355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тишанская Марина » Проклятье старинного кольца (СИ) » Текст книги (страница 1)
Проклятье старинного кольца (СИ)
  • Текст добавлен: 4 декабря 2021, 10:32

Текст книги "Проклятье старинного кольца (СИ)"


Автор книги: Тишанская Марина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Таинственный незнакомец

Утро выдалось тихое, по-весеннему свежее, зеленое и голубое. Ночной дождь отмыл дорожки, молодая травка сплошным ковром стелилась по земле. Запах весны, чистоты и ранней листвы кружил голову. Прохладный воздух бодрил, заставлял прибавить шагу, но торопиться было некуда.

Здание Политеха, бывшего дома помещика Финикова, плыло в бледно-голубом утреннем небе. Это здание всегда вызывало у Кирилла странное чувство. Оно манило его, тянуло, как магнит. Оно бросало ему вызов. Еще в детстве он мечтал, как станет учиться в его стенах. И в то же время Политех казался недостижимым, как кольца Сатурна.

Но всему свое время – и кольцам Сатурна в том числе. Пробежавшие мимо первокурсники, опаздывающие на лекцию, напомнили Кириллу, как несколько лет назад он, получив студенческий билет, ушел на берег Севрюжки, спрятался за густой, усыпанный ягодами куст боярышника, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из знакомых, и полчаса любовался новеньким студенческим. Он был для Кирилла воплощением мечты, обещанием волшебных перемен, славы и необыкновенных событий.

Прошло время, диплом физфака занял свое место в коробке с семейными документами. Действительность оказалась и проще, и гораздо увлекательнее, чем мечты. Темпорология из сказки превратилась в стройные ряды уравнений, в теории, в кропотливую работу в лаборатории и перспективные проекты в будущем. Кирилл стал аспирантом, сам вел занятия на первом и втором курсе. Но ощущение грядущих волшебных перемен не проходило.

Весна согревала радостным солнышком, манила в чудесные дали. Заниматься, а тем более вдалбливать давно выученное в кружащиеся от первой зелени головы бестолковых студентов совершенно не хотелось.

Кирилл наступил в лужу, зачерпнул ботинком, намочил штанину, и это вернуло его мысли в практическое русло. Сегодня последний семинар, а потом коллоквиум. И, соответственно, отчет. Лисицын шутить не будет. Кирилл не обманывался насчет своих педагогических способностей. Будущих светил отечественной темпорологии он не воспитает. Но для отчета это и не требуется. А вот посещаемость и приличные отметки на зачете – это будьте добры. Если вдолбить второкурсникам общие положения темпорологии Кирилл еще мог, то с посещаемостью дела обстояли совсем не так благополучно.

В бытность свою студентом Кирилл и сам мог с удовольствием прогулять денек, особенно в хорошую погоду. В самом деле, молодость пройдет, а наука никуда не денется.

Но сейчас, оказавшись по другую сторону кафедры, он был уже далеко не так снисходителен. Особенно его беспокоил Копейников. Этого таинственного студента он не видел ни разу! Семь семинаров, сегодня восьмой, но надежды, что этот разгильдяй соизволит явиться, нет никакой. А это значит – неуд!

Это просто подло! Почему Кирилл должен чувствовать себя виноватым из-за чужих прогулов? Почему должен слушать брюзжание завкафедрой, ежиться под тяжелым взглядом декана? В конце концов, не иметь из-за этого возможности лишний раз зайти к декану в приемную? Туда и так непросто зайти. Там Настя. А выслушивать нотации в ее присутствии – это вообще невыносимо.

Разгоряченный такими мыслями, Кирилл прибавил шагу и, сам не заметив, как, столкнулся с невысоким плотным человеком, появившимся словно из-под земли. Во всяком случае, Кирилл его не видел. Мужчина с размаху боднул его головой, и Кирилл, естественно, остановился.

– Ох, простите меня, ради Бога. Я, видимо, замечтался – запричитал Кирилл.

– Ничего, молодой человек, это бывает в вашем возрасте. А то, что мы столкнулись, в какой-то степени удачно. Я давно собирался с вами поговорить.

– Давно? Странно. Мы с вами, кажется, незнакомы.

Кирилл был уверен, что никогда раньше не видел этого человека. На попрошайку он не похож. Вполне приличный мужчина. Но и на факультете они точно не встречались. Может, кто-то из маминых знакомых?

– Это не страшно. Давайте познакомимся. Меня зовут Альфред Эдуардович. И не бойтесь, я не бандит.

– Да я и не думал ничего подобного. Приятно познакомиться, Кирилл.

– Мне тоже приятно, Кирилл Сергеевич. Вы не могли бы уделить мне полчаса своего драгоценного времени?

Кирилл задумался. Пожалуй, это знакомый отца. Иначе откуда бы ему знать отчество Кирилла? Впрочем, возможно, сейчас все выяснится само собой.

– Думаю, мог бы. У меня сегодня нет первой пары. Правда, я собирался написать кое-какие отчетные бумаги на кафедре. Но, в принципе, могу сделать это и после занятий.

– Благодарю вас, я так и думал. Давайте присядем вон на ту лавочку около клумбы.

Недоумевающий Кирилл послушно сел на лавочку. Рядом примостился незнакомец.

– Откуда вы меня знаете? Вы работаете вместе с отцом?

– Нет. К сожалению, не имел чести. Ваш батюшка хорошо известен в научных кругах, но лично встречаться нам не приходилось. Однако вернемся к нашему разговору. Дело в том, Кирилл Сергеевич, что мы очень рассчитываем на вашу помощь.

– Кто это «вы»?

– О, не пугайтесь. Вы интересуете нас исключительно как ученый, как независимый исследователь.

Кирилл зарделся, но промолчал. Он, конечно, понимал, что его вклад в науку пока ничтожен, но похвала, пусть и незаслуженная, не оставила его равнодушным.

– Мы рассмотрели множество кандидатур, и лучше вас не найти.

– Пожалуйста, я готов помочь. Только не знаю, смогу ли. Насчет ученого – это вы слишком…

– Да вы не беспокойтесь. Дело-то, в общем, не сложное. Видите вот эту коробочку? – Незнакомец достал из кармана и протянул Кириллу небольшую розовую штуковину, сильно смахивающую на женскую пудреницу. Правда, несколько параллельных прорезей в центре наводили, скорее, на мысль о динамике.

– Я попросил бы вас поносить эту вещь с собой в течение, скажем, недели. Это концентратор эмоциональной энергии. Он аккумулирует и сортирует ту, если можно так сказать, внутреннюю энергию, что заложена в «сильных чувствах». Ведь не зря же их называют сильными! Мы решили доверить эту несложную, но ответственную миссию вам, так как вы молоды, а сильные страсти – привилегия молодости. Аппарат совершенно безопасен, с ним вам будет даже спокойнее, так как в любой ситуации он погасит конфликт, поглотив излишки энергии. Единственная сложность – коробочку нельзя пытаться вскрыть, это может привести к разряду высокой мощности. Запомните – это самое главное.

– Понимаю, понимаю, – пробурчал Кирилл, протягивая руку за коробочкой, – вот только вид у вашего концентратора… Чересчур веселенький какой-то.

– Да, тут вы правы. Дизайнеры несколько увлеклись, пытаясь придать ему сходство с обыденным предметом. Но это опытный экземпляр, впоследствии мы учтем ваше замечание. Ну как, справитесь? Держите, встретимся через неделю.

Воробьев не успел опомниться, как незнакомец развернулся и быстрым шагом направился к автостанции.

– Эй, постойте! А где я вас найду? И кто это «мы»? – но незнакомец был уже далеко, и запоздалые вопросы остались без ответа.

Кирилл опустил концентратор в карман брюк и побрел дальше по аллее ко входу в здание. Он еще не успел осознать, что произошло.

Значит, этот самый Альфред Эдуардович с отцом не знаком. И занимается он, явно, физикой, а не метеорологией. Или психологией? Концентратор эмоциональной энергии мог родиться на стыке двух дисциплин. Городской Политех не зря славился на всю страну. В нем учились когда-то люди, сделавшие себе имя в мировой науке. Так что выбор его для перспективного эксперимента не случаен.

С другой стороны, непонятно, откуда Альфред Эдуардович вообще узнал о Кирилле. Если он занимается психологией, то рекомендовать ему Кирилла мог только кто-то с физфака. Среди психологов знакомых у него не было.

Кто же мог ему удружить? Как там сказал этот чудак? «Мы рассмотрели множество кандидатур». Получается, кто-то искал подходящего человека, возможно, наводил справки… А вдруг за ним следили?! Это вполне вероятно. Кто знает, какими критериями руководствовались таинственные знакомые Альфреда, выбирая себе помощника. Или жертву? Так ли безопасен этот концентратор?

Кирилл вытащил коробочку из кармана. Розовенькая, круглая. Лучше бы ее предложили поносить какой-нибудь девушке. Такая штуковина в руках мужчины вызовет ненужные вопросы. Впрочем, всегда можно сказать, что купил ее в подарок любимой девушке.

Концентратор был тяжелый и чуть теплый на ощупь. Интересно, если бы Кирилл купил такую пудру Насте в подарок, она бы взяла? Вряд ли. Они ведь, наверное, бывают разные. Надо знать, какую покупать. Удивительно, как размышления на любую тему съезжали всегда на Настю.

Может быть, пойти в деканат и посмотреть, не поможет ли концентратор погасить смущение. Вдруг с его помощью удастся поговорить с Настей? Например, про отчет. Кирилл хотел во всем разобраться, понять, в какую историю он попал. А для этого прежде всего следовало выяснить, действительно ли коробочка поглощает эмоциональную энергию. Вдруг это просто записывающее устройство, и с помощью такого несложного трюка Альфред получит возможность узнать о новейших разработках в области темпорологии, ведущихся на кафедре? Или даже в стране, если Кирилла пригласят на профильный семинар в столицу?

Прибор следовало проверить, поэтому Кирилл решил после занятий отправиться в деканат. Как настоящий ученый, он собирался поставить опыт на самом себе.

РоманОвичу вырезали аппендикс, поэтому он не мог читать лекции по темпорологии. А в прошлом месяце у него болела мать, а до того он ездил в Женеву на симпозиум. Кириллу постоянно приходилось его подменять, но сегодня все пошло как-то не так. Результаты прочитанной лекции совершенно обескуражили аспиранта. Материал он, безусловно, помнил. Но обычно зажигающий студентов своим энтузиазмом и интересом к предмету, в этот раз он чувствовал себя до болезненности вялым и равнодушным, что и сказалось на настроении аудитории. В течение всех полутора часов лекции в зале слышался негромкий гул голосов, смешки, скрип стульев…

Такое невнимание со стороны Кирилл почувствовал в первый раз. «Неужели я болен? – он потрогал ладонью лоб, – Да нет, вроде бы здоров. Что же это со мной? А вдруг я всегда так читаю лекции и раньше просто не замечал шума в аудитории?» С этими грустными мыслями он запер дверь на ключ и, положив его в карман вместо того, чтобы, как всегда, повесить на доску для ключей, задумчиво побрел к выходу мимо ошарашенной вахтерши.

– Кирилл Сергеевич! – крикнула она ему вслед.

Но ни на кого не обращая внимания, Кирилл медленно, с трудом покинул здание, пошел по аллее, свернул к парку и присел на первую же лавочку, попавшуюся на пути. Он не замечал ни теплого апрельского солнышка, ни веселого чириканья воробьев, ни гомона студентов, катающихся по дорожкам на скейтбордах. Постепенно аспирант потерял связь с действительностью и то ли погрузился в сон, то ли ему привиделся какой-то другой мир.

Он не понял, какая страна и какой век ему снились. Почему-то Кирилл подумал, что это прошлое. Кажется, это была Франглия, поскольку во сне ему привиделась немолодая знатная дама с типично франглийским худым лицом и властно выдвинутым вперед подбородком, статная и чопорная.

Женщина была одета в длинное серое платье. Комната, в которой она стояла, казалась просторной и богато обставленной. На окнах висели тяжелые сиреневые шторы, стены обиты светлой шелковой тканью, на белом потолке – великолепно сделанная лепнина. Диван и кресла явно работы мастеров семнадцатого века: он видел такую мебель в антикварном магазине. Старинный резной лакированный секретер и высокий стул около него служили хозяйке для написания писем и подсчета расходов. На секретере слева и справа стояли бронзовые канделябры. Еще там виднелись чернильница, перья и металлический колокольчик.

Деревянная коричневая дверь вела в соседнее помещение. Там в небольшой комнатке с бежевыми стенами и с узким окном, выходящим в парк, возможно, кабинете, сидел черноволосый юноша лет двадцати пяти. Он склонился над дешевым, испачканным чернилами столом, освещенным двумя свечами в простеньких подсвечниках. Кроме стола и стула, в кабинетике ничего не было.

«Секретарь», – почему-то подумал Кирилл.

Секретарь склонил голову над листом гербовой бумаги, старательно выводя буквы каллиграфическим почерком. Он переписывал набело список с лежащего перед ним сероватого шершавого листа. Писал он гусиным пером, часто макая его в серебряную чернильницу и аккуратно стряхивая лишние чернила, чтобы не поставить кляксу. Пламя свечей слегка шевелилось, разбрасывая по комнате полупрозрачные тени. Ветка дерева, гнущегося на ветру, стучала в стекло, но молодой человек не обращал на это никакого внимания. Неожиданно раздался серебряный звук колокольчика. Стало понятно, что секретаря зовет хозяйка.

Молодой человек положил перо на подставку и, одернув сюртук, поспешил открыть дверь своей комнаты, смежной с большим шикарным кабинетом хозяйки.

– Вы звали меня, леди Мортимер?

Леди Мортимер стояла у окна, открытого несмотря на прохладный день. Тяжелые бархатные портьеры шевелились на ветру, как живые. Но женщина, казалось, не замечала ни сквозняка, ни липкой сырости, проникающей внутрь комнаты. Щеки ее пылали, а глаза горели недобрым огнем.

Кирилл понимал, что перед ним разворачивается не фильм, а сцена из реальной жизни. В помещении пахло пылью и старым деревом. Холодные капли висели на ветвях за окном. Прическа дамы слегка растрепалась, из нее выбились две непокорные прядки и свисали теперь над левым ухом. Но дама этого не заметила, видно, была чем-то сильно взволнована. Секретарь, напротив, был спокоен и сосредоточен. Он почтительно поклонился и застыл в ожидании. Кирилл внезапно понял, что секретарь относится к своей госпоже с легким презрением. Он смотрел на нее, как на источник жизненных благ, но не испытывал никакой благодарности.

На правом локте его сюртука виднелось пятно от чернил. Черные волосы слегка растрепались, и он, подняв голову, провел по ним рукой.

Леди Мортимер принялась что-то резко выговаривать секретарю, но Кирилл почему-то не мог ничего понять, не мог сосредоточиться. Голова казалась тяжелой, и даже во сне хотелось спать. Картины далекого прошлого сменяли одна другую, мелькали перед глазами, не давали покоя. Хотелось стряхнуть с себя эту сонную одурь, но не было сил. Будто его накрыли тяжелым душным одеялом. Кирилл захрипел, и проходящая мимо студентка вскрикнула от неожиданности.

– А, Кирилл Сергеевич, как приятно снова Вас видеть! – Воробьев очнулся, вздрогнул от неожиданности и только теперь заметил, что на скамейке уже сидит его утренний знакомый. В отличие от Воробьева, он выглядел свежо и приятно пах дорогим мужским одеколоном. Его стильный льняной костюм явно пошили не на фабрике «Красное знамя».

– Мне тоже приятно, – вяло приветствовал его Кирилл.

– Я рад, что мы случайно встретились сегодня еще раз. Я, собственно, хотел заглянуть к вам завтра, решил, что неделя – слишком уж долгий срок для проверки работоспособности нового прибора.

– Не знаю, как у вашего прибора, а у меня работоспособность сильно снизилась. Наверное, я заболел.

– Так я и думал. Но вы не беспокойтесь, сейчас я все улажу. Давайте сюда концентратор.

– Что дать?

– Прибор, прибор давайте, который я просил вас поносить.

– Пожалуйста, – Кирилл вынул из кармана помятых брюк розовую коробочку и отдал Альфреду Эдуардовичу, не вспомнив при этом, что в кармане должен находиться еще ключ от аудитории.

Тот открыл свой дипломат, положил внутрь прибор и нажал на какую-то кнопку. Кирилл заметил на крышке светящуюся шкалу, указатель на которой сразу подпрыгнул до восьмидесяти процентов.

– Замечательно! – воскликнул Альфред Эдуардович. – Я даже не ожидал такого успеха. А насчет самочувствия вы не беспокойтесь. Весна, знаете, авитаминоз. Но на всякий случай я снижу коэффициент поглощения.

С этими словами он снова достал розовую коробочку, что-то повернул на ее поверхности и протянул Кириллу. Воробьев машинально положил ее в карман.

– Скажите, милейший, не посещали ли вас какие – либо странные мысли за время пребывания прибора в вашем кармане? Или, скажем, видения?

– Видения? А при чем тут это? – рассказывать о странном сне почему-то очень не хотелось, но тем не менее, будто под гипнозом, он начал рассказывать.

Альфред Эдуардович слушал его крайне заинтересованно, не перебивая.

– Как, вы говорите, фамилия этой высокородной дамы, леди Мортимер?! Надо же, какая невероятная удача! Да мы с вами, молодой человек, теперь горы свернем!

Непонятная слабость постепенно покидала Кирилла, но мысли не прояснились. Он по-прежнему ничего не понимал. Лишь где-то через полчаса ему стало немного лучше, и голову посетили ленивые мысли.

Он думал, отчего вдруг ему стало так плохо? Что это за слабость? Предположим, авитаминоз, но почему вчера он Воробьева не беспокоил, а сегодня вдруг ударил по организму с такой силой? Что изменилось?

Со вчерашнего дня ничего не произошло. Он накануне не пил водку, которую и вообще не любил, предпочитая чешское пиво. Ночью спал вполне прилично – лег около часа и проснулся в полвосьмого. Никто заразный рядом с ним в транспорте не стоял – он приехал на своем стареньком Рено Логан. Единственное изменение – встреча с Альфредом Эдуардовичем и согласие поносить в кармане его прибор.

А что это за Альфред Эдуардович? С отцом он не знаком – отец – метеоролог, зимует в Антарктиде. Узнал о них от кого-то из зимовщиков? Но сам Альфред на зимовщика не похож – слишком лощеный. У отца друзья все простые, они носят заправленные в высокие ботинки брезентовые штаны и ветровки. Никого из них в льняном костюме и дорогом галстуке Кирилл никогда не видел. У кого бы спросить про этого Альфреда? Может, у Насти? Она, как секретарша, ведала выдачей посетителям пропусков. Хотя на территорию Политеха пройти можно без всякого пропуска, а был ли Альфред в здании – неизвестно.

Теперь прибор. Что про него известно? Ничего. Вдруг там источник вредного излучения? Если это гамма-излучение, его можно определить счетчиком Гейгера. А что еще может быть? Альфа и Бета на дальние расстояния не действуют, а на студентов тоже что-то повлияло. Может, вообще какое-то неизвестное излучение? С кем бы посоветоваться? Кирилл специализировался на темпорологии и за открытиями в других областях физики следить не успевал. Надо поспрашивать у коллег, может, у кого-то есть знакомые на кафедре электромагнетизма. Или это и не в их компетенции? Стоит поспрашивать и атомщиков.

«И что это я тут сижу? Надо бы к врачу сходить, только чтобы мама не узнала, – думал Воробьев, – а вот кто-то ко мне идет. Кажется, Настя, или она мне во всех проходящих девушках мерещится?» Но это действительно была Настя Светлова.

Настя появилась в приемной декана не так давно. Кирилл запомнил, как первый раз увидел хорошенькую девушку с озорными глазами. История была, на самом деле, совсем не веселая. Кирилл третий раз перенес экзамен по философии. Просто не было времени как следует подготовиться. Начав вести занятия у студентов, Кирилл с изумлением понял, что эта работа требует массы сил и времени.

Невозможно войти в аудиторию, где сидит два десятка наглых жизнерадостных студентов, не зная предмет назубок. Каверзные вопросы в сочетании с детскими школьными выходками лишат уверенности в себе и маститого профессора. Для Кирилла каждый семинар был тяжким испытанием, но он твердо решил преподавание не бросать и держался только на силе воли. В таких условиях готовиться к экзамену по философии оказалось решительно некогда. Но декан, старый знакомый отца, считал, что Кирилл должен быть достойным продолжателем дела семьи Воробьевых и так далее, и тому подобное. То, что он простил бы любому другому аспиранту, сыну Сереги Воробьева он прощать не хотел.

Разговоры о том, как тяжело им приходилось в студенческие годы, как они голодали и холодали, сопровождали Кирилла все пять лет учебы в Политехе. И поступление в аспирантуру ничего в этом смысле не изменило.

В тот день Кирилл зашел в деканат подписать направление на экзамен. Замдекана Ирина Вячеславовна пошла ему навстречу. Размахивая вожделенной бумажкой, Кирилл уже выходил из приемной, когда на пороге появился Лисицын. Лисицын сразу понял, в чем дело. Он считал своим долгом опекать Кирилла.

– Опять переносите экзамен, молодой человек? Не слишком ли часто? В твои годы мы с твоим отцом пахали, как рабы на галерах. А ты не можешь сдать философию с осени. Вот что, Ирина Вячеславовна, это направление – последнее. Если он не сдаст, вышибу вон из аспирантуры. Здесь не богадельня. Если мы будем тянуть за уши молокососов, не способных заниматься наукой, во что превратится…

– Но я и занимался наукой, – промямлил Кирилл.

– А я учи-ил, – ноющим голосом протянул Лисицын.

За его спиной кто-то кашлянул. Лисицын обернулся, и Кирилл увидел Настю. Она улыбнулась ему так сочувственно, что Кириллу сразу захотелось провалиться сквозь землю. После истории с предавшей его Ленкой Парамоновой Воробьеву казалось, что он никому не интересен и не может рассчитывать на внимание девушек. Любую их попытку заговорить с ним он воспринимал как проявление жалости и презрения к слабому человеку.

– Николай Константинович, а суббота у меня будет рабочий день?

– Пойдем, девочка. Все сейчас расскажу. Не обращай внимания на этого разгильдяя. Я покажу тебе твое рабочее место.

Девушка прошла мимо, и Кирилл почувствовал легкий запах духов. От нее пахло свежей зеленью! Девушка была сантиметров на десять ниже Кирилла, даже несмотря на каблуки. Пушистые каштановые волосы спускались ниже плеч, а талия такая тоненькая, что у Кирилла перехватило дыхание.

Эту первую встречу Кирилл вспоминал с содроганием. Знакомство не получилось. С тех пор Воробьев несколько раз бывал в деканате по делам. Он узнал, что девушку зовут Настей. Она училась на вечернем и работала у Лисицына секретаршей. Один раз Кирилл заходил уточнить расписание, второй – приносил на подпись бумаги. Но поговорить с Настей случая не представилось. С тех пор, как она появилась в приемной, там круглыми сутками толклись студенты, и не только физфаковцы. Когда она успевала работать?!

С тех пор он часто видел Настю во сне. Вот и сейчас, похоже, он снова спит.

Однако сновидение не желало дарить ему возможность расслабиться. Вместо романтического свидания он ощутил на своем плече твердую руку. Кто-то тряс его, но открыть глаза не было сил. Лишь несколько чувствительных пощечин привели его в чувство.

– Что, Воробьев, философией перезанимался? Пойдем, я тебя кофе напою. Идти-то можешь?

Кирилл кивнул и поднялся на ноги. Почему он всегда встречается с этой девушкой в каких-то дурацких обстоятельствах? Настя взяла его под руку и попыталась тащить. Кирилл уже вполне пришел в себя и в помощи не нуждался, однако отпускать эту нежную ручку, с такой готовностью пришедшую ему на помощь, тоже не хотел.

– Я вижу, ты в порядке. Ладно, пойдем, выпьем кофе.

Кирилл с сомнением посмотрел на девушку, но решил не отказываться. Они поднялись по лестнице, причем Настя все время смотрела, не собирается ли он снова упасть в обморок. К счастью, Лисицына на месте не было.

Настя усадила Кирилла на свое место, а сама включила чайник и достала банку с кофе. Она вовсе не собиралась кокетничать с Воробьевым – и вот, надо же!

– Чего с тобой такое случилось? – насыпая в чашки кофе, спросила она. – Заболел? Надо тебе к врачу сходить. Может, с сердцем что. Мужчины по врачам ходить не любят, но соображать-то надо.

Поддерживать разговор о своем здоровье Кирилл решительно не хотел. Раз уж случай привел его сюда так удачно, лучше употребить время на что-то более приятное.

– Я не болен, это просто прибор.

– Какой прибор? От каких приборов люди сознание теряют? – спросила Настя. – Тебе сколько сахара?

– Три ложки. Понимаешь, меня попросили испытать прибор. Он концентрирует энергию эмоций. Занятная штука. Я, правда, не знаю, где его разработали. Это что-то на стыке физики и психологии. Но интересно. Хотел узнать, как он работает, но Альфред Эдуардович не говорит.

– Альфред Эдуардович? Что-то я у нас в институте такого не знаю. Можно папу спросить. Про прибор, кстати, тоже. Он наверняка в курсе. Папа следит за всеми разработками в области физики, – Настя поставила перед Кириллом кружку и достала булки с маком. Она припасала их для себя, но если человеку плохо?

Кирилл взял булку и в задумчивости откусил половину.

– Проконсультироваться, конечно, хорошо. Тем более, что Альфред Эдуардович ничего насчет секретности не говорил. Сказал только, что вскрывать нельзя, а то рванет.

За первой булкой последовала вторая, а последнюю схватила Настя. В конце концов, другого обеда у нее не предвидится.

– Знаешь, Воробьев, я пока папе ничего не скажу, но если надумаешь, заходи. Может, правда, что-то интересное расскажет. Не верится, чтобы тебе от прибора плохо было.

Кирилл только пожал плечами.

– Послушай, а можно мне на твой прибор посмотреть?

Воробьеву вдруг стало неловко. Этот концентратор так похож на пудреницу! Настя еще решит, что он ее разыгрывает. Но девушка смотрела на него с ожиданием, и он полез в карман. Опасение быть обманутым, как и воспоминания о Ленке Парамоновой, отступили на задний план.

Про розовый цвет Настя ничего не сказала, а принялась разглядывать прорези и сверкающие в них огоньки.

«Пожалуй, прибор действует», – подумал Кирилл. – «Без него я вряд ли смог бы так запросто пить с ней кофе».

Попав в руки к Насте, коробочка загудела. Неизвестно, сколько бы они так просидели, но на лестнице послышались шаги.

– Лисицын идет! – сказала Настя и вскочила.

Кирилл одним глотком допил кофе и сунул концентратор в карман. Вошедший Лисицын мельком взглянул на него и сказал:

– Опять насчет экзамена? Не перенесу, и не надейся.

– Да я… – начал Кирилл, но декан уже скрылся в своем кабинете.

Стараясь не попасться на глаза никому из начальства, Кирилл сбежал по лестнице и покинул здание.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю