Текст книги "Сто тысяч Рю (СИ)"

Автор книги: Towaristsch Mauser

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

А когда Коршун крепко уснул, сытый и удовлетворенный, Рю быстро собрал вещи, стащил старый Димкин автомат, захватил немного еды и отправился в самостоятельное путешествие.

***

После проклятого Коршуна все тело ныло и болело, а запах крови и спермы преследовал неотступно. Больше всего хотелось сейчас лечь и больше не двигаться, отдохнуть в покое и осознать дальше свою жизнь – но какой тут покой, если даже уютное, безопасное депо обернулось такой подставой?

Жизнь была наполнена болью.

Далеко Рю не ушел. Полз осторожно, обходя каждый подозрительный камень, и все равно наткнулся на засаду бандитов. Может быть, те и не заметили бы, но Рю сам себя выдал: – испугался и метнулся в сторону: аккурат в другую засаду! Мутанты, которых он никогда еще не видел, уставились на него непонимающе, забормотали потревожено. А потом сообразив, что еда сама пришла, всей гурьбой метнулись за ним. Рю заорал, потеряв всякую безопасность, рванул назад и вывел мутантов на бандитов.

– Снорки! – заорал один, отстреливаясь, – мужики, блядь, не тормозите!

Началась перестрелка, и Рю, попытавшегося улизнуть, сбил с ног здоровый снорк, уже примерился, чтоб разодрать глотку – и случайная бандитская пуля раскроила голову, прошла навылет. Рю лежал, не пытаясь вставать, закрыл глаза, вознадеявшись, что перестрелка сама собой рассосется, все умрут, а он один останется живой и невредимый. Конечно, не рассосалась: снорков было больше, и вот последний автомат затих невдалеке. Рю прислушался, но больше выстрелов не было слышно. Димкин автомат куда-то сгинул, потерялся в суматохе.

В воздухе звенела тишина. Крупный, шрамастый снорк посмотрел в его сторону. Безошибочно определив по запаху, что Рю живой, он подошел ближе – и стайка потянулась следом.

– Не ешь меня, – криво усмехнулся Рю, – я тощий и вонючий.

Снорк ничего не сказал, подошел ближе, занес когтистую лапу, намереваясь с аппетитом позавтракать. Рю закрыл глаза, не желая видеть эту человекоподобную скотину жуткого вида и отвернулся. Но снорк провел лапой вверх-вниз, потом замер – и обнюхал его с ног до головы.

Рю шумно сглотнул, осторожно посмотрел на снорка. А тот рявкнул что-то своей стайке и отошел в сторону.

И тут началось!

Его повокли, сильно стиснув поперек груди. Ребра заскрипели, готовые треснуть, вдохнуть никак не получалось, и Рю бессильно захрипел. Темнота вмиг поглотила солнце и весь белый свет, свежий воздух сменился затхлым: его швырнули вниз, в колодец, легко, как игрушку. И так же легко поймали там внизу, перехватили и потащили. Поблескивающий от влаги потолок, вымощенный когда-то красным кирпичом, уплывал назад. Широкие советские переходы сменились какой-то сырой норой, пропахшей плесенью, затем – вновь укреплениями из красного кирпича. Оказавшись далеко внизу, снорки угомонились, перешли на небыстрый шаг. Тот, что тащил Рю, ослабил хватку, позволяя глотнуть воздуха. Вот теперь можно было заорать, конечно – но толку не было. Рю продышался, стараясь не принюхиваться – запахи сшибали с ног. Глаза постепенно привыкали к темноте – редкие тусклые лампы освещали просторный зал. Рю пихнул снорка, попытался оттолкнуть его лапу – и неожиданно для себя оказался свободен. Он отбежал на пару шагов, огляделся: потолок уходил ввысь, толстые каменные балки смыкались в единое целое.

Снорки, которые приволокли его, стояли чуть поодаль. Следили внимательно в несколько десятков глаз за толстым стеклом.

– Чего лупитесь! – воскликнул Рю. В горле поселился горький, шершавый ком. Опять остался один, да еще где остался!

– На кой хрен я вам? – спросил он ближайшего снорка, не надеясь, впрочем, на ответ. Снорк зашипел, отскочил от него точно кот. Рю накинулся на другого, но и тот отпрыгнул, не приближаясь.

– Чего лупитесь?! – завопил Рю, шугнул их всех – снорки отпрыгивали, не позволяя прикасаться к себе. Усаживались рядком, как только их оставляли в покое, и с интересом следили.

– Идите нахуй, – пожелал Рю, и, махнув сноркам на прощанье рукой, двинулся в сторону прогала, темневшего в стене. В голове билась одна-единственная мысль: “бежать, пока звери не опомнились”. И пока сам не опомнился, пока страх не воткнул парализующий штык в позвоночник.

Он дошел до прогала, не задумываясь, что дальше, внутри, в непроглядной тьме, можно ли выбраться наверх без оружия. Рю нырнул внутрь, но почувствовал цепкую хватку – когтистая лапа стиснула локоть.

– Пшел нахуй, – внятно сказал Рю, стараясь не глядеть на окровавленные зубы чудовища. Не смотреть в безмозглые, поблескивающие стекла противогаза. Не думать о том, что эта дрянь когда-то могла думать, ходить в школу, любить маму и получать двойки в дневник.

– Стоять, – тихо приказал снорк, а Рю едва не сел там, где стоял.

– Что? – переспросил он пересохшими губами. Буро-зеленый противогаз пошел складками на лбу снорка.

– Стоять, – велел он уверенно, не разжимая хватки.

– Ты что, разумный? – переспросил Рю, не в силах поверить в происходящее, потому что это было гораздо хуже обезображенных свиней и собак. Это же люди…

Снорк не ответил и, воспользовавшись его замешательством, рванул к себе. Потянул, потащил вновь на открытое пространство, и оставил там. Рю перевел дух, сглотнул, каждую секунду ожидая, что снорки как по команде снимут противогазы и сообщат, что он, Рю, прошел медкомиссию и тест на психоустойчивость. Но время шло, а ничего не происходило – снорки молча сидели кружком, не разговаривали и не подавали вида, что они разумные, мыслящие существа.

– Сожрать меня хотите? – спросил Рю, оглядываясь в поисках выхода, – на зиму запасы делаете? Так я не гожусь в запасы, я худой, откормить сложно.

Снорки ничего не сказали в ответ, общаясь между собой жестами. Рю уже отчаялся, но тут зашумело, загудело, снорки заволновались, сбились в кучу. Труба под потолком задрезжала противно, и оттуда вывалилось – вернее, выпрыгнуло, – еще несколько снорков, крупнее и злее на вид. Один из них волок на спине человека, и Рю едва не свалился, заметив, что человеку не хватает головы. Голову тащил другой снорк, стиснув ухо зубами. Рю разглядел черты мертвого, еще розового лица и едва не сблевал там, где стоял – от облегчения, что не знал этого парня.

– Дембельский аккорд! – рявкнул снорк, выпустив голову, подкатил ее лапой к остальным. Стайка принялась обнюхивать добычу, трогать, чертить когтями по мертвому лицу, оставляя глубокие полосы. Рю почувствовал, что у него на затылке волосы дыбом – эти когтистые лапы запросто могли проделать с ним подобное еще заживо. Наконец, тот, что посмелее, откромсал зубами ухо, принялся жевать. Снорк, державший тело, рявкнул что-то насмешливо и ехидно, выругался матом и ускакал в темноту. А тот, что принес голову, остался и уставился на Рю. Нехорошо так уставился, кровавая слюна текла по подбородку, прочерчивала дорожки на грязной коже.

– Пробей талон, – сказал мутант и сделал шаг в его сторону.

– Эй! – поднял ладони Рю, – нет у меня никаких талонов.

– Пробей талон, – повторил снорк невнятно, постепенно приближаясь, – в табеле отбей время прихода.

– Да вы все здесь ебанутые, – выдохнул Рю, сознавая, что еще чуть-чуть, и он лишится чувств. Отступил на шаг, на другой, спрятался за снорка, выгрызающего язык из мертвой головы в диком, кошмарном поцелуе. Но тот, что хотел “талон”, не отступал – двигался следом. Прыгал медленно, переступая длинными лапами. Коснулся, наконец, его бедра и едва слышно зашипел.

– Отвяжись от меня! – воскликнул Рю, зашел в угол и вздрогнул от ужаса, – тебе жратвы что ль мало?!

– Время прихода, – напомнил снорк, не выпуская из угла, но тут вернулся тот, что пришел с добычей: крупный, со шрамом поперек лица, коротким резиновым хоботком. Тот самый, что не растерзал его на Свалке, хотя мог.

Рю заметил его, скорчился в углу, закрыл лицо руками, тихо бормоча, что это нереально, невозможно, просто невозможно. Растрескавшиеся кирпичи впились в спину.

– Стоять! – глухо скомандовал шрамастый снорк, и стайка замерла, только “талонный” теребил Рю, катая его лапой из стороны в сторону.

– Стоять, нахуй, – угрожающе заворчал крупный, тот опять заговорил про “время прихода”, а дальше все случилось так быстро, что Рю едва успел моргнуть. Снорки подрались, без ругани и мата – оба здоровенные, сильные, похожие на угоревших вдвшников под наркотой, вот только все происходило всерьез. Стайка тех, что помельче, расселась кружком, пофыркивая, пища и вскрикивая: наблюдали с интересом. Рю понимал, что сейчас самое время слинять, но страх все же проник в кровь и парализовал, ноги не слушались, руки дрожали. Не глядя на жаркую схватку, он приподнялся, держась за стену и пошел к черному прогалу в стене.

Пахло кровью и злобой, гвалт и вой зрителей перекрикивал шипение, возгласы разносились далеко по подземелью, звенели под потолком.

– Стоять! – раздался вдруг сердитый окрик. И все стихло. Рю рванулся в прогал, чувствуя, как плохо гнутся ноги, как в страшном сне – и не успел. Шрамастый снорк настиг его у выхода, схватил и сжал, угрожая раздавить.

– Пусти… – из последних сил зашептал Рю.

– Ударим количеством по качеству. Даешь ОТК на сто процентов, – предложил снорк, и от этой белиберды Рю окончательно перестал понимать, что происходит. Перестал сопротивляться, потому что чудища, разговаривающие на русском бюрократическом, не укладывались в сознание. А снорк довольно зафырчал и сам потащил его в этот черный прогал.

***

Комната когда-то явно принадлежала начальнику цеха. Плакаты о количестве и качестве висели на стенах, разломанная мебель все еще красовалась внутри, а напротив входа висел график выполнения плана. Если снорки поменьше обитали преимущественно под землей, выходя только на охоту, да и то не всегда, то крупные и агрессивные заняли неплохие места. Как этот кабинет, например.

– Не ешь меня, – тихо попросил Рю, разглядывая снорка. Тот метался по кабинету, перекладывал неуклюжими лапами с место на место кипы полуистлевших бумаг и часто сопел. На плече была свежая рана – видно, получил сейчас в схватке.

– Есть? – спросил снорк, забарабанил по столу, что кролик, а потом с треском выдвинул ящик. Подошел к Рю и протянул ему ладонь, чуть смазав когтями по коже. Рю непонимающе уставился на подарок, оказавшийся окаменелой ириской.

– Есть, – сказал мутант, и это было вполне осмысленно. Рю всхлипнул от плохо сдерживаемых чувств, попытался отодрать фантик, не смог и сунул конфету в рот целиком.

Снорк довольно облизнулся.

– Откармливаешь все-таки, – грустно проговорил Рю, пытаясь рассосать конфету. Снорк оказался у него за плечом вдруг, уткнулся шрамастой мордой в шею. Лизнул, пробуя на вкус.

– Фу! Нельзя! – завопил Рю, похолодев от пальцев до корней волос, но снорка это не остановило. Когтистые лапы содрали брезентуху, разодрали куртку, сорвали ремень. Не успел Рю понять, чем хочет снорк, как тот с силой опрокинул его на пол, на разлетевшиеся веером бумаги, и навис сверху. Рю зажмурился, чтоб не видеть его рядом с собой так близко, но воображение отключить было куда труднее.

– Давай, – сказал снорк, рванул его джинсы, а потом взял ладонь Рю и приложил к собственной ширинке. Рю замер от ужаса, почему-то сознавая, что расстегнуть штаны снорку с такими когтищами весьма непросто. Но зачем ему расстегивать…

– Давай, – нетерпеливо выдохнул снорк и клацнул зубами. И Рю подчинился, вытянул ремень, расстегнул его ширинку, понимая, что небольшому снорку сделать такое гораздо проще. Но зачем…

– Давай, давай, давай, – зарычал снорк нетерпеливо, разодрал его джинсы, оставив кровавые полосы на бедрах. Рю судорожно задышал от боли и, едва не задохнувшись, увидел, что у снорка стоит. Член его был похож на человечий, в общем-то, видимо, это и был самый настоящий человеческий член. Рю не успел охнуть, как его перевернули на живот.

– Нееет! – завопил он, едва не плача. Ну что такое за жизнь?! Проклятый мутант почуял, видно, запах спермы, тянущийся от него, как нитка, прилипшая к одежде. Бессильно крича и вырываясь, Рю поднял взгляд на окно – и заметил сталкера, стоявшего на балконе. Быстро сморгнув несколько раз, он уставился на сталкера в форме долга, это не был обман зрения, это был самый настоящий Коршун!

– Коршун! – Рю вывернулся из-под снорка, запустил пустой чернильницей в стекло, и оно задребезжало, – Коршун!

Тот обернулся, оторвавшись от своего ПДА, и остолбенел, разглядывая открывшуюся картину.

– Ах вот ты где, – пробормотал он едва слышно из-за толстого стекла, – паскуда.

Рю захлестнула горячая, неимоверно горячая волна благодарности. Коршун шел по его следу… Коршун хотел спасти его. Милый, милый, хороший Коршун!

– Помоги! – закричал Рю, – помоги же мне!

– Не слышу, – ухмыльнулся Коршун, пожав плечами и приложил ладонь к уху.

– Помоги! Пожалуйста, спаси меня!

Снорк, недовольный и сердитый, принялся гонять его по кабинету, а Рю метался из стороны в сторону, чтоб не попасть в цепкие лапы.

– Не слышу,– донеслось из-за стекла.

– Коршун, ты самый хороший! Я сделаю все, что ты захочешь! – пообещал Рю, и долговец, наконец, снизошел до его просьб. Разбив прочное, толстенное стекло за несколько ударов, он ворвался внутрь и показал снорку автомат. Не стал стрелять, просто показал, и снорк понял угрозу. Отошел, угрюмый и все еще возбужденный. А потом и вовсе выскользнул за дверь.

– Коршун! – Рю быстро застегнулся и рванулся к долговцу, – ты такой замечательный!

Он обнял его, потерся щекой о его щетину, колючую и жесткую. Стиснул его крепко, сознавая, что обнимает мужика. Настоящего, нормального мужика без хоботка и когтей.

– Ты отведешь меня к себе?

– На Росток? Там территория моего клана, и тебе придется вести себя прилично. Ты в состоянии?

– Да, – пообещал Рю, глядя ему в глаза.

– Ты доволен? – усмехнулся Коршун.

– Да, – проговорил Рю, не отлипая его него. – Хоть девочкой, хоть тушкой, хоть чучелом, но забери меня отсюда.

– Договорились, – тихо сказал Коршун и поворошил его волосы.

***

А далеко на территории Долга, в темном и пустом в это время суток баре, в самом темном и дальнем углу сидел Андрей Витальевич. Голова его была лысой, голой, как ноябрьское поле. Когда-то ведущий менеджер отдела закупок поковырялся зубочисткой в оставшемся десятке зубов и вытащил из кармана фотографию, предусмотрительно обклеенную скотчем. С фотографии на него смотрел младший лейтенант Ветров Р.О., раскосый и темноволосый. Андрей Витальевич усмехнулся: пусть даже попытка забраться поглубже и вывезти побольше закончилась не очень-то хорошо, зато наклюнулось новое дельце, сулившее неплохую прибыль.

Осталось только дождаться появления на Ростке лейтенанта Ветрова – а, судя по собранной информации, это должно было случиться очень и очень скоро.

========== Часть 2 ==========

Над полем жужжал мушиный рассвет. Ржавая трава хрустко ломалась под тяжелой подошвой, пыльные крошки разлетались по земле.

Парило.

– Выеби меня, выеби меня, птица счастья завтрашнего дня! – негромко, но звонко напевал Димка себе под нос, шагая по направлению к депо. Ходка на Свалку оказалась прибыльной, наваристой, риск себя оправдал, и впору было петь про ее благородие, госпожу удачу. Вот только немного изменив слова, потому что в любви Димке не повезло, хоть и привалило в деньгах. Раздумывать над рифмой времени не было: Димка шел, поглядывая на прибор, и кидал впереди себя гайки, не полагаясь на аппаратуру. Только сегодня с утра парень один рассказывал, как легко меняет свое место аномалия без видимых причин – и едва не угодил в антиграв, в точности со своей теорией. По его же теории артефактов на Свалке и перед Выбросом можно найти немало, а конкуренция меньше – вот Димка и подался в экспедицию. Помимо артефактов, им попалось несколько странных трупов. Умерли люди от самой обычной лучевой, вот только одеты они были как-то непривычно и неправильно для Зоны – чересчур легко, однослойно и чисто. Пошмонав по карманам после небольшого колебания, Димка обнаружил водительское удостоверение категории А, затертые бумажки с телефонными номерами и прочий хлам. Среди трупов обнаружилась даже девушка вполне приличного вида с коротким карандашом, заткнутым за ухо. Вот денег ни у кого не оказалось.

– Симпатичная, – сказал Димкин теоретик по кличке Знайка, подойдя поближе.

– А толку, – вздохнул Димка, перестав ворошить трупы. Встал и отвернулся, – и надо вот ей было лазить по этой ржавой херне целый день?

– Тут даже цветы как стеклянные, – сказал Знайка и раздавил ногой ломкий сизый стебель, – пошли отсюда.

И они ушли.

А уже днем, сидя в надежном депо и хлебая нажористый суп, Димка рассказал об этом своим новым знакомцам. И услышал в ответ:

– Каких дураков только не лезет в Зону за рублем.

Димка согласился, невольно прижав к себе рюкзак.

***

Обманчивая тишина Кордона, спокойная, как родное болото, всколыхнулась. Вроде бы никто и не провоцировал военных, дураков не было – а все равно те явились на хутор организованной кодлой, пристрелили тех, кто рыпался, а остальных положили мордой в землю.

Зубило, уткнувшись носом в обломки кирпича, тихо взвыл – опять отхватил по челюсти, на этот раз лишился не только парочки коренных, но и передние выщелкнуло. Вот уже свезло так свезло!

Посмотрели военные на стрижку ежиком, заглянули в морду и поволокли под белы рученьки на КПП. Зубило топал по дороге и матерился сквозь оставшиеся зубы, сплевывал тягучую, вперемешку со слюной кровь. Капли падали в пыль, сворачивались в грязные комочки.

На заставе было оживленно – Зубило и еще троих, молодых и бритых, направили в отдельную комнату для допроса. Обыскали тщательно, обнаружив даже мелкую финку, морду умыли и принялись допрашивать. Зубило отпирался.

– Начальник! – сипло и невнятно бормотал он, – у меня тайник в Зоне! Недалеко отсюда, я тебе покажу…

– Дезертир? – спросил тот, не слушая.

– Тайник! Деньги, хабар кой-какой, все отдам! – гнул свое Зубило, пока не получил по шее.

– Дезертир, значит, – хмыкнул тот, а потом неожиданно сменил тему: – не видел ли ты, дезертир Алексей Петрович восемнадцати полных лет, вот эту личность на Кордоне?

– Вот уж не знаю, – мгновенно смекнул Зубило, уставился на военного щенячьим нагло-просительным взглядом, – а вы назад отпустите, а? Я не дезертир, правда.

– Ты мне условия ставить вздумал? – холодно отозвался тот, убирая фото, – рассказывай, как видел и при каких обстоятельствах.

И Зубило начал нехитрый рассказ, надеясь примерным поведением заслужить помилование, а военные слушали. Кто с интересом, а кто без. Совсем без интереса слушал зубилов треп один молоденький парень, востроглазый и деловой.

– …долговец забрал.

– Точно долговец?

– Ну, – почесал в затылке тот, – да.

– Остальные утверждают, что эта парочка на Янтарь направилась, – зашептал начальству лейтенант, громко и отчетливо.

– Долговец без них ушел, – задумчиво проговорил военный.

– Думаю, – тут Зубило не удержался от широкой ухмылки, – встретились они потом.

И, хоть остальные доложили (а Сидорович подтвердил), что двое ушли на Янтарь, рассказ Зубила повлиял на то, что отряд военных выдвинулся в сторону депо. Востроглазый парень, шустрый, как ласка, на Заставе не остался.

***

На подходе к Ростку решимости у Рю поубавилось. Да и радость от чудесного спасения слегка притупилась, потому как хоть Коршун и был, несомненно, лучше снорка, но все равно оставался Коршуном. Рю, невольно размышляющий о предстоящем приеме в вотчине Долга, уткнулся взглядом в землю и принялся спотыкаться на каждом втором шагу.

– Ты чего? – резко спросил Коршун, – ходить разучился?

– Устал, – вздохнул тот.

– В гробу отдохнешь, – буркнул Коршун, – Зона тебя в него живо уложит.

– Ладно, – сказал Рю, потопал за ним след в след, стараясь не спотыкаться. О чем думал Коршун? Чего хотел? По черно-красной спине ничего невозможно было понять.

Они шли не так уж издалека, но любое расстояние в Зоне можно было легко умножать на три, а то и на пять: там, где Рю прошелся бы, не заморачиваясь, Коршун замирал, пытливо исследовал местность. И прищелкивал языком, провожая каждую прощально сверкнувшую в аномалии гайку. Одна такая сверкнула, отскочив от земли, как от тугого батута, и нерасторопный, усталый Рю словил ее лицом.

– Чего рот раззявил?!

– Я ж не знал, что она так…

– Глаза целы?

– Да, – Рю осторожно ощупал скулу, и наливающийся синяк, черт его знает какой по счету за эти дни.

– Это радует, – скупо заметил Коршун, – зачем ты мне без глаза.

Рю изменился в лице, поспешил за ним. От холодно брошенной фразы сердце ухнуло куда-то в пятки – неужели он нужен Коршуну только на пару раз?

Не могло такого быть… А, может, и могло. Рю не рискнул обогнать Коршуна и спросить об этом прямо. Страшно было лишний раз дергать долговца, а потом – вдруг как скажет правду? Что с этим делать? Нет, лучше уж вовсе не задумываться.

Долговец, меж тем, был неутомим и явно желал попасть на Росток до заката. Поспевать за ним было сложно, и теперь Рю понимал, почему Димка вчера так тяжело дышал и ругался – усталость выматывала, а второе дыхание никак не желало открываться. В левую кроссовку набилась пыль и камушки, больно коловшие при ходьбе.

– Прости, – выдохнул Рю, опасливо положил ладонь ему сзади на плечо, – а мы отдыхать совсем не будем? Я выдохся весь, и кроссовка каши просит.

Коршун развернулся к нему и смерил тяжелым взглядом.

– Я не стану сбегать, – зачем-то пообещал Рю, хотя его никто не спрашивал, – и дам все, что ты захочешь.

Коршун потянул вниз запыленную маску, и Рю похолодел при одной мысли о том, что долговец потребует этого здесь, в пыльной пустоши, среди кривых и редких кустов.

– Коршун… – проговорил Рю, разглядывая его. Коснулся уголка широких, красивых, в общем-то, губ, погладил, провел пальцем по черным усам. Коршун перехватил его руку, потер щетину и вздохнул.

– Потерпи, – сказал он, притянул к себе, – на Ростке все будет.

Рю едва сдержался, чтоб не заорать, мол, и без тебя понятно, что все будет, не больно-то и хочется. Но речь не о траханье, а об усталости!

– Может, привал? – скрывая чувства, мягко улыбнулся Рю.

– Нельзя привал, – отрезал Коршун, опустился вдруг на колено перед ним, чашечка брони скрипнула о камень. Рю заморгал непонимающе, а тот, достав плотный скотч, взял и обмотал рваный кроссовок несколько раз, плотно и крепко. И второй обмотал, для верности. Рю, стоя на одной ноге, уперся ему пальцами в плечо и против воли улыбнулся. Нет, все-таки в Коршуне было что-то хорошее.

– Выброс на носу, – пояснил тот, выпрямляясь.

– Спасибо, – сказал Рю, – а что такое Выброс?

– Это как взрыв на атомной станции. Только немножно иначе. Всем, кто не спрятался – пизда.

– Пизда? – не понял Рю.

– Мохнатая такая прибежит, на ножках, – плоско пошутил Коршун. – Если без шуток, то пиздец всему живому, кроме монстров.

Рю сдержанно вздохнул, посмотрел на Коршуна. А тот, превратно истолковав его взгляд, подхватил его на руки вдруг.

– Эй, – осторожно спросил Рю, – ты чего?

– Сейчас пройдем здесь, – отмахнулся тот, перекинул Рю через плечо, – и потом выпущу.

И понес его, тихо, сдержанно выдыхая сквозь зубы.

Ехать, упираясь животом в пластины брони, было не то, что приятно, но все же лучше, чем на своих двоих. Рю преисполнился благодарности и решил не противиться судьбе.

***

Через час Коршун выпустил его из рук, отряхнул и осмотрел придирчиво. Рю почувствовал себя как перед смотром, вытянулся невольно по стойке смирно и покосился на долговца.

– Позор, конечно, – пробормотал тот себе под нос, – ржать начнут, наверное.

– Чего позор?

– Ты, – Коршун и в этот раз не отличился деликатностью.

– Почему это я позор? – Рю потер лицо, собрал волосы в высокий хвост. – Или у вас там тоже противопидорские законы? Мне под бабу закосить?

– Нет у нас там таких законов, ебись с кем хочешь, только не афишируй. А блядей на Ростке и не бывает. Кому надо – на Кордон ходят.

– Бедняги, столько топать!

– Вот народ и не топает, – криво усмехнулся Коршун, – но все молчат. Никто ничего. А тут ты.

– Я? – Рю вздохнул, – дался я вам.

– Дался, – ухмыльнулся Коршун и по-хозяйски ущипнул за зад, – отгоняй теперь от тебя… Значит, слушай: от меня ни на шаг, лишнего не говори, и вообще ничего не говори. И не делай, пока я не скажу.

Рю скривился, а потом кисло отдал честь. Коршуна это удовлетворило, и он бодро потопал в сторону завода.

На КПП уже засекли их, но приказов остановиться не было: снайперы дали отмашку, мол, свои.

И Коршун прошел мимо небольшой очереди из сталкеров, меланхолично куривших у входа. Пролез через импровизированное ограждение, протащив за собой Рю. За руку втащил, хорошо хоть не за шкирку. Это было обидно и слегка унизительно.

– Коршун явился, – сказал часовой, осматривая его и Рю, – говорят, ты шухер на Кордоне навел.

– Прям шухер, – отрезал тот.

– А это кто?

– Это со мной.

Часовые внимательно оглядели Рю, но обхлопывать и обыскивать не стали. Рю отвернулся. Со стороны дороги к Ростку топало еще двое сталкеров в обычном брезенте и камуфле.

– Сегодня в нашем баре аншлаг, – хохотнул часовой, – Выброс называется. Твоему другу на сколько пропуск-то выписывать?

– Сам выведу, – пообещал Коршун. Рю с трудом сдерживал желание спрятаться за его спину, уж больно много человек его рассматривало – и все в броне и при оружии.

– Ты только не забудь, – сказал парень, тершийся рядом с часовыми, – что после Выброса ты наш.

– Я в курсе, Хорь, – сказал Коршун и хлопнул его по плечу. – Все, как обычно.

– А насчет друга ты с Ворониным поговори, – донеслось с вышки, – у нас тут туго.

– Посмотрим, – отрезал Коршун, неприятно изменившись в лице, – рано еще говорить.

– А почему туго? – встрял в разговор Рю, оглядывая долговцев – на фоне обычных снайперов они казались похожими на толстых больших рыжих муравьев среди черных.

– Потому что у всех отмазки каждый раз, вот почему, – заворчал часовой, но Коршун прервал его:

– Кончай базарить. Мне еще бронь чинить, чтоб до конца Выброса успеть. До скорого.

– До скорого, – отозвались скучающе парни, и Рю, скороговоркой попрощавшись с ними, побежал вслед за Коршуном.

Тот шел мимо бесконечно облезлых построек куда-то в цеха, спустился вниз по лестнице с вымытой из бетона арматурой, потопал по коридору, лязгая по стальным плиткам.

– А вы тут по очереди дежурите? – догнал его Рю, наконец, – всегда? Как на Кордоне?

– На Кордоне! – презрительно фыркнул Коршун, не обернувшись, – на Кордоне вшей своих не заметят, не то что кого еще. Здесь по очереди дежурим и на проходном пункте, и на территории завода, и квадами в разведку ходим. И за хабаром тоже – с квадом. Строгость и порядок.

– А почему ты один на Кордон пошел? – спросил Рю, поглядывая в сторону одинаковых дверей в сине-облупленной стене.

– Потому что это мое личное дело, – Коршун остановился напротив одной из них, и Рю едва не вписался в него, – в сортир я тоже отрядом не хожу.

– Значит, по личным делам можно одному?

– Нет, не можно, – Коршун распахнул дверь и затолкал его внутрь. – Квад потому и крут, потому что четверо хороших мужиков с хорошим оружием. И подумаешь дважды, а то и трижды, прежде, чем на Долг лезть. И часто, когда одиночкой ходишь, репутация Долга тебя хранит.

– А ты часто ходишь одиночкой?

– Я хожу. Но такое редко кому с рук спускают. – ухмыльнулся тот.

Рю замер на пороге, осматривая совсем небольшое помещение – с двухярусной кроватью, тумбочкой в углу, потертым рюкзаком и колченогим стулом. Все это, облезлое и страшноватое, было чистым, вещи аккуратно уложены, от чего у Рю слегка поехала крыша.

– Ты чего? – не слишком приветливо улыбнулся Коршун, – проходи, располагайся.

– Мннн… – протянул тот негромко, разглядывая ровную стопку книг на тумбочке и настольную лампу.

– Что?

– Тут везде такое страшное говно, – признался Рю, – а у тебя порядок.

– Есть такое дело. Проходи, садись, – Коршун подошел к двери, – я скоро.

И, не дав Рю ничего произнести, он вышел прочь. Ключ провернулся в замке, и шаги быстро стихли.

Рю неуверенно прошел по комнате, присел на застеленную сине-белым колючим пледом кровать. И, чтоб отвлечься от тягостных мыслей, взял верхнюю книжку, оказавшуюся “Солярисом”. Рю как-то раз смотрел это кино по рекомендации. Товарищ полковник обещал охуенное, небывалое какое-то зрелище, а Рю ничего не понял из всей этой занудной тягомотины, запомнив только голый зад известного голливудского актера. Следующая книжка была с яркой космической радугой на обложке и кратким названием “Теория струн”. Открыв ее на аккуратно заложенной странице, Рю начал читать, но вскоре ощутил, что книга просто-напросто трахает его в мозг. Причем не просто трахает, а грубо насилует. Отложив книгу в сторону, он улегся лицом на руки. Никаких книг. Хватало и самого Коршуна.

Тот явился достаточно быстро – в чистой, свежей одежде. Гладко выбритый, в черной облегающей водолазке он выглядел моложе и худее, но от него разило такой готовностью к сексу, что хотелось уползти и спрятаться.

– Снимай свои опорки, – ухмыльнулся Коршун и поставил на пол почти новые берцы. – И пошли мыться, пока вода есть.

– Тут даже вода есть?

– За деньги все есть. Идем.

И Рю пошел, невольно прячась за Коршуном, боялся, что у него на лбу написано, что он идет мыться перед поебкой, и от этого было так стыдно, как никогда в жизни.

В прошлой жизни он даже завидовал порой тем девушкам, которых берег: были, конечно, дуры, наивные, просто неприспособленные, но некоторые умудрялись шикарно жить, не делая ничего. Рю, каждый раз отмораживая себе ноги, яйца и сопли в носу, думал о том, что кто-то сейчас сладко трахается в тепле, получая за это деньги.

Из ржавого крана текла вода. Смотреть на нее было не менее страшно, чем на кабинку с растрескавшейся плиткой, на разбитый кафель и черно-зеленый сток в полу. Рю мылся, стоя в кроссовках, закрыв глаза. Сейчас бы лучше обратно, на перекресток. В машину, достать термос с кофе и включить хорошую музыку. Наверное, девки, которые выскакивали потом из машин и бежали на точку, тоже завидовали ему: сидит, нихуя не делает, и получает за это честно оттраханные ими деньги.

– Ты где витаешь? – спросил Коршун, стороживший у кабинки.

– Я сейчас. Там много народа?

– Да нет никого, ты один. Сейчас Выброс будет, какое тут мытье.

Рю охнул, закрутив кран, наскоро вытерся и влез кое-как в выданные Коршуном шмотки. Одежда липла к распаренному телу.

– Хорошо-о! – выдохнул Коршун, проходясь между кабинок, – вымоешься, и сразу жить легче. Баня – единственное, чего мне не хватает здесь.

– А остального хватает? – едко отозвался Рю, выходя наружу.

– Остального, – нарочито хрипло отозвался Коршун, ухватил его за руку, – за глаза.

И поволок к себе, крепко стискивая запястье. Рю едва поспевал за ним. Не успел даже удовольствия от душа получить, хотя не мылся хорошо и спокойно уже три месяца.