Текст книги "Охотник (СИ)"
Автор книги: Travnik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Из Зои будто вынули стержень. Она упала на дочь, завыла, зарыдала, забилась, будто в судорогах. На все это страшно было смотреть – так рыдают по мертвым, так оплакивают то, что дороже всего на свете, и чего никогда уже не вернуть – любимого ребенка, выношенного, вынянченного, памятного до последнего родимого пятнышка на теле, до ямочки на щеках, до ноготка на мизинчике! Нет ничего хуже, чем пережить свое дитя…
– Помоги! Да помоги же! – Зоя оторвалась от тела дочери, бросилась к Сергару, уткнулась головой в пол – Помоги! Сделай что-нибудь! Век за тебя бога молить буду! Я знаю, ты можешь! Или я тебя убью! Убью!
Женщина подняла голову, впилась в лекаря взглядом горячим яростью глаз, и Сергар невольно почувствовал холодный озноб – жутко! Вражеские маги не были так страшны! Куда там зеланским магам! Разъяренная женщина, которая защищает своего ребенка, гораздо страшнее! И ведь убьет, правда!
– Попробую помочь, я же сказал – Сергар устало помотал головой – Ты меня недослушала. Если душа девочки осталась в теле – постараюсь поставить на место. Если же она все-таки улетела – ничего не смогу сделать. Пойми, я лекарь, а не бог. Только боги могут поймать душу, и вставить ее в новое тело.
– Что тебе для этого нужно?! Что!? – захрипела Зоя, закашлявшись, подавившись рыданиями – Что тебе нужно, чтобы начать?
– Отдохнуть. Немного отдохнуть. Подзарядиться – коротко ответил Сергар, пытаясь подняться с табурета – Еще – хорошей еды. Мяса, сметаны, сыра, красного вина. Хорошего красного вина. Можно подогреть его с пряностями. Мне нужно восстановить силы. Два часа отдыха, и я буду готов.
– Все сделаю! Все! – Зоя вскочила, будто подброшенная катапультой, пошатнулась, удержалась на ногах и лихорадочно пригладила волосы, проведя по ним ладонью правой руки – Если что-то еще надо – скажи! Я сейчас! А дочку куда?
– Тут пусть лежит. Не трогайте ее. Мне принесите кровать – прилягу. Или хотя бы матрас на пол бросьте, я немного посплю. Да, лучше матрас – поменьше суеты, не привлекайте внимания. Все! Пошли!
Сергар дождался, когда у подоконника на пол ему положили матрас (он даже не посмотрел – чистый, или нет – в больнице матрасы особой чистотой не отличались), с трудом, с помощью Маши, добрался до своего "великолепного" ложа и свалился, забывшись тяжелым, беспокойным сном.
Ему приснилась битва под Скельгеном, впервые, после стольких лет. Он навсегда постарался забыть тот день, тот час, ту минуту, а тут, вдруг – опять, как наяву: огромный, закованный в сталь всадник с мечом в руках. Сергар ничего не смог поделать – тот выскочил из-за бугра откуда-то сзади,, врубился в шеренгу магов, как наказание богов!
Маги не носили кольчуг – они плохо влияют на способность подзаряжаться Силой. Не носили брони – по той же причине. Их оружие, их защита – магия. Но только не после двух часов беспрерывной стрельбы огненными шарами.
Какой придурок поставил этакую хлипкую защиту с флангов? Маги никогда не работали без прикрытия! Во время стрельбы они были беззащитны сзади и с флангов, и зеланский конник тяжелой кавалерии доказал это в полной мере.
Двое магов погибли сразу, зарубленные одним ударом – конник косил шеренгу, как добрый косарь луговую траву! Еще двое – прежде чем кто-то успел сказать: "Ах!"
Сергар все-таки успел метнуть в конника кинжал, бессильно скользнувший по тяжелой броне, и лишь привлекший внимание "смертоносной стальной башни" к магу, не желавшему умирать без боя.
Навсегда запомнилась блестящая стальная полоса, взметнувшаяся вверх и ярко блеснувшая в свете полуденного солнца. Зазубрины на слегка волнистом лезвии, кровь, рубиновыми капельками разлетающаяся по сторонам, голубой камень, вделанный в крестовину рукояти. Взгляд из прорезей высокого, украшенного султаном шлема, и царапина на правом наплечнике – даже не царапина, борозда, вероятно проделанная наконечником тяжелого копья.
Сколько раз Сергару снилась эта картина! Сколько раз посреди ночи он просыпался с яростным криком, пробуждая своих боевых товарищей, или трактирную шлюху, купленную за три серебряных монеты!
Ярость! Страх! Боль, и осознание скорой гибели – этого не забыть никогда!
Его тогда спасла случайность – отступая назад, пытаясь избежать удара клинка подскользнулся на кишках Иссольда, прежде стоявшего в строю слева, и разрубленного ударом тяжелого меча. Упал, машинально прикрывшись рукой, и меч, вместо того, чтобы развалить на две части, "всего лишь" отсек левую руку выше локтя, пройдя в пальце от груди и распоров новую форменную куртку, только сегодня утром полученную в интендантской службе (Вы их нарочно рвете, что ли?! Казна только на вас и работает! Небось новые продаете, а деньги пропиваете, проклятые моты!).
Конник замахнулся еще раз, но через мгновение уже превратился в воющий, но еще живой кусок поджаренного мяса. Кто-то все-таки сумел сохранить часть Силы, не использовав ее до предела. А может, успел подзарядиться, пока уничтожали его товарищей.
С тех пор Сергар никогда, ни при каких обстоятельствах не осушал себя до конца. Всегда оставлял Силы на пару– тройку выстрелов.
Фонтанирующую кровью культю ему перетянули, слегка полечили, затянув рану, и отправили в тыл. Руку потом вырастили за счет казны – не из человеколюбия, нет – государству было глубоко плевать на какого-то там боевого мага, но ведь кому-то все-таки нужно стоять в строю и палить по рядам зеланской конницы? А так же легкой и тяжелой пехоты.
Вот и вылечили. Отсутствие руки не означает прекращение контракта. Вот если бы голову, тогда – да. А рука – что, рука отрастает! Месяц боли, зуда, горечи снадобий, безумного аппетита за обеденным столом – и конечность на месте.
Для гражданского человека эта работа лекаря стоила бы огромных денег. Таких, какие он не смог бы заработать и за всю свою жизнь.
По крайней мере так сказал угрюмый лекарь высшего разряда, мобилизованный для нужд армии, как и многие из тех, кто месил грязь под хмурым небом Пограничья. Давно уже не хватало кадровых военных и глупых добровольцев, желавших сложить голову на службе Императору. Теперь в армию сгоняли всех, кто мог держать оружие. Или колдовать – как этот лекарь, мужчина лет сорока, с выражением вечного недовольства жизнью на холеном, чисто выбритом лице.
Говорили потом, что этот самый лекарь потом погиб во время прорыва вражеской конницы в район штаба соединений армий Кайлара. Тогда был начисто вырезан офицерский госпиталь и убиты около половины высших офицеров Кайлара.
Возможно, что именно это и повлияло на исход войны. Если армией командуют не кадровые офицеры, а глупцы, получившие должность за взятку, по знакомству или по наследству – участь армии предрешена. И страны – тоже.
* * *
– Олег, подымайся! Олег! Олег!
Сергар застонал, открыл глаза. Тут же почувствовал вкусный запах еды, увидел небольшой столик, уставленный тарелками. Все, что он заказывал – мясо, сыр, глубокая чашка с каким-то горячим варевом, бутылка вина, и рядом большой хрустальный бокал с рубиновой жидкостью.
Много пить не стал – сделал несколько глотков, чувствуя, как терпкая жидкость обжигает пищевод, начал медленно хлебать густой суп, наполняя пустой желудок, властно требующий сытной пищи.
На обед ушло около получаса. Сергар не спешил, и не обращал внимания на застывшую, как статуя Зою. Женщина стояла молча, неподвижно, изредка моргая – только это и выдавало в ней жизнь. Прислуживала ему Маша – подавала, подкладывала, убирала, подливала, искоса поглядывая на молчаливого парня. Пыталась что-то спросить, но он не отвечал, игнорируя любые вопросы, даже самые невинные. Тогда она слегка обиженно замолчала, что тоже не произвело на него никакого впечатления. Не до них. Не до баб.
"Мозговые болезни – самое сложное, с чем может столкнуться лекарь в своей практике. Мы не знаем, и скорее всего не узнаем, как человек думает, как мыслит, каким способом это происходит. С давних времен, еще с тех пор, когда человек бегал по просторам Мира одетый лишь в шкуры, люди заметили – стоит повредить мозг, и вместо прежнего человека перед вами оказывается животное, или еще хуже – растение, неспособное на человеческое поведение.
Мозг – вот хранилище души, и если его повредить, душа или прячется туда, где болезнь не может ее достать, либо улетает, чтобы найти себе новое пристанище, чтобы начать новую жизнь в новом теле. И лучше так, потому что загнанная в узилище душа страдает, но не может найти выхода из той темницы, в которую себя загнала.
Улетевшую душу уже не поймать, а вот извлечь из "узилища" беглянку – это дело достойное, подвластное тому, кто обладает необходимыми силой и способностью. И главное – способностью. Срубить дерево может могучий лесоруб, но пусть попробует он вырезать из этого дерева прекрасную, радующую глаз скульптуру! Это удел тех, кто УМЕЕТ. Так и в лекарском деле – можно обладать могучей Силой, сносить дома, сжигать армии, но когда потребовалось всего лишь вылечить мальчика, упавшего с забора на камень и ударившегося головой – с горечью сказать:" Я бессилен! Я ничего не могу сделать! Я всего лишь жалкий вояка, неспособный вернуть душу на ее законное место!"
Лишить души может всякий, поставить ее на место – единицы. И пусть будет славен тот, кто на это способен – в этом он уподобляется богам!
И пусть молчат те, кто говорит о том, что лекарское дело вторично, что для Служения Империи требуются только боевые маги, что они ценнее лекарей – эти глупцы ошибаются. Способность спасти человека в тысячу раз важнее умения убивать!
Теперь мы перейдем к способу извлечения души из ее добровольного заключения. О том, что такое душа я говорить не буду – на понятии "душа" я подробно остановился в трактате "Душа, как совокупность жизненного опыта", почему-то поднятым на копья представителями духовенства. Это тем более странно, что я никак не посягал на догмы Храма, а своим трактатом, как мне кажется, лишь подтвердил их незыблемость. Видимо уважаемые иерархи недостаточно внимательно прочитали некоторые мои выводы, ограничившись лишь чтением названия оного трактата.
Впрочем – как это не раз уже бывало в моей практике. В свои девяносто лет я ничему уже не удивляюсь и лишь сожалею – научная мысль катится в пропасть под напором волны воинствующего невежества. Но речь в данном трактате – не об этом.
Лекарь, который желает извлечь душу больного из потайного уголка мозга, должен пустить свою душу на поиски этого самого уголка. И когда найдет его – разрушить стену темницы, убедив душу выйти. Или заставив это сделать. Если сумеет – честь ему и хвала. Не сумеет – потеряет душу свою, оставшись в больном мозгу пациента на веки вечные.
Именно потому лишь немногие мастера решаются производить подобное лечение. Невыгодно. За то время, что лечишь такого сложного и опасного больного, можно вылечить десяток пациентов с прыщами, несварением желудка и облысением, получив за то звонкой монеты полные кошели.
И никто не оценит труд настоящего лекаря, способного работать с душой пациента – эта работа так же опасна, как и не видна.
" Из трактата "Вопросы душевного здоровья населения государства, и о некоторой практике на этом поприще" Индар Гарун, Имперская академия Кайлара, 45799 год от Создания Мира. Гриф: "Для внутреннего пользования, не одобрено для печати"
Росчерк поверх: "Старик совсем спятил. Проверить контакты на предмет заговора против Его Императорского Величества. Доложить в Департамент Расследований" Автор замечания неизвестен.
– Снимите с нее все!
– И памперс?
– Все снимите! Держите дверь, чтобы никто не вошел. Если мне помешают – она погибнет. Я – тоже.
Сергар решительно сбросил с себя пижамную рубаху, штаны, оставшись совсем нагим. Зоя закончила раздевать дочь, нерешительно глянула на лекаря, ничего не сказала, подошла к двери и вдруг уселась на пол, опершись на дверь спиной:
– Устала. Посижу. Не войдут – только через мой труп. Маша, помогай!
Маша кивнула, села рядом, и обе женщины стали внимательно наблюдать за тем, что делал Олег – одна со страхом, недоверием, другая – со жгучим любопытством и радостным восхищением, уж больно картина была забавной! На постели – голая девица, уткнувшаяся взглядом в потолок, над ней – мускулистый парень, голый, как Адам! Заснять на фотик – ну просто таки порно-сцена, а не лечение!
Маша тихонько достала телефон и незаметно для Зои сделала несколько снимков, едва не повизгивая от удовольствия – будет что показать Анжелке!
"Вот это парень, не то что Анжелкин мохнатый Зураб-ларечник! Небось локти кусать будет! И поделом! Говорила ей – учиться надо было на медсестру, тут не только старые бабки и древние пердуны бывают, тут можно такого жениха отхватить! Ну…вот такого! Как Олег! Кстати сказать – и ноги у него уже вполне ничего! В шрамах только, но шрамы даже украшают мужчину! А спина? Мускулы так и перекатываются! Ни жиринки – просто культурист, да и только! А руки?! Как схватит за задницу, как прижмет….ооооо! Скорее бы ночь! Да ухватиться за его "рукоятку"! Вот же одарил бог парня таким хозяйством…до самого сердца достает! Он даже на вкус приятный! Не то что нашенские придурки…не курит, не пьет – мечта, а не мужик! Костьми лягу – но тебя никому не отдам!"
Маша почувствовала такой приступ возбуждения, что едва не кончила. Покосилась на Зою – отвела глаза, устыдившись дурным мыслям. Баба переживает, а она только думает как раком встать, да зад парню подставить!
"Ну не сука ли я? Нет – а что сука-то? Что естественно, то не безобразно! Я что, отнимаю что-то у Зойки? Наоборот помогаю! А то, что "встал" на парня – так это природа, я все-таки человек, баба, а не холодная статУя! И ничего человеческого не чуждо, как кто-то там сказал. Маркс, что ли? Но хорош самец, да…хорош! Как я его хочу! Ууууу…щас завою, как волчица!"
* * *
"– Чем больше площадь контакта тел, тем большее воздействие ты оказываешь на пациента.
– Мам, а чего, я должен голышом ползать по какой-нибудь бабке? Тьфу!
– Нет, сынок – мать улыбнулась, а отец за столом поперхнулся и выронил деревянную ложку, зайдясь в приступе яростного смеха – Тихо, Смул! Ну не мешай, а?! Я объясняю ему азы лекарского дела, а ты хихикаешь!
– Да я вспомнил, как ты лечила того парня, от воспаления легких! Нет – ну ты представь – я захожу, а ты по пояс голая прижимаешься к его спине! А он чего-то там радостно повизгивает, мерзавец! И как не повизгивать, когда к нему прижались красивая баба такими-то сиськами! Хо хо хо…
– Фууу…Смул! Ну чему ребенка учишь! Сынок, не слушай его! Папка шутит!
Мать секунды две крепилась, потом вдруг не выдержала и прыснула смехом:
– Ты бы видел свое лицо! Приехал с рынка, весь такой ничего не ожидающий, а жена тискается с голым мужиком! У тебя глаза так вытаращились, я думала – на пол упадут! Спасибо, сразу не прибил, хоть спросил, зачем это я на него залезла! Другой бы по башке сразу! Хи хи хи…
– Люблю потому что… – ухмыльнулся отец – Но вообще-то мысль была шандарахнуть чем ни попадя. Уж потом вспомнил про лечение…
– А что, такое лечение редко применяют, мам? – Сергар смотрел на хохочущих родителей и не понимал – чего они так развеселились? Что такого смешного, если лекарка обнимается с полуобнаженным пациентом, и главное – зачем?
Мать вытерла слезы, успокоилась, и деловитым тоном пояснила:
– Редко. Во-первых, кому охота тискаться с каким-то там пациентом? Даже если хочешь его спасти. Это уж от отчаяния, когда ничего не помогает, и ты делаешь ставку на все свои силы. Мы ведь не лечим особо сложные случаи, для того есть Высшие Лекари. Вот пусть они и ползают голышом по всяким там пациентам…хе хе хе…. Кроме того – чтобы добиться максимального эффекта не нужно плотного контакта – достаточно напоить пациента специальным снадобьем, повышающим его чувствительность к магии. А вот если нет снадобья, или оно не помогает…вот тогда – да! Тут уже прямой контакт, единение, и лучше как можно плотнее, как можно большей площадью! Лучше – раздеться совсем и лечь на него так, чтобы руки касались рук, голова головы, а ноги ног! И тогда…
– Тогда бы я тебя точно прибил! – захохотал отец, откинувшись на спинку стула, и отбросив от себя ложку, загремевшую по столу – А для пущего контакта и лучшего лечения не надо еще засунуть и….
– Тьфу на тебя, похабник! – расхохоталась мать, и отвернувшись от Сергара показала мужу кулак – Вот – кто про что, а он все про ЭТО! Тьфу! Тьфу на тебя!
Сергар смотрел на них и ничего не понимал. Ему вчера исполнилось шесть лет, он был уже большим мальчиком. Мужчиной. Но у взрослых еще много непонятного…они странные. И чего тут смешного?"
* * *
Девушка была теплой, гладкой, и как ни странно – хорошо пахла. Как пахнут все домашние девчонки – молочком, свежестью, чистым девичьим телом. Дыхание тоже чистое, губы пухлые, красные, будто накрашенные.
"Красивая девочка!" – мелькнула мысль, и тут же умчалась – не до нее! Даже мужская плоть, восставшая после того как лекарь взгромоздился на девушку тут же опала, будто убоявшись предстоящей задачи.
Сергар лег на девушку, взяв ее ладони в свои, прижавшись своими ногами к ногам девушки, прижавшись губами к ее губам. Теперь они были как зверь с двумя спинами. Как два любовника. Как муж и жена, соединившиеся в одном, едином порыве – зачать новую жизнь.
Тело лекаря засветилось ярким, даже при свете видимым светом, видимым – даже непосвященным. Сергар сейчас просто сочился Силой.
Маша невольно ойкнула, и Зоя быстро закрыла ей рот, накрыв ладонью так быстро, что едва не разбила губу. Девушка обиженно посмотрела на соседку, и та встретила взгляд яростным блеском черных глаза – молчи! Маша кивнула и стала наблюдать за происходящим, уж ничем уже не выдавая свое присутствие.
Хлоп!
Проникновение было таким неожиданным, таким чувствительным, что Сергар едва не потерял контакт со своей Силой. Он буквально впился в мозг девушки, вонзился в него, ворвался, как в темную комнату врываются лучи утреннего света, выскочив из-за отодвинутой занавески. Тьма треснула, разорвалась в клочья, унеслась прочь, испуганная бесцеремонным вторжением, и Сергар остался висеть в пространстве – маленький, как орел в вышине, как маленькое облачко, зависшее над необозримым, великим Миром.
Внизу простиралась равнина, ровная, блестящая, как ледяная. И никого. Совсем. И где душу искать – неизвестно. Ее душу. Девчоночью. Если она тут еще есть.
Куда лететь? Где этот самый домик, где темница, в которой спряталась девушка? Как найти?
И тут же усмехнулся – вот дурак! А как ты находил артефакты? Через Силу, конечно! Другого пути нет!
Нырок в пустоту!
Спустился на ровное поле – гладкая поверхность была упругой и слегка светилась сине-зеленым светом. Усмехнулся – это что, так воспринимается мозг? Его поверхность? Так она ведь не гладкая! Она вся в бороздках, в извилинах!
Чего-чего, а мозгов Сергар насмотрелся. И не только в учебке, где им показывали вынутые из черепных коробок мозги.
Когда рядом с тобой прямым попаданием огневика сносит половину черепа твоего товарища, и его мозг вываливается, плюхаясь на твою ступню, как выброшенная на берег медуза – волей-неволей запомнишь, как выглядит эта желто-красно серая плоть.
Фаххх!
Во все стороны полетели щупалы-нити Силы, они покрыли "небо", будто паутиной. Посыл-задание – найти!
Образ!
Найти!
Дзыннь! Дзынь-дзынь! Ниточка задергалась – поймал! Поймааааал!
Фаххх!
Втянулись ниточки, кроме одной, тут же сделавшей толстой, крепкой, а на конце ее что-то билось, что-то живое – рыбка! Птичка, попавшая в силки!
Дернул – не идет! Крепко сидит! Ну что же – если птичка не идет к охотнику – охотник придет к птичке!
Вжжжик!
Мелькнуло, моргнуло – нет равнины! Нет света!
Комната, освещенная вечерним солнцем. У стены телевизор – большой, просто огромный – Сергар никогда таких не видел, чуть не в пол-стены! На экране – целуются мужчина и женщина – страстно, взасос.
Экран моргнул – и вот эта парочка извивается в судорогах страсти, стонет, корчится. Сергар поморщился – он не ханжа, но все-таки не понимает людей, которые делают это по своей воле, показывают то, что интимно и касается только двоих. Ну…троих – если уж приспичило. Но не тысяч же!
Девушка была тут – в ночной рубашке, прозрачной, кружевной, ничего не скрывающей. Она сидела на диванчике перед телевизором, почесывала длинное гладкое бедро и внимательно смотрела, как мужчина с неестественно огромным членом взгромождается на хрупкую, систястую девицу. Девица ненатурально вопила, изображая неземную страсть, и Сергар невольно фыркнул – он видел представления комедиантов, которые изображали страсть гораздо достовернее, и для этого не приходилось показывать свои интимные прелести. И возбуждали эти комедианты гораздо сильнее.
– И как ты смотришь такую дрянь? – Сергар уселся на мягкий пуфик у стены, уперев руки в колени.
Кстати сказать – в этом придуманном мире он был таким, каким помнил себя всегда – крепкий, жилистый мужчина за тридцать, темноволосый, зеленоглазый, со шрамом на виске и полоской белых волос на затылке – следом скользнувшего по черепу меча.
– Ой! Ты откуда взялась?! – девушка вскочила, на ней тут же появился строгий, почти мужской костюм, а в руке – сковорода! Видимо душа девицы считала это оружие совершенно неотразимым. Сковорода была огромной, но девица держала ее легко, одной рукой – чего только не бывает во сне?
– Ты хочешь меня забрать, смерть! – в голосе девицы появились истеричные нотки, она размахнулась, и…Сергар едва успел уклониться от удара – рукоять сковороды сделалась длинной, очень длинной, такой длинной, что позволила этой чертовой девке нанести сокрушительный удар, оставивший на стене глубокую вмятину.
– Ты что, обалдела?! – Сергар выскочил на свободное место посреди комнаты, следя за тем, чтобы у него оставалась свобода маневра, принял боевую стойку, справедливо ожидая от "собеседницы" любой пакости – Я за тобой пришел! Спасать тебя! Меня мать твоя послала!
– Ты – Смерть! Я не верю! Ты Смерть! Я не дамся! Я не дамся! Я не дамся! Ииииииии!
Девица вдруг завертелась, закружилась, из одежды на ней остались только узкие кольчужные трусики да кольчужная же блузка со стальными пластинами на груди. Где она видела такой наряд? Почему приняла этот облик?
Нетрудно догадаться. Телевизор. В представлении девушки именно так выглядит крутая девица, способная отбиться от любой напасти, даже от самой Смерти.
Кем она видит Сергара? И это тоже понятно. Если он видел эту Душу, как красивую молодую девчонку, коей она в общем-то и была, то та видела перед собой лишь Смерть – в черном плаще с капюшоном, с косой, которой та размахивала, норовя добить несчастную жертву!
"Так вот о какой опасности говорили древние трактаты!" – мелькнуло в голове Сергара, и тут же все мысли вылетели, выбитые могучим ударом одного из тех мечей, что девка держала в руке. Хорошо еще, что он успел соорудить на голове стальной шлам, на котором теперь осталась глубокая зарубка!
– Меня твоя мать послала, Зоя Федоровна! – Сергар едва уклонился от сдвоенного удара мечей, распоровших воздух прямо у его плеч. Девица на пару секунд остановилась, но только для того, чтобы яростно выдохнуть:
– Мама не могла послать за мной Смерть! Она скорее сама бы умерла! Умри, сука костлявая!
Вжик! Кланг-кланг!
Сергар вырастил небольшой щит, меч с тупым лезвием – теперь можно было "воевать". Самое глупое в этом всем было то, что он не мог нанести девке удара, не мог принести никакого вреда, и не потому, что вообще не мог, силы и умения не хватало, а потому, что этого делать было нельзя! Каждый удар по душе мог ее разрушить, лишить воспоминаний, или хуже того – разрушить всю личность до основания, и тогда вместо души остались бы только негодные обрывки ее "плоти", ни на что не годные, не способные оживить тело!
Клаш-клаш!
Девка билась на удивление умело – насмотрелась фильмов? Конечно, против Сергара она ничего не могла, даже пробить его защиту, но…стоит ошибиться, стоит ослабить внимание – получить по башке в иллюзорном мире не менее опасно, чем это было бы в мире реальном!
А может и еще опаснее. Рану реальную можно залечить, а вот рану на душе? Вряд ли.
– Остановись! Меня зовут Олег (Не соврал! Зовут!), меня послала твоя мать! Я лекарь, и хочу тебя вылечить! Хочу вытащить из этой темницы!
– Это не темница! – рыкнула девка, закручивая особо хитрую спираль удлиняющимся по ее желанию мечом – Это крепость! И ты, старая мерзкая сука, тут сдохнешь! Ты не заберешь меня!
Клаш-клаш-клаш!
Бам!
Щит разлетелся деревянными занозами.
Бам!
Вместо мечей девушка теперь орудовала двумя дубинами с шарами, усаженными острыми шипами. От ударов этих страшных орудий убийства разлеталась домашняя утварь,, так любовно устроенная в этой "крепости".
Разлетелся телевизор, вдребезги разбился чайный сервиз, стоявший на полках, сами полки в полированной мебельной стенке были превращены в древесное крошево. В комнате будто порезвился бешеный жеребец, вволю побесившийся на паркетном полу – его стальные подковы разнесли все, до чего смогли достать.
– Получи! Получи, сука! – девица визжала так, что заглушала стоны развратной парочки, невесть как снова оказавшейся в целом, нетронутом телевизоре.
Комната приобрела прежний вид – похоже девица сама не осознавая того поддерживала равновесие придуманной "норки", в которую забралась, прячась от Смерти.
"Вот оно что! Равновесие!" – стукнуло в голову лекарю, и он решился. Отпрыгнув назад, испарил свое оружие, и сделав пасс, метнул в стену комнаты самый мощный огневик, какой мог создать, представив, что и он, и девушка защищены магическими экранами.
Огневик получился знатный – громадный, в обхват, таких в жизни не бывает, и грохнул он будто корабельное орудие, выстрелы которого Сергара видел по телевизору. Стену просто вынесло, разнесло в клочья, а комнату заволокло гарью и дымом.
Стена тут же появилась снова, но хозяйка "крепости" была вынуждена замереть, занятая восстановлением прежней структуры "крепости", и тогда Сергар напал – могучий удар сбил девушку с ног, вбив ее в стену, с которой посыпались книги, картинки, какие-то фигурки, любовно расставленные на полочках. Сергар выпустил мощный заряд силы, представив, что вяжет девицу с ног до головы толстенными путами, больше похожими на корабельные канаты. Теперь – если бы с пленением ничего не вышло, если бы душа девушки смогла порвать путы – участь незадачливого лекаря была бы предрешена. "Сука Смерть" точно осталась бы в этой крепости навсегда. В виде груды "костей".
Девушка рванулась, канаты натянулись, затрещали…и выдержали.
Завыла, зарычала, потом начала плакать, рыдать, жалобно всхлипывая, как маленький ребенок. И тогда Сергар взвалил ее на плечо, подошел к двери, которую создал в стене и высадил эту дверь ногой, разнеся на мелкие кусочки.
Путь был свободен, и Сергар шагнул за порог.
* * *
Девушка вскрикнула, затряслась, кровать заходила ходуном – девицу, зажатую под телом лекаря били судороги.
Затрясся и Олег – он будто боролся, пытаясь прижать пациентку к постели. Оба рычали, хрипели, завывали, и выглядело это так страшно, что Зоя все-таки не выдержала. Она бросила к кровати, хотела схватить Олега за плечи и стащить с дочери, но не успела.
Маша перехватила ее руки и отбросила женщину прочь:
– Не трогай! Он сказал, чтобы ему не мешали!
– Она умрет! Она сейчас умрет! Он ее убивает! – взвизгнула Зоя и снова бросилась вперед.
Но Маша была настороже – схватив безутешную мать за волосы, она рванула ее в сторону, добавив коленом в обтянутый халатом зад с такой силой, что старшая медсестра с грохотом врезалась в дверь туалета.
На пару секунд Зоя застыла на полу, упав на колени, ошеломленная ударом. Лицо женщины скривилось в гримасе, достойной Медузы Горгоны, и через мгновение в ее руке оказалось оружие – эмалированное ведро с отбитым краем. Размахнувшись, Зоя Федоровна метнула этот снаряд в голову Маше, спокойно, с прищуром ожидавшей атаки поверженной соперницы.
Ведро с невероятным грохотом врезалось в стену, покатилось по полу, не причинив увернувшейся Маше ни малейшего вреда – чего-чего, а драться Маша научилась еще в детстве – тот, кто не умеет дать сдачи не может выжить в этой жизни. Особенно на их улице.
– Что, что случилось?! – в комнату попытался проникнуть постовой, но швабра, которой была подперта дверь, не дала ему этого сделать. Полицейский лишь заглянул в щель между косяком и дверью, и тут же отпрянул, пораженный открывшейся картиной – на кровати лежал голый Олег, из-под которого виднелись конечности и голова голой же девицы, а над ними таскали друг друга за волосы разъяренные медсестры. Блузка на груди Маши была порвана вместе с лифчиком, груди вырвались на свободу, а из носа Зои Федоровны капала кровь, покрывая халат сочными рубиновыми пятнами.
Постовой не успел ничего предпринять – сильный удар девичьей ноги уже захлопнул дверь, отрезав его от сверхинтересного зрелища:
– Назад! Не смотреть! Убью!
В Маше проснулась настоящая валькирия, или берсерк в женском обличьи. Она поудобнее захватила Зою Федоровну за шею и классическим броском через бедро шваркнула о платяной шкаф, полностью выведя из строя гадкое изделие рук пьяного мебельщика, десять лет ожидавшее, когда кто-то наконец-то прекратит его уродское существование.
Оглушенная Зоя Федоровна застыла на полу, юбка ее задралась выше пояса, обнажая красивые черные трусики и края черных чулков, по коим уже спустились дыры-стрелки.
– Мам, что тут происходит? – слабый голос девушки прозвучал, как гром средь внезапно наступившей тишины – Ой! Я голая! И мужик на мне! Ты кто такой?!
– Дед Пихто! – вдруг заржала Маша, опускаясь на пол у стены и откидывая голову назад – Суженый-ряженый, вот кто, …. твою мать! Ой, я не могу! Нет – я тоже как-то так проснулась после дискотеки! Ничо не помню, и мужик голый! Ой, я щас умру со смеху! Ой, я не могу! У меня истерика, …вашу мать! Нет, Олежа, с тобой точно не соскучишься!
– Мам, да что тут делается?! – снова, плаксивым голосом спросила девушка, зажимая грудь, скрючиваясь в позу зародыша и глядя на то, как слезший с нее мужчина медленно натягивает штаны, шатаясь, держась за спинку кровати одной рукой – Мам, это что за люди? А чего ты в крови?
– Я тебе все потом объясню – устало, хрипло ответила Зоя, поднимаясь с пола.
Она не плакала, не радовалась, у нее не осталось ничего, кроме огромного облегчения, а еще – чувства благодарности к этому усталому, бледному парню, молча усевшемуся на табурет и прислонившемуся спиной к стене – Это тот, кто тебя вылечил, дочка. Твой спаситель. Его звать Олег. А мы скоро пойдем домой.
И тут ее вдруг прорвало. Зоя упала на пол, рыдала, била кулаками по полу, села, раскачивалась, как дерево под ударами ветра, и только приговаривала: