Текст книги "Амулет (СИ)"
Автор книги: TolstyjRyzh
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
– Почему же он не говорит?
– Я объяснила тебе. Он не может. Только петь или читать стихи .
– Ну, нашел бы такие стихи, чтоб в них было бы все нужное. Сам бы сочинил, в конце-то концов.
– И это без толку, увы. – девушка грустно улыбнулась. – Судя по словам его бывшего хозяина, – она выделила голосом слово “бывшего”, – пожелание было составлено так хитро, чтоб он не мог поделиться никакими знаниями.
– Даааа… – с сомнением протянул мужчина. – Ситуация дурацкая. Но можно попробовать прояснить ее немного. – Сейчас покажу:. – Хамон, – обратился он к шуту, – не могли бы вы немного сузить круг наших поисков? Скажем, пропеть одну строку, а не всю песню?
Хамон нахмурился и кивнул. После чего пропел снова:
– Случится тебе проходить по мосту, полынью сквозь камни его прорасту.
– Так, чудно, – потёр руки Валентайн. – А теперь я буду по очереди произносить слова из песни, а вы кивните мне, пожалуйста, на правильное слово. Договорились?
Шут кивнул, как загипнотизированный глядя на мужчину.
Джослин зажёг очаг и стал собирать скудный ужин, внимательно прислушиваясь к разговору. Сэр Этьен подвинулся поближе к огню и тоже весь обратился в слух. Послушница, всё-таки накинув на себя одеяло, присела на кровать рядом с храмовником, да там и осталась.
– Итак, давайте попробуем. – сказал Валентайн. – Случится? Тебе? Проходить? – после каждого слова он делал небольшую паузу. – По? Мосту? Полынью? – кКивок со стороны шута.
– Прекрасно! – в восторге воскликнул мужчина, да так громко, что больной беспокойно заворочался, а девушка шикнула. – Простите, я увлекся. А теперь, дорогой Хамон, давайте-ка вы попытаетесь пропеть нам следующую строку, имеющую отношение к тому, что вы хотите сказать нам про полынь.
Шут слегка призадумался, потом тряхнул головой и тихо спел:
– Это любовь уносит меня.. (Пламенев, “Вне смерти”)
– Ага. Это? – кивок. – Отлично. Значит, мы знаем, что “Полынь это…”. Попробуем снова?
– Я голубая трава что поёт (Мельница, “Голубая трава”)…– добавил шут.
– Так, ну-ка, я? Голубая? Трава? – кивок. – Полынь это трава… несомненно, вы правы. Артемисия, как ее ещё называют на латыни, она и впрямь трава. Хотите добавить ещё?
Шут отчаянно закивал. На лице его расцветало выражение счастья. Наконец-то его понимали, хоть и ценой определенных усилий.
– В котором нет ни одного изъяна!...(Собака на сене)
– Ага, отлично. В? Котором? Котором, или правильнее сказать, которая? – кивок,. – Дивно! Полынь это трава, которая… что она делает, эта трава?
– Кажется.. – Доминика аж зажмурилась от внезапной догадки, словно в глаза ей ударил яркий свет. – Кажется, благородные господа, я поняла, что имеет в виду Хамон. Полынь, это трава, которая запускает амулет?
– В точку! – воскликнул сэр Этьен, наблюдая за реакцией шута.
– Наконец-то мы хоть что-то поняли? А где сейчас амулет? – с интересом спросил Валентайн.
Очевидно было, что он понимал, о чем речь.
Девушка лишь грустно покачала головой.
– Сэр Осберт забрал девушку и отца Варфоломея с собой, но он не сказал, нашли ли они амулет.
Шут яростно замотал головой и замахал руками как ветряная мельница.
– Ах, видите, значит они его не нашли,. – послушница лишь рукой махнула.
– Я совершенно не понимаю, что за игру затеял этот содомитский мерзавец! – рявкнул де Баже, вскакивая и в исступлении измеряя шагами комнату. – Подонок, тварь без чести и совести, бросить беззащитного товарища, привести тварей к убежищу, похитить силой девушку, которая уже без пяти минут чужая жена, пожилого священника и наконец, вырубить меня ударом по голове! – последнее привело рыцаря в такую ярость, что он стукнул кулаком по столу, заставив еду на нем подпрыгнуть.
– Довольно, сэр рыцарь! – девушка немного повысила голос, глазами указав разозленному Этьену на Сен Клера, которого начало трясти.
– Госпожа, что это с ним? – испугался оруженосец.
Он подбежал к господину, который бился в жестоком ознобе. Доминика, сидевшая на кровати рыцаря, сняла с себя плащ и укрыла больного. Ее примеру последовал и де Баже. Девушка подоткнула одеяла со всех сторон, но это помогало слабо – зубы Сен Клера стучали, в слабом свете очага видно было, что его ногти посинели.
Согрев ещё воды, они с большим трудом напоили больного лекарством. В поисках тепла рыцарь, явно мало что соображая, протянул руки и обнял девушку. Та вначале попыталась вырваться, но очень быстро поняла, что это будет трудным заданием. Сэр Этьен рассмеялся. Доминика была сбита с толку.
– Что в этом смешного? – обиженно спросила она, силясь освободится из крепкой хватки тамплиера. От него пахло потом, болезнью и полынью.
– Ничего, госпожа, простите, – смутился рыцарь. – Просто я вспомнил, как он обнимал одну девушку.
– Это кого же? – послушница, наконец, успокоилась и тихо лежала в объятиях больного.
Остальные мало-помалу устроились на ночлег. Шут с Булкой сидели у двери, с почти одинаковой сосредоточенностью прислушиваясь к происходящему за дверью. Снаружи послышался рев и громкий стук.
– Опять… – вздохнула девушка,в то время, как шут и собака вскинулись.
Звуки не повторились и все мало-помалу успокоилось.
– Так кого же обнимал ваш друг? – спросила послушница, осторожно отцепляя пальцы задремавшего тамплиера от своего платья.
– Свою жену. Он обнимал ее всегда, когда только у него была возможность. Отпустил только туда, куда ему путь был заказан.
– Я так понимаю, что на тот свет? – всё-таки Доминика была медиком, что накладывало определенную печать цинизма на ее личность.
– Правильно понимаете, добрая девица.
– Насколько я знаю, тамплиеру нельзя сочетаться браком. Как вышло, что он был женат?
– Это было ещё до того, как Амори ушел в орден Святого Сионского храма, передав туда большую часть своих богатств и лишив престарелых родителей надежды, что род Сен Клеров будет хоть когда-нибудь продолжен. Его женой была Эвелин де Макон, сестра покойного барона, доставившего нам столько беспокойств.
– И что, вы говорите, их брак был по любви? – недоверчиво спросила послушница. – Сложно в это поверить, простите.
– Почему? – недоуменно вскинул брови рыцарь.
– За свою не слишком-то долгую жизнь я повидала много браков, но по обоюдному согласию и истинной любви такое бывает редко. Как правило, любовь и уважение приходят после, когда супруги уже хорошо знакомы и привыкли друг к другу.
– Вы рассуждает очень разумно, в особенности для послушницы, которая должна знать такие вещи лишь в теории.
– Отчего же? – устало улыбнулась девушка. – Я имела честь знать все это и на практике.
– Милая девушка, неужели вы были замужем? Не дайте сгореть от любопытства, что же случилось с вашим мужем?
Девушка не успела ответить, даже если бы и хотела – храмовник, неосознанно добавляя драматизма ситуации, сдавленно застонал. Она поспешно, явно радуясь поводу прекратить тяжёлый для нее разговор, повернулась к нему.
– Сэр рыцарь, если вас не затруднит, не могли бы вы подать мне ещё отвар, он стоит на столе.
– Да, конечно. Случалось Амори спасать мне если не жизнь, то здоровье, вот и настал мой черед отплатить ему за все хорошее.
Губы больного обметало белым налетом, он раскраснелся и был беспокоен – очевидно, снова усилился жар. Девушка и рыцарь по очереди поили его отваром, меняли компрессы и обтирали водой.
– Если завтра мы не принесем ещё воды, положение наше будет сложным,. – заметила девушка.
– Пустяки, сделаем вылазку и добудем все, что надо. Я уже пришел в себя, меня больше не мутит и голова не кружится, так что я смогу послужить общему благу.
– Рада, что это так. Всё-таки удар был сильным, я не была уверена, насколько быстро вы восстановитесь.
– Да уж. Экий всё-таки отменный мерзавец этот Осберт. Я и раньше слышал о нем разную молву, но он превзошел себя. Предать тех, кто ему верил и с кем он в одной связке, во вред самому себе! Подло, исподтишка нанести коварный удар другому рыцарю! А главное, похитить девушку и монаха!
– Вот по последнему пункту позволю себе с вами не согласиться, сэр Этьен. Не вы ли вместе с сэром Сен Клером совершили то же действие в отношении нас? Да если бы вы не привезли нас сюда, всего этого не случилось бы! – она стояла перед ним, уперев руки в бедра, раскрасневшаяся и сердитая.
Де Баже сделал пару шагов назад, искренне не понимая причину быстрой смены настроения Доминики.
– Сударыня… – начал было он, но послушница только погрозила ему пальцем и не дала вставить и слово.
– Что “сударыня”?! “Вы не понимаете, это другое”? – явно передразнила она его. – Вы и только вы вместе с бессовестным бароном, упокой Господи его грешную душу, надменным тамплиером и группой ваших воинов ответственны за произошедшее! И не смейте мне перечить, ибо сейчас мы в столь бедственном положении, что я и сама не знаю, доживём ли мы до завтра. А сколько людей уже погибло и сколько ещё погибнут?! Не говоря уж о том, что произойдет, когда эти чудовища вырвутся наружу, за стены замка! Господи, почему власть и силу имущие никогда не задумываются о том, что и впрямь важно в жизни каждого человека?
– О деньгах? – умудрился вставить рыцарь, которого неожиданная вспышка девушки удивила, хоть и немного позабавила.
– Нет! – отрезала послушница, вновь приподнимая тамплиера, чтоб дать ему отвара. – Об ответственности за свои поступки! – припечатала она.
Храмовник дернулся и питье частично пролилось на его грудь, захватив и рукав девушки.
– Да что ж ты будешь делать! – с сердцем сказала Доминика, укладывая больного обратно.
Сэр Этьен растерянно смотрел на нее. Его так не ругали женщины лет с восьми, наверное. Причем самым обидным было то, что судя по всему, девушка была права. Подлая авантюра, в которую втянул их жадный до силы и власти барон, обернулась не просто провалом, а катастрофой, причем с неясными перспективами. Можно было, конечно, сбросить всю ответственность на покойного, но легче от этого не становилось.
Он пробормотал что-то неясное и поспешил заступить на свою стражу, сменив около двери клюющего носом Хамона.
Девушка же, с помощью шута напоив-таки Сен Клера жаропонижающим, удалилась на покой.
Джослин, которого она разбудила, сменила ее около постели господина. Тот дремал, иногда ворочаясь и тяжело дыша. Жар немного спал, но больной все ещё не приходил в себя.
Внезапно сухие губы тамплиера шевельнулись, и он тихо, но внятно произнес :
–Где она? – глаз при этом храмовник не открывал и непонятно было, то ли он спрашивает осознанно, то ли просто беседует с тем видением, которое ему услужливо подсунула малярия.
– Кто, господин? – обеспокоенно нагнулся к нему Джослин. – Доминика? Так она сидела с вами все это время, только прилегла ненадолго.
– Я.. – голос был тихий и хриплый. – Я люблю её. Я люблю её…
– Что? Господин?! – оруженосец так и не понял, что именно хотел сказать ему рыцарь, да и хотел ли?
– Люблю… – ещё раз пробормотал Сен Клер, не открывая глаз. Потом он надолго забылся, иногда вздрагивая всем телом.
Оруженосец пожал плечами. Он и не такое видел, так что поведение господина его слегка удивило, конечно, но не шокировало. Мало ли что мнится человеку, которого бьёт лихорадка.
Утро застало всех присутствующих спящими, даже стражей сморило в предрассветный час.
Булка забавно похрапывал во сне и дёргал задней лапой.
Валентайн проснулся первым и вскочил, как ужаленный. Именно он должен был дежурить у двери, но прикорнул, и был разбужен первыми лучами солнца.
Остальные обитатели комнаты спали, кто где. Сэр Этьен устроился на скамье, Хамон положил голову на стол, да так и заснул, а преданный оруженосец чутко дремал на побитой молью медвежьей шкуре, валявшеийся на полу, возле кровати, на которой спал его господин.
Доминика со всеми возможными удобствами спала на тюфяке из соломы, около дальней стены. Девушка завернулась в одеяло, но ей явно не доставало плаща.
Валентайн почесал за ухом проснувшегося пса, кинул ему немножко сухарей и солонины и задумался, невидящим взором глядя куда-то в дальнюю стену.
Из этого состояния его вывел чей-то тихий голос, пробормотавший несколько слов по французски.
Мужчина поднял голову и переспросил:
Что, простите?
– Я спросил – кто вы, черт побери, такой, и где я нахожусь? – тамплиер смотрел на него, приподнявшись на локте.
====== Часть 14 Дневные беседы ======
В твоих глазах качнется боль,
Я разделяю ее с тобой,
А в зеркалах качнется призрак –
Призрак любви.
Ария, “Возьми мое сердце”
Булка потянулся, вежливо гавкнул и опер передние лапы о кровать, с явной надеждой облизать Сен Клера. Тот удивлённо смотрел на собачку, видимо пытаясь понять, не видение ли это.
Как ни тихо звучал голос храмовника, верный Джослин тотчас же вскинулся, услышав, что господин говорит, да ещё и разумно.
– Сэр Амори! – ох, нечасто он мог позволить себе называть тамплиера по имени, но в этот раз ему все сошло с рук.
– Мой верный слуга...– храмовник слабо улыбнулся, и даже это ничтожное усилие утомило его.
Он откинулся на постель, тяжело дыша.
– Отдохните, господин. Хотите пить? Воды мало, но тут есть немного вина, да и отвар, которым поила вас девушка, он…
– Может убить твоего обожаемого господина, Джослин, если ты смешаешь отвар с вином. Кроме того, на вкус это неимоверная гадость. – Доминика подошла к кровати больного и строго посмотрела на него, отобрав у оруженосца чашу.
Сен Клер выглядел так, что ” краше не в гроб кладут, а краше из гроба достают”. “Желтоватый цвет лица, бледные запекшиеся губы, запавшие глаза – упыри снаружи киснут от зависти” – усмехнулась про себя послушница. Она выплеснула в очаг остатки отвара, налила в чашу чистой воды и помогла храмовнику утолить жажду.
Он смотрел на нее, не отрываясь, точно хотел навсегда запечатлеть в памяти ее черты.
– Благодарю. – тихо пробормотал он, закрывая глаза.
– Не за что. Вам лучше, сэр рыцарь? – спросила послушница.
– Да, пожалуй. Где мы, девица?
Доминика понимала, что он старается говорить как можно меньше, что он страшно устал и невозможно ожидать от него бурных славословий и изъявления благодарности – увы, ей все равно была немножко обидна краткость и сухость его речей.
Пока она подыскивала ответ, дыхание Сен Клера выровнялось, он задремал.
Подошёл де Баже, кивнул на тамплиера, движением бровей задал безмолвный вопрос. Девушка коротко кивнула и приложила палец к губам, мол, все в порядке, только тише.
Они разделили между собой остатки сухарей, засохшего сыра и солонины. Оставили немного для больного, хотя такая пища и не могла пойти ему впрок, по словам послушницы.
После завтрака стало ясно, что, как не изворачивайся, а выйти из башни необходимо – продовольствие заканчивалось, как и запасы воды.
Де Баже, как самый опытный и самый знатный, на этот раз принял командование на себя. Голова его больше не кружилась, и если бы не швы и отек на затылке, он и забыл бы о полученном ранении. Джослин стремился помочь ему, хотя и поглядывал украдкой на господина, как бы прикидывая, стоит ли оставлять его без своей защиты.
Доминика, ясное дело, должна была остаться и заботиться о тамплиере. Сомневались только, выходить ли Хамону или Валентайну. Ни тот, ни другой не горели желанием снова подвергаться опасности, поэтому они просто кинули жребий , в результате которого с девушкой остался последний. Шут с сомнением посмотрел на мужчину.
Скромная одежда Валентайна плохо вязалась с его манерами и внезапной ученостью. Судя по всему, мужчине не доверял никто из присутствующих, исключая разве что храмовника по причине бессознательного состояния и Булку, который вообще любил людей.
Но выбора не было – вдвоем вышедшие рисковали не только не справиться с заданием, но и погибнуть. К тому же сэр Этьен негласно очень надеялся всё-таки понять, “в какой крысиной дыре скрывается этот мерзавец, достойный забора, смолы и перьев, а так же хулительных псалмов”.
Остальные спешно вооружились, кто чем, и соблюдая все предосторожности, вышли, прихватив с собой и Булку, который уже давно приплясывал возле выхода, намекая на то, что любому терпению приходит конец.
Утро выдалось прохладное и дождливое. Это затрудняло вылазку – факелы могли погаснуть, да и солнечный свет хоть немного, но приостанавливал тварей – однако выхода не было.
Доминика из окошка смотрела за тем, как идут рыцарь и два оруженосца – поминутно останавливаясь, оглядываясь так, словно они марионетки, которые хозяин дёргает за ниточки. Земля под их ногами раскисла и следы были отчётливо видны даже сверху.
Она поежилась, и не от холода – ясно было, что любая вылазка может оказаться для них последней, и тогда – страшная смерть от голода и жажды, или прыжок с башни в ждущие объятья упырей внизу – нечего сказать, достойный выбор!
Оставив мрачные мысли, девушка вскипятила последнюю порцию воды, заварив травы для них и для больного. Ей было скучновато – спать уже не хотелось, травы она успела разобрать накануне, а старинные рукописи остались в прежнем убежище, которое таковым уже не являлось.
Она подошла к кровати – да уж, смешно было называть кроватью этот явно наспех сколоченный ящик, заполненный соломой для мягкости и накрытый поверх овечьими шкурами. Но лучше этого не было. В позапрошлую ночь его уступили ей, как единственной девушке. Этой ночью она сама отдала его больному.
“Круговорот кроватей в природе”, усмехнулась послушница про себя. Сен Клер спал, наконец-то спокойно, без стонов и метаний. “Он красивый” – вдруг пришло на ум послушнице, – “только исхудал немного. Подкормить бы его и помыть – как мужчина, он смотрелся бы весьма неплохо”. Она усмехнулась своим же мыслям – нечего сказать, размышления достойные скромной послушницы, почти уже монашки. “Может, это знак того, что монашкой мне становиться ещё рано?” – невольно подумала она. – “Забавно, что в Палестине я видела сотни раненых и больных, многих я знала лично, многие были хороши собой, но почему-то никого из них я не могла воспринимать, как мужчину. Возможно, матушка Сотофия была права, и я понемногу оттаиваю. Но Господи, укрепи и направь меня в моем намерении, ибо это чувство сродни боли в отогревающихся с мороза пальцах – нестерпимо, и неясно, сколько продлится”.
Доминика помолилась на единственное распятие, криво прибитое к одной из стен, и немного навела порядок. За окном шелестел дождь, и девушка уже почти решилась прилечь, как вдруг сообразила, что возле очага почти не осталось топлива. Они использовали дрова, заготовленные этажом выше, откуда был узкий и неудобный выход на крепостную стену. Дров было много, но очаг исправно съедал свою порцию, а ей не хотелось, чтоб он потух. Пока она таскала топливо вниз, Валентайн не мог оставить свой пост, так что искоса наблюдал за тем, как девушка двигается.
Темные волосы Доминики растрепались, и хотя она она все ещё пыталась уложить их так, чтоб они были меньше видны из-под головного убора, непослушные пряди все равно выбивались, падая на глаза и заставляя девушку безотчетно сдувать их. Она ходила тихо и легко, хотя в ее движениях и сквозила усталость. От скудной пищи она похудела, так что скулы девушки казались выше, а глаза – больше.
Даже неизбежная в этих условиях копоть и грязь словно не прилипали к послушнице.
Когда с дровами, наконец, было покончено, Доминика села на скамью и тяжело вздохнула. Она машинально вытерла пот со лба и увидела глазеющего на нее мужчину.
– Госпожа Доминика, вам кто-то уже говорил, что вы истинно прекрасны?
– Благодарю вас, сударь, но право же, не стоит расточать мне суетные комплименты. Это все дым, духовное гораздо важнее.
– Ну, сударыня, не хотите ли вы сказать, что хотите уйти в монастырь лишь потому, что и вправду считаете духовное важнее мирского?
– Истинно так, сударь. В моем случае сам господь укрепил меня в вере и подчеркнул мне правильность моих решений.
Какой-то звук послышался с кровати больного. Девушка украдкой взглянула на храмовника. Тот повернулся, но лежал спокойно, его грудь ровно вздымалась и опускалась.
– В самом деле? – Валентайн казался заинтересованным и подсел ближе к девушке. – Не расскажете ли, как такое могло случится?
– Особо нечего рассказывать,. – пожала плечами Доминика. Видно было, что ей не слишком-то приятна тема разговора,. – Меня постигла утрата, вследствие которой я полностью пересмотрела свои ценности и решила отринуть все мирское. Я решила взять на себя самое тяжёлое бремя, чтоб по возможности забыться и не думать ни о чем, кроме как о бесконечной, изнуряющей работе. Так я оказалась послушницей в монастыре святой Ирменгильды. Впоследствии Иоанниты оценили мое рвение и преданность. Довольно быстро меня определили в число тех, кого отправили на Святую Землю,. – она задумчиво смотрела в огонь, опираясь на столик.
– О, таких было очень мало! – со знанием дела сказал Валентайн. Он, как бы невзначай, накрыл своей ладонью узкую кисть девушки. Та не отдернула ее, будучи слишком занятой воспоминаниями.
– Да, это правда. Нас была всего дюжина, одна из женщин умерла ещё на корабле от болезни, которую мы не смогли излечить. Счастье ещё,что она никого не заразила. А потом была Палестина. Акра, Иерусалим… забытый Богом Аскалон. Мы были частью госпиталя. Четыре года ежедневно я просыпалась, не зная, найду ли в своем башмаке скорпиона или фалангу. Доживу ли я до вечера, и если да, то в каком качестве. Нас одевали в самые темные и скромные одежды, нас всячески уродовали,только бы мужчины не видели в нас женщин. Вот только это не особо помогало… Всегда находились те, кому это… было неважно.
– Сударыня, – рука Валентайна скользнула выше, в сторону локтя девушки. Он откашлялся и продолжал, – Сударыня, вы прекрасны. Я уверен, что вы были восхитительной, хотя бы и с бритой головой и в рубище.
– Простите, – она мягко высвободила руку из его влажных ладоней,. – Валентайн, я виновата, что задумалась и наболтала вам всякого вздора. Что было, то прошло. Сейчас мы здесь и меня нет нужды защищать от других, разве что от упырей снаружи.
– Вот именно,. – он проявил недюжинную силу, стараясь снова взять ее за руки так, чтоб притянуть к себе,. – Доминика, вам нужно забыть о всех тех ужасах, которые вам пришлось пережить, как там, так и здесь. А так как клин клином вышибают, я готов предложить себя для вашего скорейшего излечения! – он поцеловал ей руку, не обращая внимания на ее замешательство и даже брезгливость.
– Не стоит, сударь. Я не тот тип женщины, которую нужно спасать от ее же воспоминаний, – послушница уже откровенно вырывалась, но все ещё надеялась, что это простое недоразумение.
– Ваши волосы.. ваши глаза… они словно рубины, мерцающие в жерле вулкана, – мужчина явно ошалел от похоти и нес откровенную околесицу, все крепче прижимая упирающуюся девушку к себе и пытаясь поцеловать ее в губы, но только обслюнявив щеки.
– Нет... Хватит, Валентайн! – она почти кричала.
Глаза мужчины стали жёсткими, теперь он уже не пытался изображать нежность. Он поцеловал ее насильно и грубо, а его ладони шарили по ее телу, словно руки торговца, ощупывавшего скотину на продажу.
Нельзя сказать, чтоб девушка не попадала раньше в подобные неприятности, но сейчас она слегка смешалась, из-за необычности ситуации не смогла достойно ответить. Тем более, что мужчина оказался сильнее, чем она думала изначально. Доминика трепыхалась в его руках, точно бабочка, которую собирался заглотнуть прожорливый воробей.
Валентайн подтолкнул девушку к стене, невзирая на ее активное сопротивление, одной рукой придавливая ее шею, а другой разрывая ворот ее платья.
В этот момент, как ему показалось, ударил гром и страшной болью отдался у него в ушах. Мужчина отпустил девушку и упал на колени, ошеломленный, так и не поняв, что случилось.
Сэр Амори Сен Клер был благородным рыцарем, родственником Ибилинов по женской линии, он знал фехтовальные приемы мечом и секирой, и умело применял их в бою. Однако это не отменяло использования приема, который у простолюдинов назывался “лодочкой по ушам”.
Нейтрализовав несостоявшего насильника, тамплиер, пошатываясь, подошёл к ошеломленой Доминике.
– Сударыня? – хрипло спросил он и даже улыбнулся своей кривоватой улыбкой, после чего, подобно своему сопернику, без сил опустился на колени.
Послушница шмыгнула носом и помогла ему встать, подставив свое плечо, чтоб он мог опереться.
Валентайн сидел на полу, растирая ладонями уши. Он как-то сразу превратился из угрозы в жертву, плаксиво повторяющую, что “она сама хотела, а он вовсе не то имел в виду”.
Доковыляв до постели, Сен Клер сел, опершись руками позади себя. Ему очень хотелось лечь, но он чувствовал, что если выкажет собственное бессилие, только раззадорит насильника и спровоцирует его на то, чтоб попробовать осуществить-таки свой гнусный замысел.
Доминика тыльной стороной ладони прикоснулась к его лбу, проверяя, нет ли жара. Рука ее дрожала, а губы вообще прыгали, но только делая то, что умела, она могла управлять ситуацией. “Ничего не случилось”, – упрямо думала она, отгоняя все остальные мысли и стараясь сосредоточиться на главном, – “Все хорошо, я должна заняться больным, а со всем остальным можно и повременить”.
Неприятные мурашки бегали по ее спине, но девушка упорно не обращала на них внимания.
– Сэр Амори, – обратилась она к храмовнику, который запрокинув голову и глядел ей прямо в глаза, – как ваше самочувствие?
– Вашими трудами, лучше. Обычно приступ длится пару дней, потом проходит. Я очень благодарен вам за помощь,. – его взгляд говорил о большем, нежели он смел сказать словами.
– Вам сейчас нужно много пить, да и поесть бы не мешало. Вы голодны?
– Нет, но я понимаю, что капризничать и требовать разносолов бесполезно,. – он улыбнулся.
– Давайте хотя бы попробуете поесть. Изысканных блюд и впрямь взять неоткуда, но сухари и воду я вам могу обеспечить.
– Вот на хлеб и воду меня не сажали с времён послушничества, – хмыкнул Сен Клер. – Что ж, как говорил наш прецептор, “не жили богато, нечего и начинать”.
Он медленно жевал сухари, размоченные в смеси вина и воды, и молился про себя удержать их в желудке. Его морозило, хотя и не так сильно, как раньше, а мышцы ощущались как провисшие веревки. Тем не менее, тамплиер старался всячески показать, что он уже здоров и бодр. Обмануть послушницу он не особо надеялся, ну так его игра и не была ей предназначена.
Валентайн сидел у двери, опасливо косясь на больного. Видно было, что весь запал у него пропал, как не было. На обеих щеках незадачливого любовника алели следы от ударов, уши тоже пылали.
Он всячески делал вид, что ничего особенного не произошло.
Кое-как поев, храмовник с видимым трудом, хотя и без посторонней помощи дотащился до окна. Оперся на подоконник и зорким взглядом окинул зону видимости. Девушка примостилась рядом, плечом ощущая его тепло.
– Кто это там? – спросил Сен Клер, указывая в сторону двух силуэтов, припадающих на бегу на сторону.
– Немного затруднительно сказать, но, пожалуй… – Доминика сощурилась. Снаружи снова полило, и видимость упала ещё ниже,. – Кажется, это упыри – наконец сказала она.
– Да, скорее всего. Не расскажете мне, что произошло, откуда взялся этот – он кивнул в сторону Валентайна, – ублюдок и где все остальные?
– А что последнее вы помните, сэр рыцарь? – вкрадчиво спросила девушка. Ей казалось, что они в этой башне уже год сидят, а ведь прошло всего три дня.
– Я помню, как отбивался от чудовищ вместе с шутом. Потом… нет, потом, видно, уже начался бред. Собака барона, мой оруженосец, да ещё и сэр Этьен… мне казалось, что я слышал его голос, но я мог и ошибиться.
– Вы помните больше, чем думали. Собака тут и вправду была, и с Божьей помощью, скоро будет снова. И ваш оруженосец, и Хамон, и сэр Этьен де Баже скоро вернутся, если, конечно, будет на то воля господа.
– Так они живы? Это добрая новость, я уж было, грешным делом подумал, что кроме нас с вами никто не спасся. А как же священник, девушка и служанка? Их убили или они обратились?
Лицо послушницы сразу погрустнело, и тамплиер понял, что его предположения попали в точку.
– Их забрали. – тихо сказала она.
– Расскажите все толком, прошу вас. Если они ещё живы, их можно попробовать выручить. Или, по крайней мере, достойно упокоить.
– Не сомневаюсь, их бессмертные души будут в восторге от такого, – фыркнула девушка. Она задумчиво накрутила выбившуюся прядь волос на палец и продолжала – После того, как вы ушли тогда, мы честно прождали день, как вы и сказали. А на исходе следующего дня – я думаю, что это был день, у нас очень перепуталось ощущение времени в том каменном мешке. – он кивнул, и послушница молвила – Так вот, на исходе второго дня к нам постучали. Сначала тихо, потом сильнее, а под конец мне показалось, что дверь сейчас сломают. Мы с трудом расслышали голос сэра Осберта и, поднапрягшись, открыли ему. Они ворвались к нам вместе с Андрэ, взбудораженные, покрытые грязью и кровью. Сэр Осберт сказал, что вы с Хамоном погибли, прикрывая их. Он намекнул, что знает, где искать амулет, но ему обязательно нужна помощь отца Варфоломея. Тот, не ожидая худого, вызвался ему помочь.
– И что было дальше?
– Дальше было странно. Священник поманил за собой Мабель, и прежде, чем сэр Этьен смог помешать, та пошла за ним. И тогда сэр Осберт подозвал рыцаря, якобы что-то сказать ему по секрету, а сам ударил того по голове, схватил девушку и прижал нож к ее горлу. Он сказал, – Доминика опять шмыгнула носом, – сказал, что если мы не отойдем, то он убьет ее. Сэр Этьен лежал без чувств, а Джослин один ничего не мог поделать. Только Бланш попросила забрать ее с собой, и сэр Осберт ей не отказал. А отец Варфоломей.. я даже не знаю, но мне показалось, он пошел за ним добровольно. Может, он решил, что сможет сам исправить все зло, что причинил амулет?
– Вы наивны, Доминика. Старый священник наверняка хочет добраться до амулета и владеть им единолично. Да, я недооценил Осберта. Он умен, хоть и подл и труслив.
Глаза девушки широко распахнулись, она замотала головой.
– Что вы такое несёте, сэр рыцарь! – возмутилась она,. – Отец Варфоломей – духовное лицо, он не мог предать обитель и свою клятву!
– Мог, милая девица, ещё как мог. Он с самого начала вызвал у меня подозрения. Покойный барон был не тем человеком, который стал бы защищать старого человека, запирая его в убежище с едой, водой, оружием и прочими удобствами, без всякой выгоды для себя. Они наверняка были в сговоре. А сейчас этот престарелый интриган скорее всего переметнулся к более сильному.
– Не может быть! – решимость послушницы слегка поколебалась, но она продолжала упорно гнуть свою линию,-. – Наверняка мы чего-то не знаем.
– Продолжайте же, Доминика. Что было дальше?
– Потом, – она собралас ь к мыслями, вспоминая,. – они выбежали из убежища,а мы остались в ошеломлении. Еле привели в себя рыцаря, но его страшно...э… тошнило, и он шатался. Мы с Джослином не смогли закрыть эту дверь, будь она неладна,. – девушка прикрыла себе рот ладонью, словно опасаясь, что сгоряча скажет что-то похуже,. – В общем, мы остались в убежище, каждую минуту ожидая, что толпы упырей нападут на нас. Потихоньку собрали кое-какие вещи и побрели по тоннелю. Джослин спас мне жизнь не единожды, эти чудища очень упрямые в своих желаниях. А потом мы услышали лай.
