Текст книги "Upside Down (СИ)"

Автор книги: Ulla Lovisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Это призрачное нечто, не сформулированное, практически неразличимое, почти не беспокоило меня, поскольку – помимо моих смутных сомнений – не получало никаких подтверждений. Я отмахивался от напрасных коротких вспышек настороженности, не имея никаких оснований тревожиться.

Но однажды вечером небольшое пластмассовое основание для беспокойства случайно выпало контрастным пятном на цементный пол. Я намеревался сесть за стол, посвятить час работе, пока Рыжая с Крошкой плескались в ванной. Со спинки стула бесформенной грудой свисала черная форма. Я потянул стул на себя, и тот по инерции и под тяжестью неравномерно распределенного груза из вороха одежды, опрокинулся. Когда я вернул табурету вертикальное положение и поднял вещи, на полу осталась лежать белая карточка.

Поначалу я принял её за свою и удивился тому, что мой пропуск не в моем кармане – моя куртка была всё ещё на мне, на стуле покоились вещи Рыжей и малышки. На карточке не было никаких цветовых индикаторов, и она, должно быть, принадлежала мне, Лидеру. Полное отсутствие разноцветных полосок могло указывать только на то, что владелец карты имеет полный доступ ко всему в Бесстрашии и ко многому в городе.

Я нахмурился, рефлекторно проведя ладонью по карману. Карточка на полу была ярко-белой, не похожей на мою, серую, исцарапанную после стольких лет постоянного использования. Но это разительное отличие не смутило меня – как и то, что моя карта просто не могла выпасть – я посчитал, что так преломился искусственный свет ламп в глянцевой пластмассе. В моей голове возникло беспечное предположение, что это все же я обронил пропуск, когда, например, одевался утром. Но это было неправдой, и в какой-то резкий, физически ощутимый, как удар, момент, я осознал, что ошибался. Я понял, кому принадлежит эта карта, ещё до того, как присел и протянул к полу руку.

С плоской фотографии на меня смотрело лицо Рыжей, обрамленное ярким пламенем её волос. Эд О`Лири. Разведка. Уровень доступа: 2. Я нахмурился. Последняя строчка была ошибкой или наглой ложью. Внизу карточки отсутствовала желтая линия – цветовой индикатор доступа, соответствующего тексту выше. Эта линия не могла стереться или выгореть, её нельзя было нарочно удалить. Яркий цвет пропитывал материал насквозь, а потому просто соскрести его с пластмассы было невозможно.

Я знал это наверняка. В мои обязанности Лидера – помимо всего прочего, например, непосредственного командования боевым составом – входила подготовка новичков. После их инициации – не смотря на то, что многие из них фактически распределялись в не подчиняющиеся мне подразделения – за мной оставалось последнее дело: их официальное оформление, то есть выдача карт, и предоставление жилья. Мне было отлично известно, как изготавливаются карточки, их свойства. Самостоятельно изменить уровень доступа было невозможно, даже если каким-то образом изменить текст или цвет, запрограммированные характеристики карты оставались неизменными. Самовольное – и преступное – избавление от цветной горизонтальной полосы не открывало новые двери.

Кроме того, я держал карточку Рыжей в руках, я лично передал её Четверке. Изготовленная по моему запросу карточка Эд была сделана правильно, с желтой полосой и соответствующим доступом. А этой карты с противоречивой информацией, лежащей передо мной на полу, я прежде не видел.

Я покосился на дверь ванной – изнутри доносились плеск воды и веселые голоса – и снова посмотрел на пропуск. Самостоятельно перевыпустить его, без моего личного участия, Рыжая не могла. Если бы я сам не отвечал за производство и выдачу карточек, то посчитал бы эту вопиющей ошибкой и недосмотром. Но это не было чьей-то небрежной оплошностью. В голове возникло имя: Финли. Моим первым порывом было схватить находку и незамедлительно отправиться к Лидеру разведки для выяснения того, какого, собственно, черта он посмел влезать в это, но я сдержался.

То, что к этому стремительному – недопустимому для не Лидера – расширению доступа для простого офицера разведки, был причастен Финли, я не сомневался. Как не сомневался и насчет того, что сделано это было не по ошибке или дружбе, или в шутку. Карточка была выполнена такой, потому что Финли – и Рыжей – это было нужно. Вопрос возникал сам собой: зачем? Для каких целей?

Я поднял карту, прокрутил её в руке, снова пробежал взглядом текст, а затем сунул в карман куртки Эд. Над этим нужно было основательно подумать. Впервые за очень долгое время пошатнулось то, что существовало между мной и Рыжей безоговорочно, – доверие. Это стремительное нарушение привычного порядка вещей отозвалось в моей голове болезненной пульсацией.

Я встал. Финли занимался разведкой и внутренней безопасностью. Комбинация всех обстоятельств – его сфера деятельности, то, что Рыжая подчинялась ему, и её неограниченный доступ – выливалась в очевидный вывод. Эд работала не просто внутри фракции, а внутри предводителей лихачей. Эта догадка отдавала неприятной горечью. Выходит, я волне мог быть частью её задания, постоянным объектом её шпионажа. Это заключение сокрушительно свергло все то, что многие годы казалось непоколебимым. Все сводится к тому, что я, вполне вероятно, был заданием Рыжей с самого начала. Задолго до того, что я считал началом. Все это время она вела искусно разыгранную партию, имея одну четко сформулированную цель.

Это было так ошеломляюще непохоже на Рыжую, и одновременно так ей свойственно. Разве я не видел её в действии, разве не был вместе с ней в переулке, где она разоблачила незаконный склад ворованного оружия, где она, безжалостно откинув всякую память о былой близкой дружбе, решительно арестовала Тимоти? Наш брак, наш ребенок – все это было лишь необходимыми декорациями для того, чтобы подобраться так близко? Могла ли она играть, расчетливо планируя все с самого начала: с перехода во фракцию Бесстрашия, с разыгрывания из себя влюбленной девчушки, с втягивания меня в омут отношений, с рождения Крохи?

Я уронил голову в ладони, стараясь не дать ей расколоться. Ответ на эти вопросы был безапелляционно четким и верным: могла. Рыжая, черт побери, все это могла. Она так ловко провернула это мероприятие, даже не давая мне толком усомниться в реальности происходящего. Поначалу – первые год или два, особенно в недели её подготовки – я не раз приходил к выводу о том, что это до безумия нелепо. За несколько лет в Бесстрашии – до прихода Рыжей – я, как инструктор и как Лидер, не раз сталкивался с неуместными проявлениями симпатии. То были либо смехотворные споры и пари, либо извращенные предпочтения, либо меркантильная расчетливость – вот неполный перечень изначальной мотивации, которой руководствовались бесчисленные новенькие. Но они все терпели неудачи, потому что разгадать их не составляло большого труда.

Но у Эд, напротив, была совершенно иная задача, и при этом, очевидно, не было ни малейшего права на ошибку. Она действовала точно и выверено, не по наитию или полагаясь на волю случая. У неё был четкий план, состоящий из бесконечного перечня незначительных действий, медленно, но верно и неотступно ведущих к положительному результату.

Я едва сдержался, чтобы не пнуть стул, подавил в себе желание ворваться в ванную и на глазах малышки прикончить Эд. Отошел к кровати и грузно на неё упал. Калейдоскоп воспоминаний заплясал в адском вихре перед моим сознанием. Все было рассчитано ещё до Церемонии. Рыжая не случайно встретилась мне в городе в своем приковывающем внимание платье, с копной ослепительно пламенных волос. Это был тонко рассчитанный ход, который зациклил меня на Эд с первого же дня, с приветствия на крыше. Это было крохотным довеском к масштабной операции по вовлечению меня в необъяснимую погоню.

Как я мог быть таким глупым? Таким слепым? Да это же лежало прямо на поверхности. То, насколько меня захватила эта мелкая Эрудитка, насколько меня поражало наше сходство во многом, её удивительные точные попадания, было ключом. Перед тем, как она появилась в переулке накануне Церемонии, была проделана работа по тщательному изучению меня. У Эд было структурированное, детализированное досье и сформированное на его основе руководство к действию. Проклятье!

Я шумно вдохнул и протяжно выдохнул, безотчетно массируя виски. За дверью ванной все так же хлюпала вода, и звонко смеялся ребенок. Мне нужно было успокоиться. Учитывая количество проделанной работы и затраченного времени, качества выполнения и полного отсутствия осечек – до сегодняшнего дня – Рыжая была толковым профессионалом. А потому на прямой вопрос она не даст честный ответ. Кроме того, беря во внимание все то, на что она пошла, нельзя исключать, что рождение ребенка, не смотря на все видимые признаки, могло быть лишь вынужденным шагом, и никакой эмоциональной нагрузки для Эд не несло. И раз так, в случае необходимости, она пойдет на эту жертву – опять же, я видел её, отметающую память о дружбе ради выполнения долга – но рисковать дочерью просто потому, что единственной целью её матери был шпионаж, я не собирался. Слишком высока плата.

Действовать нужно осторожно и незаметно, решил я. Но сначала необходимо полностью осмыслить, как именно действовать. Я встал и направился к двери. Моё исчезновение не должно было показаться чем-то из ряда вон выходящим, я часто тренировался по вечерам в одиночестве, когда в зале было пусто, темно и прохладно. Это был подходящий момент для того, чтобы прочистить мысли и избежать преждевременной стычки с Рыжей.

Когда я вернулся, в комнате было темно, и Эд с малышкой мирно спали, обнявшись на нашей просторной кровати. Они выглядели так умиротворенно и гармонично, что мой мозг прохромило острое сожаление. Все мои мысли, мои предположения и подозрения не могли, не должны быть правдой. Потерять этих двоих, все то, что казалось непоколебимым тылом, казалось жестоким кошмаром. Но нужно разобраться. Сначала необходимо наверняка определить, что происходит – и происходит ли что-то вообще, – а лишь затем решать, как действовать.

Я тихо проскользнул в ванную, быстро принял душ и вернулся к постели. Лечь рядом с Эд и дочерью, накрыть их рукой и поддаться их убаюкивающему равномерному дыханию, было таким естественным и необходимым, что моё тело физически отторгало параноидальную мысль о том, чтобы спать отдельно. Так что я поддался инстинктам и осторожно примостился на краю кровати. Но уснуть не смог. Проведя ночь в непрекращающемся блуждании среди тяжелых мыслей, с первым несмелым утренним светом я снова покинул комнату. Я привычно отправился на административный этаж, заставляя себя действовать привычно и спокойно. Спустя два часа я отправился к отряду патрульных, выступающих на дневную вахту, и, как всегда, отправился с ними в город. Ограждаться от терзающих меня мыслей становилось все сложнее, и в полдень я – к удивлению и облегчению отряда – вернулся в Бесстрашие.

Мне был известен распорядок дня Рыжей – по крайней мере, я предпочитал думать, что это все ещё так – и потому я с некоторым облегчением нашел её именно там, где ожидал найти. В тренировочном зале разведки. Я примостился в коридоре, формально не являющимся зоной разведки, но фактически дающим полный обзор на их территорию и общепринято считающимся их местом.

Потому проходящие мимо офицеры разведки, сдержанно здороваясь со мной, все же не могли порой скрыть удивления – и даже раздражения. Но мне было все равно. В конечном итоге, если усмирить бурю подозрений внутри, я оставался мужем Эд, а потому едва ли казался подозрительным в такой непосредственной близости к не подчиняющемуся мне подразделению. И если кого-то коробило такое состояние вещей, они постепенно научились и привыкли скрывать свое мнение.

Понаблюдав за Рыжей какое-то время, и не обнаружив ничего, что шло в разрез с моим прежним представлением о ней – а тем более, не имея четкого плана действий – я ушел. Моим следующим пунктом назначения был административный этаж, но для этого мне нужно было дождаться позднего вечера. Так что я отправился домой.

В комнате, в тишине отсутствия жены и ребенка, я опустился на давешний стул, опрокинувший разом одежду и мою жизнь, и включил компьютер. Одновременно догадываясь о том, каким будет результат и испытывая неприятное волнение, я проверил базу пропусков. Как и ожидалось, информация на экране дублировала текст пропуска. В столбце «уровень доступа» значился желтый квадратик с цифрой «2», но в окне с перечнем открытых для Рыжей объектов значились абсолютно все, этот список полностью дублировал тот, который, к примеру, был указан в информации к моему пропуску. Я посмотрел в крайнюю правую колонку и от удивления разинул рот. Дата последнего изменения статуса была критично близкой к той, которую при внесении в базу информации перед подготовкой пропуска Эд, указал я. Но все же незначительно отличалась. Доступ был так щедро расширен спустя менее чем неделю после распределения Эд в разведку. Автор изменений указан не был, но я и без записей знал, что это сделал Финли. Именно ему – точнее, его пустому кабинету – я намеревался нанести поздний визит. Это был абсолютно безрассудный, безответственный, преступный план. Голова с легкостью полетит с моих плеч, если меня на этом поймают. Но идея проникнуть в компьютер Финли, просмотреть его материалы и записи, казалась относительно простой – не в выполнении, но в получении ответов – и действенной. Конечно, есть вероятность того, что интересующие меня записи хранились не в кабинете или в запертом и недоступном даже для меня месте, или подобных компрометирующих материалов и вовсе нет, письменного контроля за настолько серьезным шпионажем не ведется, но не проверить было бы глупо.

Так что я дождался вечера – то примыкал к патрульным, то уходил в тренажерный зал и остервенело колотил грушу или боксировал с Четверкой – и когда в здании стало тихо в коридорах, но шумно в Яме, отправился к кабинету Лидера разведки. Внутри было темно и навскидку пусто. Отсутствовали вообще какие-либо признаки того, что в помещении кто-то работал. Два разномастных кресла стройным рядом были приставлены к массивному столу, совершенно пустому и оттого казавшемуся ещё больше. На нем был только компьютер, и я, прислушавшись к происходящему за дверью – а в коридоре не происходило вообще ничего, как и в соседних кабинетах – включил устройство. В компьютере царил вполне предсказуемый порядок, все документы были скрупулезно разделены по папкам и детализировано изложены. Найти раздел, содержащий досье агентов внутренней разведки, не составило особого труда. В соответствующей папке – личные дела офицеров здесь можно было сортировать в алфавитном порядке или по дате вступления на службу – я сразу отыскал документ, озаглавленный «Эд О`Лири».

Наведя на ярлык курсор, я замер. Сердце колотилось о ребра, я буквально ощущал каждый его удар. Во мне заметно поубавилось оскорбленной, взбешенной решительности. Спустя сутки после яркой вспышки неконтролируемой злобы сразу после нахождения сомнительного пропуска Рыжей я несколько остыл. Теперь во мне заворошились сомнения, нерешительность и страх – неведомое дело! – перед предстоящим открытием.

Что будет указано в личном деле Эд? Будет ли это правдой, и если да, то какой: она никогда не была той, кем я её считал, или всегда являлась именно той Рыжей, которой я её понимал? И что делать, если мои подозрения все же получат подтверждение? И смогу ли я поверить указанному в досье, даже если в нем не будет никакой информации о шпионаже за мной? Как мне следует поступить?

Впервые за очень долгое время я беспомощно, необратимо, ужасающе сильно боялся. Страх потерять все то, чего я прежде и не надеялся обрести – семью, любовь, душевное спокойствие, уют, отменяющий тоскливое одиночество – парализовал меня. Вокруг теплого и светлого очага, так бережно созданного нами тремя – из нас и для нас – густым столбом непроглядной пыли сгущались сумерки сомнений и страха, ощутимой смертоносной угрозы.

========== Глава 4. ==========

You’re loving on the psychopath sitting next to you

You’re loving on the murderer sitting next to you

Twenty One Pilots «Heathens»

Снег шел непрерывной плотной пеленой, острым потоком царапая лицо и попадая в глаза. Ледяной ветер пробирал до костей и наметал сугроб поверх вытоптанных мной следов. Но во рту, в горле и вниз к животу растекалось обжигающее тепло. Вечером накануне мне удалось утянуть у изгоев бутылку чего-то, давно потерявшего этикетку, но чудом сохранившего вполне сносный вкус. Я стоял у глухой стены овощного склада, перекидывая бутылку из руки в руку и по очереди опуская их в карман. Сзади послышался хруст торопливых шагов. Я обернулся. Из щели между намотанным на нос шарфом и низко натянутой шапкой на меня уставились два громадных карих глаза.

– Это что? – поинтересовался сдавленным голосом Тобиас, скашивая выразительный взгляд на бутылку в моей руке. Я взболтал янтарную жидкость внутри и направил в лицо Итона покрасневший от мороза и почти полностью утративший чувствительность указательный палец.

– А это что?

Над его бровью, как бы ни старался он опустить шапку, заметно бугрилась синеватая шишка, а все верхнее веко было залито чернотой синяка.

Тобиас наморщил нос и с вызовом поинтересовался:

– Что ты хочешь, чтобы я ответил?

Я деловито приложился к бутылке прежде, чем ответить.

– Когда ты перестанешь позволять ему делать это с тобой?

Карий взгляд ввинтился в моё лицо. Итон шагнул ближе и, наклонившись так близко, что едва не касался моего носа, проскрипел:

– Ты со своим папашей такой же смелый?

Он спокойно выдержал мой испепеляющий взгляд, затем выхватил из руки бутылку и принюхался.

– Серьезно, что это такое? – повторил он свой вопрос, брезгливо возвращая бутылку мне и торопливо пряча руку в карман.

– Черт его знает, – пожал я плечами, опрокидывая в себя еще один небольшой глоток. Голова начинала становиться невесомой, слова, казалось, вылетают из моего рта непроизвольно, неподконтрольно мне. – Свистнул у изгоев. В отличие от их обычного самодельного пойла, это было упаковано по старому, добротно, с пробкой и всем таким прочим.

Тобиас Итон тоже пожал плечами, словно показывая, что ему нет никакого дела до того, что я решил себя травить алкоголем неустановленного происхождения, украденным у изгоев, да еще и – чаще всего, кроме редких случаев исключительно утонченных краж – сопровождая это все дракой. И чем больше было противников, чем больше они превосходили меня в возрасте, весе, опыте и отчаянии, тем сладостнее и желаннее была добыча. Даже если после тщательного рассмотрения и осторожного опробования оказывалась совершенно мне ненужной.

Нам было по тринадцать лет, и наша дружба из несмелых и нечастых разговоров и исключительно редких совместных вылазок давно превратилась в бунтарское объединение пренебрегающих правилами и запретами Фракции, и, в первую очередь, убегающих от, – но в конечном итоге прибегающих обратно к, – физического насилия отцов.

В тот год в Чикаго стояла необычайно свирепая зима, и нам с Итоном приходилось прилагать некоторые усилия к поиску и обустройству мест для встреч. Так, после одной из снегоуборочных смен, с отмерзшими руками и заполненными снегом ботинками, но взмокшими спинами, мы натолкнулись на пустующую высотку. Весь первый этаж был под завязку забит мусором, пол второго этажа, и лестница между ними практически полностью обвалились. Но третий этаж и часть четвертого, не заваленная грудой арматуры и цемента, были вполне безопасны и даже чудом сохранили целыми все стены и несколько окон. Недостающие стекла мы заменили найденными в округе досками и листами металла, приспособили для поднятия наверх несколько ржавых труб, в углу комнаты насобирали запасы сухого дерева и бумаги, а в центре выложили из кирпичей и обломков бетона место для костра.

Почти все вечера мы проводили в нашем убежище. Иногда рассматривая и оценивая возможность использовать украденное мной, иногда обсуждая что-то, иногда просто молча уставившись в огонь. Так и в день открытия мной прелести употребления крепленого рома мы отправились в убежище.

Я стоял у кострища аккурат посередине помещения, вертел между замерзшими пальцами горлышко наполовину опустевшей бутылки и смотрел на согнутую фигуру Тобиаса, набирающего в углу дрова.

– Я уйду из Фракции, – сообщил я его узкой спине. – Ты со мной?

– Уйдешь из Фракции, – бесцветно, словно эхо, повторил Тобиас. – То есть убежишь? К афракционерам?

Я недовольно хмыкнул:

– Вот еще! Ничего не вижу примечательного в их существовании.

Неся в руках груду веток и бревен, Тобиас двинулся ко мне с ехидной улыбкой.

– Как же, – отозвался он. – Ничего примечательного. Помимо запасов алкоголя, сигарет и неприятностей.

Я выдержал паузу, разглядывая его исподлобья и борясь с острым желанием толкнуть его ногой и повалить в груду пепла.

– Бесстрашие, – произнес я после длительного молчания. Итон уже успел разложить дрова и дрожащими руками выудил из кармана спички. – В отличие от так близких твоему сердцу изгоев мы можем жить во Фракции, в любой Фракции, которую выберем на Церемонии. Я выберу Бесстрашие.

Тобиас поднял на меня взгляд и выразил сильное сомнение:

– Ты ничего не боишься?

– Суть не в том, чтобы ничего не бояться, – произнес я, не имея четкого представления о том, что собираюсь сказать. Но точно ощущая, что более правильного решения и более правильных мыслей в моей жизни еще не было. – Суть в том, чтобы не позволить страху тебя остановить; избавиться от страха, не давая ему влиять на действия.

Тобиас сосредоточено зажег спичку и, ладонью оберегая трепещущий на морозном сквозняке слабый огонек, опустил её к дровам. Нахмурившись своему непростому делу, Итон бесцветно произнес:

– Твой страх перед отцом влияет на твои действия.

Я присел напротив Тобиаса, заворожено следя за тем, как по клочку бумаги вверх, к сухим веткам поползли рыжие языки пламени.

– Я не боюсь отца, – сообщил я, плеснув в костер немного алкоголя. Вверх поднялся возмущенный столб искр, и в то же мгновенье огонь с треском набросился на облитые поленья. – Я ненавижу его. Ненавижу его и мать, которая настолько безвольно слаба и нерешительна, что отказывается понимать реальность. И ненавижу себя за бессилие. Но я над этим работаю.

Опрокинув в рот порцию обжигающего рома, я над огнем устремил взгляд на Тобиаса. В его карих глазах отражался костер, а на узком бледном лице с пятном синяка плясали тени.

– Думаю, однажды я его убью, – произнес я так тихо, что Тобиасу пришлось неосознанно податься вперед, чтобы разобрать мои слова.

И он их услышал. По тому, как переменилось его выражение и как под округленными в ужасе глазами пролегли тени, я понял, что он не только меня услышал, но и поверил мне.

========== Глава 5. ==========

От сигаретного дыма жгло в глазах, горло саднило, а во рту воцарился сильный металлический привкус. За последние несколько часов я выкурил слишком много. Голова разрывалась от никотина и монотонности работы. Заполнение промежуточных характеристик новичков после завершения каждого этапа подготовки находилось на грани моего самообладания. Часы показывали уже далеко за полночь, а я и на половину не приблизился к середине.

На одном из двух мониторов компьютера происходило постоянное движение. Строчки с личными делами всех новичков перетасовывались в списке в зависимости от времени последнего обновления. В режиме реального времени к досье новобранцев добавлялись – заполненные всеми причастными к их подготовке – соответствующие оценочные формы. На втором экране последние двадцать минут висела пустой форма из папки неофита Эд О`Лири.

Я ненавидел многие свои обязанности и связанные с ними формальности, но ничто и близко не выводило меня из себя так сильно, как монотонное щелканье по оценочным анкетам. Вопросы были слишком обобщенные, ответы слишком разномастные, между вариантами оставалось громадное пространство невысказанных возможных мнений. Пункты с открытым ответом, не имеющие заранее подобранных примеров на выбор, требовали немногословных описаний бесконечного количества качеств. И при всей корявости системы оценивания именно эти три промежуточных формы и одна финальная в купе с однобоким каждодневным начислением баллов являли собой систему контроля успешности.

Мой мозг кипел от мешанины имен малолетних сопляков, от неспособности выбрать между неподходящими односложными ответами, от острого желания прострелить мониторы и поджечь системник.

Я протер лицо ладонями и потянулся над переполненной пепельницей к пачке сигарет. Она оказалась пустой, и я раздосадовано смял ее в кулаке.

Эд О`Лири. Рождена во фракции: Эрудиция. Полных лет: 16.

Вопрос номер один: изначальная физическая подготовка. Варианты ответа: отсутствует, ниже среднего, средняя, выше среднего, хорошая, отличная. Я закрыл глаза. Эта рыжеволосая выскочка определенно готовилась к своему выбору. Вспомнился вечер, когда она неприлично поздно вбежала в зал, прервав мою тренировку. Вполсилы боксируя грушу, я наблюдал за ней. В том, как бывшая Эрудитка разогревалась и растягивалась, как методично и точно повторяла упражнения, как под кожей по мере напряжения рельефно проступали и двигались твердые мышцы, было видно понимание и привычку к спорту. Ей не хватало некоторых знаний и умений, она никогда не тренировалась в паре с кем-то, понимающим в тяжелой атлетике, способным не просто составить правильную программу и подобрать вес, а поставить нужную технику. Становую тягу она выполняла безобразно. Но с фиксирующим поясом и несколькими моими замечаниями заметно исправилась. Вдобавок к пониманию своего тела, его потребностей и пределов, она была довольно обучаемой. Пусть и совершенно игнорировала субординацию как явление.

Впрочем, таких вопросов в анкете не было. Хотя характеристика Рыжей не может быть полноценной без указания этих качеств. Я откинул в сторону скомканную пачку сигарет и сделал выбор. Изначальная физическая подготовка: выше среднего.

Вопрос номер два: изначальное морально-психологическое состояние новобранца. Ответы: неудовлетворительное, низкое, удовлетворительное, высокое.

Выскочка не струсила первой сигануть с крыши, не ударилась в истерику после ознакомления с правилами и порядками программы подготовки и Фракции в целом; не впала в ступор испуга и сомнений после смерти новичка, у которого отказало сердце; не прибилась к тени старшего брата. Не скулила, не истерила и не замыкалась в себе после неудач; рационально реагировала на критику и подсказки со стороны инструкторов; не сломилась после своего первого нокаута. Не пугалась физического превосходства противников, отдавая себе отчет в своей слабости и делая ставку на технику и точность. Не признавала других авторитетов, кроме самой себя. Не позволяла себе поддаваться запугиванию.

Удовлетворительно. Неплохой результат первых трех недель как для не рожденной в Бесстрашии, да еще и девчонки.

Вопрос номер три: новобранец проявляет особый интерес/талант/способность… Варианты ответа: ни к одной из дисциплин; к одной дисциплине (указать); к нескольким дисциплинам (указать); ко всем представленным в программе дисциплинам; к дисциплинам, не обязательным и не представленным в программе (указать).

– Новобранец проявляет особый талант лезть на рожон, – пробормотал я вслух и встал из-за стола. Без еще нескольких доз никотинового допинга я не справлюсь. Уже начатая, но не использованная и на половину, пачка сигарет нашлась в ящике прикроватной тумбы. Я сел на край кровати и, разминая отекшую от долгого сидения шею, закурил. В отличие от десятка предыдущих анкет, с формой Эд О`Лири все казалось проще. К примеру, её имя в моей голове напрямую ассоциировалось с ней, мне не пришлось открывать личное дело заново, всматриваясь в фотографию и просматривая заметки других инструкторов, чтобы попытаться вспомнить новобранца. Дело было в огненной копне её волос, которая сразу выделяла из толпы не только неофитов, но и всех прочих в Бесстрашии; в её нежелании руководствоваться здравым смыслом и попытках бодаться со мной на рогах; в стечении обстоятельств, которые необъяснимо сталкивали меня с ней чаще, чем с другими сопляками; или в чем-то ещё, я не знал. Но имя Эд О`Лири было у меня в голове не пустым звуком, а реальным человеком, и я не мог вспомнить, когда такое происходило с новичками прежде.

В тишине темной комнаты я сделал затяжку, и сигарета отозвалась различимым тихим треском. Закрывая глаза и медленно выпуская дым через нос, я откинулся назад и лег.

– Вон та девчонка, рыжая, она случайно не сестрица нашего Кинана? – задался вопросом один из командиров взвода, кивая куда-то мне за спину. Мы сидели за завтраком сразу после ночного патрулирования. Я отставил чашку кофе, которым напрасно пытался вернуть своему телу и мозгу бодрость, и обернулся в указанном направлении.

Она сидела за столом через проход от меня в компании других новобранцев. Двое из них, Заика и вечно волочащаяся за Рыжей девчушка, резко перестали гоготать и пригнули головы, поймав на себе мой взгляд, но Эд не стала трусливо прятаться или отводить глаза. Я хмыкнул и повернулся к своему кофе.

– Она самая, – подтвердил я.

– Горячая штучка!

Четверка скосил на него неодобрительный взгляд и заслонился от разговора чашкой.

– Потянуло на свежее мясо? – хохотнул второй командир взвода. Первый многозначительно вскинул брови.

– Поговаривают, они там все девственницы, – сообщил он. – В случае с сестрицей Кинана я не против это исправить.

Все за столом – кроме зануды Четверки, все еще скрывающего свое лицо за чашкой – одобрительно закивали, засвистели и заулюлюкали.

– Если, конечно, Эрик ещё не успел снять с неё пробу, – и он подмигнул мне. Я напустил на себя злобный вид и процедил:

– Заткни свой ебальник, понял? – но затем рассмеялся тому, как переменилось выражение его физии. И все за столом тоже захохотали: некоторые облегченно, некоторые притворно.

Я открыл глаза и снова сел. Половина сигареты сгорела, от резкого движения столб пепла отломился и упал на штаны. Я смахнул пепел, но на черной ткани остался белесый мазок.

Этот разговор состоялся около недели назад и сейчас всплыл в моей памяти из ниоткуда. Вместе с ним возникло любопытство: почему она смотрела на меня тогда в столовой? И отчего они так веселились?

========== Глава 6. ==========

Досье Рыжей было объемным. Десятки характеристик и оценочных анкет ещё со времен подготовки, докладные об её участии в инциденте с ножевым ранением Тимоти Такера также со времен подготовки, медицинские отчеты, психологические портреты, личные наблюдения Финли накануне распределения должностей между новичками и перед назначением Эд на службу во внутреннюю разведку. Длинный список расследований Эд, открытый разоблачением кражи оружия и организации подпольного оружейного склада на территории изгоев. Среди участников снова было указано имя Тимоти Такера. Статус расследования: завершено.