Текст книги "История одной болезни (СИ)"
Автор книги: ToBeContinued...
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
До боли в челюсти сжимая зубы, Микки Милкович продолжал двигать рукой по мягкому члену, никак не желающему подняться, а чертов мудак все продолжал скалиться, выглядывая из-за среднего пальца на переднем плане снимка, разрушая все надежды брюнета на необходимую разрядку.
Утробно рыча от бессилия и собственной слабости, Микки бросил последний взгляд на свои бесполезные попытки получить удовлетворение и, размашистым ударом впечатывая кулак в зеркало, вмиг расколовшееся на сотни крохотных осколков, один из которых прорезал злоебучий снимок по краю, не смог сдержать стона:
– Чтоб тебя, – вырвалось из груди брюнета, и первые алые капли из рассеченных костяшек упали на белый фаянс. – Ааааа, блять, – выковыривая стекляшки из ран, рычал он, сдерживая вновь подступившие слезы, соль которых уже ощутимо царапала нежную кожу век своими микрокристаллами, – черт, – выдохнул он, замечая порванный край своего главного сокровища.
– Что там с тобой? – обеспокоенный голос Светланы, сопровождаемый тихим стуком в запертую дверь, раздался через мгновение, застав Милковича за его позорным занятием.
– Нормально все, – поспешил ответить он, в сотне отражений зеркальных осколков рассматривая свое раскрасневшееся лицо, – поскользнулся, – решив оправдать странные звуки, раздающиеся из ванной, добавил он, переводя взгляд на фото.
– Скорее, мне нужно в туалет, – раздалось за дверью, и перепачканные кровью пальцы вновь поспешили засунуть снимок в журнал, наспех брошенный за бочок унитаза сразу после.
Широко распахнув дверь, Микки выскочил в коридор, чуть не сбив с ног стоявшую рядом девушку, и поспешил вернуться в комнату, в надежде на сон, укладываясь на семейное ложе, прекрасно понимая, что добиться желаемого ему вряд ли удастся.
Впрочем, как и в последние несколько недель.
***
Долгожданный сон вернулся через месяц, когда в голове Милковича компанию рыжему, проебавшемуся в неизвестном направлении, стали составлять, а вскоре и вовсе вытеснили его, русские шлюхи, вынужденные подсчитывать свои гроши, которых едва хватало на противозачаточные таблетки, и постоянные жалобы его жены на блядского Сашу, использующего девочек по полной, без желания повышать заработную плату.
На огромных размеров бугая-сутенера, державшего в страхе половину района, изжившего всех своих конкурентов на рынке продажной любви, на деле оказавшегося миловидной наружности дамочкой, мастерски расправившейся с затеявшим шлюхореволюцию Микки.
Очередной контейнер из России прибыл уже через неделю, выбрасывая на холодные улицы осеннего Чикаго новую порцию свежего мяса, а бывшие коллеги Светланы, во главе с особо разговорчивой брюнеткой, остались без работы.
– Скажи, чтобы заткнулись, нахуй! – надрывался Милкович, стараясь перекричать кудахтающих на своем шалав, заполонивших его дом, обращаясь к жене.
– Ты лишил нас работы! – в ответ проорала та, размахивая руками перед лицом мужа, раздражая и так изрядно потрепанное самообладание брюнета, грозившего взорваться в любую минуту.
– Да, знаю я! Не ори, я что-нибудь придумаю! – намереваясь сбежать от кучи разъяренных советских блядей, прорычал Микки, разворачиваясь к выходу.
– Они говорят, что ты тупой долбоеб, – выдала Светлана, с появившейся, хуй пойми откуда, смелостью в голосе.
– И что ты им ответила? – удивленный подобному заявлению, возмутился брюнет, бросая полный ненависти взгляд на девушек, продолжающих что-то обсуждать на русском.
– Что у тебя еще и хер маленький, – выплюнула в лицо мужа главная потаскуха, лишая того возможности сформулировать внятный ответ.
– Блять, Боже, почему теперь мой дом мне ни разу не крепость? – сбежав на кухню, вопрошал он, распахивая холодильник в поисках бутылки пива.
– Три вещи: это мой дом, у тебя хер и правда маленький, и ты сам виноват, потому что все это начал, думая, что твоя женушка стоит больше чем пару баксов за трах, – тут же поспешил ответить Терри, сидевший за столом. – Скажу из личного опыта – не стоит, – поделился он, решив добить сына.
– Кдатпстянбгаеш? – одна из самых разговорчивых блядей настигла Микки и на кухне, начиная орать на него на своем злоебучем диалекте.
– Да я нихрена не понимаю, что ты говоришь там! – проорал в ответ Милкович, пробираясь к выходу, оставляя разъяренную толпу шалав за спиной. – Не волнуйтесь, мы придумаем, как побыстрее заткнуть вас членами, – прокричал он перед тем, как скрыться за входной дверью.
И уже через несколько дней сдержал обещание.
Каждая пизда, не раз уже бывшая в употреблении, нашла себе спутника в виде клиента нового, открывшегося на втором этаже «Алиби», борделя, совместного бизнесс-проекта Милковича и Болла, все никак не способного придумать достойное применение комнате бывшего хозяина питейного заведения, откинувшего копыта в доме престарелых.
***
Первую прибыль Микки получил уже через пару недель, а долгожданное спокойствие и тишина в родных стенах дома позволили ему расслабиться на диване в гостиной с бутылкой светлого Егера и тупым телешоу на экране старенького телевизора.
Сто-тридцать-хуй-знает-какая серия «Топ-модели по-американски» шла к своему завершению, когда в жюри конкурса расфокусированный взгляд изрядно набравшегося Милковича уловил огненную макушку какого-то женоподобного пидараса-фотографа; а с таким трудом и неимоверными усилиями заставленный заткнуться внутренний голос, твердивший пресловутое «Галлагер», опять схватил мегафон, готовый начать очередную пропаганду всего блядско-конопато-рыжего в голове брюнета.
Чтобы вновь напомнить тому о позорном действе, развернувшимся в туалете бара несколькими неделями ранее.
О потасканной шмаре, с ярко огненной шевелюрой, продолжавшей гонять коктейльную соломинку меж кривых зубов, пока Милкович вколачивался в нее размашистыми толчками; о тихой просьбе поменяться с ней местами, когда, после достижения телкой оргазма, Микки не смог кончить сам, пока эта рыжая не пристроилась сзади, острыми косточками своих узких бедер начиная долбиться о его задницу.
«Я вот люблю пялить рыжих, с гребаными веснушками и бледной кожей, похожих на сраных пришельцев» – разоткровенничался тогда подпитый Микки, опрокидывая очередную рюмку виски, подливаемого Кевином.
Вот только рыжая, сидевшая за столиком в нескольких метрах, с радостью согласившаяся уединиться с симпатичной наружности брюнетом, хоть и подходила под широкое описание особо возбуждающих персон Милковича, но никак не смогла утолить жажду по одному конкретному «инопланетянину», прозибающему за тысячи километров от холодного Чикаго, подставляя свою жопу под пули во имя Великой Державы.
Раскрошившийся на составные части пластиковый корпус пульта, не выдержал силы брюнета, приложенной к неповинному ни в чем прибору, а старенький телевизор громко крякнул, когда тяжелый ботинок опрокинул его на пол, навсегда погасив экран.
Отшвырнув опустевшую бутылку, хер пойми уже которую по счету, Микки вышел на улицу в поисках чистого свежего воздуха, способного проветрить мозги и подарить его голове легкость и свободу от блядского Галлагера, вновь вернувшегося в его мысли горькими воспоминаниями.
Но какая-то неведомая сила вела и тянула его по темным улицам района, опять возвращая на проклятую стройку, где Микки быстрее любого эксперта-криминалиста мог бы указать на пятна спермы и крови, оставленные рыжим, даже без помощи ультрафиолета.
========== Рецидив ==========
Рецидив – возобновление болезни после кажущегося
полного выздоровления, объясняется тем обстоятельством,
что патоген в ходе лечения не полностью исчезает из организма и,
в определённых условиях, вновь вызывает появление симптомов заболевания.
Снег в этом году выпал раньше обычного.
Ежась от пробирающего до костей сквозь растянутый грязно-коричневый свитер холода, Микки Милкович стоял на крыльце собственного дома, добивая очередную бутылку крепкого в попытках согреться.
В помещение идти не хотелось – Светлана взяла выходной на своей проблядушной работе, точнее, сам брюнет заставил ее отправиться в непродолжительный отпуск, когда очередной клиент пожаловался на беременную девушку, решившую проблеваться в самом разгаре оральных манипуляций, дюжие способности к которым она проявляла еще с молодости.
Сигарета истлела слишком быстро, а янтарная жидкость в бутылке, сокрытой от посторонних взглядов бумажным пакетом, неприятно горчила на языке.
– Здоров, – услышал Микки за спиной и, обернувшись, обнаружил подходившего к дому Липа Галлагера, крепко сжимающего рюкзак, доверху набитый учебниками.
Вундеркинд хуев.
– Мэнди дома нет, – не обременяя себя приветственными речами, ответил брюнет, отворачиваясь.
Кудрявый никогда не нравился Милковичу, и на то было немало причин.
И, как бы Микки не пытался убедить себя в том, что основными из них были непростые отношения лупоглазого с его сестрой, или тот факт, что Лип был единственным жителем его района, которому мозгов хватило на то, чтобы поступить в универ (не без участия все той же сестры, стоит заметить), а не проебывать свою жизнь на улицах, зарабатывая грабежами, разбоями и наебками, это было не так.
Основной проблемой Филлипа была и остается его блядская фамилия.
Галлагер.
Ебучее сочетание из восьми букв, где было слишком много «л», выговаривать которую Милкович, к своему стыду и позору, смог навостриться только к десяти годам.
Чертово слово, так охуенно смотревшееся рядом с тремя буквами имени рыжего.
– И хорошо, я пришел к тебе, – поспешил проговорить Галлагер, пресекая попытки Микки скрыться за входной дверью своего дома.
– Да хули хочешь? – оскалился брюнет, не желая разговаривать с живым напоминанием о проебавшемся рыжем, о котором так удачно удавалось не думать уже целых двенадцать дней.
– Ты от Йена ничего не слышал? – спросил лупоглазый, одной фразой срывая с груди Микки потрепанный календарь с десятком листов «без него», что прикрывал собой зияющую дыру возле солнечного сплетения.
– Нет, – поспешил ответить Милкович, вновь отворачиваясь, пытаясь сосредоточить взгляд на бутылке, до сих пор сжимаемой теперь почему-то дрожащей рукой, или истлевшем до фильтра бычке, начинающем пощипывать пальцы.
И он не врал.
Микки не видел и не слышал это конопатое чучело с того самого дня, как блядский Галлагер покинул резиденцию Милковичей, оставляя за своей спиной размазывающего слезы по щекам брюнета, испугавшегося сказать проклятое «останься».
– Это важно, – решил подлить масло в разгорающееся рыжее пламя, Лип.
– Думаешь, мне не похер, потому что я с ним работал? – не поворачивая головы к собеседнику, прорычал в ответ Микки, глубоко затягиваясь едким дымом тлеющей целлюлозы, незаметно пришедшей на смену табаку, едва сумев сдержать кашель от проникновения яда в глотку.
– Мне объяснить, почему тебе не похер? – тут же услышал он в ответ, и осознание того, что этот мудак был гораздо больше, чем необходимо, осведомлен о странного рода отношениях Милковича с его братом, полоснуло по нервам.
Вот только знакомого желания разобраться с сующим свой нос, куда не следует, очередным родственником рыжего у Микки не возникло, прозрачно намекая брюнету на то, что вынужденная прошлогодняя отсидка за точно такие же мысли не была так уж необходима.
– Ты, блять, к чему клонишь, а? – но показывать этого Филлипу не стоило.
– Да не, просто я за него переживаю, – едва заметно улыбнувшись вполне ожидаемой реакции Милковича на его слова, проговорил Лип уже серьезно, – и только.
– Я его не видел, – беспокойство в голосе старшего Галлагера, и какое-то странное чувство внутри, очень похожее на волнение за бледную жопу рыжего, заставило Микки ответить честно.
– А сказать тяжело было? – получив желаемое, бросил Филлип через плечо, тут же разворачиваясь, чтобы свалить.
Тяжело, блять!
Сказать, подумать, вспомнить.
Хули не понятно, раз такой осведомленный?
– У него проблемы? – не выдержав, крикнул Милкович в спину удаляющегося парня, останавливая того уже в десятке шагов от его дома. – Какие? – не получив ответа на первый вопрос, кинул он следом.
– Скажу, когда узнаю, – ответил кудрявый и, поглубже засунув руки в карманы, побрел дальше по улице, надеясь обнаружить хоть какие-то следы дезертировавшего из рядов вооруженных сил США брата, оставляя на крыльце Микки наедине с вновь появившимися в его голове мыслями, от которых едва ли удалось избавиться неимоверными усилиями.
Недопитая бутылка рома полетела на подмерзшую землю, а последняя сигарета, оставленная на вечер, пока Игги не притащит еще пару спизженных блоков, застряла меж крепко стиснутых зубов, когда Микки Милкович, резко развернувшись, вернулся в дом, под пристальным взглядом Светланы проходя в спальню, чтобы в куче грязного белья найти свой пистолет, верного спутника брюнета и союзника в вопросе разгрузки мозгов от непрошенных воспоминаний.
В одном из которых этот самый ствол принимал непосредственное участие.
Или в двух.
Блять, да кого ты пытаешься обмануть, Микки?
Ты до сих пор и не выбросил этот блядский кусок металла, с разъебанным бойком, дающим осечку через выстрел, только потому, что он всегда был с вами третьим.
«Что, трудно голову повернуть?» – прозвучало в голове в тот момент, когда Микки прицелился в первую банку из наспех сооруженной пирамиды, точно такой же, как он построил тогда.
«Посмотри на меня!» – раздалось вместо выстрела, заставляя обернуться, но взгляд голубых глаз брюнета наткнулся лишь на голую бетонную стену, покрытую граффити.
***
Шаткого равновесия вновь удалось достигнуть по прошествии трех дней.
Или это была всего лишь видимость?
От кудрявого Галлагера новостей не было, и Микки начал забывать о непродолжительном разговоре ранним морозным утром в начале недели.
Заставил себя забыть.
Проснувшись в пятницу около восьми, он широко потянулся и, удостоверившись, что дом пуст и в полном его единоличном распоряжении, направился в сортир, по пути прикуривая сигарету, намереваясь посидеть на толчке за просмотром автомобильных журналов, давно уже вынашивая идею угона какого-нибудь очередного высера отечественного автопрома.
Проигнорировав шелохнувшееся было желание схватить совершенно другой глянцевый прямоугольник, Милкович поудобнее устроился на белоснежной скульптуре из фаянса и, громко рыгнув, попытался расслабиться, радуясь факту такого редкого в последнее время одиночества в стенах собственного дома.
«Наебался» подумал Микки в тот момент, когда дверь туалета резко распахнулась, и его взору предстала сестра в рабочей униформе с неизменным ее атрибутом на голове – блядская кепка с коричневой белкой на макушке давно не давала покоя брюнету, ежедневно рождающему ядовитые шутки в адрес плюшевого зверька.
– Эй, чё за хуйня? Ну, мне посрать спокойно можно или нет? – чуть не выронив сигарету изо рта, возмутился Милкович, поднимая глаза на девушку в дверях.
– Найди своего парня, засранец, – проговорила Мэнди, скривившись.
– Уебывай нахуй и дверь закрой, – прокричал брюнет, пропустив мимо ушей фразу девушки, потому что все внимание сейчас его было сосредоточено на том, чтобы громогласный звук выпускаемого из задницы воздуха не посмел перебить его гневной тирады, сводя на нет угрожающий тон.
– Я его вчера весь день искала, он не отвечает на СМС, – продолжала выговаривать Мэнди, кажется, не собираясь подчиниться.
– Ты про что, бля? – понимая, что от разговора не уйти, если только Микки не собирается продефилировать мимо сестры с голой жопой, спросил он, понижая интонацию голоса.
– Не строй из себя дурака, я о Йене, – ответила девушка брату, поспешившему тут же опустить глаза в пол, услышав знакомое имя. – Это он из-за тебя сбежал, – нет, ты, серьезно, именно сейчас хочешь поговорить об этом? – Так что, найди его, – кажется, да. – А мне пора на работу, – напоследок проговорила Мэнди, прожигая дыру на лбу брюнета убийственным взглядом.
– Не моя забота, – выдохнул Милкович, в уме пытаясь сообразить, сколько уже человек были в курсе его отношений с конопатым.
– Знаешь что? – вырывая сигарету из рук брата, наклоняясь к нему, выплюнула девушка. – У тебя их вообще нет, – глубоко затянувшись и выпустив дым из легких Милковичу в лицо, решила напоследок отметить она. – Хотя бы раз найди себе заботу, – развернувшись и покинув небольшое помещение ванной, кинула через плечо Мэнди, удаляясь по коридору.
– Каким хуем белка к вафлям относится? – пробубнил Микки себе под нос, запоздало выдавая еще вчерашним вечером придуманную шутку над бедным зверьком, понимая, что спросить сейчас хотелось совершенно не это.
«СМС? У нее есть его номер? Она знает, где он?» пронеслось в голове брюнета, сбивая с ног все другие мысли.
– Мэнди!!! – проорал на весь дом, когда попытка дотянуться до двери, которой он намеревался громко хлопнуть, окончилась неудачей, оставляя деревянную створку распахнутой.
Впрочем, как и ту, другую.
Ту, что прикрывала гоняющую по телу кровь мышцу.
Ту, что сошла с петель в момент, когда губы девушки изогнулись, произнося проклятое имя.
Ту, которая больше не могла спасти от сквозняка, начавшего вновь гулять в глубине грудной клетки.
***
Яркие огни злачного района, посетить который раньше Микки Милкович не согласился бы даже под дулом пистолета, рябили перед глазами, раздражая и так уже сильно поношенное самообладание брюнета, путешествующего от одного клуба к другому в поисках рыжего уебана, все это время находившегося в десятках километров от родного дома.
«Озоны», «Устрицы», «Секреты» и «Лагуны» исследовались вдоль и поперек, оставляя после себя горьковатый привкус разочарования на языке и терпкий запах пота, наркотиков и возбуждения, стоявший в носу даже после того, как очередное заведение с звучным названием, даже последнему идиоту говорившим о специфических наклонностях контингента, его посещающего, оставалось позади; запах, который не позволял даже морозному воздуху ночной улицы избавить брюнета от чувства отвращения и тошноты, подкатывающей к горлу каждый раз, когда перед его взором представала очередная неоновая вывеска Бойз Тауна.
«Белая Ласточка» встретила Микки широко раскрытыми дверьми, позволяющими попасть внутрь, минуя позорный процесс фейс-контроля, и хищно облизывающимся жирным пидорасом, заприметившим новенького в стенах любимого заведения, решившим предложить симпатичному брюнету свою трясущуюся тушу на сегодняшний вечер.
– Управляющий где? – едва сдержав желание впечатать кулак в красную морду престарелого мудака, кажется, наслаждающегося грубоватостью неотесанного парня, размахивающего перед его лицом измятой фотографией, возможно, даже уже успевшего спустить в трусы, после красноречивого заявления Милковича о том, в каком направлении этому пидору стоило бы двигаться, Микки прошел к барной стойке, над которой, заполняя какие-то бумаги, склонился администратор заведения. – Алё, ты управляющий? – спросил он, привлекая внимание рыжебородого поджарого мужчины.
– А кто спрашивает? – скользнув взглядом по возникшему из темноты посетителю, ответил тот, возвращаясь к своему занятию.
– Ну, раз ты видел, что я говорю, наобум скажу, что это я, – стараясь исключить из предложения маты и оскорбления, в огромном количестве уже сгенерированные воспаленным от ночных прогулок мозгом, проговорил Милкович, подходя ближе. – Парня этого видел? – протягивая снимок Галлагера администратору, спросил Микки, щурясь от мигающих повсюду разноцветных лампочек. – Его зовут Йен.
– Первый раз вижу, – даже не посмотрев на фотографию, ответил бородатый, сосредотачивая все свое внимание на накладных последнего поступления алкоголя.
– Может, еще раз глянешь? – недовольно поджав губы и покрепче сжав сильно чесавшийся кулак, решил повторить попытку брюнет. – Он работал тут, так что, я уверен, не первый, – уверенности в том, что этот клуб был именно тем заведением, где старший Галлагер со своей мелкой сестрой, имя которой Микки все никак не мог выудить из памяти, встретили Йена, не было, но удачу попытать стоило.
– Мне не уследить за этими голубками, которые сюда приходят и уходят, понятно? – не желая идти на контакт, сопротивлялся мужчина, но что-то в его взгляде, бегающем по лицу брюнета, намекало Милковичу – он пришел по адресу.
– Ладно… Этот голубок пару дней назад ушел в самоволку, после того, как твой вышибала вышвырнул его брата и сестру на улицу, – на одном дыхании выдал Микки, внимательно отслеживая реакцию бородатого на свои слова. – Помнишь такое? – и резко поджавшиеся губы, окруженные кудрявыми рыжими волосками, ответили за его собеседника.
– Слушай, удолбыш, думаешь, ты первый, пришедший сюда, ноющий о шлюховатом бармене, подрочившем ему в сортире, и сказавшем, что это истинная любовь, а потом испарившемся? Поверь мне, нет, – протараторил управляющий, ядовито усмехнувшись, переводя взгляд на Милковича, уже успевшего отбросить фотографию на стойку, чтобы освободить руки. – Так что, купи себе выпить и влюбись в другого, – посоветовал он и отвернулся.
– Ты меня геем назвал? – стандартная реакция Милковича на подобного рода заявление не заставила себя долго ждать: крепко сжав кулаки, из последних сил удерживая себя от того, чтобы размозжить нагловатую физиономию своего собеседника, спросил Микки, склонив голову.
– О, милый, ну, перестань, рядом с тобой Джастин Бибер – альфа-самец, – ответил тот, и терпение Милковича треснуло.
Вместе с встретившейся с гладкой поверхностью барной стойки переносицей бородатого мудака, решившего поделиться с брюнетом данными своего гей-радара.
– Так, я знаю, что ты знаешь, где он, ты, спермохлеб, – прорычал Микки, наклоняясь к уху размазывающего кровь по лицу администратора, крепко прижатого к столешнице, доставая из кармана небольшой комок сероватого порошка, обернутого полиэтиленом, и выкладывая его на обозрение мужчины. – Так что, либо ты говоришь, либо я прикрою эту пидоро-нору за хранение и сбыт, еще и проституцию, – добавил он, прекрасно понимая, что такого рода заведения оказывают своим клиентам и эти услуги.
– Он на другой площадке, – тут же поспешил ответить управляющий, прогнувшись под твердыми аргументами своего собеседника в виде ста граммов героина и крепко сжимающих волосы на затылке татуированных пальцев. – В «Феюшке», – уточнил он, окончательно капитулируя.
– Спасибо, – улыбнулся Микки, похлопав ставшего таким податливым теперь мужчину по щеке и, не теряя больше времени даром, поспешил к выходу.
«Феюшкой» оказался невъебенного размера ночной клуб, переполненный трясущимися в экстазийных конвульсиях пидарасами на танцполе и разбросанными по углам престарелыми голубями, хищно высматривающими в толпе накаченных наркотой подростков очередную подстилку на ночь.
Конечно, это заведение было на ранг выше того, что Микки Милкович покинул некоторое время назад, наконец, получив желаемую информацию, но отвращение и раздражение от представшего перед его взором зрелища ничуть не уменьшились в своих размерах, дополняясь начавшей просыпаться внутри злобой.
ЕГО он заметил сразу.
Черная майка, сливающаяся с полумраком помещения сильно контрастировала с бледными тощими руками, обхватившими за шею какое-то потное плешивое чучело, восседающее на кожаном диване, пока блядский Галлагер, заметно исхудавший и осунувшийся с момента их последней встречи, извивался на его коленях.
Какого хуя, блять?
Совсем ебанулся, рыжий?
Пересекая танцпол в несколько огромных шагов, провожая взглядом таблетку, запихиваемую в рот Йена жирными пальцами навиагренного пидора, Микки Милкович, подлетел к дивану, хватая того за руку в попытках поднять.
– Время вышло, голубки, поднимайся, – прорычал он, крепко сжимая пальцами костлявое предплечье лысого. – Ты чё, не понял? Встал, гондон! Моя очередь, – хватая мужчину за шею, и, для придания ускорения, посильнее толкнув того в направлении выхода, выплюнул Микки, разворачиваясь к замершему рядом рыжему, расфокусированным взглядом блуждающему по его лицу.
– Еще встретимся, Кертис, – раздалось сбоку, оповещая брюнета о том, что ебаный старпер с заметным стояком под немаленького размера пузом, еще здесь.
– Кертис? – но сейчас его присутствие не смогло бы отвлечь Микки от созерцания ожившей конопатой куклы, пятившейся от него, потирая подведенные, как у потасканной бляди, веки. – Сценический, сука, псевдоним? – прошипел брюнет, подходя ближе, внимательно вглядываясь в смотревшие куда угодно, только не на него, глаза.
Два ярких зеленых огонька, оттенок которых уже давно успел занять почетное место в скудной цветовой палитре брюнета, с охуенно большими черными зрачками теперь, сообщающими об огромном количестве проглоченных их обладателем стимуляторов, мерцали во тьме, отражая свет неоновых ламп.
– Танец двадцать пять баксов, – размалеванный мудак подал голос, игнорируя вопрос Милковича, делая последний шаг навстречу, вплотную прижимаясь к телу растерявшегося от такого заявления брюнета.
– Пардон? – удивился Микки, чуть отступая.
– Не нужен танец, уходи, – ответил рыжий, разворачиваясь спиной, предоставляя взгляду Милковича лишь выпирающие косточки лопаток, не прикрытых блядской рабочей униформой.
Что за хуйню, блять, ты порешь?
– Ладно, хорошо, – сообразив, что поговорить иначе не удастся, кивнул брюнет, доставая из кармана мятую купюру. – Двадцать пять баксов за твою жопку, да? Никогда за эту хрень раньше не платил, – проговорил он, протягивая банкноту Галлагеру.
Будь откровенен, Мик, ты там и не бывал ни разу.
Оттянув резинку золотистых трусов в сторону, Йен опустил голову вниз, глазами указывая на образовавшуюся небольшую щель между тканью и его бледной кожей и, встретив презрительный взгляд брюнета, громко фыркнувшего от его действий, но, все же, заправившего купюру в боксеры, потащил того на еще теплый от задницы предыдущего своего клиента диван, одним движением заставляя Микки сесть, и забираясь сверху.
– Ну, как у тебя день проходит? – услышал Милкович шепот на ухо, сливающийся с бьющей по барабанным перепонкам мелодией незамысловатого танцевального хита, и не смог ответить.
Гребаный пидор скользил своей костлявой жопой по его бедрам, вызывая вполне ожидаемую реакцию тела, истосковавшегося по рыжему: каменный стояк в собственных штанах сильно мешал сформулировать что-то внятное, отвлекая внимание брюнета на себя; а знакомый, казавшийся навсегда выброшенным из памяти запах Галлагера, стелившегося по его коленям, обильно сдобренный кислотой наркотических препаратов, сочившейся через поры вместе с потом, не давал вздохнуть.
– Как, блять, день проходит? – единственное, что смог сделать Микки – повторить вопрос, заданный Йеном.
– Веселишься? – пьяно улыбнулся тот, опускаясь задницей на ширинку Милковича, чувствуя сильный толчок навстречу, и, легко скользнув по возбужденному органу, встал, чтобы развернуться спиной к парню, сидевшему под ним, снова опускаясь на его бедра и прижимаясь спиной к часто вздымающейся груди, продолжая свой приватный танец.
– Нет, я весь день искал тебя, кокаиновою сволоту, – услышал Йен в ответ, не прекращая двигаться на коленях брюнета. – За тебя родные волнуются, – продолжал говорить Микки, наконец, заставляя мозг соображать хотя бы настолько, чтобы суметь сформулировать мысли в предложения. – Алё! Да, ёб… Эй, я не могу так разговаривать, давай выйдем, – попытавшись скинуть с себя трущегося о него рыжего, чувствуя, что подобного рода действия конопатого не приведут ни к чему другому, кроме как к перепачканным трусам, обещающим стать нехилого размера помехой к серьезному разговору, запланированному ранее, проговорил Микки, взывая к затуманенному наркотой сознанию Галлагера. – Заднеприводные тебе столько порошка скормили, тебя как суку тащит, – конечно, в любой другой ситуации, Милкович бы порадовался подобному поведению рыжего, но осознание того, что точно так же этот мудак только пять минут назад ебал коленки навиагренного старикашки, разом перечеркнуло подобные мысли.
– За двадцать пять баксов только один танец, – пресекая попытки брюнета поговорить, ответил Йен, на мгновение замирая, делая глубокий вдох знакомого запаха и резко поднимаясь на ноги, оставляя Милковича наедине со своим колом торчащим членом и полным непониманием всего происходящего.
– Ладно, пойдем ко мне, протрезвеешь хоть, в курс войдешь, блин, – поднимаясь следом, проговорил Микки, хватая тонкое бледное предплечье дрожащими пальцами. – Скажешь, где был все время.
– Было клево, захочешь еще, скажи, – вырывая руку из цепкой хватки, ответил Галлагер, разворачиваясь к нему спиной, намереваясь уйти.
Какого хуя?
– Блять, да ты чё, издеваешься, что ли? – догоняя рыжего и снова хватая того за руку, прокричал Милкович, пытаясь достучаться до сознания Йена сквозь крепкую стену наркотического дурмана. – Эй, эй, эй! – наклоняясь, чтобы заглянуть в зеленые глаза, сосредоточенные на созерцании рисунка полового покрытия, позвал Милкович. – Не хочешь со мной тусить, ладно. Семье хоть позвони, – решив использовать последний аргумент, надеясь, что хоть это сможет расшевелить накачанную наркотой куклу с огненной макушкой, запрограммированную лишь на то, чтобы тереться о коленки престарелых пидарасов, готовых отвалить за костлявую жопу рыжего несколько баксов, проговорил он. – У тебя отец умирает, Йен, – пожалуй, впервые произнося это имя, непосредственно обращаясь к его обладателю, тихо сказал Микки, прекрасно понимая, что даже через оглушающий грохот музыки из колонок, тот его услышит – покрытые пеленой изумрудные глаза Галлагера, наконец, нашли голубые Милковича. – Фиона чуть Лиама не убила, – не понимая, откуда, вообще, он знал эти блядские имена, продолжал брюнет, наблюдая за, наконец, появившимся намеком на адекватность во взгляде рыжего.
– Кертис, все хорошо? – который тут же исчез, стоило рядом нарисоваться черножопому вышибале, переключившему на себя все внимание Галлагера, вновь вернувшегося в мир кокаинового опьянения.
– Да, Роджер, все супер, – ответил тот, отворачиваясь от Микки.
Какой, блять, нахуй, «супер»? Ебанулся, что ли?
– Ладно, просто там парень, похоже, не прочь на танец глянуть, – сообщил тот, указывая на потного жирного мудака, развалившегося на диване в другом конце зала, размахивая зеленой бумажкой.
– Понял, – ответил ему рыжий, двигаясь в указанном направлении, оставляя Милковича наедине с охранником и диким охуеванием от ситуации.
– Ладно, смотри лобковыми волосами не подавись, – прокричал Микки в спину удаляющегося Галлагера, парой взмахов руки реалистично изображая действо, которое может обеспечить подобный результат. – Выдыхай, Ник Фьюри, ухожу уже, – заметив на себе недовольный взгляд черножопого бугая, добавил он, разворачиваясь к выходу, намереваясь поскорее убраться подальше от этого блядского притона и ебучего рыжего, уже примостившегося на коленки очередного своего пидора-клиента.
