Текст книги "Боль с привкусом дикой рябины (СИ)"
Автор книги: Толкиенист обыкновенный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Он равнодушно глядит, как горит темным огнем старая бумага, чернеют и выцветают когда-то столь яркие и живые краски, исчезают веселые, будто насмешливые штрихи сделанные небрежной рукой.
В пыльной комнатке отчетливо пахнет гарью, сажей и гневным спокойствием, издевательским удовлетворением.
Трандуил насмешливо усмехается, приподнимая уголки губ и наслажденно прикрывает глаза, вдыхая полной грудью странную смесь ароматов и вслушиваясь в тихое похрустывание пламени, сжигающей все на своем пути.
Огонь следов не оставляет, забирая с собой все то, что видеть нельзя, покрывая прах воспоминаний свежим пеплом.
Он наконец сделал то, что должен был совершить очень давно.
От прошлого необходимо избавляться, ошибки скрывать, а боль уничтожать.
Только так и никак иначе. Ведь король обязан быть идеальным.
И он, Трандуил Ороферион, всегда был и останется идеалом.
Комментарий к Глава вторая: Сквозь лед и пламя
А что такого особенного натворил Леголас, чем до смерти разозлил своего и так психически неустойчивого папашу, вы узнаете позже;) я тут думаю, может даже отдельную интерлюдию про это написать?
#заставь персонажей говорить своими словами, то, что никогда не осмелишься высказать в слух.
P. S. Простите, ужасно затянула с главой. Сначала, когда время было я вся ушла в написание пятой главный Ста Ступеней, а это знаете ли та ещё морока. Та работа подчистую высасывает из меня силы моральные и физические; просто опустошает и я чувствую, как она постепенно становится продолжением меня самой, самой важной частью. Думаю вы поняли, что после подобного сил на главу для этой работы у меня банально не было. После начался ад под названием «учеба» и времени у меня уже просто не стало. И вот теперь я снова вернулась! Надеюсь, вы меня не проклинете…
========== Глава третья: Балансируя ==========
Боль – это напоминание, что мы живы.
© Виктория Шваб
Каждый вздох дается с необычайным трудом, отзываясь острой болью в груди.
Боль. Кажется, она давно уже стала его верной спутницей, следуя по пятам и никогда не отпуская.
Но сейчас ее было слишком много.
Она кружила его в своих цепких объятиях, сжимала за горло ледяными пальцами, касалась закрытых век, заворачивала в кокон отчаяния и безнадежного смирения, не давая ни малейшего шанса вырваться.
«Ненавижу» – шепчет презрительный голос в голове, и ему негромко вторит хор в ушах, отдаваясь звоном.
«Это ты во всем виноват» – шипит он, запечатляются вырезанные острым клинком на сердце слова. – «Ты, ты, ты… Из-за тебя они все погибли, из-за тебя все проблемы…»
Он сжимает голову руками, кричит, сдирая горло, кусает до крови губы – все ради того, чтобы отвлечься, чтобы утихли голоса в голове, чтобы все прекратилось наконец.
Это – ненормально, неправильно. Но он живёт с этим уже давно, так давно, что сбился со счета.
И ему уже даже нестрашно. Правда-правда.
Старинный клинок в дрожащей руке вспыхивает огнем, танцуют свой дикий танец призрачные тени.
– Хватит! – надрывно шепчет он, мутным взглядом цепляясь за резкие черты. – Прошу…
Он знает, что нужно сделать, чтобы это прекратилось. Знает.
А ещё знает, что делать этого нельзя. Ведь это – тоже неправильно.
Клинок касается бледной кожи, рассекая ее и вызывая тихий вздох облегчения.
Боль отрезвляет. Не та боль, что живет в его сознании, отравляя каждый день странной, неправильно-темной жизни, нет. Это – та, что приносит с собой железный запах крови и дурманящий – приближающейся Смерти.
Багровая кровь быстрой струйкой сочится из рваной, неглубокой раны, пачкая темные одежды и стекая в маленькую лужицу на грубом каменном полу.
Руки больше не дрожат, а тени шепчут чуть тише. Или ему лишь хочется думать так.
Кинжал со звоном выпадает из в раз ослабших пальцев, с глухим стуком ударяясь об пол.
– Я в порядке, я в порядке, я в порядке… – хрипло шепчет он в пустоту, обнимая себя за плечи и чуть покачиваясь. – В порядке, в порядке…
Боль вновь кружит его в своем танце, мутит взор и туманит мысли, заставляя что-то внутри него съежиться в маленький комок, прячась на задворках сознания.
– Я в порядке… – повторяет он, словно мантру, закрывая глаза и чувствуя на периферии, как кровь все также тихо капает, разбиваясь (разбиваться могут только капли крови) о холодные камни. – В порядке…
В запертую дверь стучат. Один раз, второй, третий. Раздается приглушенный голос:
– Капитан? Вы здесь? Все в порядке?
– Я в порядке, – сипло отзывается он, спустя мгновение промедления. – Просто немного занят. Что-то случилось?
– Доставлено письмо с северного аванпоста, у них нечто произошло. Нужно выезжать.
– Я присоединюсь к вам через пару минут, только… закончу здесь с кое-чем, – кричит он в ответ, молясь Валар, чтобы голос не дрогнул.
Несколько секунд эльф по ту сторону двери молчит, прежде чем произнести чуть тише:
– Леголас, ты слышишь меня? Их крови на твоих руках нет. Это – лишь плод воображения. Не вини себя за то, в чем не повинен. Крови нет, слышишь меня? Все это в твоей голове, и только.
Принц рвано дышит, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце и лишь спустя долгую минуту отвечает:
– Я… Спасибо.
– Мы все через это проходили, – голос за дверью звучит предательски хрипло, но он не обращает на это внимания. – И ты тоже. Просто помни, что крови нет на самом деле.
– Ложь… – тихо шепчет в пустоту Леголас Трандулион, стоит только тихим шагам стихнуть вдали. – Она есть. А я не в порядке.
***
Леголас злится. Ярость, смешанная с отвратительным чувством беспомощности, захлестывает его огненной волной, замутняя рассудок и выявляя в тенях, оплетающих в душу то, что он столь тщательно подавлял. Желание убивать. Причинять боль.
Видеть, как враг кричит, извиваясь от одного лишь верного удара или лёгкого касания, как умоляет прекратить этот кошмар наяву длиной в вечность. Как просит о смерти, будто о желаннейшем сокровище во всем мире.
Леголасу нравилось убивать, нравилось причинять боль, нравилось ломать саму суть, заставляя потухнуть тот маленький огонек жизни.
Нравилось это ощущение безграничной, опьяняющей власти, понимание того, что от него и только от него одного зависят чужие жизнь и смерть. Зависит все.
Ему нравилось это; Моргот раздери, теням в его странной душе это нравилось, тому, кого он столь старательно пытался скрыть от чужих глаз, это нравилось.
Леголасу нравилась война. Он жил лишь ею одной.
Жил этим азартом, чувством непобедимости и ничтожности одновременно, жил, постоянно балансируя на грани смерти.
Это помогало почувствовать себя существующим, реальным, как ни смешно звучало. Давало призрачное понимание, что всё это – не очередной затянувшийся кошмар или бред наяву, а реальность, где он был нужен. И это стоило много.
И сейчас, слыша свист стрел и звон скрещенных клинков, приглушенные крики, что стихали столь же быстро, как и зарождались, чувствуя приторный аромат свежей крови и странное напряжение внутри, смешивающееся с клокочущей яростью и азартом, Леголас был счастлив.
Тетива отзывается привычной болью в кончиках пальцев, и он с наслаждением улыбается, ощущая, как клинок входит в податливую плоть, рассекая ее насквозь.
Алые глаза орка выцветают, стекленея, и гаснут, бьется струя горячей черной крови, пачкая его руки и брызгая каплями на лицо.
Удар, поворот, меч пронзает воздух, вспыхивая на мгновение в ярком свете полуденного солнца.
Плечо пронзает острая боль, с громким хрустом ломается кость в ноге, заставляя его пошатнуться, на секунду теряя концентрацию.
Они боятся его – ясно как день. Они хотят убить его, причинить боль – не меньше, чем он сам хочет сделать это.
И это доставляло странное, ни с чем не сравнимое удовольствие – понимать, что кто-то ненавидит его до скрежета зубов, кто-то хочет убить его, увидеть алую кровь на блестящем металле клинка, запечатлеть гримасу боли на лице. Потому что означало, что он кому-то важен. Что кому-то не плевать.
Леголас упивался этим чувством, любил и ненавидел его каждой клеточкой тела, всем своим существом.
Потому что ему надоело равнодушие, надоели беспристрастие и безразличные маски с лёгким проблеском скучающего интереса.
Ему до чертиков надоел сам король Трандуил.
И он ненавидел его, ненавидел свою проклятую слабость, ненавидел цветущее в нем пышными цветом желание доказать свою важность, ненавидел надменное прекрасное лицо, словно выточенное из мрамора, и пустой взгляд холодных изумрудных глаз.
Ненавидел, но жизни своей без них представить не мог, как ни старался.
Как бы больно ни было.
***
Он тихо шипит, сквозь зубы цедя проклятия, зашивая рваную рану на бедре.
Кровь, несмотря на перетянутой шиной ноги, и не думала останавливаться; капли с мерным стуком разбивались об пол ровно четыре раза в минуту – он считал.
Стук в дверь настигает его в тот момент, когда требуется уже обрезать нить, и Леголас, недолго думая, рассекает ее быстрым взмахом кинжала.
– Капитан? Вы здесь? – спрашивает смутно знакомый голос и Леголас хмурит лоб, лихорадочно пытаясь вспомнить, кому же тот принадлежит. – У меня послание для вас из дворца.
– Не заперто, проходи, – произносит он спустя секунду размышлений, изо всех сил стараясь принять самый спокойный и безмятежный вид из всех возможных.
Дверь с тихим скрипом отворяется, заставляя Леголаса скривиться, и на пороге появляется все такой же незнакомый-знакомец.
Отвесив обычный поклон, он быстрым шагом подходит к столу, за которым сидит Леголас, кладет на него нераспечатанное письмо и удаляется, не оглядываясь, плотно прикрывая за собой дверь.
Пару мгновений эльф молча смотрит на белоснежный конверт с до боли знакомой алой печатью, прежде чем осторожно подцепить его пальцами за край, и поддеть ту кинжалом, вскрывая письмо.
Желтый пергамент вылетает и опускается на стол прямо перед ним, и Леголас прикусывает губу, испытывая странную смесь разочарования и облегчения: письмо написано не почерком Его Королевского Величества и даже не его секретаря.
Сухие, бесцветные строчки с абсолютно точно лишними закорючками читаются сложно. Ему приходится с величайшим трудом продираться сквозь колючие заросли шаблонных фраз, то и дело морщась от ряби в глазах – сказывается сильный удар головой при последнем падении.
Когда Леголас наконец понимает, в чем дело, то яростно шипит, сминая в пальцах пергамент и с трудом борясь с желанием швырнуть в ближайшую каменную стену чем-нибудь тяжелым.
Ну конечно. И как он только мог забыть об этом? Не было печали…
Это – извещение о начале испытаний, времени и места их проведения.
Испытаний, которые решат дальнейшую судьбу королевства и его собственную. Проклятая борьба за Морготов титул Наследного принца.
Ратный поединок на любом виде оружия, письменный экзамен по риторике, и, как апогей всего кошмара, – устный тест по политике с Его Величеством Трандуилом лично.
Десять претендентов из десяти самых древних и благородных родов Эрин Гален. Девять достойнейших, тех, для кого это – едва ли не цель жизни. И он. Принц-в-немилости. Принц-сумасшедший. И как его только не называли…
Король был зол на него; король не верил в него; король не хотел подобного наследника для себя и (а вот тут нужен эпитет, иначе получается, что король вообще не хотел будущего для королевства) будущего для своего королевства. А потому и решил возродить эту древнюю традицию по поиску достойнейшего преемника, забытую полтора тысячелетия назад.
И это… знатно било его по самолюбию, гордости. Причиняло странную глухую боль где-то в груди, что отчего-то не утихла до сих пор. Сколько лет прошло, а он все ещё не может смириться…
Горькая усмешка искажает губы.
Пускай король Трандуил думает, что хочет, делает то, что посчитает нужным, но он – победит.
Победит, докажет всем этим благородным выскочкам, лордовским сынкам, отчего-то решившим вдруг, что они равны; докажет всем, кто шепчется за его спиной, всем, кто сомневается и не верит.
Докажет себе самому.
Докажет этому чертовому королю, что он, Леголас, достоин носить его имя.
Докажет им всем.
Он выиграет, как бы высока ни была цена этой победы. Выиграет в любом случае.
Даже если придется убить их всех на своем пути.
***
Зверь идет медленно, выверяя каждый шаг.
Огромные лапы впечатываются в землю, оставляя глубокие следы когтей. Воздух трещит, светится, искрит, взрываясь мириадами огней. Магия живёт в нем, течет в его черной крови, тянется от него по земле и ветру. Магия темна, Магия запретна, Магия смертельна.
И Магия вновь ожила, вырвавшись наконец из тяжелых оков дурманящего сна, длившегося три тысячелетия.
Зверь останавливается, широко раздувая ноздри. Он скалит клыки в саблезубой ухмылке, облизывается шершавым горячим языком.
Кровь была пролита, память пробуждена, безумие взяло верх. Смерть была призвана в этот край, благословенна священная Война.
Недостойный совершил свой выбор, избрав смерть во благо.
А значит пришло время сделать ответный ход.
Начнется то, что предсказано было, завершится то, чего быть не должно.
Погибнет тот, кто жизни не достоин и воссияет в холоде Король.
И месть свершится, расставляя все на свои законные места.
Зверь стоит, замерев, и в лучах солнца заходящего выглядит золотой фигурой, сотворенной рукой искуснейшего из мастеров, что жили на свете.
Багряный свет разливается, окрашивая Его, и спустя мгновение Зверь исчезает.
Исчезает, оставляя место другому.
Другой стоит на коленях, закрыв глаза и обратив лицо к горизонту, что на Западе.
У Другого волосы точно первый снег, глаза жидким светом наполнены и кожа смугла, позолоченная горячими лучами Солнца.
У Другого Магия в крови черной струится, а Сила душу заменяет.
От Другого Смертью пахнет и жгучей опасности азартом.
Другой счастлив.
Охота началась.
Комментарий к Глава третья: Балансируя
Итак, начался хардкор.
Немного пассивной агрессии: удивительно, но если оставлять отзывы, то у автора проснется совесть и она сядет за написание проды чуть быстрее.
========== Глава четвертая: На грани ==========
Ночь стирает определенные грани в психике. Она дает нам ощущение свободы.
© Виктория Шваб
С тихим вздохом Леголас переворачивает очередную страницу. Слова, написанные витиеватым старомодным почерком, стекаются в чернильную лужицу пред глазами, каждая прочитанная с величайшим трудом строка отдается глухим звоном в голове и тянущей болью в висках.
Валар, так он никогда ничего не запомнит.
Хотя какое там запомнить, это и понять-то толком невозможно. Не будь у него с собой толкователя и старых записей, оставшихся еще со времен давно оконченного обучения, то сидеть бы Леголасу тут добрые пару тысячелетий.
И ведь он как-то учил все это, в свою бытность учеником. Что за магия?…
С приглушенным стоном он ударяется головой об стол, зарываясь пальцами в спутанные волосы. Риторика. Политика.
Эру, как же сильно он ненавидел их, в свое время доводя этим наставников до белого каления.
И сейчас эта пытка вновь повторялась. Причем по его собственной, – Эльберт, вот уж не думал бы, – воле.
Сухие строчки песком шуршали на языке, отзываясь блеклым чувством дежавю в памяти. Он определенно помнил, как читал это, как учил, продираясь сквозь путаные заросли терминов; но вот само это вспомнить не мог, как ни пытался.
И это – хваленая эльфийская память? Несправедливость, да и только.
– Аранен? – насмешливый голос заставляет его с тихими проклятиями поднять голову и принять более или менее приличествующее случаю положение, с недовольством глядя на ухмыляющегося эльфа напротив.
– Да, Айнон? Я весь во внимании, – язвительно шипит Леголас, потирая переносицу.
– Не ожидал увидеть тебя здесь, – сухо фыркает тот в ответ, кивком обводя бесконечные ряды стеллажей дворцовой библиотеки, под завязку набитые книгами.
Леголас поджимает губы, ощущая, как внутри отчего-то появляется горькое чувство вины. Совершенно необъяснимое к тому же; так как свободного времени для посещения подобных мест и вообще для отдыха как такового, у него давно уже не водилось.
Но, очевидно, летописец Его Величества придерживался другого мнения и прямо сейчас буравил его привычно насмешливо-разочарованным взором карих глаз из-под густых бровей.
– Хотя знаешь, все же стоит сказать, что это – довольно предсказуемо. Собираешься участвовать в этой до очарования лицемерной гонке за титулом?
– А разве у меня есть выбор?
Леголас кривится от очередной вспышки боли в затуманенном разуме, закрывая лицо руками. Сил любезничать, прикрываясь вежливой улыбкой, не было.
– Не строй из себя послушную марионетку в руках опытного кукловода, дорогой, – мужчина вновь усмехается, складывает руки на груди и наклоняет голову набок, с интересом глядя на визави. – Тебе это не к лицу, да и я не поверю. Никто и никогда не заставил бы тебя делать то, чего ты не хочешь на самом деле. Даже Его Сиятельство Король. Особенно Его Сиятельство Король.
Моргот. Это было до неожиданности неприятно. И правдиво, что ужаснее.
Леголас прикусывает щеку, стараясь сдержать поток слов, того и грозивший вырваться наружу. Лишние проблемы ему сейчас не нужны.
И, разумеется, Айнон, бывший по странному стечению обстоятельств когда-то его наставником, не мог не заметить тени, скользнувшей по лицу прежнего ученика.
– Что такое, принц? – ухмылка гуляет по тонким губам, в карих глазах вспыхивает странное чувство, понять которое Леголас не может, как ни пытается. Нечто среднее меж предвкушением, довольством и холодной насмешкой. Так смотрят на диковинную загнанную зверушку, с отстраненным интересом наблюдая за тем, что она сделает дальше. – Правда глаза режет?
Вестись на столь глупую провокацию было бы поистине фееричным провалом по всем пунктам и окончательным уничтожением и так пошатнувшейся репутации, – ведь пусть никто не знал точно, что опять произошло между королем и его отпрыском, но сам факт очередного скандала уже был богатой почвой для сплетен.
– Чего вы хотите от меня? – цедит он сквозь зубы, изо всех сил пытаясь сдержаться и, главное, сохранить на лице маску безмятежности. Что, впрочем, уже давно пошла трещинами.
– Помочь. – Рассеянно выдыхает летописец, в упор глядя на принца. В темных глазах на миг проскальзывает тень, невольно заставляя Леголаса вздрогнуть.
– Зачем? – пораженно вопрошает юноша, напрягаясь. Перо, крепко стиснутое в пальцах, с тихим хрустом ломается, чернила некрасивой лужицей растекаются по пергаменту. – Вы ведь никогда, ничего не делаете просто так. В чем здесь выгода?
– О, дорогуша, не стоит искать везде подоплеку; ты становишься таким… циничным.
Айнон больше не улыбается, делано равнодушно разглядывая собственные ногти.
– Но ведь я прав, не так ли?
– Может и так, что с того?
Леголас хмурится. Он уже почти забыл о пристрастии бывшего учителя к словесным лабиринтам, загадкам и, особенно, недоговариванию.
– Я хочу знать, зачем вам это.
– О.
Мужчина замирает на мгновение, окидывая его пристальным взглядом.
– Хорошо. Очень хорошо… Что ж, можешь считать, что в случае, если твой венценосный отец погибнет, – не то чтобы есть хоть малейшая вероятность того, что это случится, – я бы предпочел увидеть на троне тебя – того, кого я знаю, и, что важнее – своего бывшего ученика; а не кого-то из стайки лордовских сынков. Так было бы лучше для всех нас.
Леголас фыркает, устало закрывая глаза. Что за бред? Здесь едва ли была хоть малая частица правды. Слишком очевидно.
– То есть вы хотите, чтобы на месте короля, в случае непредвиденных обстоятельств, оказался лояльный вам, неопытный и толком ничего не знающий в политике мальчишка, которым было бы легко манипулировать?
– Ты как всегда проницателен, милый, – хмыкает летописец, рассеянно проводя ладонью по огненно-рыжим локонам. – Я рад, что мои уроки не прошли даром для тебя. Польщен, можно сказать. Ну так что, согласен? Я предлагаю тебе взаимовыгодное сотрудничество, и не обманывай себя надеждами, что еще когда-нибудь получишь подобный вопрос. Или что у меня нет других, запасных вариантов на случай чего.
– А разве у меня есть выбор? – обреченно повторяет Леголас, бросая быстрый взгляд на огромную стопку пыльных фолиантов на столе.
– Выбор есть всегда, дорогой мой, и ты это прекрасно знаешь. – Айнон вновь усмехается и Леголас делает вид, будто не заметил вспышки раздражения в карих глазах. – Значит ли это, что ты согласен?
Принц застывает, кусая сухие губы. Что ж, кажется, ему больше нечего терять, в любом случае. Вряд ли из этого получится что-то дельное, но и ничего прямо-таки ужасного точно не случится.
– Да, – шепчет он одними губами, прогоняя мысль, что отчего-то пожалеет об этом. Причем очень и очень скоро.
– Вот и чудно. С вами на удивление приятно иметь дело, аранен.
Айнон уходит, довольно напевая незамысловатую мелодию, лишь улыбнувшись ему уголками губ напоследок.
А после Леголас наконец вспоминает, отчего же он так люто ненавидел уроки политики у своего улыбчивого наставника.
***
Дверцы платяного шкафа со скрипом распахиваются, отдавая его волной пыли и вызывая новый приступ кашля.
Невольно Леголас делает шаг назад, закрывая нос и рот рукой.
Критически взглядом он осматривает содержимое шкафа, пытаясь найти нечто более или менее достойное, а после раздраженно вздыхает, выхватывая первое, что попалось на глаза.
Первым попавшимся, на счастье, оказываются темная туника и такие же штаны. Кинув быстрый взгляд на свои сапоги, Леголас решает, что надевать другие смысла нет, а значит, одной проблемой становится меньше.
На ощупь он находит тиару на верхней полке и на миг замирает, с горечью вглядываясь в глубину иссиня-черного камня в серебряном обрамлении.
Слишком много воспоминаний, слишком много боли, слишком много смерти. Просто слишком много.
Ему становится плохо. Голова кружится, к горлу подкатывает комок, а пред глазами разлетаются странные искры, заставляя опуститься на пол, пряча лицо в ладонях, в ожидании, когда это пройдет.
Виски отзываются тупой ноющей иглой боли, и Леголас в растерянности шарит по карманам в тщетной попытке отыскать заветный бутылек. Плевать на последствия, он не хочет продолжения этого кошмара, и пусть лекари говорят что угодно.
Горькая микстура – чудовищная смесь всевозможных трав – обжигает горло и раскаленным обручем сдавливает на миг голову.
Но после наконец все исчезает. Леголас просто сидит на полу, закрыв лицо руками и пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце в груди.
Это снова случилось. Опять.
Он не знал причины этой боли, возникающей словно из ниоткуда, исчезая почти также быстро; да что там, он давно уже не помнил, как давно это началось. Кажется, в тот самый солнечный осенний день, когда все вновь пошло наперекосяк. Или еще раньше, когда-то ужасающе давно, будто в другой жизни. Когда все было немного лучше.
Целители лишь разводили руками, и только лекарь Полдон, главный королевский врачеватель, в конце концов тайком сунул ему в руки два маленьких бутылька, шепотом приказав принимать в наихудших случаях и не чаще одного раза в две недели.
Стоило ли говорить, что Леголас, разумеется, нарушил оба указания, и уже вторая склянка была почти пуста?
С тихим вздохом он поднимается на ноги, изо всех сил пытаясь удержать равновесие и вновь позорно не упасть. Он уже опаздывал, стоило поторопиться.
Старая темная туника с еле слышным шелестом оседает на полу и Леголас, то и дело морщась от тупой боли, аккуратно надевает другую, чистую. Холодный камень тиары привычно обжигает лоб, и он на мгновение прикрывает глаза, глубоко вдыхая.
Слишком тихо. Леголас ненавидел тишину. Ненавидел оставаться наедине с самим собой, душащей паутиной запутанных мыслей, громким стуком сердца в ушах и глухой болью, сжигающей каждую клеточку тела. Тишина была хуже всего на свете, и у него достаточно поводов для ненависти.
Леголас рассеянно трет переносицу и рвано выдыхает. Дверцы платяного шкафа в его покоях со стуком закрываются.
Что ж, время пришло; оттягивать неизбежное бесполезно. И ведь принцу не пристало опаздывать, не так ли?
Вероятно, стоит хоть один раз в своей жизни поступить так, как того следуют традиции.
И он быстрым шагом выходит прочь из комнаты, громко хлопнув заскрипевшей дверью.
***
Леголас устало прикрывает глаза. Рассеянно он сжимает в пальцах хрупкий стебель цветка и тут же тихо шипит, чувствуя, как колючие шипы пронзают кожу.
Темная капля крови тонкой струйкой бежит по листьям и рубином вспыхивает на алом бархатном лепестке розы.
Боль физическая отрезвляет на краткое мгновение, и он быстро моргает, пытаясь отогнать прочь тяжёлую пелену воспоминаний и жужжащий рой мыслей, накрывший его в головой.
Эльф прикусывает губу и деланно внимательно скользит взглядом по полутемной поляне, чтобы спустя секунду замереть, отрешенно всматриваясь в ровную высокую фигуру отца, статуей застывшего всего лишь в паре дюймов от него самого. Ровно так, как гласят правила.
Ну конечно. Кто, как не король, будет неукоснительно следовать всем без исключения правилам придворного этикета, этики и прочего, и прочего?
Король ведь обязан быть идеальным. Сверкающим, блестящим образом, недостижимым идеалом, примером для всеобщего подражания.
Нет права на ошибку, нет права на раздумье, нет права на саму личность. Ты обязан соответствовать всем рамкам, ты обязан быть идеальным.
Ведь иначе быть попросту не может.
И Леголас прекрасно знал, что его отец – действительно соответствует. А еще знал, что никогда не сможет стать хоть вполовину таким же, сколько бы не старался.
Слишком уж он другой. Слишком своевольный, гордый, легкомысленный порой, ветреный и до невозможного свободолюбивый. Леголас не был похож на своего отца, что бы не говорили все вокруг.
Не был похож, и никогда не станет, как бы сильно он сам ни желал обратного.
– Хватит, Зеленолист, – раздается насмешливый голос над ухом и Леголас едва подавляет желание вздрогнуть, по инерции хватаясь за рукоятку меча на эфесе. – Не дергайся, это всего лишь я.
– Вэон? Это ты? – тихо переспрашивает он, не оборачиваясь и стараясь вернуть на лицо привычную маску беспристрастия. Удивленное выражение было бы крайне неуместно сейчас.
– Так точно, командир, – шепчет все тот же голос, но его обладателя Леголас все еще разглядеть не может. – Не беспокойся, я здесь только для того, чтобы передать: у нас все готово, можем возвращаться в любой момент. Ждем только твоего приказа.
– Хорошо, – рвано выдыхает принц. Израненные пальцы противно саднят и он морщится, все также пристально разглядывая цветок в своих руках. – Мне придется задержаться здесь еще на месяц-два, пока… все это не решится. На время моего отсутствия все на тебе, думаю справишься. Если что, ты знаешь, где и как меня отыскать.
– Ну разумеется, командир. Все, бывайте, мне пора, – шелестом отдается листва позади него и, услышав на периферии приглушенный хруст, Леголас понимает, что его неожиданный собеседник действительно покинул его.
Он тихо вздыхает, качая головой. Произошедшее было слишком… неожиданно. А неожиданности, выбивающиеся из четко выстроенного плана, Леголас терпеть не мог. Даром что самому Вэону, – его ходячей головной боли вот уже на протяжении последних столетий, – было на это совершенно плевать.
Типичный, самый обыкновенный лесной эльф, что с него взять? Резкий, неожиданный, скрытный, до ужаса тихий, лживый, лицемерный и пугающе преданный. Кажется, Леголас наконец понял, почему они оба до сих пор успешно терпели друг друга.
Эта мысль внезапно отозвалась странной горечью и болезненным уколом в сердце. Типичный, самый обыкновенный лесной эльф, каких тысячи. Самый обыкновенный-ценный эльф, каких тысячи до Вэона умирали за него. Как Таурохтар.
Как они.
Скорбно заиграли флейты, печально зазвенели струны арф.
Что ж, видимо пора.
С глухим вздохом он делает шаг вперед, бросая косой взгляд на быстро качнувшего головой короля.
Роза с шелестом опускается на темное дерево гроба, – одного из сотен, тысяч похожих, – и он сам склоняет голову в молчаливом поклоне.
В знак благодарности, признательности, уважения. И невыносимой скорби, печали, сжигающей изнутри.
– В добрый путь, – тихо шепчет Леголас вмиг охрипшим голосом. – И пусть удача отныне и впредь всегда будет на вашей стороне. В добрый путь.
***
– Матушка, отец, не понимаю, зачем я должен это делать, – с глухой яростью вновь восклицает юноша, яростно меря шагами кабинет отца. – Титул кронпринца? Мне? Валар, это даже звучит бредово! Все прекрасно знают, что победит принц Леголас; это произойдет в любом случае. Он слишком хорош, и после внезапной размолвки с королем его таланты и знания враз не испарились. Что могу противопоставить ему я?
– Гэлторн, прекрати это детское представление и успокойся наконец, – сухо произносит эльф, прерывая отпрыска на полуслове и успешно игнорируя недовольный взгляд жены. – Один мой… источник, сказал, что принц сейчас ослаблен старыми ранами и к тому же страдает от странной хвори, а значит, у тебя появляется определенный шанс обыграть его в поединке. Долгое время он был далек от дворца и политики, это также дает тебе некоторое преимущество в тесте.
Эллет рядом рвано выдыхает, комкая в пальцах шелковый платок, и качает головой, одним своим видом показывая, насколько сильно не одобряет эту затею.
– Adar nin, это звучит до невозможности глупо! Ты же не можешь и в самом деле…
– Гэлторн! – яростно шипит мужчина, но в следующее же мгновение вновь берет себя в руки, возвращая лицу отрешенно-скучающее выражение. – Не стоит так переживать, ion nin. Просто положись на меня; поверь, в случае чего, я смогу помочь тебе в этом нелегком деле.
– Но…
– Никаких но! Сколько лет я выслушивал от тебя разговоры на тему того, что принц Леголас недостойный сын Его Величества, что он – ужаснейшая кандидатура на престол, что он несносный, гордый, раздражающий мальчишка и ничего более, и что ты сам с легкостью расправился бы с ним? Время речей прошло, настала пора действовать.
– Хватит, дорогой, – холодно отсекает эльфийка, быстрым движением поднимаясь с софы и подходя к сыну. – Конечно, он все понимает. Просто дай Гэлторну немного времени, хорошо?
Она натянуто улыбается, рассеянно теребя рыжий локон, случайно выбившийся из косы, и осторожно берет Гэлтрона за руку, успокаивающе сжимая ее.
– Идем, милый. Твоему отцу сейчас лучше побыть одному.
Когда за женой и сыном с щелчком закрывается дверь, лорд Храванон со стоном опускается в кресло, зарываясь пальцами в длинные черные волосы.
Все прошло ровно так, как он и ожидал.
Гэлторн, проклятый мальчишка, мутит, не соглашаясь, но и не отказывая. Что-то скрывает – определенно. Что-то в его сыне изменилось, что-то стало неуловимо другим, словно чужим.
Туилиндэ не лучше. Но у его жены все время было что-то свое на уме, и Храванон даже предположить боялся, что происходит в ее голове, под красивой маской наивности и покорности.
