сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
И мы играем не по правилам, не по правилам, не по правилам.
Держа нижнюю часть её тела на весу, набираю скорость, с каждым новым толчком слушая всё более жалобные стоны. Она мечется по кровати, не в силах сбежать от меня. Моя добыча. Моя жертва. Моя сладкая малышка. Вжимаю её в кровать, заставляя прижать колени к груди, ритм моих движений становится всё быстрей. С силой прикусываю ещё не зажившее с прошлого раза плечо, грубо, до крови. Вкусно…
Вколачиваюсь в её тело с уже не шуточным остервенением, Бетти хнычет, дёргает связанными руками и кусает губы. Приникаю к ним с быстрым поцелуем и получаю ощутимый укол её остренькими зубками. Ток от этого жеста, искрясь, пронзает нервы, я уже не вижу и не слышу ничего, кроме влажных шлепков и стонов Бетти. Ощущаю близость своего освобождения, сильным и резким толчком вонзаюсь куда-то настолько глубоко, что упираюсь в матку. Этот невероятный экстаз заглушает все остальные чувства, я с гортанным рыком кончаю внутри неё, вгрызаясь зубами в нежную шейку.
***
— Прости… прости, малышка. — шепчу я в ужасе от самого себя.
Она тихо плакала от боли, сидя на кровати и пытаясь прикрыть пледом оставленные следы: мои пальцы на белоснежной коже шеи, рук и груди, кровь на истерзанных губах, свежий укус на плече и засосы на боках под рёбрами. Кожа на запястьях содрана ремнём. Словно трезвею от осознания, что я только что сделал.
— Ты… не виноват, — всхлипывает она, — Я сама тебя спровоцировала, не нужно было, ты был зол…
Господи Боже, она ещё и себя винит! Я долбанутый маньяк, а она винит себя во всех своих бедах, как обычно! Отвращение к себе переполняет, отодвигаюсь максимально далеко от Бетти, чтобы больше никогда не касаться её ранее совершенного тела. Она меня возненавидит после такого.
— Я правда, не знаю, что на меня нашло. Словно все тормоза сгорели. Я же видел, что тебе больно…
Тупые оправдания ничего не изменят. Помню, как наслаждался каждым жалобным стоном и всхлипом, вкусом её крови. Этот особый кайф… Чудовище. Я мерзкое чудовище, монстр похуже Франкенштейна.
Бетти утирает слёзы и закутывается потуже в плед, разворачиваясь ко мне. Видит моё потерянное выражение лица и пытается улыбнуться.
— Джагги, я не злюсь, правда. Всё в порядке.
— Не в порядке! Бетти, посмотри на нас, посмотри на себя — мы НЕ В ПОРЯДКЕ! — я вскакиваю с кровати и отворачиваюсь, не в силах смотреть на её лицо.
Это давно вышло за рамки нормальности. Но сегодня стало очевидно — так не может продолжаться. Я всегда был тенью её света, омрачающий идеальную жизнь Бетти Купер. Мерзкой чёрной кляксой на белом листе. А теперь словно всю банку чернил пролили на эту белоснежную бумагу, испачкав, испортив её безвозвратно.
Слышу, как за спиной тяжко вздохнула Бетти и, зашуршав одеждой, ушла в ванную. Надеваю трусы и джинсы, падаю на ещё сохраняющую аромат её кожи и запах секса кровать. Секс? Нет, Джагхед Джонс, это было насилие. Насилие над самым дорогим тебе человеком.
Закрываю глаза, пытаясь обдумать, что делать дальше. Ненависть к себе мешает сосредоточиться. Я люблю её, люблю свою Бетти. Она всегда светлым лучиком своей улыбки озаряла мою не слишком весёлую жизнь. Сколько раз нужно убеждаться, что мы не подходим друг другу? Что я мерзкий кусок дерьма, который не должен даже приближаться к такому совершенству? Да, у неё тоже есть тёмная сторона. Только её тьма — легкий коричневый загар по сравнению с чернотой моей души.
Решение далось неожиданно просто. Оно всегда было одно, единственно ясное и единственно верное. Я должен стереть это пятно с листа. Дать возможность сбежать от сидящего внутри меня монстра.
Бетти выходит из душа, посвежевшая, одетая в джинсы и свитер с длинным рукавом, хорошо прячущей следы моих мерзких пальцев. С деланным спокойствием подбирает с пола раскиданную одежду.
— Джагги, ты так и будешь валяться? — пытается улыбнуться.
Резко сажусь на кровати, собираясь с мыслями. Сделай хоть раз то, что должен, Джонс. Освободи её от этой боли.
— Бетти, нам нужно поговорить. — приходится прочистить горло, чтобы оно не хрипело.
— Я же сказала, всё нор…
Чёрт, только не произноси это слово.
— Нет. Не надо. Я должен тебе кое-что сказать. — глубокий вдох.
Давай, трус! Ты сможешь! Это ради неё самой. Соберись, жалкий кусок дерьма!
— Бетти, я сильно виноват перед тобой. И мне очень жаль. Я не должен был этого делать. И тебе лучше будет сейчас пойти домой. — твёрдо говорю я, смотря прямо в её недоумевающие глаза.
— Ты же не хочешь этого на самом деле, так? — она скептично складывает руки на груди.
— Нет, Беттс, это как раз то, что я хочу. Чтобы ты шла домой. Легла в свою мягкую кроватку в розовой комнатке и спокойно спала. И забыла все это, как страшный сон. — встаю, не смея приближаться к ней ближе, чем на метр.
— Что ты хочешь этим сказать? — тихо спрашивает она, всё ещё не понимая.
Нужно быть конкретней. Настойчивей. Ломаю внутри себя что-то очень важное и безумно хрупкое, осколки больно впиваются в грудь.
— То, что наши отношения разрушают нас обоих. Ты нарушила закон Змей, подвергла всю мою семью опасности. Я же делаю с тобой подобные… вещи. Мы только вредим друг другу. — радуюсь внутри себя, что голос не дрогнул.
Бетти ошарашено смотрит на меня, пытаясь прочитать в глазах надежду, что это шутка. Выдерживаю испытующий взгляд, сердце сжимается в крошечный комок с торчащими, как у ежа, иголками.
— Джагги, это всё ерунда. Мы со всем разберёмся. — уверенно говорит она.
— Ты была моим светом, Бетти Купер. Озаряла мою жизнь, дарила радость и красоту. А теперь этот свет погас. И нам больше незачем обманывать друг друга. Уходи. — тихо отвечаю ей, застыв на месте, словно статуя.
Она моргнула, потом ещё раз. Не заплакала — похоже, на сегодня её лимит слёз был исчерпан. Молча подхватила со стула свою сумочку, накинула куртку и вышла из трейлера, тихо прикрыв за собой дверь. Правильно, беги, спасай свою жизнь от монстра.
А я ещё несколько минут не мог выдохнуть от бьющей по нервам боли.
***
Я не злилась на Джагхеда за произошедшее. Он был зол, и я только спровоцировала его на грубость. Даже словила некое извращенное удовольствие от такой близости, конечно, пока волна оргазма не схлынула и не пришла боль в наливающиеся синяки на теле. Но то, что было потом…
Не верю. Он не мог такое сказать. Это просто из чувства вины. Это пройдёт. Конечно, пройдёт. Он одумается и придёт ко мне наутро.
Но как же это чертовски больно. Физическое истощение просто детский лепет по сравнению с тем, что творилось в моей душе. Сотни раскалённых углей засыпали в грудь, заставляя гореть все органы и терзать свои окровавленные ладошки. Надо как-то унять этот огонь, пока я не задохнулась от нехватки кислорода.
Найти наркотики в Саутсайде — как подцепить триппер у шлюхи. Вообще не вопрос. У ближайшего бара безошибочно угадываю парнишку с пакетиками на любой вкус. Беру какие-то яркие таблетки, по заверению диллера — схожи по эффекту с антидепрессантами. Отхожу десять метров и вкидываю в себя весь пакетик — хрен его знает, сколько доз там было.
Быстро направляюсь в сторону дома. Мама будет чертовски зла меня видеть, сегодня их с Эф Пи вечер у Куперов. Похоже, сегодня на меня злится весь мир. Планирую незаметно прошмыгнуть в свою комнату, радуясь понемногу затухающему ноющему чувству внутри. Захожу на крылечко и с порога натыкаюсь на маму.
— Элизабет Купер, объясни немедленно, какого дьявола ты третий месяц таскаешь у меня транквилизаторы?!
========== Полчеловека. Часть 1 ==========
День первый
Медленно открываю глаза, щурясь от яркого света. Мерзкий горький привкус во рту, горло жутко пересохло. Сосредотачиваю взгляд перед собой. Серость. Кругом всё серое, безжизненное. Пытаюсь пошевелиться, замечаю иголку в руке и морщусь от неприятного ощущения. Хочу приподняться, но тело словно отказывается подчиняться. Твою мать, чем меня накачали?
Поморщившись, осторожно вытаскиваю иглу от капельницы из вены. Капелька крови проступает на практически прозрачной коже. Голова просто неподьёмно тяжёлая, но я делаю над собой усилие и сажусь на кровати, спуская босые ноги на холодный кафельный пол.
Похоже на больницу. Строгость, однотонность, из мебели в комнате только небольшой деревянный комод, стул, письменный стол и кровать. На единственном малюсеньком окне стальная решётка. Я что, в тюрьме?
Бегло осматриваю себя, руки тонкие, худые, как у человечков с детских рисунков. Какая-то синяя хлопковая пижама, точно не моя. Горло уже просто саднит от сухости, но воды нигде не вижу. Медленно встаю, держась за штатив от капельницы. Делаю шаг к двери и спотыкаюсь о собственные ноги. Падаю, больно ударяясь головой о пол.
В комнату тут же забегает женщина в белом халате, накинутом поверх серо-голубого платья.
— Боже, вы в порядке? — обеспокоенно спрашивает она и помогает мне подняться, — У вас кровь на виске, мисс Купер.
— Где я? — слова царапают горло, позволяю незнакомке усадить себя на кровать.
— Добро пожаловать в «Дорогую обитель», мисс. Меня зовут сестра Браун, но можно просто Кейт, — она мило улыбнулась, — Как себя чувствуете?
Чёрт. Мама всё-таки запихнула меня в какую-то дыру. Но это точно не те сестры, у которых была Полли, я помню, как там выглядели палаты.
— Это что, психушка? — остаётся у меня один вопрос.
— Нет, что вы! Ни в коем случае! Это добровольное учреждение для всех, нуждающихся в помощи для борьбы со своими проблемами.
Я кидаю взгляд на решётку на окне и усмехаюсь. «Добровольное».
— И какого рода помощь вы оказываете?
— Преодоление наркотических и прочих зависимостей, конечно же, — обворожительно улыбается Кейт.
Мне страшно любить тебя!
Ведь если мы целое, то полчеловека я.
Я неполноценная!
Ведь если мы целое, то полчеловека я.
Полчеловека я…
День пятый
— Давайте поговорим о вашем окружении, мисс Купер. Кто ваши друзья, есть ли особо близкие люди?
Очередная тупая попытка меня разговорить бесит, вены снова начинают гореть. Раздражённо чешу предплечье, словно пытаюсь разогреть холодную кожу и поплотней кутаюсь в плед.
— Мисс Купер, может, уже начнём беседы? Вы почти неделю здесь, и всё никак не идёте на контакт. — устало качает головой доктор Саммерс, закрывая свой абсолютно пустой блокнот.
— Я хочу свой звонок. — словно заведённая повторяю я сказанную миллион раз за эти дни фразу.
Джагхед. Боже мой, он даже не знает, где я. Сомневаюсь, что мама рассказала ему. Не хочу, чтобы в моём исчезновении он винил себя. Даже если он не играл, и я ему правда больше не нужна — он имеет право знать, что со мной. Джагги найдёт меня, обязательно найдёт и вытащит отсюда.
Воспоминание о нём отзывается ноющим чувством в области сердца. Я не просто скучала, мне казалось, что я парализованный безногий инвалид, неспособный двигаться без опоры. Мне не хватало его до слёз, льющихся каждую ночь в жёсткую подушку. До израненных ногтями рук. До сломанной мебели и исцарапанного лица этой суки сестры Браун.
— Вы же прекрасно знаете ответ. Никаких контактов. Даже с родственниками, по крайней мере, пока ваше состояние не перестанет вызывать опасения рецидива. Вы же помните, в какой степени наркотического опьянения попали сюда?
Соскакиваю со стула, плед падает на пол, упираю руки в его стол, пытаясь сдержать своё бешенство.
— Один. Грёбанный. Звонок.
— Успокойтесь. Это против правил, никаких звонков не будет.
День седьмой
Прохожу мимо процедурного кабинета, оглядываясь, подбираюсь к посту старшей сестры этажа. Пробегаюсь руками по столу, заваленному какими-то рецептами и назначениями, открываю по одному все ящики. Никаких ключей. Даже забытых женских шпилек. Чёрт!
На глаза попадается старый телефон с круглым колёсиком для набора цифр. Такие что, ещё где-то бывают, кроме этого, забытого и Богом, и дьяволом, места? Хватаю трубку, трясущимися от волнения пальцами набираю выжженный в памяти номер.
Гудки резко прерываются, сестра Браун мягко, но настойчиво вырывает из отчаянно сжимающихся рук телефон.
— Мисс Купер, он только для внутренней связи.
Ты в сердце большая дыра, ты боль моя теплая.
Я теперь знаю, — как умирать.
День десятый
Резко просыпаюсь, всё ещё ощущая нежные и сильные руки на своих плечах. Вокруг ночь, она словно выпивает из меня все только что испытанные эмоции, заполняя грудь чернотой. Задыхаюсь от острой боли, пронизывающей всё тело, мне ужасно холодно, горло сжалось. Сворачиваюсь в комочек, поджимая колени к груди, беззвучные слёзы текут по щекам. Воздуха отчаянно не хватает, прикусываю губы, чтобы не закричать. Холодно, как же холодно!
Почему он до сих пор не пришёл, не забрал меня в свои тёплые объятия, не прижал к себе, не прошептал: "Беттс, малышка, я с тобой"?
Просто я, действительно, не нужна ему. Не будет больше этих рук на моём теле. Не будет запаха кофе и мяты. Не будет искрящихся зелёных глаз. Не будет милых кудрей, выбивающихся из-под шапки. Не будет, не будет, не будет…
Из разрывающейся от переполняющей её боли груди вырывается отчаянный стон. Пытаюсь сохранить остатки себя, соединить все рассыпавшиеся осколочки, но они только ранят своими острыми краями.
Ногти впиваются в заботливо перебинтованные Кейт руки. Мне плевать на отсутствие транквилизаторов — верните мне моего Джагхеда Джонса, умоляю…
День тринадцатый
— Итак, мисс Купер…
— Бетти. Просто Бетти.
— Бетти, я готов выслушать вас.
— Вы обещаете, что я выберусь отсюда после окончания курса?
Жду ответ, кусая губы от напряжения. Сколько ещё мне гореть в этом аду?
— Как только я увижу прогресс в вашем состоянии.
— У меня есть прогресс. Мне не нужны никакие таблетки. Я вполне обхожусь без них. Видите, всё в порядке! — растягиваю губы в фальшивой улыбке, боясь, что сухая потрескавшаяся кожа лопнет от натяжения.
— Ваша зависимость куда глубже, чем кажется на первый взгляд. И нам с вами нужно найти её причины, а не просто устранить следствие. — вкрадчиво звучит голос доктора, — Расскажите мне, с чего всё началось.
— С того, что мой папа маньяк-убийца, пытавшийся сделать из меня свою марионетку. — вздыхаю я, поняв, что отсюда выход только один.
Город завяз, в наших следах.
Где мне тогда, — забывать тебя?
Перевернул, пересобрал.
А я идеал, того как терять себя.
День двадцатый
— Расскажите мне о вашем молодом человеке. Джагхед, кажется?
Из чужих уст имя царапает рваную рану на сердце ещё больней. Хмурясь, качаю головой. Я не могу о нём говорить. Что я должна рассказать сейчас? То, что он мне снится каждую ночь или что я вижу его в каждом тёмно-волосом санитаре? Что соскакиваю с кровати по двадцать раз на дню и бегу к окну, потому что мне мерещится гул мотоцикла? Что из этого психотерапевт посчитает нормальным?
— Мисс Купер, это важно. Вы уже стольким со мной поделились. Не нужно всё держать в себе. Открытость, доверие — залог успеха вашего лечения.
— Я не больна! — невольно огрызаюсь я, скорее на автомате.
— Просто признайте, что вам необходима помощь. Расскажите, откуда на вашем теле были все эти синяки и прочие… следы. Джагхед проявлял в отношении вас насильственные действия сексуального характера? — напирает доктор Саммерс.
Встаю со стула и поправляю свой хвостик, не отрывая взгляда от психотерапевта. Медленно обхожу стол, неожиданно и резко бью наотмашь его по нахальной роже, заставляя отшатнутся.
— Санитара! — зовёт он, вскакивая со стула.
— Джагхед единственный человек, которому я была не безразлична! И вы не посмеете обливать его грязью!
Словно «была» тупым раскалённым лезвием втыкается в грудь, когда меня скручивают санитары и вкалывают очередную дозу успокоительного.
День двадцать пятый
— Когда вы стали замечать за собой повышенную агрессию?
— Я не агрессивна. Простите за тот случай, доктор Саммерс. — виновато качаю головой.
— Ваше состояние было связано с Джагхедом. По-прежнему не хотите мне ничего рассказать? Лечение пойдёт значительно быстрей.
— Я не буду о нём говорить, даже если вы закроете меня здесь до конца жизни.
День двадцать девятый
Достаю из ящика стола выданные Кейт листы бумаги и письменные принадлежности. Доктор Саммерс посоветовал завести хобби или вспомнить старые увлечения. Конечно, моим главным увлечением была журналистика. Но о чём можно писать здесь? О пресной каше по утрам или об очередной капельнице? Об окружающих меня психах и наркоманах? Но мне сейчас настолько нечем заняться, что я беру карандаш и рассеянно вожу им по бумаге, вырисовывая какие-то закорючки.
Даже почитать в этой дыре нечего, доступна только Библия. Так и правда с ума съехать не долго. Усмехаюсь коварству доктора: он явно рассчитывает, что если я не хочу говорить, то, может, напишу о Джагхеде.
