все же сдержался. Сейчас уже все было чужое. То, что раньше было родным и что пришлось «выдирать с мясом» из сердца, то, что он любил – родные стены, улицы, по которым он ходил в детстве и в юности, – все это больше было не его. Теперь он понимал язык, прежде бывший белым шумом, жил свою маленькую жизнь в других стенах, был чужим среди других людей. От родины осталась только кучка бумажек, которые он уже раскаивался, что отобрал у когда-то бывших самыми близкими людей.

После ужина Владислав достал коньяк. Алекс недовольно покосился на бутылку, но промолчал. В конце концов, он за обоими проследит.

Ирина, сославшись на усталость, пошла спать, а они втроем остались сидеть за столом. Алекс обнял мужа.

Владиславу тоже было сначала не по себе, но потом он махнул рукой. Совсем взрослый сын сидел напротив него со своим, он до сих пор торопел, но все меньше, мужем и, как самые обычные люди, они пили.

Тони спиртное ударило в голову очень быстро, объятиям Алекса он не сопротивлялся, расслабился и в какой-то момент просто рухнул в них и откровенно повесился мужу на шею, непроизвольно льнул к нему и ластился, забыв где он и с кем.

Владислав поразился тому, что видел. Его родственник сейчас выглядел совсем как на портрете Алекса. Мягким, нежным, красивым и молодо выглядящим. Глаза его блестели, а приоткрытые губы, которыми он иногда касался шеи Алекса, стали еще более чувственными. Худощавый, гибкий, не иначе как трудами Алекса, любившего спорт, подтянутый… Владислав рассматривал зятя и не мог оторвать взгляд. Выпитое подействовало и на него. Но его сын не пил. Только держал мужа в объятиях и, по-видимому, едва сдерживался от того, чтоб поцеловать его в ответ на ласковые прикосновения.

«Так вот ты какой, – думал Владислав. – Наверное в твои восемнадцать от тебя было вообще глаз не отвести. Сам бы трахнул, если б сейчас, ознакомившись с «предметной областью», увидел тебя восемнадцати-или двадцатилетнего и не был женат. Неудивительно, что ты так прятался и за Алекса переживал».

– Не совращал я никого, – внезапно пробормотал Тони, потерявший нить их беседы и ушедший в себя.