Текст книги "Шибуми"

Автор книги: Треваньян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
САБАКИ

ВАШИНГТОН

Оторвавшись от экрана, по которому ползли строчки сведений, касающихся прошлого Николая Хела, мистер Даймонд перевел взгляд на Помощника:

– Отлично, бросай это и давай переходи к современности! Дай нам краткий очерк его антитеррористической деятельности с того дня, как он вышел из тюрьмы, и до настоящего времени.

– Слушаюсь, сэр. Одну минутку, сейчас все будет готово.

С помощью “Толстяка” и манипуляций ловких, чувствительных пальцев Даймонд ознакомил присутствующих с основными фактами из жизни Николая Хела вплоть до середины срока его тюремного заключения, время от времени извлекая из своей памяти кое-какие дополнительные детали и подробности и добавляя их к кратким сведениям, появляющимся на экране. Вся эта операция заняла только двадцать две минуты, поскольку информация, которую запоминал и выдавал “Толстяк”, ограничивалась исключительно перечислением сухих событий и фактов; страсти и эмоции были ему органически чужды.

Все эти двадцать две минуты Старший Оперативник сидел, сгорбившись на своем белом пластмассовом стуле, и тосковал по сигаре, не осмеливаясь закурить. В самом мрачном расположении духа он размышлял о том, что подробности описания жизни какого-то мудака, обожающего прослушивание гуков, являются, видимо, чем-то вроде наказания ему, Старру, за то, что он завалил упреждающий удар в Риме и упустил девчонку. Стараясь не уронить достоинства, Старр напустил на себя выражение скучающего безразличия, тихонько, сквозь зубы, посвистывая и время от времени прерывисто вздыхая. Его беспокоило не только то, что его наказывают, как нашкодившего мальчишку. Он чувствовал, что интерес Даймонда к Николаю Хелу выходит за рамки профессиональных обязанностей эмиссара Компании. Было в нем что-то глубоко личное, а Старр, обретя немалый опыт за годы, проведенные в окопах ЦРУ, привык остерегаться таких вещей. Не следует примешивать к работе личные чувства, если хочешь выполнить ее хорошо.

Видимо, беря пример со своего высокопоставленного соотечественника, стажер ЦРУ “по террористическим актам” напустил на себя строгий вид, внимательно изучая информацию, появившуюся на экране стола для заседаний, однако вскоре взгляд его начал блуждать, и внимание мистера Хамана как-то незаметно переключилось на нежно-розовые, упругие икры мисс Суиввен; он то и дело широко ухмылялся, полагая, видимо, что именно так должны себя вести галантные обольстители.

Заместитель сопровождал каждый новый факт коротким кивком головы, желая показать, что ЦРУ в курсе и вся эта информация ему знакома, и что он просто мысленно отмечает то, что давным-давно навязло в зубах. В действительности у сотрудников ЦРУ уже не было доступа к “Толстяку”, а компьютерная система Компании давным-давно поглотила и переварила все данные из банков ЦРУ и Агентства Национальной Безопасности.

Мистер Эйбл, со своей стороны, сохранял на своем лице выражение легкой скуки и делал вид, что слушает только из любезности, хотя на самом деле его весьма заинтересовали некоторые эпизоды из биографии Хела, особенно те, где речь шла о мистицизме и редчайшем даре предчувствия; вкусы этого утонченного джентльмена всегда устремлялись к тайному и экзотическому и ярко проявлялись в его сексуальной раздвоенности.

За стеной, в машинном зале, послышался приглушенный звонок, и мисс Суиввен поднялась, чтобы получить фотоснимки Николая Хела, затребованные мистером Даймондом. На минуту в зале заседаний, воцарилась тишина, если не считать слабого гудения и пощелкивания, доносившегося из компьютера Помощника: тот рылся в международных банках памяти “Толстяка”, перенося из них кое-что в кратковременную память. Мистер Даймонд закурил сигарету и вместе со своим стулом развернулся к окну, глядя на залитый электрическим светом памятник Вашингтону и задумчиво барабаня по колену костяшками пальцев.

Мистер Эйбл громко вздохнул, изящным движением поправил стрелку на брюках и взглянул на часы.

– Надеюсь, наша встреча не затянется надолго. У меня есть еще планы на сегодняшний вечер.

В голове его носились чудесные видения, и восхитительный образ юного Ганимеда, сына сенатора, не оставлял его ни на минуту.

– А, – произнес Даймонд, – вот и они. Он протянул руку за фотографиями, которые мисс Суиввен доставила из машинного зала, и быстро просмотрел их.

– Снимки разложены в хронологическом порядке. Вот первый, – это увеличенное фото Хела из его удостоверения личности, когда он только начинал работать в шифровальном отделе “Сфинкса/FE”.

Он передал карточку мистеру Эйблу, который долго изучал ее зернистую от слишком большого увеличения поверхность.

– Интересное лицо. Тонкое. Надменное. Твердое.

Представитель ОПЕК протянул фотографию сидевшему напротив него Заместителю, который, лишь мельком взглянув на снимок, точно он был ему уже давно знаком, передал его Даррилу Старру.

– Ч-черт! – воскликнул Старр. – Да он тут совсем птенчик! Больше пятнадцати-шестнадцати ему ни за что не дашь!

– Его внешность обманчива, – заметил Даймонд. – К тому моменту, когда был сделан этот снимок, ему исполнилось двадцать два года. Эту черту – выглядеть моложе своего возраста Хел унаследовал от матери. Сейчас ему около пятидесяти трех, но мне говорили, что выглядит он лет на тридцать – тридцать пять, не больше.

Палестинский козопас потянулся было к фотографии, но она снова перешла к мистеру Эйблу, который, заново вглядевшись в нее, проговорил:

– Что у него с глазами? Какие-то они странные. Как будто стеклянные.

Даже на таком черно-белом изображении глаза Хела казались неестественно прозрачными.

– Да, – сказал Даймонд, – глаза у него необычные. Они совершенно особого, ярко-зеленого цвета, такого, какой бывает у древних стеклянных сосудов. Это самая примечательная черта его внешности.

Мистер Эйбл искоса взглянул на Даймонда:

– Вы встречали этого человека лично?

– Я… Я интересовался им в течение многих лет, – уклончиво ответил Даймонд, передавая ему вторую фотографию.

Едва взглянув на нее, мистер Эйбл в ужасе отшатнулся. Невозможно было узнать в этом человеке красавца паренька, которого он видел на предыдущем снимке. Нос его был перебит и свернут налево. Толстый, заметный рубец от шрама шел через всю правую щеку, другой наискось пересекал лоб, задевая бровь. Нижняя губа выглядела распухшей и вся была изрезана трещинами, а под левой скулой красовался большой набухший желвак. Глаза Хела были закрыты, и лицо выглядело спокойным.

Осторожно, точно боясь испачкаться, мистер Эйбл подтолкнул фотографию к Заместителю.

Палестинец опять протянул было руку, но снимок уже перешел к Старру.

– Тысяча чертей! Похоже, будто этот парень бросился с кулаками на груженый товарный поезд!

– То, что вы здесь видите, – объяснил Даймонд, – результат энергичного допроса, произведенного военной разведкой. Фотография сделана примерно через три года после избиения, во время подготовки к пластической операции, когда Хел был под наркозом. А вот здесь он же – через неделю.

Даймонд пустил по столу следующую фотографию. Лицо Хела после недавней операции все еще казалось немного припухшим, однако все следы деформации исчезли; на коже его не осталось даже тоненьких, еле заметных морщинок, указывавших на возраст.

– Сколько же ему тут лет? – поинтересовался мистер Эйбл.

– Между двадцатью четырьмя и двадцатью восемью.

– Невероятно! Он выглядит даже моложе, чем на первой фотографии.

Палестинец изо всех сил вытягивал шею, пытаясь разглядеть снимок, который опять миновал его.

– Это увеличенные фотографии из его паспортов. Костариканский он получил вскоре после пластической операции, а французский – год спустя. Мы полагаем также, что у Хела есть паспорт гражданина Албании, но у нас нет его копии.

Мистер Эйбл быстро пересмотрел все паспортные фото, которые, в соответствии со своим назначением, были слишком светлые и отвратительного качества. Что-то в них, однако, привлекло его внимание, и он. сравнил их с французским снимком.

– Вы уверены, что это тот же самый человек? Даймонд взял фотографию и еще раз взглянул на нее.

– Да, это Хел.

– Но глаза…

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Поскольку необычный цвет глаз сорвал бы ему любую маскировку, он запасся несколькими парами некорректирующих контактных линз, чистых в центре, но с окрашенной радужной оболочкой.

– Значит, он может менять цвет глаз по своему усмотрению? Интересно.

– О да! Хел всегда придумывает что-нибудь оригинальное, он чрезвычайно изобретателен!

Представитель ОПЕК улыбнулся:

– Уже второй раз я слышу в вашем голосе нечто похожее на восхищение.

Даймонд холодно посмотрел на него:

– Вы ошибаетесь.

– Неужели? Ну, хорошо. А есть ли у вас последние снимки этого изобретательного – но совсем не восхитительного – мистера Хела?

Даймонд взял стопку оставшихся фотографии и рассыпал их по столу.

– Конечно. У нас их сколько угодно. И надо вам сказать это – все типичные образцы работы ЦРУ.

Заместитель поднял брови в мученическом недоумении.

Мистер Эйбл, нахмурившись, в некотором замешательстве пересмотрел все фотографии, затем пододвинул их к Старру.

Но тут мистер Хаман, внезапно подпрыгнув, прихлопнул ладонью всю пачку, затем он сконфуженно, глуповато ухмыльнулся, заметив, что все смотрят на него. Придвинув к себе фотографии, стажер “по терроризму” стал внимательно их рассматривать.

– Ничего не понимаю, – признался он наконец. – Что все это значит?

На каждом из снимков фигура в центре была смазанной. Сделаны фотографии были в самых различных местах: в кафе, на городских улицах, на морском побережье, на трибунах стадиона и в аэропорту, – и везде изображение было очень четким, что характерно для хорошей фотосъемки; но ни на одном из них невозможно было узнать человека, которого фотографировали, в сторону он отклонялся именно в тот момент, когда затвор щелкал.

– Это действительно нечто, чего я не могу понять, – сообщил козопас так, будто его сомнения были необыкновенно примечательны и важны для всех. – Это нечто, чего мой разум… не постигает.

– Отсюда следует, – объяснил Даймонд, – что Хела невозможно сфотографировать, если только он сам этого не захочет, хотя есть все основания полагать, что ему неизвестно о попытках ЦРУ заснять его и документировать его деятельность.

– Тогда почему же он портит каждый снимок? – удивился мистер Эйбл.

– Случайно. Очевидно, это связано с его способностью предчувствия. Он чувствует, когда на нем сосредоточено чье-то внимание. По-видимому, ощущение того, что за ним следит объектив фотокамеры, аналогично тому, как если бы его отслеживали через оптический прицел, а момент, когда оператор щелкает затвором, подобен нажатию на спусковой крючок.

– Выходит, он пригибается именно в ту секунду, когда его снимают, – подытожил мистер Эйбл. – Невероятно! Просто невероятно!

– Мне кажется, на сей раз я расслышал восхищение в вашем голосе? Или мне послышалось? – насмешливо спросил Даймонд.

Мистер Эйбл улыбнулся и кончиками пальцев козырнул, точно допуская такое предположение.

– Я должен кое о чем спросить вас. Майор, который участвовал в этом довольно-таки грубом допросе Хела, носил фамилию Даймонд<Diamond (англ.) – алмаз>. Мне, разумеется, известно об особой склонности ваших людей сравнивать себя с драгоценными камнями или металлами – ваш меркантильный мир богато украшен Рубинами, Сапфирами и Жемчугами, – тем не менее в данном случае совпадение имен меня несколько смущает. Совпадение в конечном счете – главное оружие Судьбы.

Даймонд легонько похлопал по краешкам фотографий, подравнивая стопку, затем, отодвинув их в сторону, небрежно ответил:

– Майор Даймонд, если это вас так интересует, был моим братом.

– Понятно, – сказал мистер Эйбл.

Старший Оперативник встревоженно взглянул на Даймонда; его опасения насчет личной заинтересованности шефа подтвердились.

– Сэр! – произнес Первый Помощник. – У меня готов список антитеррористических операций Хела.

– Отлично. Давай его на стол. Только самое основное. Никаких подробностей. Я хочу только, чтобы эти джентльмены получили представление, с кем мы имеем дело.

Хотя Даймонд сам потребовал дать только поверхностный обзор антитеррористической деятельности Хела, однако первая строчка, которая появилась на экране стола для заседаний, оказалась такой короткой, что ему пришлось дополнить ее пояснениями.

– Первую операцию Хела нельзя, строго говоря, назвать антитеррористической. Как видите, это было лишь нападение на руководителя Советского торгового представительства в Пекине, совершенное вскоре после того как китайские коммунисты окончательно взяли управление страной в свои руки. Операция проводилась в строжайшей тайне и была так хорошо завуалирована, что ЦРУ успела стереть информацию с большинства своих магнитных лент, прежде чем Компания потребовала их, с тем чтобы заложить в “Толстяка” дубликаты. Короче говоря, происходило все это так: американские разведывательные службы были обеспокоены созданием советско-китайской коалиции, несмотря на тот факт, что между этими двумя державами существовало вполне достаточно причин для разногласий – вопрос о границах, идеологические противоречия, неравноценное промышленное развитие, расовое недоверие. Эти бравые парни из разведки, у которых головы были просто-таки начинены замечательными идеями, разработали план использования этих глубинных различий, для того чтобы разрушить крепнущий союз. Они предложили послать в Пекин своего агента, который убьет главу Советского торгового представительства, что, естественно, вызовет возмущение Москвы. Китайцы будут думать, что русские пожертвовали одним из своих людей, чтобы искусственно создать инцидент и оправдать тем самым срыв переговоров. Советы же, зная совершенно точно, что они тут ни при чем, решат, что удар нанесли китайцы и по тем же самым причинам. А когда китайская сторона представит документы, изобличающие, по их мнению, русских в двуличности, Советы начнут клясться, что материалы эти сфабрикованы Пекином, с тем чтобы оправдать свой трусливый выпад. Китайцы же, прекрасно зная, что они тут ни при чем, будут стоять на своем, утверждая, что все это – заговор русских. То, что план этот должен был удаться, подтверждалось тем обстоятельством, что советско-китайские отношения не имели крепких корней, – их и сегодня характеризуют недоверие и враждебность, так что государства Западного блока легко могли натравить их друг на друга, предотвратив нежелательный альянс, Единственной загвоздкой, маленьким, но серьезным препятствием в этом оригинальном и хитроумном заговоре, составленном начиненными идеями вундеркиндами, было отсутствие агента, который достаточно хорошо владел бы китайским для того, чтобы пробраться в глубь страны, не привлекая к себе внимания, а в случае необходимости мог бы сойти за русского. От него требовалась определенная самоотверженность, так как этот план не имел почти никаких шансов на успех, и еще меньше шансов оставалось на то, чтобы уйти невредимым, когда удар будет нанесен. Агент должен был обладать блестящим умом, навыками натренированного убийцы и находиться в безвыходном положении либо оказаться безрассудным настолько, чтобы согласиться на предложение, которое не давало ему ни одного шанса из ста на то, чтобы выжить. ЦРУ перебрало все свои варианты и нашло только одного из всех, кто был у них на примете, в точности соответствующего этим требованиям…

ЯПОНИЯ

Стояла ранняя осень, четвертая осень, которую Хел проводил в камере тюрьмы Сугамо. Опустившись на колени перед своим столиком-кроватью, он погрузился в распутывание какой-то трудной проблемы баскской грамматики. И вдруг почувствовал легкое покалывание у корней волос на затылке. Подняв голову, он сосредоточил внимание на своих ощущениях. Аура человека, который приближался сейчас к его камере, была ему незнакома. За дверью послышались какие-то звуки, и она медленно открылась, Вошел улыбающийся охранник с треугольным шрамом на лбу; Николай ни разу не видел и не ощущал этого человека. Охранник откашлялся:

– Пожалуйста, пойдемте со мной.

Николай нахмурился. Охранник вежливо обращается к заключенному? Он не спеша собрал все свои записи, закрыл книгу и только после этого встал. Он сказал себе, что должен сохранять спокойствие и быть начеку. В этом небывалом вторжении в его обычный распорядок могла таиться надежда… или опасность. Он поднялся с колен и вышел из камеры, сопровождаемый вежливым охранником.

– Мистер Хел? Рад познакомиться с вами.

Элегантный молодой мужчина встал, чтобы пожать руку Николаю, когда тот вошел в комнату для посетителей. Контраст между его отличным, с иголочки костюмом от “Айви Лиг”, дополненным узеньким, модным галстуком, и мятой серой тюремной одеждой Николая был не более разительным, чем между их внешностью и темпераментами. Добродушный агент ЦРУ был крепким, атлетического сложения человеком, из тех, кто, едва успев познакомиться, начинает называть вас по имени и хлопать по коленке, – черты, отличающие всех американских торговцев. Хел, поджарый, худощавый, весь состоящий из мускулов, держался сдержанно и отстранение. Агент, известный тем, что сразу же умел завоевывать доверие, был существом, брызжущим трескучими словами и здравым смыслом. В характере Хела были сосредоточены полутона и тонкости скрытого смысла, лежащего в глубине. Они стояли друг против друга, как стенобитное орудие и острая, разящая рапира.

Агент кивнул охраннику, чтобы он вышел и оставил их вдвоем. Хел опустился на краешек стула; три года его единственным сиденьем была железная койка, и он отвык сидеть откинувшись на спинку стула и расслабившись. После четырех лет вынужденного молчания он находил светскую болтовню агента не столько досадной, сколько неуместной.

– Я попросил, чтобы нам принесли чай, – заговорил агент с той грубоватой простотой, которая, как он заметил, всегда благоприятно действует на людей, вызывая ответное доверие. – Нужно отдать должное японцам – это то, в чем они непревзойденные мастера, – умеют они приготовить хороший чай; как говорят мои друзья-англичане, “прекрасный тща-ай”, – он попытался воспроизвести характерный акцент лондонского кокни, но у него ничего не вышло, и он сам рассмеялся своей неудаче.

Хел смотрел на него молча, получая некоторое удовлетворение оттого, что американец был явно потрясен следами побоев на его лице; поначалу тот смущенно отводил взгляд в сторону, потом справился с собой и заставил себя смотреть на Николая прямо, стараясь и виду не показать, что ему неприятно.

– Я вижу, вы в отличной форме, мистер Хел. Я ожидал, что физическая неподвижность отразится на вашем самочувствии. Правда, у вас есть одно немаловажное преимущество. Вы не переедаете. Если хотите знать мое мнение, большинство людей переедает. Наш старина организм работал бы куда лучше, если бы в него не загружали столько пищи, сколько люди, как правило, считают нужным загружать. Мы ведь постоянно что-то жуем, засоряя свой желудок всякой дрянью, вы согласны со мной? А, ну вот, наконец-то! Вот и чай!

Вошел охранник с подносом, на котором стоял толстенький круглый чайничек и две японские чашечки без ручек. Агент разливал чай неуклюже, как добродушный, желающий услужить медведь, очевидно считая, что отсутствие изящества – главный признак мужественности. Хел принял от него чашку, но не прикоснулся к ней.

– Ваше здоровье! – произнес агент, отпивая глоток. Он потряс головой и засмеялся. – Думаю, вы не говорите “Ваше здоровье!”, когда пьете чай. Что вы говорите в таких случаях?

Хел поставил чашку на стол.

– Чего вы хотите от меня?

Агент, имея достаточный опыт бесед с глазу на глаз, почувствовал холодок в тоне Николая и, следуя затверженным правилам, тут же дал задний ход:

– Полагаю, вы правы. Лучше нам сразу перейти к делу. Послушайте, мистер Хел, я ознакомился с вашей историей, и если вы спросите меня, что я о ней думаю, то я вам отвечу одно: глухо, как в танке. Во всяком случае, это мое личное мнение.

Хел поднял глаза и в упор посмотрел прямо в честное, открытое лицо агента. Подавляя в себе желание броситься вперед и разбить, размозжить, расквасить улыбающуюся физиономию, он снова опустил глаза и сказал:

– Значит, это ваше личное мнение? Широкая улыбка агента медленно погасла. Хватит, не будет он больше вилять, ходить вокруг да около. Он выскажет все начистоту. Ему вспомнилась одна хорошая поговорка, которую он выучил, когда проходил курс умения убеждать: “Не пренебрегай правдой. При правильном обращении она может оказаться эффективным оружием, Но и не забывай, что это оружие может затупиться, если использовать его слишком часто”.

Наклонившись вперед, он проговорил искренне и доверительно:

– Думаю, я могу вызволить вас отсюда, мистер Хел.

– Какой ценой? Чем мне придется за это платить?

– Разве это имеет значение?

Хел на мгновение задумался.

– Да.

– Ладно. Нам нужно провернуть одну работенку. Вы можете это сделать. Взамен вы получите свободу.

– Я и так свободен. Вы хотите сказать, что заплатите мне моим освобождением.

– Как вам угодно.

– Какого рода освобождение вы мне предлагаете?

– Что?

– Освобождение для чего?

– Мне кажется, я не совсем вас понимаю. Освобождение, парень, – свобода! Ты сможешь делать что хочешь, идти куда захочешь!

– А, понятно. Вы предлагаете мне гражданство и значительную сумму денег?

– Хм… Нет. Я имел в виду… Послушайте, я уполномочен предложить вам свободу, но никто не говорил мне ничего ни о деньгах, ни о гражданстве.

– Позвольте мне удостовериться, что я понял вас правильно. Вы предлагаете мне возможность вновь бродить по Японии, в любую минуту подвергаясь опасности быть арестованным, не имея гражданства ни одной страны и обладая свободой идти куда угодно и делать что угодно из того, что не стоит денег. Так?

Хел получил некоторое удовольствие, видя замешательство агента.

– Э… Я сказал только, что вопрос о деньгах и о гражданстве пока не обсуждался.

– Ясно. – Хел встал. – Почему бы вам не прийти снова, когда вы проработаете все детали вашего предложения?

– А вы не хотите спросить, какое задание мы намерены вам поручить?

– Нет. Полагаю, оно будет предельно трудным. Очень опасным. Скорее всего, убийство. Иначе вы не были бы здесь.

– О, я не стал бы называть это убийством, мистер Хел. Мне не нравится это слово. Это скорее… скорее сродни подвигу солдата, который, сражаясь за свой идеалы, убивает одного из врагов.

– Вот я и говорю – убийство.

– Конечно, вы можете остаться при своем мнении.

– Непременно останусь. До свидания.

Агенту уже начинало казаться, что им вертят, как хотят, что он в руках у этого человека, хотя весь опыт его предыдущей деятельности сводился к тому, что вертел людьми именно он. Тем не менее он, отступая, опять надел на себя защитную маску доброго малого, этакого рубахи-парня.

– Ладно, мистер Хел. Я поговорю с моими начальниками; посмотрим, что можно для вас сделать. Вы ведь знаете, я на вашей стороне. Послушайте-ка! Я ведь вам даже не представился – ну и дела! Приношу тысячу извинений.

– Не утруждайте себя. Меня не интересует, кто вы.

– Ладно, будь по-вашему. Но примите мой совет, мистер Хел. Не упускайте этот шанс. Знаете, счастливый случай не стучится в дверь дважды.

– Глубокомысленное замечание. Вы случайно не собираете афоризмы?

– Я загляну к вам завтра.

– Прекрасно. И попросите охранника постучать в дверь моей камеры два раза. Мне не хотелось бы, спутать его со счастливым случаем.

Требования Хела обсуждались в Дальневосточном штабе ЦРУ, в нижнем этаже здания “Дай Иджи”. С гражданством все выглядело достаточно просто. Оно будет, конечно, не американским. Такая честь приберегалась для птиц более высокого полета. Но можно сделать его гражданином Панамы, или Никарагуа, или Коста-Рики – любой территории, находящейся под контролем ЦРУ. Потребуется, конечно, дать на лапу кое-кому из местных, но, в общем, это можно устроить.

С оплатой было хуже: платить Хелу им не хотелось. Не потому, что гибкий бюджет ЦРУ требовал какой-нибудь экономии, но протестантское уважение к материальным благам, привычка считать их знаком Божьего благоволения побуждала бравых ребят горько сожалеть о деньгах, потраченных даром. А деньги эти, несомненно, окажутся потрачены даром, так как математическая вероятность того, что Хел вернется живым, была равна нулю. Кроме того, предстояли еще расходы по перевозке Хела в Соединенные Штаты для косметической операции, поскольку он не смог бы пробраться в Пекин с такой покореженной рожей. В конце концов ребята из ЦРУ все же пришли к выводу, что другого выхода у них нет. В их картотеке нашлась только одна карточка с именем человека, способного совершить задуманное ими дело.

Они решили сделать ему костариканское гражданство и выдать сто зелененьких.

Следующий вопрос…

Однако когда на следующее утро американский агент снова посетил тюрьму Сугамо, он обнаружил, что у Хела имеется еще одно требование. Он выполнит задание только в том случае, если ЦРУ сообщит ему адреса трех человек, которые его допрашивали: “доктора”, сержанта Военной полиции и майора Даймонда.

– Минуточку. Послушайте, мистер Хел. Мы не можем принять таких условий. ЦРУ заботится о безопасности своих сотрудников. Не можем же мы преподнести их вам вот так, на блюдечке с голубой каемочкой. Будьте же благоразумны. Что прошло, то прошло. Ну как? Что вы скажете?

Хел поднялся и попросил охранника проводить его обратно в камеру.

Добродушный молодой американец с открытым лицом вздохнул и покачал головой:

– Ладно. Подождите, я пошлю запрос в свое ведомство, чтобы они мне дали добро, О’кей?