Текст книги "Mitfahrgelegenheit (СИ)"
Автор книги: Topsyatina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Назад
Том проснулся в десять часов, и ему сразу захотелось умереть. Он закряхтел, пряча глаза от настырных солнечных лучей.
– Доброе утро, солнышко! – пропел Рик. – Твой завтрак!
Он протягивал стакан воды с шипящей таблеткой внутри. Класс! Парень чуть не взвыл. Вчерашний вечер казался каким-то бредовым сном. Последнее воспоминание перед мешаниной было то, как он просовывал лимонную дольку в рот Билла, целуясь с ним. Потом какая-то каша из музыки, чужого дыхания, запаха кожи и текилы. А затем он идёт сквозь весь клуб на выход под Дэвида Боуи.
Рик подал ему уже прикуренную сигарету, поставив на подушку пепельницу, и пошёл открывать окно. Том затянулся, приложив к виску пепельницу. Стучало, будто мозги решили устроить пати.
– Как ты мог допустить, чтобы я так нажрался? – с укором.
– Между прочим, – одноклассник сел на кресло, – я сам был бухой. И я тебе не мама, чтобы следить. Ты что, совсем ничего не помнишь?
Томас пересказал свои воспоминания, даже попытавшись расчленить ту кашу, которая всё ещё кипела в голове, на что Рик просто сидел и ржал.
– Я не знаю, что вы с Биллом делали, но помню, как он буквально на тебе танцевал, пока ты держал его навесу. А потом вы ушли. Мы все заказали такси, и перед уходом Луи сказал, что они с Сандрой Билла буквально отрывали от тебя в тёмном коридоре. Целомудрием там и не пахло, по их словам. Вы там не целовались, мой друг.
Рик повёл бровями. Том махнул на него рукой, вновь затянувшись. Воспоминания постепенно восстанавливались. Господи, да он вчера стоял на обдроченном полу, на коленях, и сосал член, облизывая мошонку. Какой кошмар! Значит, был совсем невменяемый. Том очень редко разрушал свою зону комфорта, будучи отчасти брезгливым человеком. Он шумно выдохнул, немного выпив лечебной отравы. Винсент будто бы выплыл из кухни, неся ему на подносе чашку кофе и омлет. Они с любовником смотрели на него волком, дожидаясь пикантных подробностей. Томасу скрывать от друзей было нечего, тем более Рик был той ещё пиявкой. Наверное, он даже как-то допускал мысль, что его друг ханжа или даже асексуален. А Тому, скорее всего, было не до того.
Они его выслушали и оба замолчали.
– Что ты будешь делать? – спросил Вин, почёсывая нос.
– А что я должен?
– Ну, – Рик развёл руками, – например, сказать Биллу, что он тебе нравится, и ты не против продолжить с ним общение. В любых формах… и позах.
И заржал. Том закатил глаза.
– Мы сегодня поедем обратно, времени достаточно, чтобы прозондировать почву. Он тоже был пьян. Вы прекрасно знаете, что я не из тех, кто любит быстрый секс и одноразовые отношения, и хотелось бы быть аккуратнее. Не торопиться, что ли. Не уверен, что ему я нравлюсь настолько же сильно, как он мне.
– Ты не видел, – Винсент улыбнулся очень мягко и чувственно. Томас обожал этот его взгляд, эту улыбку. Будто тебя обволакивают туманом, сотканным из любви и нежности. Обворожительный, – как он смотрел на тебя. Поверь, ты ему ОЧЕНЬ нравишься!
– Так, – Рик хлопнул себя по коленям, – пора собираться. Тебе выезжать без пятнадцати двенадцать! Доедай омлет и вали в душ!
– Слушаюсь, мамочка, – задиристо.
Пока Том мылся, Вин сделал ему в дорогу бутерброды, на всякий случай положив и для Билла, запихнул две шоколадки и влажные салфетки. Бутылку воды Том купит себе на вокзале сам. Рик же собрал его сумку, сунув туда свою футболку (на память) с лейблом Макдональдса, в которой друг был вчера. Когда он вышел из душа, оделся и был в принципе готов, все сели на кухне, выпив ещё кофе и обсуждая приезд Винсента и Рика в Берлин. Всё-таки, родители живут в столице и надо время от времени их навещать. У Винсента вообще всё было здорово. Он единственный ребёнок, у семьи хороший доход, так как оба родителя адвокаты. У них дом в черте Берлина, с гаражом и бассейном. И этот избалованный мальчик предпочёл небольшую квартирку у Рейна с бойфрендом, где сам с удовольствием убирается, стирает обоим вещи и готовит, как настоящий кулинар. У Рика ситуация иная. Помимо него в семье ещё двое. Брат и сестра. Родители без энтузиазма приняли новость о том, что их старший сын – гей. А уж когда он собрал чемодан и сказал, что рвёт когти в Кёльн со своим блондином, так вообще обалдели. Но расстояние примиряет. Все скучали друг по другу, и для Рика было идеальным навещать родню раз в год, а иначе он сходил с ума и рвал на себе волосы от бешенства. Томас с удовольствием принимал его у себя, так как в дом родителей Вина одноклассник категорически ехать не хотел. А теперь, когда Том снял квартиру побольше, они могут без проблем приехать к нему хоть на месяц. Условились, что к сентябрю точно прискачут в Берлин. Том пообещал к тому времени купить хороший диван, который будет раскладываться (сейчас у него был одноместный). Он улыбнулся, представив, как Винсент, увидев его квартиру впервые, начнёт тарахтеть и займётся отделкой. Ненужные рамочки, какие-то занавески дурацкие, полотенца и тут, и там, фигульки различные на стены. Но, если честно, такой, можно сказать, нежной, почти женской руки, ему и не хватало. Порой он думал, что живёт в больничной палате.
Все засобирались. Том убрал сумку в багажник, вместе с пакетом, который предназначался семье Рика, врубив зажигание, решив попрощаться на улице с друзьями. Винсент обнимал его дольше любовника. Все знали, что он питает к Тому какую-то свою, особую нежность, странную. Главное, Рик не ревновал своего парня к однокласснику.
– Приезжай к нам, чтоб остаться дольше. На недельку, м? – Вин улыбнулся, обняв себя за плечи. – Или отпуск?
– Нет уж, в этот раз в отпуск я с вами не поеду.
– А мы понадеемся, что к тому моменту у тебя уже будет Билл, – подмигнул Рик, обнимая друга.
Они перекинулись напутствующими пожеланиями, чтобы Том не гнал, следил за дорогой, и если вдруг на автобане Билл будет делать ему минет, глаза он не закрывал. Все хохотнули. В последний раз махнув рукой, Том запрыгнул в Ауди и газанул в сторону главного вокзала.
Семья Штольц его уже ожидала. Он еле-еле сдержал стон разочарования, так как хотел успеть купить кофе и воды. Вот ведь блин!
– Здравствуйте, Томас, да? – мужчина пожал ему руку. – Кристоф.
– Приятно познакомиться.
– Я Ульрика, – представилась женщина и указала на дочь, – а это Маргарета.
– Можно Марго, – скромно добавила та.
Том всем улыбнулся, открыл багажник и попросил их положить вещи внутрь. Семья долго обсуждала, что взять в салон, а что не понадобится. Поэтому у рюкзаков начали открываться карманы, доставаться бутылки, книги, плеер для ребёнка, и всё это происходило так медленно. Том закурил, стоя рядом с машиной, меланхолично наблюдая за этими манипуляциями. Было уже без пяти двенадцать, а Билл ещё не явился. Архитектор посмотрел в сторону входа, но там тёрлась какая-то компания подростков, парочка сидела, деля купленные снеки из Макдональдса, и стоял какой-то блондин с двумя одноразовыми стаканчиками. Том зажал сигарету меж зубов и выудил из кармана свой айфон. Но он не успел даже нажать на номер, как заметил, что тот самый блондин шёл к нему навстречу. Он выглядел довольно уверенно, поэтому парень смутился. Может, какой-то знакомый со вчерашней вечеринки? Юноша подошёл вплотную и дотронулся своей щекой до щеки Тома, улыбаясь. Лишь мимолётно был узнаваем запах тела.
– Доброе утро!
– Билл?! Что с твоими волосами?
Парень был неузнаваем. На нём были очки на пол-лица и белые, просто ядерно-светлые волосы. Он хохотнул, передав стакан.
– Знал, что ты забудешь купить, поэтому купил сам.
Том довольно кивнул, поняв, что в стакане кофе.
– Ты же в прошлый раз тоже не купил, – упомянул тот, видя вопросительный взгляд. – Я в машине расскажу, – заверил Билл, поправив прядь теперь уже светлых волос.
Он познакомился с попутчиками, всем радостно улыбнувшись, как и в предыдущий раз поставил рюкзак в ногах и сел впереди. Они пристегнули ремни безопасности, и Том вырулил с парковки.
*– остров в Балтийском море, один из лучших морских курортов в Германии.
Рейн блестел от падающих на него лучей солнца. День был чудесный. Не слишком жарко, приятный ветерок. Ауди ехала по набережной, быстро удаляясь от центра Кёльна. Билл молчал. Том тоже смотрел ровно перед собой, не зная, что сказать, с чего начать разговор. Штольцы ехали до Ганновера, и навигатор показывал двести девяносто километров. Не хотелось бы, чтобы они всё это время молчали.
– Так что с твоими волосами? – не выдержал Том, на мгновение посмотрев на Билла, сразу отвернувшись.
– А, – тот будто бы проснулся, – это длинная история.
– Так мы и не торопимся.
Парень снял очки, убрав их в карман рюкзака. Наверное, он смутился, хотя вопрос был довольно простым. Билл посмотрел в зеркало заднего вида, а потом повернулся к митфарерам. Кристоф полулежал, откинувшись. Казалось, дремал. Марго слушала музыку, а её мама читала книгу.
– Дело было пару лет назад, тоже на параде, – на этих словах Билла Том напрягся, но кивнул, давая понять, что слушает, потому что тот говорил предельно тихо, надо было собраться. – Я говорил, что часто там бываю, да?
– Да, – тоже шепотом.
– А, ну вот, – продолжил тот, – партия, как всегда, устроила вечеринку, я выступал на ней. Ну, меня склеил один парень. А, забыл упомянуть, у нас с чуваками традиция есть, мы постоянно собираемся у Карла дома, тусим, если можно так сказать, хотя на деле просто отсыпаемся. И вот, он за мной ходил на вечеринке хвостом, угощал напитками там, знаешь, и постоянно говорил, что я ему понравился, и голос у меня распрекрасный, и внешне я очень даже ничего. За всем этим наблюдали Сандра, Луи и Кирилл, его не было в этот раз, мама болеет, хотя мы дружим неплохо. Он самый больной из нашей компании, балагур. И вот, этот парень, блин, даже не помню, как его звали, всячески начал мне намекать на интим, тёмную комнату, такси и номер в отеле. А меня прямо воротить стало. Кирилл тогда обозвал меня неженкой и вредной ханжой, прикинь? – Билл повернулся к Тому и состроил удивлённую физиономию. – Я чуть не описался от возмущения! – Архитектор хохотнул. – И они ждали, что я поддамся на уговоры, понимаешь, я же ведь один по жизни, многими не понятый, и отношения как-то не задавались по-нормальному, а тут, ну, – он всплеснул руками, – реальный шанс подцепить кого-то, хотя бы просто разрядиться. – Водитель кивнул в знак того, что понимает. – И они прямо ждали, что я запрыгну этому хмырю на плечи и уеду на такси, хотя, повторюсь, у нас есть традиция тусоваться у Карла. Мы всегда возвращались вместе к нему домой, даже если кто-то подцепил себе пару. У него дом большой, укромный угол найдётся. – Билл, казалось, даже приуныл. – И я отказал ему, сказав, что такого рода секс не для меня. А эти дебилы потом обвинили меня в нерешительности, излишней скромности, что я весь такой сахарный, и не могу рискнуть. Не умею быть спонтанным. Я? Тот, кто за день до парада принимает решение поехать на него на последние деньги? Пфффф, – Билл вновь всплеснул руками. – Конечно, с возрастом я стал менее спонтанен, но черта такая во мне есть...
– То есть, – Том ухмыльнулся, – если я предложу тебе сейчас рвануть на Рюген*, ты согласишься?
– Прямо сейчас?
– Да, сегодня же, в чём есть, не заезжая домой, прямиком туда?
– Ну, – Билл смутился, – чёрт...
– Спонтанен он, – с сарказмом, – как же.
– Ой, тебе завтра на работу, а у меня репетиторство.
– Я могу немедленно позвонить боссу и сказать, что машина заглохла, ремонт займёт два дня, без неё из Кёльна не уеду. Он знает, куда я собирался ехать. Так что, без проблем.
Билл улыбнулся.
– Ладно, – сдался Том, – продолжай.
– Они взяли меня на слабо. Раз я такой дерзкий, то в следующий раз должен склеить парня, а они скинутся и подарят мне планшет, а если нет, то выкрасят волосы в безумный цвет, и я ничего не смогу сделать. Или, – он поднял палец, – я признаюсь в своей стеснительности, подтвердив их мнение насчёт зажатости и страха. Я согласился, но на следующий год правила поменялись, так как я никого не склеил, признался в том, что, в принципе, действительно зажатый, как бы мне противно и не было это осознавать. Потому что, они всё-таки правы. Поэтому правила поменялись ровно наоборот.
– И что, они тебе каждый год планшеты дарят за твоё монашество?
– Нет, один подарили. Взяли на слабо, чтобы я и дальше своё слово держал. Условия были такие, что мы дождёмся реванша, ведь когда-нибудь и я согрешу, отступлюсь, перейдя преграду неуверенности. А волосы мои им, кажись, покоя не давали. Ну и вчера, – Билл запнулся, – мы приехали к Карлу, хотя он работал до шести. Луи и Сандра победоносно рычали, высветляя мне волосы, а я покорно сидел.
– У них что, и краски были?
– Каждый год обновляют. Типа знаешь, им всегда хотелось увидеть меня блондином, но я не давался.
– Ясно.
Добавить было нечего. Билл попросил рассказать, как Том простился с друзьями, о чём они говорили с утра. Архитектор пересказал беседу, которая шла об их приезде в Берлин и покупке нового дивана в квартиру Тома. Билл кивнул. Разговор не клеился. Томас тоже замолчал. Он думал над тем, что рассказал ему парень. Странный спор. Но ещё больше удивил тот факт, что Билл на таких вечеринках держал себя в руках, и по его словам был довольно зажат, не мог или не хотел раскрепощаться. И может ли думать Том, что он особенный? Раз Билл вчера нарушил своё правило, отчего пострадали волосы. И стоило ли это того? Томас очень хотел знать, жалеет он или нет.
– Знаешь, непривычно видеть тебя с таким цветом, но тебе даже идёт, – сказал Том честно. – Светлые волосы тебя не портят.
– Спасибо, я сам сперва сомневался предполагал, что буду уродом, но утром как-то смирился, что ли, – он выдохнул. – Похожу так до начала уроков, а потом перекрашусь. Боюсь, в школе меня могут не понять.
– Это да, – Том не стал спорить.
Опять повисло молчание. Зазвонил телефон. Это был Рик. Томас закатил глаза, брать трубку он не хотел.
– Хочешь, я могу ответить? Вдруг что-то важное? – спросил Билл.
Архитектор думал секунд пять, но всё-таки решился, передав телефон собеседнику.
– Да, привет, Рик, это Билл. Мы едем, Том не может подойти, – кивнул. – Ага, хорошо. Ок, – Билл смотрел на дорогу и слушал, что говорит ему Рик. – Понял, да. А что? – он улыбнулся. Том в этот момент начал молиться, хоть бы одноклассник ничего не взболтнул. – Хорошо, могу оставить свою почту, – молчание. – А, ты так думаешь или знаешь точно? Почему же? – Билл коротко посмотрел на Тома, улыбаясь. Тот готов был выброситься из машины вон. – Ага. Ну что ж, я учту. Правда, не шучу. Я серьёзен, – и вновь улыбнулся. – Если хочешь, я могу взять твой номер у Тома и позвонить тебе в свободное время, можем обсудить всё подробнее. Ага, спасибо! Ну, пока, – и парень скинул звонок.
– Надеюсь, он ничего лишнего не взболтнул? – с надеждой спросил водитель.
– О чём ты? – лукаво. – Нет, всё в рамках разумного. Сказал, что у него есть фотографии с парада, в том числе и мои. Готов скинуть их, если они мне нужны.
Том еле сдержал выдох облегчения.
– А ещё, – начал тот задорно и вновь шепотом, – он сказал, что я нравлюсь тебе, но ты ни за что на свете не признаешься в симпатии первый.
Томас чуть не вжал педаль тормоза в пол. Он смотрел ровно перед собой, не поворачиваясь в сторону парня. Вновь повисло молчание.
– Это взаимно, – очень тихо, со смешком.
Парень не понял, серьёзно ли это Билл сказал, или просто, чтобы не молчать. Хотя сложно сосать у кого-то член, не испытывая к нему ровным счётом ничего. Должна же быть хотя бы малейшая симпатия. Ну или просто люди совсем очерствели, а Том относится к другой категории. В своей внешней привлекательности он не сомневался, но этого всё-таки маловато.
Марго захотела в туалет. Том припарковался рядом с заправкой, выйдя из машины. Он достал с любовью сделанный Вином бутерброд, взял бутылку колы, которая так и стояла в подстаканнике, и сел на бордюр, рядом с авто. Штольцы и Билл пошли в магазин. Кто решил перекусить, кто в туалет. Кристоф с новоиспечённым блондином разговорились. Том следил за ними сквозь солнцезащитные очки, съев бутерброд, закурил, перед этим посмотрев по сторонам. Хоть эта и была парковка заправки, к курящим тут относятся не доброжелательно. До Ганновера оставалось меньше ста пятидесяти километров. Томас потёр глаза. Голова хоть и не болела, но неловкость в обществе Билла присутствовала, хотя ещё двенадцать часов назад все грани между ними были стёрты. Не так он себе представлял эту поездку.
*– только на четырёх языках мира он звучит как «Магический куб/венгерский куб», по-немецки будет Цаубавюфель – Zauberwürfel
Первые двадцать минут после остановки Кристоф продолжил разговаривать с Биллом. Они обсуждали нынешнюю систему образования, так как Штольц работал в колледже. Том слушал, не встревая. Он попивал время от времени кофе, следя за дорогой, стараясь ни о чём не думать, но мысли упорно скатывались в одну яму: вчерашний вечер... и как ему действовать дальше? Конечно, было бы намного проще, живи они в одном городе. Ну или хотя бы не так далеко. А если подумать, то парню почти нечего предложить блондину. Они не смогут постоянно ездить друг к другу, устанут, а просить, чтобы кто-то из них жертвовал работой и домом ради этих отношений... Том мысленно дал себе по лбу. Зачем он думает об этом? Здесь нужны двое, и для начала надо бы понять, могут быть эти самые отношения вообще. Почему так случается: люди нравятся друг другу, но стоит им задуматься о морали (ну или протрезветь), как всё сыпется к чёрту? Почему люди такие сложные? Почему он сам накручивает себя почти что на пустом месте?
Водитель немного заскучал, поэтому спросил разрешения включить радио, никому ли оно не помешает. Мысли отчего-то вернулись к чертежам, в бюро, где его ждали тысячи рулонов бумаги, требуя доработки. Надо бы ещё заскочить к семье Рика, отдать переданные им подарки из Кёльна. Не забыть бы. И купить сигарет завтра утром перед работой, а то осталась только одна пачка. Вдруг заиграла Леди Гага «Born This Way», поэтому мысли резко скакнули обратно, во вчерашний вечер. Воспоминания поцелуев, танцев, запаха кожи. Том коротко посмотрел на Билла, который уже сидел ровно, не разговаривая ни с кем, смотря в окно. Вчера им ничего не мешало сидеть рядом, целовать друг друга, в танце прижиматься, а сейчас словно протянута металлическая проволока под напряжением.
– Почему кубик Рубика*? – спросил Билл, повернувшись к водителю.
– Что, прости? – Том не ожидал вопроса.
– Твоё тату, почему именно кубик Рубика?
– Это самая известная головоломка, где надо лишь знать систему ходов, при которых собираются цвета. И, естественно, как любая головоломка, кубик требует логического подхода. Я сделал его на первом курсе, в знак того, чтобы меня никогда не покидала логика, здравый смысл, собранность в принятии решений. Знаешь, голову всегда надо оставлять холодной, даже если всё остальное в агонии.
– Интересно.
– А ты почему пятна сделал?
– Да просто понравились. Хотелось только цветами разнообразить, поэтому получились такие пёстрые. Там есть зелёный, синий, жёлтый, красный и коричневый.
– Дорого коррекция стоит?
– Да, не мало.
Разговор вновь затух. На горизонте уже маячил Ганновер. Может быть, когда Штольцы выйдут из машины, и они останутся вдвоём, будет легче?
/2
Кристоф попросил высадить их у станции С-Бана Нордштадт, во-первых, и им удобно, до дома на автобусе всего семь минут, и Тому через весь город на автобан не возвращаться. Ауди остановилась. Вещи из багажника доставались медленно, и деньги из дамской сумки тоже. У Томаса уже руки чесались запрыгнуть обратно и угнать с Биллом прочь. Штольцы поблагодарили его, отдали деньги и пошли на остановку. Архитектор вернулся за руль и поехал в сторону автобана. Билл молчал. Ничего не изменилось.
– Что-то не так?
– С чего ты взял? – блондин повернулся к водителю.
– Потому что ты молчишь. Мне кажется, тебя что-то гложет, и, если честно, это напрягает.
– Да я не знаю даже. Это были классные выходные, а сейчас я возвращаюсь в рутину, от которой меня уже тошнит. Но понимаю, что никуда не денусь от этого. Завтра у меня весь день забит, и, возможно, некогда будет думать даже.
– Я завтра тоже в запаре, – молчание. – Расскажи мне про свои песни.
– Какие? – Билл насторожился.
– Которые ты пел вчера.
– Ну, они все написаны на эмоциях. Этим я занимаюсь крайне редко, но метко, как говорится.
– И у тебя есть брат?
– Что? Нет! С чего ты взял?
– В песне ты поёшь, что даже он тебя не понял.
– А, – Билл смутился, махнув рукой, – это к рифме пришлось, но брат есть, только не родной. Кузен. Да, он был свидетелем этой драмы.
Блондин замолчал, задумавшись. Том коснулся чего-то сокровенного.
– Не хочешь поделиться? – предложил он, зная, что ему откажут, скорее всего.
– Эта песня... знаешь, я не слабый и не мнительный. Просто всё как-то накатилось, свалилось в одну кучу. Отношения, проблемы, родители... – глаза у Билла были стеклянные, он смотрел ровно перед собой и даже, кажется, не моргал. – Я был молод, хотелось забиться в угол, а через минуту побежать ему вслед, крича, я люблю и не хочу отпускать. И это больно.
– Не надо, – Том остановил этот поток, – не рассказывай. Я чувствую, что тебе уже плохо от одной мысли о том времени.
– Да ладно, – парень грустно улыбнулся, – у нас у всех в молодости были истории о несчастной любви.
– И, кажется, сейчас я услышу наинесчастнейшую? – немного иронично поинтересовался тот.
Билл расхохотался. Он хлопнул ладонью себя по колену, повернувшись корпусом к Тому, и заулыбался очень нежно и искренне.
– Готовься! – пригрозил. – Самая душераздирающая история любви, которую ты когда-либо слышал в жизни! Детям будешь рассказывать, гарантирую, – и вновь захохотал.
Том уселся удобнее, манерно смахнув невидимую слезу со щеки, и закивал.
– Его звали Артур. И не ржи, мне было тогда шестнадцать!
– Теперь понятно, – Том всё-таки не смог скрыть смешок.
– Мы были всю жизнь соседями. Я влюбился в него, наверное, ещё в детском саду. Знаешь, когда ты вдруг внезапно понимаешь, что человек дорог тебе настолько сильно, что прямо лопнуть можно, хотя ещё вчера вы боролись на лазерных мечах, и ты думать ни о чём не думал. Было у тебя такое?
– Бог миловал.
– А у меня вот было. Он был старше, опытнее. Я стеснялся всех на свете, конечно же, боролся с собой, как же так, я не могу быть геем, я одуванчик, который родит кучу деток и будет любить жену до гроба. А потом всё это растаяло под его обаянием. И я был каким-то маньяком. Как сталкер. Фоткал его, постоянно следил, ходил на те же вечеринки, в те же магазины. Ах да, – Билл округлил глаза, подняв палец, – забыл сказать, что когда он пошёл в старшую школу, мы отдалились, не дружили. Поэтому я маньяком и стал.
Том вновь хохотнул.
– Он меня заметил, конечно. Не знаю до сих пор, это было любопытство или он действительно что-то испытывал ко мне. Короче, Артур, как ты мог догадаться, был одним из самых популярных парней школы...
– А ты, надо думать, серая мышь?
– В точку! – задорно. – Ты думаешь, откуда берутся подростковые сопливые фильмы? Это я им сценарии в Голливуд пишу!
Томас вновь засмеялся, на этот раз от души и очень громко.
– На одной из вечеринок он зажал меня в углу, шептал там всякие глупости, – Билл скривил лицо, – нежности бестолковые. А я, дебил влюблённый, хавал это за милую душу. Как вспомнишь, так вздрогнешь. Он сказал, что я ему нравлюсь, что из соседского мальчишки я превратился в мальчика созревшего, и не хочу ли я трахнуться с ним. Упомянул, конечно, что если я не готов, то он не будет торопиться. Я, наивный цветок, сказал, что пока сам не смирился с этим. И этот гад закрутил с Магдаленой Фэсхен. Если бы ты её видел, шлюха каких поискать! Я так раскис, но взял себя в руки. Не помню, сколько прошло времени, но я сказал ему, что готов, только лишь бы он бросил эту Магдалену. Артур уже не учился в школе, времени было навалом, родители разрешили один год ему погулять перед тем, как поступить, – тон Билла изменился, голос стал тише. – Была очередная вечеринка, он потащил меня в комнату. Могу сказать, что мой первый раз был отвратительным. Я был прижат к синтетическому покрывалу мордой, дышал еле-еле, пока меня, можно сказать, насиловали. И самое омерзительное, что под конец ввалились его друзья и стали ржать, наблюдая. Хорошо хоть, что не фоткали. Пьяные ублюдки! Понимаешь, было стыдно до ужаса. Я, естественно, догадывался, что это он им сказал про наш секс, чтобы они понаблюдали, поглумились, но поверил его россказням. Я наспех оделся и убежал, а он догнал меня уже на улице, попросив прощения, сказав, что не знал, что набьёт им морды. Ох, я ревел, – Билл хохотнул. – Ревел, не в силах успокоиться. Конечно же, никаких битых морд я не видел. Не знаю, отчего же я не успокоился. Любой другой устроил бы истерику, дрался бы до последнего, расцарапал лицо, как девчонка, не знаю. А я простил.
– Ты был влюблён, – просто вставил Том.
– Да, как и полагается школьникам, наверное, – Билл пожал плечами. – Потом мы переспали ещё раз, на этот раз у него дома, и это было получше. Потом ещё и ещё. Я был счастлив. Любил его так давно, и теперь он был мой. Классно же, мечта сбылась. Мы не появлялись вместе на людях, но такие отношения меня устраивали. Он, безусловно, лгал мне, – блондин цокнул, – встречался с тёлками, потрахивая их где-то за углом, пока я прыгал по полю и запускал воздушных змеев. А потом он сказал, что собирается в университет. Я тогда был в последнем классе. И обрадовался, прикинь? – Билл вновь хохотнул. – Мы поступим в один универ, будем жить вместе и не надо будет скрываться. Порой я думаю, что был тогда принцессой...
Том опять расхохотался от души, улыбаясь.
– Нет, чего ты ржёшь? Правда, как принцесса, твою мать. Ненавижу себя прежнего, в дрожь бросает от отвращения.
– И что было дальше с Артуром?
– Ой, он мне наплёл такого! И что уедет, будет меня ждать, пока я закончу школу и тоже смотаюсь из Магдебурга. И что любит, бла-бла-бла. Мне стукнуло восемнадцать, и я, мудак такой, в честь нашей «всеобъемлющей любви», – Билл показал в воздухе кавычки, – сделал татуировку. Он стоял рядом, улыбался. А потом всё, – парень развёл руками, – уехал. Поступил в Гамбург, смотался. И след простыл. Я первые полгода на что-то надеялся, не обращал внимания на взгляды косые в мою сторону. До родителей всё-таки дошли слухи обо мне, якобы нас видели целующимися где-то в туалете в торговом центре. Тогда я признался, что гей. Отношения испортились. Друзей у меня толком и не было, только кузен, который знал обо всём. На лето я уехал к нему, а потом поступил в беруфшуле, поселился в общаге.
– Ты с ними общаешься, с родителями, я имею в виду?
– Ну, время от времени. Они меня не понимают, но видят, что я ни грамма не изменился.
– И что, эта печальная история с Артуром закончилась?
– Какой там! – Билл всплеснул руками. – Ты думаешь, я бы так сильно убивался от юношеской любви? О нет. Он вернулся, через два года. Приехал на лето, постучал мне в дверь в общаге, наплёл опять кучу всего. Что думал обо мне, что искал, не знал, куда я переехал. И я, представь, повёлся.
– Не может быть!
– Может! Повёлся, как малолетка. Всё-таки, он мой первый парень, после него у меня почти никого не было. И даже в то лето я опять был счастлив. Он имел меня, как хотел, довольно жёстко, надо признать. Не хочу признаваться в слабостях, но я действительно с комплексами, хоть по мне и не скажешь. И всё из-за него. Мне сложно поддаться влечению и проявлять чувства у всех на виду, особенно если речь идёт об интиме. Блин, я холодею, когда думаю, что сейчас мне надо идти с понравившимся парнем в тёмный коридор в клубе и отсосать у него на глазах у всех, когда в мой первый раз пять ублюдков ржали, наблюдая за моим стыдом. Или как признаться в чувствах, когда в первую твою влюблённость их затоптали. Том, я ведь писал ему песни, я пел ему, сделал тату. Я орал о любви к нему, прощал ему всё. А он просто смешал меня с грязью.
– Почему? – водитель не понял. – Он что-то ещё сделал?
– О да, – Билл кивнул. – В то лето, когда вернулся, пустил слух, что я гейская шлюха, даю всем, кто бы не попросил. Что замечательно сосу и принимаю. Он сам лично опробовал. А до этого, вот ровно за день, лежал со мной рядом на кровати, гладил мне руку, и просил, чтобы я перевёлся в Гамбург. Что снимет нам квартиру, что мы будем жить вместе, ведь он до сих пор любит меня, несмотря на столько ушедшего времени. И я верил. Верил в каждое его лживое слово. А потом слухи дошли до общаги. Быстро, кстати. И Дин, ну, я тебе рассказывал про него, парень, который называл меня бабочкой и был авторитетом в блоке, он спустил Артура с лестницы. Выдрал его из моей кровати прямо голого и спустил, выволок. А меня ещё неделю откачивали. Ревел я, на этот раз, вдвое больше и сильнее. Депрессия, которая довела меня почти до срыва. Я даже о суициде думал, – он кивнул сам себе. – Конечно, всё это бред. Это всё детство, но травма осталась. Потому что в глаза тебе говорят только хорошее, заставляют себе верить, а на деле просто пользуются.
– Билл, ты ведь вырос, ты повзрослел, поумнел. Таких ошибок больше не совершишь.
– Да, согласен. Я стал другим. Я замкнут, потрёпан этими отношениями. И закомплексован, хотя смотри, – он улыбнулся, – могу надеть облегающий кожаный костюм и накраситься, как роковая женщина.
Томас ему улыбнулся.
– Я не оправдываю себя, но отношения после Артура стали для меня проблемой. После него у меня были мужчины, я не асексуальный и не фригидный. Но все какие-то однобокие, не такие. То на меня времени не было, то я слишком ранимый для партнёра был. А я хочу всего лишь, чтобы меня любили. Просто ни за что, или за всё сразу.
– А знаешь почему ты так всё воспринял близко к сердцу и тебя так сильно задело?
– Почему?
– Ты творческая личность. Твоё сердце хрупкое, действительно ранимое. И я уверен, любишь ты страстно, как и все художники. Смирись со своей натурой и отпусти себя, наконец. Забудь. Ты красивый молодой человек, талантливый, безусловно! Смотри, сколько у тебя друзей. Я не рискнул бы назвать тебя неудачником, ты просто плохо искал того, кто был тебе нужен.
– Да. Ты извини, я утомил тебя, наверное?
– Нет, мне даже лестно, что ты рассказал мне такую душещипательную историю. Если бы я это где-то прочёл – ни за что бы не поверил, что такое бывает.
Они свернули на заправку. Пока Том заливал бензин, Билл потягивался, разминая спину. Томас смотрел на него и думал, что после такого признания он нравится ему ещё больше, потому что парень в состоянии защитить его, дать то, что нужно такой творческой натуре, ведь он сам отчасти творец. И всё это не такая большая трагедия, ведь Биллу было восемнадцать. Он сам в восемнадцать делал глупости. Сейчас это вспоминается с ироничной улыбкой.
