Текст книги "Upside Down (СИ)"

Автор книги: Ulla Lovisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

В дверь коротко постучались и, не дожидаясь приглашения, открыли. Я смерил взглядом входящего Макса – цельномонолитная темная глыба. Он словно ждал под дверью, прислушиваясь к моим мыслям, ожидая упоминания своего имени в моей голове и воспринимая это как разрешение войти.

– Есть время? – кивнув в знак приветствия, заговорил он.

– Для тебя – есть, – ответил я, откладывая планшет и опуская ноги на пол. – Валяй.

– Нужно, чтобы ты кое-куда со мной съездил.

– Кое-куда? – переспросил я требовательно, тем не менее, поднимаясь с кресла.

– Да, – Макс кивнул и от меня не скрылся его быстрый взгляд, цепко осмотревший меня на предмет угроз. – Сдай пистолет.

– С какой стати? – неубедительно изумился я. Делать вид, что мне непонятна причина визита Лидера, было непросто – голова была занята мыслями о Рыжей и Крохе, да и был ли в этом вообще какой-либо смысл.

– Выполняй приказ, Эрик, – раздраженно и нетерпеливо рявкнул Макс. – Оставь оружие.

Я подчинился. Расстегнул и снял с ноги кобуру, выудил пистолет, вытянул магазин и по одному выщелкнул из него патроны. Оставив этот пазл огнестрельной угрозы на столе, я отступил в сторону.

– Обыщешь? – предложил я, поднимая и заводя за голову руки.

– Нет необходимости, – пожал плечами Макс, все же снова прощупывая меня хмурым взглядом. – Идём.

Я опустил руки и, подхватив на ходу свою куртку, пошел за ним. Расклад такой, что им – Джанин, Максу, кто там ещё в этом замешан – известно о том, что я знаю о них. Именно поэтому Финли мертв, потому что раскрыл свои данные мне и им заодно. Я жив, потому что смерть сразу двух Лидеров поднимет неконтролируемый столб пыли; потому что им нужна моя армия; и потому что Макс наивно полагает, что сможет меня уговорить сотрудничать.

Незаметно для моего – и постороннего – глаза Макс вербовал меня с моего первого дня в Бесстрашии, подминал под себя, пропихивал туда, где я был ему наиболее полезен. Предусмотрительно готовил себе напарника, разделяющего его мнения и методы. Сначала его интерес и покровительство во время базовой подготовки, распределение в командование патрулем, затем инструктаж новобранцев, работа его замом и, наконец, погоны Лидера – из подходящих его планам вводных данных он долго и ненавязчиво лепил себе соратника. Забавно, что за десятилетие пребывания у руля Бесстрашия, Макс слыл рассудительным, спокойным и миролюбивым Лидером. Пацифист во главе армии, вот ведь занятный оксюморон!

Лифт коротко звякнул и открыл двери, выпуская нас в подземную парковку. Возле одного из длинного ряда одинаковых бронированных джипов стояло трое. То, как они вцепились в меня внимательными взглядами, словно и не замечая положившего руку мне на плечо Макса, давало мне смутное представление того, что будет происходить дальше. Я провел мысленный переучет своего арсенала: пистолет в ботинке, нож в кармане брюк у колена и в нагрудном кармане скомканной в кулаке куртки, кастет в заднем кармане штанов, два кулака, две ноги. Почувствовав, как я собираюсь и напрягаю мышцы под его пальцами, Макс доверительно улыбнулся и сообщил:

– Я очень рассчитываю на твоё благоразумие, Эрик.

Мы остановились перед зарешеченной мордой автомобиля. Трое патрульных с оцепеневшими лицами и замершими на мне взглядами неподвижно стояли у джипа. Макс подтолкнул меня к открытой пассажирской дверце, рядовой учтиво отступил назад, давая мне пройти. Предельно напряженный – до звона в ушах и пульсации в горле – я поравнялся с сидением, намереваясь сесть, когда Макс снова заговорил.

– Ах, да, – он вскинул вверх руку и щелкнул пальцами. – Совсем забыл. Тори мертва.

Моей последней мыслью было: они схватили Эмми, они схватили мою девочку. Шею остро полоснул разряд электрошокера, ток побежал по мышцам, расслабляя их, и отключил мозг. Я упал.

========== Глава 16. ==========

От разогретой под солнцем крыши исходило тепло и тяжелый запах тающей смолы. День был ясный и ветреный. Я мерил шагами парапет, сцепив руки за спиной и поглядывая на рельсы. Был день Церемонии выбора, он стандартно сопровождался рутиной встречи новобранцев на крыше Фракции и неизменно сильным чувством дежавю. От других – в большинстве своем не врожденных – инструкторов я слышал подобные мысли. Их также посещали воспоминания о первом прыжке с поезда и ностальгия по тому знаменательному дню. Мы все – сейчас уже почти неразличимые для постороннего глаза в своих черных одностроях – начинались с Церемонии и прыжка. Моё попадание в Бесстрашие сопровождалось проливным дождем и тяжелыми серыми тучами, и с того далекого дня, казалось, прошло столько времени и событий, что хватило бы на несколько жизней.

Из узкого тоннеля высоток покатилось далекое эхо металлического перестука колес. Из громкоговорителя на соседней крыше задребезжал механический голос:

– Прибытие поезда. Одна минута.

Один из инструкторов отвернулся от железнодорожной эстакады и осклабился.

– Доставка свежего мяса, – объявил он. Рядом стоящий со смехом подхватил:

– Уж мы-то их поджарим. Эй, Эрик, твоё слово?

Я крутнулся на пятках у самого края парапета, останавливаясь аккурат над провалом. Казалось, в этом месте покрытие давно запечатлело в себе отпечаток подошв моих ботинок.

– Десять на Отречение.

Поезд с отражаемой стенами барабанной дробью выехал на финишную прямую. Из распахнутой двери первого вагона свесилась черная фигура с огненной шевелюрой, собранной в тугой хвост.

– Приготовиться! – слабеющим эхом покатился над крышами и вдоль поезда приказ Рыжей. Каждый год с момента назначения Эд инструктором я неизменно вспоминал её полет кубарем в день её Церемонии и отмечал, как прогрессировал и совершенствовался с тех пор её прыжок с переворотом. Она сделала кувырок через плечо, быстро подхватилась на ноги и подбежала к нам, не оборачиваясь на визжащих от ужаса и задора новобранцев.

– Только не говорите, что уже сделали ставки, – издалека заговорила она.

– Прием ещё открыт, – заверил её один из инструкторов.

– Ставлю десятку на Эрудицию, – сверкнув мне коротким оскалом зубов, выбрала Рыжая. Приземлившийся за ней второй инструктор сопровождения хмыкнул:

– Банально и предсказуемо, Эд. Двадцатка на то, что кто-то сломает ногу!

Принимающий ставки щелкнул пальцами:

– Поддерживаю!

– Мы ставим на Фракции, а не на увечья, – напомнила Эд.

– А могли бы. Тогда Бесстрашие.

Последний вагон миновал крышу высадки, двери поезда автоматически закрылись – верный признак того, что внутри никого не осталось.

– Всем собраться тут! – крикнул я в сторону копошащихся в щебенке тел. Растирая ушибленные конечности и прижимаясь губами к разодранным ладоням, новоприбывшие – в черных формах урожденных и разномастные перешедшие – ошарашено оглядываясь и глуповато улыбаясь от всплеска адреналина, начали сбиваться в кучу.

– Меня зовут Эрик, я один из Лидеров.

Рожденные в Бесстрашии уважительно умолкли, опуская головы и неодобрительно косясь на перешедших. Те оживленно делились с соседями своими впечатлениями от нового опыта, пока не начинали оглядываться по сторонам и, улавливая всеобщую атмосферу, тоже затихали. К моменту, когда их проведут в казарму и выдадут форму, все новоприбывшие уже авансом будут меня бояться. Такая информация расходилась между новобранцами неизменно молниеносно. Я ухмыльнулся.

– Вход в Бесстрашие там, – я кивнул на пустоту сразу за своей спиной. – Если прыгнуть кишка тонка, можете выметаться. Вам тут не место.

Молчание нарушилось встревоженным шепотом, кто-то в толпе вполголоса изумился:

– Мы же только что прыгнули. Зачем ещё раз?

Годы шли, менялись лица, но не повадки инициируемых. Нависая над ними, я наблюдал привычную картину. Наслышанные обо мне от родителей и друзей врожденные обреченно поджимали губы, неофиты вопросительно хмурились и оглядывались на инструкторов, приведших их с Церемонии, в слабой надежде найти в них защиту и иммунитет от прыжка.

– Ну что, кто будет первым?

Новобранцы исподтишка поглядывали вокруг или в открытую поворачивались к стоящим рядом с немым вызовом в глазах, подстрекая и оценивая. Инструкторы переглядывались в ожидании решения судьбы их ставок и буравили взглядами тех, на кого ставили. Какое-то непродолжительное время было слышно лишь шум ветра и тихий скрип щебня под ботинками переминавшихся с ноги на ногу. А затем из заднего ряда вверх взмыла рука.

– Я прыгну.

Девчонка в убого-серой мешковине, выдаваемой за одежду, неуверенно оглянулась по сторонам, тараща в удивлении глаза, словно сама не ожидала, что вызовется, и не понимала, как так произошло. Отречение. Я покосился на выступившего в роли букмекера инструктора и дернул бровей: наобум назвав первую пришедшую в голову Фракцию, я, похоже, сорвал куш. Материальное и одухотворенное воплощение моей сегодняшней удачи нетвердым шагом прошло через расступающуюся толпу. Я спрыгнул с парапета, уступив место, и вызвавшаяся Альтруистка перегнулась через него, оценивая высоту и опасность своей решительности. Оттягивая исполнение своего решения, она сняла и сложила куртку, пригладив её рукой, словно собиралась после прыжка за ней вернуться и не хотела, чтобы её унесло ветром. Затем неловко взобралась на выступ, пошатываясь из стороны в сторону и раскинув руки в попытке поймать равновесие.

Это начинало затягиваться.

– Долго ждать-то, новобранец? – прерывая несколькоминутную подготовку, поторопил я. Отреченная дернула головой и, глубоко шумно вдохнув, оттолкнулась от крыши.

Когда спустя сорок минут все новички оказались внизу в расположении Четверки, а опустошившие карманы инструкторы двинулись к лестнице, Рыжая подошла к краю крыши и подняла сдутый с парапета жакет первой прыгнувшей.

– Отречение, – задумчиво произнесла она, прощупывая серую мешковину, и, улыбнувшись, добавила: – Поздравляю, ты богат.

– А ты в который раз промахнулась с Эрудицией.

– Ну, рано или поздно мне повезет, – она повернулась и, подтянувшись на руках, села на парапет. – Семь лет назад первой прыгнула именно Эрудитка.

Ветер играл с собранными в хвост волосами. Светящиеся в солнечных лучах янтарные пряди кружились и спутывались за спиной Рыжей. На белоснежных скулах поблескивала влага, а щеки пылали румянцем – от разогретой битумной крыши поднимались волны жара.

– Семь лет назад, – поучительно сообщил я, подходя к Эд и забирая у неё из рук чужую вещь. – У неё не было другого выбора.

Она сидела, раскинув ноги и болтая ими, постукивая пятками ботинок по кирпичной кладке; упершись в парапет отведенными за спину руками и откинувшись назад, словно приглашая меня ближе, и одновременно грозясь прыгнуть. Она игриво улыбалась, закусив нижнюю губу; склонив немного набок голову, рассматривала меня сверкающими весельем глазами.

– Ты прав, – ответила Рыжая. – А теперь я ещё и должна тебе денег.

Я отбросил серую тряпку в сторону, Эд взглядом проследила за её полетом. Я подступил ближе.

– Да, должна.

– У меня нет нужной суммы с собой. Но мой муж сегодня разбогател, он выплатит мой долг.

Сделав ещё один шаг, я уперся в парапет. Эд наморщила нос в игривом оскале и резким движением сдвинула ноги, зажимая меня между колен.

– Давай оставим деньги твоего мужа твоему мужу, – коротко оглянувшись через плечо, предложил я. Вокруг никого не было, только шаталась и поскрипывала на ветру оставленная распахнутой металлическая дверь, ведущая к лестнице. – Это твой долг, тебе и расплачиваться.

Когда я повернул голову обратно к Рыжей, её лицо оказалось прямо передо мной. Она всматривалась мне в глаза и отряхивала ладони. Тонкая прядь волос обвила её шею, перечеркивая бледную кожу медной изогнутой линией, притягивая взгляд и направляя его в ложбинку между ключицами. Там под кожей ритмично пульсировала вена.

– Но мне нечего тебе предложить, – негромко сообщила Эд. – Кроме…

Она придвинулась ближе, обхватила мои плечи руками и приподнялась к моему уху. Её хвост волновался от дуновений ветра прямо перед моим лицом. Я подхватил её затылок ладонью, приближая к носу шелковистый рыжий поток волос и впитывая их сладкий аромат.

Закрыв глаза, я сошел с ума от того, что она мне шептала.

========== Глава 17. ==========

You said you won`t break my heart

unless you do

You said you won`t fall apart

until the end

Chelsea Wolfe «Survive»

Кисти саднили от тугих, впивающихся в плоть наручников, кожа в месте контакта с электродами шокера пылала; голова была тяжелой и мутной. Плечи ныли тупой болью от сильной хватки волочивших меня бойцов, ноги онемели. Во рту стоял странный привкус. Я тряхнул головой, надеясь рассеять туман и сфокусировать зрение. Оглянулся.

Стерильная белизна яркого освещения выжигала глаза. Это было просторное помещение без окон и с высоким потолком, на дальней стене висела металлическая конструкция с несколькими прикрепленными к ней мониторами. Экраны, ожидающие своей установки, выстроились на полу рядом. На фоне светлых стен контрастно выделялись черные толстые мотки проводов, рядом выстроились пирамиды из коробок с эмблемами Эрудиции, возле них хаотичным пятном сгрудились металлические табуреты на колесиках.

– Уже завтра здесь будет функционировать командный пункт, – эхом отразился от стен женский голос. Я повернулся к источнику. Джанин. В синей строгости Эрудиции, с планшетом в руке и снисходительной полуулыбкой на лице, она стояла за моей спиной в углу. Рядом, отведя за спину руки и напряженно поджав губы, вытянулся по стойке смирно Макс. Нас было только трое.

– Прости за негостеприимство, но расположение этого места хранится в тайне. Хотя меня заверили, что мы с тобой сможем найти общий язык, Эрик, – она скосила полный надменности и несогласия с этим мнением взгляд на Макса. – Я все же предпочла перестраховаться. Ведь это, – Джанин с нескрываемой гордостью обвела комнату рукой. – Станет мозгом всей операции. И я не могу рисковать безопасностью.

Сунув планшет под мышку, она зашагала ко мне. Цокот её каблуков резонировал в моем мозгу, усиливая болезненную тупую пульсацию в затылке.

– Финли сделал мне большое одолжение, – оскалившись, продолжила она. – Мне не нужно тратить время на долгие разъяснения. Ты имеешь сжатое представление о моих планах.

Я кивнул, и от этого в голове словно начал движение каменный шар, раскачивающийся из стороны в сторону и ударяющий по черепу изнутри.

– У тебя есть твоя сыворотка, – заговорил я, с трудом заставляя пересохшее горло издавать звук. – С её помощью ты можешь легко заполучить моих людей. При чем тут я?

– Верно, – Джанин одобрительно улыбнулась, подходя ближе и пристально меня разглядывая. – Я могу подчинить твоих людей, но эффективно управлять ими можешь только ты. Позволь мне продемонстрировать тебе кое-что.

Она подхватила свой планшет и забегала по нему пальцами. В стене напротив разъехались в стороны две белые панели, образовывая проем. В нем возникли три темные фигуры: две высоких и одна крохотная. Я неосознанно дернулся им навстречу, но сзади получил сильный удар по ногам и рухнул на колени. Панели беззвучно сомкнулись, пряча потайную дверь. Перед ней остановились Рыжая и Эмми, за их спинами возвышался один из встретивших меня в гараже рядовых. У всех троих были одинаково отсутствующие выражения и пустые, словно пластмассовые, глаза. Невидящим взглядом они смотрели прямо перед собой. Эта белокурая сука накачала их своей дрянью.

Я снова дернулся, подхватываясь с колен, но Макс подсек мне ноги, и, не удержав равновесие со скованными за спиной руками, я повалился на бок. Никто из троих вошедших даже не моргнул от звука удара и падения. Они казались неживыми, казались какими-то правдоподобно точными восковыми копиями себя.

– То, что ты называешь сывороткой, – скривившись этому слову, словно оскорблению, заговорила Джанин. – Является моей собственной разработкой. Это сильнейший нейростимулятор, совершенное соединение медицины и компьютерных технологий. Я называю это инъекцией повиновения. Работает безотказно.

Она взмахнула пальцем по экрану планшета, и у только что закрывшейся двери началось движение. Рыжая, молниеносно крутнувшись вокруг себя, оттолкнула к стене рядового бойца, точным резким движением выкинула ему в нос кулак, прижала локтем его пошатнувшуюся оглушенную фигуру и выхватила из его кобуры пистолет. В какой-то момент мне показалось, что она выстрелит, но Эд опустила вооруженную руку, отпустила атакованного бойца и отвернулась.

– Действие препарата никак не влияет на естественные умения и выработанные навыки, как видишь, – прокомментировала Джанин. – Объекты полностью боеспособны; их мозг способен к восприятию и обработке информации, при необходимости они также могут воспринимать и генерировать речь. Но способность к планированию и принятию решений, их эмоции и чувства полностью подавлены.

Я смотрел на Рыжую, уставившуюся в пространство перед собой, и не видел в её глазах никаких признаков осмысленности и понимания происходящего. Зрачки были предельно сужены, почти исчезли в зеленой роговой оболочке. Взгляд был пустым. Внутри её головы, похоже, и в самом деле ничего не происходило. Словно вместо мозга внутрь поместили примитивный рубильник, способный лишь при подаче сигнала активировать соответствующие мышцы.

– Главным же достижением является, несомненно, полное отключение основных инстинктов, – самодовольно оскалившись, сообщила Джанин. – Например, родительского.

Она ткнула пальцем в планшет, и, повинуясь этой команде, Эд подняла руку, направляя дуло пистолета в голову неподвижной Эмми. Возле моего уха, предупреждая попытку пошевелиться, щелкнул взведенный Максом курок.

– Любопытно, – продолжила Эрудитка, медленно обходя Рыжую и взятую на прицел Кроху и с любопытством их рассматривая: – Что само наличие материнского инстинкта как у разумных существ, – а мы, в большинстве своём, существа разумные, – так и у низших видов, до сих пор не подтверждено научными исследованиями. Но практические проявления этого феномена встречаются в жизни повсеместно.

Обойдя по кругу, Джанин размеренно зашагала вдоль стены.

– Так, ярчайшим доказательством существования родительского инстинкта можно назвать его преобладание над другими инстинктами человека, к примеру, двумя важнейшими, определяющими нашу жизнеспособность как вида: самосохранения и продолжения рода.

Упершись в угол, она повернулась на каблуках, издавая пронзительный, отдающий болью в висках, скрип.

– Простыми словами: один из родителей готов пожертвовать собой или вторым родителем ради сохранения жизни наследника. Впрочем, это лишь общественные убеждения и теории психологов, а не научно подтвержденный факт. Кто знает, возможно, родительского инстинкта и в самом деле не существует.

Она поравнялась со мной и, резко наклонившись, выплюнула:

– Как думаешь, Эрик? Кто тебе дороже: дочь или жена?

У неё был острый нос, строго подобранные губы и холодные безумные глаза. Она стояла так близко и склонялась прямо к моему лицу так низко, что одним быстрым замахом головы я мог бы сильно её изувечить, сломав несколько костей, порвав ткани и даже выбив глаз. Это подарило бы кратковременное облегчение, но в перспективе лишь усугубило бы ситуацию, ускорив гибель Рыжей или Эмми, или сразу двоих. Так рисковать ради секундной вспышки ярости я не мог. То, как с презрением и унынием меня рассматривала Эрудитка, красноречиво говорило, что она это тоже понимает. И не боится меня.

– Хватит меня запугивать, Джанин, – ответил я. – Ты ухватила меня за глотку, это очевидно. Переходи к делу.

Она приподняла бровь и недовольно скривила губы.

– Нет, Эрик. О деле мы с тобой поговорим позже. Сегодня ты здесь, чтобы выучить важный урок. И он включает в себя чью-то смерть: либо Эд, либо Эмеральд.

Сдерживать себя становилось все сложнее. Эта сучка буквально топталась мне по яйцам. У меня шумело в ушах и темнело в глазах от нахлынувшей ярости. Сердце все ускоряло темп, разгоняя злость, усиливая обороты.

– Ты думаешь, я просто так позволю тебе их убить? – процедил я сквозь плотно сжатые зубы. Спазмом свело челюсть.

– Я думаю, ты не совсем понимаешь, в какой ситуации оказался, – возразила Джанин и выпрямилась. За её спиной Рыжая сняла пистолет с предохранителя и взвела курок, не отводя дуло от затылка Эмми. Из ниоткуда и отовсюду полился механический голос:

– Сто двадцать. Сто девятнадцать.

– Я даю тебе ровно две минуты, Эрик, – отступая в сторону, сообщила Джанин. – Чтобы ты выбрал, кому умереть. Две минуты.

– Сто четырнадцать, сто тринадцать…

– На счет один Эд выстрелит.

Я через плечо покосился на Макса. Он стоял в двух шагах от меня, нацелив в меня приведенный в боевую готовность пистолет. Стоял достаточно близко, чтобы не промахнуться, что бы ни случилось, как бы я ни пытался увернуться от пули, но слишком далеко, чтобы я успел к нему добраться прежде, чем он выстрелит. Джанин стояла ещё дальше. Расстояние и угол её поворота были крайне неудачными для попытки схватить её и заслониться ею. Кроме того, руки были слишком плотно связаны. Все мои попытки разорвать или растянуть хватку наручников не давали и малейшего результата.

– Восемьдесят семь. Восемьдесят шесть. Восемьдесят пять.

Самостоятельно вырвать у Джанин планшет и отключить отсчет у меня не получится, не за оставшееся время. Максом – если предположить, что я смогу его обезвредить – она легко пожертвует, безликим бойцом под действием её инъекции – тем более. Единственный заложник, который может побудить её к действию – она сама.

– Семьдесят три.

Чтобы захватить Джанин мне нужно оружие; чтобы его заполучить, мне нужно освободить руки; чтобы освободить руки, мне нужно больше времени. Его нет.

– Шестьдесят восемь.

– Эд, – позвал я, но охрипший голос утонул за автоматическим стрекотанием. Я прикрикнул: – Эд! Рыжая!

Не шевелясь, даже не поворачивая головы, она перевела на меня остекленевший взгляд.

– Она тебя слышит, – подтвердила Джанин, поднимая взгляд от своего планшета. – Но не послушает.

– Рыжая, опусти пистолет!

– Шестьдесят.

– Пожалуйста, опусти оружие, Эд!

Одна минута. Половина времени потрачена на полное отсутствие идей. Я сконцентрировал внимание на Рыжей и Эмми. Они стояли у противоположной стены. Чтобы пересечь комнату мне потребуется несколько секунд и невероятное везение быть лишь раненым Максом, а не застреленным насмерть. Даже в движении на таком расстоянии он не сможет не попасть, но вопрос состоял в том, куда. Никакие ранения – кроме способных убить меня мгновенно – даже в ногу, не смогут меня остановить или слишком замедлить на таком непродолжительном рывке.

Пригнувшись и виляя, я смогу добежать до них прежде, чем погибну. Я смогу закрыть их двоих собой от Макса, но не от вооруженного – наверняка, также запрограммированного на выполнение смертельного приговора – солдата за ними. С завязанными за спиной руками я не смогу схватить их в охапку и откинуть в сторону с линии перекрестного огня.

– Сорок восемь.

Нужно сделать что-то с Рыжей. До окончания обратного отсчета – как минимум – Эмми нужно заслонить от пистолета Эд. Но показательное выступление Джанин показало, что Рыжая – не безвольный неподвижный манекен, с ней тоже придется бороться.

Итог получался неутешительным: даже при удивительном везении, увернувшись от Макса, рядового и самой Эд, я могу спасти только Эмми, повалившись на неё и укрыв своим телом. Добравшись до неё – невозможное стечение обстоятельств – я стану неподвижной мишенью и тогда точно буду убит. В последующей перспективе спасет ли это Кроху и Рыжую? Я сомневался. Джанин сохранит жизнь одной из них только для залога, для гарантии моего подчинения, потому что я ей нужен. Превратившись в бесполезный труп, я не остановлю ёбнутую Эрудитку.

– Тридцать один. Тридцать. Двадцать девять.

Она убьет их. Обеих.

– Рыжая! Это же наша Эмми! Что ты, черт побери, делаешь?!

Джанин заскрипела противным смешком:

– Эрик, не глупи. Ты её не уговоришь.

– Двадцать три.

– Останови это, – заревел я, пытаясь встать с колен, но по затылку полоснула острая боль. Макс ударил меня пистолетом. Я бессильно осел на пол и простонал, едва сохраняя сознание: – Останови, блядь, этот ебучий отсчет!

Джанин пожала плечами и покачала головой, постукивая пальцем по запястью. Время бежало неумолимо.

– Девятнадцать. Восемнадцать.

– Твоё решение, Эрик.

Время лишало выбора, рассудка, возможности вдохнуть.

– Семнадцать.

– Эд, – прохрипел я.

– Что ты сказал?

– Пятнадцать.

Я сглотнул и поднял взгляд на Джанин. Она с услужливой улыбкой наклонилась вперед. Вот ведь ублюдочная сволочь. Я сгною её за это. Размозжу её белобрысую башку. Сверну шею, раскрошу ребра и вырву сердце.

– Четырнадцать.

В глазах темнело.

– Я сказал: Эд.

Она кивнула и впечатала в экран новую команду. Рыжая мгновенно послушалась. Её рука твердым, плавным движением взмыла вверх и уперла дуло в висок. Пистолет замер у её лица, крепко зажатый в тонких бледных пальцах. Курок взведен, предохранитель отключен.

– Двенадцать. Одиннадцать. Десять.

– Рыжая, – прошептал я, едва дыша. Что-то неподъемное давило на грудь, сжимало легкие и перекрывало горло. – Рыжая, посмотри на меня.

Пустой взгляд подчинился.

– Семь.

– Прости меня.

– Шесть. Пять.

Утратившие всякий цвет пластмассовые глаза смотрели безразлично.

– Я люблю тебя.

– Два. Один.

Выстрел.

Он громыхнул в закрытом пустом пространстве как взрыв. Он отдался от стен и усилился, его оглушительный грохот сотрясал воздух. Кажется, я кричал, кажется, это было «нет!». Кажется, Эмми даже не вздрогнула от пронзительного хлопка.

Голову Эд по инерции дернуло в сторону, и тело начало нескладно заваливаться. Черной неподвижной фигурой она упала на пол. Пистолет выпал из руки, обнажая светлую ладонь, оголяя темный вензель вытатуированной на кисти буквы 𝓔 – нашего одного на троих инициала, символа нашего единства. Рыжие волосы рассыпались, из-под них по белоснежной, отражающей яркое свечение ламп, поверхности начала расползаться алая лужа крови.

Я задыхался, судорожно пытаясь вдохнуть, захлебывался слезами, сотрясался всем телом в беззвучных рыданиях. Я отказывался понимать. Отказывался верить. Отказывался от щемящей, раздирающей внутренности, выдавливающей из легких последний воздух холодной боли.

– Это была демонстрация твоего повиновения, Эрик, – отчеканила у меня над головой Джанин. Острые носки её туфель расплывались перед моими глазами. – Знай своё место. Помни, чем рискуешь. И возможно, всё обойдется. Урок окончен.

========== Глава 18. ==========

All these questions they’re for real

Like «Who would you live for?»,

«Who would you die for?»

And «Would you ever kill?»

Twenty One Pilots «Ride»

Сирена боевой тревоги заполняла Яму, отражалась от каменных стен и слабеющими волнами эхо возвращалась назад. Вспышки проблесковых маячков на стенах окрашивали темный плотный строй бесстрашных в блики оранжевого. Я стоял на лестничном пролете и сверху наблюдал за процессом. Прямо над моей головой безостановочно прокручивалась запись:

– Внимание! Это не учения! Всему личному составу, включая инициируемых, прибыть в Яму для проведения чипирования. Внимание! Это не…

– Эрик?

Я обернулся. За мной, насторожено поглядывая вниз, на черное пятно толпы, расползающейся в несколько очередей по одному, стоял Четверка. Надрывные завывания тревоги начались в начале пятого утра, поднимая из коек заспанных бойцов и снимая с ночной вахты дежурных, но Тобиас не выглядел ни уставшим от бессонной ночи, ни расшатанным ранним пробуждением. Он был собранный и бодрый, с небывало твердым выражением.

– Эрик, я знаю про Эд.

Звучание её имени пронзило мозг. На моем лице непроизвольно дернулись мышцы.

– Почему ты не сказал? – он шагнул ближе к перилам, переводя встревоженный взгляд с меня на Яму и обратно. – Ты ведь знал, да? Ты знал про её смерть, ты знал, что её убили? В Эрудиции?

Каждое его слово как несокрушимый отбойный молоток ударяло по мне, вжимая в пол, сдавливая внутренности, ломая кости. Он приближался, его голос становился все громче и отчетливее на фоне завывания сирены и механического объявления. Я напряг руки, зажимая в кулаках поручни и сминая между пальцев металл.

– Эрик, какого черта вообще? – выдохнул мне прямо в ухо Тобиас. – Почему ты молчал все эти дни?

Я дернулся, не в силах бороться с острой физической болью, повернул голову к Четверке и прошипел ему в лицо:

– Итон, ты спрашиваешь как друг или как офицер разведки?

По нему пробежала тень непонимания и смятения.

– В первую очередь как друг, – тихо ответил он. Я скривился.

– Тогда, как другу, я настоятельно советую тебе спуститься в Яму ко всем остальным и помалкивать.

– Но, Эрик…

Если он не заткнется, пронеслось у меня в голове, я перекину его через перила вниз. А затем, вероятно, прыгну следом. Так рано и бесполезно этот день не должен закончиться. Я красноречиво упер руку в пистолет в набедренной кобуре и вздернул курок. Тобиас отчетливо понял этот жест.

– Спускайся немедленно, – повторил я.

Он поднял обескураженный взгляд с оружия на моё лицо и, скорбно поджав губы, отступил. Мимо нас, коротко отсалютировав, прошел небольшой отряд патрульных, и Четверка молча присоединился к ним. Я провел взглядом его фигуру, сбегающую по лестнице. Как разведчика его интересовало, что мне известно об убийстве: связано ли оно с работой Эд, в самом ли деле она была убита в Эрудиции, и не причастен ли к этому я. Как друга…

Как друг он был непобедим в своем упрямстве. Что бы я ни делал, как бы ни ограждался, как бы ни разочаровывал или пугал его, Тобиас Итон все эти годы неотступно считал себя моим другом. Ни тренировки, ни новые правила поведения и условия жизни, ни окружение не могли искоренить из него Альтруиста. Доброта и сострадание ко всем, даже к чудовищам. Я крайне редко отплачивал ему настоящей дружбой. Но его все равно – как друга, в первую очередь, и только потом, как офицера – искренне беспокоило моё состояние, озадачивало моё молчание о том, что я овдовел. Я знал Итона, я видел в его глазах искреннюю боль. Не только по погибшей подруге, но и по моей утрате.

Спустившись в Яму, Четверка поднял голову и устремил на меня долгий пристальный взгляд, словно слышал мои мысли.

Он попал в разведку сразу после подготовки, долгое время очень тесно работал с Финли, был едва ли не его правой рукой, хоть официально должности помощника и не занимал. Тобиас не удивился новости о смерти Лидера и версию о самоубийстве принял так, словно знал, чего стоит выраженное сомнение на этот счет. Он не спросил о происходящем внизу, хотя поглядывал на процесс «чипирования» с тревогой, так, словно понимал, что это на самом деле. В курсе ли он всего того, над чем работала Эд и за что убрали Финли? Мне казалось, что да. Мне казалось, они все работали вместе.